Глава 1
Золотистый туман так ласков. Смягчает очертания, баюкает ощущением счастья. Скоро-скоро она поймет, кто протягивает к ней с нежностью руки... Идет навстре­чу... Ближе, ближе...
Резкое дребезжание телефонного звонка, и очарова­ние сна исчезло. Широко раскрытые темные глаза Элены смотрели на резной потолок гостиничного номера, рука машинально взяла трубку и поднесла к уху.
— Доброе утро, сеньора, уже шесть, — услышала она почтительный и благожелательный голос дежурной.
— Простите, но я еще сплю!
В голосе Элены звенела невольная обида, ей было жаль своего сна, жаль, что по недоразумению ее разбуди­ли так рано.
— Это я просила нас разбудить, мама, — раздался голос с соседней кровати. — Мне нужно позвонить в Рио.
Элена уже не обижалась, с любовью смотрела она на сосредоточенное, напряженное личико Эдуарды: тонкие брови, тонкий нос, тонкие губы. Девушка уже спустила ноги с кровати, взяла телефон, собираясь набрать номер.
— А может, не стоит? — ласково спросила мать. — Я уверена, Марселу уже спит. Там же час ночи!
Ей было жаль свою девочку, которая, вместо того чтобы самозабвенно плыть по ласкающим волнам любви, судорожно вцепилась в своего жениха, не давая ни ему ни себе ни минутки отдыха.
— Я только узнаю, дома ли он, — ответила Эдуарда и замерла, ожидая ответа.
Весь начинающийся день, вся ее жизнь зависели от того, каким будет этот ответ...
— Дома? Да? Дома и уже спит! — повторила она. — Ты ангел, Зила! Только не надо никому говорить, что я звонила.
Эдуарда с облегчением опустила трубку. Теперь не­сколько часов она проживет спокойно. Спокойно потому, что Марселу спит и у него не скоро еще начнется рабо­чий день...
— Раз уж мы проснулись, может, позавтракаем? — Эдуарда с улыбкой повернулась к матери.
Та согласно кивнула и нажала кнопку звонка, сооб­щая, что они просят подать завтрак в номер.
Горничная не заставила себя ждать, и традиционный европейский завтрак, к которому обе бразилианки успели уже привыкнуть, перекочевал со столика на колесиках на столик у окна: кофе, молоко, масло, джем и булочки. Элена находила, что у них в Бразилии кофе все-таки лучше, и в Европе поэтому всегда пила кофе с молоком. С удовольствием отпив глоточек, она очень осторожно и очень ласково сказала:
— Каждый Божий день по два или три раза ты зво­нишь в Рио. Поверь мне, доченька, нехорошо звонить жениху в час ночи и к тому же для того, чтобы узнать, дома ли он...
— Я знаю, что нехорошо, мама! Но я такая ревнивая и ничего не могу с собой поделать! — простодушно отве­тила Эдуарда. — Ты же знаешь, в Рио женщины ему проходу не дают!
— Ты имеешь в виду Лауру? — спросила Элена и, представив себе крепко сбитую аппетитную русоволосую девушку с чувственными губами и упрямым взглядом тем­ных глаз, которая и в самом деле не давала проходу кра­савцу Марселу, от души посочувствовала дочери.
— И не только, — многозначительно сказала Эдуар­да, поджав красиво изогнутые губы. Ноздри у нее слегка раздулись, и ее холодная, немного злая красота стала еще очевиднее.
Элену и сейчас чуть ли не до слез трогала хрупкость Эдуарды, белизна ее кожи, точеные руки и ноги. В изя­ществе дочери матери чудился недостаток жизненной силы, и поэтому ей всегда хотелось окружить теплом и уберечь от всех бед свою фарфоровую статуэтку.
Бдительная материнская любовь неусыпно заботилась о слабом капризном ростке. Элена желала своей доченьке только счастья — безмерного, безоблачного! «Девочка выросла без отца, — твердила она про себя, — отсюда нервность, уязвимость. Бедняжка! Она чувствует себя до того беззащитной, что видит только грозящие ей со всех сторон опасности!..»
Элена рассталась с Орестесом вскоре после рождения Эдуарды. Она выходила замуж по любви, жених казался ей идеалом: утонченный, деликатный, образованный. Орестес Треку закончил математический факультет, и Элена восхищалась его умом, знаниями, талантом. Отец был против их брака, но что для нее тогда значило мнение отца?
Дон Виану, человек весьма состоятельный, рано овдо­вел и всячески баловал двух своих дочерей, потому что они остались без материнского тепла. Старшего сына он воспитывал по-мужски: отдал в пансион, потом в закры­тое учебное заведение, так он и вырос вдали от семьи, приезжая домой только на каникулы. Сестры росли вме­сте и очень дружили. Элена была старше Виржинии на два года и привыкла, что ее мнение всегда было решаю­щим. Отец позволял ей многое, и она с ранних лет при­выкла к самостоятельности. От природы добрая, щедрая, а от незнания жизни романтичная Элена от будущего ждала только роз, не подозревая, что первыми на стеблях появляются шипы.
Жизнь не замедлила подтвердить правоту дона Виа­ну. Прошел год, и Элена поняла, что у отца были основа­ния противиться ее замужеству. Человеком Орестес был хорошим, но мужем оказался никудышным. Беспомощ­ный, не приспособленный к жизни, неуверенный в себе, он не умел постоять за себя, а уж за семью тем более. Тот, кто не отвечает за самого себя, может ли отвечать за других?
Трудности у молодых начались почти сразу же. Оре­стес наотрез отказался участвовать в конкурсе на хорошо оплачиваемую должность в университете и устроился учителем в муниципальной школе в квартале на окраине, благо тут не было никакой конкуренции. Он проявил малоду­шие, спасовал, чувствовал это, но убедил себя, что посту­пает так из высоких идеалов и бескорыстия. Элена разделяла идеалы мужа и была согласна на рай с милым в шалаше. Но хозяйничать она не умела. Не понимала и того, в чем и как могла бы помочь мужу. Дон Виану в жизнь молодых не вмешивался, им не хватало денег на самое необходимое. Орестес почувствовал себя неудачни­ком, почувствовал, что не справляется со взятыми на себя обязанностями, почувствовал свою вину перед женой. Он не мог простить себе неуверенности, малодушия и стал еще более неуверенным и малодушным. А что такое не­уверенный в себе учитель? Работа в школе стала для него каторгой, и он начал сбегать с той каторги, ища утешения в выпивке. Но чем чаще утешался, тем болезненнее чув­ствовал свою вину перед Эленой. Скоро он уже сбегал не только с работы, но и из дома.
Семейная жизнь превратилась в ад. Сколько горьких дум передумала молодая женщина долгими ночами, сидя в одиночестве! Она была еще так неопытна, чувствовала себя такой беззащитной, такой обиженной... А тут еще и беременность! Рождение дочери не обратило Орестеса к реальной жизни. Он по-прежнему был занят собой, сво­им чувством вины, своими взаимоотношениями с женой. Да еще его и с работы уволили. Он искал работу, не находил ее, снова пил. До дочери ли ему было? Она только усугубляла его чувство вины.
Зато для Элены рождение Эдуарды изменило все. Она почувствовала себя в ответе за беспомощное крошечное существо. Как жена она чувствовала себя обиженной и бессильной, но зато как мать... Здоровье и благополу­чие дочери стали для нее отныне смыслом жизни. С мужем она решила расстаться.
Развод дался ей болезненно, был крушением ее идеа­лов. Тогда она во всем винила Орестеса и только много лет спустя поняла, в чем была причина их общих бед: они оба были совсем не подготовлены к самостоятельной жиз­ни. И теперь, когда она вновь стала поддерживать отно­шения с Орестесом и его новой семьей, она испытывала к нему теплое чувство дружбы, несмотря на то что он по-прежнему попивал.
Но тогда... Они и слышать не хотели друг о друге. Отец снова стал помогать Элене, но жизненный опыт ей подсказал, что она сама должна твердо встать на ноги. Она стала художницей-дизайнером и специализировалась по интерьерам.
Получив после смерти отца наследство, она открыла со своей подругой Флавией Дантас фирму по оформле­нию квартир. Обе были талантливы, предприимчивы, и дела у них пошли в гору. На отсутствие заказов они не жаловались. Тогда же Элена купила себе квартиру в Леблон, одном из живописнейших кварталов Рио, и впервые поехала в Венецию, оставив маленькую Эдуарду на попечение Виржинии.
С Виржинией они по-прежнему были очень близки и помогали друг другу. Сестра вышла замуж удачнее Эле-ны, они с мужем любили и понимали друг друга. Рафаэль Фонтес, муж Виржинии, был зубным врачом и со време­нем стал считаться одним из лучших дантистов в Рио, у него был собственный кабинет и огромная частная прак­тика. Двое их детей искали в жизни свои дороги. Младшая Жулия только что поступила на факультет журналистики, а Родригу доставил родителям большое огорчение: бросил юридический факультет, на который его уговорили потупить отец с матерью, и занялся кино и рекламой. Родригу вообще был ершистым, неуживчивым юношей со своим особым мнением по каждому вопросу. Свою кузину Эдуарду он недолюбливал, считал ее бало­ванной маменькиной дочкой.
Эдуарда окончила самый престижный колледж, при­лично рисовала, прилично говорила по-английски, но ее волновали успехи в свете и отношение окружающих.
Светской жизнью племянницы руководила Виржиния. Она была близкой подругой Бранки Моту, одной из бо­гатейших женщин в Рио, любительницы всевозможных празднеств и увеселений. В доме Виржинии Эдуарда и познакомилась с сыном Бранки и Арналду Моту — Марселу. Высокий голубоглазый брюнет с обаятельными манерами произвел неотразимое впечатление на Эдуарду. И точно такое же впечатление произвела на импульсив­ного юношу хрупкая изысканная девушка.
Уже через месяц Марселу был готов жениться на ней, но Эдуарда не верила себе, не верила ему. Сближение происходило медленно, и вот, к несказанной радости Марселу, она наконец дала согласие на брак.
Элена была счастлива за дочь. Жизнь Эдуарды обе­щала сложиться совсем иначе: любовь не должна была обмануть ее и предать. Сама Элена замуж больше не вышла. Конечно, она влюблялась, и не раз. Конечно, хотела и пыталась быть счастливой, но пока — так она считала — она не встре­тила мужчину своей жизни. Хотя не оставила надежды на счастье. Ей казалось, что именно сейчас она и может рассчитывать на него. Ведь она многому научилась, ос­тавшись одна, да и годы взяли свое: стала терпимее, муд­рее и принимала людей такими, как они есть.
Никого ни в чем не винить и жить полной жизнью — такова была ее жизненная философия.
Эдуарда допила кофе, подошла к балкону и залюбова­лась просыпающейся Венецией. Венеция околдовывала всех.
Глаза Элены стали еще лучистее при взгляде на то­ненькую белую фигурку в брюках и коротеньком пиджач­ке. Их поездку она называла про себя двойным расставанием. Эдуарда расставалась со своей беспечной жизнью, а она... Перед отъездом она рассталась с Ренато. Продлись их связь еще дальше, у них накопилась бы горечь и, возможно, взаимная неприязнь...
В первую очередь Элена искала душевную близость. Ей хотелось встретить мужчину, который дополнял бы ее и в ней тоже видел свое дополнение. Она верила в гармо­ничную любовь, постель не была для нее главным. Хотя и без согретой постели жизнь становилась скуднее, беднее...
После свадьбы Эдуарда переедет к мужу, дом их опустеет. Долгое время они жили вдвоем, жизнь Элены заполняли заботы о дочке, о ее здоровье, о воспитании. Теперь дом встретит ее пустотой... Но, как ни странно, ожидавшее ее пустое пространство таило в себе не только
печаль о прошедшем, не только угнетало бесприютностью, но и манило надеждой, обещало стать простором, где, возможно, осуществятся все накопившиеся замыслы, где готовятся неожиданные и столь долгожданные встре­чи. Элене захотелось вернуть золотистый туман своего сна и понять, кого же она ждет.
— Знаешь, чем мы займемся после завтрака? Забе­ремся снова в кровать и поспим хотя бы до девяти, — предложила она.
— И не мечтай! — живо прервала ее Эдуарда. — Последний день в Венеции провести так бездарно?! Да никогда в жизни! Ты немедленно одеваешься, и мы от­правляемся на прогулку!
С легким вздохом Элена покорилась. Да и вздох был притворным: снам она всегда предпочитала действитель­ность. А действительность в Венеции всегда напомина­ла сон.
Выйдя из гостиницы, Элена с Эдуардой оказались на узеньком тротуарчике, за парапетом которого плескалась вода. Пахло морем, летали чайки. Эдуарда помахала гон­дольеру, и черная лаковая гондола прижалась боком к лесенке, чтобы дамы могли спуститься и сесть.
— К мосту Риальто, — попросила Элена. Она полю­била именно этот мост, забитый сувенирными лавочками, всегда оживленный, всегда праздничный.
— Опять сувениры из Венеции всем соседям и знакомым? — засмеялась Эдуарда.
— Угадала, дочка, — добродушно кивнула дона Ви-ану, она очень любила дарить подарки.
До Риальто было не близко, и гондольер уже не греб, картинно стоя на носу, а включил моторчик, и гондола мягко и плавно двинулась вперед.
Откинувшись на красные бархатные подушки, путе­шественницы вновь залюбовались чудесными видениями, что одно за другим возникали перед их глазами из туман­ной дымки на зеленоватом просторе лагуны. Вон остров Святого Михаила с монастырем, а там обитель Святого Георгия, под чьим водительством рыцари отправились на Восток и, пленившись его красотой и богатством, привез­ли память и мечту о нем в Европу. Вся Венеция — греза о Востоке.
Когда Элена в первый раз приехала в Венецию, Эду­арда была совсем крошкой и оставалась в Рио с Виржи-нией. С той поры Элена и стала мечтать, что однажды приедет сюда вместе с дочерью. И мечта ее наконец ис­полнилась.
Она с нежностью взглянула на Эдуарду. Та, почув­ствовав материнский взгляд, обернулась.
— Знаешь, о чем я мечтаю? — спросила она. — Я загадала желание, чтобы мы вернулись сюда втроем: я, Марселу и наш малыш. Мы ведь оба хотим сына. Ты знаешь?
Элена еще теснее прижала к себе свою девочку и от души пожелала, чтобы все мечты ее сбывались.
— А для себя ты что пожелаешь? — спросила Эдуарда.
— Ничего. Мне остается благодарить .судьбу за то, что у меня есть. Единственное, чего я желаю, это чтобы
ты была счастлива, и ты будешь счастлива, потому что материнские желания исполняются всегда!
Они вышли у Риальто и не спеша направились к Сан-Марко, любуясь сказочными дворцами. Убегающий влево канал поманил их загадками и тайнами, и они двинулись вдоль него, поеживаясь от зябкой сырости, неразлучной спутницы узких улочек. Вот готическая церквушка, вот мостик, а вот фигура Мадонны на углу, маленький мага­зинчик, почта...
— Мне надо позвонить, — спохватилась Эдуарда.
Элена только вздохнула и осталась ждать дочку, об­локотившись на узорчатую решетку парапета. Мягко ко­лыхалась вода, и бледные солнечные блики бежали и бежали по потемневшим стенам. Элена не пыталась про­читать в зеленых водах руны своего будущего, она была счастлива настоящим.

Глава 2
Арналду подошел к столу, собираясь сесть за завтрак, как вдруг зазвонил телефон. А-а, это опять милочка Эду­арда беспокоится о Марселу. Сын уже в офисе. Сейчас он их соединит.
Услышав в ответ «Спасибо, папочка», Арналду улыб­нулся. Он относился к будущей невестке куда снисходи­тельнее жены. Если честно признаться, то Бранка просто кипела при каждом звонке Эдуарды, а та звонила по два-три раза в день.
— Стоило тратить кучу денег и ехать в Италию, что­бы и самой не отдыхать, и мальчику не дать погулять напоследок! — возмущалась Бранка, и ее темные, густо подведенные черным глаза пламенели.
В своем доме эта матрона с пламенными глазами была полновластной хозяйкой. Муж и трое детей послушно ходили у нее по струнке. Но восхищалась, баловала и обожала она только своего первенца —•- Марселу. Ни на Милену, среднюю, ни на Леонарду, младшего, особого внимания она не обращала. Леу вообще был нежеланным ребенком, она считала, что вполне достаточно иметь дво­их детей — мальчика и девочку. Для нее он был несчас­тной случайностью, и она старалась не баловать его своим вниманием.
Теперь младшие дети расплачивались с ней за пре­небрежение — Милена холодно дерзила, Леу, страдая, молчал. Зато Марселу делал все, что хотел, не сомнева­ясь в поддержке и одобрении родителей. И родители его одобряли. Хотя в душе...
Бранке решительно не нравилась ее будущая невест­ка. Она никак не могла смириться с тем, что худосочная капризная девица станет женой ее Марселу. Красавца! Умницы! Каких детей родит ему эта маргаритка? Бранке хотелось иметь внуков-крепышей, которые бы твердо стояли на земле и знали, чего они хотят от жизни.
На сегодняшний день семейство Моту было одним из самых богатых в Рио. Разбогатело оно на строительных подрядах. У их строительно-инженерной фирмы заказчи­ки были во всех концах Бразилии. И каких только не было заказов: муниципалисты заказывали планировку бедных кварталов, богатые подрядчики — планировку элит­ных домов, сама фирма искала деньги под разбивку пар­ков и ландшафтные работы в зонах отдыха. Талантливые архитекторы, которых привлек Арналду, всегда находили необыкновенно удачные и современные решения как для городских условий, так и для сельской местности. Работа кипела, и Марселу был правой рукой отца. Тот и представить себе не мог, что бы он делал без помощи сына, без его советов, энергии, деловой сметки.
Бранка гордилась своим первенцем. И хотела для него совсем другой жены — энергичной, яркой, предприимчи­вой. Какой когда-то была сама.
Бранка не забыла своего прошлого и не стыдилась его. Она родилась в самом бедном квартале Рио и до четырнадцати лет не знала, что такое бутерброд с сыром. Зато хорошо знала, с каким трудом добывается простой кусок хлеба и как без него не сладко. Отдых она дала себе только сейчас, а так, сколько себя помнила, работала не покладая рук. Сначала нянькой при младших братиш­ках и сестренках, потом судомойкой, из судомоек пере­шла в подавальщицы. Красотой и сметкой Бог не обидел, вот и присушила студентика Политехнического, что ходил к ним в кафе обедать и ужинать. Студентик тогда особых надежд не подавал и учился-то всего на втором курсе. Ну а будь постарше, не женился бы. Во всяком случае, он принадлежал к совершенно другому социальному слою, и для Бранки такой брак был немалой удачей. Потом она перешла работать в ателье высокой моды и там подавала кофе клиентам. Рассказы о своей молодости она обычно начинала с ателье...
Когда Арналду окончил университет, у него умер дядюшка, оставив ему небольшое наследство. Прожи­вай они эти денежки, их хватило бы ненадолго, но они открыли строительную контору. И благодаря познаниям Арналду и энергии Бранки дела в ней пошли в гору. Вот о такой же энергичной жене-помощнице и мечтала Бран-ка для сына.
Лаурита, дочка ее давних друзей Мег и Тражану, ей нравилась куда больше. Деятельная, целеустремленная, она никому не давала спуску и ничего не собиралась упус­кать. Когда у Марселу с Лаурой начался роман, Бранка смотрела на него одобрительно. Она не сомневалась, что молодые люди скоро поженятся. Но прошло целых два года, восторги первой близости миновали. Лаура привяза­лась к Марселу, а Марселу к ней охладел.
Хорошо еще, что Мег и Тражану оказались людьми современными и посмотрели на роман дочери сквозь паль­цы, а то ведь между ними и семейством Моту могла бы пробежать черная кошка. Правда, это был не первый роман Лауры, но тем более было обидно, что он окончил­ся неудачей.
Бранка сочувствовала Лауре и ничего не имела против, если бы она воспользовалась отсутствием Эдуарды и вернула себе Марселу. Потому ее так и злили звонки из Венеции.
Вчера, когда Эдуарда позвонила в час ночи, Марселу уже спал, а они все сидели за ужином, вернувшись после концерта. Сидела с ними и Лаура. После звонка Эдуарды Лаура вышла из столовой. Бранка поняла, куда она отправилась, и от души пожелала ей успеха.
Держа в руках бокал с вином, Лаура задумчиво под­нялась на второй этаж. Здесь все было так знакомо... Вторая дверь направо — спальня Марселу. Но откры­лась дверь слева, и из нее выглянул Леу. Лаура не обра­тила на юношу ни малейшего внимания. Она знала, чувствовала, что нравится Леу, и в другое время, может быть, перекинулась бы с ним парой слов, но сейчас ей было не до него, ей был нужен Марселу. А он крепко спал.
Лаура присела на кровать и принялась ласково погла­живать лицо, шею, грудь спящего. Ей хотелось, чтобы Марселу проснулся, обнял ее покрепче, она забралась бы к нему в постель и им опять было бы так хорошо, как уже не раз бывало. Она не могла понять, почему надо отка­зывать себе в таких простых естественных удовольстви­ях? И что этим удовольствиям может помешать?
Сопротивление Марселу только подзадоривало ее, Ревность Эдуарды — тем более. Она ждала, когда же наконец Марселу дрогнет. Когда его тело, вспомнив былое, отзовется на ласку.
Марселу недоуменно открыл глаза и, увидев смеющуюся Лауру, сел на кровати.
— Чего тебе нужно? — осведомился он.
— Как будто сам не знаешь, — отозвалась Лаура, призывно на него глядя.
— Ах, этого... — пренебрежительно протянул он и откинулся обратно на подушки. — Кто там еще ужинает у нас после концерта?
— Твои родители. Мои. Виржиния с Рафаэлем.
Марселу относился к этой паре с особой приязнью, так как у них он познакомился со своей будущей невес­той. Узнав, что они здесь, он невольно приветливо улыбнулся.
Лаура приняла улыбку на свой счет и придвинулась ближе.
— Завтра ровно два года, как мы с тобой начали встречаться, — многозначительно прошептала она.
— А день, когда мы разбежались, ты не отмеча­ешь? — Ледяной взгляд Марселу охотно превратил бы настырную девчонку в статую, так она ему осточертела своей назойливостью. — Я хочу спать. Мне завтра с утра лететь в Ангру.
В Ангре у них была чудесная вилла на самом берегу океана, в изумительном парке. Обычно они отдыхали там летом, иногда проводили уик-энды. Но вот уже год, как ее облюбовала Милена и жила там почти постоянно. Она с трудом ладила с матерью и всегда вставала горой за отца, которого обожала. Бранна не возражала. Вольно­любивый нрав дочери, ее дерзкий язычок служили угро­зой ее домашнему полновластию, и она была рада удалить непокорную. Другое дело, что, прежде чем отпустить дочь на свободу, Бранна, как мудрая и предусмотрительная мать, обручила Милену с одним из ее вздыхателей, самым солидным и надежным. Милена поняла, что помол­вка — выкуп, сочла его для себя необременительным и согласилась. Согласилась, объявив во всеуслышание, что не придает помолвке никакого значения.
С тех пор она жила в основном в Ангре, наслаждаясь райскими пейзажами, которыми славилось это место, и принимая толпы друзей, которые хотели иску­паться и позагорать.
Марселу ехал не за загаром. У него была назначена деловая встреча с заказчиком, который задумал постро­ить себе роскошную виллу на берегу океана. Поэтому ему нужно было как следует отдохнуть.
Он повернулся на бок и мгновенно уснул. Он не слы­шал, как Лаура вышла из его комнаты и с какой досадой закрыла дверь.
Ему снился замечательный сон — он кружил в танце легкую как пушинка Эдуарду, ее золотистые глаза смот­рели загадочно, тонкие розовые губы улыбались.
Марселу не сомневался, что утром Эдуарда разбудит его своим звонком, но звонка не было, и, наскоро выпив чашку кофе, он поехал в офис, чтобы забрать готовую смету и подписать счета. Вылет он назначил на десять. С тех пор как стало возможным нанять вертолет-такси, Ангра стала совсем доступной.
— Зная, что вы летите, отец попросил тебя показать нашему гостю Рио. Это займет у вас лишние четверть часа, не больше. Вы полетите прямо сейчас. — Возле стола Марселу стояла Изабел — безупречная, четкая, с железной хваткой Изабел и пристально смотрела на него черными навыкате глазами.
Марселу терпеть не мог, когда в его график вмешива­лись посторонние. Он набычился, искоса глядя на Изабел, но она встретила его возмущенный взгляд спокойной меланхоличной улыбкой.
Именно в эту секунду Эдуарду и соединили с Марселу.
— Как ты там, родная? — Свирепый разъяренный бык мгновенно превратился в кроткого агнца и покорно совал руки в рукава пиджака, который помогала надевать ему Изабел.
Так же покорно он подписал несколько счетов, кото­рые Изабел положила на стол, — доверенность была на его имя, и только он имел право подписи.
— Поговори со мной, я так соскучилась, — звенел в трубке нежный голосок Эдуарды.
— Тебе пора, — неумолимо твердила Изабел. — Гость ждет, и ты опоздаешь в Ангру.
— Займи его, напои кофе, — сердито огрызнулся Марселу и вновь заворковал в трубку: — Скажи, каким рейсом вы летите, я непременно приеду вас встретить. Да, да, записываю. Меня тут уже ждут. Просто разры­вают на части! Прости, родная!..
— А кто тебя ждет?
— Вертолет. Я лечу в Ангру.
— Один? — Голос Эдуарды напрягся.
— Ну конечно, один. К вечеру вернусь, а завтра буду тебя встречать. Я так соскучился! Береги себя. Пока! Целую!
— Скажи, что любишь. — В голосе Эдуарды звене­ли чуть ли не слезы.
— Люблю, люблю, люблю!
— Пока! — твердо завершила разговор Изабел. — Ты просто красавец, — польстила она вставшему из-за письменного стола Марселу. Но он и не взглянул на нее, он спешил: он боялся опоздать на деловую встречу.
Садясь в вертолет, Марселу отметил, что сегодня вместо Вальтера новый пилот — красивый черноволосый парень в темных очках.
— Фернанду, — представился тот.
— Рад знакомству, — любезно отозвался Марселу. — Покружите нас над Рио.
Гость привез важный заказ для компании, его следо­вало ублажить, и Марселу разливался соловьем, расска­зывая о всевозможных проектах фирмы.
— Например, на этом острове, — говорил он, пока­зывая вниз, — будет зона отдыха — спортплощадки, бассейны, торговый центр, кинотеатр, гостиница, казино. Перевозка будет осуществляться морскими трамвайчика­ми, будут ходить катера, а из разных точек города будут летать вертолеты.
Гость потрясение молчал, и было видно, что размах задуманного произвел на него впечатление.
В конце экскурсии он уже улыбался. Увлеченность Марселу передалась и ему. Он уже не сомневался, что Рио-де-Жанейро и в самом деле самый прекрасный город на свете.
А Марселу думал только об одном: завтра! Завт­ра! Она приедет завтра! И картины, которые он рисо­вал перед своим гостем, становились все красочнее и красочнее.

Глава 3
Элена улыбнулась, но увидев печальное лицо дочери, заволновалась.
— Боже мой! Что случилось? — спросила она. — Как Марселу?
— Как всегда в запарке, опаздывает на вертолет, — похоронным голосом сообщила Эдуарда. — Папа едва нашел его в офисе...
У Элены отлегло от сердца: слава Богу, ничего не случилось! Но кольнула обида.
— Кого ты называешь папой? Арналду? — спросила она.
— Да, иногда называю, — строптиво вскинула голо­ву Эдуарда. — Я называю его свекром, иногда родным, как Бранка, а иногда просто папой!
— Это твое дело, — признала Элена, - я не вмеши­ваюсь в твои отношения с новой семьей, но только не забывай, что семья Марселу ничуть не лучше нашей. Больше денег не значит лучше, понимаешь?
— Я поняла, что Марселу не хочет, чтобы я ему сегодня звонила. Он едет в Ангру. Сказал, что один. — Эдуарда слышала только себя. Вряд ли она услышала слова Элены. А если и услышала, то просто как шум, который не имел к ней никакого отношения.
Элене стало жаль дочку — ревность и страх держали ее в тоскливом заточении, нужно было как-то вызволить ее оттуда, расшевелить, развеселить.
— Дай-ка я тебя сфотографирую, — предложила она. — Ты такая хорошенькая! Никто не может пройти
мимо, не заглядевшись! Уверена, что Марселу в Рио мучается ревностью не меньше тебя!
При мысли, что Марселу тоже может мучаться ревно­стью, Эдуарда улыбнулась, и Элена ее тут же щелкнула.
Двое мужчин, разговаривая, остановились непода­леку — тот, что помоложе, и впрямь поглядывал на Эдуарду, зато тот, что постарше, — на Элену.
— Бразильцы, — шепнула Элена, услышав знако­мую португальскую речь. — Где только их теперь не встретишь!
В ее темных глазах засветился бес озорства.
— Сейчас мы их разыграем, прикинемся итальянка­ми. Бразильцы обожают итальянок.
Мужчина помоложе простился и ушел. Другой — высокий, широкоплечий, седовласый, с приятным ли­цом — двинулся в их сторону.
— Простите, сеньор, — обратилась к нему Элена по-итальянски. — Мы с дочерью приехали из Рима, чтобы полюбоваться Венецией. Вы нас не сфотографируете?
— С удовольствием, — отозвался незнакомец. — Я бразилец, но понимаю по-итальянски, а фотографировать обожаю.
Две женщины, позируя, обнялись и улыбнулись — выглядели они прелестно.
Щелчок. Еще щелчок. И уже опустив фотоаппарат, мужчина одарил их восхищенной улыбкой, как лучшим комплиментом. Потом улыбнулся еще шире:
— Да мы же знакомы, очаровательная Мария Эдуар­да! Я работаю у вашего будущего свекра, и мы с вами виделись два или три раза в доме у Бранки. Помните?
— Простите, не помню, иначе не получилось бы такой дурацкой ситуации! — Эдуарда была раздражена, напряглась и недовольно смотрела на мать.
— Такого чудесного знакомства, вы хотите ска­зать, — продолжал мужчина все с той же широкой улыб­кой. — Позвольте представиться — Атилиу Новелли.
— Очень приятно. Элена Виану, мама Эдуарды. — И Элена протянула руку, одарив нового знакомца ярким сиянием своих лучистых глаз.
Искреннее доброжелательство, душевная теплота и умиротворение делают зрелых женщин столь же неотразимыми, сколь неотразима бывает юная прелесть в юных.
Седовласый Атилиу не устоял перед двойным обаяни­ем новых знакомых, ему захотелось укрепить и продлить эту едва зародившуюся симпатию. Спеша развеять нелов­кость Эдуарды, он галантно сказал:
— Неудивительно, что вы меня не запомнили. Разве я мог претендовать на ваше внимание, когда рядом с вами был Марселу? Но вы мне запомнились с первого мига.
Самолюбивая Эдуарда почувствовала себя польщенной, поняла, что ее оценили по достоинству, и успоко­илась.
— Вы обедали? — поинтересовался Атилиу. Женщины с улыбкой переглянулись: нет еще! Они
как-то совсем забыли про еду!
— А ведь уже пора! Уверен, что вы проголодались. Пойдемте отметим наше знакомство хорошими спагетти и добрым вином. Здесь за углом прелестный ресторанчик.
Они сидели в уютном зале, пили вино, болтали, и Элена невольно отметила, каким пристальным, истинно
мужским взглядом проводил Атилиу очаровательную юную блондинку. На секунду ей стало грустно, она почувство­вала свой возраст, но тут же улыбнулась. Она была опти­мисткой. Меланхолия, сентиментальные сожаления — не ее стихия.
Глазированные фрукты с мороженым, которые Атилиу предложил своим дамам на десерт, окончательно при­мирили ее с действительностью.
— Жизнь сладка, что бы там ни говорили! — сказала она, откусив кусочек ароматного персика. Ее спутники не могли с ней не согласиться.
Они вышли из ресторана, но расставаться не хоте­лось. И в оправдание своего нежелания Атилиу сообщил о грядущей и неизбежной разлуке.
— Завтра я уезжаю, — сказал он.
— Мы тоже, — радостным эхом откликнулась Элена. — Может быть, одним самолетом?
— Нет, я не в Бразилию. Я в Лондон Восточным экспрессом.
— Да это же моя мечта! — Глаза Элены засияли. — Восточный экспресс! Совсем как у Агаты Кристи!
— Ну, надеюсь, не совсем! — шутливо ответил Атилиу.
Они шли по площади Святого Марка, вокруг ворко­вали голуби. Два оркестра друг напротив друга наигрыва­ли томный вальс, и весеннее солнце еще только набирало силу, согревая, но не паля. В весеннем воздухе всегда есть что-то будоражащее кровь, а в венецианском весен­нем воздухе — особенно.
— А почему бы вам не осуществить свою мечту? — снова заговорил Атилиу. — Возьмите билет и полюбуй­тесь Веной, Прагой, Франкфуртом, Парижем и Лондо­ном. — Он смотрел на Элену с мягкой непринужденной улыбкой.
Элена даже зажмурилась — до чего это было бы здорово! С таким удивительным спутником, такое удиви­тельное путешествие! А там кто знает? Может быть, уди­вительная новая жизнь... Она откинула голову и засмеялась:
— Нет, не могу. Я же мать невесты. — И она с нежностью взглянула на хрупкую фигурку дочери, осо­бенно хрупкую на фоне бескрайней лагуны, .которой Эду­арда залюбовалась. — У нас еще столько хлопот, столько еще нужно сделать!
— Тогда давайте увидимся завтра, вместе попроща­емся с Венецией, — предложил Атилиу.
— С удовольствием, — отозвалась Элена. — Какое странное чувство... — Она взглянула на своего спут­ника, — знакомы несколько часов, а кажется, что ста­ринные друзья!
— Ничего удивительного, — шутливо откликнулся Атилиу, — не только любовь, но и дружба бывает с первого взгляда. Повернешь за угол, и вот он, друг...
Оба засмеялись. Элене показалось, что Эдуарда чув­ствует себя лишней, и она обняла дочь за плечи. Они продолжали болтать, фотографировали друг друга по оче­реди, снимали на видео, смеялись, дурачились. Распро­щались совсем уже в сумерках, условившись уточнить, где встретятся завтра.
— Какой чудесный день мы провели! — признала Эдуарда, раздеваясь.
— Вот видишь, доченька, как щедра жизнь на сюрп­ризы! Не стоит ждать от нее неприятностей, лучше ждать подарков.
Сама Элена подумала о том, что новый знакомый очень заинтересовал ее. Что по своей женской болтливости она за этот день немало успела поведать о себе, зато он о своей жизни ни словом не обмолвился. Поэтому все для нее загадка: если женат, то почему путешествует один? Если свободен, то почему не стал ухаживать, а заговорил о дружбе? Если равнодушен, то почему назначил встречу?..
Наутро посыльный принес две розы, чайную Эдуар­де, алую — Элене, и записку: «Жду вас в саду «Казакова». Атилиу».
— Как это любезно с его стороны, как мило! — восхитилась Элена.
— Я не пойду. Мне нужно собирать чемодан, — сказала Эдуарда. — Извинись за меня. Из-за вчераш­них спагетти полетела вся моя диета. Я не могу позволить себе второй день обжорства.
Элена не настаивала. Перед уходом она нежно поце­ловала дочь и в последний раз взглянула на себя в зерка­ло: брюки ее стройнили, золотистый костюм гармонировал с золотистым цветом кожи, оттеняя темные волосы и гла­за, а темно-красная роза, которую она держала в руках, была точь-в-точь, как ее рот. Элена улыбнулась своему отражению и мягко двинулась к выходу. Улетали они во второй половине дня, впереди еще было немало времени.
Сад «Казакова» чаровал взгляд зеленью, газоном, чу­десными оранжерейными цветами. Элена шла между тем­но-зеленых шпалер и казалась чудесным лучом солнца. Атилиу уже сидел возле фонтана и потягивал сок. Он был приветлив, доброжелателен и не слишком разговор­чив. На этот раз неразговорчива была и Элена. Навер­ное, виной тому было дуновение разлуки.
— Теперь к именам Казаковы, Вагнера и Пруста, которые сидели в этом саду, прибавится имя Элены Виа-ну, — со свойственной ему любезностью пошутил Атилиу.
— Я не тщеславна, — мягко улыбнулась в ответ Элена, — и никогда не стремилась встать в один ряд со знаменитостями.
— Пойдемте простимся с Венецией, — предложил Атилиу, когда они допили свои бокалы с вином.
И они опять бродили по городу, любуясь зеркалами каналов и темными, одетыми вековой патиной замками, похожими на миражи или грезы сонной зеленоватой воды.
На вокзал они приехали чуть пораньше, потому что Элене хотелось посмотреть, что же представляет собой Восточный экспресс. И Атилиу провел настоящую экс­курсию: они посидели в музыкальном салоне, заглянули в ресторан, осмотрели купе. Элена оценила комфорт про­славленного поезда.
— Я ведь предлагала Эдуарде отправиться в свадеб­ное путешествие на этом экспрессе, — сказала Элена. — Но она мне ответила: это слишком долго...
— Молодые всегда торопятся, — снисходительно зак­лючил Атилиу.
— А торопиться должны мы! У нас куда меньше времени.
Глядя сверху вниз на доверчиво обращенное к нему лицо Элены, Атилиу внезапно сказал:
— Из Венеции всегда увозишь с собой новые ощущения, которых раньше не было. Поэтому я всегда и воз­вращаюсь сюда, хочу почувствовать себя богаче.
— А на этот раз вы стали богаче? — поинтересова­лась она.
— Я стал миллионером, — проникновенно произнес Атилиу.
Именно эту фразу, сказанную так тепло и с таким чувством, вспоминала Элена, возвращаясь в гостиницу. И еще то, что он сказал ей, уже стоя на подножке:
— Мы не прощаемся. Через две недели увидимся в Рио. Из всех моих поездок в Венецию эта мне понравилась больше всех.
Элена была согласна: эта поездка оказалась еще чу­деснее, чем та, первая, незабвенная...
Взгляд ее привлекли яркие глянцевые открытки, и она купила важного венецианского льва на фоне знаменитой лагуны. Присела за столик маленького кафе, попросила мороженое и написала несколько ласковых слов малышке Сандре.
Ничего, что они опередят открытку. Ту, что она по­слала из Рима, крестница наверняка уже получила, а эта пусть ее порадует чуть позже. Все дети так любят получать письма, подарки.
Неужели завтра с утра они уже будут в Рио? Просто не верится! И сколько еще предстоит свадебных хлопот!
Элена опустила открытку в ближайший почтовый ящик и зашагала скорым деловым шагом. Отпуск кончился, она уже совершила перелет.

Глава 4
Сандра вбежала в комнату с нарядной открыткой. Только что она протанцевала перед почтальоном танец и получила первое в своей жизни настоящее письмо. Гла­зенки ее светились от счастья.
— Мама! Прочитай! — закричала она.
Лидия мельком взглянула на открытку и сразу определила: от Элены. Как всегда, у нее было хлопот полон рот, не до чтения.
— Поднимись к отцу! Он прочитает! — распорядилась она.
Сандра вприпрыжку побежала вверх по лестнице.
— А что ты ищешь в маминой сумке? — заинтересо­валась она.
— Мне нужны кое-какие квитанции, — промямлил Орестес, чувствуя себя пойманным на месте преступле­ния. — Только не говори маме, она не любит, когда я что-нибудь забываю.
— Ладно, — охотно согласилась Сандра, она терпеть не могла, когда родители ссорились, а они, к сожалению, делали это довольно часто, вернее, мама ругала папу, а Сандра ему сочувствовала от души: ведь папа такой хоро­ший! — Смотри, какую я получила открытку. Прочитай!
Орестес взял открытку, и глаза у него засияли, как у Сандры. Если бы она предназначалась ему, он был бы на седьмом небе от счастья и позабыл бы обо всех своих неприятностях. Но он рад был и за Сандру.
— Красота какая! Из Рима! — восхитился он. — Ну слушай: «Сандринья, мы с твоей сестрой в Риме. Это
очень красивый город. Когда-нибудь и ты его тоже уви­дишь. Я купила тебе очень красивое платье, ты наденешь его на свадьбу Эдуарды. Шелковое, с кружевами, тебе понравится. Целую и скучаю, тетя Элена».
Сандринья запрыгала на одной ножке и запела:
— Новое платье! Новое платье!
А Орестес снова погрузился в печальные раздумья. Он так и не знал, что же ему все-таки делать. Он все ждал, что Эдуарда пригласит его на свадьбу. Не только пригласит, но и скажет:
— Папа! Ты поведешь меня к алтарю!
Узнав о свадьбе, Орестес не сомневался, что именно так оно и будет. Свадьба бывает у людей раз в жизни, и перед этим торжественным событием отступают все раз­молвки и недовольства.
Однако шло время, а Эдуарда-молчала. Она даже не сообщила отцу, какие в ее жизни готовятся перемены. А он ждал, по-прежнему ждал. И даже заказал себе доро­гой костюм, чтобы было в чем сопровождать дочь в цер­ковь, хотя в доме с деньгами было не густо. Вернее, у Орестеса не было собственных денег, он ведь опять был без работы, и он потратил деньги Лидии. Деньги, которые она дала ему, чтобы заплатить за электричество. Срок оплаты уже прошел, нужно было срочно выкручиваться! С электрокомпанией шутки плохи!
Открытка от Элены навела его на мысль. Он ласково погладил Сандру по головке и торопливо спустился вниз.
Думал ли он когда-нибудь, что отношения его со стар­шей дочкой Эдуардой, девочкой, рождения которой он и не заметил, станут для него когда-нибудь такой проблемой?
Развод отрезвил его, заставил задуматься. Тогда он сумел взять себя в руки и справиться с пагубной привыч- | кой выпивать. Вот только в Рио оставаться ему не хотелось, и он уехал в Нитерой, чудесный город на другом конце залива, соединенный с Рио потрясающим мостом, настоящим чудом техники.
В Нитерое он устроился клерком в небольшую фирму. Преподавать ему больше не хотелось, школа явно была не для него. В парикмахерскую Лидии он ходил каждый день бриться и раз в две недели подстригаться. Так завя­залось их знакомство.
Орестесу всегда нравились самостоятельные женщи­ны. Энергичная, с гордо поднятой головой Лидия управ­ляла своим салоном красоты, как капитан кораблем. Точно так же она командовала и своим сыном, который уже понемногу помогал матери — после стрижки волосы под­метет, салфетку свежую подаст. С тех пор, как она оста­лась вдовой, ей приходилось трудно, но она справлялась. Самостоятельность наполняла Лидию чувством законной гордости и самоуважения, а Орестеса — нескрываемым восхищением.
И, как видно, самостоятельным женщинам нравятся мягкие, вежливые, обходительные мужчины. Потому Ли­дия не осталась равнодушной к восхищению Орестеса. И хотя она видела его недостатки, его достоинства казались ей куда существеннее. По манерам грубоватая и жесткая, она ценила доброту и мягкость. Сердце у нее было золо­тое, она увидела в немолодом мужчине беззащитного ре-
бенка и взяла его под свое покровительство. Орестес был благодарен ей за это и предложил руку и сердце. Лидия приняла его предложение.
Брак их нельзя было назвать безоблачно счастливым, но и несчастным он тоже не был, потому что они были искренне привязаны друг к другу и потому что у них родилась Сандринья.
Только с рождением маленькой Сандры Орестес по­чувствовал себя отцом. Чувство это было так неожидан­но, так счастливо, так полно, что он вспомнил и о рождении своей старшей дочери. Он отыскал Элену и, увидев, как тепло она откликнулась на его появление, пригласил ее в крестные к Сандре.
; С тех пор они, можно сказать, дружили — Орестес, • Лидия, Сандра, Элена, но не Эдуарда. Она не простила 1, отцу ничего — ни его отсутствия в своей жизни, ни его появления. А появлялся он часто нетрезвый и хоть в от­глаженной рубашке, но в потертом костюме. Младшая дочь обожала отца, старшая стыдилась.
После очередного визита Орестеса Эдуарда устраива­ла матери скандал, требуя, чтобы этот человек оставил их в покое.
— Но это же твой отец, — потерянно твердила Элена, — ты когда-нибудь поймешь, что это значит.
— Если он хотел быть моим отцом, мог позаботиться об этом раньше! — резко отвечала Эдуарда. — Я не считаю своим отцом опустившегося пьяницу!
К сожалению, Элена ничего не могла возразить доче­ри. Тем более что Орестес вновь вернулся к своему ста­рому греху, из-за которого не мог долго удержаться на работе, а когда приходил навещать Элену с Эдуардой, то непременно выпивал для храбрости.
Что могла поделать Элена? Только надеяться, что в один прекрасный день отношение Эдуарды переменится: когда-нибудь она повзрослеет и поймет, что отец есть отец и очень хорошо, что он у нее человек деликатный и
добросердечный.
Надеялся на перемену и Орестес. Эта надежда стала для него своего рода манией. Ради того, чтобы услышать от Эдуарды ласковое слово, он был готов пойти на все. Да, на все — вот даже потратил хозяйственные деньги и заказал костюм только для того, чтобы, увидев его хоро­шо одетым, Эдуарда приветливо улыбнулась...
Орестес торопливо шагал по улице, направляясь в ре­сторанчик Вилсона, в котором Элена с Флавией обычно обедали. Они облюбовали его потому, что, во-первых, он был совсем рядом с их мастерской, а во-вторых, подругой Вилсона была Марсия, очаровательная креолка, худож­ница по керамике, с которой они работали. Орестес наде­ялся застать там Флавию и перехватить у нее денег. Если бы Элена была здесь, проблем бы не было: время от времени она охотно одалживала ему небольшие суммы. Теперь, правда, сумма была значительной, Элены не было, а Флавия... Кто знает, что скажет Флавия? Но попробовать все-таки стоило.
Орестес просто представить себе не мог тот скандал, который разразится, если у них отключат электричество, Он даже думать о таком не хотел. Это будет конец всему, смерть, светопреставление.
Флавии еще не было, и Вилсон предложил Орестесу бокал пива. Тот не мог отказаться, ему нужно было взбод­риться, немного выпить для храбрости... За одним бокалом последовал второй, потом третий. День был жаркий, Орестеса развезло, он перешел на диван и прикорнул на нем в ожидании Флавии.
Флавия и Марсия пришли вместе. Они возбужденно что-то обсуждали. Заметив Орестеса, они сочувственно покачали головами и, конечно же, не стали его будить.
— Я была у врача, — лихорадочно блестя глазами, шептала Марсия Флавии, — он подтвердил: я беремен­на. На этот раз делать аборт я не собираюсь. Хватит с меня, два я уже сделала!
— Я уверена, что Вилсон, когда поймет, что ты хо­чешь ребенка, не будет против, — попыталась успокоить ее Флавия. — Я тебя от души поздравляю. Дети — это такая прелесть!
— И не говори! — Лицо Марсии осветила улыбка. — Посмотрим. Ты же знаешь, у меня скоро день рождения, и Вилсон все время пристает с вопросом, что мне пода­рить. Так я ему скажу, что главный подарок он мне уже сделал!
Женщины весело рассмеялись, рассмеялся и подошед­ший Вилсон, невысокий белокурый мужчина с моложа­вым лицом. Он и не подозревал, какой ему готовится сюрприз к дню рождения Марсии.
— Кстати, Орестес искал тебя, Флавия, — сообщил Вилсон.
— Ничего, пусть поспит, я думаю, ему не к спеху, — отозвалась Флавия, блондинка с тонкими чертами лица и серыми глазами. — Мы пообедаем, а потом будем в ма­стерской у Марсии. Когда проснется, ты ему скажешь...
Орестес проснулся, когда жара уже начала спадать. Сначала он не понял, где находится, и, только взглянув на столики, сообразил, что задремал в ресторане. А Фла­вия?! Неужели он ее упустил?
Поглядев на его испуганное лицо, Вилсон рассмеялся.
— Можно подумать, что Флавия решает твою судь­бу, — сказал он.
— Ну не совсем, конечно, но что-то в этом роде, — пробормотал Орестес. — Она здесь была? Что же ты меня не разбудил?
Лицо у него стало, как у обиженного ребенка, еще немного, и на больших карих глазах заблестят слезы.
— Да не расстраивайся ты так, вот чудак, право сло­во! — успокоил его Вилсон. — Они в мастерской.
Орестес отправился в мастерскую. Флавия отбирала вазы, которыми собиралась украсить интерьер, над которым работала. Вазы были удивительные, то в виде рако­вин, то похожие на причудливые листья, обливные, переливающиеся. Марсия стояла в переднике, вся пере­мазанная глиной.
После положенной светской болтовни Орестес отвел Флавию в сторону и попросил взаймы на счет Элены четыреста двадцать реалов.
— Конечно, сейчас выпишу чек, — мгновенно ответила Флавия. — Тебе переведут.
— Нет, если можно, наличными. Знаешь, у меня вре­менно нет счета в банке.
— Извини, — отозвалась Флавия. — Тогда пойдем, я получу по карточке.
Они простились с Марсией и вышли на улицу. Дело уже шло к вечеру, заплатить за электричество сегодня Орестес явно не успевал, но зато завтра... Он был счас­тлив и болтал без умолку.
Флавия отдала ему деньги у ближайшего банкомата и помахала на прощание рукой.
Когда Орестес добрался до дома, было уже совсем темно. И не только на улице, но и в доме. Орестес вошел в эту темноту с замиранием сердца. Темнота и похорон­ное молчание — вот чем встретила его квартира.
В столовой на столе горело несколько свечей, и при их колеблющемся свете сидели и ужинали Лидия, Сандра и Фернанду.
Фернанду, который из нескладного подростка превратился в высокого, широкоплечего красавца со жгучими глазами, был теперь главной опорой матери. Он окончил летную школу и работал пилотом в вертолетном парке. Дома он бывал не часто.
Сандра обожала сводного брата. Стоило ей завидеть в небе вертолет, как она начинала кричать:
— Нанду! Нанду! Это летит Нанду!
Сейчас только глаза Сандры с сочувствием обрати­лись к отцу, Фернанду и Лидия смотрели в свои тарелки.
— Это какое-то недоразумение, — сказал Орестес, садясь на свое место во главе стола. — Завтра я все выясню. Возмутительное недоразумение!
— Я потеряла сегодня шесть клиентов, — мрачно сообщила Лидия. — Завтра день ветеранов, и люди хотели привести себя в порядок. За электричество теперь будет платить Нанду. Постельное белье на диване в гос­тиной.
Больше она ничего не сказала. То, чего так боялся Орестес, произошло, и это было ужасно: его отлучали от семейного очага.
Лидия ушла и увела с собой Сандру. Фернанду направился к себе в комнату.
Оставаться одному в темной молчаливой пустыне было для Орестеса невыносимо.
— Нанду, — тоскливо обратился он к юноше. — Знаешь, я просто не успел! Ты не думай, что я потратил деньги. Вот они! Завтра я заплачу, и все будет в порядке! Ты же знаешь, я человек обязательный и... и люблю тебя как сына.
— Знаю, — добродушно улыбнулся Нанду, — ко­нечно, знаю. Не огорчайся. Ты же тоже знаешь, что все уладится.
После этих слов на сердце у Орестеса полегчало, и темнота уже не казалась такой беспросветно-темной. Од­нако, ворочаясь на темном диване в гостиной, он со вздохом думал, что с Лидией, конечно, все уладится, но вот с Эдуардой...

Глава 5
Эдуарда спускалась с трапа и уже вглядывалась в толпу встречающих, хотя разглядеть в ней кого-то было непросто — слишком уж далеко.
Но вот они прошли паспортный контроль, вот проби­раются в толпе встречающих, но она по-прежнему не ви­дит Марселу. Виржиния, Леу... Почему он не пришел? Что случилось?
Этот вопрос она обратила к Леу, который подошел к ней, взял у нее из рук сумку и по-родственному чмокнул в щеку.
— Да ничего особенного, с приездом! — в своей обычной манере промямлил он. — Ты же знаешь Марселу! Он занят делами фирмы. Очень важное совещание. А маску ты мне привезла?
— Привезла, конечно, — ответила Эдуарда. Она была уже напряжена как струна. Никакое совещание не могло помешать Марселу встретить ее, если он ее любит. Зна­чит, кто-то вмешался, значит...
Она уже хотела сказать матери: вот видишь! Видишь, что я была права, когда звонила, когда беспокоилась, но мать внимательно слушала то, что торопливо говорила ей на ухо Виржиния. Вечно у них какие-то сплетни и пересуды!
Вконец расстроенная Эдуарда направилась к машине. Праздник приезда был безнадежно испорчен. Леу с сум­кой молчаливо плелся за ней, и только мама и тетя по-прежнему оживленно беседовали. Так было всегда! Эдуарда всегда оставалась одна со своей болью, своими пережива­ниями!
Она уже открыла дверцу машины, готовясь сесть, но тут к ней подошла мать, и в выражении ее лица было что-то такое, отчего Эдуарда всерьез испугалась.
— У нас для тебя неприятное известие, Эдуарда, — твердо произнесла Элена. — Ты должна знать.
— Что случилось, мама? Говори! — А сердце уже полетело куда-то в пустоту.
— Марселу ехал из Ангры на машине и попал в аварию. Ему сделали операцию, сейчас ему уже лучше.
— Потому он тебя и не встретил, — печально произ­нес Леу.
— Где он? Я еду к нему в больницу!
— Я тебя отвезу, — сказал Леонарду.
Элена усадила дочь на переднее сиденье, а сама села сзади. Виржиния торопливо говорила в окно:
— Самое плохое уже позади, Эдуарда. Его жизнь висела на волоске, но после операции он вне опасности!
Эдуарда будто оледенела. Она ничего не говорила, не торопила Леу. Но он и сам понимал, что нужно ехать как можно быстрее.
«Только бы увидеть его! Только бы увидеть», — твердила про себя Эдуарда.
Виржиния с Эленой сидели на заднем сиденье, взяв­шись за руки. Виржиния уже пересказала Элене, какие страшные сутки они пережили, как опасались поврежде­ния позвоночника и паралича, как удачно прошла операция. Теперь врач сказал, что гарантирует выздоровление, что больной нуждается только в уходе и покое. Она рассказала все самое главное и замолчала, потому что остались кое-какие подробности, которые она сообщить не успела, но которые должна была сначала узнать Элена. Их нельзя было сразу обрушить на Эдуарду.
Леу быстро домчал их до больницы, провел Эдуарду в палату, а сам вернулся к двум женщинам в холл, чтобы принести им по чашке кофе. Они были так взволнованы, так нуждались в поддержке!
Эдуарда присела около кровати Марселу. Он спал. Голова его была обвязана бинтами, но лицо выглядело спокойным, на нем не было ни синяков, ни кровоподтеков.
Девушка осторожно прикоснулась пальцами к его щеке и погладила прекрасное любимое лицо Марселу. Потом прижалась щекой к его груди и замерла. Они были вдво­ем, они были вместе, и ничто на свете не могло их разлу­чить. Опасность осталась позади. Чувствуя щекой ровное биение сердца, слыша спокойное дыхание любимого, она в это верила.
Кто-то вошел в палату. Эдуарда выпрямилась. Вся в белом, со строгим холодным лицом больше всего она по­ходила на сиделку. Вошедшая нянечка и сочла ее сидел­кой, начав болтать, будто со своей:
— Ну, сегодня совсем молодцом. А когда привезли, совсем был плох. Теперь и цвет лица нормальный, и дыхание нормализовалось, ясно, что выкарабкается. И неве­сте его повезло. Она уже выписалась.
— Невесте? — переспросила Эдуарда, вновь леденея.
— А ты что, не знаешь? Такая красавица! Они вме­сте в аварию попали, но Бог сберег. Видно, крепко любят друг друга, раз он не допустил их гибели! Я тут была, все видела, все знаю, только некогда мне сейчас! Ты ведь новенькая, я потом тебе все расскажу!
И нянечка, успев, болтая с ней, протереть палату, вышла с ведром и тряпкой.
Элена и Виржиния не узнали Эдуарду, когда она по­явилась перед ними в холле. Они даже кофе поперхну­лись — что же там такое произошло? Лицо искажено, губы дрожат, руки трясутся. У сестер тоже затряслись и руки, и ноги. Господи! Неужели?!
— Кто был с ним в машине? — спросила трясущими­ся губами Эдуарда.
— Доченька, дай мне руку, — пролепетала Элена, которой сестра успела уже рассказать все.
— Вы что, оглохли, что ли? — в ярости выкрикнула Эдуарда. — Я спрашиваю, кто ехал вместе с ним в машине?
— Лаура, — тихо уронила Виржиния.
— Так я и знала! А во всем виновата ты! — Эдуарда повернулась к матери. — Что-то мне подсказывало, ин­туиция, наверное, что стоит мне отвернуться, как она этим воспользуется! Но ты меня уговорила! — Глаза Эдуарды метали молнии, и Элена умоляюще сложила руки, думая, как бы ее успокоить. — Кто мне говорил, поезжай в Италию, хватит ходить за ним по пятам?! Не звони ему в час ночи! Ты его разбудишь! Кто? Так вот как я его разбудила! Хотели выставить идиоткой! И выставили! На всеобщее посмешище!
— Эдуарда, когда ты звонила, Марселу действительно был дома, — вступила в разговор Виржиния. — Я сама там была и слышала. И мне кажется вполне естественным, что он согласился подвезти Лауру.
Вмешательство тетки только подлило масла в огонь.
— Естественным? — Эдуарда едва не задохнулась от гнева. — Если речь идет о Лауре, все неестественно!
Подумать только, нас уже путают! О ней говорят, что она его невеста!
— Откуда ты взяла? Что за глупость? — попыталась образумить разбушевавшуюся дочь Элена.
— Нянечка! Прямо мне в глаза! Вошла и сказала: невесте повезло! Это, по-твоему, естественно?!
— Откуда нянечке что-то знать? А нормально, по-твоему, так кричать в больнице? Ты же в больнице, доч­ка! — сделала еще одну попытку успокоить расходившуюся Эдуарду Элена.
— Да идите вы к черту со своей больницей! — яро­стно выкрикнула девушка, и бросилась к дверям, но стол­кнулась с Бранкой.
— Что у вас тут происходит? Что ты кричишь? С ума сошла? — Бранка вскипела так же, как Эдуарда. Поду­мать только! Ее сын чуть ли не при смерти, а эта идиотка позволяет себе скандалить!
— Просто недоразумение, — постаралась успокоить" всех Виржиния. — Эдуарда узнала, что в машине была Лаура.
— И из-за этого так разоралась? — Похоже было, что Бранка намерена поколотить свою будущую невестку.
— А вы что думали, дона Бранка, — Эдуарда гордо вскинула голову. — Что я буду молча плакать и страдать в уголке? Да меня тошнит от вас всех! От вашего лицеме­рия! Вы меня терпеть не можете! Вы же хотели, чтобы он женился на Лауре!
— И была абсолютно права! — царственно уронила Бранка и поплыла в палату Марселу.
Она больше не желала иметь ничего общего с этой жалкой истеричкой. Но не выдержала, обернулась и на­кинулась на Эдуарду.
— Нахалка! — шипела она. — Невоспитанная дев­чонка! Никакого уважения к старшим! Убирайся отсюда немедленно! Ты что, не знаешь, что его жизнь в опас­ности?
— Да пусть он лучше умрет, чем женится на этой девке! — получила она в ответ.
Эдуарда пулей вылетела из больницы, остановила такси, и скомандовав: «Поезжайте как можно быстрее!», засты­ла, глядя в окно.
Да-а, не таким она представляла свое возвращение в Рио-де-Жанейро. Таксист о чем-то спрашивал ее, но она отмахивалась от него, как от докучливого шума. Наконец поняла, что он хочет знать, куда же ему все-таки ехать так быстро.
И мгновенно без колебаний она назвала адрес Лауры. Они должны были свидеться! И поквитаться тоже! Эдуарда никому не позволит издеваться и смеяться над собой!
Ааура сидела в инвалидной коляске под зонтиком у бассейна. Слава Богу, что они с Марселу отделались лег­ким испугом. У нее нога в гипсе и несколько царапин — на щеке, на плече, на руке. Марселу пришлось похуже, но и он уже выкарабкивается... Зато сообщения в газетах такие, что просто любо-дорого посмотреть!
Лаура раскрыла очередной номер и залюбовалась сво­ей фотографией и фотографией Марселу. Классные фото, ничего не скажешь! Два снимочка и подпись: «Обрученные смертью!».
Да, ради этого стоило и руку сломать!
— К вам гостья! — сообщила служанка в белой на­колке. — Все вас хотят поздравить со вторым рождением! Идут и идут!
Лаура подняла глаза от газеты и увидела... Эдуарду! Лицо у нее сразу стало насмешливым — ну, сейчас эта красотка у нее попляшет! Надо быть полной идиоткой, чтобы навязаться к ней с соболезнованиями!
— Соку и льда! — распорядилась она, обратясь к служанке.
— Я еще и тортик принесу! Очень уж вкусный! Всем вашим друзьям нравится!
Служанка ушла, девушки остались одни. С минуту они приглядывались друг к другу, потом Лаура, рассме­явшись, сказала:
— Ну что? Убедилась, что я жива и здорова?
— И это крайне огорчительно! — вспыхнула Эдуарда.
— Какое недостойное чувство для такой участливой девушки! — протянула Лаура. — Но ты, верно, рада, что я в инвалидной коляске? Радоваться тебе недолго, . каких-нибудь пару недель. Потом я встану и буду красивее, чем была.
— Тебе повезло в машине, но от меня тебе не уйти. — Глаза у Эдуарды горели, и смеялась она нехорошим смехом.
— Неужели ты посмеешь накинуться на калеку в инвалидном кресле? Воспользуешься ситуацией? — Лаура изобразила изумление.
— Точно так же, как ты воспользовалась моим отсут­ствием, чтобы вешаться на шею моему жениху.
Несгибаемая наглость соперницы довела Эдуарду до белого каления. Но ей пришлось выслушать и еще кое-что похлеще.
— А вот тут ты ошибаешься, — заявила Лаура с широчайшей улыбкой. — Я вешаюсь ему на шею и тогда, когда ты здесь. Такова моя жизненная позиция — висеть на шее у твоего жениха!
Перед таким бесстыдством Эдуарда онемела, зато Лаура продолжила с усмешкой:
— И знаешь почему? Да потому, что я совершенно согласна с Бранной: ты станешь той самой невыносимой женой, которая обнюхивает мужа по возвращении, шарит у него по карманам и распечатывает его письма над чай­ником! Ты устроишь ему жуткую, несносную жизнь! И я буду бороться за его счастье! Со мной он счастлив! Мы с ним смеялись над тобой, смеялись над твоими дурацкими звонками! Нелепыми проверками! Ты была у нас вместо клоуна, Эдуарда! У всех нас, у Марселу, меня и Бранки!
Клоуна? Эдуарда вспыхнула, сорвала с пальца кольцо и швырнула его Лауре.
— Забирай! Бранка предназначила его тебе! Забирай все! Жениха! Кольцо! Газету!
Разъяренная Эдуарда швырнула в Лауру газету с тро­гательной фотографией и заголовком.
— Да мы и так не расставались ни днем, ни ночью, — издевалась соперница.
И тогда, схватив инвалидную коляску, Эдуарда выва­лила Лауру в бассейн.
— Ну так остынь немного! — крикнула она и броси­лась к выходу.

Глава 11
Утренние газеты не преминули сообщить о досадной неприятности в церкви. Каких только не было заголовков: «Отец невесты устроил скандал», «Пьяница у ног ново­брачной», «Сумасшедший ошибся адресом».
Бранка расстроенно отложила очередную газету. Сколь­ко сил она приложила, чтобы свадьба ее Марселу стала событием. И вот пожалуйста! Она стала событием. Но каким!
— Да не расстраивайся ты так! — успокаивал жену Арналду. — Когда они вернутся из свадебного путеше-
ствия, никто уже и не вспомнит, что писали газеты две недели назад!
Бранка признала правоту мужа, но осадок, раздраже­ние против Элены остались. Не слишком осознанно, но именно ее Бранка винила в том, что свадьба была ис­порчена.
Элена просмотрела те же заголовки, сидя за завтра­ком у Виржинии. Можно себе представить, как она была расстроена, а тут еще и Родригу подлил масла в огонь.
— Я вообще не понимаю, как можно было отца не пригласить на свадьбу! — заявил он. — По-моему, Эду­арда заслуживает...
— Выговора, я знаю, — грустно отозвалась Элена.
— Нет, ремня! — резко отозвался юноша. — Ну, я пошел, мама!
И, чмокнув мать в щеку, он вместе с сестрой заторо­пился на пляж: хотелось воспользоваться выходными, от­дохнуть, расслабиться.
Виржиния постаралась развеять дурное настроение сестры, стала вспоминать, как хороша была Эдуарда в свадебном платье, как весело было в доме Бранки.
— Я заметила, что за тобой приударил Атилиу, — шутливо сказала она, чтобы сделать сестре приятное. — Однако предупреждаю: будь с ним поосторожнее. От него все женщины без ума. Он вдовец, но у него давняя и прочная связь с Изабел. Так что твое сердечное вол­нение...
Виржиния шутливо погрозила сестре пальцем, не со­мневаясь, что та рассмеется ее нелепому предположению. Но Элена всерьез заинтересовалась Изабел, и Виржиния охотно рассказала все, что знала. Она была рада, что Элена наконец отвлеклась, и рада была немножко по­сплетничать.
— Если уж говорить об Атилиу, — продолжала она, — самое главное препятствие вовсе не Изабел. Иза-бел что! Вместе они не живут, встречаются, когда захо* тяг, оба — свободные люди. Самая главная тут, — Виржиния понизила голос, — Бранка!
— Бранка? — изумилась Элена. — При чем она? Ничего не понимаю.
— Она в него влюблена. И никого к нему не подпу каст. Ты сама понимаешь, женщины за ним прямо к< ками. Еще бы! Такой обаятельный! Такой умница!
— Даже ты была в этом косяке, — подал голос Ра
-- Ну что ты говоришь глупости! -- обиженно воз]
зила Виржиния.
— Ты бы могла их наделать, и немало, если бы Бран­ка не стерегла его, как сторожевой пес. Она, знаешь ли, — тут он обратился к Элене, — умеет так ловко спровадить всех его поклонниц, что Атилиу больше и не рыпается. Встречается себе с Изабел и встречается, а ее я бы назвал женщина-полуавтомат. — Раф от души расхо­хотался собственной шутке. — И все довольны: и работ­ники фирмы, и хозяева.
Теперь многое для Элены прояснилось в этом зага­дочном человеке, но если Виржиния считала, что настро­ение сестры от этого улучшилось, то она ошибалась.
В понедельник Элена пришла на работу в расстроен­ных чувствах и надеялась только на то, что привычная приятная атмосфера, болтовня с Флавией развеют ее дурное настроение. Дом не помогал, он опустел без Эдуарды, угнетал пустотой, и еще больше угнетало то, что она узнала от сестры об Атилиу...
Флавия, напротив, была весела, как птичка, и в глазах ее горел лукавый огонек. Она оживленно сообщила, сколько у них новых договоров на подходе.
— Запиши еще один, мы будем с тобой оформлять квартиру для Эдуарды, — сказала Элена.
— Очень рада! По старым тоже все в порядке, эски­зы сданы, заказчики довольны! Слу-ушай, — Флавия приблизила свое лицо к лицу Элены, — он так мне по­нравился! Когда ты ушла, мы танцевали с ним час. Я дала ему наш адрес, и он обещал зайти!
Наверное, лицо Элены, которая сразу поняла, о ком идет речь, выразило больше, чем она сама того хотела, потому что Флавия вдруг, остановившись, спросила:
— А я не перебегаю тебе дорогу? Может, он тебе нравится?
Элена не стала ломаться, притворяясь, что с трудом догадывается, кого имеет в виду подруга, и устало ответила:
— Дело не во мне, у него давний роман. Можно сказать, гражданский брак. Ты ее тоже видела на свадь­бе — высокая брюнетка в желтом платье.
— Да что ты! Ну, значит, он бабник! — воскликнула Флавия. — Мы так хорошо с ним танцевали! Он все про нашу с тобой работу расспрашивал, комар носу не подто­чит, а танцевал со мной час!
Элена не стала разочаровывать Флавию, что Атилиу не только бабник, но еще и опасливый бабник, трусливый!
Но на душе у нее стало еще более скверно, чем было, и можно понять, почему.
Хорошо еще, что работы накопилось много, и она принялась просматривать подготовленные эскизы, чтобы обзвоните заказчиков и потом поговорить с художниками.
— Кстати, во время обеда поговорим с Марсией. Тут одна заказчица заинтересовалась ее вазами, — заговори­ла Элена, просмотрев корреспонденцию.
— А ты знаешь, что она беременна? — Флавия сама себе удивилась, что не сообщила подруге такую важную новость. — На втором месяце. Но Вилсон уперся и не хочет ребенка ни в какую!
— Как я рада за Марсию! Она же так хотела ребен­ка. Вилсон, я уверена, в конце концов поймет. Они же четыре года вместе. Это серьезно! — Элена разложила по папкам письма, просмотрела в компьютере договоры и почувствовала, что к ней вернулись мир и покой. Работа всегда возвращала ей душевное равновесие. И еще она почувствовала, что жутко проголодалась.
— А не пойти ли нам обедать пораньше? — предло­жила она. — Заодно я и Марсию поздравлю, я ей из Венеции сувенир привезла. Знала бы, что беременна, при­везла бы куколку, там они очаровательные!
В ресторане, встречая их, расплылся в улыбке Вил­сон, но на вопрос, где Марсия, нахмурился и ответил, что она наверху, ей приспичило делать ремонт и она стоит на стремянке и расписьюает стену.
Подруги понимающе переглянулись: понятно, почему Марсия торопится, ей хочется самой сделать детскую! Ну что ж, они пообедают и поднимутся к ней сами.
Заказав традиционные макароны по-болонски, подру­ги принялись за еду, а помрачневший Вилсон отправился к Марсии, и вскоре оттуда послышались возбужденные голоса. Голоса становились все громче, ссора разгоралась.
— Конечно, когда с тобой рядом была красивая му­латка, ты был доволен! Красивые мулатки всем нравятся! Но черный ребенок — совсем другое дело. Гулять с не­гритенком по улицам, водить его в школу, говорить, что он твой сын, — это тебе ни к чему! — кричала Мар­сия. — Ты расист! Расист! Расист!
— Прекрати! — рявкнул Вилсон, и вслед за этим сразу раздался страшный грохот.
Подруги не сговариваясь кинулись наверх. Марсия лежала на полу рядом с опрокинутой стремянкой и стона­ла. Вилсона рядом не было.
— Сейчас я вызову врача! — крикнула Элена, броса­ясь к двери.
Флавия присела возле плачущей Марсии и стала ее успокаивать.
Телефон был рядом со стойкой, за которой стоял на­супленный мрачный Вилсон, и Элена накинулась на него. Она видеть не могла этих безмозглых мужиков, этих уро­дов, от которых только и жди, что беды!
— Слушай меня внимательно, Вилсон! — проговори­ла она тихо и яростно. — Если что-то случится, если Марсия потеряет ребенка, клянусь всем святым, что есть у меня в жизни, — я сдам тебя в полицию! Даже если Марсия на коленях будет умолять меня не делать этого!
— Да у меня и в мыслях не было ее ронять, — буркнул Вилсон. — И вообще не лезь ты в нашу личную жизнь.
Но Элена его не слышала, она звонила своей палочке-выручалочке, Сезару, и на этот раз просила у него помо­щи как у специалиста: как-никак он был врачом-гинекологом. Сезар пообещал приехать немед­ленно.
Элена вернулась наверх. Марсия уже полулежала на диване, держась за живот. Беспокоилась она и за ребен­ка, и за Вилсона.
— Господи! Неужели я его потеряю?! Только не это! Только не это! — твердила она. — Но знаете, Вилсон этого не хотел. Это случай. Несчастный случай. Я орала на него. Он схватил меня за руку, и я не удержалась... — Марсия остановилась, замерла, побледнев как полотно, ее огромные глаза стали еще больше. — Мне кажется, у меня началось кровотечение...
Флавия крепко сжала ей руку.
— Главное, без паники! Имей в виду, что дети очень крепко держатся за родителей, — пошутила она, и Мар­сия слабо улыбнулась.
Однако ждать было неспокойно, и все три женщины то и дело поглядывали на дверь, моля Бога, чтобы врач приехал как можно скорее.
Наконец вошел Сезар. Он ощупал живот, задал Мар-сии множество вопросов, взглянул на лестницу и сказал:
— Для выкидыша нет ни малейших оснований. Орга­низм у вас здоровый, срок маленький. Но мне кажется, вы очень нервничаете. И если будете нервничать и даль- ' ше, то здорово навредите и себе, и ребенку. А чтобы вас окончательно успокоить, мы поедем в клинику и сделаем ультразвуковое исследование.
Марсия благодарно улыбнулась, и ей показалось, что тянущие боли внизу живота ее отпустили.
Женщины облегченно вздохнули. В клинику поехали все вместе, исследование подтвердило мнение Сезара: беременность протекала нормально, нарушений никаких не возникло.
Марсия, Элена, Флавия благодарили Сезара чуть ли не со слезами на глазах, а он только смущенно улыбался, но на прощание повторил еще раз: волнение и тревога могут оказаться врагами куда более страшными, чем па­дение.
На обратном пути Марсия, погрустнев, сказала:
— Знаете, девочки, что я решила: если Вилсон будет упорствовать и дальше, я от него уеду. Хоть и люблю его. Но ребенок мне дороже, и я хочу, чтобы он родился здоровым.
Флавия и Элена в ответ, вздохнув, промолчали. Ре­шение было суровым, и хорошо бы жизнь рассудила иначе.
У порога они расцеловали Марсию,
— До завтра! Береги себя! Ты теперь не одна, и это надолго! — пошутили они на прощание.
День волнений не прошел для Элены даром, спала она как убитая. А проснувшись, вспомнила о Марсии и ее будущем малыше. Потом стала думать, как там Эдуарда. Может, и она уже кого-нибудь ждет? И как прекрасно, если она станет вскоре бабушкой!
На работу Элена пришла в превосходном настроении, они с Флавией то и дело хохотали. А когда собирались пойти обедать, у дверей внизу раздался мужской голос, спрашивавший, где очаровательные хозяйки этой очаро­вательной мастерской?
Заглянув через перила галереи, где они сидели и ра­ботали, вниз, в холл, они увидели Атилиу. Он стоял и смотрел на них со своей доброй, приветливой улыбкой. Поглядев на его открытое лицо, Элене вдруг стало стыд­но за свои дурные мысли. Почему она должна доверять чьим-то дурацким сплетням? Даже если узнала их от род­ной сестры Виржинии? Что-то в ней помимо ее воли до­верчиво тянулось к нему, и она улыбнулась в ответ так же открыто и искренне.
Флавия болтала с Атилиу весело и непринужденно, она уже готова была принять его предложение пообедать всем вместе, но Элена напомнила, что они едут на квар­тиру Эдуарды, что у них слишком мало времени.
— Тогда пойдемте обедать с нами. Мы хозяйки здесь, нам и выбирать! — весело закричала Флавия.
Элена не ревновала к подруге, она словно бы чувство­вала себя чуть-чуть старше ее и прекрасно знала ту ша­ловливую радость, с какой откликается женщина на мужское внимание. Да, Атилиу обладал волшебным да­ром согревать женские сердца. Она и сама не могла про­тивиться его обаянию, но покорялась ему с некоторой снисходительностью. Снисходила к собственной слабо­сти — она и хотела бы устоять, но не могла.
Атилиу мгновенно почувствовал стесненность, напря­женность Элены, прекрасно понял, откуда они взялись, и захотел развеять их.
Дорогой он сказал:
— Мой девиз — искренность и правда. Без боли в жизни не обойтись, но я обхожусь хотя бы без лжи и взаимных унижений.
Элена с благодарностью посмотрела на Атилиу, он действительно понимал ее и попытался ответить на тот самый главный вопрос, который ее волновал. Взаимопо­нимание, которое возникло в Венеции, которое так помог­ло ей в трудный день свадьбы Эдуарды, не было иллюзией, и его слова были лишним тому доказательством.
Они привели своего гостя в скромный ресторан Вил-сона, сели, как обычно, за свой стол, и Атилиу, просмот­рев скудное дневное меню, внезапно предложил:
— А что, если я угощу вас салатом? — И попросил принести зелень, лук, помидоры, базилик, мяту, лимон, соль и оливковое масло.
Атилиу сам все порезал, перемешал, и дамы, отведав салат, нашли его божественным.
— Рецепт дарю вам, — сказал он сумрачному хозя­ину, — сам я ресторан открывать не собираюсь. Назове­те салат «Элена и Флавия», и он будет вашим фирменным блюдом вместо макарон из Болоньи. Кстати, Флавия, а вы были в Болонье или Венеции?
— Только мечтаю, — отозвалась Флавия, — но я уже была в Риме и Милане.
— Венеция — особый город, любоваться им нужно только с очень близким человеком.
— Элене повезло, она любовалась им с вами.
— Я не согласен, Флавия, — очень серьезно возра­зил Атилиу. — Повезло мне, там я повстречал Элену. — И его большая рука укрыла нервную женскую руку.

Глава 12
Странная штука время, дни то бегут как сумасшед­шие, то плетутся еле-еле, да и день на день не приходит­ся, один промелькнул незаметно, другой тянется, конца нет... Так или примерно так говорила Элена Сирлее, ко­торая забежала рассказать соседке, как они отпразднова­ли день рождения Нестора:
— Весело было до ужаса! И кого только не было! Даже Марсиньу, парень Катарины, и тот пришел. Купил галстук в подарок и пришел. А Нестор ничего — выдер­жал! И тещу тоже выдержал! Представляешь, ко мне матушка из Татуи приехала. Мы только на вокзал за ней ехать собирались, а она тут как тут. Такси взяла и прика­тила. Очень мне надо, говорит, ждать, пока вы раскоче­гаритесь! А старушке семьдесят пять стукнуло. Дай Бог и нам быть не хуже!
— А мне вот Эдуарда не пишет, — пожаловалась Элена. — Ей, конечно, не до меня, я понимаю.
— Сегодня письмо получишь! — уверила ее Сир-лея. — Я всегда как в воду гляжу, сама увидишь.
Так и вышло. Пришел почтальон и принес от Эдуар­ды письмо с фотографиями, и на них они оба были такие счастливые! Элена все смотрела и нарадоваться не могла. А в письме ее ждала еще небольшая радость. Эдуарда писала, что очень соскучилась, ждет с нетерпением встре­чи и задержка у нее на неделю, так что вполне воз­можно...
— Я буду бабушкой, — просияла Элена.
Она сидела, задумавшись, с письмом в руках, когда вдруг раздался звонок в дверь.
«Неужели? — с замиранием сердца подумала она. — Неужели сегодня день счастливых сюрпризов?»
Сюрприз оказался не совсем тот, какого она ждала. Пришел Орестес. Но Элена и ему была рада. Подели­лась новостями, полученными от дочки, но, конечно, не самой главной, показала фотографии.
— Вот вернется она, и я попрошу у нее прощения, — со вздохом сказал Орестес. — Если бы ты только знала, до чего мне стыдно и неловко...
— Я думаю, она уже все забыла, так что вряд ли стоит напоминать ей об этой неприятности, — благора­зумно посоветовала Элена. И, представив себе эту сцену, воскликнула: — Нет, нет, не извиняйся, Боже избави!
— А я, знаешь, на работу устраиваюсь, — сообщил Орестес, — все на мази, дело за рекомендательным пись­мом. Я думаю, ты могла бы мне его написать.
— Как это? — не поняла Элена.
— У тебя же есть фирма, вот ты и напиши, что ка­кое-то время я у тебя работал и зарекомендовал себя хорошо...
Орестес выжидательно смотрел на нее, а она медлила.
— Очень прошу, ты только не подведи меня, — на­чала она. — Вернее не так... ты не подведи себя! Сандра тебя так любит, не огорчай ее!
— Да что ты, Элена! Я давно уже начал новую жизнь, тебе нечего опасаться!
Нечего так нечего! Элена написала письмо и про себя от души пожелала, чтобы так и было, как говорит ее бывший муж.
Домой Орестес возвращался счастливым. Вот устро­ится он на работу, и все наладится, и Лидия...
Лидия фыркнула, когда узнала, куда он устраивается.
И пусть. А когда он начнет регулярно приносить в дом деньги, она фыркать перестанет. Само по себе дело было немудрящее: нашлись фирмы, которые сообразили, что им выгодно брать в курьеры пенсионеров: во-первых, у них бесплатный проезд, а во-вторых, они имеют право вносить платежи вне очереди. Выигрыш получается и в деньгах, и во времени.
Орестесу, правда, было еще далеко до пенсии, но он уговорил приятеля, и тот подправил ему год рождения на удостоверении личности. Подумаешь, одну какую-то ци­ферку.
Желающих было много, но взяли его. Как-никак учи­тель математики, со счетом в ладу, а для платежей это важно!
Теперь Орестес приходил домой усталый, но испол­ненный чувства собственной значимости. Он рассказывал за ужином, где побывал за день, что видел, но слушала его одна Сандра. Лидию донимали свои заботы, Фернан-ду сидел, уткнувшись в газету, что до крайности раздра­жало Лидию.
— Чего ты не видел в этой газете? — возмущалась она. — Уткнулся, головы не поднимешь! Мы в детстве едой дорожили! В тарелку смотрели!
— Я хочу купить себе новый мотоцикл, мама! — добродушно отзывался Фернанду из-за газеты.
— Не сейчас же ты будешь его покупать! — кипяти­лась она.
После ужина Орестес заговорщицки подмигнул Сан­дре и предложил:
— А хочешь завтра вместо школы пойти со мной и посмотреть, как я работаю?
Еще бы не хотеть! И поутру они отправились в даль­ний путь: сначала в фирму, где Орестес получил список поручений на день, а потом в один банк, в другой, и в агентство, и еще в одну фирму. Сандре все очень понра­вилось, папа казался ей таким важным — всюду показы­вал свою книжечку, и его пропускали без очереди!
В середине дня Орестес отвез дочку домой, чтобы жена не беспокоилась, куда запропастилась после школы Сандра, и отправился выполнять оставшиеся поручения. К ужину он накупил целую гору пирожков, которые все у них так любили, и в превосходнейшем настроении вернул­ся домой.
Вот тут-то Лидия, усадив возле него Сандру, и по­просила:
— А теперь, дочка, расскажи, что было в школе! Заговорщики обменялись печальным взглядом и по­нурились.
— Это я виноват, мне... — начал Орестес, но Сандра его перебила.
— Я так просила, так просила папу, чтобы он взял меня с собой на работу, что он не смог мне отказать и согласился, — выпалила она.
Вот тут им обоим и досталось. И за вранье, и за легкомыслие, и за безответственность! Отец и дочь сиде­ли рядышком и только кивали, соглашаясь, что получают по справедливости. Они же в самом деле провинились и раскаивались в том, что поступили так опрометчиво. Но провинились-то раз, всего только раз! И больше уже не будут. Никогда!
— Не смей сбивать ее с толку! — кричала Лидия мужу. — А ты не смей врать матери! Я ведь все равно все узнаю! У меня клиентов полгорода, кто-нибудь да скажет!
Так оно и было. Так что врать маме было бессмыс­ленно, да и стыдно.
Сандра бросилась ей на шею.
— Я же так люблю тебя, мамочка! Ты ведь знаешь, в школе у меня все хорошо! От одного дня ничего не изменится! А папа, ты знаешь, он так хорошо работает! И все его так уважают!
Суровая Лидия растаяла, очень уж ей было приятно услышать такое о муже,
— А почему я тебя так сторожу? Да потому, что души в тебе не чаю, — ответила она, целуя дочь.
Тут и пригодились пирожки — и с креветками, и с кокосом, — чтобы отпраздновать примирение.
Фернанду дома не было. Его эта буря миновала. Он вообще приезжал довольно поздно, гонял где-то с друзь­ями на мотоцикле. Мотоцикл у него был неплохой, впол­не надежный, но он мечтал о суперсовременном, чтобы не ездил — летал.
А Сандра мечтала, чтобы Фернанду покатал ее хотя бы на этом, стареньком. Зато Милена не мечтала, а пока­талась. И вышло это вот как.
С утра Нанду отправился на работу получать деньги, а Милена с Франку и Арналду собирались лететь в Ангру. Узнав, что у Фернанду сегодня выходной день и он возвращается в Нитерой, Милена объявила во всеуслы­шание:
— Всю жизнь мечтала махануть через мост на мото­цикле!
Мигом уселась позади Фернанду. Тот усмехнулся, дал газ и умчал отважную амазонку.
Оказалось, что Милена и в Нитерое никогда не была.
— Ну, значит, ты ничего не видела, — заявил ей Фернанду.
— Почему ничего? — не согласилась Милена. — Я была в Европе, в Америке.
— Я говорю про Бразилию. Выходит, что своей стра­ны ты не знаешь. А Нитерой, между прочим, занимает по уровню жизни четвертое место, тогда как Рио... Рио — семнадцатое!
Для Милены сообщение было новостью, она как-то не задумывалась, что существуют разные уровни жизни.
Фернанду притормозил у своего дома, маленького особнячка с верандой, который показался Милене та­ким уютным.
— Может, ты меня и с семьей познакомишь? —
спросила она.
— В следующий раз, — отозвался Нанду, — мне ведь тебя еще и обратно везти.
На крыльцо выскочила Сандра и застыла, вниматель­но разглядывая девушку.
— Главный человек в семье — моя сестра Сандра, — представил ее брат, подхватив на руки. — А это Милена.
— Красивая, — одобрила Сандра. — Ты с ней встре­чаешься?
— Нет, не встречаюсь, — рассмеялся Фернанду.
— Сандра! Куда ты запропастилась? — раздался женский голос, и на крыльцо вышла Лидия.
— Ты хотела познакомиться с моим семейством, так знакомься! Это моя мама, — представил Фернанду, — а это Милена, моя приятельница из Рио.
— Очень приятно, — сказала Лидия, пристально разглядывая девушку, и прибавила: — Да я же тебя знаю! У него в комнате твоя фотография висит!
При этих словах Милена счастливо рассмеялась, а Фернанду досадливо передернул плечами:
— Ладно тебе, мама! Отвезу сейчас Милену в Рио, и тут же обратно.
— Да, сынок, возвращайся поскорее! Дел много!
— Вы его не ругайте, — попросила Милена. — Я его задержала, я виновата.
— Да я не ругаю, — махнула рукой Лидия. — Толь­ко порой он такое творит! Но я глаза закрываю — вы­рос! Взрослый! А у тебя волосы суховаты. — Лидия потрепала Милену по волосам. — Приезжай, когда смо­жешь, поправим.
Фернанду собрался было еще что-то сказать матери, но Милена его опередила:
— Да, сухие, я сама знаю. Спасибо за приглашение, непременно приеду.
— Ну вот и договорились, — кивнула Лидия. Сын с девушкой уехали. Лидия с Сандрой вошли в
дом. Но материнское сердце было неспокойно. Красивая
девушка, ничего не скажешь. И видно, богатая. Такие не для бедняков. Нечего с ней Нанду делать. А он, похоже, ей нравится. И в покое она его оставлять не собирается. Про него же и говорить нечего, раз фотографию повесил...
Милена, обняв Нанду за пояс и прижавшись к спине щекой, чувствовала себя как за каменной стеной и готова была под этой защитой преодолеть любую бездну, кото­рая разверзалась под ногами.
Нанду, чувствуя за спиной Милену, словно крылья, готов был лететь, оторвавшись от земли, прямо к солнцу.
Они миновали мост, промчались по улицам Рио и про­стились у вертолетного парка.
— Прилетишь за мной в Ангру завтра? — спросила Милена. — Приезжает брат с женой, мама устраивает по этому поводу вечеринку.
— Прилечу, — кивнул Фернанду и махнул на про­щание рукой.

Глава 13
Бранка позвонила Элене и сообщила:
— Завтра с утра прилетают наши молодые. В десять вечера я устраиваю небольшой праздник в их честь. Ждем!
— Я поеду их встречу! Соскучилась страшно! — об-радованно ответила Элена.
— Не стоит! Их встретит шофер. Они будут такие усталые! В общем, договорились. Целую! Пока!
Элена повесила трубку с тяжелым сердцем. Радость от встречи с дочерью была омрачена. Неужели Бранна теперь всегда будет распоряжаться ее жизнью? Элена никому не позволяла такого с молодости, а уж теперь и подавно. Но ради дочери... Жизнь научила Элену искать и находить компромиссы. Что ж, она увидит Эдуарду в десять часов.
Но приехав на вечеринку первой, Элена увидела, разу­меется, Бранку — в черном вечернем платье, со сложной прической она выглядела королевой бала и именно так себя и чувствовала.
— Они прекрасно провели время, очень довольны, — принялась рассказывать Бранка Элене, которая нетерпе­ливо обводила глазами зал, ища дочь. — Собирались пожить в гостинице, но наш шофер привез их прямо сюда, а я приготовила им такой сюрприз — такой! — что Мар-селу не мог устоять!
Пока Элена видела другой сюрприз и желала от души, чтобы перед ним устоял не только Марселу, но и Леу, потому что Лаура, появление которой, конечно же, будет для Эдуарды сюрпризом крайне неприятным, отчаянно кокетничала с бедняжкой Леу, а тот краснел и таял.
— Представляешь, за это время я превратила комна­ту Марселу в чудесное гнездышко для молодоженов, и они останутся у меня! — торжествующе закончила Бранка.
— Пока мы не доделаем квартиру, — сказала свое слово и Элена и тут увидела Эдуарду, которая пробира­лась к ней.
— Мамочка! Как я соскучилась! — Эдуарда прижа­лась к матери, и все огорчения Элены были забыты. Им
хотелось остаться вдвоем, им столько надо было сказать друг другу. Но сейчас... Сейчас это было невозможно. Поэтому Элена спросила только о главном:
— Как ты? Ты...
— Нет еще, мамочка. Как раз в тот день, когда я тебе написала, все и началось.
Элена мгновенно поняла, что вопрос беременности очень волнует Эдуарду, она чувствует себя неспокойно, больше того, чувствует свою вину.
— А я очень рада этому, — ласково сказала она. — Поживите друг для друга, побудь побольше женой, оча­ровательной, любимой! Когда станешь мамочкой, у тебя будет на это куда меньше времени.
Эдуарда улыбнулась и подала руку подошедшему Марселу. Теща с зятем расцеловались, и Элена не стала удерживать молодых, ведь наверняка им хотелось повесе­литься, потанцевать. Сама она осталась с невеселыми мыслями: и ей, и Эдуарде нелегко будет в этом доме! Но по ее лицу, спокойному, доброжелательному, прочитать печальные мысли было нельзя.
Однако Атилиу прочитал их. Подошел и пригласил ее на танго. Они танцевали так, что Бранка мгновенно на­сторожилась, она стала следить за парой, для которой все вокруг перестало существовать.
Изабел не таила от нее своих сердечных горестей, ее связь с Атилиу была совсем небезоблачной, они много раз уже расходились и сходились вновь. Не было секре­том для Бранки и новое увлечение Атилиу, из-за которо­го он в последнее время перестал видеться с Изабел. Но она считала его мимолетным, несерьезным. Однако перед ней было не увлечение, а... что-то совсем другое... Куда более серьезное и опасное...
Ревность и гнев почувствовала Бранка при виде до­верчивых нежных лиц, обращенных друг к другу. И обычно такая сдержанная, она не могла совладать со своим гне­вом и, отыскав Изабел, обрушила на нее град упреков за то, что та не умеет удержать Атилиу при себе, что не хочет бороться за свое счастье.
— Сколько раз я тебе говорила, что ему нужен се­мейный очаг, что одной постели ему мало! — шипела Бранка. — Ему нужно душевное тепло, а у тебя на тум­бочке калькулятор, а под подушкой телефонная трубка.
— Ну знаешь что, Бранка! — Изабел задохнулась от обиды и возмущения. — Не много ли ты себе позволя­ешь? В чем ты меня упрекаешь? В том, что я — деловая женщина, образованный работник и приношу прибыль фирме? В том, что из-за своих деловых качеств я лиши­лась личного счастья? В этом? Да?
Бранка почувствовала, что хватила через край.
— Я так привязана к тебе, Изабел, что потеряла голову, увидев Атилиу с Эленой.
— Я давно ее потеряла, — хмуро усмехнулась Иза­бел и взяла еще рюмку коньяка. В последнее время она пила больше, чем надо. Но ничего не могла с собой поде­лать, ей нужна была разрядка. И разряжалась она тоже по-мужски: не слезами или истериками, а алкоголем.
После танца Атилиу увлек Элену в кабинет Бранки. Ему не терпелось сказать ей, что за то время, пока они не виделись, он все для себя решил, что любит ее и чувству­ет, что и она к нему неравнодушна, что он...
Нахлынувшая нежность и желание опередили слова, и он приник к губам Элены, которые ответили ему так не­жно, так доверчиво. В долгом поцелуе слились не губы — души. Наконец они оторвались друг от друга и смотрели хмельными от счастья глазами, медленно приходя в себя, возвращаясь на землю. И, внезапно почувствовав нелов­кость, оба повернулись к дверям.
В дверях стояла Изабел с рюмкой коньяка и смотрела на них тяжелым взглядом. Стояла она, видно, давно, а сейчас сделала к ним шаг, пошатнулась и, словно бы ища опоры, цепляясь, крепко стиснула рюмку, она хрустнула, осколки полетели на пол, из руки потекла кровь.
— О Господи! Изабел! Сейчас я позову Франку. — Атилиу поспешно вышел, радуясь, что удержался от уп­река. Он терпеть не мог пьяных женщин, истерик, сцен. Все это казалось ему невыносимой пошлостью.
Элена почувствовала себя девчонкой, пойманной на месте преступления, но виноватой почему-то себя не чувствовала. Она знала, что ей хотел сказать и не успел сказать Атилиу. Интонация, с какой он произнес «Иза­бел», сказала ей больше, чем долгий рассказ об их взаи­моотношениях. Они были чужими людьми, их ничто не связывало. Но все-таки она попросила прощения, потому что ей было жаль эту женщину, с которой жили без люб­ви и с которой^ расстались. Она вытирала кровь, перевя­зывала носовым платком рану, и ее великодушная забота, в свою очередь, была красноречивее слов.
Вошел Франку, промыл и перебинтовал рану, которая оказалась не опасной. У всех остался неприятный осадок, всем было неловко. Еще более неловко всем стало после того, как Изабел, пошатываясь, подошла к Атилиу и от­весила ему пощечину. Атилиу попросил Франку отвезти Изабел домой. Элена пошла в ванную, ей нужно было побыть одной, прийти в себя.
Но от Бранки не могло укрыться ни одно событие в ее доме. Увидев взволнованную Элену в холле, она пове­ла ее к себе и стала выговаривать за неподобающее пове­дение.
— Если мужчина и женщина свободны и любят друг друга, то ничего неподобающего в их поведении быть не может, — спокойно и твердо сказала Элена. — Я никог­да не подавляла в себе любовь и не буду. Если бы я была замужем и полюбила другого мужчину, то развелась бы. Ты ничему не можешь научить меня, Бранка! Но я наде­юсь, что произошедшее никак не скажется на отношении твоей семьи к моей дочери.
Бранка не привыкла к отповедям, выслушивать Элену ей было неприятно. Но она поумерила свой воинственный пыл и сказала:
— Жену моего сына я буду оберегать и от слухов, и от неприятностей!
Это было похоже на правду. На том они и расстались.
По дороге домой Эленой владело сложное чувство: ей было тяжело и радостно. Она знала: в ее жизни произош­ло что-то очень важное, и свет близкого счастья затмевал все неприятности.
Бранка с утра поднялась не в духе, но еще не теряла надежды образумить Атилиу. Сразу же после завтрака она поехала к нему.
Атилиу чувствовал себя безумно виноватым. Но не перед Бранкой, перед Эленой. Он ведь так и не сказал ей того, что хотел. Поставил в ужасную ситуацию, заставил пережить тяжелые минуты!.. Не в силах дождаться более удобного часа, он разбудил ее звонком и сказал все, что хотел сказать вчера:
— Прости! Если можешь, прости меня! Говорят, буд­то любовь, зародившаяся в Венеции, не умирает никогда. Я не успел тебе этого сказать, но говорю сейчас: я полю­бил тебя там, клянусь! Ты шла ко мне по саду Казановы, шла среди темно-зеленых шпалер и была похожа на осле­пительный солнечный луч! Твои сияющие глаза! Я хочу видеть тебя! Сейчас! Немедленно!
— Мне сложно во всем разобраться, Атилиу, — ус­лышал он в ответ. — Подожди немного, день, два...
— Хорошо, хорошо! Я подожду! Два дня, но не боль­ше! — торопливо ответил он и повесил трубку.
Потом заказал по телефону цветы, попросил посыль­ного зайти к нему за запиской и стал ждать его.
На звонок он поспешно открыл дверь и увидел Бран-ку. Она выглядела очаровательно, улыбалась по-дружес­ки. Вошла, огляделась, попыталась заговорить об Изабел. Однако Атилиу ласково и корректно дал ей понять, что их многолетняя дружба не дает ей права вмешиваться в его личную жизнь. Больше того, невмешательство и есть основа дружбы.
Получив вторую отповедь, Бранка прикусила губу, попросила сделать ей коктейль, на которые Атилиу такой мастер, и в его отсутствие прочитала записку: «Элена! Дни без тебя мне кажутся вечностью. Ждать нет сил.
Послезавтра мы обедаем вместе и весь вечер будем вдво­ем. Не говори, что не можешь. Больше двух дней я не выдержу! Твой Атилиу».
Ах вот оно как! Ну и нахал! Бранка выпила принесен­ный Атилиу коктейль, посидела еще немного и прости­лась. Настроение у нее не улучшилось.
За обедом она все подкладывала еду Эдуарде, твердя, что уж больно она худенькая и бледненькая, а ей ведь рожать, и детки должны быть здоровенькие, крепенькие, но свекровь ее откормит.
— Откормите! Можно подумать, что я лошадь, — обиженно сказала Эдуарда. Ей кусок в горло не шел при одном только воспоминании, какое она провела утро. Ужас! Она проснулась от оглушительного рева магнитофона, заглянула к Аеу, чтобы попросить его приглушить музы­ку, и увидела у него Лауру! Та чувствовала себя как дома. Она, видите ли, учила Леу танцам!
С Эдуардой чуть истерика не случилась. Да что там! Случилась! Она позвонила Марселу, стала жаловаться, но он был так занят, что даже слушать ее не стал. А сейчас слушает, но не ее, а Бранку. Похлопал Эдуарду по спине и сказал:
— Хорошенькая такая лошадка, крепенькая кобылка! Ты словно в мыслях у меня читаешь, мама!
Эдуарда поджала губы, с трудом досидела до конца обеда и немедленно позвонила матери. Они должны были срочно заняться квартирой! Оставаться у Бранки под од­ной крышей с Лаурой она не намерена!
Они договорились встретиться завтра с утра, но Эле-на обещала еще позвонить вечерком, уточнить час встречи.
Эдуарда ждала ее звонка с нетерпением. Как назло, Элена позвонила во время ужина, и, когда Эдуарда рва­нулась к телефону, ее остановил ледяной голос Бранки:
— Время еды в твоем новом доме — святое. Скажи Элене, — Бранка уже обращалась к Зиле, — что Эду­арда перезвонит ей, как только освободится.
Эдуарда почувствовала себя опять в пансионе под не­усыпным наблюдением строгой классной дамы. Воспоми­нание было не из приятных. Оставаться в этом доме ей захотелось еще меньше.
Ложась спать, она думала только о том, как завтра посмотрит свою новую квартиру и как им будет хорошо там вдвоем с Марселу. Без бесстыжей Лауры, которая окручивает теперь Леу. Без Бранки, которая словно бы стоит за дверью и проверяет, зачинает она или нет ей крепенького внука.
На следующее утро за завтраком Арналду сообщил приятную новость:
— Марселу! Вчера нам звонил Ринальду из Буэнос-Айреса, они готовы внести жирный куш в основной про­ект. Так что сегодня ты летишь к ним улаживать дела. Можешь взять с собой жену.
— Меня?! Но я должна заняться квартирой! — вос­кликнула Эдуарда, и это был крик ее души. — А Мар­селу... А без Марселу... — Она представила себе, что будет с ней здесь без Марселу, и чуть не заплакала.
— Она права, — вдруг раздался властный голос Бран­ки. — Только поженились и уже разлучаются. Пусть летит Атилиу. Он свободен, собраться ему ничего не сто­ит, проект его, и он разберется с ним даже лучше Марселу.
Арналду помялся: Атилиу не мальчишка, чтобы посы­лать его, не предупредив, в тот же день в Буэнос-Айрес, но с другой стороны... Самолет вечером, все можно ус­петь... И он отправился звонить другу, коллеге, подчи­ненному.
Узнав, что своей экстренной командировкой он обязан Бранке, Атилиу пришел в тихое бешенство.
— Хотел бы я знать, с каких это пор она стала ди­ректором нашей фирмы? — осведомился он ледяным тоном.
— Да ты сам понимаешь, женщины, Бранна, Эдуар­да, — замялся Арналду.
Спорить Атилиу не стал, дело оставалось делом, и нужно было покончить с ним как можно быстрее. И еще повидать до отъезда Элену и предупредить ее, как обсто­ят дела.
Элена уже знала, как они обстоят. Эдуарда с сияю­щими глазами рассказывала матери, что Бранка вдруг встала на ее сторону.
— Ты бы видела, как категорично она сказала, — захлебывалась от восторга Эдуарда, — что Марселу не­чего делать в Буэнос-Айресе! Поедет Атилиу! Он свобо­ден и может пробыть там хоть месяц, хоть год, если понадобится! Правда, она здорово поступила, встав на мою защиту? Она меня просто покорила. Она ведь очень хорошая, правда, мама?
— Конечно, дочка, конечно, — согласилась Элена.
— И вообще она такая прямая, искренняя. Все гово­рит в лицо. Я сначала обижалась, а теперь вижу, что у нее просто такой характер — ничего не может утаить в себе.
— Конечно, дочка, конечно, — опять согласилась Элена. — Знаешь, я только что вспомнила об одном срочном звонке.
Она вышла в другую комнату и набрала номер фирмы Атилиу. Подошла Изабел и, узнав Элену, торжествующе сказала:
— Он улетел в Аргентину на неделю.
«Что ж, значит, завтрашний обед отменяется, — по­думала Элена. — Улетел и не предупредил. Может, Вир-жиния была не так уж не права, когда говорила, что он во всем слушается Бранку...»
И она поехала с Эдуардой смотреть квартиру. С Ати­лиу они разминулись минут на десять, не больше. Букет алых роз он вручил толстухе Тадинье и, попросив бумагу, набросал записку.
Когда он вернулся в офис, Изабел подала ему папку с документами.
— Я могу поехать с тобой, — сказала она. — Ар­налду даст мне отпуск, и мы проведем его в Буэнос-Айресе.
— Это следующее указание Бранки? — прорычал Атилиу, взял папку и хлопнул дверью.
Изабел не знала, что и думать. Никогда она еще не видела уравновешенного Атилиу в таком состоянии. Арналду похлопал ее по плечу:
— Ты такая красивая, Изабел! Пойдем выпьем, от­празднуем твою свободу!

Глава 14
Эдуарда одобрительно осмотрела гостиную. Ей очень понравились спальня, столовая, холл, а вот в будущей детской она задумалась. Пока это была просто очень свет­лая и веселая комната, расписанная по стенам яркими цветами.
— Нет, для ребенка я хотела бы чего-нибудь другого, более оригинального, — сказала она.
— У нас есть еще время подумать, — согласно от­ветила Элена. — Мы ведь никуда не торопимся, так, дочка?
— Торопимся, мама! Марселу хочет сына! Наследии ка! И я чувствую себя виноватой, что никак не могу ис полнить его желание. Знаешь, я даже тест в аптеке » купила. Когда у меня задержка, я радуюсь хотя бы два-три дня!
— Да разве можно так себя изводить, доченька? — Элене опять стало жалко дочь, которая любое событие делает для себя не в радость, а в муку. — Доверься природе, она все за тебя сделает сама. Живи спокойно, люби своего мужа, и со временем у вас появятся дети.
— Нет, мамочка, ты не понимаешь! Марселу и я, мы хотим создать настоящую крепкую семью, а семья — это дети, поэтому я и должна ему родить как можно скорее ребенка! — Эдуарда уже разволновалась, порозовела.
— Ну раз должна, значит, родишь, — успокаивающе произнесла Элена. — Давай-ка посмотрим образцы обив: для гостиной, выберем шторы для спальни. Чем скор^ вы переселитесь, тем будет лучше.
Женщины склонились над образцами, выбирали, при­меривали, и за этим уютным занятием им было так спо­койно, так приятно.
День прошел радостно, мирно. Мать и дочь, соску­чившись, наслаждались своей близостью. Эдуарда прово­дила Элену до дома, ей захотелось еще посидеть с матерью, побыть дома, поболтать за ужином.
Войдя, Элена сразу увидела букет и записку: «Не­смотря ни на что, встречаемся завтра! Но не обедаем, а ужинаем. Заеду в десять. Целую, Атилиу». Даже если он и не сможет выполнить этого, само намерение было мно­гообещающим. Оно говорило о заинтересованности, даже страсти. Элена вся засветилась: как можно не любить жизнь, когда на каждом шагу тебя ожидает сюрприз?
«Жизнь отвратительна! Стоит расслабиться, и она тут же преподнесет тебе гадость! — промелькнуло молнией в голове Эдуарды, когда, войдя в гостиную, она увидела Орестеса. — Как мама смеет поддерживать с ним отно­шения?!»
Орестес радостно улыбнулся, приготовился просить прощения за свадебную неурядицу, все объяснить, но Эдуарда и слова не дала ему сказать, вышла, хлопнув дверью, и заявила, что ноги ее больше не будет в доме, где бывает этот человек!
Элена попробовала ее образумить, успокоить, напом­нить, какой хороший день они провели вместе. Напрасно. Эдуарда вихрем вылетела из дома, дрожащими руками открыла дверцу своей машины, будто спасалась от ядови­той змеи.
Элена развела руками и вернулась. Только бы бла­гополучно доехала, в таком-то состоянии!
Орестес снова почувствовал себя виноватым, принял­ся извиняться, что не предупредил. Он на минутку, за платьем Сандры, она идет на день рождения к подружке, и там будут фотографировать, а он тут неподалеку платил задолженность, и вот...
Элена напоила его кофе, принесла платье, пожелала Сандре хорошо повеселиться.
— Я уверена, рано или поздно вы помиритесь с Эду-ардой, — стала утешать она бывшего мужа.
— Я тоже надеюсь. Пока!
Вертолетный парк Нанду был не так уж далеко, и Орестес отправился туда. Ему повезло: Нанду как раз собирался ехать домой.
— Садись, только шлем надень! — скомандовал он. — Сейчас через мост помчимся!
Орестес надел шлем, молодцевато выпрямился, уце­пился за пояс Фернанду и, зажмурившись, приготовился терпеть — он боялся быстрой езды, у него от скорости кружилась голова.
И был просто счастлив, когда, здоровые и невреди­мые, они остановились у крыльца своего дома. Поблаго­дарив Фернанду, он отправился полежать, сказав, что его, наверное, на мосту продуло.
Фернанду понимающе покачал головой: сдает старик, что тут поделаешь? И, заслышав телефонный звонок, побежал к телефону.
Звонила Милена, просила забрать ее завтра из Анг-ры, заказ на Фернанду в парке она уже сделала. I
— Прилетай пораньше, улетим попозже, — как все­гда весело сказала она. — Чтобы искупаться успеть.
— Хорошо, — засмеялся Фернанду.
Лидия, накрывая на стол, ревниво прислушивалась к разговору: опять эта богатая красотка крутит парню голову!
Назавтра погода было хмурая. Когда Фернанду вы­летал, диспетчер напомнил, что у него есть еще один рейс во второй половине дня.
— Я вернусь гораздо раньше, — сказал Нанду, при­кинув, что времени хватит на все, и на купание, и на работу.
Милена махала панамой снижающемуся вертолету, чуть ли не прыгала как девчонка. Нанду улыбнулся. Оглядев низкие тучи, он сказал:
— Улететь нужно как можно скорее, в дождь мы не поднимемся.
— Быстренько искупаемся и полетим. — Милена состроила умильную рожицу, и Нанду не стал упираться.
Купались, брызгались, смеялись. Пока оделись, тучи опустились еще ниже, набухли дождем. Но Фернанду все-таки рискнул подняться. Кто знает, а вдруг успеют до дождя?
Не успели. Ливень хлынул стеной.
— Будем садиться, — сказал Фернанду. — Мотор с таким потоком воды не справится. Хорошо еще, что не над океаном летим.
— А я люблю такие рисковые приключения, — зас­меялась Милена.
Фернанду тоже любил, и в этом они были похожи. Посадил вертолет он удачно, и они стали пережидать дождь. Ливни в этот сезон долгими не были.
Милена чувствовала себя счастливой. Она не возра­жала просидеть в вертолете и весь сезон дождей. Был счастлив и Фернанду. Погодные условия есть погодные условия, но лучше бы он успел к следующему рейсу...
Однако сидеть вдвоем и так близко, когда за окнами хлещет дождь, оказалось сложнее, чем думалось. И Ми­лена предложила:
— Пошли купаться! Нечего сидеть, как рыбки в ак­вариуме!
Она уже открыла дверцу и выскочила. Нанду ничего не оставалось делать, и он последовал за ней.
Вымокли оба вмиг, но плясали и веселились как ма­лые дети, гонялись друг за другом, хохотали. Все стихии им были подвластны, кроме одной — любви, которая неумолимо толкала их друг к другу. Однако пока они еще играли с ней в прятки, и пока эта игра им была в радость.
Дождь кончился, засияло солнце. Вода текла с них ручьями.
— Жаль, что не во что переодеться, — посетовала Милена.
— Погоди, сейчас я все выжму и немножко тебя подсу­шу, — заботливо отозвался Фернанду. — Иди-ка ко мне.
В вертолете у него лежало сухое полотенце: он же собирался купаться! И Фернанду заботливо вытер Миле-ну, как вытирал бы Сандру, не подпуская близко жела­ние, которое, если бы дать ему волю...
Когда они прилетели, Фернандо с удовлетворением отметил, что как раз успевает на свой следующий рейс. И, едва приземлившись, доложил начальству, что готов лететь.
— Я уже назначил сменщика, — сказал началь­ник. — Согласись, не мог же я рисковать.
— Тем лучше, — заявила Милена, — ты отвезешь меня домой, заодно переоденешься, и мы перекусим.
Фернанду было заколебался. Не очень-то ему хоте­лось ехать в дом Милены, но проводить ее было нужно, и он скрепя сердце согласился.
Милена настояла, чтобы он переоделся в джинсы и майку Марселу. Они были ему маловаты, и Милена от души расхохоталась, чем еще больше смутила Нанду, ко­торый и без того чувствовал себя чучелом гороховым в этом вылощенном доме.
Они спустились вниз, в гостиной сидели Бранка с Эдуардой.
У Бранки сегодня был не слишком приятный день. В полдень позвонил Атилиу и сообщил, что возвращается сегодня же с проектом договора. Когда они его подпишут, то отправят по почте. Арналду готов был согласиться, но Бранка возмутилась.
— Он — служащий фирмы, — зашипела она. — Мы тратим деньги на командировку не для того, чтобы он возвращался с какими-то проектами. Нам нужен дого­вор! Пусть остается там хоть на неделю, хоть на месяц, но вернется с законченным делом!
Арналду вынужден был передать все это в смяг­ченной форме Атилиу, тот явно был недоволен, про­стился и положил трубку. Война была объявлена. Бранка не сомневалась в победе, но ей было неприят­но, что она вынуждена вести ее против Атилиу. Как оказалось, она была привязана к "нему больше, чем хотелось бы.
Чтобы развлечься и развеяться, она повела Эдуарду по магазинам, потом в японский ресторан. Эдуарда была в восторге от Бранки — какая заботливая у нее свекровь! Как она была не права, когда подозревала ее в неприяз­ни. Эдуарда и сама развеселилась. Шутила, смеялась. Бранка одобрительно поглядывала на невестку. Если бы не слабое здоровье — подумать только, она поставила у молодых в спальне несколько корзин с цветами, так у нее началась аллергия! — так вот, если бы не здоровье, она одобрила бы выбор своего любимца: если расшевелить — огонь!
Теперь они с удовольствием беседовали друг с дру­гом, и вдруг Милена появилась в гостиной с широкопле­чим молодцом. Бранка и Эдуарда удивленно на него посмотрели.
— Фернанду Гонзага, пилот, который обслуживает семейство Моту, а теперь исключительно на службе у доны Милены, — торжественно объявила она. — Кста­ти, твой родственник, Эдуарда, — прибавила она не­брежно.
Эдуарда сжалась — она не любила таких шуток — и вопросительно посмотрела на юношу.
— Успокойтесь, сеньора, — добродушно сказал тот, — это некоторое преувеличение, просто моя мать вышла вто­рым браком за вашего отца.
Эдуарда поджала губы, всем своим видом показывая, что даже не понимает, о ком идет речь.
Бранка холодно улыбнулась. Фернанду ничего друго­го и не ждал, он и так знал, что в этом семействе он не ко двору. Однако Милене, похоже, было безразлично, как отнесется родня к ее приятелю. Она весело похлопала его по плечу и потащила кормить на кухню.
— Сейчас я сделаю нам бутерброды, — пообещала она.
— Я позвонил бы маме, она волнуется, — сказал Нанду, и Милена показала ему в холле телефон.
Бранка и Эдуарда переглянулись, не одобряя вкуса Милены к подобного рода знакомствам.
— Я и маму не одобряю, — произнесла Эдуарда, думая об отце.
«Я тоже», — чуть было не сказала и Бранка, вспом­нив про Атилиу. Но вовремя сдержалась: в родственных отношениях главное не сказать лишнего.
Атилиу тем временем звонил у дверей Элены с буке­том цветов.
— Как? Ты еще не готова? — удивился он, увидев ее в легких брючках и майке. — Или ты полагала, что я могу не сдержать слова?
Брови Атилиу грозно нахмурились, глаза счастливо смеялись, а у Элены радостно заколотилось сердце. Боже мой! Какое счастье! Целый вечер вдвоем!

Глава 15
Весь следующий день Элена мысленно возвращалась к их с Атилиу встрече. Неожиданная, она получилась совсем не такой, как ожидалось. Элене хотелось побыть вдвоем, но в ресторане они повстречали Флавию с Мау-рисиу, ее очередным поклонником, и после ужина Атилиу пригласил их всех вместе к себе. Как говорится, нет худа без добра — одна бы Элена вряд ли поехала к дону Новелли в такой поздний час. Но ей было очень любо­пытно узнать, как живет этот человек-загадка, и кварти­ра многое рассказала ей о хозяине. Открытием было то, что хозяин оказался человеком домашним, его дом был обжитым и удобным, хотя, может быть, не теплым, ли­шенным женской руки.
Женщина здесь присутствовала в виде фотографии — тонкое нежное лицо с улыбкой смотрело на севшего на диван и, наверное, по сей день именно она и оставалась собеседницей Атилиу. Никаких брюнеток не было в этой квартире и в помине. Это была квартира одинокого муж­чины, у которого в прошлом осталась хорошо налаженная семейная жизнь.
— Ты был хорошим мужем, я угадала?
— Да, я человек домашний, я хотел бы жениться, жить семьей, воспитывать ребенка. Мой возраст пока для этого не помеха.
— Думаю, что так и будет, — с невольной печалью произнесла Элена. — Ты непременно найдешь женщину, которая родит тебе ребенка.
Проникновенно глядя ей в глаза, ваяв ее за руку, он сказал:
— Женщину я уже нашел.
— Я думаю о внуках, Атилиу. — В ее голосе прозву­чало невольное отчуждение.
— Я был бы рад воспитывать твоих внуков, — весе­ло сказал он и притянул ее к себе, и она уже больше не противилась, и он поцеловал ее, и они еще долго стояли на балконе, слушая плеск волн. Она чувствовала, что он полон желания, но он не торопил ее и не торопился сам. Тем и хороша зрелость, что в равной мере ей дано на­слаждаться и душевной близостью, и телесной...
Элена вновь и вновь передумывала их встречу: сказа­но было многое, перечувствовано еще больше, но имея детей, никогда уже не бываешь полностью свободным, и она думала о себе, об Эдуарде, о семье Эдуарды.
А семья Эдуарды энергично напоминала о себе. Нео­жиданно днем к Элене приехал Раф и стал уговаривать ее прекратить роман с Атилиу.
— Бранка вне себя. Я не стал бы вмешиваться в твою личную жизнь, но сейчас из-за нее могут пострадать наши общие интересы. У меня на мази очень выгодный кон­тракт с Арналду. Он был бы спасением для меня, Вир-жинии, детей, потому что кабинет разваливается из-за налогов, а я чертовски устал. И если тебе дорога наша семья, то постарайся обойтись без трений с Бранкой. Да, она лезет в твою жизнь, в жизнь Атилиу и Изабел. Но это все цветочки! Когда что-то берет ее за живое, вызре­вают ягодки. Бранка идет ва-банк, по-крупному, грязно! Ты, наверное, не знаешь, что у Арналду уже было два
партнера, которые ушли из фирмы из-за преследовании Ц Бранки. Одного она затравила настолько, что он покон­чил с собой.
— Я знаю только одно, Раф, — Элена ласково поло­жила руку на плечо взволнованного шурина и заглянула ему в глаза, — что когда действуешь ради любви, спосо­бен свернуть горы. Когда тобой движет страх, вокруг остается пустыня. Я буду действовать ради любви. Спа­сибо, что предупредил, потому что в доме Бранки живет моя дочь и ей может еще не раз понадобиться моя помощь.
— Подожди по крайней мере, пока мы подпишем с Арналду контракт!
— Я никуда не спешу, Рафаэль, но мне кажется, что не всем в мире управляет Бранка!
Бранка рвала и метала. Днем она самолично приехала на фирму. И вчера вечером, и утром она звонила Атилиу в Буэнос-Айрес, но номер не отвечал.
— Работник исчез с деньгами предприятия и не пода­ет признаков жизни! — зловеще сказала она Арналду, появляясь в его кабинете. — Больше он у нас не работает!
— Уже выставила меня за дверь? — спросил Ати­лиу, появляясь на пороге — свежевыбритый, в элегант­ном костюме, с насмешливой улыбкой.
Бранка мгновенно поняла, что утром он прилететь не мог, значит, прилетел вчера, значит, виделся с Эленой, значит, предал интересы фирмы ради этой бабенки, ее новой родственницы!
Не меньше Бранки был возмущен и Марселу и по­спешил высказать свое возмущение:
— Я не мог поехать из-за Эдуарды! Поехал ты и должен был остаться там на неделю или две, но довести дело до конца, ясно? Твое пренебрежение интересами общего дела непростительно.
— Ты закончил? — холодно осведомился Атилиу.
— Закончил, — так же холодно отвечал Марселу.
— Ознакомьтесь с документами, а я считаю себя уво­ленным.
И Атилиу вышел из кабинета.
— Вот негодяй! — сказал Марселу, первым прочи­тавший листки из папки. — Вот мерзавец!
На лице Бранки отразилось злорадство — она не сомневалась, что война будет серьезной. Да, в вопросе с Атилиу придется пойти на крайние меры. Она была гото­ва ко всему! Придется повоевать и с Арналду. Его мол­чание говорило, что у него есть свое особое мнение на этот счет, но под ее напором и напором сына он сдастся!
— А ведь он привез контракт, подписанный по всей форме, и притом на самых выгодных условиях! — про­должил Марселу и засмеялся. — Придется, тебе, мамоч­ка, мириться с Атилиу!
Бранка взяла контракт и начала читать.
— Не будем забывать того, что наша фирма работает на его проектах. И под них получает деньги, так что если он уйдет, мы останемся на бобах, — сумрачно прогово­рил Арналду. — В следующий раз, прошу тебя, Бранка, быть посдержаннее в своих выплесках. Думай теперь сама, как выпутываться из дурацкого положения!
— А почему ты мне раньше об этом не сказал?! — Бранке нужно было на кого-то вылить свой гнев, и муж был самой подходящей мишенью. — Почему не сказал, что мы в руках этого человека? Как ты это допустил? Как это могло быть?
— Бранка! Ты все прекрасно знаешь! — отрезал Арналду. — Но в гневе слепнешь и глупеешь. Ты же хотела разрядиться? Ничего знать не желала? Теперь попробуй исправить то, что натворила.
Может быть, характер у Бранки был плохой, но голо­ва хорошая, и как умная женщина, она поняла, что хвати­ла через край. Разумеется, она знала положение фирмы, но именно поэтому так дорожила Атилиу и злилась на Арналду. Она восхищалась талантом Атилиу и втайне презирала Арналду за бездарность. Конечно, и у Арнал­ду были свои достоинства, но они нравились Бранке го­раздо меньше.
Самой замечательной чертой Бранки было ее умение внезапно повернуться на сто восемьдесят градусов. Неда­ром она говорила, что капризы — это лучшее, что есть у женщины.
Через пять минут она уже входила в комнату, где между другими находился и стол Атилиу, на котором он не спеша наводил порядок.
— Извини меня, — сказала она, и не было на свете более кроткой и милой женщины. — Меня разозлила твоя строптивость. Ты же знаешь, я женщина крутая, рублю сплеча, но никогда не гнушаюсь собрать и склеить осколки. Мы восхищены твоей работой!
— К чему эти объяснения, Бранка? Ты вправе посту­пать как хозяйка. — Атилиу посмотрел на нее с непере­даваемой иронией. Перед этой иронией Бранка чувствовала себя беззащитной. — Но, думаю, разрывать контракт не в твоих интересах: слишком велика неустойка. Как только он кончится, я уйду. Похоже, я даже присмотрел себе другую фирму...
Только этого не хватало! Она мгновенно сообразила, о какой фирме идет речь. Нет! Нет! Она этого не допустит!
— Неужели в твоем сердце одинокого волка за столько лет не нашлось для меня хоть маленького местечка? — печально спросила она. — Мы столько лет дружили с тобой, с Алисией... Можно понять, почему я вмешалась... Прости меня.
— Я ушел из дома в шестнадцать лет, потому что родители вмешивались в мою жизнь. Мы идеально жили с Алисией, потому что она в мою жизнь не вмешивалась. На моем столе лежали распечатанные письма, и она ни разу не взяла ни одного, чтобы узнать, от кого оно! Зато Изабел и ты, Бранка, пытаетесь прожить мою жизнь вместо меня. Не надо! Я этого никому не позволю!
— Клянусь, больше в твои дела я вмешиваться не буду! Я была не права, признаю. Но поверь, мы послали тебя в командировку только потому, что никто, кроме тебя, не справился бы так блестяще с этим контрактом. Я обожаю Марселу, но я объективна: сыну пока еще далеко до тебя. Приходи к нам сегодня, поужинаем вместе. Только близкие друзья, в своем кругу, и забудем о размолвке.
— Спасибо, Бранна. — Атилиу всегда был безуко­ризненно вежлив. — Но у меня другие планы на сегод­няшний вечер.
— Тогда отпразднуем твою победу в кафе!
Бранка уже тащила Атилиу за руку, и он не сопротив­лялся — они и в самом деле знали друг друга слишком давно, недаром он называл себя «специалистом по Бранке».
— Шампанского для дам! — скомандовал Марселу официанту. Он праздновал очередную победу своей непо­бедимой матери.
У него самого тоже был повод выпить шампанского, другое дело, что пока он не знал об этом.
Эдуарда с утра отправилась к матери. Дорогой она наконец отважилась и купила в аптеке тест на беремен­ность. Задержка была уже неделю. Накануне она сходи­ла в церковь и поставила свечку Святой Рите де Кассии, которая всем и всегда помогала. Хорошо, если беремен­ность. А если нет?.. Если у нее какие-то неполадки и ей нужно будет непременно обратиться к врачу? В общем, лучше всего, если они займутся ее здоровьем вместе с мамой...
Пока Элена суетилась на кухне, собираясь напоить ее кофе, Эдуарда воспользовалась тестом, и... Наконец-то! То, чего она столько времени ждала, свершилось!
— Мама! Я жду ребенка! — воскликнула она с сия­ющими глазами.
Элена обняла ее, прижала к себе. Она была самой счастливой женщиной на свете!
Вечером в доме Бранки шампанское лилось рекой. Она праздновала необыкновенно важное событие для всей се­мьи Моту: у ее первенца должен был появиться на­следник!
Элена в тот же вечер отпраздновала то же событие куда скромнее. Она собственноручно приготовила курицу с соусом карри и, уютно ужиная с Атилиу при свечах, подняла бокал чудесного красного вина за здоровье дочки и будущего малыша.
Наконец-то Атилиу наслаждался домашним теплом, заботой, покоем, без которых тосковал столько лет. На­конец-то смотрел в глаза, которые отвечали ему ласковой улыбкой понимания. Радостнее всего было для Атилиу то, что и он понимал Элену без всяких слов, он чувство­вал, отчего она счастлива и что ее огорчает, а значит, мог позаботиться о ее счастье и помочь ей в горе.

Глава 20
Переступив порог своего дома, Элена остановилась в недоумении.
— Что тут произошло? Не пойму... Ковра нет на полу... Куда же он подевался? Нас что, ограбили, Тадинья?
— Нет, слава Богу, — ответила та. — Всего лишь затопили. У соседа сверху прорвало трубу. Ковры сушат­ся на балконе.
— Приятные новости к приезду! Не правда ли, Атилиу?
— Не расстраивайся по таким мелочам, — посовето­вал он Элене.
Тадинья же переминалась с ноги на ногу, не отважи­ваясь сообщить самую главную, действительно неприят­ную новость. Заметив ее необычную напряженность, Элена спросила сама:
— Это еще не все? У тебя какое-то странное выраже­ние лица...
— Да, сеньора, — глухо выдавила из себя Тади­нья. — Но пусть вам об этом скажет сам Марселу. Он в комнате Эдуарды.
— Боже мой! С ней случилось несчастье? — испу­ганно вскрикнула Элена и бросилась в комнату Эдуарды.
Вышедший навстречу Марселу обнял Элену, в его глазах проступили с трудом удерживаемые слезы.
— Я приехал за вами, — произнес он надтреснутым голосом. — Вы сейчас очень нужны Эдуарде. Она по­стоянно о вас говорит...
— Что с ней?!
— Эдуарда в больнице. Ей уже гораздо лучше... А вот ребенка спасти не удалось.
— Боже мой, как же это произошло? Она себя хоро­шо чувствовала, была так счастлива. Я звонила ей по­завчера...
— Да, все было хорошо. Но потом мы полетели в Ангру, и там у Эдуарды открылось кровотечение. На следующий день я отвез ее в больницу. Но, как оказа­лось, поздно...
Спустя четверть часа Элена уже была в клинике и обнимала бледную, ослабевшую Эдуарду.
— Если бы я могла предположить, что это произой­дет, то никуда бы не поехала, была бы рядом с тобой, — говорила она дочери.
А Эдуарда сквозь слезы рассказывала ей о своем горе:
— Мне так больно, мама! От собственного бессилия, от невозможности что-либо изменить. Ведь я чувствова­ла, как его теряю! Он умирал, истекал во мне кровью, а я ничем не могла ему помочь!..
— Ты постарайся не сосредотачиваться на этом. Смот­ри в будущее, — советовала ей Элена. — Так бывает у многих женщин, а потом они нормально рожают даже не одного ребенка, а нескольких.
— Но у меня такое чувство, что я вообще не смогу родить. Никогда! Это ужасно, мама!
— Ты говоришь глупости, — возражала ей Элена. — У тебя еще будет много детей. А этот выкидыш случился, потому что ты слишком сильно хотела забеременеть, а потом родить.
— Но Марселу мечтал об этом со дня нашей свадь­бы. И Бранка все время говорила о внуке...
— А ты не должна чувствовать себя настолько обя­занной Марселу и его родным. Надо довериться судьбе, природе. Все придет естественно, в свой черед.
— Ах, мама, мне хотелось бы, чтобы все было имен­но так, как ты говоришь. Но я не смогу на это настроить­ся, потому что боюсь за свой брак с Марселу. Потеряв ребенка, я потеряю и Марселу.
Она зарыдала в голос, и Элена вновь принялась ее успокаивать:
— Это ложные страхи, дочка. Марселу тебя очень любит. Вы вместе переживете эту потерю, и несчастье только сблизит вас еще больше.
Заглянувший в палату Сезар сказал, что анализы у Эдуарды хорошие, физическое состояние в норме, надо только психологически преодолеть перенесенный стресс.
— А какие будут рекомендации? — спросила Элена.
— Побольше отдыхать, гулять, не перенапрягаться. И с надеждой смотреть в будущее!
— Ты хочешь сказать, что я еще смогу... забереме­неть? — отважилась спросить Эдуарда.
— Конечно! — уверенно заявил Сезар. — Вот не­много поправишься, и месяца через два-три у тебя опять может появиться животик.
— Ну, что я тебе говорила?! — обрадовалась Эле­на. — Ты еще обязательно родишь!
— В этом нет ни малейших сомнений, — добавил Сезар. — Ты не нуждаешься ни в каком лечении, а только лишь в психологической поддержке. И завтра смо­жешь отправиться домой.
— А сегодня ночью я побуду здесь с тобой, — пред­ложила Элена. — Марселу мы отпустим, ему надо от­дохнуть. Не возражаешь?
— Ну что ты, мамочка, я буду только рада! — отве­тила Эдуарда.
Милена, Леонарду и Лаура приехали из Ангры на машине, и Бранна рассказывала им о несчастье Эдуарды:
— Я чувствовала, что это произойдет. Интуиция мне подсказывала. Эдуарде будет трудно выносить ребенка все девять месяцев, если она вообще сможет забереме­неть во второй раз. Лично я в этом сильно сомневаюсь.
— Врач сказал, что Эдуарда вполне сможет и забере­менеть, и родить, — попытался восстановить справедли­вость Арналду, но Бранку это лишь разозлило:
— Много эти врачи понимают! Я-то вижу, что Эду­арда больна. У нее даже на цветы аллергия.
Милена едва сдерживалась, чтобы не нагрубить мате­ри, и, видя это, Арналду попытался перевести разговор в иное русло:
— Марселу сейчас в больнице. Он так переживает!..
— Конечно, — подхватила Бранка. — Марселу по­давлен, разочарован.
— Мне кажется, «разочарован» — совсем неподхо­дящее слово в данном случае, — не удержалась от заме­чания Милена.
— Ты не можешь понять ни Марселу, ни меня, пото­му что семья для тебя — пустой звук! — парировала Бранка. — А Марселу так мечтал о сыне! Но его постиг­ло разочарование.
— Это ты не можешь меня понять, — возразила Милена. — С Эдуардом случилось несчастье, и ей мож­но сочувствовать, сострадать. Но ты не способна на такие
чувства. Тебя переполняет только разочарование и досада на Эдуарду, поскольку она не оправдала ваших с Марсе­лу надежд!
Спор матери и дочери стремительно перерастал в ссо­ру, но положение спас вернувшийся домой Марселу.
— С Эдуардой сейчас Элена, — пояснил он. — А я второй ночи там не смог бы выдержать. Больничный за­пах меня просто убивает!
Милена посмотрела на брата с нескрываемым осуж­дением, а Лаура при появлении Марселу оживилась, просияла.
Бранка же сразу забыла о своем споре с Миленой и подхватила тему, начатую Марселу:
— Я тоже не выношу больниц. И не только запахи, но и врачей, медсестер, больных... А Эдуарде сейчас, конечно же, нужнее мать, чем муж. От нее там будет больше пользы.
— Да, в такие моменты нам всем нужна мать, — не преминула вставить Милена. — Правда, многое зависит и от самой матери.
— Я не желаю тебя слушать. Дай мне поговорить с сыном! — отрезала Бранка. — Марселу, садись, чего-нибудь поешь.
— Нет, мне тошно смотреть на еду. Я лучше пойду спать.
Он сделал несколько шагов по направлению к спаль­не, но его окликнул Леонарду:
— Постой! Ты ведь не сказал, как себя чувствует Эдуарда.
— Ее завтра выпишут, — бросил на ходу Марселу.
На следующий день за завтраком он сообщил, что сначала отправится в больницу, привезет оттуда Эдуарду и лишь затем поедет в офис.
— Вообще-то у нас сегодня заседание совета дирек­торов, — напомнил ему Арналду. — Но ты не торопись. Если не успеешь, мы справимся и без тебя.
— Что такое? — вмешалась Бранна. — Совет собе­рется без Марселу? Да этот совет не может принять ни одного нормального решения. Лучше вообще отменить заседание!
— Нет, нельзя, — возразил Арналду. — Вопрос очень срочный.
— Я постараюсь приехать побыстрее, — пообещал Марселу. — Но вы поймите: мне надо быть спокойным за Эдуарду.
— Ты же сам говорил, что ей уже лучше, — замети­ла Бранка.
Марселу поморщился:
— Эдуарда не нуждается в лечении, однако у нее тяжелая моральная травма.
— У нас у всех эта же травма! — недовольно броси­ла Бранка.
— Я думаю, Эдуарде сейчас больнее всех, — уже с явным раздражением произнес Марселу, но Бранка про­должала гнуть свое:
— Это распущенность, неумение держать себя в ру­ках! Элена воспитала девочку очень капризной.
— Если хотите, я могу привезти Эдуарду из кли­ники, — внезапно предложил Леонарду.
Бранка тотчас же ухватилась за эту идею:
— Правильно! Хоть какая-то польза от тебя будет, Леонарду. А ты, Марселу, позвони Эдуарде, объясни, что у тебя важное совещание. Должна же она понять, что из-за ее переживаний мир не прекратил своего существо­вания.
— Нет, не стоит лишний раз огорчать Эдуарду, — решил Марселу. — Пусть Леу сам позвонит ей перед отъездом из дома. А нам уже надо торопиться. Пой­дем, отец!
Когда Леонарду позвонил в клинику, трубку взяла Элена. Услышав, что за Эдуардой собирается приехать Леонарду, она тихо, едва ли не шепотом спросила:
— А почему не Марселу?
— У него важное совещание. Марселу пытался к вам дозвониться, но не смог и попросил меня, — вынужден был соврать Леонарду.
— Я не знаю, когда Эдуарду выпишут. У нее была небольшая проблема, и сейчас здесь находится врач. По­звони попозже, ладно? — ответила Элена и пояснила специально для дочери: — Это был Марселу. У него важное совещание. За тобой приедет Леонарду. Но я могу и сама тебя отвезти.
— А твоя машина здесь? — спросила Эдуарда.
— Нет, меня сюда привез Атилиу. Но я вызову такси.
— Не стоит, — вступил в разговор Сезар. — Мое дежурство закончилось, и я смогу отвезти вас обеих.
— Значит, с Эдуардой все в порядке? — обрадова­лась Элена.
— Не совсем, — произнес Сезар, строго глядя на Эдуарду. — Видишь, она уже плачет. Расстроилась, что не приедет Марселу.
— Еще бы не расстроиться! — всхлипывая, промол­вила Эдуарда. — Для него бизнес главнее всего! Главнее любви, жены, семьи...
— Ты не должна себя так распускать! — еще более строго обратился к ней Сезар. — Твой сегодняшний об­морок был вызван не болезнью, не физической слабос­тью, а тем, что ты сознательно себя растравливаешь. Зачем тебе надо было идти в палату, где лежат новорожденные? Чтобы лишь усилить душевную боль? Неудивительно, что ты прямо там и потеряла сознание. Твоя задача сейчас — избегать отрицательных эмоций, а не культивировать их в себе. Иначе ты не сможешь выносить и следующего ре­бенка. Собирайся, сейчас поедем к тебе домой.
Из короткого разговора с Эленой Леонарду понял, что в данном случае не может заменить собой Марселу, о чем и сказал матери:
— У Эдуарды какие-то проблемы. Ее осматривает врач. Надо позвонить Марселу. Он еще должен быть в дороге. Пусть поворачивает и едет прямо в больницу.
Бранку такое предложение возмутило:
—- Только этого не хватало! Мы не станем расстраи­вать Марселу по пустякам. У него сегодня ответственное совещание. А Эдуарда... Какие у нее могут быть пробле­мы! Наверняка очередной каприз, да и только. Через часок позвони снова в клинику, выясни, когда приезжать. А я пойду освежусь в бассейне.
Когда машина Сезара въехала во двор, Эдуарду выш­ла встречать Зила:
— Проходите, пожалуйста. Комната для вас готова. А я позову сеньору Бранку — она в бассейне.
— Нет, не надо ее беспокоить, ^- остановила горнич­ную Элена. — Я сама помогу Эдуарде, а доктор сейчас уедет.
Простившись с Сезаром, они прошли в комнату Эду­арды. Элена посоветовала дочери принять душ и немного поспать.
— Вечером я тебя навещу, а сейчас поеду домой, — сказала она, уходя.
Однако в гостиной ее встретила Бранка и предложила выпить кофе. Отказаться было неудобно, поэтому Элена согласилась, и между женщинами завязалась беседа. Го­ворили, конечно же, о случившемся несчастье, о том, что Эдуарде и Марселу сейчас трудно и их надо поддержать.
Все шло спокойно, пока Бранка не высказала вслух то, что беспокоило ее сейчас больше всего:
— Мне кажется, Эдуарда серьезно больна и нужда­ется в глубоком медицинском обследовании. Надо выяс­нить, отчего у нее был выкидыш и сможет ли она вообще когда-либо родить.
— Твои опасения не имеют под собой никакой по­чвы, — стараясь сохранять вежливый тон, твердо произнесла Элена. — Моя дочь только что вернулась из клиники, где прошла полное обследование. Врачи гово­рят, что Эдуарда здорова и способна родить еще не одного ребенка.
— С одним из этих врачей я успела сейчас погово­рить, когда он выезжал со двора. Это же юнец неопыт­ный! — пренебрежительно заметила Бранка, добавив: — Кстати, он же мне и рассказал об утреннем обмороке Эдуарды. Для меня совершенно очевидно, что диагноз, поставленный этим Сезаром, не подтверждается на практике.
— У Эдуарды был всего лишь психологический срыв! Она увидела чужих младенцев — живых, здоровых — и потеряла сознание от горя, от тяжести собственной утра­ты. Вообще с ней сейчас надо поменьше говорить на тему беременности и родов. Не нужно постоянно напоминать, что она должна родить. К чему такая спешка? Разве Марселу и Эдуарда не могут быть счастливы без ребен­ка? Они же так молоды!
— В моей семье женятся, чтобы иметь детей, — с вызовом произнесла Бранка.
— А в моей — чтобы быть счастливыми, — приняла вызов Элена. Она не могла оставить это утверждение без комментариев и с горячностью продолжила столь принци­пиальный для нее спор: — Даже без любви бывают проч­ные семьи! А что касается детей, то любящие супруги, если им не удается завести собственного ребенка, всегда могут решить эту проблему. Я знаю несколько прекрас­ных семей, в которых воспитываются приемные дети. Разумеется, это не относится к Эдуарде и Марселу — у них еще будут свои...
— Мне не нужны приемные внуки! — довольно гру­бо прервала ее Бранка. — У меня должны быть мои наследники, с моей кровью!
— Какая ты эгоистка, однако, — горько усмехнулась Элена. — Вероятно, считаешь, что твоя кровь гораздо лучше, чем у всех прочих людей.
— Я такая, какая есть! — отрезала Бранка. — И меня уже никто не переделает на свой лад!
— Ну хорошо, давай закончим этот спор, — предло­жила Элена. — Мы сейчас все напряжены, взвинчены. А нам нельзя обижать друг друга — хотя бы ради наших же детей.
По дороге домой она думала о том, что Эдуарде надо как можно скорее переехать в свою квартиру — подаль­ше от дурного глаза Бранки.
Встретившая хозяйку Тадинья сообщила:
— Сеньор Атилиу долго ждал вас дома, даже на службу не поехал, занимался здесь какими-то чертежами. Потом его все же вызвали туда. Он очень переживал за вас, но звонить в больницу не решался. Говорил: «Вдруг я позвоню в какой-нибудь неподходящий момент? Если Элена сама не звонит, значит, там все относительно нор­мально». Еще он просил вам передать, что долго на рабо­те не задержится.
— Спасибо, Тадинья, — устало промолвила Эле­на. — В таком случае я немного отдохну.
Устроившись поудобнее на диване, она попыталась заснуть, однако в памяти все время всплывали обидные, недобрые и несправедливые слова Бранки. Чтобы изба­виться от этого наваждения, Элена позвонила Виржинии:
— Представляешь, после всего, что мне довелось пе­режить, я еще должна была выслушивать язвительные замечания Бранки относительно здоровья Эдуарды! Не понимаю, как ты можешь терпеть ее чуть ли не каждый день. Она такая грубая и злая...
— Мы теперь бываем у Бранки очень редко, — от­ветила Виржиния. — Слава Богу, Рафаэль больше не зависит от Арналду, и я этому очень рада.
— А я, к сожалению, вынуждена буду общаться с ней как с родственницей, — горестно вздохнула Эле-на. — Пока у меня это получается плохо, и боюсь, что дальше будет только хуже.
Узнав от Фернанду о том, что Эдуарда попала в боль­ницу, Орестес потерял покой. Он порывался поехать к дочери в тот же вечер и поехал бы, если бы его не удер­жала Лидия.
Потом он маялся без сна всю ночь, а утром позвонил в клинику, и Сезар сказал ему, что ребенка Эдуарды спасти не удалось.
— Я должен быть там сейчас! Это же моя дочь. Она потеряла моего внука, — пустился в объяснения Орестес, предвидя неизбежные возражения Лидии. — Да, я знаю, что Эдуарда меня не любит, но я-то ее люблю!
— Бог с тобой, поступай как хочешь, — махнула рукой Лидия. — В лучшем случае тебя просто не пустят в палату, чтобы не травмировать Эдуарду. А в худшем — могут и вообще вытолкать за дверь, как это было на свадьбе.
— Какая же ты жестокая! — укорил жену Орес­тес. — Меня вытолкали, потому что я напился. А сейчас...
— Сейчас ты узнал от доктора все, что было нужно. Эдуарда, слава Богу, жива. О ней заботятся врачи и
муж. А ты своим появлением можешь только ухудшить ее состояние. Знаешь ведь, как остро она реагирует на тебя. Последний аргумент жены показался Орестесу убеди­тельным.
— Ладно, — сказал он. — Я просто буду позвани­вать Сезару и справляться о здоровье Эдуарды.
— Я уверена, все закончится благополучно, — в уте­шение Орестесу промолвила Лидия. — Помнишь, как у меня дважды срывалась беременность, прежде чем роди­лась Сандринья? Так мне же тогда было уже достаточно много лет, а Эдуарда молодая. Она быстро поправится.
Сандра, находившаяся поблизости, жадно ловила каж­дое слово отца и матери. Последняя фраза Лидии показа­лась ей заслуживающей особого внимания. Поразмыслив какое-то время, она подошла к отцу и шепотом подели­лась с ним своими соображениями:
— Папа, мы обязательно должны съездить к Эдуар­де и рассказать ей, что было с мамой до моего рождения. Это очень важно. Эдуарда может не знать таких вещей и потому расстраиваться. А когда узнает, что это не страш­но, то повеселеет и сразу же выздоровеет.
— Да, ты права, моя умница, — поддержал дочку Орестес. — Только нас могут... не пустить в палату.
— Не волнуйся, папочка, я уже все продумала! Мы поедем туда вдвоем. Но прежде купим красивые цветы. Я зайду с ними к Эдуарде и расскажу ей самое главное. А ты... подождешь меня в коридоре.
— У тебя светлая головка, Сандринья, и доброе сер­дце, — растрогался Орестес. — В понедельник я отпро­шусь с работы пораньше, а ты пойдешь на занятия, чтобы мама нас не ругала. Потом я заеду за тобой в школу, и мы отправимся в Рио.
Так они и поступили. Букет Сандра выбирала по сво­ему вкусу и гордо несла его перед собой, уверенная, что Эдуарду он непременно должен порадовать.
Однако Эдуарды в клинике они уже не застали. Оре-стеса это известие успокоило: значит, с дочерью все нор­мально. А Сандра огорчилась:
— Я так хотела повидаться с Эдуардой! Хотела объяс­нить ей все, чтобы она зря не переживала. И цветы мы такие чудные купили!.. Может, съездим к ней домой? Жаль, что Эдуарда теперь живет не у своей мамы, а у Марселу. Ты не знаешь его адреса?
— Только приблизительно знаю, — ответил Орес-тес. — Но мы можем попробовать... Это очень извест­ный дом в Рио. Пойдем!
Без труда отыскав особняк Арналду Моту, они вошли во двор, где их остановил Ромеу:
— Что вам нужно?
— Мы хотим поговорить с Эдуардой! — выпалила Сандра.
— А вы кто? Как о вас доложить?
— Скажите Эдуарде, что пришла Сандра, ее сестра, и принесла ей цветы.
— Сестра? — удивился Ромеу.
— Да. А это наш папа. Мой и Эдуарды! — с гордо­стью объяснила Сандра.
— Подождите, пожалуйста, здесь. Я сейчас доложу хозяевам, — сказал Ромеу.
В гостиной он застал одного Леонарду — Эдуарда и Бранка отдыхали в своих комнатах, Милена где-то гуля­ла, а Марселу и Арналду еще не вернулись с работы.
— Сеньор, там пришли двое с цветами... Девочка утверждает, будто она сестра молодой госпожи, а мужчи­на — их отец. Все это странно, не правда ли? — выска­зал сомнение Ромеу.
— Нет, все так и есть, — подтвердил Леонарду. — Это Сандра, я ее знаю. Сейчас я с ними сам поговорю.
Он пригласил гостей в дом, но Орестес сказал, что подождет Сандру в саду.
— Эдуарда на меня сердится. Ей будет неприят­но... — смущенно оправдывался он.
Леонарду, однако, проявил настойчивость:
— Нет, я не могу оставить вас здесь. Пойдемте в гостиную, чего-нибудь выпьете — сегодня очень жаркий день. А я тем временем узнаю, проснулась ли Эдуарда.
Видя такое искреннее радушие, Орестес не стал со­противляться. Леонарду провел его и Сандру в гостиную, предложил им сок и печенье, затем узнал у Зилы, что Эдуарда уже проснулась.
— Вот и хорошо, — сказал Орестес. — Сандринья отнесет ей цветы, а я подожду здесь. Поверьте, так будет лучше.
Леонарду на сей раз не стал ему возражать. Сандра прошла к Эдуарде, и та, увидев девочку, за­плакала.
— Ну что ты! — огорчилась Сандра, обнимая се­стру. — Не надо расстраиваться. Посмотри, какие кра­сивые цветы я тебе принесла. Их надо поставить в воду,
чтобы не завяли. А ребеночек у тебя еще будет! С моей мамой такое случалось дважды, прежде чем она меня ро­дила. Я специально приехала сказать тебе это. Чтобы ты не расстраивалась понапрасну. {
Растроганная Эдуарда улыбнулась, крепко прижала к [ себе сестренку. |
— Спасибо, Сандринья. Ты мне очень помогла. Врачи тоже говорят, что я смогу еще родить, но у них это получается не так убедительно, как у тебя.
— Конечно, они ведь чужие люди, а я — твоя сестра
и очень тебя люблю, — пояснила Сандра. — Поэтому * мне легче найти слова, которые тебе сейчас нужны. !
— Ты умница! — поцеловала ее Эдуарда. — Я тоже • тебя люблю. Скоро у меня будет свой дом, и ты сможешь -там жить сколько захочешь. ^
— Спасибо. Я обязательно приду к тебе в гости. • | Может, если ты позволишь, с папой... Ты на него еще * сердишься? — не удержалась от вопроса Сандра, но от­вет прочитала по нахмурившемуся лицу Эдуарды и тотчас же пошла на попятный: — Прости. Я не хотела тебя обидеть. А спросила только потому, что очень люблю папу и он тебя тоже любит.
— Я не обиделась, — примирительно ответила Эду­арда. — Просто не могу говорить на эту тему сейчас. Давай вернемся к ней в другой раз. Ладно?
— Давай, — улыбнулась Сандра и, желая подбод­рить сестру, добавила: — Может, через миллион лет!
От Эдуарды она вышла в прекрасном настроении, чем несказанно обрадовала Орестеса. Леонарду, тоже доволь-
ный таким исходом, вызвался отвезти гостей в Нитерой и, несмотря на возражения Орестеса, настоял на этом.
Когда счастливые Орестес и Сандра вышли из ши­карного автомобиля Леонарду, Лидия увидела их и, ко­нечно же, догадалась, где они были. О теплом приеме в доме Эдуарды она и слышать не хотела, но Сандра исто­во защищала сестру:
— Эдуарда очень изменилась! Она обрадовалась мне и приглашала еще приходить к ней. А когда у нее будет свой дом, то я смогу там жить сколько захочу. Так сказа­ла Эдуарда. Мы с ней и о папе говорили! Знаешь, мама, я думаю, они скоро помирятся.

Глава 21
Первый же разговор с женой после ее возвращения из клиники стоил Марселу больших нервных затрат. Она плакала, говорила, что Марселу ее не любит, если даже в такой день предпочел ей служебное совещание.
Он поначалу сдерживался, объясняя, насколько важ­ным было это совещание, но Эдуарда твердила свое:
— Если бы я возвращалась из больницы с ребенком, ты бы, наверное, сумел перенести все важные дела на другое время. А без ребенка я тебя нисколько не инте­ресую.
Наконец терпение Марселу лопнуло, и он бросил в сердцах:
— Да пойми ты: на мне лежит основная ответствен­ность за всю нашу фирму! Я не могу, как Атилиу, прийти туда на полчаса и снова помчаться домой, к «молодой» жене!
Последние два слова он произнес в язвительном тоне, и это вызвало новый взрыв эмоций у Эдуарды:
— Не смей оскорблять маму! Не смей издеваться над Атилиу! В отличие от тебя, он ведет себя как заботливый муж и настоящий мужчина!
Марселу понял, что у Эдуарды началась истерика, и лишь теперь почувствовал себя виноватым.
— Прости, наверное, ты в чем-то права. Я не учел твоего болезненного состояния. Оставил тебя одну... А ведь доктор Моретти мне говорил... Знаешь, он совето­вал нам уехать куда-нибудь, сменить обстановку. Может, поедем на пару недель в Нью-Йорк? Ты давно хотела там побывать.
— А как же дела фирмы? — сквозь слезы спросила Эдуарда.
— Я попробую все уладить, — пообещал он. — Ты только скажи, что согласна туда поехать.
— Неужели ты сомневаешься в моем ответе? — улыбнулась наконец Эдуарда, и счастливый Марселу поцело­вал ее в губы.
Разумеется, он не сказал ей, что Нью-Йорк был выбран для поездки не случайно: там Марселу предстояло провести ответственные переговоры с инвесторами.
Таким образом, молодая чета отправилась в Соеди­ненные Штаты, а Элена пообещала, что вернутся они уже в новую квартиру.
—! Выставка Марсии прошла успешно. Теперь мы бросим все силы на оформление вашего гнездышка, — говорила она, прощаясь с дочерью в аэропорту.
— Да, мамочка, постарайся. Бранка недовольна, что мы хотим от нее уехать, — пожаловалась Эдуарда. — И если после поездки мы снова окажемся в ее доме, то она сделает все, чтобы оставить нас там навсегда.
— Не волнуйся, вы вернетесь в свой дом, — завери­ла ее Элена.
У нее самой все еще продолжался медовый месяц. Атилиу каждый день устраивал ей небольшой праздник. То готовил к ее возвращению какой-нибудь экзотический ужин, то вел ее в ресторан, то заезжал за ней в мастерс­кую и увозил за город, на пляж, где они резвились и радовались друг другу, как могут радоваться только ис­тинно влюбленные.
Однажды Элена пригласила на ужин Марсию и по­просила Атилиу:
— Ты не будешь возражать, если она перед родами поживет у нас? Здесь ей будет свободнее, чем у Флавии. К тому же там просто негде принять родителей Марсии, которые приедут ее навестить.
— Они тоже поселятся у нас? — добродушно улыба­ясь, уточнил Атилиу.
— Нет, — улыбнулась ему в ответ Элена. — Они остановятся в гостинице. Но когда родится ребенок, не исключено, что в первые дни после роддома он поживет у нас, в комнате Эдуарды. Надеюсь, ты не будешь против? А потом родители увезут Марсию с малышом в Минас.
— Тогда надо заранее купить для него кроватку! — : оживился Атилиу. — Я займусь этим завтра же.
Марсия была растрогана таким предложением Элены, но отвергла его, не желая нарушать семейную жизнь под­руги. Но когда увидела, как искренне поддерживает Эле-ну Атилиу, то, конечно же, согласилась.
Атилиу выполнил свое обещание — купил для малы­ша не только кроватку, но и множество пеленок, ползун­ков, игрушек.
И едва он успел это сделать, как для Марсии настало время ехать в роддом. Элена и Атилиу отвезли ее туда и оставались там, пока Марсия не родила девочку.
Она оказалась бледнолицей, со светлыми волосиками. Увидев ее, Марсия заплакала:
— Она похожа на Вилсона!..
— Может, ему надо сообщить, что он стал отцом? — высказал предположение Атилиу.
— Нет! Это мое дитя, моя доченька. А он отверг ее давно, до рождения, боялся, что она родится темноко­жей, — с горечью произнесла Марсия. — Теперь, на­верное, будет кусать локти, когда узнает, от кого он отказался.
— А может, я сам схожу к Вилсону? — предложил Атилиу. — Просто скажу, что у него родилась дочь. А уж он пусть решает, как ему поступить.
— Да, ты прав, — подхватила Элена. — Марсия, послушайся доброго совета. Даже если ты официально разведешься с Вилсоном, это надо сделать мирно, по-человечески. Не можешь же ты просто так оставить ему
все — и дом, и ваши общие сбережения. Подумай о дочери!
— Ладно, вы меня убедили, — сдалась Марсия. — Какое-то время я не смогу работать, а родители мои ста­ренькие и небогатые.
— Я им уже позвонила, они сегодня будут в Рио, — сообщила Элена. — Ты не придумала имя для девочки?
— У нее будет замечательное имя: Рита де Кассия! — ответила, счастливо улыбаясь, Марсия.
— Ну что ж, отдыхай, любуйся своей дочуркой, а мы поедем домой, — сказала Элена.
— Спасибо вам за все! Спасибо!
В тот же день Атилиу навестил Вилсона и был потря­сен диалогом, который между ними состоялся.
Нехотя впустив Атилиу в дом, Вилсон холодно спросил:
— Что тебе надо?
— Марсия родила ребенка! Девочку!
— Да? Ну и что? — все так же холодно произнес Вилсон, и ни один мускул на его лице при этом не дрогнул.
Атилиу несколько опешил.
— Марсия считает, ты должен это знать, чтобы не говорил потом, будто она прячет от тебя ребенка.
— Я ничего не собираюсь говорить, — процедил сквозь зубы Вилсон. — Спасибо, что сообщил. Хотя мне луч­ше было бы этого не знать: у Марсии своя жизнь, у меня — своя.
— Да, я все понимаю, — тем не менее продолжил Атилиу. — Но на всякий случай оставлю тебе адрес боль­ницы, номер палаты и телефон. А когда Марсия оттуда выпишется, то какое-то время будет жить у нас, в доме Элены. Ты знаешь, где это, и можешь зайти, если захочешь.
— Ладно, спасибо. Всего доброго.
— Всего доброго, — повторил за Вилсоном Атилиу, но прежде чем уйти, все же задал волновавший его воп­рос: — Скажи, ты ничего не чувствуешь? Совсем ничего?
Вилсон уставился на него стеклянными глазами и от­ветил с прежней невозмутимостью:
— Я чувствую, что хочу спать.
— Жаль, — развел руками Атилиу. — А я всегда хотел стать отцом, но пока этого не случилось.
— Продолжай свои усилия, ты ведь женился! — яз­вительно бросил ему Вилсон.
Атилиу оставил эту реплику без ответа и вышел.
Неудавшаяся беременность Эдуарды вселила в Лауру новую надежду.
— Если Эдуарда не сможет родить, Марселу ее бро­сит, — говорила она всем — матери, Леонарду, Бранке.
И все реагировали на это одинаково: мол, не каркай, не выдавай желаемое за действительное. Даже Бранка, полностью разделявшая мнение Лауры, одергивала ее:
— Забудь про Марселу! Он женат, он любит Эдуар­ду, и у них еще будут дети!
Лаура ей не перечила и продолжала при любом удоб­ном случае увиваться возле Марселу.
Леонарду все это прекрасно видел, но не мог отка­заться от общения с Лаурой — играл с ней в теннис, ходил на вечеринки. Когда же Марселу уехал с Эдуардом в Нью-Йорк, Лаура внезапно утратила интерес и к тен­нису, и к каким бы то ни было развлечениям.
И все же на одной из вечеринок они встретились. Ааура сама подошла к Леу, ласково погладила его по щеке:
— Не сердись на меня. Ты обидчив, как дитя. Такие мужчины пробуждают в женщинах материнские чувства.
Леонарду еще не успел преодолеть смущения от нео­жиданной ласки Лауры и потому брякнул:
— Я не пробуждаю их даже в собственной матери! Прости, что-то я не то говорю...
— Ладно, пойдем потанцуем, — пожалела его Лаура. Потом, во время танца, она тесно прижалась к нему и
поцеловала в губы. Ошеломленный Леонарду сбился с ритма и вообще остановился.
— Похоже, эта Лаура без ума от твоего брата, — заметил Фернанду, которого Милена тоже притащила на вечеринку к Мег.
— Да, она без ума, только не от младшего брата, а от старшего, — уточнила Милена. — Хотя Леонарду во сто крат лучше Марселу.
— Как тут у вас все запутано, — сказал Фернан­ду. — Любит одного, целуется с другим... А что, Лео­нарду этого не знает?
— То, что Лаура сохнет по Марселу, известно всем. Но Леу ее любит и поэтому терпит.
— Знаешь, уже поздно, мне пора домой, — посмот­рев на часы, сказал Фернанду.
— Нет, давай поедем к морю, искупаемся. Я так люблю плавать в море ночью!
— Ты с ума сошла! Уже скоро рассвет.
— И прекрасно! Встретим рассвет вдвоем! А потом я отвезу тебя домой.
— Но тогда тебе придется возвращаться одной...
— Не беда! Тогда ведь уже будет светло.
— Ты меня все время провоцируешь на какие-то аван­тюры, — беззлобно посетовал Фернанду. — А я ни в чем не могу тебе отказать!
Пока Милена и Леонарду развлекались вне дома, Бранка вымещала свое дурное настроение на мужа:
— Я скучаю по Марселу. Сейчас он в отъезде, но даже когда вернется, у меня практически не будет воз­можности с ним видеться. Днем он на работе, а вече­ром — в своем доме... Не понимаю, зачем надо так торопиться с переездом! Разве им тут плохо живется? Это все Эдуарда! Она подталкивает Марселу!
— Насколько я знаю, он тоже давно мечтает о соб­ственном доме, — отозвался Арналду. — И это нор­мально. Взрослые дети должны жить отдельно от родителей.
— Да, если они сами способны себя прокормить, — едко заметила Бранка. — Надеюсь, ты не имеешь в виду бездельников Леонарду и Милену? Марселу работает больше всех, даже больше тебя, а эти лентяи сидят у него на шее.
— Не забывай, что Марселу и унаследует компа­нию, — раздраженно бросил Арналду.
— Нет, ему достанется не все, — возразила Бран­ка. — Милене и Леонарду тоже что-то перепадет. По-
твоему, это справедливо? Мы с тобой умрем, а они на­бросятся на наши денежки как стервятники.
— Бранка, не забывай, что ты говоришь о родных детях! — одернул ее Арналду. — Для меня они все равны.
— Ах, равны? А почему же они в таком случае не работают наравне с Марселу? Нет, дорогой, ты должен посоветоваться с адвокатом и постепенно перевести все имущество на Марселу.
— Я еще не собираюсь умирать. И не выжил из ума, как старик Лир, — тихо, но жестко возразил на это Арналду. — Ты давно читала Шекспира? Советую пере­читать.
С тем они и уснули.
А утром выяснилось, что Милена пришла домой толь­ко перед завтраком.
— Есть не хочу, пойду спать, — бросила она сидев­шим за столом родителям.
Бранка вскипела от возмущения.
— И ты говоришь, что я несправедлива к этим без­дельникам? — набросилась она на мужа. — Одна только заявилась домой, а другой нежится в постельке. И самое ужасное, что твоя дочь путается с каким-то голодранцем! Я сама слышала вчера, как она звонила тому вертолетчи­ку. Наверняка всю ночь гуляла с ним!
— Да, не надо ей больше летать в Ангру, — хмуро произнес Арналду. — Она использует этого парня как таксиста. Ты не представляешь, какую кучу денег мне пришлось выложить за все эти передвижения!
— Почему ты мне раньше не сказал? Я бы положила
этому конец!
— Не уверен, — покачал головой Арналду. — Не знаю, в шутку или всерьез, но Милена сказала мне, что хочет купить вертолет за полмиллиона долларов.
— Уму непостижимо! — всплеснула руками Бран-ка. — Это он подбросил ей такую идею! Хочет начать собственное дело за наш счет!
В этот момент к завтраку вышел Леонарду, и Бранка переключилась на него:
— Спасибо, что осчастливил нас своим присутствием! А вот сестра твоя пренебрегла нашим обществом. Не зна­ешь, где она шлялась до утра? И с кем?
Леу счел эти вопросы риторическими и принялся тща­тельно пережевывать пищу.
Между тем Арналду уже закончил завтрак и встал из-за стола:
— Поеду. Мне сегодня надо быть в офисе пораньше.
— А я послала шофера на рынок, — сообщила Бран­ка. — Надо было предупредить меня с вечера. Леонарду, отвези отца на работу. Хоть какая-то польза от тебя будет!
— Я готов, — тотчас же согласился Леонарду. Мужчины уехали, а Бранка не мешкая позвонила Розе
и зазвала ее к себе на обед.
После обмена ничего не значащими любезностями она сразу же взяла гостью в оборот:
— У меня беда. Милена попала под дурное влияние одного вертолетчика, который служит в фирме твоего мужа. Вот я и хочу попросить Олаву, чтобы он каким-то обра-
зом отвадил от Милены этого типа. Как ты думаешь, он сможет мне помочь?
— А почему же нет? Я поговорю с Олаву. Как зовут этого парня?
— Фернанду. А фамилии его я не знаю. Но мне известно, что он живет в Нитерое. Жалкая такая се­мейка...
— И что, по-твоему, должен сделать Олаву с этим парнем? Уволить его? — спросила Роза.
— Нет. Тогда он вообще перейдет на содержание Милены! Я думаю, его можно перевести куда-нибудь подальше. У Олаву же есть филиалы в других городах?
— Да, но я в этом мало разбираюсь, — сказала Роза. — Знаешь, лучше я сейчас позвоню Олаву, а ты ему сама все объяснишь.
Так они и поступили.
А спустя, час Фернанду вызвал к себе Фаусту — начальник группы вертолетчиков. От этого вызова ждать чего-либо хорошего не приходилось, так как Фаусту дав­но недолюбливал Фернанду и особенно стал придираться к нему после того, как узнал о его романе с Миленой.
— Он тебе просто завидует, — пояснил Фернанду Валтер, тоже пилот-вертолетчик. — Не может пережить, что дочь миллионера влюбилась в тебя, а не в него!
— Так он ведь женат! — недоумевал Фернанду.
— Ну и что? Он не раздумывая бросил бы свою жену ради такой богачки да еще и красавицы, как Миле­на. Зависть — страшная сила! Имей в виду, Фаусту не даст тебе проходу, — предостерегал Фернанду Валтер.
И вот теперь, направляясь в кабинет начальника, Фернанду был готов к любой пакости.
Но то, что он услышал, было вовсе не понятным для Фернанду, так как не походило на прежние взбучки и придирки.
— Я перевожу тебя на остров Говернадор, — заявил Фаусту. — Теперь твоя база там. С завтрашнего дня.
— Но почему?!
— Это приказ сверху. Так будет лучше для тебя же. Ты ведь в Нитерое живешь? Ну вот, остров там совсем рядом. Будешь ездить домой на обед и вечером сможешь возвращаться пораньше.
— С чего это вдруг ты стал обо мне так заботиться? Не пойму...
— Я же говорю: приказ сверху, — повторил Фау­сту. — И еще, в Ангру ты больше летать не будешь. Отныне твой маршрут: аэропорт Галеон — аэропорт Сантус-Дюмон. Тебе даже сюда, на центральную базу, приезжать не придется. Так что радуйся, будешь рабо­тать рядом с домом, — язвительно усмехнулся он и не отказал себе в удовольствии добавить: — Вот только амурные дела теперь значительно усложнятся.
В порыве гнева Фернанду схватил его за лацканы пиджака.
— Это все ты устроил, да? Я расквашу тебе морду! Фаусту побагровел и прохрипел угрожающе:
— Отпусти! Или я тебя отправлю не на остров, а вообще вышвырну из компании!
— Значит, это все-таки твоих рук дело? — не уни­мался Фернанду.
— Нет! Это распоряжение хозяина. Сколько раз тебе повторять?
— А зачем ему это понадобилось?
— Он сказал, что надо послать в Галеон опытного пилота.
— И ты, разумеется, предложил меня?
— Да нет же, он сам тебя выбрал! — в крайнем раздражении ответил Фаусту. — Как видишь, хозяин о тебе печется. Хочет, чтобы ты работал вблизи от дома!
Проспав едва ли не целый день, Милена наконец вышла в гостиную, предвидя неизбежную ссору с матерью.
Однако, к немалому удивлению Милены, Бранка была воплощением спокойствия и доброжелательности.
— Ты не в бассейн идешь? — обратилась она к дочери. — Я тоже решила освежиться.
— Нет, — ответила Милена довольно сухо, но Бран-ку это не смутило.
— Ладно, тогда и я не пойду, — произнесла она спокойным, расслабленным голосом. — Знаешь, недавно звонил Марселу. У него там все в порядке, но он говорит, что соскучился — по мне, по дому, по работе.
«Так вот в чем дело! — подумала Милена. — Зна­чит, она не стала пилить меня за утреннее возвращение только благодаря Марселу. Молодец, братик, вовремя позвонил!»
— Какие у тебя планы на ближайшие дни? — спро­сила между тем Бранка.
— Завтра полечу в Ангру.
Бранку такой ответ полностью удовлетворил — она не стала больше задавать вопросы дочери.
А Милена пошла в свою комнату и позвонила Нанду в Нитерой.
— Ты уже дома? Очень хорошо!
— Я только что вошел. Даже не успел переодеться.
— Я не отниму у тебя много времени. Отвезешь меня завтра в Ангру? Побудем там с тобой вдвоем...
— Нет, к сожалению, я теперь вообще не смогу ле­тать в Ангру, — печально произнес Фернанду. — Меня перевели в Галеон.
— Почему? С какой стати? — огорчилась Милена.
— Я и сам не знаю. Может, меня таким образом хотят поощрить, а может — наказать.
— Для меня это уж точно наказание! И что, я больше тебя не увижу?
— Теперь нам будет гораздо сложнее встречаться. Мне придется торчать на острове с утра до ночи.
— Да, это удар! Что же делать? — растерянно спро­сила Милена. — Может, я поговорю с родителями? Они всех знают, в том числе и в вашей компании...
— Нет-нет! Ни в коем случае! Ты можешь только ухудшить ситуацию. Там есть некто Фаусту, мой непос­редственный начальник. Он на дух меня не переносит, и мы с ним сегодня крепко поругались... В общем, ничего не надо делать. Не стоит лишний раз напоминать обо мне Фаусту.
— Ладно, я позвоню тебе позже. Ты меня оглоушил этой новостью, — сказала Милена.
Как только Фернанду положил трубку, к нему под­ступилась Лидия:
— У тебя неприятности на работе? Я все слышала.
— Слышала, да не поняла. Меня перевели в Галеон, поближе к дому, — пояснил он.
— Так чем же ты недоволен? Отчего такой постный вид? Насколько я помню, ты сам просил начальника об этом переводе.
— Но это же когда было? Год тому назад!
— А что изменилось с тех пор? — не отступала Лидия.
— Многое. Тогда я не знал Мидены, никого не любил.
— А теперь любишь?
— Да, люблю, — прямо глядя в глаза матери, отве­тил Фернанду. — По крайней мере мне так кажется.
Одновременно с этим разговором состоялся и дру­гой — между Миленой и Бранкой.
— Ты чем-то расстроена, дочка? — участливо спро­сила Бранка. — На тебе лица нет. Что случилось?
— Да так, неприятность... — попыталась уйти от ответа Милена.
— И все же ты можешь хоть что-то объяснить? — проявила настойчивость Бранка, догадываясь, отчего ис­портилось настроение у дочери. — Ты совсем недавно выглядела такой счастливой.
— Да, ты права, — поддалась на уговоры Милена. — Только я себя почувствовала счастливой, как сразу же кто-то попытался вставить мне палки в колеса.
— Господи! Я тебя не понимаю. О чем ты гово­ришь? — совершенно искренне испугалась Бранна, пола­гая, что о ее сговоре с Олаву каким-то образом узнала дочь.
— Ты помнишь моего друга Фернанду? Вертолетчика?
— Да, красивый такой парень, — подхватила Бран-ка. — Что с ним?
— Его перевели в Галеон. На остров Говернадор.
— Ясно, — облегченно вздохнула Бранка, понимая, что ее тревога оказалась ложной. — А почему?
— Не знаю. Он говорит, у них такое бывает.
— Он, наверное, знает, что говорит. Когда ты завтра едешь в Ангру? Я хочу поехать с тобой.
— Я теперь и не знаю, поеду ли туда вообще, — упавшим голосом ответила Милена.
К возвращению Марсии из роддома Элена и Атилиу устроили небольшой праздник. Из гостей предполагались только родители Марсии, Флавия, Анинья и соседка Элены Сирлея. Но вместе с Сирлеей, конечно же, пришли Ката­рина и Нестор, а потом нагрянула Виржиния со всем своим семейством («Мы тоже хотим посмотреть на ма­лышку и сделать ей подарки!»). Самым последним в дверь позвонил смущенный Зиту.
— Надеюсь, я вам не помешаю, — сказал он. — Очень хотелось поздравить Марсию в такой день.
— Проходите, сеньор Зиту, посмотрите на нашу кра­савицу, — пригласила его Элена. — А места за столом у нас на всех хватит.
Увидев дочь Марсии, Зиту пришел в изумление:
— Да она же... как бы это точнее выразиться... блон­динка! Невероятно! У тебя прелестная дочь, Марсия. Поздравляю!
Примерно так же реагировали на девочку и все про­чие гости, отмечая белизну ее кожи и явную схожесть с Вилсоном.
О нем, правда, старались говорить так, чтобы не слы­шала Марсия, — не хотели ее травмировать. Только Жозе, отец Марсии, высказался прямо и громко, не щадя доче­ри и не стесняясь гостей:
— Лучше бы она родилась черной как сажа, чем по­хожей на этого выродка!
Но гости снисходительно отнеслись к выпаду старика, в целом разделяя его справедливый гнев по отношению к Вилсону.
Празднество продолжилось. И здесь произошло со­бытие, оставшееся не замеченным никем из взрослых, кроме глазастой и вездесущей Тадиньи. Лишь она, постоянно курсируя с подносами между кухней и столовой, обратила внимание на уединившихся Катарину и Родригу — сына Виржинии. Молодые люди увлеченно беседовали и смот­рели друг на друга с нескрываемым интересом.
А началась эта беседа с того, что Родригу увидел фотографии Катарины, сделанные Бобом. Новоявленная фотомодель взяла их с собой, надеясь похвастаться перед Эленой и гостями, но те были заняты исключительно Ритиньей и Марсией, поэтому снимки дожидались своего часа на журнальном столике в гостиной. И случайно по­пали в поле зрения Родригу.
Поначалу он не узнал в юной красавице, взиравшей с фотографии, соседскую девчонку, но приглядевшись, по­нял, что это именно она.
— Кто делал эти снимки? — спросил он Катарину.
— Один профессиональный фотограф, друг Фла­вии, — ответила она с гордостью. — А что?
— Ничего. Отличная работа! Но ты здесь намного красивее.
— Хам! — тотчас же обругала его Катарина.
— Да не обижайся ты! Я имел в виду, что этот фото­граф сумел разглядеть и подчеркнуть все твои досто­инства.
От таких слов Катарина смутилась. А Родригу про­должил:
— Я тоже всерьез занимаюсь фотографией и потому говорю со знанием дела. Было бы интересно посмотреть, каким получится твой портрет у меня. Не хочешь мне попозировать ?
— Я подумаю, — кокетливо поджала губки Катарина. Когда гости стали расходиться, Тадинья сочла необ­ходимым сделать внушение Катарине:
— Я видела, как ты флиртовала с Родригу...
— А что в этом зазорного? Он воспитанный, инте­ресный, красивый!
— Ох, не слишком ли ты влюбчивая, Катарина? — вздохнула Тадинья. — Имей в виду, это может плохо кончиться. Такие легкомысленные девчонки либо выхо­дят замуж неудачно, либо вообще остаются с носом. Мар-синьу, конечно, простоват, но он хороший мальчик, и ты ему нравишься.
— Ты сама ничего не смыслишь в любви! — ответи­ла на это Катарина. — А вот посуду моешь здорово! Давай я тебе помогу.
Марсия между тем вышла проводить своих родителей, Элена и Атилиу остались одни и, не сговариваясь, оба направились в детскую.
Ритинья спала, раскинув ручонки и мирно посапывая.
Атилиу умиленно склонился над кроваткой, затем еле слышно произнес:
— Когда я смотрю на нее, то у меня появляется ощу­щение счастья, тепла...
— Я испытываю то же самое, — сказала Элена.
— Правда? — обрадовался Атилиу. — Подумать только, как ребенок все меняет в доме! И ведь это не наше дитя, не наша кровь. Мы просто живем с этой малышкой в одном мире. Однако она придает особое зна­чение нашей жизни! Мы приютили у себя мать с ребен­ком. Но по сути, не мы оказали им услугу, а они нам. Потому что присутствие этой малютки возвышает и обла­гораживает нас!..

Глава 22
Несмотря на теплый прием и доброе отношение со стороны Элены и Атилиу, Марсия понимала, что стесня­ет их, и торопилась с отъездом в Минас, где жили ее родители. Но Атилиу считал, что сначала надо устроить крестины, а потом уже думать об отъезде. Элена была с ним солидарна.
— Завтра возвращаются домой Марселу и Эдуарда. Мы с Атилиу пойдем на званый ужин, который устраива­ет Бранка. Но уже послезавтра сможем заняться подго­товкой крестин.
— Ладно, так и поступим, — согласилась Марсия. — Надеюсь, вы не откажетесь стать крестными Ритиньи?
— Почтем за честь! — просиял Атилиу. — Она ведь для нас как родная.
— Спасибо, — растроганно промолвила Марсия. — А вот меня здешние мамаши не воспринимают как род­ную мать Ритиньи. Думают, что я — ее нянька. Сегодня мы гуляли в сквере, так одна женщина посоветовала мне поставить коляску в тени и добавила: «Вероятно, вы еще не слишком опытная няня, мы вас раньше тут не видели с ребенком».
— Ты не расстраивайся. Мало ли какие бывают люди, — попытался утешить ее Атилиу.
— А я и не расстроилась! — засмеялась Марсия. — Просто взяла Ритинью на руки и прямо тут же, в сквере, стала кормить ее своей черной грудью! Больше ко мне никто не приставал ни с расспросами, ни с советами.
— Ты молодец! — похвалила ее Элена.
Между тем слух о белокожей красавице Ритинье до­катился до Вилсона, и он, улучив момент, когда Элена и Атилиу уехали на работу, позвонил в дверь их квартиры.
— Я хочу посмотреть на дочь! — заявил он Марсии, открывшей дверь и тотчас же попытавшейся ее зак-
рыть. — Нет, я все равно войду, — втиснулся в образо­вавшуюся щель Вилсон. — У меня есть право.
— Нет у тебя никакого права! — вскипела, Мар­сия. — Это не твой дом, и дочка — не твоя; а только моя!
Она преградила Вилсону дорогу, но он наступал, от­тесняя ее все дальше в глубь квартиры. Марсия перешла на крик:
— Не пущу! Если бы Ритинья родилась мулаткой, ты бы и не подумал сюда прийти. А так она тебе понадоби­лась, потому что с ней не стыдно прогуляться, похвас­таться перед приятелями — дескать, смотрите, какая у меня дочь-красавица!
Вилсон отмалчивался и шаг за шагом продвигался впе­ред, заставляя Марсию пятиться.
Так они оказались на кухне, где под руку Марсии подвернулся нож.
Не помня себя, она пошла с этим ножом на Вилсона, и теперь уже он вынужден был отступать. Лишь у вход­ной двери Вилсон попытался отнять у Марсии нож, одна­ко сделал это неловко, сильно поранив руку.
От пронзившей его боли он взвыл так, что из сосед­ней квартиры выбежал Нестор.
— Что тут происходит? — крикнул он и на всякий случай отшвырнул окровавленного Вилсона подальше от двери. — К тебе ворвался бандит? — спросил он у оце­пеневшей от ужаса Марсии.
— Н-нет, — с трудом вымолвила она. — Это мой бывший муж...
Отправляя Леу в аэропорт за Эдуардой и Марселу, Бранка наказывала ему, чтобы вез их не на новую квар­тиру, а в родительский дом.
— Они отдохнут здесь с дороги, вечером мы отпраз­днуем их возвращение — гостей я уже пригласила, — а потом и они, если захотят, постепенно будут перебираться в новое жилище.
Леонарду тем не менее вернулся домой один.
— Они захотели ехать сразу в свой дом, — сообщил он с виноватым видом.
Бранка разгневалась:
— Это все Эдуарда! Я знаю. Уж как мы тут перед ней ни выслуживались, однако ж не угодили!
— Нет, это была идея Марселу, — возразил Лео­нарду. — Он так и сказал: «Начнем новую жизнь прямо с сегодняшнего дня».
— Думаю, он только повторил слова Эдуарды, — осталась при своем мнении Бранка. — Как глупо! Им же там даже поесть нечего с дороги.
— Об этом не беспокойся. Их холодильник набит всяческими деликатесами. Я сам видел! — сказал Леу.
— Значит, Элена успела подсуетиться, — догадалась Бранка. — Ну что ж, подождем до вечера.
Говоря так, она не могла знать, насколько Эдуарде и Марселу понравилось их уединение в собственном доме. Наскоро перекусив, они тотчас же отправились обживать спальню, причем Марселу предложил:
— Давай нейтрализуем телефон, а то моя мать скоро начнет звонить.
Бранка действительно сразу же взялась за телефон, надеясь услышать хотя бы голос любимого сына. Но усц лышала лишь зуммер «занято». I
— Не успели приехать, а уже повисли на телефоне! — проворчала она.
Через несколько минут она повторила звонок и снова услышала короткие гудки.
— Наверняка Эдуарда треплется с Эленой!
— Или Марселу интересуется подробным отчетом о делах фирмы, — добавил Леу, и Бранка мысленно согла­силась, что такой вариант наиболее вероятен. Но вслух произнесла совсем другое:
— А может, у них просто телефон сломался? Такое бывает.
Она еще несколько раз безуспешно пыталась дозво­ниться до Марселу, отчего пришла в крайнее раздра­жение.
Наконец Марселу позвонил ей сам, но сказал, что они с Эдуардой очень устали и в гости сегодня не приедут.
— Это неуважение к нам и к людям, которых я при­гласила! — рассердилась Бранка. — Вы не должны так поступать. Дом уже полон гостей. Что я им скажу?
— Так и скажи, что мы устали с дороги, — спокойно ответил Марселу. — Они люди взрослые, поймут.
Спустя несколько минут позвонила Элена и сказала, что она и Атилиу тоже не приедут.
— Конечно, что ей здесь делать без Эдуарды! — бросила в сердцах Бранка. — В общем, невелика потеря. Жаль только, что Атилиу не украсит наш праздник своим присутствием!..
Гостям, собравшимся в доме Моту, было не так уж и важно, по какому поводу их сюда позвали, поэтому они нисколько не огорчились из-за отсутствия Марселу и Эдуарды.
Бранка тоже не стала предаваться унынию и, взяв под руку Олаву, увела его в дальний уголок сада.
— Я благодарна тебе за помощь, — сказала она, — однако наша маленькая хитрость возымела обратное дей­ствие. Разлука с этим голодранцем еще больше распалила сердце моей непутевой дочки. Представляешь, теперь она сама ездит к нему в Нитерой! Надо что-то делать, Олаву.
— Но что?
— Переведи его куда-нибудь подальше. На край све­та. К черту на рога.
— Ох, Бранка, ты же знаешь, что для влюбленных самое большое расстояние — не преграда, — философс­ки заметил Олаву.
— И все же это иногда срабатывает. С глаз долой — из сердца вон. Может, и Милена в конце концов охладе­ет к этому вертолетчику. Или он найдет другую, еще более богатую дурочку.
— Боюсь, что все не так просто, как тебе кажется, — вновь решил возразить Олаву. — Я знаю этого Фернан-ду. Он действительно из бедной семьи, но очень порядоч­ный и гордый. Такой не станет увиваться за девушкой из меркантильных побуждений.
Бранке это очень не понравилось.
— Допустим, что ты прав, — сказала она. — Но все равно... разве это подходящая партия для Милены? Гор­дость и порядочность не положишь на банковский счет!
Так что ты, пожалуйста, помоги мне еще раз. Отправь этого типа на самую дальнюю базу.
— Я могу перевести его только в Сан-Паулу, — в раздумье произнес Олаву. — Но учти, это будет для него значительное повышение по службе!
— А мне все равно, — махнула рукой Бранка, — лишь бы только он убрался отсюда поскорее.
На следующий день Фернанду вернулся домой рань­ше обычного и выглядел растерянным. Лидия сразу же заметила перемену в сыне и предположила самое худшее:
— Тебя уволили с работы?
— Нет. С чего ты так решила?
— Показалось, — уклончиво ответила Лидия. — А почему так рано пришел домой?
— На тебя не угодишь, — пошутил Фернанду. — Поздно возвращаюсь — плохо, рано — тоже плохо. Я сегодня вообще не работал, потому что с утра меня выз­вали в Рио, к самому главному начальнику — хозяину компании.
— Зачем? — упавшим голосом спросила Лидия.
— Ты не поверишь, но меня повысили по службе и втрое увеличили жалованье!
— Ив самом деле трудно поверить. Отчего так вдруг?
— Говорят, заслужил, — улыбнулся Фернанду. — Шеф сказал, что давно меня приметил, доволен моей ра­ботой и потому предложил мне эту должность.
— Хорошо, если так. Но ты, похоже, этому не рад? В чем дело?
— Тут есть один большой минус, мама, — вздохнул Фернанду. — Мне придется уехать из дома и жить в Сан-Паулу. Я попросил у шефа сутки на раздумья. А что скажешь ты?
— Что тут скажешь?.. — развела руками Лидия. — В этом случае решать должен ты. Сам. А я могу только дать тебе совет.
— Твой совет мне сейчас и нужен больше всего.
— Ты уедешь туда навсегда или на какое-то вре­мя? — уточнила Лидия.
— Нет, не навсегда! Это всего лишь командировка. Месяца на три, максимум — на полгода.
Лидию, уже приготовившуюся к бесконечно долгой разлуке с сыном, такое сообщение обрадовало.
— Так о чем же тут думать? Надо соглашаться и ехать! — заявила она твердо. — Нельзя пренебрегать такой хорошей возможностью. Ты ведь не только зарабо­таешь много денег, но и вырастешь профессионально. Это ступенька в твоей карьере, сынок. От такой удачи не отказываются.
— Да, ты так считаешь?.. — растерянно произнес Фернанду.
— Я понимаю, что тебя сдерживает, — сказала Ли­дия. — Разлука с Миленой, с нами... Но эти месяцы быстро пролетят, поверь! Да и Сан-Паулу не на другой планете. Ты сможешь иногда прилетать на выходные. А деньги, которые тебе удастся скопить, потратишь на даль­нейшую учебу. Или откроешь свое дело.
— Мама, не слишком ли ты размечталась? — одер­нул ее Фернанду.
— Нет, я всегда смотрю на вещи реально, ты же знаешь. А что тебе советует Милена?
— Я с ней об этом еще не говорил. Но уверен: она расстроится.
— Ничего. Подождет, если любит, — рассудила Лидия. — Настоящее чувство в разлуке только крепнет.
В тот же вечер Фернанду позвонил Милене и пригла­сил ее в ресторан.
От неожиданности она потеряла дар речи.
— Почему молчишь? — в некотором замешательстве спросил Фернанду. — Не сможешь прийти?
— Нет, что ты! — очнулась Милена. — Уже бегу! Просто у меня перехватило дух от радости.
При встрече она сразу же спросила, что его подвигло на столь необычный поступок, но Фернанду от ответа уклонился:
— Соскучился. Хотел тебя увидеть.
— Нет, ты сегодня какой-то особенный, — покачала головой Милена. — Серьезный... Торжественный...
Как всякая влюбленная девушка, она подумала о том, чего ей больше всего хотелось, — что Нанду сейчас заго­ворит об их свадьбе. Но что-то в его поведении настора­живало Милену, и, боясь ошибиться в своем предположении, а значит, испытать горькое разочарова­ние, она поспешила обезопасить себя довольно рискован­ной шуткой:
— Если ты попросишь меня выйти за тебя замуж, то получишь от ворот поворот. Имей это в виду!
— Спасибо, что предупредила, — в тон ей ответил Фернанду. — А ты в принципе против замужества или просто я для тебя неподходящий жених?
— Это сложный вопрос.
— Почему?
— Потому что ты, насколько я понимаю, вообще не претендуешь на роль моего жениха. Или я ошибаюсь?
Этим вопросом она, сама того не желая, загнала Нан­ду в тупик. Ответить на него шуткой он не мог, посколь­ку слишком серьезно относился к Милене, но и говорить о возможности их брака — туманной и призрачной — был тем более не готов. И потому заговорил о том, что и собирался обсудить с Миленой:
— Передо мной сейчас стоит другая проблема. Точ­нее — перед нами. Меня переводят в Сан-Паулу. Со значительным повышением в должности и оплате.
— Опять переводят?! Я этого не переживу! — вос­кликнула Милена.
— Всего на три месяца! Я буду отвечать за обслужи­вание новой авиалинии. Смогу иногда приезжать, наве­щать тебя, маму, Сандру...
— Навещать... Иногда... — упавшим голосом повто­рила она, и у Фернанду от боли сжалось сердце.
— Не надо так печалиться. Пойми, мне тоже не хо­чется с тобой расставаться. Но я должен подумать о бу­дущем.
— Я так и знала, что ты променяешь меня на пре­зренный металл, — вновь попыталась пошутить Милена, однако ей это не удалось: предательские слезы проступи­ли в уголках ее глаз.
— Ни на что и ни на кого я тебя не променяю! — обнял ее Фернанду.
— А если я поговорю с отцом? Попрошу его купить для тебя вертолет?
— Нет, такая помощь мне не нужна, — твердо отве­тил Фернанду. — Я должен сам позаботиться и о себе, и о своей семье.
— Поэтому у нас ничего и не получится, — горестно промолвила Милена. — Нельзя мне было влюбляться в тебя! Проклятый отцовский капитал всегда будет стоять между нами!
— Не надо драматизировать ситуацию. Через три месяца я вернусь, и мы вместе подумаем, как нам быть дальше.
— Нет, Нанду, любимый, не уезжай! Не бросай меня! — взмолилась Милена. Затем, немного успокоив­шись и взяв себя в руки, спросила глухо: — Когда уез­жаешь?
— Пока точно не знаю, — не смог сказать ей правды Фернанду. — Но прощаться сегодня не будем. И вооб­ще — не грусти. Я вернусь, когда ты меньше всего бу­дешь этого ждать!
Домой Милена вернулась опечаленной, а утром полу­чила от Нанду цветы и записку:
«Милена, вчера я не стал говорить, что уезжаю сегод­ня. Так будет лучше. Не стоит прощаться — ты от этого только расстроишься.
Постараюсь вернуться как можно скорее.
Жди меня!. Целую. Нанду».
Уткнувшись лицом в букет, Милана заплакала. Ее горе было так велико, что она не могла пережить его в одиночку. Надо было с кем-то поделиться, кому-то рас­сказать о внезапной потере. И она пошла к единственно­му близкому человеку — Леонарду.
— Представляешь, Фернанду уехал на три месяца в Сан-Паулу и даже не захотел попрощаться!
— Я думаю, он прав, — весьма своеобразно утешил сестру Леонарду. — От Рио до Сан-Паулу всего сорок пять минут на самолете. Что вам стоит встретиться?
— Тебе легко говорить! А я люблю его, по-настояще­му люблю, понимаешь? Когда любишь, очень трудно рас­ставаться. Франку тысячу раз уезжал, отсутствовал неделями, месяцами, и я никогда не переживала. А сейчас мне так плохо, так плохо! Наверное, это потому, что я не привыкла терять.
— Учись у меня, — горестно пошутил Леонарду.
Крестины Ритиньи проходили в церкви, расположен­ной вблизи мастерской Элены. Там же, в мастерской, были накрыты столы для гостей. А их собралось много — гораздо больше, чем было накануне у Элены, когда Ри-тинью привезли из роддома.
— Вы тут рассаживайтесь, — сказала им Марсия, — а я сейчас переодену Ритинью! Ей надо поменять пол­зунки.
Она шла с малышкой в кладовку, где заранее приго­товила сменное белье, и увидела там... Вилсона.
— Что ты тут делаешь? — воскликнула Марсия, крепко прижав девочку к груди и пятясь обратно к выходу.
— Подожди! Не надо поднимать шума, — умоляю­щим тоном попросил Вилсон. — Я ничего дурного не сделаю. Только посмотрю на дочку.
Марсия остановилась, но потребовала:
— Стой там. Не подходи. Как ты вообще сюда попал?
— Увидел вас возле церкви и пошел следом. Потом незаметно проник через черный ход. Надеялся увидеть дочку хотя бы издали... Покажи мне ее личико. Люди говорят, она очень похожа на меня...
Он сделал шаг по направлению к Марсии, она резко повернулась, и девочка в испуге заплакала. Вилсон замер на месте.
— Видишь, она тебя боится, — сказала Марсия.
— Это ты боишься, — возразил он. — И совершен­но напрасно. Я только взгляну на нее и уйду так же, как вошел.
Девочка вновь затихла, и Марсия в тот момент готова была поклясться, что ее дочь внимательно прислушивает­ся к голосу отца. Что-то перевернулось в душе Марсии. Она впервые посмотрела на Вилсона не с ненавистью, а с сожалением.
— Убогий ты человек, Вилсон, — произнесла она устало. — Сам себя наказал, лишившись такого счастья!..
— Прости, я очень виноват и перед тобой, и перед ней, — глухим от волнения голосом вымолвил он.
Марсия повернула девочку лицом к Вилсону:
— Смотри! Как бы то ни было, ты — ее отец. Мо­жет, когда-нибудь она тебя полюбит, кто знает?
— Боже! Какая красавица! — прошептал потрясен­ный отец.
И в этот момент прозвучал голос Атилиу:
— Марсия, у вас там все в порядке? Мы уже заж­дались.
Вилсон мгновенно исчез за дверью черного хода. А Марсия, переодев дочку, вышла к ожидавшему их Атилиу и сказала:
— Здесь был Вилсон. Я показала ему Ритинью. Мне ', кажется, он теперь не оставит нас в покое.
— Он тебе угрожал? — встревожился Атилиу.
— Нет. Он был тише воды, ниже травы и даже по­просил у нас прощения.
— Чудеса! — только и мог сказать на это Атилиу. В мастерской между тем появился еще один гость —
Орестес.
— Я не знал, что у вас тут торжество, — пробормо­тал он смущенно. — А то бы зашел в другой день. Эле-на, можно тебя на минутку?
— Ты проходи, Орестес, садись за стол, — пригла­сила его Марсия. — Мы сегодня празднуем крестины.
— Спасибо, — улыбнулся он. — Это твоя дочка? Красивая! Как ее зовут?
— Рита де Кассия.
— Она похожа на Эдуарду, когда та была в младен­ческом возрасте. Правда, Элена?
— Ты помнишь, какой была Эдуарда?
— Конечно! Такое невозможно забыть. И эта ма­лышка прелестная! Поздравляю тебя, Марсия!
— У тебя ко мне какое-то дело? — тихо спросила Орестеса Элена.
— Да вот, занес тебе деньги. Помнишь, ты мне дава­ла в долг?
— Я думаю, они тебе сейчас нужнее, — сказала Элена. — Оставь их себе.
— Нет, что ты! Для меня это вопрос чести. Возьми, пожалуйста, — настоял Орестес.
Затем он недолго посидел за общим столом и поспе­шил домой.
— Удивительный человек! — сказала ему вслед Мар­сия. — Он единственный, кто словом не обмолвился о цвете кожи моей дочки. Словно и не заметил никакой разницы между Ритиньей и мной.
— Так оно и есть, — подтвердила Элена.