Тильда (еженедельник Русский Репортёр)
За вами закрепилось амплуа андрогина. Вам все еще интересна эта игра в мужское-женское?
Конечно. Но давайте не будем ограничиваться тендером: ведь речь идет о познании собственной идентичности в целом. И чем больше я пытаюсь разобраться в ней, тем больше убеждаюсь, что никакой идентичности не существует, это какая-то непреходящая иллюзия. Я, например, все еще не могу сказать: мол, я знаю, кто я. Конечно, я могу категорично заявить вслед за Орландо (персонаж Суинтон в одноименном фильме Салли Поттер. — «РР»): «Скорее всего, я женщина». Но на самом деле не уверена, что всегда была девочкой. У меня ощущение, что долгое время я была кем-то вроде мальчика. С другой стороны, ощущения меняются...
Вы играли мужчину не только в «Орландо», но и в театре...
Для меня это абсолютно естественное состояние — ходить по канату между мужским и женским, быть на границе разных ипостасей, в том числе сексуальных. Мне нравится ускользать от завершенности, определенности. Знаете, у меня ведь до сих пор не выросли грудь и попа более или менее стандартных женских размеров. Я до сих пор не воплотилась, я все еще в процессе становления — и счастлива от этого. Хотя я и попробовала превратить себя в женщину в «Джулии», но потом все опять вернулось на свои неопределенные места.
Правда? А многие решили, что Джулия — это как раз пародия на женщину. Она алкоголичка, потаскуха, преступница — было очень неожиданно увидеть вас в этой роли.
Да, но для меня Джулия все равно воплощает женское начало. Ведь главное в ней не то, что она все время на взводе, а то, как в этой женщине просыпается материнский инстинкт. И трагедия в том, что она не знает, что с ним делать: детей у нее нет и, наверное, уже никогда не будет. Однако состояние материнства не привязано к физиологии. Есть женщины, у которых есть дети, но они не хотят быть матерями. И наоборот.
Где предел этих трансформаций, экспериментов с собой? Или для вас его нет?
Я всегда исхожу из того, что меня волнует в данный момент. Например, с тех пор как я стала матерью, меня не покидает вопрос: что происходит с женщиной, когда у нее появляются дети, какую частицу себя она теряет, что сохраняет, что приобретает?
Не знаю, что происходит с мужчиной, когда он становится отцом, но вот про материнское бытие, наверное, кое-что понимаю — и думать над этим, ходить вокруг этого очень интересно. Кстати, скоро я буду сниматься в экранизации романа «Нам нужно поговорить о Кевине» Лионел Шривер, которую делает шотландка Линн Рэмсей, это довольно противоречивая, сложная и очень тяжелая история о матери и ребенке, вернее, о матери, которая сомневается в том, нужно ли ей быть матерью.
Или такая вещь, как старение, — я сейчас про свою героиню в «Загадочной истории Бенджамина Баттона». Это маленькая роль, но она меня очень зацепила — женщина, которая всю жизнь живет с ощущением сожаления. И только в очень зрелом возрасте решается сделать то, что всегда хотела, — как бы перематывает свою жизнь в обратную сторону.
Я сама пережила подобное, когда становилась старше. Мы живем в обществе, где считается, что определенные вещи нужно делать в определенном возрасте, что для всего есть свое время и опаздывать нельзя, что все события должны быть расположены в определенном и очень жестком порядке. И если вы что-то упустили, то уже не сможете сделать это никогда. Но думать так—значит загонять себя в тюрьму, превращаться в раба! Уверена, что все это неправда: если вы недостаточно отрывались в двадцать, вы можете оторваться в сорок, а если не оторвались в сорок, то сделайте это в шестьдесят — поверьте, такое возможно.
Хотя людям проще думать: «Все, уже поздно». Поздно не бывает никогда. Моим детям одиннадцать, и я чувствую, как сама возвращаюсь в этот возраст. Сейчас я только и думаю о том, что значит быть одиннадцатилетним человеком.
В Голливуде вы работаете с первоклассными режиссерами — Дэнни Бойлом, Дэвидом Финчером, Коэнами. Как вам удается не ошибаться при выборе проектов?
Все дело в моем прошлом. Я работала на протяжении семи лет с одним и тем же режиссером — Дереком Джарменом. Это были абсолютно тепличные условия, как в детском саду. Лучшего места для работы над собой, для того, чтобы научиться быть по-настоящему восприимчивой, трудно было найти. Когда Дерек умер в 1994 году, я осталась без своего главного союзника. Но, к счастью, люди тогда уже знали, кто я такая, и сами стали ко мне обращаться. Фильмы, сделанные с Дереком, — это как тыл, который до сих пор ограждает меня от людей, с которыми мне не нужно сотрудничать.
А Голливуд — отличная достопримечательность, но я там турист, человек, прилетевший с другой планеты. Опыт работы в Голливуде походил на приключение, на путешествие, когда ты очень далеко от дома — я имею в виду не географию, а контракты с большими студиями.
Сейчас приключение подходит к концу, и я возвращаюсь домой. Вот снялась в ленте «Я есть любовь» моего старого друга Луки Гуаданино, знаю его двадцать лет. Действие там происходит в среде итальянских аристократов, и весь фильм, сочетающий классику и модернизм, — наш оммаж Лукино Висконти.
А что касается съемок в Голливуде, то они свидетельствуют не столько о моих изменениях — я-то осталась прежней, — сколько об изменениях на самой «фабрике грез», о том, что люди, которым доверяют там стомиллионные бюджеты, видели «Орландо» и знают Джармена. И это безусловный плюс. Потому что совсем недавно там работали те, кто смотрел только другие голливудские картины.
Вы еще в новом фильме Джармуша снялись, не расскажете о нем?
Да мне самой очень любопытно узнать, что же это будет. Джим не любит говорить, о чем его фильмы. Вернее, он говорит, что не знает, о чем они. Мы снимали в Испании с его постоянной командой, где все как одна семья. Это фильм о путешествии: главный герой встречает на своем испанском пути разных людей, включая Гаэля Гарсия Берналя, Билла Мюррея, ну и меня в том числе.
А что происходит с «Алисой в стране чудес» — режиссерским дебютом Мэрилина Мэнсона?
Ничего, так как он продолжает записывать альбомы и гастролировать (смеется). Недавно я с ним разговаривала по телефону, и он «по-прежнему заинтересован в проекте». Но все это я слышу уже несколько лет! (Смеется.) Если все получится, то это будет не экранизация «Алисы в стране чудес», а фильм о ее авторе Льюисе Кэрролле, то есть о Чарльзе Доджсоне. Очень интересная фигура: он был не только писателем, но и пионером искусства фотографии.