Глава вторая
CERN был основан 55 лет назад, в 1954 году. В организации работало 3000 сотрудников, из которых примерно треть – физики и инженеры, треть – технический персонал, и оставшаяся треть состояла из административного персонала и других квалифицированных рабочих.
Большой Андронный Коллайдер (БАК) был построен за 5 миллиардов американских долларов внутри того же подземного туннеля на швейцарско-французской границе, в котором до сих пор находится старый, давно не работающий Большой Электронно-Позитронный коллайдер; он использовался с 1989 по 2000 год.
БАК использует двунаправленные сверхпроводящие электромагниты для движения частиц по гигантскому кольцу. В CERN находится самая большая и самая мощная в мире система охлаждения, использующая жидкий гелий для остужения магнитов до 1.8 градуса по Цельсию выше абсолютного Нуля.
Вообще БАК – это два ускорителя в одном: в одном частицы ускоряются по часовой стрелке, в другом – против. Поток частиц, двигающийся в одном направлении можно заставить столкнуться с потоком, двигающимся в противоположном направлении, и затем…
И затем… E=mc2 (Энергия равна произведению массы на квадрат скорости света), успех!
Уравнение Эйнштейна говорит о том, что материя и энергия – взаимозаменяемы. Если вы сталкиваете частицы на необходимо высоких скоростях, кинетическая энергия от этого столкновения может быть превращена в совершенно новый вид.
БАК запустили в 2006 году, и во время первых лет испытаний его работа была направлена на столкновения типа «протон-протон», для выделения энергии мощностью до 14 триллионов электрон-вольт.
Но теперь пришло время переходить ко второй фазе испытания, и Ллойд Симко напару с Тэо Прокопидэсом возглавили команду для проведения первого эксперимента. Во второй фазе, вместо того, чтобы сталкивать протоны, разгоняют ядра, которые будут сталкиваться друг с другом, причем каждое из них в 217 раз крупнее протона… Финальное столкновении произведет энергию в 1150 триллионов электрон-вольт, что сравнимо с уровнем энергии в мире спустя одну миллиардную секунды после Большого Взрыва. На этом уровне энергии, Тэо и Ллойду необходимо было выделить бозон Хиггса, частицу, которую физики всего мира пытаются получить уже более полувека.
Но вместо этого, они получили смерти и разрушения в ужасающих масштабах.
Гастон Берангер, глава CERN, был плотным мужчиной, с грубым носом и большим количеством волос. Когда произошел Феномен он находился в своем кабинете. Это был самый большой кабинет на территории CERN, c длинным столом для переговоров из натурального дерева, который располагался прямо напротив рабочего стола, так же там стоял большой, хорошо укомплектованный бар с зеркальной задней стенкой. Берангер сам не выпивал…больше не выпивал; нет ничего сложнее, чем быть алкоголиком во Франции, где вино подается к каждому приему пищи; до своего назначения в CERN Гастон жил в Париже. Но когда в CERN приходили специальные представители, чтобы посмотреть на Что были потрачены их миллионы, Гастону нужно было угощать их бокалом вина, пытаясь не показывать как отчаянно ему бы хотелось присоединиться к ним.
Конечно он знал, что Ллойд Симко и его напарник Тэо Прокопидэс собирались провести эксперимент этим утром; и он бы мог освободить время в своем графике, чтобы пойти и посмотреть на него…но всегда находилось что-то более важное, к тому же если бы Гастон ходил смотреть на каждый запуск ускорителя – он бы никакой другой работы сделать не смог. Кроме того, ему нужно было подготовиться к завтрашней встрече с группой из Gec Alsthom, и…
«Ты это поднимешь!»
У Гастона Берангера не было сомнения в том, где он находился: это был его дом, на правом берегу реки Женевы. Стеллажи серии Билли из ИКЕА были теми же, как в прочем и диван, и мягкое кресло. Но вот телевизор Сони, вместе с тумбочкой – исчезли. Вместо них на стене, над тем местом, где должен был стоять телевизор, висел плоский монитор. Там шла трансляция игры в лакросс. Одна из команд совершенно точно представляла Испанию, но вот вторую команду в зелено-фиолетовых свитерах он не узнал.
В комнату вошел молодой человек. Гастон его так же не узнал. Он был одет во что-то похожее на черный кожаный пиджак, он снял его и бросил на край дивана, с которого он соскользнул на укрытый ковром пол. Маленький робот, не больше обувной коробки, выкатился из-под стола и направился к упавшему пиджаку. Гастон пальцем указал на робота и рявкнул «Arrêt!». Робот застыл на месте, и затем, через мгновение, попятился обратно под стол.
Молодой человек обернулся. Он выглядел лет на 19 или 20. На его правой щеке было что-то похожее на анимированную татуировку в виде вспышки молнии; зигзагообразными скачками он пролетала по лицу молодого человека, затем цикл повторялся вновь и вновь.
Когда он повернулся, стала видна левая часть его лица…она была ужасающей, все мышцы и кровяные сосуды были на виду, как если бы он обжегся химикатами, которые сделали его кожу прозрачной. На правой руке молодого человека был перчатка, которая превращала его пальцы в острые удлиняющиеся механические лезвия.
«Я сказал, подними ее!» с гневом в голосе произнес Гастон по-французски…по крайней мере это было сказано его голосом; т.к. он не имел никакой власти над произносимыми словами. «Пока я оплачиваю твою одежду, тебе придется самому о ней заботиться.»
Молодой человек свирепо посмотрел на Гастона. Он был уверен, что не знал его, но он совершенно точно ему кого-то напоминал…но кого? Было сложно определить по этому неприятному, полупрозрачному лицу, но высокий лоб, тонкие губы, эти холодные серые глаза, этот орлиный нос…
Заостренные наконечники механических пальцев удлинились жужжа, и парень поднял с пола пиджак, зажав его между большим и указательным пальцами, держа его так, как если бы это было нечто тошнотворное. Взгляд Гастона следовал за молодым человеком, когда он проходил по комнате. Когда он прошел, Гастон не мог не заметить, что и с остальными деталями интерьера было что-то не так: привычная ему коллекция книг на полках кардинально изменилась, как если бы кто-то другой переделал все «под себя». И было похоже, что книг меньше, чем должно быть, будто кто-то провел чистку семейной библиотеки. Другой робот, на этот раз похожий на паука, размером с раскрытую ладонь, жужжал вдоль полок, похоже вытирая пыль.
На одной из стен, где раньше в рамке висела репродукция Монэ под названием «Мельница Галет», сейчас была ниша, в которой стояла скульптура, похожая на Генри Мура…но, нет же, нет, там определенно не могло быть ниши; ведь эта стена была общей с соседним домом. Должно быть, это место все же оставалось плоским, и это была голограмма, или что-то похожее, что висело на стене и давало иллюзию глубины; и если так, то иллюзия была великолепной.
Двери шкафов тоже изменились; они автоматически разъехались, как только молодой человек приблизился к ним. Он подошел, взял вешалку и повесил на нее свой пиджак. Затем повесил вешалку обратно в шкаф…но пиджак снова упал на пол.
Голос Гастона вспылил: «Черт побери, Марк, ты не можешь быть более аккуратным?»
Марк…
Марк!
Господи!
Вот почему он выглядел таким знакомым.
Семейное сходство.
Марк. Имя, которое выбрала Мэри-Клэр для ребенка, которого она вынашивала.
Марк Берангер.
Гастон еще даже не держал младенца в своих руках, не давал ему срыгнуть на свое плечо, не менял ему подгузники, но вот сейчас он стоял тут, уже взрослый человек…пугающий и враждебно настроенный.
Марк посмотрел на свой упавший пиджак, его щека все еще вспыхивала, а затем просто отошел от шкафа, дав возможность дверям захлопнуться за его спиной.
«Черт побери, Марк,» произнес голос Гастона. «Меня уже тошнит от твоего отношения. Ты никогда не найдешь себе работу, если будешь продолжать вести себя так.»
«Да пошел ты,» сказал молодой человек, его голос был низок, тон насмешлив.
Это были первые слова его ребенка…не «мама», не «папа», а «пошел ты.»
И, чтобы уже не оставалось никаких сомнений, в поле зрения Гастона появилась Мари-Клэр, выходящая из других раздвижных дверей. «Не разговаривай так со своим отцом,» сказала она.
Гастон был поражен; это была Мари-Клэр, без вопросов, но она была больше похожа на свою мать, чем на себя. Ее волосы поседели, лицо покрылось морщинами, и она набрала добрых 15 килограмм.
«Да пошла ты тоже,» прокричал Марк.
Гастон ожидал, что его голос запротестует, «Не разговаривай с матерью в таком тоне.» Это его не расстроило.
Еще до того, как Марк повернулся, Гастон заметил небольшое выбритое пятно на затылке его ребенка, и металлическую панельку, имплантированную в это место.
Должно быть это галлюцинация. Это должна быть галлюцинация. Но какая же это чудовищная галлюцинация! Мари-Клэр должна родить уже со дня на день. Они пытались завести ребенка уже много лет…Гастон мог сделать так, чтоб столкнулись электрон и позитрон, но почему-то он и Мари-Клэр никак не могли объединить яйцеклетку и сперматозоид, которые в миллионы раз больше, чем все элементарные частицы. Но, в конце концов, это произошло; в конце концов, Бог улыбнулся и им, в конце концов, Мари-Клэр забеременела.
И в итоге, 9 месяцев спустя, у них должен родиться ребенок. Все эти занятия по методу Ламази, все это планирование, все договоренности о месте в яслях…все это скоро станет реальностью.
Но сейчас - вот этот сон; это должен быть сон. Это просто кошмар. Трусость; ему приснился самый страшный кошмар в жизни, прямо перед его свадьбой. Но почему кажется, что это был не сон?
Потому что это было что-то намного более реалистичное, чем любой другой сон, который он видел раньше. Он думал о вставке в голове его сына; о картинках посылаемых прямо в мозг…наркотик будущего?
«Отстаньте от меня,» сказал Марк. «У меня был плохой день.»
«Да ты что?» спросил голос Гастона, не без сарказма. «У тебя был плохой день, да? Тяжелый день, который ты провел, терроризируя туристов в старом городе, не так ли? Я должен был дать тебе сгнить в тюрьме, неблагодарный сопляк!»
Гастон был шокирован тем, что он звучал, точно как его собственный отец…это были те же слова, которые отец сказал ему, когда он был в возрасте Марка, слова, которые он пообещал никогда не говорить собственным детям.
«А теперь, Гастон…» произнесла Мари-Клэр.
«Ну, если он не ценит то, что здесь имеет…»
«Да мне все это не нужно,» насмешливо произнес Марк.
«Хватит!» сорвалась Мари-Клэр. «Хватит.»
«Я вас ненавижу,» пробормотал Марк. «Я вас обоих ненавижу,»
Рот Гастона открылся, чтобы ответить, а затем…
…а затем, неожиданно, он снова очутился в своем кабинете в CERN.
После того как Михико узнала из новостей о смертях, она незамедлительно вернулась в секретариат контрольного центра. Она пыталась дозвониться до школы в Женеве, в которую ходила ее восьмилетняя дочь Тамико; Михико была в разводе с первым мужем, руководителем из Токио. Но все, что она слышала в трубку – лишь короткие гудки, и, что странно, Швейцарская телефонная компания по какой-то причине не предлагала автоматически уведомить ее, когда линия станет свободной.
Ллойд стоял позади Михико, когда она пыталась дозвониться, она посмотрела на него, в ее глазах было отчаяние. «Я не могу прорваться,» сказала она. «Нам нужно туда съездить».
«Я поеду с тобой,» сразу ответил Ллойд. Они выбежали из здания в теплый апрельский день, румяное солнце уже целовало горизонт, вдали темнели горы.
Машина Михико…Тойота…была припаркована рядом, но они сели во взятый в аренду Фиат Ллойда. Ллойд сел за руль. Они стали выезжать с территории CERN мимо возвышающихся цилиндрических резервуаров с жидким гелием, повернули на улицу Мэйрин, которая вела в город Мэйрин на востоке CERN. Несмотря на то, что они видели автомобили на обочинах, все выглядело не хуже, чем после одного из зимних ураганов, если, конечно, не считать того, что на земле не было снега.
Они быстро доехали до города. На небольшом расстоянии виднелся Женевский Аэропорт. Столбы черного дыма поднимались в небо; большой борт Швейцарских Авиалиний рухнул на посадочную полосу. «Боже Мой,» прошептала Михико. Комок подобрался к ее горлу. «Боже мой.»
Женева – большой богатый город с населением около 200 000 человек, известный ультра-модными ресторанами и чрезвычайно дорогими магазинами.
Вывески, обычно сверкающие яркими огнями, не горели, множество автомобилей…в основном Мерседесов и более дорогих марок…было перевернуто, а некоторые стояли врезавшимися в здания.
Витрины нескольких магазинов были разбиты, но, похоже, никто не собирался их грабить. Даже туристы были настолько ошеломлены происходящим, что и не думали воспользоваться случаем.
Они заметили скорую, оказывающую помощь пожилому человеку на обочине дороги; так же были слышны сирены пожарных грузовиков и других спасательных автомобилей. Они даже увидели вертолет, врезавшийся в стеклянную часть небольшой башни офисного центра.
Они поехали по мосту над рекой Рона, чайки летали над водой, на правом берегу оставались аристократические отели, Михико и Ллойд въезжали на исторический левый берег. Дорога вокруг Старого города была заблокирована автомобильной аварией, при участии 4 машин, так что им пришлось изменить маршрут и поехать по узким, кривым улицам с односторонним движением. Проехав по улице СитЭ, они свернули на улицу Гранд. Но она тоже была заблокирована рейсовым автобусом, который, видимо, потерял управление и стоял, перегородив обе полосы движения. Они попытались проехать по альтернативному маршруту, Михико беспокоилась все больше и больше с каждой минутой, но и эта дорога была завалена искореженными транспортными средствами.
«Далеко еще до школы?» спросил Ллойд
«Меньше километра,» ответила Михико.
«Давай пойдем пешком.» Он свернул на улицу Гранд, и остановил машину прямо на дороге. На этом месте парковаться было нельзя, но Ллойд даже и не думал, что сейчас это может кого-то волновать. Они вышли из Фиата и побежали по крутым, мощеным булыжником улицам. Через несколько шагов Михико остановилась снять туфли на каблуках, чтобы можно было бежать быстрее. Они побежали вверх по улице, но вскоре им снова пришлось остановиться, чтобы Михико надела обувь, улица была усыпана битым стеклом.
Они пробежали по улице Жана-Кельвина мимо музея Барбье-Мюллера, повернули на улицу Пуи Сэнт Пьер, пронеслись, не останавливаясь, мимо самого старого, 700-летнего частного дома в Женеве, немного сбавив темп только однажды, пробегая мимо собора, в котором проповедовали Джон Кельвин и Джон Нокс.
Сердца застучали, дыхание стало неровным, но они двигались вперед. Справа остался собор Святого Петра и здание аукциона Кристис. Михико и Ллойд пересекли площадь Бург-дё-Фур, с огромным количеством открытых кафе и кондитерских, расположенных вокруг центрального фонтана. Множество туристов и жителей Женевы лежали на каменной брусчатке; другие сидели на земле, рассматривая свои царапины и синяки, некоторым оказывали помощь прохожие.
Наконец, они добежали до территории школы на улице ШадроннИ. В эту школу ходили дети иностранцев, работающих в Женеве и окрестностях. Главному зданию было более двухсот лет, но несколько дополнительных корпусов были достроены в последние десятилетия. Несмотря на то, что занятия заканчивались в 4, детям можно было остаться на продленке до 6 вечера, чтобы занятые родители могли оставлять их на весь рабочий день, и, хотя было уже около семи, многие дети до сих пор были в школе.
Михико не была единственным родителем, спешившим сюда. Земля была расчерчена длинными тенями от дипломатов богатых бизнесменов и других людей, чьи дети ходили в эту школу; многие обнимали своих детей и плакали от радости.
Здания выглядели целыми. Михико и Ллойд уже запыхались и устали бежать по безукоризненной лужайке. По старой традиции, школа при входе вывешивала флаги тех стран, из которых были ученики; Тамико была единственной японкой, но флаг с восходящим солнцем, тем не менее, развевался на весеннем ветру.
Они вошли в холл с прекрасными мраморными полами и отделкой стен из темного дерева. Кабинет директора находился справа, и Михико уверенно пошла к нему. Дверь открылась и она увидела длинную деревянную перегородку, отделяющую секретаря от посетителей. Михико подошла к перегородке и, несмотря на сбитое дыхание, начала, «Здравствуйте, я…»
«А, мадам Комура,» раздался голос женщины, выходящей из кабинета. «Я пыталась вам дозвониться, но не смогла прорваться.» Она сделала паузу. «Пожалуйста, заходите.»
Михико и Ллойд прошли мимо перегородки в кабинет.
«А где Тамико?» спросила Михико.
«Пожалуйста,» ответила женщина. «Присядьте.» Она посмотрела на Ллойда. «Я мадам Северин; Я - директор.»
«Ллойд Симко,» сказал Ллойд. «Я жених Михико.»
«Где Тамико?» снова спросила Михико.
«Мадам Комура, мне очень жаль. Я…» Она остановилась, сглотнула, и продолжила. «Тамико была на улице. Машина выскочила на парковку, и…Мне очень жаль.»
«Как она?» спросила Михико.
«Тамико умерла, мадам Комура, все мы…я не знаю, что произошло; мы все потеряли сознание. Когда очнулись, мы нашли ее.»
Слезы покатились из глаз Михико. Ллойд почувствовал болезненное защемление в груди. Михико нашла кресло, опустилась в него, руками обхватила лицо. Ллойд присел рядом, обняв ее.
«Мне очень жаль,» сказала Северин.
Ллойд кивнул. «Это не ваша вина.»
Михико продолжала рыдать, затем подняла голову, ее глаза покраснели. «Я хочу увидеть ее.»
«Она все еще на парковке. Мне жаль…мы вызвали полицию, но они еще не приехали.»
«Покажите мне ее,» попросила Михико.
Северин кивнула, и повела их за здание. Несколько ребят стояли там, смотря на тело, напуганные, не понимающие, что произошло. Сотрудники были слишком заняты детьми, которые были ранены, чтобы собрать оставшихся учеников в школе.
Тамико лежала там…просто лежала. Крови не было, и ее тело выглядело не поврежденным. Машина, предположительно сбившая ее, стояла припаркованной под странным углом в нескольких метрах позади. На бампере виднелась вмятина.
Михико приблизилась метров на пять, затем неожиданно рухнула на землю и громко зарыдала. Ллойд крепко обнял ее. Северин стояла рядом, но вскоре ей пришлось уйти, т.к. очередной родитель позвал ее на помощь.
Чуть позже, по просьбе Михико, Ллойд подвел ее к телу. Он наклонился, его зрение было размытым, сердце билось, он нежно убрал волосы Тамико с ее лица.
У Ллойда не было слов; да и что он мог сказать в этой ситуации? Они стояли там, Ллойд держал Михико за руку примерно полчаса, и все это время ее тело содрогалось от слез.