Класно, я с удовольствием почитаю, давно уже ищу

Спасибо, очень-очень понравилось!! Может, у вас есть еще и "Роза и Рикардо"? Ужасно хочется прочитать...

я сегодня поищу у себя на компе, так как я не помню но я гдето скачала данную книгу, но вот только боюсь что там тоже не полный вариант, но побольше чем тут

Спасибо Анна очень интересно. Выложите еще пожалуйста если есть возможность))

КОНЕЦ.

Их всего 5. я читала их все. 1. Тайна Дикой Розы. 2. Дикая Роза. 3. Роза Дюруа. 4. Роза и Рикардо. 5. Возвращение Дикой Розы. вроде такой порядок. там в 4 или 5 книге Рикардо помрет. И рассказ уже будет без него.

спасибо вам большое за ваш труд

Добрейший всем новогодний вечерочек.
Внесу пару свох копеек в вашу идилию. Возможно вы прекрасно знаете, что книги -продолжения сериалов издавались только в России. Несколько раз основой для сюжетных линий выступали книги Даниэлы Стил. Так что принимать сюжет книг или нет дело каждого. Я в своё время заимел таковые, но узнав правду решил от них отказаться. Сейчас на полке в кладовой стоят две книги по сериалу "Дикая Роза"(точно есть "Роза Дюруа", а вот куда делась "Роза и Рикардо" не представляю, нужно поискать), одно продолжение "Просто Марии" и продолжение "Моей второй мамы" если вдруг кому-то нужно - подарю. Пишите в личку или на электронную почту.

254-255 странички!

В текстовом варианте:

Роза Дюруа

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ИЗМЕНА

ГЛАВА 1
Рохелио Линарес сидел около бассейна в саду своего до¬ма и смотрел, как садовник Себастьян подрезает кусты.
В размеренных движениях седого сутулого человека была неторопливость, присущая- хорошо знающим свое дело умельцам, посвятившим себя одному на всю жизнь занятию.
Казалось, цветы и растения старого сада сами ластятся к его рукам.
Под этими купами выросло не одно поколение мужчин и женщин рода Линаресов.
Здесь они играли детьми, здесь к ним приходило томящее чувство любви, здесь настигали их первые житейские забо¬ты, здесь они плакали, молились, проклинали, флиртовали и прелюбодействовали, здесь в просторных шезлонгах тя¬нули старческие лица к последним в их жизни лучам солнца.
— Дон Себас, а вот скажите мне, пожалуйста, есть ли на том свете солнце? — спросил Рохелио, отличавшийся с де¬тства любознательностью и не раз ставивший Себастьяна в тупик своими странными вопросами.
Себастьян разогнулся, поклацал большими садовыми ножницами и с напускной рассудительностью ответил:
— Так что, мой юный господин, сказать со всей точно¬стью, что там есть, чего нет, пока не могу. Но уж солнце-то обязательно должно быть! Как же без него цветам в раю расти!
Рохелио рассмеялся.
— Значит, вам в раю всегда работа найдется!
— Нет, мне в рай ни за что не попасть!
—  А я считаю, вы самый достойный претендент на райскую жизнь.
— Не пустит меня апостол Петр. Я ведь сколько цветов загубил!
Он поднял ведерко, которое было скрыто декоративным кустарником, и Рохелио увидел вещественные доказатель¬ства «греховности» садовника — свежесрезанные, невидан¬но красивые алые розы.
— Для кого этот букет? — полюбопытствовал Рохелио.
— Юный господин! Неужели вы запамятовали?!..
—  Бог мой! Так ведь сегодня день рождения Розы! — воскликнул Рохелио, направившись к садовнику. — А ну-ка посчитаем, сколько лет нашей милой «Дикарке»?..
— Не утруждайте себя, здесь их двадцать!
— Так, значит, ей двадцать...
— Пока...
— Ах, все-таки двадцать один! Где же двадцать первая? Себастьян посмотрел на часы и ответил:
— Куда торопиться... На свет Божий наша Роза появится лишь через полчаса...
— Что за суеверие!
— Донья Паулетта точно сказала, я ей звонил. Роза в де¬вять часов утра родилась... Вот проживет полных двадцать один, тогда и срежу.
Себастьян подошел к грядке и указал ножницами на один из цветков.
—   Вон   она,   двадцать   первая!   Глядит   на   меня   и печалится, что жить ей полчаса осталось... — Он вздохнул и сокрушенно покачал головой. — Нет, не пустят меня в рай...
Накануне своего дня рождения Роза Гарсиа отправилась в «затерянный город».
В этом бедняцком квартале ее взрастила сердобольнейшая из кормилиц — матушка Томаса, которая бежала с но¬ворожденной после того, как дед Розы чуть не убил ее мать Паулетту за то, что она прижила ее от служившего в этом доме шофера...
Ни супружеские уговоры Рикардо остаться накануне дня рождения дома, ни мольбы Паулетты провести этот день у нее с ее мужем Роке, сыном Пабло и домоправительницей Эдувигес не подействовали на Розу.
Она хотела побывать в квартале своего детства.

Накануне дня рождения всем своим существом она тя¬нулась к звукам, запахам и краскам этих проулков, тесных дворов и жалких лавчонок.
На этом вот пустыре, юркая и сметливая, она гоняла футбольный мяч, обводя сразу по дюжине орущих маль¬чишек и забивая голы...
У этой вот ограды играла в стеклянные шарики, ос¬паривая у соперников каждый сантиметр грязной уличной земли...
У этого вот покосившегося столба поколотила она тол¬стого Палильо, схлопотав мокрым полотенцем по лицу от его клуши матери Каридад, которая позднее стала ее луч-шей подругой...
В тесной старой квартирке, куда она не раз возвраща¬лась после размолвок с Рикардо к матушке Томасе и куда он не раз прибегал просить прощения или подсылал парламен-тером своего брата-близнеца Рохелио, они и устроили женский пир.
Матушка Томаса и шумная Каридад, с помощью неве¬сты Рохелио Линареса — красавицы Эрлинды, жившей ког¬да-то в соседней развалюхе, и великолепной барменши та¬верны «Твой реванш» Сорайды, специально прикатившей на своем шикарном, хотя и староватом «олдсмобиле», наго¬товили самой «изысканной» грубой еды, по которой так ску¬чала Роза в богатом доме мужа.
Матушка Томаса жила вместе с Розой в доме Линаресов, куда она по настоянию Рикардо переехала вместе с попуга¬ем Креспином, сразу же после того, как Рикардо и Роза на¬конец повенчались.
И все же время от времени она возвращалась в «затерян¬ный город», по кривым улочкам которого перетаскала столько чужого белья. Только ее изнурительная работа прачкой позволяла им с Розитой хоть как-то сводить концы с концами, пока та не стала прирабатывать, поначалу официанткой у сердобольной Сорайды, куда ее привела Эрлинда, а после в магазине игрушек, хозяин которого дон Анхель де ла Уэрта, безнадежно влюбленный в Розу, делал все возможное для того, чтобы, не раня самолюбие гордой «Дикарки», помогать ей не только деньгами, но и добрыми советами...
Четыре мексиканки — рассудительная Томаса, шум¬ливая Каридад, таинственная Сорайда и улыбчивая' Эрлинда, каждая со своей нелегкой судьбой, — сошлись за старым колченогим столом в квартирке Томасы, чтобы порадовать¬ся удаче своей любимицы Розы — после всех перипетий и треволнений, наперекор всем интригам и наговора м дья иола в юбке, Дульсины, сестры Рикардо, Роза стала cm женой! Бедная — женой богатого! Дикая — женой воспитанного и образованного! Чистая — женой искушенного в любви ловеласа! В этом яростном сражении двух существ порукой им бы¬ла любовь. Мог ли знать Рикардо в самом начале их встречи, когда он скоропалительно женился на золушке (а сделал он это лишь для того, чтобы насолить властной само¬дурке Дульсине), что Роза всецело завладеет его сердцем и разумом?
— Если бы ты знала, Роза, как я рада за тебя, — сказала Сорайда. — Могла ли я подумать, когда ты носилась в своем старом платьишке между столиками в моей таверне, что судьба смилостивится над тобой.
— Дева Гвадалупе знает, кому помогать! — сказала То¬маса. — Хотя будь я на ее месте, я бы Розе такую взбучку задала!
— Хоть ты и дева, — засмеялась Каридад, — да только не Гвадалупе!
— Виданное ли дело — замуж выходить у нотариуса!..
— Ма! Так это было в первый раз, когда он понарошке на мне женился!
— Вот и наказал Всевышний тебя и твоего Рикардо...
— Р-р-рикар-р-рдо! — завопил как оглашенный попу¬гай Креспин над самым ухом у Сорайды, которая поперхну¬лась глотком текилы.
— Вот и пришлось вам из-за этого так долго маяться! По¬тому что адвокат—не падре, а контора — не храм! Виданное ли дело... — продолжала ворчать благочестивая Томаса.
— Зачем вспоминать старое. Ведь все кончилось благо¬получно, — миролюбиво сказала Эрлинда. — Теперь-то они повенчались в храме...
Роза крепко обняла Эрлинду.
— Вы с Рохелио уже решили, когда у вас свадьба? Ско¬рее бы нам с тобой породниться! — сказала она.
— А мы и так с тобой все равно что родные, — улыбнулась Эрлинда. — Уж во всяком случае больше любим друг друга, чем  Дульсина  любит  своих  родных  братьев  и  сестру Кандиду!
— Когда же свадьба?..
— Думаю, в начале следующего месяца...
— Мужей-то не перепутаете? — загоготала Каридад. — Они ведь близнецы у вас!
— Каридад! Ни стыда ни совести! — попробовала осте¬пенить подругу Томаса. Но та не унималась.
— Мужчины голые и так все... на одно лицо, а уж эти и подавно!
В дверях показался сынишка Каридад — толстый Палильо, из-за спины которого выглядывали чумазые мальчишеские лица.
— Роза! Пошли играть в футбол! У нас встреча с «тру¬щобными орлами»! Я на воротах стою! Счет пять — пять! Они косого Орландо «подковали»! Выручай!
К негодованию Томасы, под смех остальных женщин Роза сорвалась с места и полезла в чулан, откуда извлекла джинсы и драные кеды. Задернув занавеску, она быстро переоделась и под восторженный ор ребят, поцеловав Тома¬су, выскочила на улицу.
— А может, ее в национальную сборную Мексики про¬дать? — захохотала Кандида.
— Сил моих нету! — воскликнула Томаса. — И это жена Рикардо Линареса!
На этот раз Креспин не завопил, как всегда, а лишь вяло провякал имя «Рикардо» над ухом Сорайды, которая была готова к худшему.
Эрлинда зашлась смехом.
— Томаса, — сказала та, подняв стакан с текилой. — Да хранит тебя Бог за твою добрую душу, за все то, что ты сде¬лала для нашей Розы!..
Рикардо и Рохелио были моложе своих сестер Дульсины и Кандиды. Рохелио родился на двадцать минут раньше
Рикардо и до поры до времени считался старшим из близне¬цов, пока Кандида не вычитала в одном из популярных журналов, что старшим (по зачатию) считается тот младе¬нец, который рождается вторым.
При всем при том Рохелио всегда сам добровольно усту¬пал Рикардо первенство, чем тот никогда не злоупотреб¬лял.

Они были похожи, как могут быть похожи только близнецы. В детстве, как это часто бывает в таких случаях, мать всячески подчеркивала это, одинаково их одевая. Отличительная в таких случаях — спасительная — родинка находилась у маленького Рохелио за правым ушком, а у Рикардо на внутренней стороне запястья.
«Вам и в зеркало не надо смотреться, — смеялась мать. — Причесывайтесь, глядя друг на дружку!»
Особенно хороши они были на теннисном корте: дей¬ствительно, казалось, будто только один из них играет в стенку, а стенкой служит зеркало.
Несмотря на урон, нанесенный семейству лиценциатом Федерико Роблесом, который, подобно червяку, выгрыз из¬нутри «яблоко Линаресов», состояние, оставшееся потом¬кам славного рода, все еще было внушительным.
С чувством омерзения вспоминал Рикардо лиценциата Роблеса, которого властная Дульсина наняла управля¬ющим. Он исполнял все, что она приказывала, хитро обво¬дя вокруг пальца братьев и их сестру Кандиду.
Соблазнив тихую Кандиду, он трусливо отказался от нее, едва узнал о ее беременности, и тут же «перек¬лючился» на старшую сестру — Дульсину, которая, догадавшись, что Кандида беременна от Федерико, столкнула сестру с лестницы.
Потеря ребенка помрачила разум Кандиды, что поз¬волило Дульсине, при содействии знакомого врача, упря¬тать ее в лечебницу для душевнобольных.
Ценой больших усилий, с помощью друга-адвоката, ко¬торый провел специальное расследование, Рикардо вывел лиценциата на чистую воду.
Но его судьбу грязного мошенника предрешило не право¬судие, а его похотливость донжуана: узнав о том, что муж ей изменяет, Дульсина, совершив неудачное покушение на од¬ну из его любовниц, собственноручно прикончила супруга.
Ужасным было и то, что судьба уготовила ей самой.
Если бы не мажордом Руфино, своевременно сооб¬щивший в полицию о том, что Дульсина вознамерилась спалить собственный дом, братья не сидели бы сейчас в этом саду.
Вовремя подоспевшая полиция и пожарные, штурмо¬вавшие цитадель Линаресов, не смогли, однако, предотв¬ратить трагедию, произошедшую в стенах дома: служанка Леопольдина, верная пособница Дульсины во всех ее коз¬нях против родных, в страхе за свою жизнь плеснула в лицо хозяйке кислоту!..

О Дульсине и говорили братья, сидя у бассейна в саду своего дома.
— Все-таки мне жалко ее, — сказал Рикардо, отклады¬вая в сторону свежий номер столичного журнала «Макро¬полис» с репортажем из женской тюрьмы, где была помеще-на фотография «Неизвестной» заключенной, лицо которой было скрыто под темно-зеленой марлевой накидкой.
—  А у меня нет к ней жалости, — ответил Рохелио, вставший, чтобы немного сдвинуть укрепленный на штанге с шарниром шатер большого солнечного зонта. — И не потому, что она третировала нас с тобой... Но подумай, Рикардо... Лишить родную сестру ребенка!.. Натравить Леонелу на Розу!..

Об этом эпизоде Рикардо вспоминал с ужасом и стыдом.
С Леонелой Вильярреаль, которая долгие годы была влюблена (или полагала, что влюблена) в Рикардо как в че¬ловека своего круга, считая его «идеальной партией», он изменял Розе (да и только ли с Леонелой!), чтобы забыться и забыть ее, когда считал, что она ему неверна...
В тот день обезумевшая от ревности, подогреваемая Дульсиной Леонела на машине преднамеренно сбила Розу погибла сама, застряв на железнодорожном переезде в момент приближения поезда...
Рохелио едва успел на аэродром, чтобы оповестить брата, навсегда покидавшего Мексику, о случившемся.
С чувством невыразимого стыда вспомнил Рикардо едва живую Розу, простиравшую к нему руки с больничной койки. Только здесь, на рубеже жизни и смерти, открылась ему вся искренность и чистота ее любви к нему и то, что ребенок, которого она носила, — его ребенок.
Врач еле-еле оторвал его от любимой. Рыдая, умолял Рикардо спасти ее и ребенка...
Если бы он поверил ей раньше!

— Рохелио, как бы там ни было, я предприму усилия, чтобы взять Дульсину на поруки...
— В своем ли ты уме, Рикардо!
— Мы Линаресы, и не должны забывать об этом.
— Да, мы Линаресы и не должны забывать о том, что бесчестье позорит наше имя! А сестра наша — исчадие ада!
— Людям свойственно ошибаться... Судьба достаточно жестоко обошлась с ней. Нестарая еще женщина с таким лицом...
—  Почему бы тебе не выступить по телевидению с циклом проповедей? Ты бы пользовался большой популяр¬ностью в тюрьмах!
—  Рохелио, конечно, Дульсина мало переменилась... Кандида, которая на прошлой неделе навестила ее в тюрь¬ме, сказала, что она проклинала ее и нас последними сло-вами... И все же это рычание раненой тигрицы...
— И ты хочешь ее вылечить? Учти, раненый зверь опас¬нее здорового...

Именно в этот момент над оградой сада появилась голо¬ва в надвинутой на лоб старой бейсбольной кепке. Следом обнаружился и весь ее носитель — подросток в дырявых джинсах и широкой пестрой рубахе с поднятым во¬ротником. Не замечая сидящих неподалеку братьев, правонарушитель потянулся к ветке раскидистой сливы и прес-покойно начал срывать самые спелые плоды.
Рикардо подал знак Рохелио, и они бросились на траву. Кустарник сделал их невидимыми для воришки.
Скрываясь за кустарником, Рикардо осторожно подполз как можно ближе к ограде и, вскочив, одним прыжком настиг воришку, сграбастав его в охапку.
Тот задрыгал руками и ногами и завизжал... от радости: это была... его несносная проказница жена Роза!
А в калитку уже вбегала ее подруга Эрлинда, которая с разбегу бросилась в объятья Рохелио.
Розыгрыш удался на славу!

Все это вернуло Рикардо к тому далекому дню их перво¬го знакомства, когда Роза, схваченная за руку коварной Леопольдиной, предстала перед Дульсиной, которая потребо¬вала немедленно вызвать полицию.
Если бы не случайный приход Рикардо, который всту¬пился за несчастную «Дикарку», никогда бы Роза не стала его женой.
Конечно, поначалу он стал ухаживать за «Дикаркой» и ввел ее в дом, а потом поспешно женился единственно ради того, чтобы насолить заносчивой Дульсине женитьбой на простолюдинке, но, хвала Всевышнему, именно тот эпизод и стал началом их нелегкого пути к счастью...
«Древо любви» — такую кличку получила старая слива, которая свела их, «любовными плодами» называли они плоды этого дерева.

—   Роза, если ты не остепенишься,  — смеясь,  вос¬кликнул Рикардо, — я применю известный тебе способ на¬казания!
— Только не это! — хохоча, воскликнула Роза, прикрывая ягодицы ладонями.
Ей ли было не помнить, как Рикардо однажды, завалив ее к себе на колени, пребольно отшлепал, когда она никак не хотела его выслушать.
— Только это и поможет! — воскликнула матушка То¬маса, появившаяся вслед за Эрлиндой в калитке, и пожало¬валась: — Рикардо, она продолжает с мальчишками в фут-бол гонять!
— Ябедничаешь, да? — укорила Роза Томасу.
— Не ябедничаю, а разъясняю твоему мужу, какая ты в сущности бестолочь!
— Ма, что ты взъелась! Уж и пофутболить нельзя!..

Роза и Эрлинда, сидя на веранде в просторных качал¬ках, тихо беседовали.
— Не могу поверить, что я стану женой Рохелио, — го¬ворила Эрлинда, задумчиво глядя в сторону сада. На губах ее то появлялась, то исчезала задумчивая улыбка.
— Ты еще сомневаешься! — негромко воскликнула Ро¬за. — Он любит тебя с того самого дня, как ты пришла в этот дом медсестрой.
—  Я понимаю, что могу нравиться ему... Знаю, что нравлюсь... Но подумай, кто я и кто он!
— А ты подумала, кто я и кто Рикардо?
Эрлинда рассмеялась.
— Хорошо, скажу так, кто мы и кто они?
— Я тебе так отвечу, подруга! Мы простые девчонки, но уж зато порядочные и добрые. А они барчуки балованные! И это справедливо, что бедные девчонки за богатых замуж выходят!  Бедные девушки достойны того,  чтобы  после нищеты и унижений жить в достатке!
— Какие же они барчуки, Роза! — вступилась Эрлинда за братьев Линарес.
— Как какие! А дом этот, а машина, а шофер, а прислу¬га, а садовник!
—  Хорошо, тогда откажись от всех этих благ, уговори Рикардо, и переезжайте жить в «затерянный город»! — ус¬мехнулась Эрлинда.
— Да-а-а! — расхохоталась Роза. — А ты будешь здесь жить! Вот хитрая!
Насмеявшись вволю, они отправились на кухню выпить кофе.
Роза понесла кофе Кандиде и братьям, разбиравшим в кабинете какие-то бумаги, а Эрлинда снова вспомнила дни, когда по рекомендации Розы она пришла в дом Линаресов в качестве медсестры, в обязанности которой входило ухаживать за Рохелио — ему только что сделали сложней¬шую, повторную, операцию на ногах.
А первая операция, осуществленная одним горе-хирур¬гом сразу же после автомобильной катастрофы, закон¬чилось неудачно — юноша был обречен до конца дней своих передвигаться в инвалидной коляске.
Утративший волю к жизни Рохелио подумывал о само¬убийстве.
Больших усилий стоило Рикардо убедить его в необ¬ходимости повторной операции. Эрлинда появилась в его жизни в сложный момент, и, как он ей потом признался, именно с ее появлением он воспрянул духом.
Их ровные взаимоотношения совершенно не походили на резкие перепады температуры в отношениях Розы и Рикардо до их примирения. Рохелио был более сдержан, да и Эрлинда отличалась от Розы как лесное озеро — от водо¬пада.

—  Рохелио хочет, чтобы я поступила в медицинский институт, — сказала она вернувшейся на кухню Розе. — Но я предпочла бы работать медсестрой в больнице, а учиться заочно.
— Я тоже хочу найти себе занятие, — сказала Роза. — Знаешь, что я надумала?
— Уж, не продавать ли жевательную резинку на перек¬рестках? — рассмеялась Эрлинда, вспомнив, как Роза сно¬вала между автомобилями, выкрикивая: «Жвачка! Жвач-ка! За пятьсот песо целая пачка!»
—  Хочу открыть магазин декоративных растений! — сказала она и, достав с полки журнал «Искусство икебаны», протянула его подруге.
— А что говорит по этому поводу Рикардо?
— Он пока ничего об этом не знает.
— Ты уверена, что он одобрит твой план? — полюбопыт¬ствовала Эрлинда.
Роза задумалась, и это свидетельствовало о том, что она сама не знала, не ведала, такой ли уж Рикардо большой почитатель декоративных растений вообще и жен, обрета¬ющихся за пределами дома, в частности.
— Конечно, сразу не одобрит, — озабоченно сказала она и решительно добавила, тряхнув волосами: — Только это ему не поможет!
Она рассказала Эрлинде, что уже и место для магазина есть. Дон Анхель, владелец магазина игрушек, у которого Роза проработала около года, не догадываясь, что зарплату ей перечисляет Рикардо, взявший слово со своего старого друга, что он не проболтается об этом гордячке Розе, пред¬ложил ей переоборудовать под магазин декоративных рас-тений подсобное помещение своего магазина, выходящее на параллельную улицу.
— Опять дон Анхель!
— Что ты имеешь в виду?
— Разве Рикардо не приревновал тебя к нему?
— Рикардо ревновал меня даже к статуе Колумба! Да, дон Анхель любит меня, но это любовь друга. На первых порах дон Анхель будет помогать мне вести бухгалтерию и все такое...
— А на последних порах ты станешь банкротом! — за¬ключила со смехом Эрлинда, живо представившая себе Ро¬зу в роли бизнесмена. — Ты, Роза, сама редкостное рас¬тение! Тебя время от времени поливать надо из ушата холодной водой!

После страшных испытаний, выпавших на долю Кандиды, — такое бы вынесла не каждая женщина! — мож¬но было считать, что она более или менее пришла в себя. По крайней мере, странности, оставшиеся у нее после всех трагических событий, вполне могли сойти за милые чудаче¬ства, которые могут быть у любой нормальной женщины.
Иногда она по ошибке называла Рикардо или Рохелио именем Федерико, и они скрепя сердце отвечали ей так, как будто и в самом деле именем мошенника Роблеса нарекли их при рождении. В большинстве случаев Кандида не заме¬чала этого, и все бы ничего, если бы иногда — очень редко в последнее время и лишь на какие-то мгновения — она не вкрапляла в беседу с братьями ситуации, имевшие место в ту пору, когда Федерико был жив и общение с ним приводило ее в любовный трепет, а позже в скорбное умо-помешательство.
Так бывает, когда в магнитофонную ленту по ротозейст¬ву вклеивают фрагмент из «другой оперы», но, следует пов¬торить, эти инородные вкрапления в последнее время, сла¬ва Богу, возникали не часто.
«Ведь это будет наш с тобой ребенок, Федерико», — вдруг заявляла она Рикардо, после чего, потерев лоб, вспоминала, о чем она говорила до этого? Похоже, эти появления «другого голоса» тут же ею забывались.
«Интересный материал для какого-нибудь психиат¬ра!» — с горькой иронией шутил про себя Рикардо.
Конечно, она продолжала неустанно вязать белье для младенца, как начала делать это в первые месяцы своей бе¬ременности. Вязала она быстро и качественно. Оставалось загадкой, понимает ли она в процессе работы, для кого вя¬жет? Впрочем, то, что свое рукоделие она относила в со¬седний приют, свидетельствовало о ее связи с реальным миром, где дети-сироты нуждаются в помощи взрослых, в том числе и сердобольной Кандиды.
Раз в месяц она посещала женскую тюрьму, относя Дульсине передачи.
Теперь она, Кандида, вечно унижаемая и принижаемая Дульсиной, была «за старшую». Эта неожиданная роль, до¬ставшаяся ей даром в результате ареста ее преступной сестры, пришлась ей по сердцу. И не потому, что она зло¬радствовала, — ей это было несвойственно. Просто она ук¬репилась в сознании собственной значимости, и это в ка-кой-то мере стало смыслом ее жизни — опекать сестру, с которой случилось несчастье.
Помнила ли она, что Дульсина попала в тюрьму за убийство человека, от которого Кандида зачала ребенка, коему не суждено было родиться на свет Божий из-за дья-вольской выходки сестры? Братья не могли бы за это пору¬читься. Но они в душе радовались, что у Кандиды есть за¬нятие, цель, дающая ей возможность оставаться разумной личностью, а не блаженной обитательницей больничной палаты...
Впрочем,   Кандида   всегда   немного   соответствовала одному из значений своего имени — «блаженная»...

Вот и на этот раз во время тюремного свидания с сест¬рой, пропуская мимо ушей проклятия, которые сыпались из уст Дульсины на голову Розы, братьев и се самой, Кандида спросила, что она могла бы принести ей в другой раз?
—  Принеси мне газету, в которой будет написано, что Роза попала под поезд и у нее ампутировали обе ноги! — крикнула Дульсина, и глаза ее в прорезях темно-зеленой марлевой накидки злобно сузились. — А еще принеси мне ленту от венка с могилы моих братцев!
—  Но, Дульсина, что такое ты говоришь? Разве они виноваты в том, что произошло?
—  Идиотка! Если ты будешь их защищать, то ты мне больше не сестра! Не приходи больше! Не хочу тебя видеть!
—  Успокойся... Вот ты проклинаешь их, а Рикардо на днях обмолвился, что не желает тебе зла и сделает все воз¬можное, чтобы взять тебя на поруки.
Дульсина  окаменела   и   недоверчиво   уставилась  на сестру.
— Ты полагаешь, ему это удастся?
— Если Рикардо за что-то берется, то доводит это дело до конца.
— -Конечно, именно это он и сделал, доведя до конца свои низменные ухаживания за «Дикаркой»... Что ж, пусть попытается... Пусть хоть как-то искупит свою вину перед нами...
—  Так что тебе принести? — спросила на прощание Кандида.   
— Деньги, только деньги... Здесь можно купить или до¬стать все.
Она помолчала и нерешительно добавила:
—  Вот еще что... Разыщи во что бы то ни стало Леопольдину...
— Дульсина, после того что она сделала!..
— Я на ее месте поступила бы так же! — хмуро сказала обезображенная кислотой Дульсина Линарес. — Обяза¬тельно разыщи ее, я хочу попросить ее об одной услуге.
— А разве я не могу оказать ее тебе?
— Нет! — как отрезала Дульсина.

После того как Кандида очутилась в лечебнице для ду¬шевнобольных, она охотно помогала Дульсине, Леонеле и Леопольдине донимать Розу, полагала, что это ее священ-ный долг перед лицом агрессии, которую предприняла, по ее разумению, дикая обитательница «затерянного города», желая заполучить ее «несчастного» брата.
Душевное отношение к ней Розы, ее сострадание и же¬лание скрасить жизнь Кандиды то букетиком цветов, то бесхитростными бусами из сухих семян, то какой-нибудь наивной книжкой, переменило отношение Кандиды к своей врагине.
— Розита, — сказала она ей недавно, — мы с тобой под¬руги по несчастью...
— Что ты имеешь в виду, Кандида? — спросила Роза, за¬ранее готовая к какому-нибудь новому ее чудачеству.
— Ты тоже потеряла ребенка...
— Бог дал, Бог и взял, — ответила, вздохнув, Роза.
— Но ты и счастливее меня. Ты еще можешь родить, а я нет...
На другой день Кандида вернулась к той же теме.
—  Розита, — попросила она задумчиво, — роди мне, пожалуйста, младенчика...
Эта просьба растрогала Розу. Она обняла Кандиду и всплакнула у нее на плече.
—  Почему ты плачешь, Роза? Ты должна радоваться, что можешь быть матерью...
— Я плачу, потому что судьба несправедливо обошлась с тобой!
— Так родишь мне младенчика?
Роза улыбнулась, вытерла слезы и смущенно сказала:
— Кандида! Подумай, что ты говоришь... Как будто это зависит только от меня! Будь моя воля, я бы их нарожала дюжину!
— Пойдем, я тебе покажу что-то, — загадочно сказала Кандида, пригласив ее в свою комнату...

Кандида выдвинула средний ящик комода и стала вы¬кладывать на постель стопку за стопкой детское белье.
Тут были подгузники и пеленки, рубашечки и шапочки, вязаные пинетки и кофточки. Этих запасов хватило бы на нескольких младенцев.
—  Когда мы с тобою родим, — заговорщицки сказала Кандида, — у нас на первых порах будет все необходимое...
— А кого бы ты хотела? — спросила Роза.
— Я хотела бы мальчика... Я назову его Федерико...

Мать Розы — Паулетта Мендисанбаль могла радоваться вдвойне. После долгих лет поисков, надежд и разочаро¬ваний она нашла наконец свою дочь. И дочь ее стала женой не кого-нибудь, а Рикардо Линареса!
И все же Паулетту не оставляло чувство вины перед Ро¬зой, которая на протяжении двух десятков лет, по мнению Паулетты, жила на грани полной нищеты.
Расхожая фраза: «Никто не прав, никто не виноват...» — не утешала Паулетту, не могла она целиком переложить на жестокую судьбу ответственность за трагическую разлуку матери с дочерью.
Она поддалась страху, панике, бросила дочь на руки кормилице Томасе с мольбой бежать подальше от их дома, забыть, как ее зовут, чтобы, не дай Бог, рассвирепевший отец Паулетты не отыскал и не убил ее дочь, прижитую от безродного шофера, с которым подручные богатого земле¬владельца жестоко расправились.
Сколько раз она вспоминала ту ночь! Сколько раз придумывала выходы из той ситуации и — винила, винила себя!
Почему не бежала из дома сразу же после рождения ребенка?
Почему не нашла достаточно убедительных слов, чтобы привлечь на свою сторону мать?
Почему не сговорилась с Томасой, где они найдут друг друга?..
Послушная кормилица хорошо выполнила ее просьбу. Настолько хорошо, что потребовалось два десятилетия на розыски дочери!
Теперь Паулетта была счастлива и считала, что сердце у нее болит от радости.
Ее муж Роке так не считал.
Домашний врач не скрыл от него беспокойства, сказав, что сердце Паулетты может не справиться с эмоциональ¬ными перегрузками и что, по всей видимости, пришла пора подумать о хирургическом вмешательстве, — такого рода операции наилучшим образом делают в американском го¬роде Хьюстон...
Когда он встретил ее в первый раз, больше всего вдовца Роке привлекла в красавице Паулетте ее загадочная пе¬чаль. Ему захотелось дать ей утешение, радость. Он никог¬да не спрашивал о ее прошлом, мог лишь догадываться, что оно было не безоблачным.
Шли годы, а она оставалась такой же замкнутой. Печаль эту не развеяло и появление сына Пабло.
Паулетту угнетало ее состояние и те переживания, ко¬торые она заставляла испытывать Роке. Но она не находила в себе сил рассказать мужу о том, что где-то живет ее дочь, рожденная ею не в освященном церковью браке.
Лишь перед самым нахождением Розы Паулетта пос¬вятила мужа в свою тайну. Он не упрекнул ее за то, что она раньше не открылась ему, а с горячей энергией включился в розыски, словно сам потерял дочь...

В день ее рождения они всей семьей нанесли визит Линаресам.
После обеда Роза принесла из своей комнаты пакет с фотографиями и передала его матери. Паулетта давно просила дать их ей на время, чтобы она могла переснять.
Паулетта сидела в кресле, а Роза, примостившись на подлокотнике, прильнула к матери, вспоминая, когда и где был сделан тот или иной снимок. Паулетта с трепетом рассматривала фотографии — словно перечеркивала горькие годы разлуки.
В какой-то момент ей стало казаться, что никакой раз¬луки и не было, — вот изображение ее Розиты, а она — фотографирует ее или стоит рядом с фотографом...
— А это, мамочка, мы с Томасой в парке Чапультепек. Мне на этой фотографии четыре годика. Видишь, Томаса купила мне сразу три разных мороженых на палочке, а я реву, потому что не знаю, с какого начать.
— Разве можно есть так много холодного! — ужаснулась Паулетта. — Ты ведь могла простудиться!
— А это ребята из нашего квартала в «затерянном горо¬де». Вот этот толстяк сын Каридад Палильо. А это хромой Чико, он на воротах классно стоит! А это Эрлинда, узна-ёшь?.. А это я.
— Боже! Ты похожа на мальчишку! Что это на тебе?
— Куртка перешитая. Томасе ее в одном доме подарили, где она стирала...
Паулетта заплакала.
— Ты жила в нищете все эти годы, — снова запричитала она, — недоедала, ходила Бог знает в чем!
— Мамочка! Тысячи и тысячи детей живут так, и даже хуже, и ничего! Вырастают и вспоминают о детстве с улыб¬кой!
— Нет, это несправедливо! Ты родилась в богатом доме и могла жить совсем по-другому!..
— Да разве богатство всегда приносит людям счастье? Богатые тоже плачут! Разве то, что произошло с тобой и со мной, не от безумства моего богатого деда, да будет ему пухом земля? Разве не от чванства, не от презрения знатно¬го самодура к моему отцу, который был простым шофером?!
Роза поцеловала мать в голову и нежно прижалась ще¬кой к ее щеке.
Паулетта, утерев слезы, продолжала рассматривать фотографии, снятые на Рождество, на днях рождения у сверстников. Среди снимков попалась и вырезка из газеты с фотографией, на которой группа ребятишек стоит у какой-то развалины. Из подписи под снимком явствовало, что под обломками обвалившегося строения погибли старая женщина и ее внук. Репортер патетически восклицал: доколе правительство будет мириться с существованием «за¬терянного города», обитатели этих трущоб должны быть как можно скорее переселены!
— Вот это, с краю, я! — гордо сказала Роза. — А старая донья Гильермина с внуком Пако живы остались, их тогда в больницу увезли... Снимок-то напечатали потому, что на месте этого квартала одна компания фабрику решила вы¬строить...
Вслед за детством пошло отрочество. И, наконец, Пау¬летта увидела фотографию Розиты и Рикардо, сделанную после той давнишней регистрации их брака в мэрии.
—  Ну почему все брачные фотографии так похожи! — воскликнула Роза. — Будто жених и невеста головы просо¬вывают в дырки на декорации! Видеть не могу этот снимок!
Паулетта улыбнулась, понимая, почему с этой празд¬ничной фотографией связаны у Розы такие непраздничные воспоминания.

Конечно, она знала ту страницу их жизни, знала, что сдержанно улыбающийся на снимке красавец Рикардо в черном костюме, белой манишке с широким полосатым галстуком всего лишь разыгрывает спектакль, чтобы до¬садить сестре Дульсине бракосочетанием с трущобной дев¬чонкой, которая в богатом свадебном платье с серебряной диадемой на голове чувствует себя куклой Барби.
Паулетта Мендисанбаль состояла в дальнем родстве с Линаресами и, еще не зная в ту пору, что невеста Рикар¬до — ее дочь, присутствовала на свадебном празднике в этом доме. Она была свидетельницей скандала, когда Розита задала трепку красотке Лулу, слишком тесно, по ее мнению, прижимавшейся к ее жениху во время танца.
Все это специально подстроили Дульсина с Леонелой.
— Ах ты дрянь! — кричала Роза, повалив на пол ошара¬шенную Лулу. — Ты что думаешь, он меня сменит на та¬кую, как ты! Я покажу тебе, как чужих мужей сманивать! Убью!..
Ее еле оторвали от визжащей Лулу, которую отец увез домой в припадке истерики...
Вспомнив об этом, Паулетта от всей души расхохота¬лась, но на лице ее была та же смесь конфуза и брез¬гливости, что и в день, когда Дульсина, подойдя к ней, хан¬жески оправдывалась перед ней:
— Я и думать не могла, дорогая, что Рикардо выбрал в жены такую неотесанную и вульгарную бестию... Но простим ее, ведь она выросла среди себе подобных.
Знала бы тогда Дульсина, что это ее — Паулетты — дочь!..

— Известно ли что-нибудь о Дульсине? — спросила она Розу.
—  Кандида навещает ее в тюрьме. Вид ее ужасен, она носит марлевую маску. Но в душе Дульсина не пере¬менилась... Все так же поносит всех нас.
— Несчастная...
—  Однако Рикардо считает, что должен взять ее на поруки.
— Боже! Во что превратится ваша жизнь!
— Мама, если Рикардо так считает, значит, у него есть на это свои основания.
— Роза! Но ведь она убийца!
— Мама, она сестра Рикардо...

Желание иметь собственный магазин, каким бы ма¬леньким он ни был, возникло у Розы еще в детстве.
Лавчонка старого дона Эводио в «затерянном городе» всегда вызывала у нее языческий трепет. Чего там только не было. Она могла часами разглядывать разной формы и цвета бутыли, старые фаянсовые банки для специй, полки с кухонными принадлежностями, все эти свечи, мышеловки, клетки для птиц, ножовки и молотки, не говоря уже о больших банках с карамелью...
Любимой ее игрой в детстве, до ее «головокружительной карьеры» форварда, была игра в лавку старого дона Эводио.
— Сколько стоят эти тарелки? — спрашивала Томаса в роли «покупательницы» у «лавочницы» Розиты, указывая на ржавые крышки от банок.
— Прошу пять тысяч, отдаю за две! — выпаливала Роза, подражая всегда пьяной уличной торговке сувенирными распятиями.
—   Смотри, проторгуешься! — говорила, помирая от смеха, Томаса...
О том, что она хотела бы попробовать себя в роли коммерсантки, она заговорила с доном Анхелем де ла Уэрта, еще когда работала продавщицей в его магазине игрушек и он дал ей приют в своем доме, что повлекло очередной скан¬дал с Рикардо, упрекнувшим ее в неверности, а его в преда¬тельстве.
Тогда, жалуясь дону Анхелю на свои неудачи и вечную нехватку средств к существованию, Роза воскликнула:
— Вот бы иметь свой магазинчик!
Дон Анхель только посмеялся над Розой, развеяв ее уве¬ренность, что коммерция неизменно приносит прибыль.
Но недавно, после всех событий, которые привели к ее окончательному примирению с Рикардо и венчанию в хра¬ме у брата дона Анхеля — падре Мануэля, Роза снова заго-ворила с доном Анхелем о желании иметь свое дело, объяснив это намерение тем, что не хотела бы уподобляться праздным сеньорам из высшего света.
Эти новые резоны Розы, в которую дон Анхель был все еще безнадежно влюблен, показались дону Анхелю куда более логичными...
Памятуя о скандалах ревности, которые постоянно уст¬раивал ему его давний приятель Рикардо, дон Анхель на¬стоятельно просил Розу не афишировать ее дружеские визиты к нему.
Но в душе он радовался как юноша, когда секретарша Малена с недовольным, если не презрительным, видом со¬общала, что пришла «эта громила» Роза Гарсиа: Малена не могла забыть, как Роза в первые дни работы у них про¬давщицей «перекокала» несколько детских сервизов.
В последний раз, когда Роза поделилась с доном Анхе¬лем желанием открыть магазин декоративных растений, он и предложил ей переоборудовать под этот магазин часть своего подсобного помещения, выходящего на параллель¬ную улицу.
— Я готов вложить в это дело средства, которые я затра¬чу на ремонт и оборудование помещения... Тебе же приде¬тся изыскать деньги на все остальное, на стеллажи, закупку растений и сопутствующих товаров, таких как горшки, лейки, удобрения, специальная литература и тому подоб¬ное. И еще не забыть про рекламу!
— Я попрошу деньги на это у Рикардо и мамы Паулетты... Думаю, они не откажут...
— Да, забыл, включи в смету гроб для меня.
— Дон Анхель, о чем вы говорите?!
— Рикардо непременно убьет меня, считая, что я умыш¬ленно устраиваю твой магазин при моем.
— Рикардо я беру на себя! — решительно сказала Роза.

ГЛАВА 3
Здоровье Паулетты резко ухудшилось. Для того чтобы понять это, Роке не надо было беседовать с врачом. Доста¬точно было утром заглянуть ей в глаза.
Ее скорбный взгляд разрывал Роке душу. Казалось, она прощается с миром, с домом, с близкими.
—  Сеньор Роке, — плакалась ему верная служанка Эдувигес. — Что же это такое! На ней лица нет! По утрам еле встает. И никакого аппетита...
— Милая Эдувигес, мне страшно думать об этом... Неу¬жели мы теряем ее!
—   Если  бы  вы  могли  ее убедить,   что  ей  нельзя печалиться! Целыми днями думает о Розе. Как тогда, когда она искала ее.
Вы бы поговорили с Розой, чтобы она почаще навещала Паулетту.
Роке не знал, что предпринять.
Его отношения с Паулеттой всегда были ровными и неж¬ными. Он понимал, что сейчас с его стороны требуется не мягкость, а решительность, но не мог найти силы для того, чтобы вопреки воле Паулетты отправить ее на операцию в США.
В это утро он сам принес ей завтрак.
— Паулетта, я думаю, все-таки следовало бы как можно скорее поехать в Хьюстон.
— Да, милый...
— Зачем испытывать судьбу! — сказал он, нежно целуя ее в лоб.
Она полулежала-полусидела в кровати, в который раз рассматривая фотоальбом в бархатном переплете, куда она поместила переснятые снимки Розы.
Словно хотела сделать эти снимки частью своей памяти.
— Роке, спасибо, что ты заботишься обо мне, — сказала она, слабо улыбнувшись.
—  Это счастье для меня, единственный смысл моей жизни!
— Прости, что я доставляю тебе столько хлопот...
Она задумалась, представив, что уедет и несколько не¬дель не сможет быть поблизости от своей девочки.
—  Не думаю, что мне сейчас следовало бы покидать Мехико.
— Наоборот, дорогая! Сейчас наиболее удобное для это¬го время.  Рано или поздно нам придется обязательно прибегнуть к помощи опытных врачей...
— Меня беспокоит Роза.
— Дорогая, если и можно о ком-то не беспокоиться, так это о Розе! — воскликнул Роке.
— Как ты можешь так говорить!
— Куда больше меня заботит наш сын Пабло, который заканчивает университет и до сих пор не подумал, чем в жизни он хочет заняться, где будет работать...
— Не знаю, как тебе объяснить это...
—  Слава Богу, Роза обрела тебя, а ты ее. Свершилась справедливость. Грех печалиться в такой момент.
— Я понимаю, но сердце мне говорит...
— Вот это больше всего и тревожит меня! — перебил ее Роке. — То, что твое сердце «говорит»...
— Что же в этом странного? Я беспокоюсь о дочери. Она потеряла ребенка...
— Она оправилась от того потрясения. Рикардо любит ее.
— Роке, дорогой! Я так хочу дождаться того счастливого момента, когда у нее снова появится уверенность в том, что она станет матерью...
— Паулетта, но это может произойти не скоро, не в ее это власти! Человек предполагает, а Бог располагает...
—  Нет, я надеюсь... я верю, что вскоре смогу порадо¬ваться доброй вести.
— Хочешь, я поговорю с Рикардо, — пошутил Роке. — Я скажу ему, что мы заказываем ребенка! Ты кого предпочла бы, мальчика или девочку?
— Ах, дорогой, какая разница!
— Неужели ты хочешь стать бабушкой! Такая красивая и, в сущности, молодая...
— В сущности, — улыбнулась Паулетта. — Иногда мне кажется, что я прожила несколько жизней...
—  Точнее сколько? — снова пошутил Роке,  чтобы отвлечь ее от тяжелых мыслей.
— По крайней мере, три... Одну до того дня, как я бежа¬ла из дома и потеряла Розиту... Вторую с тобой, мой милый! А третью сейчас...
— И эту третью ты еще не прожила! Эту третью жизнь ты еще только начинаешь. Она должна быть долгой и, нако¬нец, счастливой...
— Дорогой мой! Что ты говоришь! — засовестилась Па¬улетта. — Ведь и годы, прожитые с тобой, были сча¬стливыми!
—  Любовь моя, не следует тебе так беспокоиться о Розите! — мягко упрекнул Паулетту Роке.
— Я ничего не могу поделать с собой.
—  Мне кажется, ты делаешь это по печальной привы¬чке, все еще пребывая в том времени, когда ты ничего не знала о ней.
— Я никак не могу свыкнуться с мыслью, что нашла ее!
— Умоляю тебя, очнись! Ведь и Роза волнуется, зная, что ты истязаешь себя мыслями о ней.
Паулетта улыбнулась и, потянувшись к Роке, поцелова¬ла его.

Ведя жизнь затворницы, Дульсина истязала себя не¬навистью ко всем, кто, по ее мнению, встал у нее на пути, помешал ей владычествовать в родовом доме Линаресов. До поры до времени она скрывала это. О Дульсине в доме не говорили. Но чувство, что где-то здесь таится ядовитая змея, которая в самый неожиданный момент может выползти на свет и впиться в ногу,  не покидало домашних, которые, казалось, самой кожей чув-ствовали это.
Не вызывало сомнения то, что ее человеконенавист¬ничества хватило бы на нескольких мизантропов.
Откуда взялось в этой статной, красивой до недавних пор женщине столько надменности, презрения к людям, цинизма, холодного расчета, жестокости?
Может быть, желание помыкать перешло к ней от покойного отца, державшего в страхе весь дом? Может быть, эта черта появилась у нее из-за ревности к младшей сестре Кандиде, на которую мать перенесла свою любовь, словно забыв о существовании старшей? Или когда ро¬дились на свет ее сводные братья-близнецы, над которыми она, девочка, всячески измывалась?
А может быть, тогда, когда она поняла, что не ей одной принадлежит отцовское наследство, и обманом и жестоко¬стью хотела заполучить его, чтобы свободно им распоря-жаться, не посвящая в свои планы и деяния ни Кандиду, ни Рикардо, ни Рохелио?
На домашних она испытала те приемы и средства, кото¬рые, будучи доведенными до абсурда, толкнули ее на пре¬ступления:   покушение   на   жизнь  любовницы   мужа   и убийство мужа.
Лишь один раз после ее возвращения Рикардо побывал у нее в комнате. Он принес ей букет роз.
—  Кто это тебя надоумил взять меня на поруки? — с издевкой спросила она, небрежно бросив розы на подо¬конник и закуривая (так странно было видеть сигарету, торчащую в прорези марлевой маски).
— Как ты думаешь?
— Неужели сам решился на это?
— Что же, мне надо было с кем-то советоваться, чтобы сделать самое естественное, вызволить сестру из беды?
—  Откуда такая любовь к той, что доставила тебе и твоей... жене столько «приятных» мгновений?
—  Представь себе, сестра, — усмехнулся Рикардо, — эта любовь от природы. Может быть, и горькая любовь, но любовь...
— Боже, оказывается, ты сентиментален!
— И я не считаю это подвигом. Думаю, ты поступила бы так же.
—  Ты уверен в этом? После всего, что ты и твоя... «Дикарка» позволили себе по отношению ко мне?
— Дульсина, прошу тебя, пожалуйста, не будем касать¬ся прошлого.
— Прошлое — это единственное, чем я владею!
— Не будем выяснять, кто кому больше досадил. Поду¬маем о будущем, о том, что мы можем сделать доброго друг для друга.
— Ты говоришь как священник, а живешь как...
Она недоговорила, вовремя одумавшись. И перевела разговор на другую тему.
— Надеюсь, мне причитаются какие-то средства из на¬шего общего достояния? — сухо спросила она.
—  Конечно, ты не будешь испытывать никаких ма¬териальных затруднений.
— Как мне понимать твои слова?..
— Ты скажешь, что тебе потребуется, и я, не раздумы¬вая, тут же дам тебе деньги.
— Как служанке, которая отправляется за покупками и должна принести сдачу...
—  Сдачу можешь оставлять себе, — пошутил Рикар¬до.
—  Премного благодарна! Не находишь ли ты, что пре¬вышаешь свои полномочия?!
—  Дульсина, — примирительно сказал Рикардо, — после всего, что произошло, ты недееспособна.
Он помолчал, выбирая слова.
—  Говорю я это не для того, чтобы унизить тебя. Твоя подпись под финансовыми документами не имеет силы.
— И тебя это, конечно, радует, ведь свершилась главная мечта твоей жизни!
Не обращая внимания на ее оскорбительные слова и на¬глый тон, Рикардо, улыбнувшись, закончил свою мысль:
— Да, главным распорядителем средств по нашему на¬следству стал я. Но отнюдь не для того, чтобы нанести ущерб тебе, Кандиде или Рохелио, а для того, чтобы дейст¬вовать с наибольшей для вас пользой. Поверь, Дульсина!
— Я бы предпочла сама приносить себе пользу.
— Что для этого требуется?
—  Мне необходимы деньги, чтобы платить Леопольдине.
— Разумеется...
— Рикардо! — вспылила Дульсина. — Неужели я долж¬на буду отчитываться перед тобой, сколько денег и на что я потратила?! Возможно ли такое!
— Нет, конечно... Только бы эти траты не были связа¬ны... с нанесением кому-либо ущерба...
— Что могу я в моем положении?!
«В твоем положении ты трижды опасна!» — подумал Рикардо.
—  Ведь я взял тебя на поруки под огромный залог, — сказал он, подумав, что язык выгоды будет понятен ей боль¬ше, чем язык любви...
— Ненавижу всех! — прошипела Дульсина. И это была истинная правда.
Уходя, он обещал сестре не ограничивать се ни в каких расходах и не спрашивать, на что она тратит деньги, выска¬зав уверенность, что она будет благоразумной в своих тра-тах...

Работы по оборудованию магазина «Дикая Роза» под¬ходили к концу. Огромное подсобное помещение менялось на глазах.
Рикардо и Паулетта выделили необходимые средства на покупку оборудования. Для отделки интерьера был пригла¬шен модный молодой дизайнер Клаудио Монтес.
Он убедил дона Анхеля и Розу принять его смелый про¬ект.
По его замыслу магазин должен был превратиться в уго¬лок дикой флоры, в своеобразный ботанический сад.
— Люди захотят приходить сюда, чтобы отдохнуть, — сказал он Розе.
— Но здесь не парк отдыха!
— Но это лучше, чем если бы магазин пустовал! Обяза¬тельно кто-то из них что-то купит или вернется в другой раз, чтобы купить.
Посетители, выбравшие то или иное растение, должны будут сказать, в каком количестве экземпляров хотели бы его приобрести, указать, с какой целью оно покупается, где будет находиться.
Три подиума предназначались для сменных экспо¬зиций, которые показывали бы новаторские идеи в оформ¬лении декоративными растениями витрин, телевизионных павильонов, выставок картин и других интерьеров.
Клаудио Монтес был экстравагантен и непредсказуем. По тому как он одевался и манерно разговаривал, как пытался обратить на себя внимание, можно было бы запо-дозрить его в том, что самым его любимым цветом был голу¬бой...
Однако Роза первая могла бы отрицать это, чувствуя на себе его пылкие взгляды, а изредка как бы нечаянные прикосновения к ее наиболее выдающимся частям тела.
Один раз она даже взвизгнула от щекотки и растеря¬лась, не зная, вспылить или оставить без внимания то, что действительно могло оказаться случайным пересечением в пространстве ее груди и его ладони...
— Донья Роза, вы задели меня! — с деланным возму¬щением воскликнул Клаудио.
— Это я вас задела?!
— Если это повторится еще раз, я откажусь от выгодного заказа!
Роза прыснула в кулак и тут же сделала серьезное выра¬жение лица. А Клаудио добавил:
—  Впрочем, я вынужден буду отказаться от выгодного заказа и в том случае, если это не повторится...
Роза расхохоталась и стала журить молодого донжуа¬на:
— Клаудио, что могут о нас подумать! Вы представляе¬те, что вы делаете и что говорите!
— Донья Роза! Простите одинокого человека, лишенно¬го элементарной женской ласки!
— Неужели вы, такой модный и преуспевающий моло¬дой человек, обойдены женским вниманием?
— Представьте себе, что это именно так. Они меня за мужчину не считают! Думают, что я гомосексуалист! Это про меня-то, патологического женосексуалиста?!
— А вы бы одевались... поскромнее.
— Вот этого уж никогда никто от меня не дождется! Са¬мое ненавистное для меня быть как все.
Легкомысленная болтовня не мешала пестро одетому Клаудио сноровисто работать.
Неожиданно Роза вскрикнула, уколовшись об иглу большого серо-зеленого кактуса, и выругалась так, как ругаются в «затерянном городе».
— Что с вами? — испуганно воскликнул Клаудио. Она подняла кверху руку, с которой закапала кровь.
— Совсем как маленькая! — крикнул Клаудио, присо¬вокупив ругательство, которое в «затерянном городе» не употреблялось, но было бы понятым.
Клаудио бросился к ней, схватил ее пораненную руку и, припав губами к ее пальцу, стал высасывать кровь...
— Клаудио! Что вы делаете? — вскрикнула Роза, пыта¬ясь выдернуть палец, отчего голова Клаудио задергалась, как у собаки, игриво не выпускающей из пасти палку.
После того как выпустил наконец вожделенную добычу изо рта, оя сказал:
— Это очень ядовитый кактус!
— Откуда у вас такие познания?
— Я вырос в сельской местности и прекрасно знаю вред¬ные и полезные свойства растений...
Роза поблагодарила Клаудио за помощь... За всем этим наблюдала из-за груды ящиков зловредная бестия Малена...

Шофер Хаиме отвез Дульсину и Леопольдину к Лулу под покровом темноты.
Лулу знала от Леопольдины о том, что некогда красивое лицо старшей из Линаресов изуродовано и что она носит
марлевую маску. Но одно дело знать, а другое увидеть «лицо без лица».
Она старалась не подать вида, но в голосе ее звучала рас¬терянность, она не решалась поднять голову.
—  Видишь, Лулу, какие сюрпризы преподносит нам жизнь? — сказала Дульсина.
— Дульсина, слава Богу, ты жива, здорова...
Лулу смутилась и замолчала — можно ли назвать здоро¬вым существом уродку? Удивила ее также мысль, что рядом с ней находится Леопольдина, которая обезобразила ее.
Дульсина догадалась, о чем думает красавица Лулу.
—  Вот видишь, верная Леопольдина снова рядом со мной. Она сделала то, что, по-видимому, сделала бы любая на ее месте. Я простила ее...
—  Донья Дульсина! — запричитала ханжа «Леопар¬да». — Вы-то простили меня, да я себя буду проклинать до самой могилы!
— Замолчи, Леопольдина! — крикнула Дульсина. — Я не нуждаюсь в твоем покаянии!
Лулу решила перевести разговор на другую тему, пожа¬ловавшись на свою судьбу.
—  Я теперь осталась совершенно одна, — посетовала она. — Я так дорожу знакомством с тобой и надеюсь, ты позволишь мне обращаться к тебе за помощью и советом...
—  Конечно, дорогая! — сказала Дульсина. — Но и ты мне помоги...
— Я слушаю тебя...
—  Во всем, что произошло со мной, виновата только одна женщина.
— Догадываюсь, о ком ты говоришь.
—  Но она докучает не только мне, но и Рикардо. Про¬должает якшаться со своими мерзкими друзьями. И, я уве¬рена, изменяет ему с ними...
— Что ты говоришь!
— Рикардо упрям и самолюбив.
— Это украшает мужчин...
— В первый раз он женился на ней, чтобы досадить мне. Женился не по любви.
— Мне так жалко его!
— И всячески старался убедить нас, что любит ее. Нас он не убедил, а вот себя почти заставил поверить, что любит... эту невоспитанную, грубую мразь.
— Почему же он не бросает ее?
—  Из одного самолюбия он не хочет освободиться от нее...
—  Но это ужасно! — воскликнула Лулу. — Жить с женщиной, которую не любишь!
— А ты ему всегда нравилась...
Лулу поняла смысл этой фразы.
Она была достаточно умна, чтобы не принять сказанное Дульсиной за чистую монету. Конечно, между ней и Рикардо возникало влечение, но в своих симпатиях к ней он не за-ходил слишком далеко, а жаль.
По всей видимости, Дульсина хочет, чтобы Лулу по¬флиртовала с Рикардо и этим досадила гадкой простушке Розе.
Ну что же, она еще в тот вечер, когда «Дикарка» на¬бросилась на нее с кулаками, повалила в присутствии гос¬тей на пол и начала душить, поклялась, что в один прекрас-ный день расквитается с ней.
— Что с того, что я ему нравилась, — капризно сказала она. — За все это время он ни разу не позвонил мне...
— Думаю, он считает, что после того инцидента ты не хочешь его видеть.
«Леопарда» не преминула поддакнуть хозяйке:
—   Знаешь,   Лулу,   Рикардо   после  того  случая  все спрашивал, не звонила ли ты.
— Лулу, прошу тебя, — сказала Дульсина. — Окажи ему знаки внимания... Что, если ты навестишь меня?
— Если ты меня приглашаешь, то отчего же и не прийти к тебе.
— Ну вот и договорились.
Дульсина встала. Лулу обняла ее и прижалась щекой к марлевой маске. Ей стало страшно, будто она прижалась щекой к неживому камню...

Дульсина позвонила в магазин игрушек и попросила к телефону Малену.
—  Малена, помнишь меня? С тобой говорит Дульсина Линарес.
— Сеньора Дульсина, наконец-то я слышу ваш голос! — воскликнула   Малена,   с   нетерпением   ждавшая,   когда Дульсина выйдет из тюрьмы и свяжется с ней. — У меня тут для вас много интересного...
— Лучше поговорить об этом при встрече.
— А где нам повидаться? — спросила Малена.
— Я теперь не имею возможности показываться на лю¬дях, — сказала Дульсина. — Как бы ты посмотрела на то, чтобы встретиться в парке возле нашего дома?
Малена тут же дала согласие на встречу...
Вечером того же дня, после того как стемнело, она пришла в парк и на условленной заранее скамейке увидела двух женщин — Дульсину и Леопольдину. На Дульсине была все та же мужская шляпа, надвинутая на лоб.
Разговор зашел о Розе.
Малена не стала выбирать выражения, ее высказывания о Розе не уступали мыслям Дульсины.
— Ишь, что затеяла! — фыркнула Малена. — Магазин решила открыть! И назвала его «Дикая Роза». По своему, стало быть, имени! Декоративными растениями хочет тор-говать!
— А какие у нее отношения с доном Анхелем? — осто¬рожно спросила Дульсина.
— Самые теплые! — с ехидцей ответила Малена.
— Что ты имеешь в виду?
— Они теперь на «ты» перешли и выпивают вместе...
— Бесстыжая! — воскликнула Леопольдина.
— Бесстыжая и есть!
— Не можешь ли ты рассказать подробнее? — спросила Дульсина.
— Как тогда, когда Роза, будь она проклята, у нас рабо¬тала, она и теперь то и дело к дону Анхелю в кабинет за¬хаживает. И хохочет! Потом замолкает... ненова хохочет...
— Скорее всего щекочет он ее, — высказала предполо¬жение Леопольдина.
—  Не перебивай, Леопольдина! — одернула ее хозяй¬ка. — Пусть она рассказывает.
— На днях заглянула я в кабинет... В руках у меня заря¬женный фотоаппарат был, который я показывала покупа¬телям. Смотрю, руки скрестили и пьют на брудершафт. Выпили и стали целоваться! Я их и сняла...
— А где пленка? — быстро спросила Дульсина.
—  Я ее отдала в лабораторию. Вот снимок, полюбуй¬тесь... Второй такой же я им отдала. Роза его при мне порва¬ла. Не хочу, говорит, чтобы Рикардо его увидел!
Она протянула Дульсине снимок. При свете фонаря Дульсина разглядела обнявшихся и целующихся «Дикар¬ку» и дона Анхеля де ла Уэрта.
—    Чудесно,    чудесно!    —    радостно    воскликнула Дульсина. — Малена, не дашь ли мне этот снимок? Я запла¬чу тебе...
— Что такое вы говорите! — замахала руками Малена. — Да я сама бы заплатила кому угодно, только бы поставить на место эту, будь она трижды!..
— Впрочем, нет, — задумавшись, сказала Дульсина. — Будет лучше, если снимок ты пошлешь по почте с такой, скажем, надписью: «Полюбуйтесь на вашу жену-шлюху!» И подпишись «Доброжелательница»...
— Это еще не все, — зачем-то оглядываясь, сказала Ма¬лена. — На нее мужчины как мухи на мед слетаются!
— Что еще?..
— Магазин ей оформляет один модный дизайнер, Клаудио Монтес. Так он просто ее лапает, и она этому не пре¬пятствует...
— Что же с нее взять! — возмутилась Леопольдина. — Эти трущобные девчонки такие.
—  Представляете! Взял ее пальцы в рот и не отпуска¬ет...
— Эротический прием, — уверенно сказала Лео¬польдина, сокрушенно покачав головой. — А молодой гос¬подин Рикардо ничего о ее проделках не знает...
—  Скорее всего, — задумчиво сказала Дульсина, — Рикардо не спит с ней, вот она и вьется около каждой пары брюк. До чего же все это противно!
Она поблагодарила Малену, они договорились встре¬титься здесь же через несколько дней.
До открытия «Дикой Розы» оставались считанные дни. Рикардо решил заехать в магазин и посмотреть, как у Розы идут дела.
Он вошел в магазин игрушек и направился к кабинету дона Анхеля. Подходя к нему, он услышал звонкий смех Розы и остановился около дверей. Его смутила услышанная фраза:
— Анхель, ты с ума сошел! Что подумает Рикардо! Как! Она с ним на «ты»?!
Рикардо не решился сразу войти в кабинет, не дай Бог, он увидит то, чего никогда не хотел бы увидеть — свиде¬тельство легкомыслия Розы или ее измены. Гордость не позволила ему толкнуть дверь.
Но и уйти он не решился: в дальнем конце коридора показалась Малена. Рикардо спрятался за шторой.
—  Что же, не остается ничего другого, как сказать ему, — послышался голос дона Анхеля.
Рикардо увидел, что Малена направляется в сторону кабинета и — за безвыходностью положения — постучал в дверь.
—  Входите! — услышал он голос Анхеля и, как ему показалось, быстрые шажки Розы.
Он вошел в кабинет. Почти вслед за ним вошла Малена.
—  Добрый день, Рикардо! — поднялся ему навстречу дон Анхель, который движением руки попросил Малену подождать за дверью. — Какая честь видеть тебя здесь!
—  Рикардо! — зардевшись, бросилась к нему Роза. — Наконец-то ты пришел! Пойдем, я покажу тебе мой ма¬газин!
Она поцеловала его и, как нетерпеливая девочка, стала теребить его за рукав. Рикардо почти был уверен, что она хочет как можно скорее увести его из кабинета, и сказал:
— Успеется. Почему я не могу поговорить со своим ста¬рым другом?
Дон Анхель поморщился. Небольшой акцент на слове «старый» испортил ему настроение. Почувствовала не¬приязнь в словах Рикардо и Роза.
—  Вот именно, — сказал дон Анхель. — Нам есть что обсудить.
— Слушаю тебя...
— Лучше я! — воскликнула Роза.
Она села в кресло напротив Рикардо и несколько раз прикоснулась ладонью к ладони, не зная, как начать.
—   Слушаю!  — нетерпеливо сказал Рикардо,  подо¬зрительно покосившись на дона Анхеля.
— Значит, так! — выпалила Роза. — Мне крайне необ¬ходимо поехать в Гвадалахару. Там, как ты знаешь, есть за¬мечательный Ботанический сад, где я должна подобрать редкие декоративные растения.
— В чем же дело? — спросил Рикардо.
—  Так как ты очень занят, я попросила сопровождать меня Анхеля...
— Дона Анхеля! — поправил ее Рикардо.
—  Да, дона Анхеля, — смутилась Роза. — И он сог¬ласился.
— Я бы тоже не прочь, — сказал с издевкой Рикардо.
— В чем же дело! — воскликнула Роза.
— Но ты хорошо знаешь, что я не могу сделать это рань¬ше, чем через месяц...
— Вот видишь...
— Я вику, что ты все рассчитала!
—  Рикардо, а как же мне не планировать эту поездку, если от нее во многом зависит успех моего дела?!
— Ишь, какая деловая!
—  Я хочу, чтобы в экспозиции магазина на открытии было большое разнообразие декоративных растений.
— Почему же ты не можешь поехать одна? Зачем тебе отрывать от дел Анхеля?
—   Рикардо!  — примирительно сказал дон Анхель, решив снять напряжение. — Дело в том, что в этом Бо¬таническом саду директором мой школьный друг, и мое присутствие поможет быстрому и лучшему отбору необ¬ходимых растений...
—  Ты бы мог написать рекомендательное письмо либо позвонить...
— Рикардо, неужели ты не понимаешь, что Роза почти никогда не путешествовала одна! Неужели ты согласишься отпустить ее без сопровождающего?
— Рикардо! — умоляюще сказала Роза. — Мы должны быть благодарны Анхелю... дону Анхелю, — поправилась она, — за то, что он уделяет мне время...
— Ты, может быть, и должна быть ему благодарна, но я... Благодарить его за то, что он не дает мне возможности совершить с тобой эту поездку через месяц!
— Вот что, Роза! — повысил голос дон Анхель. — Нику¬да я с тобой не поеду! Можешь попросить об этом Клаудио...
— А это еще кто! — вскочил на ноги Рикардо.
— Дизайнер, — ответила Роза.
— С меня хватит! — крикнул Рикардо и ринулся прочь из кабинета.
Визг Малены заставлял предположить, что если Рикар¬до не впечатал ее створкой двери в стену, то наверняка оставил на ее ногах следы своих ног...

Паулетте становилось все хуже и хуже.
Пабло позвонил Розе и сказал, что они с отцом потеряли надежду уговорить ее оперироваться в Хьюстоне. Может быть, Роза повлияет на нее?
Роза немедленно отправилась к Mat ери.
Ее встретила Эдувигес, верная служанка, которая была вместе с Паулеттой с того ужасного дня, когда отец Паулетты задумал убить крошку Розу, что и привело к долголет-ней разлуке матери и девочки...
Глаза Эдувигес были заплаканы.
— Я входить к ней не решаюсь! — сказала она, обняв Ро¬зу. — Боюсь, что увидит она мои слезы. Да и смотреть на нее больно. Такая еще молодая и красивая... Неужто нас ждет самое страшное?! Роза, что делать?..
Роза прижала старую женщину к груди, почему-то подумав о том, какими были в молодости Эдувигес и Тома¬са, служившие в одном доме у родителей Паулетты и отдавшие лучшие годы своей жизни, одна — Розе, другая — ее матери Паулетте?
Верные мексиканские служанки! Как самоотверженно отдаетесь вы заботам о чужих домах, как страдаете и раду¬етесь вместе с хозяевами, которые не всегда отвечают вам той же любовью и заботой...
Об этом думала Роза, переступая порог спальни Паулетты.
Они долго говорили.
«Мы с тобой давно не виделись — целую жизнь!» — по¬шутила Роза в один из первых дней после их встречи. Не¬скольких лет не хватило бы, чтобы рассказать друг другу о времени, которое они провели в разлуке.
—  Мамочка, — сказала наконец Роза. — Как ты себя чувствуешь?
—  Сказать откровенно, в эти дни не очень хорошо. Очевидно, из-за смога... Говорят, власти предпринимают меры к ограничению количества транспорта на улицах Мехико...
—  Знаешь, я наполню твой дом специальными деко¬ративными растениями, которые хорошо очищают воздух. В Ботаническом саду в Гвадалахаре есть такие. Я должна туда поехать.
— Ты поедешь одна?
Роза помрачнела. От Паулетты не ускользнуло выра¬жение озабоченности на ее лице.
— Одна я не решаюсь... Рикардо может поехать со мной лишь через месяц. А открытие магазина требует, чтобы я поехала немедленно.
— Может быть, Роке поедет с тобой? Или твой брат Пабло?
—  Лучше всего было бы отправиться в Гвадалахару с Анхелем...
— Каким Анхелем?
— Анхелем де ла Уэрта.
—  Ты с ним... на «ты»? — осторожно спросила Паулетта.
— Да, мамочка! — с горькой усмешкой сказала Роза. — Мы с ним пили на брудершафт. А Рикардо никак не поймет этого!
Забыв, что Паулетте вредно волноваться, Роза переска¬зала ей беседу с Рикардо в кабинете дона Анхеля.
Паулетта закрыла глаза и тихо застонала. Роза испуган¬но выглянула в коридор и окликнула Эдувигес. Та тут же прибежала и, накапав лекарство в мензурку, дала его Паулетте. Взглядом и жестами она подала знак Розе, не тре¬вожить мать разговорами.
Как только Паулетта открыла глаза, Эдувигес вышла из комнаты, чтобы не мешать общению матери с дочерью.
— Знаешь, доченька, я думаю, поездку в Гвадалахару... ты могла бы отложить, — тихо сказала Паулетта, робко улыбнувшись.
Паулетта помнила вспышки ревности, которые чуть не довели Рикардо до беды.
Разные бывают характеры. Как не похож Рикардо на Роке, который на протяжении долгих лет сносил все невро¬зы и истерики Паулетты, не зная даже, чем они вызваны. Ведь она лишь перед самой встречей с потерянной дочерью раскрыла ему свою тайну.
— Да, мамочка, по-видимому, я послушаюсь твоего со¬вета...
— Вот и умница. Ведь нет ничего более важного, чем до¬брые отношения в семье. Если хочешь, я поговорю с Рикар¬до.
— Нет, мамочка, пока в этом нет необходимости.
— Доченька, — сказала, помедлив, Паулетта, — Роке и Пабло убеждают меня оперироваться и США... А я не знаю, надо ли это?
— Мамочка, что я могу тебе сказать. Если бы я могла хотя бы на минутку стать тобой, я бы прислушалась к сердцу и решила бы... Роке и Пабло любят тебя как никто, и, если они считают, что это надо сделать, я бы... послушалась их.
— Я не задумываясь это сделала бы, если бы только...
Паулетта замолчала, не зная, как воспримет Роза ее слова.
— Говори, мамочка, я тебя слушаю.
— Ах, Роза, если бы ты знала, как я мечтаю о том, чтобы у тебя был ребенок!
— Мамочка, я и сама об этом мечтаю...
— Мне кажется, что это и есть лекарство, которое меня вылечит. Понимаешь, если родится ребенок, Рикардо пере¬станет быть таким ревнивым.
—  Ты такая молодая и красивая! Неужели ты хочешь стать бабушкой?
Паулетта рассмеялась. «Боже! Как ей идет улыбка! — подумала Роза. — И как редко она улыбается».
— А может быть, попросить Пабло, чтобы он сделал тебя бабушкой? — лукаво спросила Роза.
—  Ах, Пабло такой несносный ловелас! Когда еще он остепенится и приведет в дом жену! Нормита совсем изве¬лась...
— Снова удрал от нее с друзьями в Акапулько?
—  Пабло переменил свое отношение к ней после того, как узнал о твоем существовании и о том,  что, кроме Эдувигес, только Нормита знала мою тайну и утешала ме¬ня. Просто Пабло считает, что ему еще не время жениться. Впрочем, он не отказывает себе в удовольствии ходить на дискотеку не только с Нормой...
Роза улыбнулась, снова вспомнив, как совершенно слу¬чайно Пабло (тогда еще им не было известно, что они брат и сестра), задев ее на улице крылом своего автомобиля, под-вез се к дому Линарссов, а потом стал настойчиво ухаживать за ней.
Роза прыснула в кулак, припомнив, как ее друзья в «Твоем реванше» у Сорайды, куда Пабло с друзьями за¬явился проучить строптивую Розу, заставили его танцевать румбу без штанов!
— Кто знает, может быть, я уже и бабушка, — снова рас¬смеялась Паулетта.  —  Такое количество девушек на¬званивает нам, что я не упомню все их имена. Твой брат мог бы быть турецким султаном. Похоже, у нет гаремный склад характера. В кого он только такой!
—  Все они одинаковые! Ничего, женится и переменит турецкое гражданство! — убежденно сказала Роза.
Паулетта посерьезнела и, вздохнув, робко спросила:
—  Роза, после неудачных родов... ты не потеряла спо¬собность родить?
— Мамочка! — воскликнула Роза, припав к ее груди. — Клянусь тебе Девой нашей Гвадалупе, что не подведу!

Рикардо позвонил своему другу в Гвадалахару и по¬просил его проверить, является ли директор Ботанического сада родственником сеньора Анхеля де ла Уэрта?
Он сам подтрунивал над своей подозрительностью, но ничего не мог поделать с собой: одна мысль о том, что Роза, то ли по наивности, то ли по глупости, может оступиться и подвергнуть опасности их брак, приводила его в крайнее возбуждение, последствий которого он сам опасался.
Каждый раз, видя прекрасное лицо Розы, он прогонял мрачные мысли и в душе ругал себя. Помимо всего прочего, он прекрасно помнил, к чему приводили его вспышки рев-ности: Роза не та женщина, которая прощала ему глупые подозрения!
Ох, не просто быть мужем «Дикарки»!
Друг из Гвадалахары не замедлил позвонить, утешив его вестью о том, что директор Ботанического сада, как и предполагал Рикардо (пусть будет так!), тоже из рода де ла Уэрта.
Объяснение Розы, что она с его «старым» другом на «ты», потому что выпила с ним на брудершафт, несколько успокоило Рикардо, хотя он и позволил себе не очень ум¬ную и избитую шутку, попросив Розу выпить с доном Анхелем на «вы»...
Это вызвало у бедненькой такой смех с приступом каш¬ля, что Рикардо решил впредь не подвергать опасности ее бесценную жизнь подобными глупыми шутками.
Лежа рядом с ним в постели, она долго еще билась в его объятьях, изнывая от смеха.
—  Ы-ы-ы-ы!.. — это счастливое мычание было един¬ственным  звуком,   исторгавшимся   из  ее  ослабленного организма.
— Роза! — пожурил он ее. — Если ты так будешь сме¬яться у себя в магазине, у всех твоих кактусов выпадут иголки! А лысые кактусы иностранцы не покупают!
Последняя фраза окончательно поставила ее на грань жизни и смерти от хохота.
Только поцелуй в губы заставил ее перейти с мычания на икоту, что обычно предвещало надежду на спасение.
Ее тугая грудь начала жарко торкаться в его твердока¬менные бицепсы, и, обмирая от истомы, Рикардо возблаго¬дарил сливовое «древо любви» за то, что однажды сорвался с него на лужайку дома Линаресов сладчайший из плодов любви по имени Роза!..
Утром, бережно обнимая ее нежную теплоту, он ждал ее пробуждения. Вот расклеился один мутный глаз, вот осмысленно заморгал второй, и улыбка, достойная кисти Рафаэля, ознаменовала наступление нового дня их супру¬жества.
— Рикардо, — тихо сказала она, — не кажется ли тебе, что в этой постели кого-то не хватает?..
Рикардо «поперхнулся» пожеланием доброго утра и, приподнявшись на локте, с подозрением уставился на же¬ну.
— Ты отдаешь отчет своим словам? — спросил он.
Она посмотрела на него снизу вверх и, стесняясь, спросила:
— Я говорю, не кажется ли тебе, что было бы хорошо, если бы рядом с нами лежал младенчик?
—  Уф! — воскликнул Рикардо. — Да, именно это мне кажется. Давай я тебе его рожу...
— Рикардо, — сказала Роза, и глаза ее увлажнились. — А вдруг... у меня не будет детей?
— Что ты говорить! Какие у тебя основания так думать?
— Не знаю... Я так стараюсь, а он... никак не зачинает¬ся!
Рикардо улыбнулся и поцеловал жену.
— Мало стараешься, — полушутя-полусерьезно сказал он, вставая. — Старайся больше! У тебя это неплохо полу¬чается...
—  Рикардо, прекрати говорить гадости! — вспыхнула она.
— Какие же это гадости! Это прелести!
— Может быть, я не способна?
— Я не врач, и ты не врач. Если у тебя возникают какие-то вопросы да этот счет, давай обратимся к специалисту.
На том они и порешили.

Перебирая старые бумаги, Дульсина нашла письмо, ко¬торое прислала ей погибшая на железнодорожном переезде в собственной машине Леонела. Письмо это она написала из города, где умерла ее бабушка, которую она приехала хоронить.
Бедная Леонела! Ослепленная ненавистью к Розе, она не смогла точно осуществить свой замысел: если бы она убила Розу, сегодня она — Леонела — была бы женой Рикардо, и Дульсина не должна была бы жить за темно-зе¬леной марлевой занавеской!
Дульсина пожалела, что сейчас Леонелы больше нет рядом с ней. Леонела была ей как сестра: она с полуслова понимала каждую мысль Дульсины, придавая ее замыслам неповторимо будоражащий аромат риска.
Леонела слепо ревновала «Дикарку» к Рикардо, за кото¬рого безуспешно хотела выйти замуж.
А ведь она была уже у самой цели: Рикардо жил с кра¬савицей Леонелой как с женой в его маленькой квартирке в центре, где их однажды и увидела Роза.
Уже готовилась их свадьба, Леонела сшила шикарное платье у француженки... Стоп!
А почему бы не напомнить «Дикарке» о Леонеле? О квартире, где она «застукала» Леонелу в постели с Рикардо?
Почему бы, скажем, не свести в этой квартире Рикардо и... Ванессу, двоюродную сестру Леонелы, такую же кра¬савицу, как она?
Дульсина поздравила сама себя с тем, что ее голова все еще способна рождать интересные проекты.
Она стала обдумывать эту «партию», но ход ее размыш¬лений на эту тему прервало появление Кандиды.

— Дульсина, — сказала она. — Помнишь ту фотог¬рафию, где на Рождество сфотографировались все до¬машние?
Дульсина прекрасно помнила и фотографию, и то, что происходило в те дни.
Накануне того дня она узнала о беременности сестры и то, что беременна она от лиценциата Федерико Роблеса, которого Дульсина прочила себе в мужья. А через два дня после того, как все они запечатлелись на фотобумаге, Дульсина столкнула сестру с лестницы, что повлекло за собой выкидыш и отправку Кандиды в лечебницу для душев-нобольных...
—  Конечно! — ответила она, пытаясь угадать, зачем Кандида спрашивает об этой фотографии.
— Не могла бы ты мне ее дать?
— Для чего?
— Я хотела бы увеличить лицо Федерико...
Дульсина внимательно поглядела сквозь прорези для глаз на сестру. С виду она выглядела как обычно, но Дульсина тут же угадала, что ее душевное состояние остав¬ляло желать лучшего.
— И что же ты намерена делать с этим лицом? — мрачно спросила она.
— Как что! Я хотела бы повесить портрет Федерико на стену в своей комнате!
—  Не считаешь ли ты оскорбительным для меня вы¬ставлять напоказ в нашем доме портрет человека, которо¬го я... — Дульсина не решилась сказать «убила». — Кото¬рый был моим мужем?
—  Он был и моим мужем, и мне дорога память о нем! Как женщине...
— Ты все еще считаешь себя его женой? — с презрением спросила Дульсина, забывая, что имеет дело с больной. — Ты все еще полагаешь, что ты женщина как все?
— Конечно, — спокойно ответила Кандида. — Ребенок должен знать своего отца.
При всем при том, что Дульсина не раз наблюдала смену ее поведения и слышала от нее более чем странные суж¬дения, она вздрогнула и встала, нервно теребя платок.
—   Какой ребенок?  — тихо и как можно ласковее спросила она.
— Наш ребенок. Ведь он когда-нибудь должен родить¬ся?   —   полувопросительно-полуутвердительно   сказала Кандида. — Так ты дашь мне фотографию? Я отдам ее увеличить.
— Конечно, но не сейчас. Я должна ее найти. Умиротворенная Кандида вышла из комнаты. Дульсине не понравилось то, что она услышала от сестры...

ГЛАВА 5
Верная Леопольдина в мельчайших подробностях пере¬сказала Дульсине жаркую ссору Розы и Рикардо.
Ее излюбленным местом для фиксирования проис¬ходивших в кабинете бесед была вторая дверь, выходившая в полутемный коридорчик, который вел к туалету.
Она всегда успевала вовремя отпрянуть и, метнувшись в туалет, тихо запереться там, да еще спустить для отвода глаз воду.
Этот маневр был доведен ею до совершенства.
Место с акустической точки зрения было идеальным. Впрочем, острый слух шпионки никогда не подводил, даже если ей приходилось «работать» на известном расстоянии. Можно было с уверенностью сказать, что вес звуки дома стекаются в се уши, чуть оттопыренные, но красивые.
Лишь изредка Леопольдина вспоминала ту пору, когда счастливой девчушкой носилась по холмам в своей родной деревне.
Видя ее в постоянном черном облачении, никто не мог бы предположить, что была она в ту пору веселой хохотуш¬кой, пятой дочерью в семье неудачливого фермера-ранчеро.
Обыденная сельская жизнь рано наскучила ей. А в иную жизнь вступила она, когда се лишил того немногого и не¬восполнимого, что есть у всех женщин от рождения, сын ла-вочника Клементе.
Ей ничуть не было стыдно, когда она вспоминала, как отдала самое свое большое богатство за большущую плитку шоколада, с которой все и началось. Смазливый красавчик Клементе, подарив ей эту плитку, пообещал дать еще одну, но, разумеется, не в лавке, а в овраге за выпасом.
Он был аккуратным, этот Клементе, и захватил с собой подстилку, которую разостлал в густой заросли дрока. Лео¬польдина не сопротивлялась, она была с детства любопыт¬на. Позволила себя раздеть и сделать с ней то, что так тупо делали кони и быки с лошадьми и коровами.
Небольшую боль она зажевала шоколадом.
Предусмотрительный Клементе обтер ей измазанные шоколадом губы и попросил никому ни о чем не рассказы¬вать. Она была сметлива и сама понимала, что дома, если там прознают о ее шоколадном похождении, ей не поздо¬ровится. Девственность была ее единственным приданым.
Когда Клементе сказал ей, что через неделю снова принесет плитку шоколада, она быстро вскинула руку с двумя раздвоенными пальцами, что значило не «Victoria», a «Принесешь две плитки».
На семи плитках Клементе «сломался»...
Жизнь в Мехико, куда она сбежала с братом Клементе, веселым пожарным, прибывшим на побывку, не сложилась. Но однажды ей повезло — она нанялась служанкой в дом Линаресов, где и проработала честно и верно, время от вре¬мени уважительно отдаваясь умершему вскоре главе се¬мейства.
Когда это было!.. Да и было ли? «Вряд ли!» — сказал бы любой при виде облаченной во все черное Леопольдины...
—  Я слышала крики, — сказала Дульсина. — Значит, они изрядно повздорили?
—  Причем Рикардо кричал на нее, хотя она сообщила, что ждет ребенка!
— Мой брат умный человек. И у него есть все основания сомневаться в том, его ли это ребенок...
— Неужели выдумаете, что...
— А ты сомневаешься?
—  Встречаться в тавернах, в парке Чапультепек со всяким отребьем! Нет, простолюдинка простолюдинкой и останется!
Леопольдина засопела.
Дульсина знала за ней эту особенность, которая выдава¬ла ее любопытство, неудовольствие или лживость. Если Ле¬опольдина, сказав что-то, посапывала, значит, утаивала какую-то мысль. Сама Леопольдина знала за собой этот не¬достаток, но ничего поделать с собой не могла.
Дульсина угадала причину сопения — Леопольдину уязвило ее пренебрежительное мнение о «простолюдин¬ках», одна из коих стояла перед ней.
— Конечно, ее родила Паулетта, женщина из хорошей семьи, хотя и от шофера. Но жизнь в трущобе усугубила ее предрасположение к грубости. — Она выдержала паузу, чтобы польстить Леопольдине. — В то же время известно, что нищие становятся принцами, когда общаются с благо¬родными людьми...
Леопольдина удовлетворенно покашляла.
—  Если мои предположения верны и ее ребенок не от Рикардо, то она недостойна жить в этом доме! Вообще недо¬стойна жить!
Дульсина закурила, вдев в прорезь маски сигарету, и жадно затянулась.
—  Донья Дульсина, простите, не пора ли снова пого¬ворить с сеньоритой Лулу?
Леопольдина угадала ход мыслей госпожи.
—  Вот ты и позвони ей. Скажи, что Роза в больнице и что  сейчас, самое   подходящее  время  для  того,   чтобы пригласить поужинать одинокого мужчину...

Рикардо несколько раз пытался навестить в больнице Розу. Но ему это не удалось.
Улыбчивый врач неизменно говорил ему, что состояние его жены хотя и удовлетворительно, но пока не позволяет идти на риск, с каким может быть связано волнение от посе¬щения родных.
Рикардо не опускался до унизительных просьб и в разд¬ражении уезжал.
В последний раз он холодно попросил врача о любез¬ности — передать жене, что он тут же приедет, как только она оповестит его о своем желании видеть его.
И демонстративно бросил букет роз на подоконник, чем крайне удивил старшую сестру, которая тут же после ухода Рикардо и врача подобрала цветы и, аккуратно сложив их в букет, поставила в вазу с водой, чтобы при обходе отдать их Розе.         
Рикардо не знал, что сама Роза умолила врача сделать все возможное, чтобы исключить посещения мужа. По крайней мере в ближайшее время. Это не относилось к То¬масе, Эрлинде и некоторым другим лицам...
В последний приезд Рикардо показалось, что, когда он выруливал со двора, люди, сидевшие во въезжавшем во двор такси, очень напоминали дона Анхеля и манерного дизайнера Клаудио Монтеса.
Рикардо решил, что это его очередная галлюцинация ревнивца.
Об этом его предупредил психотерапевт, которого он на¬конец решил посетить, встревоженный тем, что в последнее время начал раздражаться по каждому пустяку, связанно¬му с Розой. Как ему стало казаться, происходило это не столько из-за серьезности поводов, сколько из его желания увидеть ее поступки в трагическом свете измены. Смешно, думал он, но мысль Розы о близости шизофрении и рев¬ности могла оказаться более реальной, чем ему это показа¬лось сначала...
Врач успокоил его, сказав, что вес дело не в шизоф¬рении, а в его крайней раздражительности, что может быть связано с разными причинами, например, с неправильной функцией щитовидной железы и с другими вещами. Вскользь он поинтересовался, соответствуют ли они друг другу в сексуальном отношении, под какими знаками зодиака родились и так далее.
— Нет, — уверенно заключил психотерапевт, — не на¬хожу никаких отклонений от нормы. Просто вам нужен отдых. И лучше всего отправляйтесь куда-нибудь вместе с женой! — напутствовал он угрюмого пациента.

Пассажирами такси, въезжавшего во двор больницы, действительно были дон Анхель де ла Уэрта и Клаудио Монтес. Их-то Роза ждала с нетерпением!
—  Ты шикарно выглядишь! — крикнул с порога Кла¬удио Монтес. — Должно быть, потому, что тебя только что... Как бы это сказать получше... Потому что тебя обнимал твой нелюдимый му-у-у-уж!
— С чего ты взял, Клаудио, что он был здесь?
— Мы видели, как он выезжал со двора! — удивленно сказал дон Анхель.
Розе было неудобно признаться, что она не знала о приезде Рикардо, и она разыграла стыдливость женщины, которой неудобно признаваться, будто она только что занималась любовью с мужем в больничной палате.
—  Ну, приезжал, — буркнула она. — Но это еще не означает, что больничный режим соответствует твоим до¬гадкам!
— Роза, успокойся, тебе вредно волноваться, — сказал дон Анхель.
Он проинформировал Розу о том, как идут дела.
Несмотря на скандал, который разразился в «Дикой Ро¬зе», магазин приобрел известность. Труды дизайнера, энергия Розы и опыт дона Анхеля сделали свое дело. От посетителей не было отбоя.
Америка прекрасно справляется со всеми делами. Малену он устранил из «Дикой Розы». Он полагает, что ей вооб¬ще следует поискать работу в другом месте.
Чудесно показал себя Палильо — умный и добросове¬стный парень и при всей своей полноте работает за троих. Ригоберто, когда не занят перевозками, охотно трудится в магазине. Азия тоже просит ее перевести в «Дикую Ро¬зу».
—  Поздравляю тебя! Твой магазин утер нос моему! — завершил дон Анхель свое сообщение.
— Это вы с Клаудио должны себя благодарить!
— Нет, ты автор идеи, — сказал дон Анхель. — Не было бы тебя, не было бы и «Дикой Розы».
Роза широко улыбалась, обнажив свои ослепительно бе¬лые, дивной красоты зубы.
— Нечего радоваться! — сказал Клаудио. — Мой друг с телевидения хочет подать на тебя в суд.
Улыбка сошла с лица Розы, как обрызганное пятновы¬водителем пятно вишневого джема.
— С какой стати?
—  Во время репортажа он подвергся удушению слезо¬точивым газом и раскашлялся перед камерой, показав себя телезрителям с невыгодной стороны...
— С какой стороны?
—  С невыгодной, — повторил Клаудио, гигантским усилием воли сдерживая душивший его хохот. — Он де¬ргался перед зрителями в пароксизме с выпученными гла-зами, что существенно исказило его имидж.
— А что это такое? — спросила Роза.
Дон Анхель, чтобы не свалиться со стула, быстро вы¬шел, доставая на ходу пачку сигарет.
— Это такое... Как бы точнее сказать... В районе лица.
— Что именно?
— Ну внешний вид.
— И я его существенно исказила?
— Да! Но это еще не все, что ты исказила...
— А что еще?
— Он теперь не может...
— В каком смысле?
— Не может... с женщинами.
— А их у него много?
Тут Клаудио развел руками и загоготал так, что стар¬шая сестра, которая степенно приближалась к Розиной палате с букетом роз, прибавив шагу, в страхе открыла дверь, полагая, что в палате засел какой-то маньяк.
Вслед за ней ворвался дон Анхель.
Хохочущий Клаудио Монтес, раскинув руки, помирал со смеху на полу, а на нем сидела Роза, дубасившая его что было сил...

— Не подпускает она к себе Рикардо, — доложила «Лео¬парда» своей госпоже.
— Я не сомневаюсь, что эта их ссора серьезнее всех пре¬дыдущих. Позвони Лулу, пусть она пригласит Рикардо в те¬атр или на ужин.
Леопольдина исполнила приказ Дульсины, и уже к ве¬черу у себя в конторе Рикардо услышал приятный, с «сексу¬альными модуляциями» голос красавицы Лулу.
—  Рикардо, сама не знаю почему набрала твой номер. Мне его дала Леопольдина. Сказать по правде, мне так одиноко.
— Я понимаю тебя как никто...
— Вот я и подумала, почему бы нам не сходить в театр или в ресторан... Мы ведь когда-то неплохо смотрелись вдвоем!
—  И сейчас будем выглядеть неплохо. Если ты не против, я заеду за тобой, и мы поедем в ресторан.
Они долго говорили. Она — о смерти родителей, о том, что не знает, как распорядиться большим наследством. А он о трудных отношениях с Розой.
Лулу деликатно молчала.
Они поужинали. Выпили несколько коктейлей за стой¬кой бара. Потом танцевали. Со своей осиной талией и вы¬соким бюстом Лулу обращала на себя внимание. Она была очень хороша, и Рикардо было приятно ловить на себе завистливые взгляды мужчин.
Он отвез ее домой.
— Не выпить ли нам по чашечке кофе? — спросила она с улыбкой.
— По-моему, было бы кощунством не сделать этого, — ответил он, чувствуя, как просыпается желание обладать ею.
Лулу была гибкой, как гимнастка. Она обволокла Рикардо своим телом. Ее ненасытность свидетельствовала или о длительном воздержании, или о сильном чувстве. Природа наделила Лулу пылкостью и неутомимостью.
Они расстались утром.
— Рикардо, умоляю, не пропадай надолго!
— Не знаю, что сказать тебе... Мне было с тобой очень хорошо...   
— А мне никогда ни с кем не было так хорошо!
—  Как жаль, что мы не узнали друг друга раньше, — сказал он, крепко поцеловав девушку.
Рикардо решил, что запишет этот новый грех в старый список прегрешений, известных Розе и прощенных ему в пору их первого сближения...

Роза пробыла в больнице около двух месяцев. И все это время она не видела Рикардо.
Правда, в последние две недели она начала позванивать домой, но категорически запретила Томасе подзывать Рикардо. Однако, случайно услышав, как она говорит с Ро-зой по телефону, он подошел и, взяв трубку, сказал:
— Роза, я забыл, извинился ли я за то, что обидел тебя. Но прошу, хватит сердиться.
—  Я больше не сержусь на тебя, Рикардо, — сказала она.
—  Я знаю, что ты завтра выходишь. Позволь мне приехать за тобой.
Роза не отвечала несколько мгновений, но ему показа¬лось, что прошла минута.
— Хорошо, Рикардо.
Счастливая Томаса обняла его:
— Рикардо, спасибо, что ты любишь ее! Она глупая и ча¬сто заносится, но ты ведь знаешь, что в душе она добрая де¬вочка и очень тебя любит.
— Томаса, — растроганно ответил Рикардо, — пока мы вместе, мы всегда сможем убедить Розу, что я не желаю ей зла.
— Но и ты не подарок, — насупила брови Томаса и, без¬надежно махнув рукой, сказала: — Да вы мужчины все такие! Разве вам понять, какая у женщин душа!
— Такая же, как у нас.
— Ну да!
— Так ведь души, когда отправляются на небо, не имеют полового признака?
Эта мысль озадачила Томасу, которая побрела к себе, недоуменно покачивая головой...

Роза села в машину рядом с Рикардо, который плавно вырулил на дорогу, ведущую в сторону центра. По дороге он рассказывал Розе последние домашние новости, среди которых была и тревожная.
У Кандиды снова появились признаки помешательства.
— Представляешь, она готовится к родам...
— Бедная Кандида, неужели она все еще верит в то, что может родить от покойного Федерико? — печально сказала Роза.
— Она вполне могла бы стать матерью...
— Почему бы ее не просватать?
— Кто возьмет в жены душевнобольную?..
— Многие бы женились на ее приданом, — грустно по¬шутила Роза.
— Я бы закрыл на это глаза, если бы был уверен, что она полюбила этого человека и он хорошо относится к ней.
Неожиданно   Роза   расплакалась,   уткнувшись   в   его плечо.
—   Что с тобой?  Почему  ты  плачешь? Тебе жалко Кандиду?
—  Мне жалко тебя, — сказала  Роза. — У тебя две сестры. Они родились такими красивыми. И что же! Одна без лица, а другая без разума...
Склонив к ней голову, он поцеловал ее в лоб.
—  Роза, как бы ты посмотрела на то, чтобы мы от¬правились в Гвадалахару? — неожиданно спросил Рикардо.
— Ты не шутишь? — улыбнулась она сквозь слезы.
— Это не в моих интересах.
— Почему?
— Потому что не хочу ссориться с тобой.
— Ах так...
— И еще потому, что хочу выполнить свое обещание. Я ведь не поехал тогда, потому что действительно был занят.
— Рикардо, и мы пойдем в Ботанический сад?!
— Разумеется, за этим мы туда и поедем. Приглядимся к растениям и кое-что закажем для твоего магазина.
Роза порывисто поцеловала его и воскликнула:
— Рикардо, из всех мужей мира ты самый муж!
—  Ловлю тебя на слове! Беру в свидетели эту дорогу, этот парк, эту статую Колумба и этот музей современного искусства!..
Он полез в карман, вынул маленькую коробочку и пере¬дал ее Розе. Она открыла ее и ахнула, увидев перстень, ис¬пустивший острый бриллиантовый луч.
—  Рикардо, зачем ты балуешь меня? — вздохнула Ро¬за. — Я не привыкла получать такие богатые подарки. Вот приучусь — и пущу тебя по миру.
—  Приучайся как можно скорее. Ты ведь не только Гарсиа, но и Линарес.

Ботанический сад в  Гвадалахаре  произвел  на  Розу неизгладимое впечатление.
Под его огромным металлическим застекленным карка¬сом были собраны деревья и растения почти со всего света.
Разные оттенки зелени, цветы и плоды складывались в невиданной красоты панно.
Выложенная кирпичиком дорожка, делая восьмерки на разных уровнях, открывала посетителям все новые и новые экспонаты.
Роза в очках, сдвинутых на кончик носа, диоптрия кото¬рых уверенно равнялась нулю, с ученым видом записывала в блокнот латинские наименования растений.
Они не преминули навестить родственника дона Анхеля, к которому у Розы было рекомендательное письмо. Он оказался молодым симпатичным человеком, отдаленно похожим на дона Анхеля. Он просмотрел вырванный Розой из блокнота перечень понравившихся ей растений и обещал позвонить, когда они будут подобраны в указанном Розой количестве в питомнике, находящемся недалеко от города.
Пьянящий аромат, источаемый цветами и плодами, кружил голову.
— У меня такое ощущение, — сказала Роза, закрыв гла¬за и вдыхая дурманный воздух, — будто я пью коктейль из нектара...
Родственник дона Анхеля кивнул головой.
— В первое время у меня бывали к вечеру обмороки.
— А я бы выпил сейчас что-нибудь покрепче! — сказал Рикардо.

Они сидели на открытой веранде дорогого ресторана и любовались на вечерние огни города.
— Мне так хорошо с тобой, Рикардо, — сказала Роза, — что я даже не помню, какое сегодня время года.
—  То время, когда ты сидишь и смотришь на меня своими глупыми, но довольно прекрасными глазами.
—  А скажи, Рикардо, — спросила Роза, возвращаясь мыслями к Ботаническому саду, — растения понимают, о чем говорят люди?
— Некоторые ученые считают, что растения — живые мыслящие существа, которые реагируют на приближение человека и угадывают его мысли.
— Вот чудо!
— А индейцы, так те в этом совершенно убеждены.
— Рикардо, не могла бы я что-нибудь выпить?
— Конечно!
— Ты уверен?
— А что тут такого...
— Я ведь не одна...
— Не понял.
— Ну ты что, забыл? Во мне же он! — Она укоризненно посмотрела на мужа. — Представляешь, лежат там, бед¬ненькие, и должны довольствоваться той едой и тем питьем, которые матери выбирают, не посоветовавшись с ними...
Рикардо внимательно посмотрел на нее — шутит она или говорит всерьез?
— Я закажу шампанского.
— Думаешь, мне можно?
— Думаю, ему понравится...

Вечером Роза и Эрлинда сидели и саду у бассейна.
Эрлинда рассказала ей о том, как они провели время в Америке, куда они поехали сразу же после слезоточивого открытия «Дикой Розы».
Эрлинда была как никогда хороша в своем зеленом с глубоким вырезом платье, так гармонировавшем с ее большими зелеными глазами.
Она была счастлива, рассказывая о нежном отношении к ней Рохелио.
Они вспомнили о том времени, когда Эрлинда была вы¬нуждена работать в таверне у Сорайды, куда устроила и Ро¬зу. Бедная Сорайда ждет не дождется мерзавца Куколку, который годится ей в сыновья...
Роза рассказала ей о размолвке с Рикардо, после кото¬рой она угодила в больницу.
—  Подумать только, какие они разные — Рикардо и Рохелио, — задумчиво сказала Эрлинда. — Рикардо то и дело спорит с тобой, а Рохелио хоть бы раз повысил на меня голос.
— Просто ты золотая, а я медная! — рассмеялась Роза. — За что на тебя повышать голос? Ты ведь не «Дикарка».
За их беседой следила из-за шторы Дульсина, стоя у окна своей комнаты в правом крыле дома.
Был бы у нее пулемет, она без всякого зазрения совести расстреляла бы этих двух золушек, прокравшихся в ее дво¬рец, чтобы похитить двух принцев, а с ними и их часть на¬следства Линаресов!
Хоть бы хрустальные туфельки обронили! Где там! Явились в старых туфлях на стоптанных каблуках.
И ведь как хитроумно проникают они в дома благород¬ных людей!
Одна свалилась с ограды, а другая под видом медсестры проникла к юноше-инвалиду, чтобы бесчестно отдаться ка¬леке!
Да, они красивы, эти дикие розы. И богатые отпрыски, которым наскучили домашние цветники, устремляются на их терпкий аромат...
Но разве некрасивой была несчастная Леон ела, по¬гибшая в своем автомобиле на железнодорожном переезде? На нее заглядывались все мужчины. У нее было высшее образование и большие средства. И она нравилась Рикардо, и сама была от него без ума.
И ее кузина Ванесса составила бы блистательную партию Рохелио, который если и почувствовал снова вкус к жизни после долгих лет, проведенных в инвалидной коля¬ске, то лишь потому, что в сердце его появилась Ванесса...
Если есть Бог на небе, как же он допускает такую страш¬ную несправедливость!
Роза снова беременна. Она родит и окончательно ут¬вердится в этом доме. Нет, надо что-то предпринять! Надо выкорчевать с корнем эти дикие цветы!..

Сидя у бассейна, Эрлинда и Роза продолжали до¬верительно беседовать. Эрлинда с грустью слушала ин¬тимные откровения Розы по поводу того, как она себя чув¬ствует, о том, как замечает каждый день в себе какую-нибудь перемену.
— Он созревает во мне и уже даст о себе знать, — сказа¬ла она с невыразимой нежностью. — Хочешь послушать?
Эрлинда, опустившись на колени, осторожно припала к ее округлившемуся плотному животу и прислушалась.
— Не слышу ничего, — сказала она.
—  Он почувствовал, что ты приближаешься, и затих. Как зайчик на грядке.
Эрлинда улыбнулась.
— Как я завидую тебе, Розита!
— Почему, глупенькая?
— Потому что до сих пор не могу... забеременеть. Роза, мне кажется, что я никогда не стану матерью!
— Как ты можешь знать это?
— Однажды так случилось... Это было в таверне у Сорайды, еще до того, как ты пришла туда работать... Один плюгавый клиент захотел, чтобы я непременно подсела к нему, заказал бутылку французского коньяка... Ну, ты знаешь, что это приносит выгоду питейному заведению.
— Сорайда, помнится, не понуждала нас делать это...
—  Да. Но у нее тогда плохо шли дела, и я хотела ей помочь, хотя, ты знаешь, не люблю крепкую выпивку... Но я отказалась сидеть с ним.
— Почему?
—  Потому что у него на лице было написано, что он воспринимает меня не как человека, а как заводную игруш¬ку, которой можно пользоваться по своему усмотрению.
—  Что же было дальше? — испуганно спросила Роза, чувствуя, что дело добром не кончилось.
— А дальше... он встал и пнул меня ногой вот сюда. — Эрлинда показала на низ живота. — Я думала, умру от боли...
— Ты показывалась врачам?
—  Тогда нет... Я боялась, что начнут допытываться, откуда я, и сообщат бабушке, которая меня вырастила. А она ведь не знала, что я работаю в таверне официанткой...
— Эта травма была серьезной?
— Две недели не сходил огромный синяк, и у меня были сильные кровотечения... Я так боюсь, что у меня никогда не будет детей.
— Надо немедленно показаться врачам, — решительно сказала Роза. — И ради Бога, не волнуйся. У меня ведь тоже были проблемы. Потеряла младенца...
— Ты ведь попала в аварию.
— Но и потом я долго не беременела... Роза улыбнулась.
— Знаешь, мне кажется, что где-то есть нерожденные дети.
— Не понимаю.
—  Ну, дети, которые могут родиться, а могут не ро¬диться!
— Что же, это от них зависит?
— Как ты не понимаешь, они собираются и спорят, кому черед зачинаться...
— Зачинаться?
—  Именно. Иногда они так жарко спорят, что и рож¬даться-то забывают.
Эрлинда с благодарностью посмотрела на Розу и, повер¬нувшись к темному цветнику, закричала:
— Эй! Нерожденные дети! Долго вы там будете спорить? А ну-ка живо родитесь у меня!
Роза подпрыгнула от удовольствия, как девочка, ус¬ловия игры которой приняла подруга.
В обнимку они направились к дому.

Бедная Кандида основательно готовилась к рождению своего ребенка и разговаривала вслух, перебирая гору свя¬занных ею детских вещей.
Она принимала витамины и делала гимнастику по книге для рожениц. То и дело ощупывая живот и спрашивая у То¬масы и Розы, не очень ли он сильно вздулся?
Когда она была одна, она беседовала с Федерико, говоря за себя и за него.
Обычно она начинала с робкого упрека:
— Где ты пропадал так долго, милый?
Каждый раз он находил другую причину для оправ¬дания:
— Был по поручению Дульсины во Франции...
Или:
— Срочные дела задержали меня в Торонто...
—  Ты не забыл, что прошло уже два года и мне пора рожать?
— Нет, дорогая, не забыл, но, пожалуйста, отложи это до моего возвращения из Техаса.
Роза с печалью наблюдала за новым ее умопомрачением и не пыталась объяснять ей ее заблуждение.
— Роза, как ты думаешь, — спрашивала она, — эта рас¬пашонка будет впору моему младенчику?
— Я думаю, она подойдет...
— Ведь ему уже в моем животе два года...
— Эта распашонка как раз для двухлетнего, — говорила Роза, заливаясь слезами.
— Почему ты плачешь?
— У меня разболелся зуб.
— Лучше всего полоскать шалфеем. Федерико обещал скоро вернуться из Техаса, и я приступлю к родам...
Совершенно по-другому вела себя Дульсина, злобно вы¬мещая на несчастной сестре всю свою неистощимую не¬нависть.
— Дульсина, скажи, дорогая, долго ли мне осталось до родов? — спросила Кандида у маски.
— Безумная! Неужели ты забыла, что выкинула своего ребенка, прижитого от моего мужа? — ответила Дульсина.
— Я не понимаю тебя... Федерико сказал...
— Федерико мертв! Я застрелила его вот этой рукой!
— Какие глупые у тебя шутки. Федерико сказал, чтобы я повременила до его возвращения из Техаса.
— О каком ребенке ты говоришь?! Да он протух бы в те¬бе за это время!
Несчастная пересказала слова Дульсины Розе.
— Она говорит, что моего ребеночка давно нет во мне, но я ведь чувствую, что есть! — На глазах ее выступили слезы.
Этого Роза не могла перенести.
Она ни разу не видела Дульсину после ее выхода из тюрьмы.
Взбешенная ее поведением, Роза без стука вошла в ее комнату.
Вид маски ужаснул ее. Розе стало жалко затворницу, но первые ее слова вернули ее к действительности.
— Как ты смела, дрянь, переступить порог моей комна¬ты! — властно крикнула маска.
— Дульсина, я пришла попросить тебя...
— Я не хочу тебя слушать! Вон!
— Оставь в покое Кандиду, ведь она не в себе.
— Не вмешивайся в семейные дела Линаресов!
— Дульсина, я понимаю, как тебе плохо...
— Ты ошибаешься! Несмотря на случившееся, я не чув¬ствую себя обиженной. Я твердо стою на ногах в своем доме, а ты здесь чужая!
—  Я прошу тебя лишь об одном, оставь в покое Кан¬диду!   —   твердо   сказала   Роза   и   выбежала,   хлопнув дверью.
Если бы можно было заглянуть под маску, глазам откры¬лась бы омерзительная улыбка удовлетворения, комкавшая то, что раньше было губами Дульсины...
«Ты еще узнаешь, кому из нас плохо, а кому хорошо!» — подумала Дульсина.

Летит время, все ставит на свои места, отнимает и даст наказывает и прощает, награждает и отнимает, учит и отбирает память.
Время — соратник Бога, один из вернейших и спра ведливейших его архангелов — пасет чрева жен челове ческих, дарит миру новые мыслящие плоды.

Ранним утром Томаса разбудила Рикардо радостным криком:
— Рикардо, дорогой мой! Радуйся! Роза родила!
Рикардо, как был в пижаме, бросился к Томасе и крепко расцеловал ее.
— Кто родился? — спросил Рикардо.
—  Позвонили из родильного дома! Представляешь! — Томаса захлебнулась восторгом и с лукавым видом стала водить глазами.
— Томаса, отвечайте, кто у меня?
— Угадай!
— Ну, мальчик...
— Нет!
— Девочка! — рассмеялся Рикардо.
— Нет!
От изумления он плюхнулся в кресло, недоуменно ус¬тавившись на Томасу, которая в этот момент вполне могла сойти за блаженную, каких немало на церковных папертях Мексики.
—  Двойня! — крикнула Томаса. — Дева Гвадалупе, спасибо тебе, что была с моей Розитой!
Она упала на колени и за неимением изображения слав¬ной помощницы всех рожениц перекрестилась на часы, подтверждая этим предположение, что время — явление божественное.
— Мальчики! — уверенно предположил Рикардо.
— Девочки! — всплакнула Томаса. — Вот счастье-то!
—  Тоже неплохо, — утешил сам себя Рикардо. — Де¬вочки даже лучше. Двойня мальчиков у нас уже есть. Я и Рохелио. Теперь вот девочки.
Рикардо закрыл лицо ладонями. Только теперь он понял, что произошло: он отец двух девочек! Ему захоте¬лось тут же ринуться в родильный дом и крепко-крепко обнять Розиту.
— Вот и расплатилась с тобой! — сказала Томаса.
— Что вы имеете в виду?
— Наверстала.
Рикардо печально усмехнулся, поняв, что хочет сказать Томаса: один ребенок у Розы погиб, и теперь она вместо одного родила двух.

Роза не могла оторвать глаз от малышек.
Как точно повторила природа черты одной в чертах дру¬гой! Какое счастье любоваться на плоть от плоти твоей! Какие они красивые, как дивно пахнут, какие смешные во-лосики на их головках! Как жадно сосут они се груди, в ко¬торых, к счастью, много молока.
Роза подумала о Богородице, кощунственно предста¬вила себя Ею.
Вот лежат на обеих ее руках тяжеленькие, еще бе¬зымянные девочки, глазки зажмурены, маленькие ку¬лачки дергаются, — две жизни, подаренные Богом миру.
Что ждет их? Кем они станут?
Она назовет их Дульсе и Лус — «Сладкая» и «Свет»!

Через день после рождения малышек Рикардо навестил Розу в тот момент, когда девочек принесли на кормление.
Рикардо в белой марлевой повязке сидел, прид¬винувшись к Розиной кровати, и молчал, восхищенно раз¬глядывая два новых лица с зажмуренными глазками.
Роза деловито кормила их, с гордостью поглядывая на мужа.
Один из сосков выскользнул из мокрого ротика, и струй¬ка молока брызнула ему в лицо. Дотронувшись до капелек, он лизнул пальцы.
— Сладкое! — сказал дегустатор.
— Да уж не кислое! — усмехнулась Роза. — Стали бы они кислое есть...
Она с виноватым видом посмотрела на Рикардо.
— Ты не будешь меня ругать, Рикардо?
У него екнуло сердце — никогда не знаешь, что от нее ждать!
— Что еще, Роза? — настороженно спросил он.
— Поклянись, что не будешь меня ругать...
—  Ты что-нибудь опять натворила? — подозрительно, но мужественно спросил прошедший сквозь огонь, воду и медные трубы супружества Рикардо.
— Ага...
— Надеюсь, дети мои? — начал он разгадывать очеред¬ной ребус Розы.
— Надейся, надейся...
— И это девочки, а не мальчики?
— Стала бы я мальчиков рожать, мучителей женщин!
— Вам же самим нравится, — парировал Рикардо, отда¬ляя момент, когда Роза ошарашит его чем-нибудь в ее духе
— Так не будешь сердиться?
— Обещаю, — сказал он, шутливо зажмурившись и за¬ткнув уши пальцами.
— Так вот...
Рикардо приоткрыл один глаз и ухо.
— Я успела без тебя дать им имена!
Рикардо облегченно перевел дух.
— Должно быть, Паулетта и Мария, по именам наших матерей? — высказал предположение отец крошек.
— Нет, — извиняющимся голосом сказала она. — И да простят нас наши матери. Я назвала их Лус и Дульсе!
— А знаешь, мне нравится!

ГЛАВА 6
Как быстро пролетели три года.
Два большущих торта с тремя свечечками в каждом ждали момента, когда пухлые губки Лус и Дульсе задуют их.
Вокруг девочек хлопотала прихрамывающая Томаса.
На девочек с восхищением смотрели Эрлинда и Кандида. Появление в доме детей очень благотворно подей¬ствовало на психику Кандиды. С той минуты, когда она увидела двух малышек, она ни разу больше не вспомнила о лиценциате Роблесе и о том, что у нее был ребенок. И если в течение первого года душевная болезнь еще иногда давала о себе знать, то затем она прошла вовсе. Кандида прев¬ратилась в добрую и заботливую, хотя и немного бестолко¬вую тетю, которая души не чает в своих маленьких пле¬мянницах.
Стоит ли говорить, что она с ног до головы обшивала своих любимых малышек Лус и Дульсе, что девочки с де¬тства были завалены огромным количеством распашонок, рубашечек и кофточек, многие из которых Кандида сшила и связала задолго до их рождения для своего «будущего» ребеночка. Теперь все ее запасы пошли в дело, и удивитель¬но, Кандида расставалась с этим приданым младенцу без всякого сожаления. Все в доме Линаресов вздохнули спокойно — было очевидно, что появление детей, пусть всего лишь маленьких племянниц, излечило ее.
Этому радовались все, кроме Дульсины. Эрлинда занималась с девочками едва ли меньше, чем Кандида, но проку от ее помощи было значительно больше. В заботы о маленьких дочках Розы Эрлинда вкладывала все свое нера¬страченное материнское чувство, но вечерами она все чаще сожалела о том, что ее это счастье обошло стороной.
Правда, несколько дней назад блеснул слабый луч на¬дежды. Рохелио прочел в газете объявление о том, что в Мехико открывается новая клиника по лечению женского бесплодия.
—  Эрлинда, дорогая, — говорил он, показывая это объявление жене, — я понимаю, шансов не так много, но, уверен, стоит попробовать.
—  Рохелио, подумай, сколько это будет стоить! — ответила Эрлинда со слезами на глазах. Ей очень хотелось иметь ребенка, но ее ужасала мысль о том, что надежда, ко¬торая появится у них, если она начнет лечение, может обернуться ничем. И тогда будет еще тяжелее.
—  Может быть, нам лучше взять ребенка на воспи¬тание? — предложила Эрлинда. — В Вилья-Руин много детей, которые остались без родителей, несчастных сирот, которым нужна помощь.
— Мы обязательно так и сделаем, Эрлинда, — обнял же¬ну Рохелио. — Но давай сначала попробуем лечение. Если не получится, тогда мы сделаем так, как ты предлагаешь.
Эрлинда вздохнула. Они с Рохелио давно уже говорили о том, чтобы начать жить отдельно — атмосфера в доме бы¬ла очень напряженной из-за Дульсины, кроме того, всякой женщине хочется чувствовать себя хозяйкой в доме, а не женой младшего брата, которая живет здесь едва ли не на птичьих правах. Но на лечение и на квартиру денег не хватит, нужно выбирать что-то одно.
И вот сейчас, смотря на малышек, которые восхищен¬ными глазенками смотрят на два огромных торта, Эрлинда приняла решение — она будет лечиться.
Ждали приезда папы.
Роза не была уверена в том, что он пожалует на день рождения девочек.
Очередная ссора, которую снова затеял Рикардо, запо¬дозрив Розу в том, что она непозволительно долго задержа¬лась в своем магазине, не оставляла надежд на то, что он появится.
На всякий случай она предупредила девочек, что «папа уехал по делам в Тихуану и прислал им поздравительную телеграмму».
— Будем гасить свечи! — сказала она девочкам, и те дружно дунули на мечущиеся огоньки, захлопав в ладоши, когда погасла последняя из них...
Этому дню суждено было стать днем трагедии для многих и многих мексиканцев.
Для Розы он стал и днем ее личной трагедии...

Дульсина все эти годы не оставляла своим «вниманием» домочадцев дома Линаресов.
Немного времени прошло после рождения девочек, ког¬да Дульсина нашептала Розе о том, что Рикардо частенько видят с Лулу... Да-да, с той самой... Разве Роза не знает, что ее муж все эти годы встречается с пышногрудой лю¬бовницей?
Теперь Роза была другой — рождение дочерей изменило ее.
Она не стала устраивать скандалы. Ни попреков, ни на¬меков не услышал от нее Рикардо.
И к лучшему: к моменту, когда Дульсина нашептала Розе об измене мужа, он был чист, как ангел. Ведь с Лулу он изменил Розе лишь один-единственный раз.
Но не за горами была и вторая измена.
Лулу не переставала домогаться внимания Рикардо.
Поведение Розы — ровное, без эмоций, отношение к му¬жу — начало приводить его в бешенство. Не за такой Розой он ухаживал долгие годы, не с такой Розой спорил, не та-кую Розу ревновал. Ее как будто подменили...
Рикардо стал пить, как это случалось с ним в ту пору, когда он, занимаясь в университете, проматывал деньги в кабаках.
Лучшей его утешительницей в эти дни была Лулу.
Полгода назад злой рок настиг Дульсину, покарав ее за все ее «деяния».
Это случилось днем.
Дом огласился страшным воплем, донесшимся из ком¬наты Дульсины. Первой вбежала туда Роза. Ее глазам открылось страшное зрелище. Дульсина каталась по полу в агонии, царапая ногтями свое ужасное лицо, на котором до¬тлевали клочья марлевой маски...
Полицейский эксперт восстановил картину. Дульсина в последний год сильно пила, опустившись до слабо раз¬веденного спирта, который ей тайно доставляла (за все увеличивающиеся денежные вознаграждения) обнаглев¬шая «Леопарда», желавшая сорвать как можно больше с опустившейся и уже не такой властной Дульсины. Очевидно, в опьянении она плеснула спиртом на свою марлевую маску, которая воспламенилась, когда она за¬куривала сигарету.
Дульсина умерла от удушья...

Звонок Леопольдины, после смерти хозяйки нанявшей¬ся работать в дом дальних родственников Рикардо, явился «славным» подарком в день рождения девочек.
— Роза, если вы отправитесь на квартиру Рикардо, то увидите, что я вам не лгала, — сказала она.
Упоминание маленькой квартиры Рикардо, которую сестры Линарес купили ему, когда он был студентом, взбесило Розу. В этой квартире она впервые испытала близость с Рикардо. Здесь они уединялись, когда уставали от преследований Дульсины...
Ничего не сказав, она выскользнула из дома и, взяв такси, через пять минут взбегала по лестнице пятиэтажно¬го дома. Она открыла дверь своим ключом, тихо прошла в спальню и увидела спящих в обнимку Рикардо и Лулу.
Обнаженная Лулу поразила Розу. Не только совершен¬ством тела. Она подумала о том, что Рикардо, наверно, счастлив с ней.
Неожиданно Лулу открыла глаза. Вскрикнула.
Проснулся и Рикардо. Он был пьян.
— Что ты делаешь здесь? — крикнул он. — Как ты сме¬ешь входить без стука?
Розе показалось, что в лицо ей ударил сноп черного све¬та.
Шатаясь и держась за сердце, она выбежала из дома и, остановив первую машину, умолила водителя отвезти ее домой.
Вбежав в дом, она сказала Томасе:
— Собирай девочек, мы уезжаем!
— Роза, опомнись! Что ты говоришь?! Что случилось?
— Я сказала!
Столько решимости было в ее глазах, столько злости и ужаса, что Томаса не стала ей перечить. Эрлинда поняла все с полуслова.
— Помоги собрать вещи девочек. Положи в чемодан са¬мое необходимое. Мы уходим через пятнадцать минут.

Странное творилось в природе. Почему-то развылись собаки.
Тяжелые тучи неподвижно застыли над городом Мехико.
Роза с маленькой Лус на руках стояла на углу их тихой улицы, безуспешно пытаясь остановить редкие машины.
—   Мамита,  куда мы едем? В Тихуану к папе? — спросила Лус.
— Я тебе потом скажу, — отводя глаза, сказала Роза, по щекам которой катились слезы.
— Мамита, почему ты плачешь?
— Я не плачу, это дождичек накрапывает... Подошли с двумя тяжелыми баулами Томаса и Эр¬линда, державшая на руках Дульсе.
Неожиданно она увидела Рикардо, который, пошатыва¬ясь, быстро приближался к ним.
— Папочка! — радостно закричала Дульсе, спрыгнув с рук Эрлинды. — Ты приехал на наш день рождения!
Дульсе побежала в сторону отца.
— Стой, девочка! — закричала Роза, передав Лус с рук на руки Томасе и порываясь догнать Дульсе.
Невиданной силы подземный толчок сотряс город Мехико, вписав в черную книгу землетрясений одну из са¬мых мрачных страниц!
Роза увидела, как закачалось и стало оседать двенад¬цатиэтажное здание банка...
Скрежет, мрачный гул, падающие обломки, пыль...
Боже! Неужели это возможно?! Роза увидела, как раз¬делившая ее и Рикардо стена накрыла малышку Дульсе.
Она потеряла сознание...

— Боже! Нет! Нет! — прохрипел протрезвевший Рикар¬до, увидев с угла улицы, как за огромными обломками рух¬нувшего здания исчезли Роза, Лус и Томаса...

ГЛАВА 3
Рикардо сидел в своем офисе и никак не мог сосредо¬точиться на содержании документов, которые принесла ему на подпись секретарша Роберта. Некоторые из бумаг он сразу отложил в сторону, но другие, к сожалению, тре¬бовали немедленного рассмотрения.
Рикардо с ненавистью придвинул к себе папку. Он был начальником крупного отдела страхового агентства и мог бы рассчитывать на место заместителя генерального дирек-тора, но для этого надо было полностью отдавать себя де¬лам. Скоро генеральный директор сеньор Санчес уйдет на пенсию, и его заместитель дон Педро Альварес-дель-Кастильо перейдет в кабинет директора, освободив тем са¬мым свой — кабинет заместителя. На эту должность всерь¬ез могли рассчитывать только два человека в агентстве — сам Рикардо и начальник регионального отдела Федерико Саморра. Кто станет новым замом генерального директора — это вопрос ближайших двух-трех месяцев. Сейчас нужно показать, на что он способен. Рикардо это прекрасно понимал, но больше всего ему хотелось послать все к черту, бросить эти надоевшие бумаги и... выпить рюмку коньяка. Рикардо закрыл глаза и вспомнил, как провел вчерашний вечер и ночь.
—  Рикки, душка, — гладила сто по плечу белокурая красотка по прозвищу Милашка. — Что ты сегодня такой скучный? Давай лучше выпьем текилы.
— С каких это пор ты пьешь текилу? — устало улыб¬нулся Рикардо. — Я думал, такие красавицы, как ты, пьют напитки поблагороднее.
—  С тобой я забываю все на свете, — проворковала Милашка и позвала официанта.
Что было дальше, Рикардо помнил смутно. Из бара они отправились к ней: она снимала небольшую квартиру, обставленную с дешевой претензией. Когда он уже глубо-кой ночью встал и оделся, она не хотела его отпускать:
— Куда же ты, любимый, оставайся до утра! Ты же го¬ворил, что у тебя нет жены. Тебя некому ждать!
— Да, но у меня есть сестра и дочь, — ответил Рикардо, надевая пиджак.
— Но они же не могут запретить тебе бывать там, где ты хочешь, ты же свободный человек!
Милашка поднялась с постели и обвила его шею руками. На ней была только легкая ночная рубашка. Он взял ее за плечи, чтобы освободиться от ее объятий, но не смог. Они слились в долгом поцелуе. Было что-то хищное в том, как она впивалась в его губы своими.
— Теперь ты мой... — прошептала она.
Так Рикардо в первый раз за все эти годы не пришел до¬мой, не предупредив об этом сестру. Обычно он звонил Дульсе или, если девочка уже спала, разговаривал с Кандидой, ссылался на срочные дела или придумывал что-то еще. Он всегда помнил о семье. Сегодня с Милашкой он впервые забыл о своих близких.
Дверь его кабинета открылась, и вошел Леандро Море¬но, давнишний помощник и сослуживец Рикардо.
—  Что с тобой? — спросил он, увидев приятеля, — Ты сегодня как-то странно выглядишь. Ты не заболел?
—  Не знаю, — уклончиво ответил Рикардо. — Может быть. У меня к тебе просьба, Леандро. Ты не мог бы прос¬мотреть эти бумаги, принять решение и поставить резолюции. А я вернусь через полчаса, максимум через час, и все подпишу так, как ты решишь.
—  Хорошо, — в недоумении ответил Леандро. Прежде не случалось,  чтобы  Рикардо перекладывал работу на других, более того, был готов подписать, не читая, служеб¬ные документы. Леандро решил, что шеф переутомился на работе. — Хорошо, я во всем разберусь, иди. Ты что-то се¬годня очень неважно выглядишь. Наверно, слишком много работаешь ввиду грядущих перемещений...
—  Нет... не знаю, — неопределенно ответил Рикардо и вышел на улицу.

Телефонная трубка дрогнула в руках Эрлинды. Неу¬жели новости о брате? Как странно, она с мужем только что говорила о нем.
— Я вас слушаю, — срывающимся голосом сказала она.
— Это не телефонный разговор, — ответил мужчина на другом конце провода. — Давайте встретимся в кафе.
—   Хорошо,  —  вконец растерялась Эрлинда.  — Но скажите мне, с ним что-то случилось? Он жив?
— Да, жив и здоров, — ответил голос, — но это все, что я могу вам сейчас сказать. Жду вас в кафе «Палома» в пять вечера. Крайний столик справа. Но вы должны быть одна. Иначе я к вам не подойду.
—  Одна? — удивленно переспросила Эрлинда, но в трубке уже раздавались короткие гудки.   — В пять часов, кафе «Палома», — шепотом повторила она. — Боже мой, неужели я что-то узнаю о Густаво?
Она прислушалась. Из комнаты Тино доносился весе¬лый смех. Эрлинда колебалась. Может быть, стоит все рас¬сказать Рохелио? Но он ни за что не отпустит ее одну на встречу с этим подозрительным человеком. Скорее всего, это преступник, вышедший из тюрьмы. Но вдруг он принес ей весточку от брата? Если она придет с Рохелио, она ниче-го не узнает, так сказал этот человек. И Эрлинда решила пока ничего не говорить мужу.

Дульсе была очень невнимательна на уроке. Она и в остальные дни не отличалась особым прилежанием, но се¬годня и вовсе не слушала, что говорит учитель. Она могла думать только об одном — отец не ночевал дома. Где же он был? Куда-нибудь уехал по делам? Раньше никогда не слу¬чалось, чтобы он уезжал и не предупредил сестру и дочь. «А вдруг, — мелькнула ужасная мысль, — вдруг он собрался снова жениться? Вдруг он познакомился с какой-нибудь женщиной?» Дульсе была современной девочкой, она чита-ла книги, смотрела длинные телесериалы и прекрасно зна¬ла, где мужчина, у которого тем более нет жены, может проводить ночь. Неужели он приведет домой новую жену? Эта мысль была Дульсе непереносима. Нужно обязательно посоветоваться с Лолой. Дульсе вырвала из тетради лист бумаги и написала:
«Лолита!
Что может делать мужчина, когда не приходит ночевать домой? Скорее всего, он проводит ночь у любовницы. Как ты думаешь? Дульсе».
Она сложила листок в четыре раза и бросила на парту Лоле Алонсо, своей лучшей подруге.
К сожалению, занятая своими мыслями Дульсе не за¬метила, что учитель дон Баудилио прервал свои объяс¬нения и внимательно смотрит на нее. Лолита не успела и развернуть записку, как та оказалась в руках учителя.
—  Вот, оказывается, что тебя интересует, Дульсе, — качая головой, сказал дон Баудилио. — Лучше бы ты боль¬ше думала о своих уроках. Что ж, я вижу, придется мне поговорить с твоим отцом и с тетей.
—  А разве вы не знаете, дон Баудилио, что читать чужие письма нельзя? — во всеуслышание заявила Дульсе, вышла из-за парты и, хлопнув дверью, покинула класс.

Рикардо сидел в кафе. Перед ним стояло несколько пус¬тых банок из-под пива. Какая-то девица, сидящая за со¬седним столиком, вовсю строила ему глазки. Рикардо вздохнул — в контору возвращаться не хотелось. Девица подсела к нему:
— Что такой грустный, красавчик?
Она ему явно льстила. Трудно было назвать кра¬савчиком этого усталого мужчину за тридцать с темными кругами под глазами, в помятом костюме.
— Оставь меня, — только и ответил Рикардо, и девица, надув губы, удалились со словами:
— Подумаешь, нашелся гусь.
Из дверей агентства вышел Леандро. Он увидел, что Рикардо сидит в кафе, и поспешил прямо к нему.
—  Я все просмотрел, Рикардо. Теперь тебе осталось только подписать бумаги. Что с тобой стряслось?
— До чего вес надоело, — ответил Рикардо.
—  Что с тобой?  — снова спросил Леандро.  —  Что-нибудь случилось дома? Зря ты сидишь здесь под самыми окнами, ведь тебя могут увидеть служащие агентства. Ты же знаешь, что сейчас решается вопрос о том, кто займет место заместителя генерального директора. И я знаю, что сам дон Педро хотел бы видеть на этом месте тебя, а вовсе не Саморру. Поэтому тебе надо быть сейчас особенно осмотрительным. Вот закончится рабочий день, тогда сиди в кафе сколько тебе угодно. Не надо давать Саморре повода прицепиться к тебе. Ты же знаешь, он на все пойдет, лишь бы очернить тебя.
— Мне все равно, — ответил Рикардо, — пусть эту дол¬жность получает Саморра. Зачем мне все это надо? Ради кого стараться?
— У тебя же есть дочь, подумай о ней.
—  Если бы о ней не думал, я, может быть, давно бы бросил это агентство и неизвестно где бы был, — ответил Рикардо.
Он вздохнул и постарался взять себя в руки:
— Да, Леандро, ты, конечно, прав. Надо работать. Хотя бы ради Дульсе.

Уйдя с урока, Дульсе бродила вокруг школы, думая, как теперь поступить. Тетя Кандида, конечно, пришлет за ней Селию, но Дульсе теперь твердо решила, что будет обходиться без провожатых. Какой стыд — в тринадцать лет тебя провожают в школу и из школы. Наконец раздался звонок с урока, и тут же у ворот школы появилась тетя Кандида собственной персоной. Дульсе спряталась за уг¬лом и стала дожидаться, когда же выйдет Лола Алонсо. Вот и она. Дульсе догнала подругу:
— Ну что там дон Баудилио?
—  По-моему, он разозлился. Жди, теперь нагрянет к тебе домой.
— Сколько раз грозился, но не приходил же.
— А теперь может прийти.
— Знаешь, Лолита, — грустно сказала Дульсе, — мне уже все равно. У нас папа не пришел сегодня домой. Где он был? Он ничего нам с тетей не сказал.
—  Может быть, у него появилась невеста? — предпо¬ложила Лола. — Ведь он еще не очень старый. Он может жениться.
— Никогда! — закричала Дульсе. — Чтобы у нас дома жила мачеха? Тогда я сама уйду!
— А может быть, она будет добрая? — сказала Лола. — Будет любить твоего отца и тебя?
— Не будет никакой — ни доброй и ни злой! — крикну¬ла Дульсе и кинулась домой.

Без пяти минут пять Эрлинда уже сидела за крайним правым столиком в кафе «Палома», которое находилось прямо у входа в страховое агентство, где работал Рикардо, брат ее мужа.
Эрлинда нервно оглядывалась. Прошло минут пятнад¬цать, но никого не было. Вдруг к ее столику подошел мужчина в черной кожаной куртке. Она подняла голову: его лицо можно было бы назвать даже красивым, если бы не холодный расчет в глазах, если бы не жестокость, спрятав¬шаяся в уголках губ. Что-то в его лице вселяло тревогу, ка¬залось, такой человек готов на все.
— Эрлинда Гуатьерес? — спросил он.
— Эрлинда Линарес, — ответила та. — Я же говорила вам, я замужем. Разве Густаво не знает об этом? Я писала ему.
—   Это не имеет  значения,  сеньора,  —  по-волчьи ощерившись, сказал мужчина. — Будем знакомы, Ченте. Друг Густаво Гуатьереса.
—  Очень приятно, сеньор... — Эрлинда замолчала, ожидая, что ее собеседник назовет свою фамилию.
Однако этого не произошло. Ухмыльнувшись, Ченте сделал вид, что не заметил заминки, и как ни в чем не бы¬вало продолжал:
—  Итак, сеньора Линарес, должен вас обрадовать. Ва¬шему брату удалось бежать из тюрьмы, и сейчас он на¬ходится здесь, в Мехико, — нелегально, разумеется.
—  Я могу увидеть его? — воскликнула Эрлинда. — Где он?
—   Не так  быстро,  сеньора,  — медленно  проговорил Ченте, — это слишком опасно... для него. Но вы можете ему помочь материально. Видите ли, у Густаво нет денег не только на приличную одежду, ему не хватает даже на хлеб. Так что, если бы сеньора смогла передать для него некую сумму…
— У меня с собой только сто тысяч песо, — прошептала Эрлинда.
—  Негусто, — нахмурился Ченте, — но на первый раз хватит. Не забывайте, сеньора, к.пи брат очень истощен. Его били. А пока он не обзаведется приличной одеждой, и думать нечего выходить на улицу, его загребет первый же легавый. Так что попробуйте достать еще денег. Я вам поз¬воню через неделю.
Эрлинда открыла сумочку, нервно вытащила все наличные деньги и пересчитала их. Там оказалось чуть больше ста тысяч. Это были последние деньги до получки, которая у Рохелио будет только через пять дней.
—   Вот, пожалуйста, — прошептала она.  — Не знаю, правда, что скажу мужу, ведь у нас не так много денег. Ему может не понравиться, что я встречалась с вами...
— Я надеюсь, вы проявите благоразумие, сеньора Лина¬рес, и ничего не станете рассказывать мужу, — широко улыбнулся Ченте, однако в его улыбке Эрлинде привиделась угроза. Она Достаточно долго работала в ночном кафе, чтобы понимать, что может стоять за улыбкой таких типов, как тот, что сейчас сидел перед ней. — Уходите вы первая, — приказал Ченте.
Эрлинда поднялась. Уходя, она оглянулась на собе¬седника. «Типичный уголовник», — подумала она. В ней шевельнулось сомнение: верно ли, что эти деньги пойдут Густаво? А если он действительно бежал и скрывается? Как бы все узнать поточнее...
Эрлинда была настолько взволнована этой встречей, что не заметила, как за соседний столик сели вышедшие из агентства Рикардо и Леандро. Они заказали кофе и стали обсуждать дела на службе. Рикардо заметно повеселел — воспоминание о вчерашнем вечере померкло, он снова принялся за работу.
Вдруг Леандро, рассказывавший о планах расширения агентства, замолчал на полуслове и сказал Рикардо:
—  Посмотри на сеньору, которая только что встала из-за столика. Вон там, справа. Это случайно не жена твоего брата Рохелио?
Рикардо обернулся и увидел, как Эрлинда что-то го¬ворит молодому сильному мужчина довольно подозритель¬ного вида.
— Да, это Эрлинда, — подтвердил Рикардо. — Она нас не замечает.
В этот момент Эрлинда повернулась и, не оглядываясь по сторонам, быстро ушла. Она шла как-то очень нервно.
Оставшись один, ее собеседник пересчитал деньги, ко¬торые только что вручила ему Эрлинда, удовлетворенно засопел и подозвал официанта.
— Двойное виски, — коротко приказал он.
Все происходящее показалось Рикардо очень подозрительным. Что у Эрлинды может быть общего с этим типом? Может быть, какой-нибудь человек из прошлого, ведь Эрлинда работала когда-то официанткой в ночном ка¬фе «Твой реванш»? Кто знает, какие люди могут внезапно выплыть из нашего прошлого?
—  Откуда ты знаешь эту женщину? — не выдержав, подошел к подозрительному незнакомцу Рикардо.
—  Тебе какое дело? — Ченте смотрел на подошедшего из-под полуопущенных век. — Я встречаюсь, с кем хочу.
— Дело в том, что это моя жена! — неожиданно для себя самого выпалил Рикардо.
—  Вот как! — Ченте хрипло захохотал. — Тогда сторожи ее, да получше.
Рикардо хотел броситься и надавать Ченте по наглой роже, но Леандро удержал его — разве можно затевать драку под окнами собственной конторы. Тем временем уго¬ловник залпом осушил принесенный ему стакан и со сло¬вами «Сдачи не надо!» бросил на стол смятую денежную купюру.
— Ну я пошел, счастливо оставаться, ребята. Смотри, как бы тебе не наставили рога, Линарес!

ГЛАВА 4
Элегантная светящаяся вывеска «Цветочный салон Розы Дюруа» на бульваре Кармелитос была хорошо изве¬стна в городе, и салон пользовался заслуженной популяр-ностью. Букеты для самых фешенебельных свадеб пред¬почитали заказывать в салоне Розы Дюруа, и не только из-за безупречного вкуса владелицы, но и потому, что сеньора Дюруа пользовалась всеобщим уважением и симпатией.
— До чего приятная дама, — судачили соседки. — Та¬кая милая, обходительная. И дочка у нее такая славная растет.
— Вот только все одна да одна. Я как-то ее спрашиваю: «Сеньора Роза, отчего же вы замуж не выходите?» Она только улыбнулась и головой покачала.
— Говорят, мужа своего очень сильно любила, оттого и не смотрит ни на кот. А все-таки, если им меня послушае¬те, неспроста сеньор Эрнандо Тампа к ней захаживает. Женское сердце в конце концов не устоит.
Если бы знали соседки, какая буря поднималась в душе Розы, когда она слышала ненароком мнения по поводу ее личной жизни. Каких трудов стоило ей сдерживаться и сох¬ранять всегдашнюю ровную приветливость и доброжела¬тельность, за которую ее так уважали и ценили.
Много раз старая Томаса принималась увещевать и уго¬варивать Розу.
—  Ах, Розита, не дело такой женщине, как ты, жить вдали от мужа, да еще и ребенка от него прятать. Давно те¬бе пора объявиться и все ему объяснить.
—  Нет, Томаса, ты не понимаешь. Неужели ты не помнишь, как я его любила? Да у меня он был как свет в окошке, я же его за самого благородного человека считала. И вдруг я его вместе с той бабой увидала, после того как он мне клялся, что дороже меня и дочек у него ничего на свете нет. — В такие минуты голос Розы начинал дрожать, глаза наполнялись слезами.
—  Ну тогда, может, тебе на развод надо подать? По крайней мере, станешь свободной женщиной и начнешь жизнь сначала.
— Да как же я подам на развод, сама посуди! Что же я тогда Лусите скажу? Всю жизнь ей твердила про то, какой у нее славный был папочка и как он погиб при землетря¬сении, а теперь вдруг выяснится, что папочка меня бросил. Да как я ей в глаза после этого посмотрю?
—  Роза, но ты же молодая, красивая женщина. Зачем тебе одинокой оставаться?
—  Нет, Томаса, хватит с меня любви. Намучилась я на всю жизнь. Пока он за тобой ухаживает — соловьем разливается, а после свадьбы ты вроде как и не нужна больше. Нет уж, хватит, больше я в такую ловушку не попаду.
— Да брось, Розита, нельзя всех мужчин одной меркой мерить. Вот посмотри хоть на сеньора Эрнандо. Сколько раз он тебя выручал, когда тебе помощь требовалась. А ка¬кой он внимательный, как Луситу нашу балует. Я точно от верных людей слышала: мать его донья Виолета убеждена, что он потому и не женился, что тебя поджидает. А уж какие только красотки ему на шею не вешались. Ты бы хоть его пожалела, если себя не жалеешь.
— Да знаю, знаю, что Эрнандо хороший человек. Я са¬ма   была   бы   рада,   если   бы   ему   хорошая   женщина встретилась. Ну что я сделаю, Томаса, если он для меня просто как брат? И пожалуйста, не надо, не уговаривай ме¬ня.
Такие разговоры время от времени повторялись, но результат всегда был один и тот же. Роза наотрез отказы¬валась обсуждать даже возможность того, чтобы сообщить о себе бывшему мужу. И все-таки Томасу не оставляло внутреннее убеждение, что Роза не забыла Рикардо и про¬должает страдать от разлуки с ним.
В этот день, когда салон закрылся на дневной перерыв, Роза поспешила в ресторанчик «Эль Параисо», где она до¬говорилась пообедать вместе со своей подругой Консуэло. Несколько лет назад, когда Роза только недавно открыла свое дело в Гвадалахаре, Консуэло пришла в салон, чтобы заказать цветочные украшения для дома, где готовились отпраздновать год со дня рождения маленького Луисито. До сих пор Роза помнила тот сияющий взгляд молодой ма¬мы, вошедшей и салон под руку с мужем, Хосе Луисом. Ро¬за сама доставили корзины и вазы с цветами в назначенный день и, расставляя их, слушала беспечное щебетание Консуэло.
— Вы знаете, нам хочется особенно отметить этот день, — говорила Консуэло. — Мой муж последние полгода был на заработках в Штатах. Я прямо устала дни считать до его возвращения. А теперь мы позвали его друзей, наших род¬ных, так что мне хочется, чтобы был настоящий праздник.
С того дня Консуэло часто заходила к Розе, и не только за покупками, а просто поболтать, и постепенно молодые женщины подружились. Сколько раз во время долгих отъездов Хосе Луиса Роза утешала подругу, которой приходилось одной сидеть ночами у постели сына, одной разбираться в его мальчишеских дворовых ссорах и поло¬манных машинках. Как радовалась Роза за подругу, когда с помощью сбережений, подаренных родителями Консуэ¬ло, они купили собственный небольшой, но вполне уютный домик, и Консуэло с Хосе Луисом пригласили ее на ново¬селье. В тот день Роза в качестве подарка украсила гос¬тиную гирляндами, искусными венками из цветов и изящ¬ными композициями в вазах. А какая была радость, когда на деньги, заработанные за границей, Хосе Луис смог открыть небольшую торговую фирму и окончательно устроился в Гвадалахаре. Консуэло летала как на крыльях. Ей казалось, что все ее трудности позади и перед ней простирается счастливое и безоблачное будущее.
И что же теперь? Все чаще Роза обращала внимание на озабоченный и грустный вид подруги. А сегодня, когда до¬говаривались о встрече в ресторане по телефону, голос Консуэло так дрожал, как будто она с трудом сдерживает слезы.
И вот теперь, когда подруги обнялись и поцеловались, Консуэло едва дождалась, пока отошел официант, чтобы выпалить Розе:
—  Роза, я так дальше не могу. Ну объясни, за что мне это?
— Да что с тобой, Консуэло? Объясни, что стряслось.
Разумеется, как всегда, дело было в Хосе Луисе. («Веч¬но беда с этими мужчинами», — привычно подумала про себя Роза.)
— Ты подумай, он просто меня не замечает!! — Голос у Консуэло был такой, что Розе показалось, она сейчас раз¬рыдается прямо в ресторане.
— Да брось, Консуэлита. Ты же знаешь, что он любит и тебя, и Луисито. Ты сама столько раз мне говорила.
— Любит! — всхлипнула Консуэло. — А ты знаешь, что он чуть не каждую ночь домой возвращается после полу¬ночи? Все говорит, с друзьями по делам встречается. А где у них дела, там и пиво, а то и покрепче. И даже когда пораньше придет, сядет к телефону и опять часами с теми же друзьями беседует. Луиса даже не спросит, как дела в школе.
— Но у него действительно много работы. Он же для вас старается.
—  Для нас! — Консуэло при этих словах совсем рас¬строилась. — Слушай, подружка, я же тебе рассказывала, как было, когда его мать у нас всю зиму жила.
Роза уже знала, что с полгода назад Хосе Луис объявил жене, что его мама, живущая в деревне вместе с семьей до¬чери, очень соскучилась по сыну и внуку и хочет пожить в Гвадалахаре.
— Ты же меня знаешь, Розита, мама есть мама. Хоть у нас места мало, сама знаешь, я и слова не сказала, все это время старалась, чтоб ей угодить, чтобы она себя получше чувствовала. А что получилось? К нему мать приехала, а он опять с друзьями до полуночи гуляет. Меня не стесняет¬ся, хоть ее бы постеснялся.
Роза сочувственно кивнула.
— А ты с ним поговорить не пробовала?
— Да уж сколько раз говорили. Вроде объяснимся, помиримся, клянется, что, кроме нас, никто ему не нужен, а через пару дней опять за свое.
— Ты, кажется, говорила, что он на прошлой неделе по делам в Нью-Йорк ездил.
— Все так и есть. Кажется, провернул неплохую сделку. Я было размечталась, что теперь, когда мама уехала, и мне какое-то внимание достанется. Да где там! Стал деньги на хозяйство давать и вдруг дает в два раза меньше. Дескать, у него расходы большие, машину новую купил, куртку модную  кожаную...   Я   прямо   расплакались  от  обиды. Значит, я у него вроде служанки. Он сейчас по нескольку недель не вспоминает, что мы муж и жена.
Когда Консуэло делилась своими обидами, их третья подруга, жизнерадостная Лаура, решительно заявляла: «Консуэлита, ты должна жить своей жизнью. Найди себе дружка».
Консуэло слушала, качала головой и грустно отвечала:
— Нет, видно, не судьба. Никто другой мне не нужен. Этот и лысый, и пузатый, а нот поди ж ты, никак не могу перестать из-за него страдать.
Впрочем, в последнее время и хохотушке Лауре было не до смеха. Ее роман с женатым человеком незаметно перерос в настоящую драму. Как раз сегодня после работы Лаура обещала зайти к Розе домой, так что ей еще предсто¬яло выслушать горести второй подруги.

В это же время, когда Роза и Консуэло делились своими проблемами, в одном из самых шикарных особняков Гвада¬лахары замышлялся план кампании, которой суждено бы¬ло оказать влияние на Розину жизнь. Перед зеркалом в своем будуаре причесывалась и накладывала макияж эф¬фектная блондинка с правильными чертами и красивой фигурой, но с несколько надменным выражением лица. Это была та самая Каролина, которая в год появления Розы в Гвадалахаре вернулась домой после окончания учебы в Штатах и произвела сильное впечатление на молодого Эрнандо Тампа. Кое-кто поспешил даже заявить о том, что свадьба не за горами. Как бы то ни было, красавица Ка¬ролина довольно скоро сделала весьма выгодную партию: вышла замуж за Фелипе Агила, младшего партнера извест¬ного банкирского дома «Кредито насьональ», главой которого был всемогущий дон Хасинто Менендес. Очень скоро Каролина стала разъезжать по улицам в спортивном авто¬мобиле последней модели, а на вечерах и приемах она была законодательницей мод. И вдруг через восемь лет последо¬вал развод.
— Голубка моя, зачем тебе разводиться? — увещевала ее Консепсьон, жена дона Хасинто. — Ты же свободна как птица. Ездишь на курорты, наносишь визиты, дом уст-раиваешь так, как хочешь.
— Нет, Кончита, я на такое не согласна, — заявила Ка¬ролина, сверкая глазами.  — Зачем мне муж, который ничем, кроме своих прибылей, не интересуется? Вечером в клубе цедит виски, а когда я просила его поехать со мной во Францию, он сказал: «Я же тебе деньги на поездку даю, возьми свою кузину и поезжай».
— Ну а чем тебя это не устраивает? Другая бы радова¬лась, что муж такой попался, и жила бы припеваючи.
—  Не могу я больше его самодовольную физиономию выносить.    Представляешь,    позавчера,    когда   я   воз¬мутилась, обозвал меня вздорной истеричкой. Что себе этот хам позволяет!
— Постой, постой, да как же ты разведешься? Разве же Фелипе согласится на развод?
— Представь себе, уже согласился, когда я его кое-чем припугнула.
Консепсьон даже подалась вперед, сгорая от любопыт¬ства:
— Чем же?             
—  Я уже полгода назад наняла детектива из сыскного агентства, когда поняла, что больше так не выдержу. Он мне такое насобирал...
— Что же?
—  Фелипе, оказывается, вместе с дружками не прочь после своих выпивок в клубе посетить веселую компанию с легкомысленными девицами. Детектив доставил мне не-сколько любопытных снимков. Как только я намекнула муженьку, что они могут оказаться достоянием ежегодного собрания акционеров банка «Кредито насьональ», он быст¬ренько согласился дать мне развод.
— А дом по условиям развода отойдет тебе?
—  Ну уж нет, на меня этот склеп навевает невеселые воспоминания. По нашему финансовому соглашению я потребовала себе средства на покупку нового дома. И зна-ешь, что мне пришло в голову?
— Что?
— Ты же помнишь Эрнандо Тампа?
—  Ну конечно, наш сын знаком с ним по теннисному клубу.
—  Ом же владелец агентства по торговле недвижимос¬тью. Ах, Кончита, и зачем я так поторопилась тогда!
— Не пойму, про что ты говоришь?
— Когда я вернулась домой из Гарварда, Эрнандо явно ко мне был неравнодушен. Звонки, цветы, приглашения чуть ли не через день. И вдруг что-то изменилось. Звонит все реже и реже, на свиданиях рассеянный. А то и вовсе по неделе не дает о себе знать: он, видите ли, занят.
— Это тогда ты и приняла предложение Фелипе?
—   Ну,  не сразу,  конечно.   Мне хотелось немножко пожить вольной жизнью, особенно после пяти лет учебы. Но все-таки из тех, кто вокруг увивался, Фелипе был са-мый солидный.
— Еще бы: он партнер банкирского дома «Кредито насьональ».
—  Да, он-то тогда не скупился ни на подарки, ни на внимание. Все разговоры заводил про свой недавно куплен¬ный дом, которым должна заняться женщина со вкусом. А какое   он   мне   подарил   кольцо   в   день   обручения,   с бриллиантами и сапфиром. Хоть что-то приятное осталось от семейной жизни.
—  Ну еще бы, от Эрнандо такого кольца ты бы не до¬ждалась.
—   Не в  этом  дело.  Эрнандо  настоящий  мужчина, сильный, мужественный. И насчет денег ты напрасно: я точно знаю, что дела в его фирме идут превосходно, неда¬ром он мужик с головой. Да ты сама спроси что у своего Хасинто, что у моего Фелипе.
— Так это на него ты теперь нацелилась?
—  Ну конечно. Только все надо устроить очень тонко. Мне как раз нужно будет теперь покупать новый дом, а здесь его помощь в самый раз, так неужели наш рыцарь Эрнандо   не   захочет   утешить   женщину,   только   что пережившую травму развода?
—  Так-то оно так, дорогая, да не слишком ли ты размечталась? Неужели тебе не странно, что за все эти годы Эрнандо так и не женился? Ему ведь скоро тридцать шесть лет.
—  Понятно, привычки старого холостяка, наслаждаю¬щегося свободой. Но ведь у Эрнандо всегда были высокие запросы. Почему бы мне и не пробить брешь в его броне?
—  Так, голубка, а все-таки я попробую узнать через Хасинто, нет ли у него какой тайной зазнобы. Больно уж все это подозрительно.
— Договорились. Как что узнаешь, сразу сообщи.
И вот теперь Каролина особенно тщательно одевалась, готовясь к первой решительной встрече. Несколько дней назад она получила от адвоката окончательные бумаги по своему разводу. После этого позвонила в фирму Эрнандо и договорилась о том, что он ее примет. И вот теперь предстояла встреча.

ГЛАВА 7
Когда Роза после работы пришла домой, первая на¬встречу ей бросилась Лус. Как всегда, Роза счастливо улыбнулась, целуя девочку. Уже одно то, что у нее растет такая замечательная, красивая, талантливая дочка, дока¬зывало, по Розиному мнению, что жизнь прошла не зря. И только часто вздыхала украдкой, когда вспоминала Дульсе и перед глазами возникала незабываемая картина, когда две очаровательные двойняшки наперегонки бросаются к ней, чтобы поскорее обнять мамочку.
— Здравствуй, солнышко мое, — проговорила Роза. — Говори, что у тебя нового?
— Мамочка, я тебя приглашаю на наш концерт в следу¬ющее воскресенье. Это будет благотворительный вечер, и у меня будет целых три сольных номера.
—  Ну конечно, моя радость, обязательно пойду, и То¬маса тоже пойдет, если спина немного пройдет. Ты, навер¬но, свой новый костюм наденешь?
— Конечно, мамочка. Я сейчас померяю и тебе покажу.
Маленькая Лус с детства росла доброй и послушной де¬вочкой, и все же Роза с улыбкой замечала инстинктивное кокетство в своей дочке. Лус с малых лет небезразлично было, как она выглядит. Перед походом в гости обычно много времени проходило за обсуждением кофточек и юбо¬чек, повязыванием ленточек и тому подобными вещами. Благодаря этому Лус рано почувствовала интерес к руко¬делию и шитью, и теперь для пес одним из любимых разв¬лечений было сшить себе какой-нибудь наряд по выкрой¬кам из модных журналов.
Лус появилась в гостиной в своем новом костюме для выступления. Он был сделан в народном мексиканском стиле: ярко-голубое платье с пышной юбкой, отделанной кружевами, в котором хрупкая фигурка Лус казалась осо¬бенно трогательной, а в руках большой расписной веер, без которого не обходится ни один народный праздник в Мексике.
—  Мама, посмотри! Правда, здорово?
— Ну конечно, моя радость. Беги покажи Томасе. Пусть она тоже порадуется.
— Мамочка, я же тебе самого главного не сказала. Наш дирижер дон Антонио сказал, что наш хор включили в список   кандидатов   для   телевизионного   фестиваля   в Мехико и если мы пройдем отбор, то, может быть, на пас¬хальные каникулы нас пригласят в Мехико. Представля¬ешь? Нас будут показывать по телевидению. Дон Антонио сказал, что это очень большая ответственность и что надо очень серьезно готовиться.
— Подожди, дочка! Как в Мехико? Кто поедет? — рас¬терянно переспросила Роза.
—  Мамочка, я же тебе объясняю, если мы пройдем отбор, то весь наш хор поедет, вместе с доном Антонио, ко¬нечно. Он сказал, что муниципалитет обещал дать деньги на дорогу. Мама, представляешь? По телевидению будут показывать наш конкурс. А потом...
—  Ну, ты у меня совсем размечталась, — через силу улыбнулась Роза. — Ведь еще ничего точно не решено. Мо¬жет быть, поездка еще и не состоится.
В этот момент в дверь позвонили. Это была Лаура.
— Здравствуйте, тетя Лаура. Ладно, мамочка, я пойду к себе. Не буду вам мешать.
Лус легкой танцующей походкой выбежала из комна¬ты.
— Боже, какая у тебя чудная девчонка растет, — улыб¬нулась Лаура. — Настоящая артистка.
— И не говори, — вздохнула Роза. — Только об этом и мечтает.
— Так радоваться надо, если у дочки талант.
—  Это все верно, только с талантами хлопот в жизни еще больше. Ну, хватит об этом. Расскажи лучше, что у те¬бя нового.
Живые глаза Лауры врал погрустнели.
— Ах, подружка, ты же знаешь: мое новое — это все то же, что и всегда. И за что мне такие напасти? Сколько раз себе слово давала самой ему не звонить и первой с ним встреч не искать.
Роза прекрасно понимала, что речь идет о пятиде¬сятилетнем Хасинто Менендесе, директоре банка «Кредито насьональ». Лаура, работавшая фотографом, позна¬комилась с ним три года назад, когда делала снимки конфе¬ренции Национальной ассоциации банков, проходившей тогда в Гвадалахаре. Обаятельная и остроумная женщина, невысокого роста, со светлыми волосами и пленявшей всех лучезарной улыбкой привлекла внимание сурового и неприступного на вид дона Хасинто.
— Понимаешь, — рассказывала потом подруге Лаура, — когда он пригласил меня пообедать в ресторане, чтобы обсудить возможность изготовления фоторекламы для его банка, мне и лестно было, и забавно. Еще бы: дон Хасинто, такая известная личность в городе, и вдруг ищет со мной встречи.
— Еще бы не понять! Ты небось тут и блеснула, показа¬ла ему все свое обаяние.
—  Похоже, что так. А потом... еще деловая встреча, потом напросился в гости. Ну и...
А потом случилось то, чего Лаура не ожидала. Эта гор¬дая и образованная молодая женщина, привыкшая всего в жизни добиваться сама, вдруг влюбилась.
—  И чего я в нем нашла? — сетовала Лаура. — Ма¬ленький, толстенький, по характеру тиран. Неужели меня такие привлекают?
«Вот и пойми после этого женщин, — подумала про себя Роза. — Ну зачем умнице и хохотушке Лауре мучиться из-за этого несчастного банкира, который к тому же старше ее на семнадцать лет?»
Вот и сейчас ей вспомнились многие подобные разгово¬ры и слезы, выплаканные при этом Лаурой.
— Да ведь мы сколько раз с тобой об этом творили, — не выдержала она. — Ты ведь сама соглашалась, что пора тебе с этим кончать.
—  Розита, послушай, но я же люблю его. И он меня любит.
— Любит? Мне кажется, больше всего он любит себя и свой покой.
— Это правда. Я же знаю, что у него жена и дети и что он никогда их не бросит. Но, Розита, зачем же он мне обе¬щал...
—  Эх ты,  глупенькая.   Неужели ты не знаешь, что мужчины горазды обещать. Подожди, как-нибудь расска¬жу тебе при случае, каких я обещаний наслушалась.
— Я уж сколько раз себе зарок давала: не звонить ему, не искать встреч. И ничего с собой поделать не могу: места себе не нахожу, рука сама к телефону тянется.
— Не волнуйся, Лаура, не ты одна такая. Видно, все мы, женщины, и этом смысле глупости делаем.
— Роза, но ты же не такая. Вот сколько лет я тебя знаю, а ты вся в работе да в дочке, никого к себе близко не подпу¬скаешь.
Роза тяжело вздохнула:
— Это потому, моя милая, что я в свое время больше, чем другие, глупостей наделала. Вроде как свою долю уже перебрала. Это меня теперь и сдерживает.
— Ах, Роза, мне бы научиться сдержанности. Я, кажет¬ся, все понимаю, уговариваю себя не сердиться, и каждый раз, когда он обещает позвонить, а не звонит или говорит, что опять занят, я просто разорвать его готова.
— Мне кажется, Лаура, что он тебя недостаточно ценит. Ему важен престиж, общественное положение, богатство, а любовь — это нечто необязательное: есть — хорошо, а нет — и так обойтись можно.
—  Так неужели все эти слова, когда он меня уверяет, что любит, что я для него — настоящая жена, неужели это пустой звук? Неужели он все лжет?
— Видишь, это как бы и не ложь. В ту минуту, когда он с тобой, он сам верит в то, что тебе говорит. А через неко¬торое время попадает в другую обстановку, и все его на-строение меняется.
— Наверно, ты права. Ну что же, попробую на этот раз дать себе слово и перестать о нем думать.
Роза улыбнулась.
—  Такие обещания я от тебя не раз слышала. Пос¬мотрим, на сколько дней тебя теперь хватит.

Эрнандо Тампа сидел в своем кабинете, отпустив оче¬редного посетителя. Через несколько минут должна была прийти Каролина де Агила, а вернее сказать, Каролина Рокас, которая договорилась с ним о встрече. Воспользо¬вавшись свободной минутой, Эрнандо откинулся в кресле и задумался. Как быстро летит время. Кажется, только не-давно он был среди приглашенных на свадьбу Каролины, и вот она уже встречается с ним после недавнего развода.
Мысли Эрнандо перешли на семейную жизнь, и, как всегда в такую минуту, он подумал о Розе. Собственно, все эти годы он не мог припомнить и дня, когда он не думал о Розе. Конечно, она ценит его дружбу, и все-таки... Эрнандо тяжело вздохнул.
В этот момент секретарша доложила по внутреннему телефону:
— К вам сеньора Каролина Рокас.
— Проси, — отозвался Эрнандо.
Дверь отворилась, и Каролина с присущей ей гордой осанкой вошла в кабинет. Она была одета в элегантный ко¬стюм из зеленоватого шелка, светлые волосы уложены в изящную прическу. Хотя Эрнандо знал, что Каролине уже исполнилось тридцать два года, многие давали ей меньше. Недаром она проводила немало времени в бассейне и в спортивном зале своего дамского клуба.
—  Здравствуй,     Каролина.   Ты   великолепно выгля¬дишь! — искренне воскликнул Эрнандо.
—  Спасибо, ты тоже. Неужели мы столько месяцев не виделись?
— Ну да, с того рождественского бала, помнишь?
—  Еще бы не помнить. Ах, Эрнандо, я теперь бедная одинокая женщина, так что надеюсь на твою помощь.
—  Ну, что касается одиночества, пиля тебя, я абсолют¬но уверен, что ЭТО ненадолго. Л на помощь мою ты твердо можешь рассчитывать.
— Спасибо, Эрнандо, я не сомневалась в том, что ты на¬стоящий кабальеро. Дело в том, что мне предстоит сейчас очень серьезная забота. Я хочу купить себе дом.
— А разве ваш нынешний дом не остался в твоем распо¬ряжении?
—  Нет, по условиям развода мне выделены деньги на покупку новою. Я  примерно представляю, чего бы мне хотелось. Мне нужен дом небольшой, двухэтажный, ком¬нат на десять, но обязательно с хорошим садом или даже парком. Ты же знаешь, как я обожаю природу. Просто не представляю, как могут некоторые добровольно запирать себя в душных квартирах.
— Что ж, я с удовольствием займусь этим делом. Если ты меня ознакомишь с твоим финансовым положением и я буду знать, какой примерно суммой ты располагаешь, бу¬дет проще предложить тебе подходящий вариант.
— Ну разумеется. Только я вот о чем подумала, Эрнан¬до. Разговор у нас долгий, а я сегодня обещала еще заехать к матери. Что, если нам с тобой вместе поужинать сегодня где-нибудь? Могли бы обсудить все дела и заодно отдохнуть немного. У тебя, верно, тоже все работа да работа. Иногда можно позволить себе провести время в приятной обста-новке и приятной компании.
—  Ты права, Каролина. Я слишком редко в последнее время где-нибудь бываю. Мен» и мама за это пилит. Я с удовольствием заеду за тобой, и мы поужинаем в ресторане «Лос Магос». Встречаемся в восемь.
—   Прекрасно,  Эрнандо.  Буду тебя  ждать с нетер¬пением.

ГЛАВА 8
Милашка явно скучала. Она все ждала, не придет ли этот Рикки. Он ей нравился — был вежливым, не хамил, неплохо платил, от него всегда приятно пахло фран¬цузским мужским одеколоном. После вчерашней ночи она уже решила, что окончательно взяла над ним верх, но се¬годня его что-то не видно.
Открылась входная дверь, Милашка с надеждой повер¬нула голову, чтобы получше рассмотреть вошедшего сквозь клубы табачного дыма. Это был вовсе не Рикардо, но в пришедшем было что-то знакомое. Коротко стриженные светлые волосы, волевое, немного жестокое лицо... Как, неужели?.. Милашка не ошиблась — к ней небрежной походкой подходил собственной персоной сам Чентс по прозвищу Пиявка, бывший сутенером Милашки, пока его не посадили за какое-то темное дело. Когда-то Милашка была серьезно влюблена в него.
— Ченте! — воскликнула она. — Вот не ожидала!
— А, Милашка! — улыбнулся он. — Я смотрю, здесь у вас ничего не меняется. Такое же уютное гнездышко, как и прежде. Как дела?
— Тебя выпустили?  — спросила Милашка. — Наконец-то! По амнистии?
— Да... — усмехнулся Ченте. Было видно, что этот воп¬рос его забавляет,,, но он не собирался отвечать на него всерьез. — По крайней мере, теперь мы снова вместе.
—  Да, дорогой, — ответила Милашка, не сводя с него влюбленных глаз. — Где же ты остановился, дорогой?
—  У тебя... — ответил Ченте и, прищурившись, до¬бавил: — Если мое место еще не занято.
— Что ты, милый, для тебя у меня всегда есть место, — проворковала Милашка.
Женщина, добровольно и с любовью содержащая суте¬нера, который цинично тянет из нее деньги, — эта история стара, как мир. Ведь все, даже женщины, которые продают свою любовь, втайне мечтают о настоящем чувстве. Увы, объектом их искренней любви редко становятся честные люди. Очень часто они попадают в лапы циничным и жес¬токим людям, которые лишь используют их. Именно таким человеком и был Ченте, недаром в «Твоем реванше» его прозвали Пиявка. Он присасывался крепко и вытягивал из своей жертвы все, что мог. И только ослепленная любовью женщина не замечала или не хотела замечать этого. Та¬кой, к сожалению, была и Милашка. Ведь в глубине души она была хорошей, доброй девушкой, но нищета, голод, убожество, которые она пережила в детстве, ожесточили ее. Во что бы то пи стало разбогатеть, только не голодать, не останавливаясь ни перед чем, — таковы били ее жиз¬ненные принципы. Она сделала лишь одно исключение — для Пиявки.
Услышав о том, что он может жить у Милашки, Пиявка спросил:
— Как, неужели у тебя никого нет? А я-то рассчитывал, что ты нашла себе хорошенького золотого тельца, которого мы вместе сможем доить.
—   Есть  один,   —   поморщилась  Милашка,   —  бога¬тенький. Вчера мне казалось, что я его добила, что он мой, а сегодня, видишь, не пришел.
— Ну, это мы уладим, — хищно улыбнулся Пиявка. — Но раз он был у тебя вчера, значит, у тебя водится капуста.
— Немного есть, — не без гордости ответила Милашка.
—   Видишь ли,— напустил на себя грустный вид Пиявка, — я ведь только что освободился. Мне и надеть-то нечего. Вот, — он картинным жестом указал на свою курт-ку, из под которой виднелась линялая майка, — это все, что у меня есть. Ты же хочешь, чтобы твой Ченте выглядел франтом, да, моя кошечка?
— Ты мне нравишься любым, — проворковала Милаш¬ка. — Но, конечно, я помогу тебе. Я надеюсь, ты скоро най¬дешь какую-нибудь работу.
Пиявка поморщился. Ему не нравился такой оборот де¬ла. Если он даже и заработает что-то, не собирается же он отчитываться об этом перед Милашкой. Но сейчас было не время спорить. И он сказал, улыбаясь, как ему казалось, достаточно ласково:
— Да, конечно, дорогая моя. Я уже сегодня делал пер¬вые   попытки   подработать.   К   сожалению,   заплатили слишком мало. Но я не теряю надежды.
—   Я так рада,  — счастливым смехом рассмеялась Милашка. Если бы она знала, что за «работу» имеет в виду ее любовник, она бы не смеялась так весело.
Ченте между тем продолжал:
— Я заработал какую-то малость, на которую только и смог что пообедать и еще позвонить в другой город, и все. Так что, если бы ты мне подкинула немного деньжат...
— Конечно, конечно, дорогой, — Милашка открыла су¬мочку и вынула оттуда солидную пачку денег. — Этого те¬бе на первое время должно хватить.
— Ну разве что на первое время, — презрительно огля¬дывая деньги, ответил Пиявка.

Прошло несколько дней. Рохелио получил зарплату, и Эрлинде удалось скрыть растрату денег. Но она прекрас¬но понимала, что в следующий раз это ей не удастся. Относительно того, как Рохелио отнесется к помощи Густаво, если тот действительно бежал из тюрьмы, у нее уже не было сомнений. Может быть, действительно попробо¬вать заработать, но где? И тут Эрлинда вспомнила о Сорайде. Ну конечно, вот кто сможет помочь ей если не ма¬териально, то хотя бы советом. Сорайда, которая уже много лет содержала ночное кафе «Твой реванш», была хоть и грубоватой, но справедливой и, в сущности, доброй женщиной. Она неплохо разбиралась в людях и хорошо знала жизнь. Именно к ней решила пойти Эрлинда. Со¬райда сможет понять ее и наверняка что-нибудь посове¬тует.
Вечером, когда вернулся Рохелио, Эрлинда, сказав, что должна навестить заболевшую подругу, вышла из дому. Путь ее лежал в «Твой реванш», то самое ночное кафе, где она сама когда-то работала официанткой и откуда ей уда¬лось выбраться благодаря Рохелио.
В самом заведении мало что изменилось. За эти годы его немного расширили, сделали светомузыку, увеличили тан¬цевальный зал. Никого из присутствующих Эрлинда не знала, но, хотя сейчас ее окружали незнакомые лица, мож¬но было подумать, что она ушла отсюда только вчера, на¬столько сама атмосфера этого заведения осталась прежней. Никем не замеченная, Эрлинда поднялась наверх, где сидела хозяйка «Твоего реванша» Сорайда.
Она значительно постарела за эти годы, иссохла, в во¬лосах появилась седина, которую Сорайда как будто из гор¬дости не думала красить. Она много курила, и сейчас сиде¬ла за своим рабочим столом с сигаретой во рту.
—  Эрлинда!  — удивленно воскликнула она, увидев бывшую официантку своего заведения. — Пот уж кого не думала встретить здесь! Я тебе рада!
—  Я тоже очень рада видеть тебя, Сорайда. — Эрлинда говорила это вполне искренне. — Но я пришла не просто навестить тебя. Я к тебе за советом.
—  Что-то случилось? — спросила проницательная Со¬райда, которая по растерянному выражению лица Эрлинды поняла, что та попала в какое-то сложное положение, из которого не может найти выхода.
— Да, Сорайда, — ответила Эрлинда. — Дело в том, что несколько дней назад мне позвонил очень странный чело¬век.
Эрлинда подробно рассказала Сорайде о телефонном звонке и о встрече в кафе «Палома». Сорайда вниматель¬но выслушала ее, а затем начала задавать вопросы: когда и за что Густаво попал в тюрьму, при каких обстоятель¬ствах ему увеличили срок, давно ли Эрлинда перестала получать от него письма. По мере того как Эрлинда рас¬сказывала, Сорайда нее больше хмурилась. Наконец она сказала:
— Да, история не из приятных. Не исключаю даже, что никакого Густаво в Мехико нет, а его сокамерник или кто-то другой, который знал твой номер телефона, решил вы-манить у тебя деньги.
—  Ты так думаешь? — выдохнула Эрлинда. — Такое мне даже не приходило в голову.
— Плохо ты знаешь подобную публику, — усмехнулась Сорайда. — К сожалению, чтобы добыть денег, такие люди способны на все — им ничего не стоит использовать чувства неутешной матери или сестры.
—  Но если окажется, что Густаво действительно бежал вместе с этим Ченте и нуждается в помощи, неужели я долж¬на отказать ему? Я не смогу бросить своего Густаво в беде. — Эрлинда вытерла глаза платком. — Ведь для меня он так и остается маленьким умненьким мальчиком. Совсем как мой Тино. А вот Рохелио считает, что я не должна помогать бег¬лому преступнику, даже если это мой брат.
—   Мужчины...   —   презрительно  ответила   Сорайда, затянувшись сигаретой. — У них нет сердца, и они не понимают, что значит его иметь. Да если бы в такую пере¬делку попал мой брат, я бы сделала для него все, что могу. Но, — добавила она,  — сначала нужно узнать, дей¬ствительно ли Густаво с ними, не обманывает ли тебя этот тип. Когда в следующий раз этот сеньор позвонит тебе, потребуй у него доказательство — пусть принесет тебе письмо от Густаво или пусть Густаво тебе позвонит сам, чтобы ты слышала его голос.
— Да, я так и сделаю, — ответила Эрлинда, которая за¬метно успокоилась, получив дельный совет. — Спасибо те¬бе, Сорайда. У тебя очень добрая душа.
И она поспешила к выходу. Эрлинде не хотелось, чтобы Рохелио что-нибудь заподозрил, и она очень торопилась домой.
Поэтому она не обратила внимания на парочку, сиде¬вшую за столиком недалеко от выхода. Это были миловидная крашеная блондинка и высокий молодой мужчина с коротким ежиком. Если бы Эрлинда не так торопилась, возможно, она узнала бы его. Это был не кто иной, как Ченте, представившийся ей как друг ее брата Гу¬ставо. Но она не собиралась рассматривать публику, соб¬равшуюся в «Твоем реванше», потому что та ее нисколько не интересовала. К тому же столик стоял в стороне от осве¬щенного входа и лица сидевших были в тени.
Пиявка, однако, сразу узнал ее, тем более что на Эрлинде, к несчастью, было то же самое платье, какое она надевала на встречу с ним в «Паломе». Пиявка не был бы удачливым сутенером и шантажистом, если бы не обладал хорошей зрительной памятью на лица и отличной реакцией. Он очень быстро что-то сообразил. Что могло привести эту приличную даму в подобное заве¬дение? К кому она ходила? Это нужно было немедленно узнать.
—  Ты видела женщину, которая только что вышла? — спросил он Милашку.
— Да, но я ее почти не запомнила.
—  Ты видела ее раньше?
Милашка задумалась. Нет, определенно она не видела этой дамы в «Твоем реванше». Она, разумеется, обратила бы внимание, если бы такая респектабельная особа вдруг стала регулярно появляться в столь сомнительном заве¬дении. Нет, конечно, она видит ее здесь в первый раз.
—  Зачем же она приходила сюда... — ломал голову Пиявка.   —   Не  для   своего  же  удовольствия.   Слушай, Милашка, ты не заметила, откуда она вышла? Ведь в зале се не было.
—   Может быть, она ходила к Сорайде... — предпо¬ложила Милашка.
—  Верно! — ударил кулаком по столу Ченте. — Надо вытянуть из Сорайды, зачем эта особа приходила к ней. Ты можешь пойти и спросить?
—  Л почему она мне скажет? — картинно пожала пле¬чами Милашка. — Сорайда умеет держать язык за зубами. Так что выспрашивать у нее не советую. Все равно не ответит, только заподозрит невесть что. — Она вниматель¬но посмотрела на Пиявку. — А тебе-то что за дело до этой сеньоры? Она вроде для тебя уже старовата.
—  Мне кажется, я ее уже видел, — медленно начал Пиявка. — Со мной в тюрьме сидел один парень — Густаво Гуатьерес.   Мне   кажется,   она   приезжала   к   нему  на свидание. Я уверен — это она. Но как бы узнать поточнее? Густаво как раз просил меня передать сестре, что жив и скоро выйдет. Может быть, ты поговоришь с Сорайдой? Только не говори, что я узнал ее.
Пиявка нарочно рассказал Милашке эту выдумку, что¬бы она могла чистосердечно поговорить с Сорайдой. Тот, кто не знает, что лжет, не может и выдать себя.
—  Это так спешно? — удивилась Милашка, но по¬спешила исполнить просьбу Пиявки, которому привыкла подчиняться.
Она вышла из-за стола и поднялась наверх, в комнату, где по-прежнему за столом сидела Сорайда и курила, прос¬матривая счета.
—  Сорайда, что за женщина сейчас была у тебя? — ^спросила Милашка.
—  Какое тебе до этого дело? — удивленно подняла брови Сорайда.
— Мне кажется, я где-то видела се, — нашлась Милаш¬ка. — Ее лицо показалось мне знакомым. Может быть, она жила по соседству с нами?
—   Она когда-то работала у меня в «Реванше»,  — ответила Сорайда, — но ты вряд ли застала ее. Она вышла замуж и ушла отсюда больше десяти лет назад.
—  Тогда я, наверно, видела ее, когда она тебя навеща¬ла, — протянула  Милашка.  — У нее запоминающееся лицо.
— Не очень-то она часто заходит сюда, — покачала го¬ловой Сорайда. — Не думаю, что ее мужу понравится, если он узнает, что она снова ходит в «Твой реванш». У людей, к сожалению, иногда бывает предвзятое отношение к ноч¬ным заведениям.
—  Ну тогда я ничего не понимаю, — заявила Милаш¬ка. — Она тебя неизвестно за кого считает, а ты это спо¬койно сносишь, болтаешь с ней.
—  Ничего ты не понимаешь, — отрезала Сорайда. — Ей не с кем поделиться, посоветоваться. Тут она получила какие-то подозрительные известия о своем брате... впро¬чем, не твоего ума это дело! — заключила Сорайда. — Хватит сплетничать!
Однако Милашка уже кое-что узнала и довольная побе¬жала вниз к Пиявке, которому подробнейшим образом пересказала свой разговор с хозяйкой.
— Понятно, — пробормотал сквозь зубы Пиявка, одна¬ко вслух то, что ему стало ясно, не высказал.

Пиявка понял многое. Во-первых, он убедился, что судьба брата небезразлична Эрлинде, что она беспокоится о нем. Значит, есть реальная возможность получить с нее новые суммы денег. В то же время он понимал, что в следу¬ющий раз она может не поверить его голословным утверж¬дениям и захочет каких-то доказательств того, что Густаво действительно находится в Мехико.

ГЛАВА 9
Федерико Саморра был недоволен. Он велел своему помощнику Пончо нанять частного детектива, который должен был следить за Рикардо Линаресом и ежедневно информировать о его личной жизни. Слежка продолжалась уже несколько дней, Саморра ухлопал на детектива круг¬ленькую сумму, ибо услуги этих сеньоров стоят немало, однако не узнал ничего стоящего, то есть ничего порочаще¬го своею конкурента. Пончо подробно извещал шефа, пос¬кольку сам Саморра хотел остаться в стороне и никогда не встречался с детективом лично.
В конце дня он снова вызвал к себе Альфонсо Переса.
—  Какое новости, Пончо? — спросил он, пристально глядя на помощника.
—  Ничего нового, дон Федерико, — ответил Пончо. — Он целыми днями сидит на работе «от и до», обедает строго в течение часа. Реза два он даже задерживался в агентстве, чтобы выполнить срочные поручения. Я не хочу вас огор¬чать, дон Федерико, но ровно с того самого дня, как мы на¬чали за ним следить, этот Линарес стал вести себя как иде¬альный служащий.
— Так, это в рабочее время, — грохотал Федерико Са¬морра, — но что потом? Что он делает, выйдя из агентства? Мне доносили, что он ходит по ночным притонам, связался С какой-то низкопробной девкой?
— Я тоже об этом слышал, — с досадой отвечал Пончо, — но сведения нашего детектива не подтверждают этого. Пред¬ставьте себе, дон Федерико, он ежедневно возвращается из агентства прямо домой. Один раз он, правда, ходил в ресто¬ран, а затем в оперу с женщиной. Но все было совершенно благопристойно.
— Кто эта женщина, вам удалось узнать? — прорычал недовольный Саморра.
—   Разумеется,  шеф.  Это  Ванесса  Рейносо,  старая приятельница его сестры Кандиды Линарес. Судя по тому, что удалось выяснить нашему агенту, эта Ванесса уже мно¬го лет посещает их дом. Когда-то она была замужем, но ее муж покончил с собой.
— Причины? — рявкнул Федерико Саморра.
—  Тяжелая депрессия — таково медицинское заклю¬чение, — пожал плечами Пончо. — Это старая история. Вряд ли Рикардо Линарес может иметь к этому какое-нибудь отношение.
—  Они в то время уже были знакомы? — поинтересо¬вался Саморра, который все еще надеялся, что, дернув за эту веревочку, сможет вытащить на свет нечто непригляд¬ное, что могло очернить Линареса в глазах совета директо¬ров.
Людям свойственно мерить других по себе. У самого Саморры в прошлом была масса моментов, которые он пред¬почел бы скрыть от всех. Связь с собственной секретаршей Фуэнсантой была еще одним из из самых невинных секре¬тов. Собственно, он и не делал из этого большой тайны, хотя и не афишировал эту связь. В агентстве, где работали Федерико Саморра и Рикардо Линарес, не поощрялись слу¬жебные романы.
У Федерико Саморры были в прошлом делишки и поху¬же. Собственно, это только в последние годы он стал добро¬порядочным гражданином, начальником отдела и отцом семейства. Лет двадцать назад он был совершенно иным. Это был нищий парень из трущобного квартала, который не имел ни работы, ни денег, но который очень хотел преу¬спеть в жизни. Причем под преуспеянием он понимал, в сущности, одно — деньги. И вот в один прекрасный день он разбогател. Как и каким образом — этого не знал никто. Однако после этого Фико Саморра, как его тогда звали, порвал связь со всеми, с кем знался раньше, переехал в другой, куда более приличный район и начал новую жизнь. Мало кто из его новых знакомых подозревал, откуда он вы¬шел, а наверняка не знал никто. А то, откуда он взял деньги, свой первоначальный капитал, — это была тайна за семью печатями.
Вот почему Федерико Саморра никому не доверял. Имея грязное прошлое, он подозревал, что, если биографию любого человека вывернуть наизнанку, в ней обязательно обнаружатся темные пятна, иной раз и очень значительные. И вот теперь он узнает о том, что у старой знакомой Линареса муж покончил самоубийством — не стоит ли за этим что-нибудь интересное, что могло бы помешать Линаресу занять видный пост, на который метит сам Федерико?
—  Так, — заявил Федерико Саморра, ткнув Пончо пальцем в грудь. — Ты должен узнать об этом деле все. Как покончил жизнь самоубийством и почему. И мог ли иметь к этому какое-нибудь отношение Рикардо Линарес. Ты ме¬ня понял?
—  Понял, шеф, — ответил Пончо. — Но тогда, навер¬ное, нашему агенту придется немного добавить, а?
Федерико Саморра отпер сейф и достал оттуда пачку денег. Затем подумал и достал еще одну.
—  Заплати ему половину. Вторую пообещай отдать, когда будут сведения. И пусть поторопится.
—  Будет сделано, сеньор Федерико, — подобострастно кланяясь, ответил Пончо.
Закрывая дверь, он услышал, как начальник, оставшись в кабинете один, хлестко выругался. Услышав эту ругань, Пончо усмехнулся. Федерико Саморра многое бы понял, если бы увидел эту ухмылку.

— Придется обратиться к услугам профессионала, — со вздохом сообщил Пончо Фуэнсанте, — Крокодил решил поворошить старое белье Линареса. Ему, видите ли, пона-добилось узнать, почему какой-то парень застрелился лет десять — пятнадцать назад. Думаю, это ничего ему не даст. А тебе он ничем не говорил?
Фуэн хрипло захохотала:
—  На этой неделе мы виделись, к счастью, всего два раза. Он теперь сидит на работе, хочет пересидеть Линаре¬са. Он очень боится, как бы ничего не дошло до ушей его жены. А то выгонит его — дом-то ведь принадлежит ей. Но мне и этих двух раз хватает по горло. До чего же он противный...
—  Погоди, милая, скоро тебе не придется его больше выносить. А сейчас придется потерпеть еще немного. Но ты должна мне помочь...
—  Тебе — всегда и во всем! — С этими словами Фуэн бросилась Пончо на шею. Если бы эту сцену видел Фе¬дерико Саморра!
Женский ум иногда бывает проворнее мужского. Имен¬но Фуэн пришла в голову простая по своей гениальности мысль. Если известно, что Рикардо Линарес раньше хаживал в «Твой реванш», возможно, стоит сходить туда и выяснить, с кем он встречался. А там будет видно. Эта мысль показалась Пончо разумной, и он в тот же вечер за¬глянул в ночное заведение Сорайды.
Как оказалось, имя Линарес было здесь хорошо знакомо всем официанткам и завсегдатаям. Первая же девчонка, с которой Пончо заговорил, указала ему на Милашку, с ко¬торой Линарес, по ее словам, некоторое время встречался, пока вдруг не пропал. Пончо хотел было сразу же подойти к этой хорошенькой крашеной блондинке, НО девушка остановила его:
—  Вам тоже понравилась Милашка, сеньор? Правда, ведь она похожа на Мерилин Монро? У нас все так считают. Так вот, имейте в виду, что у нее есть парень.
— Сутенер, ты хочешь сказать? — уточнил Пончо.
— Ну зачем такие слова, сеньор! Это ее парень. Так вот, вам придется иметь дело с ним. У нас его прозвали Пиявка.
—  Хорошее имя! — пробормотал Пончо и направился прямиком к столику, за которым сидела Милашка. — У вас свободно? — спросил он.
— Для вас — да, — томно ответила Милашка.
—  Но мне сказали, что вы здесь не одна. У вас есть спутник? — прямиком перешел к делу Пончо.
— Не бойся, — ярко накрашенными губами улыбнулась ему Милашка, — он не ревнивый.
—  Тогда позвольте заказать что-нибудь выпить,  — предложил Пончо. — Что ты предпочитаешь?
— Шампанского! — следя за его реакцией, проворкова¬ла Милашка. — А себе возьми что хочешь.
Чувствуя себя уверенным с деньгами дона Фернандо в кармане и желая произвести на красотку впечатление, Пончо подозвал официанта и заказал целую бутылку французского шампанского.
— А ты, я вижу, богатенький, — еще шире улыбнулась Милашка.
— Нет, просто мне для тебя ничего не жалко, — ответил Пончо и вдруг добавил то, чего Милашка никак не ожидала от него услышать: — Для тебя и для твоего друга. Кстати, где он? Мне бы очень хотелось с ним познакомиться.
Такого оборота дела Милашка не ожидала. Ее клиенты чаще всего вовсе не желали встречаться с Пиявкой, ко¬торый появлялся на сцене только в критических ситу¬ациях.
— У меня есть к нему дело, — объяснил Пончо, — вер¬нее, и к тебе, и к нему.
Милашка озадаченно пожала плечами, затем встала и махнула рукой. Это был условный знак. Скоро из темной толпы мужчин, стоявших у бара, отделилась высокая спортивная фигура, и к столику, за которым сидели Милашка и Пончо, подошел парень с коротким ежиком на голове. Он оценивающим взглядом окинул Пончо с ног до головы, а затем сказал:
— В чем проблема? Ты звала меня, Милашка? Пончо постарался улыбнуться как можно любезнее и представился:
—  Альфонсо Перес, служащий страхового агентства. Очень рад познакомиться с нами.
— Ченте, — отрывисто бросил свое имя Пиявка. — Что вам от меня надо? Хотите застраховать мою жизнь? Боюсь, это не принесет вашей конторе дохода. А имущества у меня нет.
Пончо рассмеялся, сделав вид, что оценил этот юмор, и ответил:
—  Нет, м здесь и несколько ином качестве.
Пончо постарался объяснить, что ему нужно. Он на¬помнил Милашке о ее недавнем дружке по имени Рикардо, который вдруг перестал с ней видеться. Ему бы очень хотелось, чтобы девушка снова наладила отношения с этим Рикки, более того, хорошо было бы устроить так, чтобы он совсем потерял голову. А потом было бы неплохо, если бы Милашка почаще бывала с ним на людях, и не только вече¬ром, но и в дневное время. «А там посмотрим», — туманно добавил Пончо. За все это он собирался платить — Милаш¬ке или Пиявке. При этом девушка, разумеется, будет полу¬чать деньги и от своего Рикардо.
—  Нам нужно немного испугать его скандалом, — за¬кончил Пончо.
—  Но это, боюсь, не очень красиво. Получится, что я втягиваю его в неприятности, — сказала Милашка. — Я стараюсь вести себя с клиентами по крайней мере честно.
—  Ну-ну, — оборвал ее Пиявка. — Не слишком ли ты чистоплюйка, моя крошка?
— Но я не знаю, как его найти, — сказала Милашка, — Он раньше сам приходил сюда. Адреса своего он мне не со¬общал, номера телефона не давал. Упоминал только, что жены у него нет — кажется, она погибла. У него осталась дочь, которую воспитывает сестра. Так что где его искать, я и понятия не имею.
— Этому помочь нетрудно, — сказал Пончо, передавая Милашке записку. — Вот нес нужные сведения. Свяжись с ним, убеди его встретиться с тобой. Не мне объяснять тебе, как покрепче заманить клиента. Следующая выплата, — он поднял глаза на Пиявку, г— как только будут первые результаты.

ГЛАВА 13
— Добрый вечер, Роза. Добрый вечер, Лаура, — радост¬но проговорил Эрнандо. — Разрешите представить вам мою клиентку и давнего друга Каролину Рокас.
Женщины обменялись вежливыми приветствиями, в которых, однако, не чувствовалось теплоты ни с той, ни с другой стороны.
Эрнандо продолжал:
—  Каролина, сеньора Роза Дюруа, владелица лучшего цветочного салона в городе и мой добрый друг. Каролина сейчас покупает дом, в котором замечательный сад и оран-жерея. Разумеется, дом нуждается в некоторых переделках и в ремонте, перед тем как в него можно будет въехать. Я подумал, Каролина, что Роза сможет тебе помочь как с са-женцами для оранжереи и цветников, так и с аранжиров¬кой цветочных украшений для дома. Должен заметить, что Роза уже несколько раз получала призы от ассоциации цветоводов.
—  Эрнандо слишком добр, — улыбаясь, проговорила Роза. — Но я буду очень рада, если смогу быть вам полез¬ной в украшении сада и интерьеров. Вот моя визитная кар-точка. Я буду очень рада видеть вас через неделю, когда я вернусь после выставки в Монтеррее, и мы с вами можем посмотреть наши каталоги и обсудить эскизы. У нас рабо-тает замечательный  художник.  Его  композиции очень популярны.
—  Роза скромничает и не говорит, что автор многих удачных композиций она сама, — вставила Лаура, которая до сих пор молчала. — Уж я-то знаю. Как фотограф я не-однократно использовала работы из ее салона для фото¬иллюстраций.
— Благодарю вас, вы очень любезны. Я непременно вос¬пользуюсь вашим советом, — процедила Каролина. Не¬смотря на вежливые слова, тот се был довольно холодным и надменным. — А теперь, если вы нас извините, мы вер¬немся за наш столик. Эрнандо, есть еще важный вопрос, по которому я хотела просить твоего совета.
— Идем, Каролина. До свидания, Роза. Лаура, приятно было повидаться. Роза, не забудь передать привет Л ус и Томасе. Я позвоню тебе в ближайшие дни.
После того как Эрнандо и Каролина отошли достаточно далеко, Лаура позволила себе сделать гримасу и фыркнуть.
—  Ничего себе, давняя подруга. Бедняга Эрнандо, до чего он простодушный. Еще и познакомил нас. Она на тебя так смотрела, как будто укусить тебя была готова.
— Ты преувеличиваешь, Лаура.
— Совсем нет. Ишь ты, дом себе покупает. Интересно, замужем она или нет?
—  Обручальное кольцо у нее на левой руке. Может быть, разведена.
— Сомневаюсь, что ты удостоишься чести лицезреть ее в своем салоне.
—  Ну что ж, заказчиков у меня и без нее хватает.
В этот же миг за столиком в углу Каролина и Эрнандо тоже обсуждали неожиданную встречу. Каролина едва су¬мела скрыть свое нетерпение, так ей хотелось наброситься на Эрнандо с расспросами. Поскольку интуиция подсказы¬вала ей, что критические замечания с ее стороны будут не¬уместны, она решила попробовать другой подход.
— Приятная женщина эта Роза Дюруа. Она сеньора или сеньорита?
—    Сеньора.   Роза   вдова,   она   живет   с   дочерью-школьницей и старой родственницей, тетей или что-то вро¬де этого.
— Вот как, ты бываешь у них в доме? А кем был ее муж?
—   Мы  с   ней   никогда   об  этом   не   говорили.   Она появилась в Гвадалахаре почти десять лет назад. Я как раз помог ей найти помещение для цветочного салона. При первом знакомстве она сказала мне только, что ее муж и вторая дочь погибли при землетрясении. Я чувст¬вовал, как ей больно говорить об этом, поэтому никогда не расспрашивал ее.
— Да, это большое несчастье. Но наверняка у нее дол¬жны быть родители или братья, сестры, еще кто-нибудь?
—  Роза в самом начале сказала мне, что ее родителей нет в живых и что у нее никого нет, кроме дочери и Томасы. Именно поэтому она вызывает у меня такое восхищение. Подумать только: молодая женщина очутилась в незнако¬мом городе одна с трехлетним ребенком и сумела не просто завести свое дело, а еще поставить его на такую высоту, что ее салон известен по всей Мексике.
— Ты говоришь о ней очень красноречиво. Признайся, Эрнандо, не примешивается ли к вашим отношениям нечто романтическое?
Эрнандо заметно смутился.
—  Да нет, Каролина, мы просто друзья. Я бываю рад, когда могу ей помочь. Роза — такая женщина, которая пос¬вятила себя работе и ребенку, и никаких других интересов у нее в жизни нет.
— Ой, Эрнандо, как ты наивен. Таких женщин просто не бывает. То, что она с тобой не делится, вовсе не означа¬ет, что у нее нет друга.
Эрнандо нахмурился.
— Да нет, Каролина, я знаю, о чем говорю. Она почти нигде не бывает, кроме как в домах своих двух подруг. Она сама мне несколько раз говорила, что по природе домоседка и нигде не чувствует себя так хорошо, как дома.
Каролина почувствовала, что настала пора переменить тему разговора.
— Я не сомневаюсь, Эрнандо, что тебе виднее. А сейчас извини, что я злоупотребляю твоим временем, но я очень хочу посоветоваться с тобой по одному вопросу. — И Каролина пустилась в пространное обсуждение различных ас¬пектов своего бракоразводного процесса, а потом перешла к своим планам на будущее и продолжала эту беседу до тех пор, пока не заметила, что Роза с подругой расплатились и вышли из ресторана.
Выждав еще четверть часа, Каролина попросила Эрнандо отвезти ее домой.
В машине она пыталась восстановить то романтическое настроение, до которого ей удалось довести Эрнандо в на¬чале вечера. Она томным голосом восхищалась ночным пейзажем, звездами и луной, делала комплименты Эрнан¬до. На пороге дома она остановилась и с загадочной улыб¬кой произнесла:
— Эрнандо, ты подарил мне сегодня замечательный ве¬чер. Я не хочу, чтоб он так быстро закончился, не хочу рас¬ставаться с тобой. Сегодня тебе придется зайти ко мне на чашку кофе, потому что было бы жестоко с твоей стороны оставлять меня одну.
К изумлению Каролины, Эрнандо вдруг посмотрел на нее серьезным, искренним взглядом и произнес:
—  Нет, Каролина, наоборот, было бы жестоко с моей стороны воспользоваться твоим доверием. Я знаю, сколько ты   выстрадала,   понимаю,   что   ты   сейчас   обостренно реагируешь на дружеские поступки. Если я злоупотреблю твоим ощущением одиночества, я потеряю не только твое уважение, но и свое. Ты прекрасная женщина и обязатель¬но встретишь  человека,  достойного тебя,   который  всю жизнь посвятит твоему счастью.
От неожиданности у Каролины перехватило дыхание. Она с трудом удержалась, чтоб не заорать и не влепить Эрнандо пощечину со всего размаха. Но это значило бы признать окончательное поражение. А Каролине этого сов¬сем не хотелось. Поэтому, с трудом изобразив на лице приторную улыбку, она со вздохом произнесла:
— Ах, Эрнандо, после этих слов ты стал мне еще доро¬же. Когда-нибудь ты поймешь, насколько искренне мое уважение к тебе. Надеюсь, что мы увидимся в ближайшее время, и желаю тебе спокойной ночи.
Она величественно протянула ему руку, которую он поцеловал, и неторопливо вошла в дом. Только оставшись одна, она позволила себе изо всей силы швырнуть сумочку на столик, так что смахнула стоящую там вазу, которая вдребезги раскололась о мраморный пол холла. На шум прибежала служанка.
— Уберите здесь, — отрывисто бросила Каролина и на¬правилась наверх в спальню. В голове у нее уже зародился план действий.
На следующий день Каролина договорилась о встрече со своей подругой Консепсьон, женой банкира Хасинто Менендеса.
— Я сразу поняла, что здесь дело нечисто, — говорила Каролина, откинувшись в уютном кресле и потягивая ликер. — Видно было, как он на нее смотрел, как будто проглотить готов. Уж меня-то не обманешь.
— Интересно. Значит, говоришь, ее зовут Роза Дюруа? Я такого имени раньше не слышала, значит, в наших кру¬гах она не бывает.
— Да, но Эрнандо сам сказал, что знаком с ней около десяти лет. Все это очень подозрительно.
—  Но послушай, если дело обстоит так, как ты го¬воришь, и если она за ним охотится, то почему же она не вышла за него замуж давным-давно?
— В этом есть какая-то тайна. Кстати, Эрнандо сказал, что она вдова, но он сам ничего не знает о ее прошлом. Она явно что-то скрывает.
— Ты полагаешь, что у нее в прошлом какие-то небла¬говидные поступки?
— Во всяком случае, этим стоит заняться. У меня есть на примете частный детектив. Он очень хорошо проявил себя, когда мне понадобились материалы для развода с Фелипе.  Мне кажется,  стоит поручить ему  разузнать побольше об этой таинственной Розе Дюруа.
—  Молодец, Каролина, до чего ты предприимчивая. Мне бы это и в голову не пришло.
—   Знаешь,   Кончита,  этому  жизнь учит.  Ты  себе живешь-поживаешь в вашем уютном гнездышке и знаешь, что обо всех делах позаботится Хасинто.
— Ах, дорогая, не напоминай мне о нем, а то у меня сра¬зу настроение портится. Люди думают, что мне повезло: еще бы, дон Хасинто Менендес, один из владельцев круп-нейшего здешнего банка. А знала бы ты, как он со мной, своей законной женой, обращается! Вот совсем недавно, на прошлой неделе, я присмотрела себе изящное колечко от Картье, так, когда он увидел чек, знаешь, какой шум был. Он, дескать, работает не щадя сил, последнее здоровье тратит, и что свободных денег у него нет, и что я слишком расточительна, что сын недавно купил новую машину, и пошло, и пошло. Ну, ты же меня знаешь. Если меня разозлить, я за себя могу постоять. Уж я ему и выдала. Ты знаешь, какую он моду завел в этом году: после работы где-то пропадает, является поздно, ссылается на каких-то клиентов. А до меня уж разные слухи стали доходить.
— Да что ты? Неужели у Хасинто кто-то появился?
—  Во всяком случае, я на него такого страха нагнала, что он не только домой стал приходить тютелька в тютель¬ку, а еще вчера мне норковое манто преподнес.
—  Правда? Что же ты молчала? Мне ужасно хочется взглянуть. — И заинтригованная Каролина отправилась за гордой   хозяйкой   в   спальню,   чтобы   осмотреть   новое приобретение.

ГЛАВА 14
Рикардо твердо помнил об обещании, которое дал Милашке, — он решил во что бы то ни стало вытащить ее из ночного кафе. Поэтому на следующий же день он отправился к заместителю генерального директора дону Псдро Альваресу-дель-Кастильо.
— Я очень доволен вашей работой, Линарес, — сказал ему дон Педро. — В последнее время вы проделали огром¬ную работу. И я склонен ходатайствовать перед советом директоров о назначении именно вас на мое место.
— Большое спасибо, дон Педро, — ответил Рикардо.
—  Но... — поднял указательный палец заместитель директора, — постарайтесь избежать любых эксцессов — и не только в стенах агентства, но и вне их. Сейчас любая ме¬лочь может сыграть на руку вашим недругам. Мы с вами понимаем, о ком идет речь. Чтобы больше не происходило ничего подобного вашей стычке в кафе «Палома».
— О какой стычке вы говорите? — спросил пораженный Рикардо, который успел забыть об инциденте с Пиявкой.
Дон Педро вкратце рассказал Рикардо о том, что ему донесли. В его изложении все происходившее выглядело куда серьезнее, чем это происходило в действительности. И хотя начальник не назвал имени того, кто сообщил ему об этом случае, у Рикардо не было сомнений — это дело рук Федерико Саморры. Кому еще нужно очернить Рикардо, да так грубо, раздув простую незначительную ссору до масш¬табов едва ли не серьезной драки.
— Вы все поняли, сеньор Линарес? — спросил дон Пед¬ро. — Поймите, Рикардо, — улыбнулся он, — лично я — целиком и полностью за вас. Но решение принимаю не я. Но вы пришли ко мне говорить не об этом, насколько я понимаю?
—  Да, — ответил Рикардо. — Я хотел спросил вас, нельзя ли устроить в наше агентство на работу одну очень хорошую девушку, которая... очень нуждается в работе.
—  В нашей стране много безработных, — ответил дон Педро, — и все они нуждаются в работе. Я очень сочувст¬вую этим людям, но не может же наше агентство взять на работу всех их. Сожалею, сеньор Линарес, но боюсь, что я мало чем могу вам помочь.
Рикардо все же не собирался сдаваться.
—  А если мы решим так — она поступит на работу в агентство, скажем, секретарем в отдел или помощницей в архив, а часть зарплаты будет вычитаться из моего жало¬ванья.
—  Даже так? — поднял брови сеньор Альварес-дель-Кастильо. — Значит, эта девушка вам очень дорога?
— Вы не совсем поняли, — замялся Рикардо.
— Мне кажется, я вас понял правильно, дорогой сеньор Линарес, и я не вижу ничего дурного в том, что вы хотите помочь вашей подруге. Ведь вы не женаты...
—  Нет, вы меня не поняли. Девушка, о которой идет речь, мне... Не буду отрицать, она была моей подругой, но...
— Это не так важно, — улыбнулся дон Педро. Он вы¬звал   по   селектору   секретаршу.   —   Сеньорита   Диас, скажите, есть ли у нас в агентстве вакансии, включая на неполный рабочий день?
Рикардо сам удивился, как застучало его сердце, когда в селекторе раздался звонкий голос секретарши Альвареса-дель-Кастильо:
—  Дон Педро, есть полставки в архиве на должность младшего архивариуса.
—  Спасибо, сеньорита Диас, — сказал дон Педро. — Подготовьте документы. Мы принимаем на эту должность сеньориту...
— Исабель Торрес, — подсказал Рикардо.
Когда Рикардо вышел из кабинета заместителя гене¬рального директора, он чувствовал такой подъем, какого не испытывал, казалось, многие годы.

— «Младший архивариус», — чуть не до слез хохотала Милашка, рассказывая Пиявке о том, что Рикардо устроил ее на работу. — Представляешь себе, я — архивариус!
Они сидели на широкой кровати в квартире у Милашки. Она в своем полупрозрачном пеньюаре одной рукой обнимала Пиявку, а в другой держала бокал вина. Им было что праздновать. С завтрашнего дня Милашка начнет ходить на работу в страховое агентство. И теперь она смо¬жет каждый день совершенно случайно сталкиваться с Рикардо. В своих способностях Милашка не сомневалась — она сможет так привязать к себе «своего Рикки», что он ста¬нет послушной игрушкой в ее руках.
—  Милашка, мы с тобой теперь живем! — отхлебывая вино, говорил Пиявка. — Твоя зарплата в агентстве, да ты еще в два раза больше вытянешь из этого дурака в качестве подарков. Этот прохвост Альфонсо нам, думаю, хорошо за¬платит за ценнейшие сведения. Да и в «Реванше» ты еще получишь миллион-другой.
— Ну нет! — вдруг перестала хохотать Милашка. — Ты что же, хочешь сделать из меня многостаночницу? Я гор¬батиться даем и ночью не собираюсь. Ты что же думаешь, я буду день и ночь на тебя работать, а ты только жить в свое удовольствие?
Пиявка в изумлении привстал с подушек. Этого он не ожидал! Чтобы Милашка вдруг стала бунтовать против его власти? Этого он не собирался терпеть. Его лицо, которое можно было даже назвать красивым, вдруг перекосилось от злобы.
— Что ты хочешь этим сказать? — сквозь зубы прого¬ворил он, в упор глядя на Милашку. — Ты, никак, решила, что всего добилась сама? Что же, разве не я свел тебя с Пон¬чо, разве не я придумал ломать комедию с этим Рикки, ты ведь своими куриными мозгами никогда до этого не доду¬малась бы! А теперь ты и нос кверху! Быстро забываешь, что ты только орудие в моих руках, а мозг — вот он! — Пиявка похлопал себя ладонью по лбу. — А может быть, тебе напомнить, откуда я тебя вытащил и как устроил в «Твой реванш»? Может быть, ты вспомнишь тощую гряз¬ную девчонку, которая ловила клиентов на углу в самых бедных кварталах? Которая была готова пойти с любым за сотню? Забыла? Советую вспомнить и больше никогда не забывать.
Милашка молчала. Пиявка принял ее молчание за покорность и согласие и продолжал уже более примирительным тоном:
—  Ладно. Тут у меня намечаются разные очень инте¬ресные   делишки.   Для   ЭТОГО   мне,   боюсь,   понадобится помощник. Впрочем, есть у меня тут один на примете. Мо-лодой, но шустрый мальчишка! Я с ним познакомился на отсидке. Он вышел чуть раньше меня. Сам он из Гвадала¬хары, но говорил, что хочет податься в столицу. Я тут слу¬чайно нашел его.
—  Что ты еще такое затеял? — без всякого интереса спросила Милашка, оскорбленная тем, что Пиявка ткнул ей в нос прошлым.
—  Так, кое-что. А для начала я попрошу тебя пере¬писать одно письмо.
— Письмо? — удивилась Милашка.
— Да, у меня есть письмо. Нужно скопировать его тем же почерком, но изменить в нем некоторые строки. Ты смо¬жешь с этим справиться?
—   Я  не  знаю,   —  пожала  обнаженными  плечами Милашка, — давай попробую.
—  Не сейчас, дорогая. Я принесу его завтра, — сказал Пиявка и увлек ее на кровать.
И вот Милашка, теперь сеньорита Исабель Торрес, приступила к своим обязанностям в архиве страхового агентства. Она превосходно играла свою роль. На работу пришла в строгом костюме с белой блузкой, которую купила накануне специально для этого — в гардеробе Милашки не было вещей, которые следовало бы надевать на работу Исабель Торрес. Без пяти девять она была уже на месте. Внимательно слушала, что ей надлежит делать, ста¬ралась запомнить расположение шкафов, где хранились архивные документы. Поначалу ее обязанности пока¬зались ей внове, но скоро она во всем разобралась. Нельзя сказать, чтобы Милашка была в восторге от своей новой работы — вставать рано утром, мчаться куда-то в потоке людей, спешащих на службу, сидеть целый день в архиве среди высоких мрачных шкафов, в то время как на улице светит солнце. И все это за какие-то жалкие пятьсот тысяч, которые в «Реванше» она могла заработать за пару дней, если попадались щедрые клиенты.
В агентстве она чувствовала себя, как в клетке, и ни на минуту не осталась бы здесь, если бы в этом не было игры, лицедейства. Она играла роль бедной, но честной девушки, которая всеми силами стремится к честной, «порядочной» жизни. Кроме того, она могла постоянно видеться с Рикар¬до Линаресом. Первые дни она как будто случайно попада-лась ему в коридорах, на лестнице или в лифте, затем он сам стал приглашать ее на обед. Тогда они спускались вниз в кафе «Палома», где Милашка ко всему прочему могла за-кусить также за счет Рикардо.
А Рикардо постепенно терял голову. Теперь он с не¬терпением ждал обеденного перерыва, потому что мог увидеться с Милашкой. Постепенно из его памяти стал стираться образ прежней Милашки — доступной кра¬сотки из ночного заведения, ему на смену пришла Иса¬бель Торрес, красивая и несчастная девушка, по бедности сбившаяся с пути, которую теперь он спасал, вытаскивая из ямы. Многим мужчинам нравится играть роль спасителя. А здесь она была особенно выигрышной — ведь спасенная Милашка была такой кроткой, такой бла¬годарной и неизменно смотрела на него влюбленными глазами.
В день первой зарплаты Рикардо подарил ей золотую цепочку с кулоном, в котором сиял небольшой бриллиантик — правда, не самый дорогой. Милашка чуть не расплакалась, увидев этот подарок, и наотрез отказа¬лась принять его. Рикардо стоило больших усилий уго¬ворить ее надеть цепочку на грудь. Но он настоял на том, чтобы она приняла подарок.

В субботу Рикардо, как и обещал, повез Дульсе и Ванес¬су отдыхать на озеро. Дульсе была в восторге, папа раз¬решил ей подолгу купаться, а потом за обедом взял три раз¬ных сорта мороженого. Девочка с хохотом бегала по пляжу, затем с наслаждением каталась на аттракционах. Она была в полнейшем восторге от поездки за город.
Ванесса тоже была довольна, но от ее внимательного женского взгляда не укрылась перемена, которая произош¬ла с Рикардо в последние дни. Она ведь давно и хорошо зна¬ла обоих Линаресов и видела, что Рикардо стал как-то слишком задумчив. Еще совсем недавно — в те несколько дней, когда она без слов прекрасно знала, что он ухаживает за ней, — он смотрел на нес иначе. Ведь женщинам не нуж¬но слов, для того чтобы понять, как относится к ним мужчина, они все чувствуют интуитивно — по взгляду, жесту, улыбке. И Ванесса видела, что тот проблеск интере¬са к ней, который она отчетливо замечала еще неделю на¬зад, вдруг совершенно угас. Рикардо был к ней равноду¬шен, как и раньше, даже равнодушнее, чем раньше, ибо его задумчивость, рассеянность выдавала его с головой. Ванес¬са видела, что он увлечен другой женщиной, но кто она, эта женщина, Ванесса не знала.
—  Ты много работаешь последнее время? — спросила она, когда они сидели за столиком в тени большого яркого зонта и медленно потягивали холодный ананасовый сок.
— Да, приходится, — ответил Рикардо и посмотрел на нее так, как будто только что вернулся из забытья. — У нас в агентстве грядут перемены. Нужно создавать хорошую репутацию... будь она неладна!
Ванесса  насторожилась.   Впервые  за  все  время  их поездки в словах Рикардо прозвучало искреннее чувство. Все остальное время, говоря с ней и даже с Дульсе, он вел себя так, как будто душой находился сейчас где-то совер¬шенно в другом месте. И вот теперь о необходимости созда¬вать себе на работе некую репутацию он сказал с такой до-садой, что Ванесса, как лицо заинтересованное, вдруг поняла — истинным женским чутьем — он влюблен в женщину недостойную его, и это может повредить его карьере.
Первым импульсом Ванессы было поставить точку на этой истории. Она прожила одиноко все эти долгие годы, проживет так же и остаток своей жизни. А он? Пусть он живет как знает. Но тут в Ванессе проснулось упрямство, недаром она была двоюродной сестрой Леонелы — кровь Вильярреаль текла и в ее жилах. «Нет, — сказала она неизвестной сопернице, — так просто я не сдамся. Мы еще посмотрим, кто кого». И, обворожительно улыбнувшись Рикардо, она сказала:
— Л что у тебя на работе? Что на перемены грядут у вас? Расскажи поподробнее, мне действительно очень интерес¬но.
Путь к сердцу мужчины лежит не только через его же¬лудок. Женщина, которая готова с искренним интересом слушать мужчину, может со временем добиться очень мно¬гого, особенно если она будет при этом восхищаться его умом, добротой или иными качествами.
Поэтому к концу дня Ванессе удалось добиться пусть небольшого, но все же результата. Рикардо подробно рас¬сказал ей о том, что происходит у них в агентстве, а она внимательно слушала, то и дело задавая толковые, отно¬сящиеся к делу вопросы. В лице Ванессы Рикардо нашел благодарную слушательницу, а это очень важно для всяко¬го человека.
Да, Ванесса была сестрой Леонелы Вильярреаль, но действовала она куда тоньше. Она понимала, что слезами и истериками у мужчины ничего не добьешься. Нужно дей-ствовать постепенно, шаг за шагом, осторожно.
— И кто же он, этот твой недоброжелатель? — спросила Ванесса, когда Рикардо рассказал ей о своей беседе с за¬местителем генерального директора (опустив, разумеется, ту часть беседы, когда он просил устроить на работу Милашку).
—  Начальник одного из отделов, не хочу называть его имени, это ведь неважно, — ответил Рикардо. — Я всегда недолюбливал его. Он казался мне человеком грубым и беспринципным. А теперь я и сам убедился в том, что он не останавливается даже перед клеветой. Хорошо, что дон Педро не воспринял этого всерьез.
— Я бы на твоем месте опасалась этого человека, — за¬думчиво сказала Ванесса. — Если он так хочет тебе на¬вредить, он может использовать более эффективные мето¬ды, чем клевета.
— Что ты имеешь в виду? — удивился Рикардо.
—    Мало   ли   что...   Втянет   тебя   в   какую-нибудь неприятную историю... Использует шантаж и провокацию, что угодно...
Они и не заметили, что Дульсе уже давно вылезла из воды и сейчас внимательно прислушивалась к их беседе, завернувшись в большое пушистое полотенце.
— Папа, а что такое шантаж? — внезапно спросила она.
—  Как нехорошо подслушивать! — покачал головой Рикардо. — Иди лучше играй.
— Объясни дочери, — вступилась за Дульсе Ванесса. — Мало ли с чем ей придется сталкиваться в жизни. О плохом тоже надо знать, не только о хорошем.
—  Шантажист, Дульсита, — начал объяснять Рикар¬до, — это очень плохой человек. Он узнает, что кто-то другой в прошлом совершил, скажем, некий проступок, и грозит ему оглаской. А за свое молчание требует деньги.
—  Ну, например, — решила помочь Ванесса, — ты в школе разбила стекло, пусть случайно, это видела только одна девочка. Она приходит к тебе и говорит: «Я скажу всем, если ты не дашь мне шоколадку».
— Так я лучше сама признаюсь, — сказала Дульсе.
—  Но в жизни речь обычно идет кое о чем посерьезнее разбитых стекол и шоколадок.
— Значит, папа, ты в прошлом совершил что-то такое плохое, что к тебе может пристать шантажист? — глядя отцу прямо в глаза, спросила Дульсе.
— Мне кажется, нет, — очень серьезно ответил Рикардо.
— Почему же тогда тетя Ванесса считает, что к тебе мо¬жет пристать шантажист?
— Я имела в виду вот что, — начала объяснять Ванес¬са.   —  Этот  человек  может  нарочно  впутать  тебя  в неприятную ситуацию, а потом начать шантажировать.
— Кто он? О ком вы говорите? — закричала Дульсе. — Зачем он хочет все это сделать с папой?
— Я попробую объяснить это тебе по дороге, — мягко сказала Ванесса, — а теперь давайте покатаемся на лодке,
— Чур, я тоже буду грести! — обрадовалась Дульсе. Ванесса, хотя и понимала, что у нее есть неизвестная, но очень сильная соперница, тем не менее видела, что тоже значительно укрепила свои позиции.

ГЛАВА 15
— Вот это письмо, — сказал Пиявка, передавая Милаш¬ке аккуратно сложенный лист бумаги, вырванный из боль¬шого блокнота. — Твоя задача — переписать его точно таким же почерком, но изменить некоторые места. Пот¬ренируйся пока.
Милашка взяла письмо. Почерк был ровный, аккурат¬ный, хотя и немного торопливый. Судя по почерку, писал мужчина, но образованный — он ничем не напоминал не¬ровные каракули, которые выходят из-под пера людей, вроде Пиявки, которым и писать-то приходится, в сущ¬ности, совсем немного — едва ли не несколько раз в жизни.
Милашка начала читать:
«Дорогая, любимая Линда,
милая моя лисичка,
я долго не писал тебе. Я не хотел посылать письмо через тюремную почту. В нем все равно ничего не напишешь. Ты знаешь, что я получил дополнительный срок за попытку бегства. Да, я был идиот, надо было спокойно дождаться окончания срока. Но я не мог ждать — хотелось поскорее отплатить тому негодяю, который засадил меня за решет¬ку.                               
Ты удивляешься, читая эти строки? Не удивляйся, верь мне — я не совершал того ограбления. Меня подставили. И здесь в тюрьме я узнал имя человека, который это сделал. Его зовут Федерико Саморра, он живет где-то в Мехико. Я хотел побыстрее оказаться на свободе, чтобы отомстить ему. Ты должна понять меня.
Теперь мне осталось еще два года, но, как только я вый¬ду, я найду его где угодно, хоть под землей. Спра¬ведливость должна быть восстановлена.
Передаю письмо через одного парня, который скоро бу¬дет на свободе.
Поклонись от меня святой Деве Гвадалупе.
Густаво (твой несчастный кролик)».
— Ну? — спросила Милашка, откладывая письмо в сто¬рону. — Что это за лиса и кролик? Чего ты от меня хочешь?
— Пока ничего, — ответил Пиявка. — Ты должна пере¬писать это письмо несколько раз, чтобы почерк стал не¬отличим от настоящего. Попробуй.
Милашка пожала плечами и начала писать. Ее прирож¬денный актерский талант и тут сыграл свою роль. Даже са¬мая первая копия окапалась достаточно похожей на оригинал, чтобы обмануть человека, не очень близко зна¬комого с Густаво. Но для родной сестры требовалось боль¬ше сходства. Поэтому Пиявка заставил Милашку сделать не менее двух десятков копий письма, прежде чем резуль¬тат стал его удовлетворять.
—  Теперь почерком этого кролика Густаво ты должна написать письмо, которое будет немного отличаться от на¬стоящего. Сейчас я тебе продиктую, — сказал Пиявка. — Значит, так. — Он задумался, а затем начал диктовать:
«Дорогая, любимая Линда, милая моя лисичка».
—  Ты что, хочешь оставить всю эту звероферму? — удивилась Милашка.
— Это же самое главное. Своего рода пароль — так эта Линда сразу поверит, что письмо настоящее. И даже не посмотрит на то, что в почерке есть шероховатости.
Милашка послушно писала под его диктовку — это был черновик. Для чистового варианта Пиявка дал ей лист, вырванный из большого блокнота, — точно такой же, на ка-ком было написано настоящее письмо Густаво.

Эрлинда со все возрастающей тревогой ждала телефон¬ного звонка от человека, который назвался Ченте. Он обе¬щал позвонить через неделю, но звонков не было. Трудно сказать, чего Эрлинда боялась больше — самого звонка или того, что звонков больше не будет. С одной стороны, если этот человек снова запросит денег, она окажется в очень тяжелом положении. С другой стороны, если звонков боль¬ше не будет, ее начнут терзать жесточайшие сомнения — что с Густаво, где он, действительно ли он был в Мехико, а если был, то не схватила ли его снова полиция.
При этом Эрлинда старалась скрывать от Рохелио свою нервозность, но это получалось у нее плохо. Тонкий и чуткий Рохелио чувствовал, что с женой что-то происходит, что она не находит себе места и ее гложет ка¬кая-то скрытая тренога. Он много раз спрашивал, не забо¬лела ли она, но Эрлинда отрицала это с напускной весело¬стью, что еще больше усугубляло подозрения Рохелио.
Прошла еще неделя, и Эрлинда уже почти уверилась в том, что больше звонков не будет. Но однажды днем, когда Рохелио работал в вечернюю смену, раздался звонок. Те-лефонную трубку поднял Рохелио.
—  Алло! — скапал он. — Алло, говорите! — Он пожал плечами и положил трубку. — Молчание. Не захотели со мной разговаривать.
—  Возможно, ошиблись и попали не туда, — предпо¬ложила Эрлинда небрежным тоном, который показался Рохелио чуть-чуть наигранным.
На этот раз он ничего не спросил у жены, а только внимательно посмотрел на нее. Она улыбалась, но где-то в глубине глаз таилось беспокойство, тревога. Рохелио вздохнул. Он ненавидел обманы, секреты, интриги — отвращение к ним он получил, пожив в одном доме с мас¬терицей всего этого — своей сестрой Дульсиной.
Через час с небольшим телефон зазвонил снова. На этот раз Рохелио не стал торопиться, и трубку сняла Эрлинда. Муж внимательно следил за ее лицом.
— Алло, — сказала Эрлинда и вдруг закусила губу, ибо в трубке послышался знакомый голос человека, с которым она встречалась тогда в «Паломе».
— Сеньора Линарес?
Испуг Эрлинды длился значительно меньше секунды, ее лицо сразу же приняло свое обычное выражение, но Рохелио заметил эту мимолетную тень.
— Да, Урсула, я слушаю тебя, — сказала Эрлинда.
— Вам неудобно говорить? — спросил Ченте на другом конце провода.
— Ты совершенно права, У реи, — ответила Эрлинда.
—  Тогда я перезвоню вечером, это вас устраивает? — спросил Ченте.
—  Да, дорогая, мне кажется, ты приняла совершенно правильное   решение.   Он   тебя   не   стоит,   —   сказала Эрлинда, уже полностью овладевшая собой.
— Тогда до вечера, — усмехнулся Ченте.
Эрлинда повесила трубку и обернулась к Рохелио, кото¬рый внимательно смотрел на нее.
— Звонила Урсула, — как ни в чем не бывало объяснила она мужу, — сказала, что поссорилась со своим женихом и дала ему отставку.
—  А разве это случилось не вчера? Ты мне как будто уже говорила об этом, — спросил Рохелио.
—  Говорила? — удивленно переспросила Эрлинда. — Может быть. У меня это совершенно вылетело из головы.
Рохелио подошел к жене и положил руки ей на плечи.
— Эрлинда, — сказал он, глядя ей прямо в глаза, — до¬рогая, скажи мне, что с тобой, что тебя тревожит?
—  Ничего, — тихо ответила Эрлинда, — тебе показа¬лось. Просто я беспокоюсь за Тино. Удастся ли нам на¬копить достаточно денег, чтобы заплатить за его учебу? Может быть, мне лучше пойти работать...
— Посмотрим, — ответил Рохелио и резким движением убрал руки с ее плеч.
Эрлинда видела, что муж что-то подозревает, но после звонка Ченте она находилась в таком смятении, что была просто не способна придумать что-нибудь правдоподобное. В то же время она понимала, что если начнет сейчас изво¬рачиваться и уверять его в своей невиновности, то это получится столь ненатурально, что только еще больше воз¬будит его подозрения.
Эрлинда едва дождалась того часа, когда Рохелио ушел на работу. Она устроилась с сыном в кресле и слушала, как он читает ей вслух, но, по правде сказать, она почти не вникала в то, что читает Флорентино, лишь изредка до ее слуха долетали слова, которые не складывались одно с другим.
—  Мама, а почему  Геракл стал выполнять все эти приказания царя? — вдруг спросил Тино.
— Он считал, что царя надо слушаться, — не зная, что ответить, сказала Эрлинда.
— Даже если он несправедливый? — не унимался Тино.
— Так считалось раньше, — ответила Эрлинда. — Это же все происходило очень давно.
—  Разве раньше люди не понимали, что такое спра¬ведливый и добрый? — снова спросил Тино.
—  Вот вернется папа, спроси у него. Он тебе лучше объяснит, — прибегла Эрлинда к самой распространенной отговорке у родителей всего света. — Читай дальше, мой дорогой.
Вот долгожданный звонок. Эрлинда поспешно встала и подошла к телефону.
— Сеньора Линарес? — раздался в трубке знакомый го¬лос. — Теперь вы можете со мной поговорить?
— Да, могу, — ответила Эрлинда.
—  Я все по тому же поводу, сеньора Линарес. Ваш брат очень нуждается.  И  я  уверен,  вы  хотите оказать ему посильную помощь. Речь идет о каких-нибудь двухстах ты¬сячах песо.
—  Двести тысяч! — воскликнула Эрлинда, но, огля¬нувшись на Тино, тут же понизила голос. — Но у меня нет таких денег. И... — Эрлинда запнулась, но затем, вспомнив наставления Сорайды, продолжила: — Мне бы хотелось удостовериться в том, что вы действительно звоните по поручению Густаво. Почему он не может позвонить сам?
— Густаво не может передвигаться, сеньора. У него про¬стрелена нога. Такое объяснение вас устраивает?
— Да, но тогда он мог бы написать мне письмо, ну хотя бы коротенькую записку, — возразила Эрлинда.
—  Хорошо, он это сделает, — ответил Пиявка. — Я передам ему, что, не получив от него записки, вы не стане¬те оказывать ему помощь. Интересно, что бы он стал де¬лать, если бы лежал в бреду?
Эрлинде стало неловко, но она повторила свою просьбу.
— Хорошо, — сказал Пиявка. — Завтра на том же месте в «Паломе». Но вам придется заплатить за вашу недо¬верчивость, сеньора. Если вы не принесете с собой двухсот тысяч песо, письмо от Густаво вы не получите.
— Но у меня нет таких денег! — взмолилась Эрлинда.
—  Если бы вы поверили мне, я бы передал вам письмо от брата без вашего требования. И тогда вы могли бы отдать мне всего сто тысяч — на лечение Густаво. Теперь же я считаю, вы должны еще столько же — за нанесенный мо¬ральный ущерб.
— Но... — хотела что-то сказать Эрлинда.
— Никаких «но». Двести тысяч, или вы больше никогда не услышите о своем брате. Кстати, на этот раз, возможно, приду не я, а еще один друг вашего брата. Так что встреча на том же месте — третий столик справа.
— Но завтра — это просто невозможно! — воскликнула Эрлинда. — Я не смогу собрать столько.
—  Хорошо. Послезавтра, — смилостивился Пиявка. — Но ни на день позже. Там ведь уже наступит пасхальная неделя. Хотелось бы встретиться с вами до того, как она на-чнется.
Эрлинда повесила трубку и еще некоторое время стоя¬ла, застыв как изваяние. «Двести тысяч... — все еще звучал в ее ушах голос Пиявки, — или вы никогда не услышите о своем брате».
— Мама, ты больше не будешь слушать, как я читаю? — раздался за ее спиной голосок Тино.
—   Конечно,  буду,  дорогой,   —  поспешила  ответить Эрлинда. — Я только схожу на кухню, выпью воды.