Глава 2
Впечатление, которое произвел незнакомый парень с катера на Асусену, было настолько ошеломляющим, что она больше ни о чем, кроме него, и думать не могла.

В деревне было много красивых парней, таких, как ее брат Кассиану, но ни один из них не смог бы теперь пленить воображение девушки. Этот юноша казался ей принцем, появившимся из какой-то особенной, загадочной страны, о существовании которой она даже не догадывалась. Что то особенное было во всем его облике и в том, как он смотрел тогда на нее потрясенным и вместе с тем властным взглядом.

Далила, ее подруга, невеста Кассиану и дочь Самюэля и Эстер, выслушав признание подруги, незамедлительно поставила диагноз: любовь с первого взгляда.

Асусена уговаривала ее отправиться вместе на то пустынное место, где она увидела этого юношу: она была уверена, что он вновь появится там. Далиле идти не хотелось, у нее дома была гора дел, которые необходимо переделать, к тому же Кассиану, с подозрением посматривающий на шепчущихся в углу девушек, был бешено ревнив.

— Но мы только искупаемся и вернемся, — настаивала Асусена.

— Ступай одна, — не соглашалась Далила. — Чего ты, собственно, боишься?

— О чем это вы тут шепчетесь? — не утерпел Кассиану.

— Я говорю, что вода сейчас теплая, хорошо бы нам искупаться, — проговорила Асусена.

В конце концов ей удалось уговорить подругу.

Как надеялась Асусена, незнакомый юноша действительно был на берегу. В воде стоял его катер. Сам он лежал на песке, наполовину зарывшись в него. Заслышав шаги приближающихся девушек, он вскочил на ноги и, как будто преодолев секундное замешательство, направился в их сторону, но по пути произошло непредвиденное.

Кассиану, нисколько не успокоенный заверениями сестры и невесты в том, что они хотят разок окунуться, нагнал их в тот момент, когда незнакомец уже приблизился к девушкам.

— Что ты тут делаешь, парень? — выпрыгнув из-за спин подруг, крикнул он. — Уходи отсюда прочь! Что здесь происходит?

Вид у Кассиану был такой агрессивный и внушительный, что юноша застыл на месте.

Далила, хорошо зная своего жениха, вцепилась ему в руку.

— Спокойно, Кассиану! Здесь ничего не происходит!

— Кто этот тип? К кому из вас он пришел? — не дожидаясь ответа, Кассиану кинулся к парню, и через секунду они оба уже барахтались в песке.

Асусена и Далила стали оттаскивать Кассиану от незнакомца: они знали, что у него тяжелая рука. Навалившись на него, они в один голос крикнули парню:

— Уходи отсюда! Уходи скорее!

Незнакомец не заставил себя упрашивать. Поднявшись на ноги, он влетел в воду, подняв облако брызг, в мгновение ока достиг своего катера и завел мотор.

Кассиану долго не мог успокоиться. Сначала он обрушился с упреками на невесту, но когда до него дошло, что парень не имеет к ней никакого отношения, переключился на сестру. Как она могла выставляться перед этим незнакомцем, перед богачом, у которого есть катер и который от праздности своей объезжает окрестности и подлавливает молоденьких дур!.. Возмущение его не улеглось и тогда, когда они явились домой, однако Серена, разобравшись, что произошло, властным жестом отослала сына и подступила с расспросами к дочери. Выслушав признание Асусены, она заметила:

— Что ж, у твоего брата есть причины, чтобы быть настороже. Если этот парень богат, тебе лучше не думать о нем, доченька. Мы из другого мира. Это как в той песенке, которую любит твой отец, о песчинке, засмотревшейся на звезду в небе.

— Маленькая песчинка была большой мечтательницей, — положив голову к матери на колени, пропела Асусена.

— Да, дорогая. Не случайно твой отец любит эту песенку. Однажды он сам размечтался о звезде, которая была далеко от него…

Асусена подняла голову и с изумлением посмотрела на мать.

— Как, мама? Неужели отец любил кого-то, кроме тебя?!..

* * *
Летисия добросовестно вникала в дела своего отца. Таинственный мир бизнеса казался ей книгой за семью печатями; каждая последующая ее страница, казалось бы, уничтожала смысл предыдущей. Например, основные клиенты верфи Гаспара Веласкеса, японцы, используют суда, построенные им, чтобы ловить рыбу. Благодаря этому они становятся главными конкурентами рыбоперерабатывающего предприятия, которое принадлежит отцу. Получается, что он сам оснащает своих конкурентов! Гаспар терпеливо объяснял ей суть этого кажущегося противоречия. Если он не примет заказ на строительство судов, японцы передадут его на другую верфь. Он же в этом случае потеряет большую долю рынка. То, что он получает за строительство судов, покрывает с лихвой те потери, которые его предприятие несет на международном рыбном рынке. Шаг за шагом он посвящал дочь в секреты своего дела, в особенности заключаемых им контрактов. Он уверял ее, что в ближайшее время Витор с помощью Дави сделается ее, Летисии, правой рукой. У Витора гибкий, восприимчивый ум, а Дави уже принялся посвящать его в дела.

— Дави, — недоверчиво сказала Летисия, — но ведь он не связан с нашей семьей…

— Всегда неплохо полагаться на человека, который жаждет выбиться и возвыситься над той средой, к которой он принадлежал прежде, — объяснил Гаспар. — Его отец — простой рыбак… Он входит в ту группу рыбаков, которую возглавляет Рамиру Соарес. Кстати, я слышал, Рамиру вернулся в наши края… — И Гаспар метнул испытующий взор в сторону дочери.

Летисия как будто не расслышала его вопроса, и это был плохой признак.

Рассеянность дочери, скорее всего, имела вескую причину. Что, если она уже встречалась с Рамиру? Но задать ей этот вопрос напрямую Гаспар не решился. Он хорошо знал Летисию: если она первая не заговорит о том, что ее волнует, значит, никакого разговора не будет.

И они снова углубились в изучение контрактов.

* * *
Дави приехал навестить родителей в тот момент, когда его отец Самюэль рылся в своем заветном сундучке, который вот уже много лет таскал с собой, возбуждая любопытство Эстер. Но она и не пыталась его удовлетворить. Мать чистила рыбу, а сестра учила уроки. Эта с детства знакомая картина ничего, кроме внутреннего раздражения, в душе Дави не вызывала, но он старательно подавлял это чувство. У родителей напрочь отсутствовало честолюбие, а ведь отец, с его любознательным умом и феноменальной памятью, мог достигнуть в жизни гораздо большего. Мог — но не пожелал. Самюэля устраивали ловля рыбы, изучение лекарственных трав и чтение книг, поглощавшие все его свободное время, так же как мать устраивала эта скудная обстановка, неистребимый запах рыбы и вечная возня на кухне. Зато Далила была далеко не безнадежна, в этом-то Дави был уверен. За годы, что они не виделись, она стала красавицей, которая при умном поведении может рассчитывать выйти замуж отнюдь не за простого рыбака, вроде Кассиану, а за приличного человека.

Поднялся обычный для такого случая гвалт, посыпались вопросы… Дави чувствовал себя несколько скованно. Ему не хотелось показать родителям, что в этом бедном жилище он чувствует себя не в своей тарелке, но проницательный отец заметил это, однако чувство собственного достоинства не позволило Самюэлю сделать замечание сыну.

Далила была в восторге от брата, такого импозантного, важного, как настоящий сеньор.

— Дави, почему бы тебе не перебраться к нам? — предложила она.

Повисла неловкая пауза, как будто Далила позволила себе какую-то бестактность. Наконец Дави произнес:

— Видишь ли, у меня уже есть свой собственный дом. Он, конечно, очень скромный, но я к нему привык.

— А невеста у тебя есть? — спросила неугомонная Далила.

— Есть, — улыбнулся ей Дави.

— Значит, тебе следует привезти эту девушку на праздник, который мы устроим после того, как отремонтируем дом, — сказала Эстер. — Мы ее очень хорошо встретим.

— Спасибо, мама, — вежливо проговорил Дави. — Но, однако, мне пора. В другой раз смогу побыть у вас подольше…

Далила вышла проводить брата к машине. Не успели они сделать и нескольких шагов, как на них налетел Кассиану.

— Откуда взялся этот щеголь?!

Дави попятился — он и в детстве боялся этих грубых парней, детей рыбаков, но Далила грозно прикрикнула на жениха:

— Ты что, совсем обалдел? Не узнаешь моего брата?

Гнев Кассиану мгновенно улетучился. Лицо его расплылось в радостной ухмылке.

— Таинья! Неужели это ты?! А я чуть было не дал тебе по морде!

И полез обниматься с Дави. Тот мужественно позволил себя облапить и после этого объяснил своему будущему шурину, что в городе его все знают как Дави, а Таинья — это его детское имя, на которое он уже лет пятнадцать не откликается, и что он, Дави, теперь занимает такую должность, которая требует относиться к нему с уважением.

Кассиану выслушал эту отповедь с растерянной усмешкой. Он не мог и предположить, что его друг детства, которого он всегда защищал от нападок более сильных ребят, из мелкой рыбешки сделался большой акулой. Лично он, Кассиану, знал, что такое возможно лишь в сказках. Лично он видит перед собой не вежливого сеньора Дави, а трусоватого мальчика Таинью. Он не страдал расстройством зрения, но, если Таинье удобно считать себя оптическим обманом, пускай считает.

И Кассиану чуть ли не царственным движением руки позволил Далиле проводить брата.

* * *
— Асусена донимает меня расспросами о женщине, которая была у меня до тебя, Серена, — с плохо скрываемым раздражением в голосе сказал Рамиру. — Что ты ей наболтала?

Серена удивилась не столько этому вопросу, сколько тону, которым он был задан: никогда еще Рамиру не позволял себе и намека на грубость.

— Ничего, — спокойно ответила она. — Из одной случайно вырвавшейся у меня фразы Асусена сочинила целую историю.

Обескураженный ее выдержкой, Рамиру глухо буркнул:

— Ну и хорошо. Не стоит о том вспоминать. Прошлое есть прошлое, и оно меня не волнует. И вообще, не знаю, правильно ли я поступил, что привел своих людей сюда…

Но Серена всегда умела успокоить мужа.

— Я уверена, что улов здесь будет прекрасный! — заявила она. — Скажи, когда меня обманывало предчувствие?.. Когда вы выйдете в море, то не хватит вашего баркаса, чтобы уместить всех выловленных креветок и лангустов.

Услышав ее слова, Рамиру и в самом деле немного повеселел. Что у него за жена! Всегда чувствует, что ему надо сказать в ту или иную минуту, чтобы унять его раздражение и утишить тревогу. Верно говорит Самюэль, что разумней Серены женщины на свете нет. Действительно, он не знает, есть ли у жены хоть какой-то существенный недостаток. Серена красива, умна, в ней нет ни доли лукавого кокетства и хитрости, слово ее никогда не расходится с делом, а что касается интуиции жены — Рамиру привык доверять ей. Лучшей женщины нет на земле!.. Но отчего все же у него так щемит сердце?..

— Так говоришь, баркаса не хватит? — переспросил он, шутливо толкнув ее в бок.

— Не хватит, — подтвердила Серена, награждая мужа ответным тычком, и они оба беззаботно рассмеялись.

* * *
Больше всего на свете Пессоа, сын Бонфиня и Изабел, горячо любимый ими отпрыск, мечтал о том, чтобы все, в том числе и любящие родители, оставили его в покое.

Чтобы они не проповедовали хотя бы в течение месяца необходимость учебы. Чтобы не произносили это нудное, костяное слово «долг». И не напоминали ему, что он, Пессоа, принадлежит к сливкам общества, когда он ничего не имеет против молока. И вообще не лезли в его богатую внутреннюю жизнь, которая требовала свободы, безмятежности духа, веселых приключений, мелких авантюр и, извините, дурных — в их, конечно, понимании, — знакомств, вроде последнего, спонтанно заведенного Пессоа знакомства со странной девушкой по имени Адреалина.

Пессоа был далек от того, чтобы ухаживать за Адреалиной. Сердце его еще дремало. Но не установить с этой особой приятельских отношений было бы непростительным промахом для такого коллекционера человеческих типов, каким считал себя Пессоа.

Адреалина появилась в этих краях недавно. Неподалеку от знаменитого бара Мануэлы, в котором любил посиживать Пессоа, слушая бредни старика — отца хозяйки бара Кливера, помешанного на море, она разбила палатку. Отвага этой девушки просто поразила Пессоа — должно быть, страшно ночевать юной особе на пустынном пляже! Но Адреалина заявила, что боится только одного на свете — скуки, и ее ответ пришелся Пессоа по душе.

Говорить с Адреалиной о чем-либо серьезном оказалось так же трудно, как трудно было родителям Пессоа убедить его стать хоть немного серьезнее. Но Адреалина превзошла Пессоа в легкомыслии. На вопрос, кто она, Адреалина сказала, что, кажется, это и так понятно: она весьма привлекательная особа. Пессоа осведомился, чем она намерена заниматься в будущем, и Адреалина туманно отвечала, что всем понемногу. Есть ли у нее родители и где они, заинтересовался Пессоа. На это Адреалина возразила, что Пессоа смахивает на полицейского…

У нее явно не было денег, и Пессоа стал потихоньку подкармливать Адреалину, выпрашивая то у отца, то у матери денег на карманные расходы, и Адреалина с царственной снисходительностью позволяла ему это. Видно было, что она очень оголодала и что прокормить ее не так-то просто, и Пессоа стал подумывать, как бы поселить девушку в своем доме, где полно еды… Но сначала надо было добиться некоторой независимости, дать почувствовать родителям, чтобы они не мешали ему жить так, как он хочет. Разговор с матерью Пессоа решил начать с претензии, что Жанаина снова устроила в его комнате что-то вроде генеральной уборки и тем самым посягнула на эстетическое представление Пессоа о жилище молодого хиппи.

Мать, как всегда, прикипела ухом к телефонной трубке, и, с какой бы стороны ни подходил к ней Пессоа со своими жалобами на Жанаину Изабел отворачивалась, продолжая болтать:

— Да, теперь Бонфинь будет руководить всеми предприятиями… А ты думаешь, с чего бы я стала устраивать праздничный ужин в честь Летисии?.. Нет, дорогая, приводи кого хочешь, я не против! Главное, чтобы это были известные люди!.. Надо позаботиться о фотографе. Журналисты будут. Снимки будут на первой полосе газет… Чудесно! Что ты крутишься вокруг меня как юла?.. Нет, дорогая, это я не тебе! У меня невыносимый сын. Уверена, на мой вечер он пожалует в грязных кроссовках! Да нет, не Гаспар Веласкес, речь идет о моем невозможном сыне!

Положив трубку, мать грозно спросила:

— Луис Роберту, ты почему не на занятиях? Пессоа предостерегающе поднял руку:

— Меня зовут Пессоа, мама. Весь город знает меня как Пессоа.

— Весь город! Скажи лучше, всякое отребье, с которым ты поддерживаешь отношения!.. Однако ближе к делу! Я, кажется, кое о чем спросила тебя?

— Ой, мама! — Пессоа сделал большие глаза. — Я, кажется, оставил у себя в комнате зажженную зажигалку!..

И умчался как вихрь наверх.

* * *
Несколько дней Франшику слонялся по городу, изучая окрестности и размышляя над тем, каким образом местный ландшафт мог отпечататься в душах обитателей Форталезы, среди которых — и это прельщало «неповторимого и единственного» Франшику, — попадались на редкость привлекательные девушки.

Ночевал он где придется: на оставленных под небом шезлонгах, на верандах баров Форталезы, на скамейках — ему было не привыкать.

Франшику мечтал напасть на «жилу». «Жилой» он именовал человека с авантюристической жилкой, которая имелась и у него самого, но, в отличие от Франшику, обладавшего кругленьким счетом в банке — такому человеку Франшику собирался предложить свой проект и присосаться к нему, как крохотная рыбка-лоцман к огромному киту.

В чем именно будет заключаться его очередной проект, Франшику пока не знал, намереваясь пойти на поводу своего фонтанирующего вдохновения, которое ни разу его не подводило, и в зависимости от чисто физиономических особенностей и содержания кошелька «жилы».

Одно он решил твердо: осесть в этом городе. Зачем это ему нужно — об этому Франшику не проговорится даже во сне, невзирая на свою необыкновенную болтливость, бывшую, впрочем, составной частью его обаяния.

…Франшику сидел на набережной и просматривал свежие газеты, кидая в рот катышки попкорна — это была единственная его трапеза на сегодня, заключающая в себе сразу завтрак, обед и ужин. Пустота в желудке способствовала рождению идей, поэтому Франшику ничего не имел против некоторого поста.

Вдруг он вздрогнул, приметив неподалеку от себя высокую фигуру человека, смотревшего в его сторону… Франшику попытался загородиться газетой. Он узнал в этом человеке того богача художника, которому он продал бросовый участок на берегу моря. О, хуже этой встречи ничего нельзя было и придумать! Этот человек наверняка уже ознакомился с желтым песком, среди которого напрочь отсутствовали банановые и фикусовые деревья, в наличии которых Франшику уверял богача. Тоскливое предчувствие сильного мордобития охватило Франшику. Этот человек был высокого роста, плечистый, и кулак его наверняка очень тяжел. Франшику чуть ли не завернулся в газеты, как в кокон, и тут же почувствовал, как неумолимая рука обманутого им богача принялась с хрустом разрывать его ненадежное прикрытие.

Итак, побоев не миновать! Однако посмотрим… Бросив газеты, Франшику вскочил со скамейки и что есть сил помчался по набережной.

Он слышал гулкие шаги за спиной. Богач догонял его на своих длинных ногах. Страх придавал Франшику оптимальную скорость, но богач не отставал. Наконец его тяжелая рука легла на плечо бедного Франшику. Оба они остановились. Франшику съежился.

— Так вот ты где! — проговорил художник. — А я тебя искал…

— Да? — заслоняя голову руками, промямлил Франшику.

— Искал, чтобы поблагодарить тебя за то, что ты продал мне этот замечательный участок!

Франшику, дрожа, отважился взглянуть в лицо богачу. Оно излучало добродушие и восторг.

— Да ведь это то, о чем я всю жизнь мечтал! — воскликнул богач. — Чистый, золотой песок, пустынное место, горизонт, уходящий в море! Не знаю как тебя благодарить! Скажи, что я могу сделать для тебя?

Франшику еще раз опасливо заглянул в глаза художнику. Тот явно не шутил. Он уже тряс руку Франшику в приливе благодарности. Франшику овладел собой. Он приосанился. Вдохновение подхватило его на своих орлиных крыльях и понесло.

— Сказать по правде, — молвил он, — я несколько занизил цену. Я это сделал из любезности. Понимаешь, я тоже в душе художник. Только такие художники, как ты да я, понимают прелесть этого места.

— Да-да, — подхватил богач. — Я понимаю. Я бы и вдвое больше заплатил за эту землю. Но ты говорил про какие-то ненужные мне деревья… Поэтому будем считать, что я поскупился. Как тебя зовут, я что-то не помню?..

— Франшику, единственный и неповторимый, — представился Франшику.

— Какое совпадение! Я тоже неповторимая личность… в своем роде. Франсуа.

Франшику пожал руку художнику.

— Я хочу построить на участке дом, — продолжил Франсуа, — и мне нужен человек, который бы нанял подрядчика… ну и так далее. Проект дома у меня есть.

— А где вы остановились? — холодея от предчувствия удачи, спросил Франшику.

Франсуа небрежным жестом указал в сторону самого дорогого в Форталезе отеля.

— У меня номер «люкс». Если ты еще не нашел себе жилье, то не отказывайся от моего предложения пожить у меня. Соглашайся, прошу тебя! Мне кажется, ты сумеешь найти мне подрядчика! Все расходы я беру на себя. Ну как, согласен?

— Ну что с вами делать… — всем своим видом изображая сомнение, сказал Франшику.

— Соглашайся!

— Хорошо, — наконец согласился Франшику — Не могу отказать, раз уж вы так настаиваете!.. Так и быть, я согласен!

Глава 3
На другой день после вечеринки, состоявшейся в особняке Бонфиня, Оливия проснулась с неприятным осадком в душе и головной болью.

Она попыталась понять, отчего у нее на душе эта тоска, что она означает, откуда это чувство опасности, удручающее ее весь вечер в течение праздника.

Вечеринка, безусловно, удалась. На ней собрались все важные люди города, давно знакомые друг с другом, поэтому атмосфера была самой непринужденной и дружелюбной. Царицей праздника была вовсе не Летисия Веласкес, в честь которой все это было затеяно, а мать Оливии — Изабел, умевшая быть обаятельной, остроумной и артистичной. Летисия держалась непринужденно, но чересчур, по мнению Оливии, скромно, не выпячивала себя и никому не навязывала, не стремилась быть центром этого маленького мирка, отдав пальму первенства хозяйке особняка. Даже когда фотограф собрал гостей для общего снимка, Летисия встала сбоку, как будто стараясь уйти в тень. А между тем она была необыкновенно элегантна для аристократки во втором поколении. Оливия любовалась ею: проста в общении, изысканна в каждом движении, благородна в манере поведения и сдержанна в речи. На ней было очень простое платье — длинное, облегающее ее стройную, высокую фигуру, но очень дорогое, настолько дорогое, что это как бы не бросалось в глаза. Волосы, схваченные простой резинкой, — у прочих дам были высокие пышные прически, над которыми изрядно потрудились парикмахеры. Удивительная женщина, она очень понравилась Оливии.

И ее отец был, как всегда, неподражаем. Он ухаживал сразу за всеми дамами, расточая комплименты, и умудрялся сделать так, что каждая считала, что ей оказано предпочтение.

Аманда, дочь Летисии, тоже понравилась Оливии. Совсем еще девочка, но держится непринужденно. Она была очень оживлена, ей нравилось внимание со стороны взрослых мужчин. Бойка на язычок. Рядом с ней постоянно вспыхивал смех и царило веселье — эту девочку переполняла радость жизни.

Но вот сын Летисии, Витор, которым мать явно гордилась, — в нем было что-то такое, что смутило Оливию… Витор, не таясь, ухаживал за ней, и все это было на глазах ее слишком уж снисходительного жениха Дави… Казалось, к Витору невозможно придраться, но Оливия чувствовала, что в его поведении сквозит какое-то оскорбление и насмешка, точно он априори презирал всех присутствующих, в том числе и ее, Оливию. Дави не считал, что Витор держится развязно, не видел, что взгляд, которым он смотрел на Оливию, исполнен превосходства и наглости, что каждое его слово имеет оскорбительный подтекст. Он как бы не решался открыто эпатировать публику, но было что то в его манере держаться, что давало почувствовать: он всех этих людей и в грош не ставит.

Витор все время танцевал с Оливией, и Дави, к ее огорчению, охотно предоставлял ему эту честь, словно заискивая перед внуком Гаспара Веласкеса. Ей казалось, что во время танца Витор обнимает ее как-то двусмысленно и смотрит ей в глаза многозначительным взглядом, как будто между ними наметилась какая-то тайна…

Словом, он не то чтобы ей очень не понравился, но смутил ее настолько, что Оливии хотелось наброситься на Дави с упреками, как будто он в каких-то своих целях использует свою невесту. А ведь у Оливии еще нет уверенности, что она выйдет за него замуж. Он ей нравится, нравится то, что Дави всего добился своими собственными силами, а не по праву рождения, как Витор, но любви она к нему не испытывает. Любовь — это что-то другое. Возможно, ей и не дано испытать это чувство. Возможно, ее сердце закрыто для любовных бурь и страстей. К Дави можно испытывать уважение, привязанность, но не страсть. Он настолько спокоен, уравновешен, что и сам вряд ли способен на сильное чувство. А интересно, способен ли на него Витор?.. Оливия передернула плечами. Нет, этот тип преисполнен любви лишь к одному существу — к самому себе. Оливия почему-то с досадой подумала об этом…

* * *
Уговорить сестру прогуляться по побережью к поселку рыбаков, как и думал Витор, было делом несложным.

Аманда жаждала новых открытий и не чуждалась знакомств с простыми людьми. В этом смысле она была так же демократична, как и ее мать и дед.

В поселке вовсю кипела работа. Мужчины ремонтировали ветхие домики, а женщины чистили у порога рыбу. Молодежи в поселке видно не было, очевидно, смекнул Витор, юноши и девушки сейчас сидят на занятиях в школе. Сегодня он и не рассчитывал увидеть ту девушку, которая так ему приглянулась, девушку с романтическим обликом мечтательной девственницы. Но ему хотелось взглянуть на ее отца, того человека, с которым разговаривала его мать в хижине. Эта загадка не давала ему покоя. Что могло связывать Летисию с рыбаком, ведь, скорее всего, это была не случайная встреча. Занимая сестру беседой, он зорко смотрел по сторонам.

Того рыбака он увидел за работой: мужчина, приставив к стене дома лестницу, укреплял крышу, время от времени переговариваясь с женщиной, подававшей ему тростник, скорее всего, со своей женой.

Витор дождался, пока мужчина закончил свою работу и направился в дом по соседству, и потянул сестру к женщине, уже занятой перебиранием лангустов в большой плетеной корзине.

— Отличные лангусты! — одобрительно сказал он, приблизившись. — Можно у вас купить штучку на пробу?

Лицо женщины осветила улыбка.

— Мы сейчас не продаем рыбу, — сказала она, — но я с радостью подарю вам и вашей подружке вот этого лангуста.

С этими словами женщина протянула Аманде свой подарок.

— Это моя сестра, — объяснил Витор. — Спасибо вам за подарок.

Аманда завернула лангуста в свою нашейную косынку и приветливо сказала:

— Спасибо. Какая вы добрая и красивая! И какой замечательный поселок! Вы, кажется, занимаетесь ремонтом жилищ?

Женщина словоохотливо объяснила, что они прибыли в этот поселок недавно. Группа, рыбаков, которую возглавляет ее муж Рамиру Соарес, скоро выходит в море за уловом, но перед этим они собираются организовать праздник. Что-то вроде новоселья.

— Рамиру Соарес, — Витор наморщил лоб, точно хотел что-то вспомнить, — это такой высокий, красивый рыбак… Я его, кажется, недавно видел в поселке…

— Да, он красив, мой Рамиру, — с гордостью подтвердила женщина. — И наши дети пошли в него, сын и дочь. Если хотите, я приглашаю и вас на праздник.

Аманда подпрыгнула от радости.

— Я хочу! Я с удовольствием приду! Мы оба придем, правда, Витор?

— Конечно, конечно, — проговорил Витор. — Раз вы нас приглашаете, сеньора?..

— Сеньора Серена, — улыбнулась женщина. — Приходите, повеселитесь. Вы, конечно, из Форталезы?

Витор наклонил голову:

— Да-да, мы из Форталезы. Спасибо, сеньора Серена, мы сегодня же отужинаем вашим чудесным лангустом.

Обратной дорогой Витор был молчалив, как Аманда ни донимала его своей болтовней. Итак, рыбака зовут Рамиру Соарес. А девушка с мечтательными глазами — его дочь. Тот неотесанный юный грубиян — его сын… И какое они все имеют отношение к его матери, Летисии Веласкес?..

* * *
Перед тем как выйти в море, Самюэль решил переговорить с Рамиру начистоту. Он считал, что незачем перегружать их судно семейными проблемами и неурядицами.

Он предъявил Рамиру газету. Газету с фотографией уважаемых людей Форталезы, собравшихся на вечеринке в честь назначения Летисии Веласкес вице-президентом рыбоперерабатывающего предприятия.

— Ты знал, что она в городе? — ткнув пальцем в изображение Летисии, спросил он Рамиру.

— Да, — сказал Рамиру. — Я виделся с ней.

— Зачем? — чуть не взвыл Самюэль. — Что у вас общего?

— Общего? — Рамиру скорбно усмехнулся. — Та хижина, в которой мы с ней случайно встретились.

— А, так поэтому Серена ее подожгла? — высказал предположение Самюэль.

— Если бы она могла сжечь мою память, — махнул рукой Рамиру.

— Но, рыбак… у тебя жена… семья!

— Не говори об этом, — проговорил Рамиру с болью, — для меня нет ничего важнее моей жены и моих детей… Но что я могу поделать со своей памятью! Я не могу забыть Летисию. Что плохого я причиню Серене, если буду хранить свои воспоминания о днях, проведенных в хижине с Летисией! Прошлое имеет надо мной поистине магическую власть!

— Не хочу и слышать об этом, — заткнул уши пальцами Самюэль. — Серена — прекрасная, достойная женщина.

— Думаешь, я этого не знаю? — мрачно ответил Рамиру.

— Ты не должен больше встречаться с этой женщиной, — твердо проговорил Самюэль. — Не должен. Хорошо, ты весь полон воспоминаний! А она, Летисия? Неужели ты всерьез полагаешь, что и она, красавица из высшего общества, думает о бедном рыбаке? Неужели ты ей по-прежнему дорог?..

— Не знаю, — со вздохом произнес Рамиру. — Честное слово, не знаю, Самюэль.

* * *
Питанга, дочь Мануэлы, хозяйки бара, время от времени старалась бесплатно подкормить бездомную и безденежную Адреалину. Зато когда являлся Пессоа, Адреалина могла заказать себе еду не церемонясь.

— Ну что у тебя стряслось? — заметив на лице Пессоа растерянное выражение, покровительственным тоном спросила Адреалина.

— Моя мать узнала, что я бросил подготовительные курсы, и устроила мне сцену, — рад был пожаловаться Пессоа.

Адреалина насмешливо присвистнула. Ей казалось, что проблема приятеля не стоит и выеденного яйца. Человек должен учиться по своей воле, не учитывая желания родителей, — таково было ее искреннее и глубокое убеждение на сей счет.

— Да, но я не могу этого сделать, — сокрушенно молвил Пессоа.

— Чего ты не можешь?

— У меня нет своей воли, — объяснил Пессоа, — я еще не выбрал себе карьеру.

— Логично, — согласилась Адреалина.

— Я ищу себя, — принялся развивать свою мысль Пессоа, — возможно, я стану артистом! Или кем-нибудь еще!

— Послушай, — поморщившись от спазм в пустом желудке, сказала Адреалина, — пока ты еще не стал знаменитостью, которая вокруг себя ничего не замечает, закажи мне парочку омлетов, можно с сосисками, — милостиво добавила она.

Столь приземленная просьба подруги несколько обескуражила приготовившегося порассуждать на возвышенные темы Пессоа, но он подозвал Питангу и попросил ее принять заказ.

Пока Адреалина работала челюстями, Пессоа продолжал развивать свою идею:

— Еще я в себе ощущаю организаторскую жилку… У меня есть один друг в Сан-Паулу… Мы с ним могли бы на пару организовать в Форталезе кинофестиваль короткометражных фильмов! Надо только найти деньги…

— Слабо, — буркнула с полным ртом Адреалина.

— Что значит — слабо? — не понял Пессоа.

— Слабо — это слабо, — объяснила Адреалина. — Денег ты не найдешь. Деньги на дороге не валяются. Их надо заработать.

Мысль Пессоа приняла новое направление.

— Слушай, а почему бы нам с тобой не заняться продажей сока на пляже? — предложил он. — Сок в такую жару будет идти на ура. У нас отбоя не будет от покупателей.

На это здравомыслящая Адреалина заявила, что для того, чтобы продать сок, его как минимум сначала следует закупить, а чтобы закупить сотню литров сока, опять-таки нужны деньги.

— А мы их у кого-нибудь займем! — нашелся Пессоа. — Например, у Мануэлы. При хорошем обороте мы сумеем быстро отдать ей деньги.

— Ну что ж, — сказала лениво Адреалина, наконец отвалившись от стола и отдуваясь от непривычного чувства сытости. — Попробуй! Словом, финансовое обеспечение идеи — твоя печаль! А я буду вдохновлять отдыхающих на активное утоление жажды!

* * *
За ужином между Летисией и Витором завязалась ставшая уже доброй традицией перепалка.

Мать, проводившая львиную долю своего времени над изучением контрактов, договоров и финансовых отчетов, упрекала сына в том, что он не проявляет достаточного интереса к делу, предпочитая повесничать, где придется, и объезжать окрестности на катере, совершенно незаслуженно подаренном ее отпрыску дедом. Гаспар, чтобы примирить их, пододвинул поближе к спорящим блюдо с лангустом и сказал, что, по его мнению, эта изысканная пища заслуживает большего внимания.

— Спасибо, Гаспар, — немедленно отозвалась Аманда, — мне приятно это слышать, потому что я принесла этого лангуста.

— Вот как? — поинтересовался Гаспар, раскладывая еду по тарелкам. — Тебя привлекает ловля лангустов?

Аманда скорчила мину, показывающую, что ее такие вещи занимать не могут, и сообщила, что лангуста ей просто подарили в рыбацком поселке, куда они забрели с Витором.

При этих словах Гаспар и Летисия переглянулись, что не ускользнуло от внимания детей. Почувствовав, что эта тема матери и деду почему-то небезразлична, Аманда продолжала:

— Витор, ты не помнишь, как звали ту красивую сеньору, которая дала мне лангуста?

Витору явно не хотелось продолжать разговор о дарах океана и о рыбацком поселке, и он ответил, что не помнит.

— Ах да, — вспомнила Аманда. — ее звали Серена. Она сказала, что муж поймал лангустов не на продажу, а для себя. Она была так любезна.

Говоря все это, Аманда искоса наблюдала за матерью, отчего-то переменившейся в лице.

— А что вы делали в этом поселке, Аманда? — каким-то странным тоном спросил Гаспар.

Витор сделал страшные глаза, но Аманда проигнорировала это.

— Ничего, дедушка. Мы просто гуляли…

Летисия отбросила от себя салфетку.

— Я бы попросила вас обоих держаться от этих людей подальше, — строго проговорила она.

— Почему же, донна Летисия? — с видом искреннего удивления спросил Витор.

— Это люди не нашего круга.

— С каких пор сословные предрассудки стали волновать тебя, мама?..

Гаспар поднялся из-за стола и сделал знак дочери, чтобы она следовала за ним. Они поднялись в кабинет Гаспара, и Летисия плотно прикрыла дверь.

— Этот рыбак… — стараясь поймать взгляд дочери, проговорил Гаспар. — Ты его еще помнишь?

Летисия ушла от вопроса.

— Я смогу забыть его, — неопределенно сказала она. — Эта история была детской мечтой. А мне пора научиться жить в реальном мире.

Но Гаспар не собирался оставлять эту тему.

— Однако ты его еще не забыла, — констатировал он, — хотя прошло столько лет…

— Я должна забыть его, — упрямо повторила Летисия. — Рамиру счастлив с женщиной, которая его обожает. Он мне это сам сказал, отец.

В голосе Летисии прозвучала такая тоска, что Гаспар понял — предчувствие его не обмануло: эти двое виделись и пытались даже выяснить отношения.

— Может, тебе лучше уехать отсюда? — предложил он.

— Уехать? — подняла брови Летисия. — Ни в коем случае. Я не хочу еще раз почувствовать себя побежденной. Я смогу побороть свои чувства, отец. Смогу.

Гаспар с сомнением покачал головой:

— А сможешь ли ты стать счастливой, Летисия?

Летисия печально усмехнулась:

— Счастье — это не для меня. Я уже пыталась быть счастливой во время моего замужества.

Гаспар с жалостью посмотрел на дочь.

— Тогда было все иначе, дочка, не так ли? — сказал он. — Ведь ты не любила своего мужа.

Летисия даже не попыталась опровергнуть это утверждение. Конечно, она не любила своего мужа… Любовь! В жизни есть гораздо более важные вещи… например, ее новая должность. Ей действительно пора было перестать использовать отца и жить за его счет, пора было заняться делом. Проговорив все это, Летисия поднялась, давая отцу понять, что разговор окончен.

— Хорошо, что ты так думаешь, — не слишком уверенно произнес Гаспар, — если ты действительно так думаешь, а не пытаешься убедить себя в том, что тебе необходима работа.

— Ты мне не веришь? — слегка улыбнулась Летисия.

— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, — объяснил Гаспар.

* * *
Совместное проживание Франшику и Франсуа оказалось весьма приятным для первого и не слишком обременительным для второго.

Франшику взял на себя заботы о душевном состоянии Франсуа, развлекая его разговорами, сопровождая на прогулках и завлекая в номер хорошеньких, не слишком пекущихся о собственной нравственности девушек. Правда, сразу же обнаружился один неприятный нюанс.

Франшику никак не мог убедить этих девушек в своей единственности и неповторимости. Они все почему-то приписывали эти свойства Франсуа. Знакомства Франшику завязывал играючи, с легкостью виртуоза, но стоило привести девушку в номер — и ее внимание мгновенно переключалось на высокого, красивого, печального, романтичного Франсуа.

Это могло окончиться трагедией, скрежетал зубами Франшику.

Но тут ему на помощь пришел случай.

Они с Франсуа делали покупки в супермаркете, как вдруг двери распахнулись и в помещение взошла женщина, к которой сразу же со счастливой улыбкой устремился продавец. Она была красива, элегантна, и при виде ее Франсуа буквально остолбенел. Франшику заметил впечатление, произведенное этой сеньорой на его друга, и тут же решил прибегнуть к своему давнему хобби — к сводничеству, которое всегда было успешно. Тем более что эту сеньору сопровождал не кто иной, как его прежний знакомец Плиниу, подвизавшийся теперь, очевидно, водителем у богатой дамы.

Пока изящная дама делала покупки, Франшику справился у продавца о ее имени. Летисия Веласкес. Очень хорошо. Однако он упустил момент, когда Франсуа, пораженный красотой женщины, приблизился к ней и проговорил какую-то банальность, с помощью которой невозможно было завязать знакомство с такой величественной красавицей. Та что-то сдержанно ответила Франсуа. Судя по растерянности, нарисовавшейся на его лице, поставила его на место. И это еще больше распалило воображение Франсуа. Франшику даже не пришлось подливать масла в огонь — его друг обнаруживал все признаки влюбленности: плохой сон, скверный аппетит, нежелание работать над почти готовым проектом своего будущего жилища. Франшику пару дней помалкивал, выжидая, пока любовь не высушит его друга настолько, что давно облюбованные им «бермуды» Франсуа не станут сваливаться с его отощавших ног и не перейдут во владение Франшику, а затем завел разговор о красавице.

— Послушай, — сказал он Франсуа, — если я что-то понимаю в хвори, при которой обычно лишаются сна и аппетита, то могу я выдвинуть одно предположение?

— Можешь, — милостиво разрешил Франсуа, которому давно уже не терпелось поговорить о причине своего недуга.

— Ты влюбился в ту женщину, которую мы видели в супермаркете!

— Она не идет у меня из головы, — уныло признался Франсуа.

— Я могу тебя познакомить с ней, — важно произнес Франшику.

Франсуа с сомнением оглядел непрезентабельную фигуру своего приятеля.

— Каким образом? — на всякий случай спросил он.

— Я знаю того человека, который ее сопровождал, — раскрыл свои карты Франшику, — водителя! И через него я выйду на твою зазнобу. Дай только срок!

* * *
Кроме бизнеса у доктора Гаспара Веласкеса имелось еще одно страстное увлечение — футбол. Передав дела своей дочери, он теперь мог отдаться ему целиком. В тот момент, когда Франшику явился перед ним в сопровождении Плиниу, Гаспар находился на корте, переделанном в футбольное поле.

Франшику, сразу догадавшись о том, что Гаспар помешан на футболе, понял, что успех дела ему обеспечен.

Он представился старинным приятелем Плиниу и владельцем нескольких плантаций. Плиниу, который хорошо знал этого авантюриста, попытался внести некоторую ясность относительно плантаций, якобы принадлежащих Франшику, но тот мгновенно перевел разговор в иное русло. Кроме того, он, Франшику, великолепно играет в футбол. И он готов доказать свои слова делом: пусть только доктор Гаспар встанет на ворота… Завороженный его болтовней, Гаспар дал, как ребенок, отвести себя к воротам, и Франшику тут же, разогнавшись, забил ему гол. Теперь встал на ворота Франшику. Гаспар ударил по мячу, но Франшику, взлетев в воздух, как птица, перехватил его.

…Через несколько часов утомленный Франшику давал отчет Франсуа. Он все узнал, пока забивал мячи в ворота. Летисия Веласкес, интересующая Франсуа дама, вернула себе девичью фамилию после того, как овдовела. У нее двое детей. Она училась За границей. Знает три языка — английский, французский и немецкий. Сейчас она вице-президент и наследница огромной компании.

— Ну, ты времени даром не терял! — был вынужден признать Франсуа.

Франшику жестом дал понять, что ему не нужны комплименты. Итак, он подружился с отцом этой сеньоры. Он, Франшику, теперь лучший друг Гаспара Веласкеса. Так что дело выгорит. Он намерен в кратчайший срок женить Франсуа, ибо, пока Франсуа остается холостым, для него, Франшику, невозможно осуществить любовь ни с одной из женщин Форталезы. Итак, Франсуа может считать, что дело в шляпе. Для начала ему следует послать даме сердца цветы, роскошный букет, а дальше — пусть положится на него, Франшику. И он не подведет!

— По рукам? — закончил свой монолог Франшику.

— По рукам, — улыбаясь, произнес Франсуа.

Глава 6
На вопрос жены, с кем ему удалось договориться относительно продажи рыбы, Рамиру отвечал уклончиво: ему не хотелось волновать Серену именем Летисии. Но в тот же вечер все открылось.

Началось с того, что Кассиану, не постучавшись, вошел в комнату сестры и застал Асусену за рассматриванием фотографии Витора в газете, которую она выклянчила у Далилы. Кассиану, увидев эту самодовольную, ненавистную ему физиономию в газете, разбушевался. На шум прибежала Серена, и Кассиану, ткнув пальцем в снимок, стал объяснять матери, что его сестра грезит о сказочном принце, который сфотографирован в газете вместе с вице-президентом фирмы, с которой сегодня разговаривал отец. Мать, увидев на фотографии Летисию, все поняла и, переменившись в лице, выскочила из дому, о чем Кассиану не преминул поведать отцу, снова ткнув пальцем в злополучный снимок.

Рамиру отыскал жену на самой кромке залива.

— Какая же я дура, — пытаясь высвободиться из его объятий, рыдала Серена, — думала, что спалю эту хижину и ты будешь только мой! Я не в силах бороться с ней, Рамиру. Она может все. Она у тебя даже рыбу покупает. И тебе придется встречаться с ней, говорить… Скажи, кто из нас тебе нужен? Ну, признавайся, ведь ты ее любишь? Так ступай к ней и оставь меня в покое!

— Серена! Не говори так, умоляю тебя! — пробовал урезонить ее Рамиру.

— Ты женился на мне только потому, что она тебя бросила! — продолжала, вне себя от горя, Серена. — Ты остался со мной только потому, что ее не было поблизости. Вот и вся правда!

Рамиру повалил ее на песок и яростно зашептал:

— Ты говоришь ерунду! Ты знаешь, что я чувствую там, в море, когда думаю о тебе? У меня сердце готово выскочить из груди, стоит мне только вспомнить вкус твоих губ, запах твоих волос, тепло твоего тела! Ты — женщина, которую я люблю и всегда буду любить!..

* * *
Самюэль шел берегом моря в Форталезу к своему другу Кливеру.

Эстер еле отпустила его. Обычно такая здравомыслящая, она впадала в глубокое беспокойство каждый раз, когда Самюэль собирался в Форталезу. Уж сколько раз он объяснял ей, что идет вовсе не к Мануэле, а к ее отцу. Эстер эти объяснения не устраивали. То ли смутное чувство вины говорило в ней — она когда-то возглавила целую компанию женщин против Мануэлы, которая вынуждена была покинуть деревню, то ли она действительно ревновала, но всякий раз, стоило Самюэлю засобираться в Форталезу, Эстер становилась в позу. Не то чтобы она не верила своему мужу — этого быть не могло, но она явно нервничала.

Чем дальше Самюэль отходил от родного дома, тем больше им овладевали мысли, не имеющие ничего общего с Эстер. Сам океан начинал разговаривать с ним. В рокоте его волн слышалась старинная легенда о царе морских цыган, бороздившем со своей армадой эти необъятные просторы…

…Судно с шатром из китайского шелка шло впереди, указывая путь остальным кораблям, на которых плавали морские цыгане, потомки финикийцев. Это было еще до Рождества Христова. Морские цыгане были особенными людьми — добрыми, отважными, гордыми, они уважали закон. Но через какое-то время их стали преследовать, завидуя их богатству и могуществу, а еще позже — объявили вне закона. Многих тогда перебили в море, уничтожили вместе с семьями, отняли их суда, но те, которым удалось спастись, добрались до северного берега Бразилии и построили здесь свои хижины… И потомки их не знали уже, правда ли, что на свете когда-то существовали морские цыгане, бороздившие моря и океаны на своих судах, чьи жены по праздникам одевали одежды из мягкой, надушенной ткани, гордясь своей красотой. Все это ушло на дно океана, как Атлантида…

…Мысли Самюэля вернулись к только что расшифрованным им записям из судового дневника одного парусника, дневника, который он хранил в своем заветном сундучке. Вот что на этот раз ему удалось разобрать:

«…И вот когда ветер стал стихать и море успокоилось, мы заметили одинокий парусник… Подойдя к нему ближе, мы увидели лежавшего на борту человека. Был ли это раненый или убитый? Необходимо было подойти еще ближе, чтобы позаботиться о нем. Когда мы подошли совсем близко, то увидели, что этот человек жив…»

…Спустя полчаса Самюэль уже допрашивал Кливера. Обычно Бом Кливер, стоило с ним завести речь о паруснике, впадал в младенчество, и Самюэль никак не мог понять, то ли это уловка старого ворчуна, то ли действительно разговор о погибшем паруснике настолько травмирует его, что дает о себе знать некая защитная реакция памяти и как будто переводит в мозгу Кливера стрелку.

— Ну давай, Бом Кливер, давай, моряк! Постарайся вспомнить! Цитирую: «Сначала раненый взял меня за руку, посмотрел мне в глаза и сказал: «Тебя, должно быть, сам Бог послал, сынок!..» Что было дальше, Кливер?..

— Самюэль! — на пороге выросла Мануэла. — Тебя просто сам Бог послал! У меня в комнате девушка, ей стало плохо в баре… Ты же смыслишь немного в медицине, посмотри, что с ней!

— Поднять черный флаг! — немедленно выдал Бом Кливер. — На борту чума! Изолировать больных!

— Ну, понесло-поехало, — проговорила Мануэла. — Теперь его не остановить. Пойдем, Самюэль… Посмотри на нее. Я отправила Питангу за парнем этой девушки, может, он приведет свою сестру, она — врач…

Действительно, пока Самюэль приводил в чувство Адреалину, — а это была она, — Питанга привела запыхавшихся Пессоа и Оливию. Оливия сердечно поприветствовала Самюэля и, осмотрев Адреалину, сказала, что диагноз поставить нетрудно. Голод — самая распространенная в мире болезнь. С девушкой произошел обморок от недоедания. Пессоа с Оливией подняли Адреалину и повели к машине: они решили, что девушке следует пожить у них, чтобы вылечиться от своей болезни. После того как они удалились, Самюэль снова направился к Бому Кливеру, но старик продолжал кричать про чуму и про черный флаг, и Мануэла сказала, что больше от него ничего не добьешься.

— И вообще, — закончила Мануэла, — не приходи сюда, не осложняй мне жизнь…

Как только Самюэль ушел, Бом Кливер сказал совершенно нормальным голосом:

— Зря ты так, дочка. Самюэль не виноват в том, что с нами произошло, и ты это знаешь.

— Зато ты ничего толком не знаешь, старик, — загадочно возразила Мануэла.

* * *
Когда Летисия Веласкес сообщила Бонфиню, что она намерена скупить рыбу у Рамиру Соареса, тот изумленно поднял брови. Какой рыбы? Ведь, насколько ему известно, рыбаки еще не вышли в море и рыба преспокойно плавает в воде.

— Да, — спокойно подтвердила Летисия, — и тем не менее я хочу заключить с ним контракт.

— О каком количестве рыбы идет речь? — задал вопрос Бонфинь.

И этого Летисия не знала.

— Очень часто рыбаки привозят больше рыбы, чем мы в состоянии купить, — напомнил ей Бонфинь.

— Да, но в таком случае можно заполнить хранилище, а часть сразу продать, — нашлась Летисия.

Бонфинь подумал, что процветанию фирмы пришел конец.

— Мы не можем взять на себя такую ответственность, — проговорил он.

— Простите меня, но я хочу довести это дело до конца, — возразила Летисия. — Я сама переговорю с Рамиру Соаресом обо всех подробностях сделки. Я сейчас же попрошу Дави связаться с ним и пригласить Рамиру ко мне…

Бонфинь понял, что ему не удастся отговорить Летисию от этого глупого проекта, и сделал жест, что он, Бонфинь, умывает руки…

Снаряженный Летисией Дави немедленно отправился в поселок.

Рамиру, узнав о том, что Летисия желает еще раз переговорить с ним о будущем улове, смутился, и Самюэль, увидев смущение на его лице, предложил свою помощь: он сам отправится на верфь и поговорит с Летисией Веласкес. Ведь ясно, что со стороны Летисии это просто уловка — она хочет снова и снова видеть Рамиру. Ему, Самюэлю, все это не нравится. Ему кажется, что следует поискать другого покупателя на рыбу.

Рамиру согласился только с первой частью речи Самюэля. Да, пусть Самюэль поедет в город и встретится с Летисией, но отказываться от сделки с ней не стоит. Сделка выгодная, и они не должны отказываться от нее из-за каких-то личных мотивов. Самюэль скрепя сердце был вынужден с ним согласиться и хотел было уже отправиться в город, но тут вмешалась Серена.

Она считала, что, раз Рамиру начал это дело, он должен и довести его до конца. Пускай сам отправляется в город, она ничего не имеет против. В конце концов, речь идет о рыбе, только о рыбе, и не надо ничего преувеличивать. Сеньора Летисия намерена поговорить с ее мужем о деле, и отказать ей в этом Рамиру не имеет права. Заменив себя Самюэлем, он только обнаружит свою слабость. Убежденный ее доводами, Рамиру согласился с женой и отправился в город.

— Да ты с ума сошла! — набросилась на Серену Эстер, как только мужчины разошлись. — Ты сама подталкиваешь своего мужа к этой…

Серена покачала головой.

— Нет, Эстер, — твердо сказала она, — никуда я его не подталкиваю. Я только хочу, чтобы он делал то, что обязан делать. Я не хочу, чтобы Рамиру бегал от жизни, как перепуганный зверек. Я вышла замуж за настоящего мужчину, Эстер, и не собираюсь запирать его дома из страха, что он больше никогда не вернется ко мне. Пусть живет так, как ему на роду написано…

* * *
Жанаина открыла дверь на звонок, и глазам донны Изабел предстала исполненная драматических тонов картина: ее дети волокли в гостиную еле передвигавшую ноги оборванку, в которой она узнала приятельницу своего сына Пессоа. Подавив в себе естественный порыв жалости, Изабел суровым тоном осведомилась, что все это значит.

Адреалина подняла голову и, уставившись мутным взглядом на Изабел, вежливо произнесла:

— Как дела, сеньора? У меня так очень плохо.

— Что это значит? — повторила Изабел. — Вы что, намерены превратить мой дом в табор для хиппи?

— Нет, мама, просто эта девушка больна и ей необходим уход, — успокоила мать Оливия.

Но Изабел не желала успокаиваться:

— Прекрасно! Позвоните в больницу, а у нас здесь не приют!

— При чем тут больница? — возразила Оливия. — Эта девушка голодала. Ей необходимы внимание и питание, и она поправится. Это ненадолго, мамочка. Пойдем, Адреалина!

С этими словами Оливия и Пессоа поволокли девушку наверх, а Изабел застыла в позе мученицы с воздетыми руками, и неизвестно, как долго продержалась бы она в этой позе, если бы не возвратился домой Бонфинь. Его появление вдохнуло жизнь в эту застывшую Ниобею, которая, ожив, принялась за повествование о том, как дети хотели загнать ее прежде времени в могилу, для чего они приволокли в дом неизвестную хиппи, про которую невозможно даже понять, совершеннолетняя ли она. А вдруг она сбежала из дома! Ее, Изабел, могут обвинить в похищении ребенка.

Бонфинь прервал жалобные восклицания жены сообщением, что ему сейчас не до проделок его детей. У него и без того голова идет крутом. На заводе происходит непонятно что.

— Значит, госпожа Летисия вступила на престол и собирается выгнать тебя на улицу? — перескочила на создание новой драмы Изабел. — Я тебя предупреждала! Я была уверена, что так и будет!

— Ничего подобного, — возразил Бонфинь, — просто Летисия заключила сделку, которая кажется мне сомнительной.

— Что за сделка? — заинтересовалась Изабел.

— Она скупила всю рыбу у Рамиру Соареса… рыбу, которая еще в море.

Эта новость доставила такое удовольствие Изабел, что она тут же напрочь позабыла об Адреалине.

— Я так и знала! — торжественно сказала она. — Не успела появиться в городе, как сразу снюхалась с рыбаком. И теперь готова всю компанию ради него пустить по ветру. Иди к себе, Бонфинь!

Отправив опечаленного мужа в его комнату, Изабел принялась набирать номер репортера Фреда Ассунсона, с которым была дружна.

Изабел давно обещала снабжать Фреда интересными светскими сплетнями и теперь собиралась выполнить свое обещание.

* * *
Пока Франсуа вел захватывающе интересный разговор с подрядчиком, Франшику беседовал с Плиниу о том, что ему удалось сделать за эти дни.

Речь шла об игроках будущей футбольной команды, но Франсуа, как будто решалось не его будущее, продолжал озабоченно обсуждать с подрядчиком по телефону все детали строительства дома:

— Железо вы можете поставлять частями… И оплетку для колонн тоже… Если не пришлете оплетку, что мне делать с железом? А щебень у вас есть? Я хочу, чтобы вы все стройматериалы поставили в срок. Хорошо, на следующей неделе…

Франшику, потеряв терпение, вырвал у него из рук трубку:

— Стройматериалами займусь я, а ты ступай с Плиниу. Познакомишься с игроками. Они сделают тебе голевую передачу, выложат мяч тебе на ногу… И попробуй только его не забить! Я лично буду тебя тренировать.

— Ну если ты лично, — развел руками Франсуа, — тогда успех гарантирован… Тогда все в порядке!..

* * *
Асусене еще никогда не приходилось лгать матери и кому-либо из домашних, но сейчас, отпросившись у нее якобы на день рождения Питанги и сунув в карман подарок для подруги — браслет из плетеных ниток, который торжественно вручила ей ничего не подозревавшая Серена, она не почувствовала и тени раскаяния.

Все ее чувства затмевало одно — желание увидеть Витора. Далила, которая решительно отказалась сопровождать подругу, но все-таки своим присутствием сейчас как бы покрывала ее обман, просто диву давалась: еще недавно Асусена вздрагивала при имени Витора и бежала, завидев его, а теперь, когда Аманда заехала за ней, торопится на свидание, которое неизвестно чем кончится. Но она видела, что отговорить Асусену от этого опасного предприятия не удастся.

Далила проводила девушек до машины и на прощание проговорила:

— Голову не теряй!

…Витор радостно встретил сестру и Асусену в дверях своего дома. Лицо его светилось таким восторгом, что Аманда подумала: «Нет, наверное, он и в самом деле влюбился в Асусену». Роль покровительницы двух влюбленных была ей явно по душе. В комнате Аманды Асусена переоделась в купальник подруги, слишком открытый, по ее мнению, но в нем она выглядела как принцесса.

Асусена сразу догадалась, что кроме них троих в доме никого не было, но это не пугало ее — ведь рядом была Аманда. Но когда Витор под предлогом того, что Аманда должна забрать из химчистки платье матери, спровадил сестру, Асусена ощутила себя неловко.

— А может, я схожу за платьем вместе с Амандой? — предложила она.

— Не волнуйся, Аманда скоро вернется, — заверил ее Витор. — Я посижу с тобой, чтобы ты не скучала. Угощайся, эти пирожные — коронное блюдо Нейде, нашей домоуправительницы. А потом мы с тобой поплаваем в бассейне, согласна?

Асусене не оставалось ничего другого, как выразить свое согласие…

* * *
Направляясь в Форталезу, Рамиру не был уверен в том, что Летисия желает обсудить с ним кое-какие деловые вопросы, и поэтому ее предложение перенести их встречу из стен кабинета, к которому она еще не привыкла, в ресторан не застало его врасплох. И все же он не хотел истолковывать его превратно. Возможно, это просто учтивость неофита, действительно не привыкшего обсуждать дела в официальной обстановке, или обходительность деловой, светской дамы, желающей угодить своему партнеру и обсудить с ним важные вопросы в атмосфере непринужденности. Поэтому он не колеблясь принял предложение Летисии.

Когда им принесли водку, Летисия заверила Рамиру, что она не собирается отступать от ранее принятого решения и считает — они уже обо всем договорились.

— Вот как? — недоуменно произнес Рамиру. — Если все в порядке, зачем было тогда сюда приходить?

На это Летисия возразила, что им обоим еще не приходилось где-нибудь ужинать вместе и ей захотелось восполнить это упущение.

— Неужели нам, кроме как о делах, больше не о чем поговорить, — сказала она, и Рамиру понял, что подозрение его не было напрасным.

Это отнюдь не деловая встреча. Летисия задумала провести вечер воспоминаний. Но ему не хотелось принимать участие в этом мероприятии.

— О чем? — сдержанно спросил он. — Мы с тобой живем в разных мирах.

— Ты говоришь так, словно у нас с тобой ничего не было, — ласково упрекнула его Летисия. — А наше прошлое, как с ним быть?

— Что было, то прошло, Летисия, — отозвался Рамиру. — И мы оба изменились.

— Значит, ты все забыл? — понизив голос, сказала Летисия. — Все забыл?

— Есть вещи, которые должны оставаться в прошлом, — уклончиво возразил Рамиру.

Летисия вспыхнула:

— Нет, ты ничего не забыл! Ты просто не хочешь в этом признаться! Мы оба ничего не забыли — и знаешь почему? Потому что это были радостные, самые счастливые недели в нашей жизни, в твоей и моей!

Рамиру криво усмехнулся.

— Но теперь у меня семья, — упрямо напомнил он, — жена, дети.

— Как ты думаешь, — словно не слыша его, продолжала Летисия, — многим ли людям на земле дано пережить то, что было у нас с тобой в той хижине? Многие ли из них чувствовали то, что мы чувствовали тогда, Рамиру?

Рамиру покачал головой как бы в такт каким-то своим мыслям и, поднявшись из-за стола, сказал:

— Думаю, нам лучше прекратить этот разговор. Если ты действительно желаешь купить у нас рыбу, я пришлю Самюэля и вы с ним обговорите все детали…

Глава 7
Великодушно разрешив Адреалине пожить некоторое время у себя в доме, Изабел была вправе рассчитывать на некоторую благодарность девушки, но не тут-то было.

Адреалина в любой ситуации чувствовала себя совершенно непринужденно. Она и не думала хоть немного изменить манеру поведения и не собиралась быть тише воды, ниже травы.

С первого же часа своего внедрения в особняк она повела себя так, точно он был ее родным домом: отдавала приказания прислуге, ложилась спать, когда желала, и поднималась, когда хотела, а главное, полностью поработила Пессоа, относящегося с восторгом ко всем ее выходкам.

Доконало Изабел требование Адреалины немедленно принести ей апельсиновый сок, обращенное к прислуге, но как бы не услышанное Жанаиной, подыгрывающей своей хозяйке и не желавшей подчиняться девушке.

Адреалина ворвалась в гостиную и дерзко вмешалась в разговор, который Изабел вела по телефону с Фредом.

— Ну что, мамаша, — нагло обратилась к ней Адреалина, — дождусь я своего сока или нет?

— Иди в свою комнату, милая, — отмахнулась от нее Изабел, — твой сок наверняка ждет тебя там.

— Как же! — ответствовала Адреалина. — Да эта служанка пошла, наверное, только апельсины сажать для него! Уже час дожидаюсь, и все напрасно.

Туг уж Изабел взорвалась. Прикрыв трубку ладонью, она завопила:

— А ну проваливай отсюда! То ей сок подавай, то еще чего! Нечего из меня дуру делать, выметайся отсюда ко всем чертям!

— Ну и ну! — удивилась Адреалина. — Точно с цепи сорвалась! — и, пожав плечами, отправилась по адресу, указанному ей сеньорой, то есть ко всем чертям.

Когда явился Пессоа, он застал только один беспорядок в комнате, где недавно проживала его подружка, и, осведомившись о ней у Жанаины, получил ответ, что сеньора Изабел выставила девушку из дома.

Пессоа ворвался к матери в ту минуту, когда она продолжала упоительную беседу с Фредом, но уже с глазу на глаз. Изабел рассказывала ему скандальную историю любви Летисии Веласкес с рыбаком, которая, как выяснилось, имеет продолжение, но Пессоа не дал ей возможности продолжать.

— Чудесно, сеньор журналист, — обратился он к Фреду, как только мать представила их друг другу — сделайте мне одолжение: напишите в своей газете о том, как сеньора Изабел выставила из дома несчастную, одинокую девушку, — это она-то, которая всегда хвалилась своей добротой и состраданием к людям! Так и напишите! А я пошел за Адреалиной!..

— Ну надо же! — вслед ему несколько растерянно произнесла Изабел. — Он такой непосредственный. Просто обожаю эту молодежь! Обожаю?.. Так ты напишешь в своей газете о рыбаке и Летисии?.. Это же будет гвоздь сезона! Это сенсация!

— Да, дорогая, — произнес Фред. — Возможно. Но сегодня мне хочется написать другую, оч-чень интересную историю… Читай субботнее приложение и все узнаешь!..

* * *
Оставшись наедине с Асусеной, Витор принялся обхаживать девушку сообразно всем уже испытанным им в жизни рецептам.

Он говорил ей самые изощренные комплименты, которые легко сходили с его языка в минуту любовного вдохновения.

…Асусена плавает в воде, как рыбка, золотистая рыбка. У нее необыкновенно красивая, светящаяся кожа. И губы, как лепестки роз, — произнося эту банальность, он невольно поморщился… В глазах Асусены заключена вековечная тайна женщины, которую можно сравнить лишь с загадкой Вселенной. Асусена слегка улыбнулась, ей был приятен масштаб, в пределах которого с языка Витора полетели сравнения.

…Волосы у нее мягкие, как волна, как морская пена, а в глубине зрачков плавают звезды, каждая величиной с крупный алмаз

Звезды — это было замечательно, но Асусену начало беспокоить долгое отсутствие Аманды, и она пролепетала, что ей пора домой, и отправилась переодеваться… Не успела Асусена снять с себя бикини и натянуть сарафан, как Витор проскользнул в комнату Аманды, где она переодевалась, и набросился на нее с поцелуями. Испуганная девушка стала вырываться из его объятий, и в эту восхитительную для Витора минуту, когда он уговаривал Асусену не бояться и довериться ему, дверь в комнату открылась и на пороге показалась мать.

Летисия набросилась на Витора с упреками и требованиями объяснить, почему эта девушка, почти ребенок, плачет? Витор угрюмо отвечал, что ничем не обидел этого ребенка, он только поцеловал ее разок, а она испугалась. Это подруга Аманды, она живет в поселке, и он сейчас намерен отвезти ее домой.

…Предвкушая неприятное объяснение с матерью по возвращении, Витор посадил все еще ронявшую слезы Асусену в машину и помчал ее в направлении поселка, продолжая ласково ее увещевать. Но посреди пути дорогу им преградила знакомая фигура… Витор затормозил, и Кассиану тут же набросился на него с кулаками. Асусена вцепилась в брата, крича, что Витор ничего дурного ей не сделал, и тогда Кассиану переключился на нее, отпустив Витора, который немедленно уехал.

— Ты сказала, что идешь на день рождения к Питанге! — кричал он. — Ты нас всех обманула!

— Но, Кассиану, он правда мне ничего плохого не сделал! Умоляю тебя, не выдавай меня маме и отцу… А я больше никогда не буду встречаться с Витором!

Произнося эти слова, Асусена была совершенно искренна. Витор так напугал ее своими поцелуями, что в эту минуту она действительно думала: никто на свете не заставит ее снова увидеться с ним. Ей и в голову не приходило, как мало она теперь может полагаться на свое собственное сердце, в которое проник сладкий яд любви…

* * *
Дома Витора ожидала предвиденная им нахлобучка от матери. К тому же он вернулся с синяком под глазом, который успел поставить ему Кассиану, и выволочка приняла поистине угрожающие размеры. Летисия была вне себя от возмущения, и ее не могла удержать даже вернувшаяся из «химчистки» Аманда, тут же вставшая на сторону брата.

— Не стоит, Аманда, — отверг защиту сестры Витор. — Если сеньора Летисия вбила себе в голову, что священные покои нашей семьи осквернены прелюбодеянием, тут ничего не сделаешь!

— Смени этот тон, Витор, — все больше заводилась Летисия, — я требую, чтобы ты отнесся к нашему разговору серьезно.

— А я и говорю серьезно, — отвечал Витор, — на хорошем литературном языке… Я ничего плохого не сделал Асусене, а ее брат набросился на меня как зверь. Асусену держат дома взаперти, как благородную девицу…

— Значит, она из хорошей, порядочной семьи, — подхватила Летисия, — и ее спасло то, что я вовремя пришла!

— Что за глупости ты говоришь! — воскликнула Аманда. — Что, по-твоему, Витор собирался ей сделать?

— Молчи! — топнула ногой Летисия. — Ты тоже виновата! Ты помогла брату заманить девушку в наш дом! Мне стыдно за вас обоих. Мне стыдно перед этой порядочной девушкой!

Туг Витор дал волю своему красноречию. Честное слово, это все в высшей степени странно! Сперва донна Летисия запретила им с сестрой ходить к рыбакам, мотивируя это тем, что они — люди из другого круга, и вдруг они превратились в порядочных, достойных людей, что наводит на мысль: общение с рыбаками для Веласкесов не так уж и пагубно. Что-то тут не так. Что-то за этим кроется…

Летисия прервала этот тягостный разговор, заявив, что она намерена обо всем рассказать Гаспару. Витор расхохотался и заявил, что у дедушки, по крайней мере, он рассчитывает найти понимание. Дедушка никогда не был ханжой, как некоторые. На этой не слишком радостной для всех присутствующих ноте разговор окончился.

* * *
В это самое время Асусена исповедовалась перед Далилой.

Она теперь горько раскаивалась в том, что согласилась принять приглашение брата и сестры Веласкесов. Это была самая большая глупость в ее жизни. Витор приехал из Рио-де-Жанейро, он, наверное, думает, что так и нужно обращаться с девушками… Но, может, она и сама в чем-то виновата, сама подала повод к такому его безрассудному поведению?..

— Ну вот еще! — воскликнула Далила. — Уж не собираешься ли ты его защищать?

— Да нет, конечно, нет! — не слишком уверенно возразила Асусена. — Я только думаю, что, может, все преувеличиваю? Надо было просто вести себя иначе…

Далила всплеснула руками. Теперь она уже ничего не понимает. Значит, Витор — ангел во плоти, которого ее подруга пыталась соблазнить. Нет, неспроста ей теперь хочется взять вину на себя, нет, неспроста!

— Ты права, Далила, — сраженная ее уверенным тоном, пролепетала Асусена, — это было ужасно… Нет, я больше и слышать не желаю о Виторе. Я и думать не буду о нем, как обещала Кассиану.

— Тебе повезло, — несколько смягчившись, заметила Далила, — что твой брат согласился ничего не рассказывать твоим родителям… Этот парень не для тебя.

— Да, — вздохнула Асусена.

— И тебе надо Бога молить, чтобы появился кто-то другой, кто бы любил тебя, хотел бы на тебе жениться, и чтобы это была настоящая любовь.

— Да, — покорно молвила Асусена. — Но ты думаешь, что такой человек существует?..

— Конечно! — воскликнула Далила. — Конечно, существует! Он обязательно появится, и он будет достоин твоей любви…

* * *
В баре у Мануэлы Франшику обычно назначал встречу своей команде: оттуда они все, во главе с «бомбардиром» Франсуа направлялись на футбольное поле тренироваться.

Но Франшику являлся намного раньше часа назначенной встречи и, заказав себе пиво, усаживался на веранде и подолгу смотрел на верфь, точно силился что-то вспомнить. Обычное оживление в эти минуты покидало Франшику. Если бы Франсуа в это время смог увидеть своего приятеля, он, безусловно, был бы поражен его сосредоточенным и даже скорбным видом, точно эта верфь наводила его на какие то грустные воспоминания. Иногда у него даже появлялись слезы на глазах. Как-то раз Питанга, протиравшая столы, заметила это.

— Ты плакал?

Франшику вздрогнул, отвернулся.

— Франшику плакал? Боже праведный! Да ты просто меня не знаешь, маленькая принцесса!

Подошла Мануэла и предложила Франшику жареных креветок и рыбы.

— О нет, я не хочу ничего морского! — скривившись, точно ему предложили змею, сказал Франшику.

— Да ведь у меня бар на берегу моря, — возразила Мануэла.

— Хорошо, хорошо, просто я не ем ничего, что дает человеку море, — объяснил Франшику.

— Странно, — присматриваясь к нему, произнесла Мануэла. — А вообще — что тебе нужно в Форталезе?..

Франшику открыл было рот, чтобы, по обыкновению, отшутиться, но появление старика Бом Кливера лишило его необходимости что-то объяснять.

Старик вылез на «палубу», то есть на веранду, в своей длинной рубахе и с подзорной трубой в руках, при виде которой Франшику вдруг изменился в лице… Приставив трубу к глазу, Бом Кливер завопил:

— Поднять бом-кливер! Всем на правый борт! Ветер с левого борта! Подтянуть канаты!

— Что это с ним? — спросил Франшику, не сводя глаз с подзорной трубы, имевшей весьма древний вид.

— Отец иногда бывает очень странный, — туманно объяснила Мануэла.

— Человек за бортом! — продолжал надрываться Кливер. — Шлюпки на воду!

Тут его взгляд упал на Франшику, уставившегося на подзорную трубу. Бом Кливер несколько секунд смотрел на него, потом, точно охваченный неясными ему подозрениями, спрятал трубу за пазуху.

Франшику приблизился к нему и спросил:

— Зачем вы спрятали трубу? Позвольте мне на нее взглянуть!

Некоторое время они пристально смотрели друг другу в глаза, но вот Бом Кливер, как бы очнувшись, попытался уйти в комнату. Франшику удержал его за рукав.

— Спокойно! Я только хотел взглянуть на подзорную трубу! Где вы ее откопали?

Видно было, что этот вопрос привел старика в замешательство, которое он попытался скрыть… Бом Кливер снова обратил полубезумное лицо к морю и заголосил!

— Шлюпки на воду! Человек за бортом!

* * *
Пессоа разыскал Адреалину возле старых лодок на берегу залива.

Увидев его, Адреалина прищурилась.

— Твоя мамочка, это ангельское создание, выперла меня из дома, — сообщила она Пессоа.

Но тот торжественным голосом, как гонец, присланный с помилованием к приговоренному к казни, уже положившему голову на плаху, ответил:

— Моя мамочка, это дивное, смиренное создание, осознала свою ошибку после небольшой моей с ней беседы и разрешила тебе пожить у нас столько, сколько тебе заблагорассудится!

— Ни за что на свете, — ответствовала Адреалина, — даже за бесплатную поездку в Непал и за обучение трансцендентальной медитации я не соглашусь вернуться к вам!

— Но Адреалина, — вкрадчиво сказал Пессоа, — подумай… как чудесно жить дома, в семье…

— В семье! — с видом крайнего испуга возразила Адреалина. — Семья — это прививка, которую делают в детстве, но след от нее остается на всю жизнь. Нет, Пессоа, нет! Ни за какие блага на свете!..

Пессоа с решительным видом стащил с себя футболку и, постелив ее возле лодок, растянулся на песке рядом с Адреалиной.

— Хорошо! Тогда я остаюсь с тобой навеки! Из этих лодок мы соорудим себе дом и будем жить, как два Робинзона.

— Только не говори, что я должна буду тебя кормить, — недоверчиво покосившись на него, проговорила Адреалина.

* * *
Гаспар Веласкес обожал своего внука, хотя Витор попортил ему немало крови своими проделками. Он всегда держал сторону Витора в его объяснениях с матерью. Но когда Летисия рассказала ему, что Витор пытался в его собственном, Гаспара, доме, соблазнить юную девушку, Гаспар принял это сообщение близко к сердцу.

Он всегда считал, что цинизм Витора — напускной, что он лишь крайняя форма некоего юношеского максимализма. Но в последнее время Гаспару стало казаться, что маска Витора все больше срастается с его кожей, и это становилось опасным.

Обычно дед и внук находили общий язык, но сейчас, заговорив с Витором о его последней выходке, Гаспар почувствовал, что натолкнулся на невидимую стену.

— В чем дело? — изобразил непонимание Витор, когда дед заговорил с ним о девушке. — Стоит ли поднимать шум из-за пары поцелуев!

— Послушай, — проговорил Гаспар, — я всегда по отношению к тебе проявлял терпимость и теперь жалею об этом. Дело не в поцелуях, а в том, что ты начинаешь проявлять все больше и больше безответственности. Видимо, тебе нужны ежовые рукавицы.

— Это ты говоришь мне о безответственности? — изумленно спросил Витор. — Ты, который только и озабочен тем, как бы повеселее провести время?!

Гаспар вспыхнул. Он заявил, что внук не имеет права сравнивать его с собой. В возрасте Витора он не бездельничал, а продавал сладости на трамвайной остановке. Ему пришлось делать уроки при свете уличного фонаря, потому что у него не было денег на свечку. Он все время пытался обмануть чувство голода, которое терзало его. Витор и понятия не имеет о том, как жилось его деду в молодости.

Витор, зевая, выслушал всю эту тираду.

— Ив конце концов, ты обязан уважать мой дом, — уверенно заключил дед.

— Твой дом, — повторил Витор и поднял палец. — Твой дом, хорошо сказано! Донна Летисия здорово промыла тебе мозги!.. А я не намерен это терпеть. Не допущу, чтобы со мной обращались как с ребенком. Ты меня понял?..

И, не обращая больше внимания на деда, Витор отправился собирать чемоданы…

* * *
Оливия чувствовала, что в последнее время душевный покой и равновесие покинули ее, и сама не могла понять, в чем тут дело.

Она привыкла с уважением относиться к своему жениху и не могла упрекнуть его в бесчестном поведении по отношению к ней, по крайней мере, предъявить Дави какие-то серьезные обвинения, но то, что он изо всех сил пытается сдружить ее с Витором, смущало Оливию. Это походило на сводничество. Витор с какой-то неведомой ей целью норовил втереться к ней в доверие, но в его манерах было что-то оскорбительное, что не позволяло думать о том, что он жаждет с ней только дружеских отношений.

Но Дави как будто не замечал этого. Он старательно не замечал, что Оливии неприятны их совместные с Витором посещения ресторанов, что Витор то и дело обращается к ней с какими-то двусмысленными намеками. Оливия старалась не допускать и мысли о том, что Дави использует ее в целях своей карьеры, но поведение жениха все больше настораживало ее.

Бонфиню, который попытался разговорить свою слишком сдержанную, не склонную к душевным излияниям дочь, она сказала, что, по ее мнению, у нее с Дави ничего не получится. И вместе с тем она не знает, каким образом расторгнуть помолвку. Ведь она не уверена, что любит Дави. Возможно, это только привычка. Более того, у нее нет уверенности, что и Дави любит ее. Временами он прислушивается к ней, помогает, когда бывает трудно в больнице… Ведь это он, Дави, повлиял на доктора Гаспара, чтобы тот приобрел для больницы рентгеновский аппарат. И вообще у него много хороших черт… Но после того как он связался с Витором… У него слабый характер, и ей кажется, что Витор плохо влияет на Дави.

— Не забывай, что твой жених из простой семьи, — напомнил Оливии отец. — Он быстро взлетел вверх по служебной лестнице… Он много работал… И конечно, ему хочется угодить Гаспару, потому он и нянчится с Витором… Дело не в нем, а в тебе. Ты должна определиться в своем к нему отношении. Любишь ли ты Дави?

— Не знаю, способна ли я испытывать такие чувства, — уклончиво ответила Оливия. — Мне кажется, я слишком люблю свою работу и она поглощает все мои душевные силы.

— Знаешь, что мне иногда кажется? — подумав, сказал Бонфинь. — Что ты встречаешься с Дави только потому, что боишься влюбиться по-настоящему. Ты им как будто заслоняешься от жизни. И сердишься на него оттого, что он не слишком хорошая защита. Ну как тебе мой диагноз?..

— Не знаю, папа, — задумчиво произнесла Оливия. — Но я подумаю над твоими словами.

* * *
Когда Плиниу сообщил Летисии, что ее сын поехал в аэропорт, чтобы улететь в Рио-де-Жанейро, она бросилась к Гаспару, умоляя его отправиться следом за Витором и привезти его обратно.

— Я не поеду за Витором, Летисия, — отрезал Гаспар.

— Но почему, папа? — воскликнула Летисия. — Он будет один-одинешенек в Рио! Ты представляешь, что он там может натворить?!

Гаспар представлял. Он уже знал, что происходит, если Витору предоставить полную свободу. И тем не менее он стоял на своем:

— Пусть учится жить собственной головой. Пускай понаставит себе шишек, тогда поймет, что его личные интересы — не самое главное в жизни. Ты слишком его опекаешь. Может, именно это и испортило моего внука.

— Ему плохо, папа, — чуть не плакала Летисия. — Он чувствует себя заброшенным!

— С крупнейшим счетом в банке и с одной из лучших кредитных карточек в мире никто не чувствует себя заброшенным, — изрек Гаспар. — А я не позволю Витору вносить раскол в нашу семью, ему это прежде всегда хорошо удавалось. Прошу тебя, будь сильной, иначе твой сын не станет настоящим человеком…

* * *
…В то время, когда происходил этот разговор, Витор уже поднимался по трапу в самолет.

Он шел сгорбившись, неуверенно, точно каждая ступенька давалась ему с колоссальным трудом, а чемоданы в руках были неподъемными.

Перед тем как войти в самолет, он оглянулся, и лицо его выразило растерянность. Он снова обвел глазами летное поле, как будто рассчитывал, что в самую последнюю минуту появятся мать или дед и остановят его. Но на летном поле никого, кроме пассажиров, спешащих на другой лайнер, не было.

Тяжело вздохнув, Витор отдал свой билет улыбающейся стюардессе и вошел в самолет.

Глава 10
Бонфинь летел в Рио со странным поручением — передать чек на крупную сумму некой певичке из бара. Он привык к ночным похождениям Гаспара и к его частым увлечениям, но в этом случае он не мог удержаться от упрека: его семья рушится на глазах, а он занимается пустяками, гонит самолет в такую даль только затем, чтобы передать привет и благодарность малознакомой женщине. Но Гаспар оставался неисправимым оптимистом.

— С моей семьей все в порядке! — бодро заявил он. — Есть кое-какие отклонения от курса, но скоро я все улажу и верну Витора домой. Ты слишком мрачно настроен, приятель. Мне лично кажется, что мир прекрасен!

Бонфинь с удивлением взглянул на него. Гаспар казался необыкновенно оживленным, сияющим и счастливым. Уж не влюбился ли он? Бонфинь невольно позавидовал шефу: он еще способен влюбляться, а значит, и радоваться жизни. От себя он давно не ждал ничего подобного.

Тем более ему интересно было взглянуть на женщину, которая вызвала у легкомысленного, избалованного прекрасным полом Гаспара подобные чувства. Бар поразил его своим убожеством. Но когда между столиками появилась певица, он невольно обратил на нее внимание. Она оказалась молодой и очень привлекательной. И в этой дешевой забегаловке выглядела посторонней. Посетители явно не могли оценить ее простых, грустных песен. Им нужно было что-нибудь громкое, бесшабашное и веселое.

Бонфинь послал певице записку. Он думал, что она сгорает от любопытства, но Эстела даже не взглянула в его сторону и не подошла к его столику. Озадаченный, Бонфинь отправился после выступления к ней в уборную. Там негде было присесть, и он вынужден был говорить с ней стоя. Эстела встретила его не очень приветливо:

— Ты, наверное, импресарио. Пришел предложить мне контракт на миллион. Только для этого нужно сходить с тобой в отель и подписать его…

Бонфинь по ее рассерженному виду догадался, что его собираются выставить, и поспешил заверить, что пришел совсем по другому поводу:

— Меня прислал мой патрон, которого вы приютили у себя вчера. Он так тронут, так благодарен вам за дружеское участие. Я специально прилетел из Форталезы, чтобы выразить вам…

— А что тут особенного? — удивилась Эстела. — Он был без гроша в кармане, ему негде было ночевать. Так это правда — он миллионер? А я думала, он заливает, и смеялась над ним.

Бонфинь с удовольствием подтвердил, что Гаспар Веласкес — владелец фирмы и нескольких магазинов. Эстела расхохоталась: она ведь дала ему денег на автобус до Форталезы. Бонфиню она все больше нравилась. Он понял причину ее нелюбезности при встрече. Этой женщине живется очень нелегко и каждый день приходится отбивать атаки мужчин, для которых певица из бара — всего лишь легкая добыча. Тем более ей кстати придется чек Гаспара.

Еще раз напомнив Эстеле, какое благоприятное впечатление произвела она на доктора Веласкеса, как он преисполнен благодарности и спешит вернуть долг, Бонфинь вручил ей чек. Но глаза Эстелы не вспыхнули радостным огоньком. Она равнодушно приняла чек, а увидев сумму, почему-то расстроилась и в сердцах высказала Бонфиню все, что думала о его шефе.

— Странно, он показался мне очень симпатичным человеком. Значит, я ошиблась. Ваш патрон такой толстокожий и не понимает, что за дружескую помощь, человеческое участие нельзя платить деньги. Не все же можно купить. Он просто не заслуживает дружбы, сеньор Бонфинь.

И Эстела порвала чек на мелкие кусочки. Бонфинь был изумлен. Он ожидал чего угодно, только не этой отповеди. В чем-то она была права, эта женщина. Гаспар любил оказывать благодеяния, но, как видно, далеко не всем милостыня и подачка в радость. Теперь он понимал, почему сеньора Веласкеса так «зацепила» Эстела. Это была очень неординарная женщина, гордая и независимая. Как она щелкнула по носу могущественного и неотразимого Гаспара!

* * *
Франшику недолго искал предлог, чтобы вернуться в деревню. И вскоре ему в голову пришла замечательная идея. Он мог бы даже открыть лавочку и продавать свои идеи очень недорого, если бы нашлись покупатели. Но пока приходилось оставлять их себе. Тем более что он хотел преподнести приятный сюрприз этим добрым женщинам, выручившим их с Плиниу из беды.

Только он собрался в дорогу, как Франсуа понадобилась машина и он потребовал ключи. Франшику долго кричал и возмущался, но ключи пришлось вернуть. Правда, он нашел способ тут же отомстить неблагодарному другу. На днях Плиниу ему поведал по большому секрету, что сеньора Летисия смолоду была влюблена в одного рыбака и, похоже, эта страсть до сих пор не угасла. Так что вряд ли у Франсуа что-нибудь получится, раз сердце Летисии давно занято.

Франшику в это не поверил: ну куда какому-то простому рыбаку тягаться с образованным красавцем Франсуа! Но тем не менее эти вздорные слухи передал своему другу. Франсуа поморщился в знак того, что терпеть не может сплетен, но тем не менее внимательно выслушал и очень расстроился. Вот тебе, вот тебе, ехидно подумал про себя Франшику.

Ему так хотелось в деревню, так не терпелось вновь увидеть свою принцессу, что он отправился бы и пешком, но нашлись другие колеса. Франшику взял у Плиниу велосипед и покатил, прихватив с собой кое-какой инструмент. Вначале даже любовался дюнами и чудными видами на берегу, но вскоре мозг его словно расплавился от жары, в глазах поплыли разноцветные искры. В деревню он вкатил почти в полуобморочном состоянии и бессильно растянулся в тени, чтобы немного прийти в себя. Очнулся Франшику, когда над ним склонились знакомые лица.

— Похоже, ему стало дурно, бедняге. Надо же, в такую жару на велосипеде! — причитала Эстер.

А вот появилась и его принцесса с кувшином воды. Франшику сразу же стало лучше, туман в глазах рассеялся, словно она напоила его живой водой. Некогда ему разлеживаться, ведь он с добрым делом приехал.

— Дорогие женщины, я приехал еще раз поблагодарить вас за помощь и преподнести вам приятный сюрприз, — немного таинственно сообщил Франшику.

Все немедленно пожелали узнать, какой это сюрприз. Но Франшику пообещал его приготовить к вечеру, если ему дадут нескольких помощников. И — о радость! — Асусена с Далилой сами вызвались помогать ему. А за ними еще несколько девушек. Под предводительством Франшику они направились прямо к колодцу.

На этот допотопный колодец он еще в прошлый раз обратил внимание. Жили рыбаки как в каменном веке — выбиваясь из сил, таскали воду на веревке. Вот почему Франшику вспомнились ветряки. Он немало странствовал по белу свету и немало видел колодцев с ветряками. Правда, никогда не делал их своими руками, но знал, как они устроены.

И работа закипела. К вечеру над колодцем вырос ветряк — большое колесо с широкими лопастями, которые ветерок толкал, как паруса. Жители деревни сначала с недоверием поглядывали на это сказочное чудо: красиво, но будет ли толк? Франшику и сам в этом не был уверен.

Для него было важно, что он весь день провел рядом со своей принцессой. Они с Далилой расспрашивали Франшику, кто он такой, откуда родом? Он и сам этого толком не знал, в чем честно и признался. Где он только не жил, чем не занимался!

— Но однажды было мне видение. И после этого видения я решил изменить жизнь, осесть на одном месте, завести семью, детей, — рассказывал между делом Франшику. — Будто стою я на берегу, а навстречу мне с неба летит принцесса, прекрасная принцесса.

Тут он выразительно посмотрел на Асусену, но она этого даже не заметила. Рассказ ей понравился, но она и подумать не могла, что принцесса имеет к ней какое-то отношение. Девушки оказались очень умелыми помощницами. Иной раз подсказывали Франшику, как и что лучше сделать. Главное — идея и вдохновение, а исполнители найдутся, это Франшику знал по своему богатому опыту.

Вечером рыбачки собрались посмотреть, как Франшику заведет махину. И вот колесо, сначала медленно, туго, со скрипом, пошло, а потом завертелось.

— Смотри, вертится! — радостно кричала Серена. — А я не верила, что у вас получится. Теперь станет легче с водой.

— Буду с вами откровенен, донна Серена: для меня самого это большая неожиданность, — честно признался Франшику.

Но все решили, что он просто скромничает, а на самом деле у него золотые руки. С тех пор в деревне Франшику стал своим человеком. Его закармливали вкусными обедами, приглашали приезжать почаще. И он никогда не упускал случая воспользоваться приглашением. Особенно когда у него появился законный предлог: у них на строительстве пока не было колодца. Поэтому Франшику с полным правом брал машину и отправлялся в деревню за водой.

Это уже стало любимой темой для шуток — Франшику уезжает за водой и исчезает на полдня. Плиниу и Франсуа оставалось только гадать, где пропадает этот бездельник, в то время как на строительстве так много работы. Может быть, он влюбился, думал Плиниу. Потому что стал веселым и возбужденным, разговаривает сам с собой. Какие существуют признаки влюбленности, Плиниу точно не знал. У всех, наверное, по-разному. Но должно же это когда-нибудь случиться и с Франшику.

То же самое заподозрила и Далила. А вскоре ее подозрения превратились в уверенность. Франшику явно положил на Асусену глаз. И ездил он в деревню только ради нее. А эту сказку о принцессе он рассказал ей с умыслом. Вовсе ни в какую, ни в принцессу он влюбился, а в обыкновенную девушку из плоти и крови. Но Асусена ничего не замечала или не желала замечать, потому что сердце ее было занято другим.

Серена не напрасно читала на заре свое заклинание: открытые язвы, раненое сердце, кровь Христа, моряки и смерть, святой Франциск, помоги им поскорее вернуться домой! И моряки вернулись с богатым уловом рыбы. Они уже отвыкли от удач. В тех местах, откуда они приехали, уловы были скудными, и семьи едва сводили концы с концами. Теперь у них появились надежды на достойную, обеспеченную жизнь.

— Здесь мы пустим корни, в этих благословенных местах, — Рамиру строил планы на будущее, сидя за праздничным ужином в кругу своего семейства. — Рыбы становится все больше и больше. Мы еще долго сможем хорошо кормиться здесь.

Больше всех осчастливила эта новость Асусену. Она так боялась переезда. Ведь тогда она больше не увидит Витора. К тому же ей давно хотелось учиться в школе с Питангой.

Только Серена почему-то совсем не радовалась тому, что жизнь их наконец устраивается. А ведь когда-то она так мечтала осесть где-нибудь прочно. Рамиру не сразу заметил, что жена ходит словно в воду опущенная. Сам он был так счастлив возвращению домой. В долгие часы у штурвала он закрывал глаза и видел детей и жену, их скромный дом. Он соскучился по своей семье и не скрывал этого. Но Серена была явно чем-то озабочена.

— А может быть, не надо так спешить, Рамиру? Может быть, еще придется уехать отсюда? — вдруг тихо спросила она, когда дети встали из-за стола.

Рамиру с недоумением взглянул на жену. Сегодня она уже два раза спрашивала его о том, вспоминал ли он ее в море, часто ли думал о ней? Что же с ней происходит? И тут Серена робко призналась ему:

— Я хочу верить тебе. Я хочу быть полностью уверенной в нашем будущем. Рамиру, я была у Летисии дома, говорила с ней.

Рамиру почувствовал, как в нем вскипает глухое раздражение. Он швырнул ложку на стол. Договор о продаже улова — это только предлог. Серене просто хотелось увидеть Летисию, ее мучают ревность, опасения, обида. Все это бабьи уловки, интриги, сплетни, которые он так ненавидел. И надеялся, что его жена выше взаимных подозрений и ревности. Серена, сама того не желая, испортила ему этот счастливый день, день возвращения с богатым уловом.

Он молча вышел из дому, не сказав ни слова. Серена пыталась его остановить, узнать, куда он уходит.

— туда, где меня оставят в покое. В преисподнюю!

Рамиру не вернулся домой и ночевал в лодке. Серена провела страшную ночь и не сомкнула глаз. Она винила во всем себя. Сейчас Рамиру был бы с ней и с детьми. Это она всколыхнула в нем воспоминания, открыла старую рану, с трудом затянувшуюся. Ей нужно было оставаться терпеливой, ласковой и молчать, молчать. Только так она могла удержать мужа.

Уехать как можно дальше отсюда — вот о чем Серена мечтала теперь. Жить в нищете, как раньше, только вдали от этой страшной женщины, разрушившей ее семью, отнявшей у нее мужа. Но она чувствовала, что уже поздно бежать. Да и Рамиру ни за что не согласится на это.

* * *
Все началось с того, что однажды Дави и Оливия пригласили Далилу повеселиться в ночном баре. Далила согласилась поехать скорее из любопытства. Долго выбирала платье — у нее ведь никогда не было вечернего, — остановилась на одном — скромном, но очень милом, которое ей шло. Оливия одобрила ее выбор.

Яркие огни бара, прекрасная музыка, нарядные женщины — все это ошеломило девушку. Но после рюмки аперитива ей вдруг стало легко и весело. Казалось, она видит наяву ту жизнь, которая только грезилась ей раньше, — счастливую, беззаботную, праздничную. Как она устала от их убогого существования с его мелочными заботами и интересами, тяжелым трудом ради куска хлеба.

Утром она с восторгом рассказывала Эстер и Самюэлю:

— Мама, это другой мир, другие люди! Теперь я знаю, что мне делать. У меня появилась цель — учиться, получить хорошую профессию, работу, жить в красивом доме…

Родители поняли, что выходы в свет отравили душу Далилы. Хорошо это или плохо? Да, они хотели, чтобы дочь получила хорошее образование и преуспела, как Дави. Но Дави так переменился, стал чужим и высокомерным. Порой им казалось, что они потеряли сына. Не случится ли то же самое с Далилой?

Но главная проблема — Кассиану. Ему не нравились мечты Далилы. Он был против ее учебы в колледже. Сам Кассиану был вполне доволен своей судьбой и хотел, чтобы его жена сидела дома, нянчила детей и ждала его с уловом. Такая участь Не устраивала Далилу. Но она любила Кассиану и не желала терять его.

Да, они часто ссорились, но она умела управлять своим ревнивым мавром. Немного ласки — и Кассиану превращался в кроткого ягненка. Он ее любит — значит, должен смириться с ее учебой и с желанием работать и преуспеть. Далила надеялась, что со временем он поймет ее. Но Эстер и Самюэль очень сомневались в этом, слишком разные они люди.

Когда рыбаки вернулись домой, Кассиану с Далилой, как всегда, были в ссоре. Они даже не поздоровались друг с другом после долгой разлуки. Кассиану страдал, зато Далила была беззаботной как птичка и вечером снова укатила с Дави и Оливией в бар. Эстер с ужасом ждала, что Кассиану вот-вот узнает об этих развлечениях и разразится скандал. Так оно и случилось.

Кассиану не выдержал, пришел мириться и не застал Далилу дома. Эстер пришлось признаться, куда отправилась дочка. Разъяренный Кассиану бросился на ее поиски. В Форталезе было всего несколько приличных баров. Он объехал на «джипе» все и вскоре нашел свою легкомысленную невесту.

Как раз в этот вечер Далиле было особенно хорошо. Она танцевала, смеялась, чувствовала на себе восхищенные взгляды мужчин. От этих взглядов она пьянела как от вина. И тут в бар ворвался Кассиану и все испортил. Выглядел он здесь как слон в посудной лавке. Посетители так и шарахнулись в стороны от этого дикаря с пылающими глазами. Только Оливия мужественно пыталась защитить Далилу, но Дави ее остановил:

— Милые бранятся — только тешатся. Вот увидишь, через полчаса они помирятся.

Кассиану схватил невесту, вынес ее из этого злачного места и усадил в «джип». Он был так грозен, что Далила чуть оробела вначале. Она боялась, что он влепит ей пощечину или с губ его сорвется грубое слово, которое она не сможет простить. Кассиану разразился целым монологом, полным упреков и обид:

— Я два месяца провел в море, мечтал о тебе. Возвращаюсь и что я вижу? Моя девушка отплясывает перед толпой мужчин как последняя… Они же раздевают тебя глазами, прикасаются к тебе…

Далила быстро пришла в себя и приготовилась дать отпор. Когда-то нужно начинать перевоспитывать Кассиану, если она хочет сохранить его. Этот момент настал. Его дремучие представления о месте женщины не выветрятся сами собой. Ей предстоит тяжелая, кропотливая работа — день за днем настойчиво внушать своему избраннику, что она — не вещь, которой он будет владеть и повелевать, что имеет право на свою судьбу, что в бар люди ходят просто отдохнуть, расслабиться и потанцевать. К тому же она здесь с братом.

Но воспитательную работу нужно обязательно завершать ласками и уверениями в любви.

— Пока ты был в море, я ни на кого не взглянула, — говорила она, обнимая Кассиану. — Я люблю только тебя, одного тебя. Хочешь доказательства моей верности? Я сейчас же стану твоей, сегодня же ночью!

Эти слова, полные страсти, сразили Кассиану наповал. От его ревности и обиды не осталось и следа. Они уже обнимались, как прежде, не в силах оторваться друг от друга. Но у них существовала давняя договоренность — до свадьбы они останутся чистыми и целомудренными. Кассиану мечтал о Далиле только как о жене, женщине, которая будет носить его имя.

Он понимал: чтобы укротить Далилу, нужно как можно скорее жениться на ней. Об этом они и говорили, возвращаясь домой, — о скорой свадьбе, о лодке Кассиану, которую он строит, о своем доме и счастливом будущем.

Глава 11
Самюэль и Рамиру дружили смолоду и были близки, как родные братья. Такие разные по характерам, они удачно дополняли друг друга. Лучшего вожака для рыбачьей артели, чем деятельный и сильный Рамиру, трудно было отыскать. Но советы мудрого Самюэля часто спасали его от опрометчивых поступков. Рамиру мог увлечься, дать волю гневу, а спокойный, уравновешенный Самюэль доверял более рассудку, чем эмоциям.

Он сразу же заметил, что между Рамиру и Сереной не все ладно. И угадал причину их размолвок. Летисия Веласкес, вернувшись из прошлого, принесла с собой ревность, недоверие и обиды. Рамиру еще только собирался сделать что-то, а Самюэль словно по глазам читал его мысли. Стоило Рамиру утром сесть за руль своего «джипа», как Самюэль поспешил остановить его. Он догадался, что глава артели собирается сам договориться о продаже рыбы, а для этого ему придется встретиться с Летисией.

— Выходи из машины. Тебе нужно держаться от нее подальше. Подальше, и ты сам это знаешь! Давай лучше я съезжу.

Самюэлю очень не хотелось появляться в фирме и сталкиваться там с сыном. Даже когда он приезжает навестить их с Эстер, то держится как чужой, а на службе он совсем невыносим — высокомерный, неприступный. Только ради Рамиру и Серены Самюэль согласился на эту пытку — беседовать о делах с Дави. Одна надежда — застать Летисию или Бонфиня.

Но Самюэлю не повезло: Летисия и Бонфинь были в отъезде, и принял его, величественно восседая в своем кабинете, именно Дави. Самюэлю почему-то вспомнилось, что еще в детстве сынок любил задирать нос. За это его не любили в школе и ровесники в поселке. А сейчас он с удовольствием играл роль не последнего лица в фирме, от которого немало зависит.

Хотя цена была предварительно оговорена с Летисией и рыбаки хотели только отвезти рыбу и получить расчет, Дави решил составить официальный договор по всем правилам. Сумма., обещанная Летисией, показалась ему слишком завышенной, и он по своей инициативе снизил ее на треть. В конце концов, он заботился прежде всего о процветании фирмы, о ее прибылях. И к тому же боялся, что его обвинят в родственных пристрастиях.

Самюэль с опаской посмотрел на договор: он никогда не подписывал никаких бумаг, не посоветовавшись с Рамиру и всей артелью. Но Дави торопил:

— Подписывай, отец, побыстрее, не задерживай меня! Прошли те времена, когда дела делались кое-как, на любительском уровне. Теперь фирма ведет учет всех предложений о покупках, вот зачем эта бумага.

Дави разговаривал с отцом как с несмышленым ребенком. Самюэль проглотил обиду и подписал договор. Ведь не может же родной сын обмануть его. От него не укрылось, что Дави был чуточку раздражен и взвинчен, наверное, его непонятливостью. На самом деле у Дави совесть была не чиста. Совесть и нашептывала, что он только что совершил не совсем красивый поступок. Но так поступил бы каждый деловой человек, бизнесмен, успокаивал себя Дави. К тому же он знал, что в других местах перекупщики платили рыбакам не больше и часто обманывали. Просто Летисия слишком уж расщедрилась.

Дави попросил секретаршу снять копию с договора, вручил ее Самюэлю и поспешил распрощаться с не очень приятным клиентом. Он всегда старался вести сделки с наибольшей выгодой, но от того, что он только что обманул родного отца, на душе все-таки остался смутный осадок вины.

* * *
Рамиру пришел в бешенство, увидев этот грабительский договор.

— Я просто не могу поверить, Самюэль! Они над нами издеваются! Это же милостыня, а не плата за нага труд. Вот как Летисия с нами поступила. Я пойду и швырну эту бумажку им в лицо!

Самюэль был убит случившимся. Но он встал на защиту Летисии, она тут ни при чем. Это его родной сынок обвел его вокруг пальца. Значит, он просто не умеет вести дела, а Дави этим воспользовался. Его мучил стыд перед товарищами, потому что он не оправдал их доверия. Но от предательства Дави он страдал не меньше. Самюэль дал себе слово больше не видеться с сыном и порвать с ним всякие отношения. И Рамиру он не сумел удержать. Тот вскочил в «джип» и укатил в город разбираться с договором. В таком состоянии он мог наговорить лишнего и натворить невесть что.

Действительно, Рамиру ворвался в приемную как ураган. Отстранив секретаршу, лепетавшую, что сеньора Веласкес занята и никого не принимает, он распахнул дверь. Летисия потеряла дар речи, увидев перед собой разгневанного Рамиру, размахивающего перед ней копией договора.

— Ты что же думаешь, если мы — рыбаки, то полные идиоты? Мы же не об этом с тобой договаривались, Летисия. Вы тут сидите в своих кабинетах и ни в грош не ставите труд честных людей…

Рамиру отчитывал ее, но Летисия словно не слышала ничего. Она не могла оторвать глаз от его вдохновенного от гнева лица. Никто не смел так говорить с ней. Любого другого она бы уже давно поставила на место. Но в присутствии Рамиру она всегда теряла свою железную волю и выдержку.

Летисия встала из-за стола и подошла к нему, чтобы взять договор. Да, конечно, он имеет право возмущаться. Она поняла это, только взглянув на цифры, проставленные в договоре. Но все же не стоит кричать и обвинять ее во всех смертных грехах.

— Успокойся, Рамиру, — тихо и примиряюще сказала она. — Это просто ошибка, и я сейчас же ее исправлю. Завтра можете привезти рыбу и получить деньги. А ты не имеешь права кричать на меня, устраивать погром в моем офисе.

И хотя это было сказано скорее в шутку, Рамиру сейчас был просто не в состоянии воспринимать какие-либо шутки. Он все еще не мог успокоиться, несмотря на заверения Летисии, что она ничего не знала о договоре.

— Право? Какое право? Я ни на что уже не имею права: ни на спокойную жизнь, ни на нормальную оплату своего труда. Не имею права входить в твои королевские покои, смотреть на тебя, — уже не со злостью, а с горечью говорил он.

И вдруг у него неожиданно вырвались слова, удивившие его самого. Это были мысли вслух, подсказанные памятью. А память давно ожила и мучила его каждый день.

— А было время, помнишь, донна Летисия, когда у меня были на тебя все права. Может быть, тебя это задевает и этого ты не можешь мне простить?

Они стояли рядом и смотрели друг другу в глаза. Рамиру еще не закончил фразу, когда руки его сами собой потянулись к Летисии и обняли ее. Это случилось помимо их воли, вопреки их желанию. Они хотели бы забыть прошлое, друг друга.

Но страсть была сильнее благоразумия, расчетов и доводов логики, она безжалостно толкала их друг к другу. Рамиру и Летисия замерли в объятиях друг друга, а ведь еще десять минут назад оба были настроены почти враждебно и готовились высказать друг другу немало взаимных претензий.

Изабел, заглянувшая в кабинет Летисии, в ужасе попятилась назад. Она подумала, что ей почудилось. Самая утонченная, великолепная женщина в Форталезе в объятиях какого-то странного мужчины, небритого, небрежно одетого плебея. У Изабел даже мелькнула мысль вызвать охрану и прекратить это безобразие. Но потом она решила благоразумно выждать в приемной. Изабел сгорала от любопытства. Вспомнились доходившие до нее слухи о романе Летисии с рыбаком. Как вовремя она зашла пригласить сеньору Веласкес на благотворительный вечер! Теперь будет что рассказать знакомым.

Рамиру поспешно вышел из кабинета и приемной на улицу, чувствуя, что он совершенно не владеет собой. Ведь он приехал сюда восстановить справедливость. Он так сурово говорил с Летисией — и вдруг сам не заметил, как обнял ее. Что же произошло? Он, Рамиру Соарес, всегда умел держать себя в руках, всегда жил с ясной головой и знал, что делает. Нет, похоже, Серена права, она мудрая женщина — нужно уезжать отсюда как можно скорее.

Такое же решение приняла и Летисия, выслушивая болтовню Изабел о благотворительном чаепитии. Она вернется в Рио, будет жить там, пока окончательно не справится с собой. Снова Летисия и Рамиру решили бежать друг от друга, бороться со своей страстью, которая грозила принести столько бед их семьям, близким людям.

* * *
Адреалина вернулась в Форталезу. Она сидела в баре с Питангой и уписывала большой бутерброд. Мануэлы, к счастью, не было дома, и Питанга спешила покормить приятельницу до возвращения матери.

— Вот это бутерброд! Прямо как манна небесная. Ты не представляешь, Питанга, что со мной было за эти дни! Помнить мою палатку и рюкзак? Украли. У меня не осталось ничего, — рассказывала Адреалина с набитым ртом.

Питанга с ужасом смотрела на оборванную, грязную и голодную Дрену, с трудом узнавая ее. Она уже прикидывала, что из своей одежды сможет подарить ей, потому что лохмотья Адреалины нужно немедленно выбросить в мусорный бак. Еще им с Пессоа предстоит поломать головы, где найти своей таинственной подруге приют. Мануэла ни за что не пустит ее ночевать, об Изабел и говорить нечего.

Они уже позвонили Пессоа, и тот, не веря своему счастью, на крыльях прилетел в бар.

— Адреалина, Дрена! Как я по тебе скучал! — воскликнул он, увидев ее.

Пессоа тешил себя надеждой, что она вернулась из-за него. Эта надежда его очень согревала.

Может быть, она так же тосковала по нему, как и он по ней? Но сама Адреалина на это его предположение только рассмеялась.

— Ну ты даешь, Пессоа! Ну конечно, и из-за тебя тоже, ведь ты был первым, кто мне здорово помог. Но вернулась я потому, что мне нужно найти… — Туг Адреалина запнулась, словно наговорила лишнего, и Пессоа с Питангой так и не узнали, кого же ей нужно найти в Форталезе.

По-прежнему жизнь Дрены была окутана тайнами. А им так хотелось выяснить, кто же те двое, которые охотились за ней? Что им нужно от нее? Питанга очень боялась, что эти люди вновь появятся. Но Адреалина твердо верила, что снаряд никогда не попадает в одну воронку, — ее преследователи будут искать ее где угодно, только не в Форталезе. И отвечать на вопросы она наотрез отказалась, пообещав когда-нибудь все объяснить.

Но куда же все-таки пристроить Адреалину? Пессоа с Питангой напрасно умоляли своих родных, знакомых и друзей. Даже Оливия отказалась взять ее в больницу на несколько дней, потому что больница была забита до отказа настоящими больными и страждущими. Зато Оливия дала денег на одежду и пропитание путешественнице Дрене.

Пока Пессоа и Питанга, сбиваясь с ног, искали ей пристанище, Адреалина беззаботно отлеживалась в комнате за баром и общалась с Кливером. Встретились две родственные души, влюбленные в море.

— Внимание, пираты! Двадцать градусов по правому борту! — командовал Бом Кливер.

— Просто потрясающе, Кливер! Мы с тобой выйдем в открытое море на плотах. Поплывем куда глаза глядят, навстречу опасности, увидим чудовищ, живущих на дне морском. Я буду отменным матросом! — обещала Адреалина.

Пессоа, слыша их разговоры, просто приходил в восторг. Он приходил в восторг от всего, что говорила и делала Дрена. Ну откуда свалилась им на головы эта загадочная девушка, которая жить не может без приключений, опасностей, путешествий! После знакомства с ней жизнь в Форталезе казалась Пессоа скучной и убогой, а люди — серыми и ординарными.

Адреалина ничуть не огорчилась, узнав, что ей негде ночевать. Она никогда не унывала, и ангел-хранитель или еще кто-то всегда посылал ей кров, пропитание и добрых людей. Так, неожиданно она вспомнила о Фреде. Он сам приглашал ее к себе и предлагал помощь. Теперь такой момент явно настал. Правда, Пессоа сомневался, что Фред, вхожий в лучшие дома Форталезы, захочет поселить у себя такую странную личность. Но Фред сам был с большими странностями и, наверное, поэтому принял их радушно. Нормальные люди, как заметил Пессоа, шарахались от них словно от прокаженных.

Само жилище Фреда свидетельствовало о том, что здесь обитает необыкновенный человек. Две комнаты его скорее напоминали индейский вигвам. Здесь не прибирались уже несколько недель, Фред только собирался это сделать как-нибудь в ближайшем будущем.

— Какая клевая у тебя хата, Фред! — от души похвалила Адреалина. — Сразу видно, здесь живет творческий человек, а не простой обыватель.

Пессоа с сомнением оглядывался вокруг: всюду были разбросаны рукописи, книги, одежда. Творческий беспорядок ему тоже нравился, только негде было присесть. А где будет спать Дрена, ревниво поинтересовался он? Этот вопрос решили быстро: Фред определил ее в спальню, потому что любил работать по ночам в так называемой гостиной.

Адреалина прижилась мгновенно, как всегда приживалась на новом месте. Обшарила каждый уголок, заглянула во все бумажки Фреда. Она свято берегла свои тайны, но была любопытна к чужим. И вот что она обнаружила: Фред писал рассказы — о нравах Форталезы, о своих знакомых. Правда, сам он отпирался от своего писательства: говорил, что эти зарисовочки ему присылают читатели газеты. Но Адреалину не проведешь.

Похоже, Фред и ее рассматривал как материал для будущего рассказа. Может быть, для этого и позволил пожить у себя — чтобы получше изучить. Уж очень она оказалась любопытным экземпляром. Но Адреалина была не из тех, кому легко влезть в душу и вызвать на откровенность. На все вопросы Фреда она или молчала, или вдохновенно врала. Так что он скоро потерял надежду выудить у нее интересный сюжетец.

Но зато Адреалина принесла много пользы в нехитром хозяйстве Фреда. Обследовав кухню, она обнаружила пустой холодильник и кладовку и в первые дни чуть не померла с голоду. Вскоре ей это надоело. Она взяла у Фреда деньги и отправилась по магазинам. Тонким кулинаром Адреалина никогда не была, но ее приводили в восторг полуфабрикаты, такое гениальное изобретение. Как просто: размораживаешь, затем чуть-чуть поджариваешь с двух сторон — и готово. Очень вкусно, им с Фредом нравилось.

Вдобавок у Адреалины обнаружился тонкий литературный вкус. Стоя у плиты и переворачивая размороженный бифштекс, она давала Фреду дельные советы творческого характера. Но старалась не перегибать палку с критикой и вовремя хвалить:

— Но в целом рассказы твои замечательные, поверь, Фред. Я в литературной критике немного разбираюсь.

Адреалина была маленькой, но уже хитрой женщиной и понимала, какая великая сила — лесть. А творческие люди без нее вообще жить не могут. Им более чем кому-либо необходимо, чтобы их произведения понимали, ценили и превозносили до небес.

* * *
Родные и друзья не узнавали неутомимого деятеля Гаспара Веласкеса. Раньше он и минуты не мог прожить без работы, без дел и без общества. Из него словно исходили волны энергии и силы, заряжая всех окружающих. Но вот уже несколько дней Гаспар неподвижно лежал у бассейна в своем доме, потеряв интерес и к работе и к жизни в целом. Встревоженная Летисия пыталась вызвать врача, массажистку, но отец не пожелал показаться им. Недавно Гаспар возложил обязанности главы фирмы на дочь, оставив себе роль ее помощника и советника. Летисия решила, что причина его апатии в этом: всю жизнь отец был у руля и, возможно, поэтому тяжело переживает свое отлучение от должности капитана.

Летисия собиралась сообщить ему, что скоро возвращается в Рио и там найдет себе дело. А Гаспару снова придется взвалить на свои плечи фирму. Кто знает, может быть, эта новость его и обрадует. Летисию всегда мало интересовали дела фирмы. Сейчас она думала только о себе, о семье, о Виторе.

И только Бонфинь угадывал истинную причину меланхолии патрона. Он впал в тоску сразу после того, как Бонфинь вернулся из Рио и рассказал, как Эстела порвала чек и назвала Гаспара бесчувственным, толстокожим денежным мешком.

— Ну что ты лежишь на солнце, как ящерица, и пьешь апельсиновый сок? Может быть, хорошая выпивка тебя взбодрит? — Бонфинь как-то решился поговорить с ним откровенно, по душам.

— Нет, мне даже пить не хочется, — признался Гаспар. — Мне кажется, я пропустил такой мяч, дружище, из тех, когда весь стадион хватается за головы.

Но Бонфинь не любил футбол и попросил изъясняться на нормальном человеческом языке. На этом языке состояние Гаспара выглядело примерно так: он всю жизнь мечтал о такой женщине, как Эстела, а встретив, не узнал ее. Он обидел ее, предложив деньги за помощь.

— Я познакомился с Эстелой и стал другим. И жизнь моя стала другой, — говорил Гаспар.

Вот это понятно, обрадовался Бонфинь. Патрон просто влюбился, и футбольный мяч тут ни при чем. А домашние думают, что он заболел. Гаспар просил его совета, и Бонфинь решил его дать:

— Эстела прекрасная женщина, и за нее стоит бороться. Почему ты должен отказываться от жизни? Ты еще не старик. Посмотри на себя: красавец мужчина!

Такой совет Гаспар и хотел услышать. Он просто воспрянул духом от волшебных слов Бонфиня. А почему бы и нет? Пора заняться своей жизнью. Завтра же он едет в Рио! Тем более что у него там есть и семейные дела. Он обещал Летисии вернуть Витора. На этот раз он поговорит с внуком сурово, по-мужски.

С этой минуты Гаспар преобразился. От его грустной растерянности не осталось и следа. Он снова был оптимистом и хозяином своей судьбы. На другой день он уже решительно входил в свой дом в Рио. Сначала разобраться с Витором, а потом с чистой совестью ехать к Эстеле.

Внук встретил его, как и в прошлый раз, своей иронической усмешкой. Но Гаспар больше не собирался упрашивать его вернуться. Коротко, по деловому, он изложил Витору свое решение. Дела в фирме идут отлично, Летисия справляется одна, поэтому они отпускают его на свободу. Пускай живет один в Рио, как хочет. Но дом Гаспар решил продать, он больше не нужен их семье. Витору придется снимать квартиру и самому платить за нее. Дед и мать отныне не дадут ему ни сантима. Пора работать и самому содержать себя.

Витор выслушал все это с преувеличенным вниманием, то и дело отпуская колкие замечания. Но, взглянув на деда, вдруг понял, что это не пустые угрозы, и разозлился.

— Браво, браво! Наконец-то Веласкесы показали свое истинное лицо. Долой лицемерие! — с плохо скрываемым раздражением отвечал он. — Но я уже не ребенок и в состоянии защищаться от вас. Это раньше вы обманывали меня.

Гаспар ничего не понимал. О каком обмане толкует этот мальчишка, вообразивший себя взрослым? И тут Витор выпалил то, что долго лежало у него на душе и мучило его:

— Будто ты не знаешь, дед. Твоя дочь — убийца моего отца! Я был здесь в тот вечер и все видел. Как они поссорились, как она толкнула его и он упал с лестницы. С тех пор, стоит мне закрыть глаза, я вижу, как он падает, падает…

Лицо Витора исказилось болью. Гаспар невольно пожалел внука. Он страдал из-за этой нелепой выдумки много лет, вместо того чтобы рассказать все деду. Он не мог видеть из-за двери, как мать толкнула отца. Зато видел его падающим. И еще знал, что родители жили как кошка с собакой, часто ссорились. В тот вечер они тоже долго спорили.

— Ты одержим навязчивой идеей много лет, бедняга! Откапываешь этот абсурд в прошлом, чтобы оправдать свое отвратительное поведение в настоящем, — отчитывал он Витора. — Твой отец погиб, это несчастный случай.

Но Витор уже сжился со своей обидой, болью и не желал расставаться с ней. Гаспар понял, что его трудно будет переубедить. И откуда у него столько злости против матери? Простому и бесхитростному Гаспару трудно было постигнуть эти психологические выверты. Он видел только одно: Витор болезненно любит мать и в то же время ненавидит ее. Ему доставляет удовольствие мучить Летисию. Этого Гаспар не мог допустить. Он защитит девочку от собственного чада.

— Если ты действительно веришь, что твоя мать убийца, то ты болен, сошел с ума. Завтра же обратись к врачу! — возмущенно кричал он. — На меня больше не рассчитывай, молокосос! Прощай!

Через полчаса Гаспар позвонил агенту по продаже недвижимости и попросил его найти покупателя для его дома в Рио. Он намерен продать его как можно скорее. А прислуге он отдал распоряжение завтра же отправить картины и часть мебели в Форталезу.

Глава 12
Как только Рамиру сообщил ей об отъезде, счастливая Серена тут же принялась, напевая, паковать вещи. Из домашних только она одна радовалась переезду. Асусена так расстроилась, что даже убежала из дому, чтобы побыть у моря одной. Мечты о школе не сбылись, и, возможно, больше никогда в ее жизни она не увидит Витора.

Кассиану из-за такого пустяка не собирался переживать, но все же переезд нанес удар и по его планам. Самюэль уже сделал чертеж его будущей лодки. Сам он соорудил навес и устроил под ним свою небольшую мастерскую. С помощью отца он через год надеялся закончить лодку. И сразу же они с Далилой поженятся. Теперь свадьбу придется отложить. Девчонки не пойдут в школу. Подумаешь, какое огорчение. Кассиану всегда был против того, чтобы Далила училась. Зачем, спрашивается, жене моряка быть слишком ученой? Она должна заниматься домом и ждать мужа.

У самого Рамиру было тревожно на душе. Ему предстояла нелегкая задача — сообщить артели о том, что они покидают эти места и перебираются дальше на юг. Он предвидел, как рыбаки примут эту новость. Впервые за долгие годы у них был такой богатый улов. Но они верят своему вожаку и пойдут за ним без малейшей тени сомнений. Сегодня в деревне решили устроить праздник — отметить хорошую выручку за рыбу. Когда все соберутся, Рамиру и решил сказать всем о скором переезде. Он уже собрался с духом, откладывать больше нельзя.

У домика Маджубиньи уже собрался народ, накрывали на столы, оттуда доносились музыка и смех. Не так часто рыбакам и их семьям выпадали счастливые дни. Поэтому Рамиру шел туда как на Голгофу. Казалось, каждый шаг дается ему с трудом.

Рамиру встретили радостными криками и не дали ему даже рта раскрыть.

— Нет-нет, сначала дай мне сказать, — остановил его Маджубинья. — Это очень важно, патрон. Я всю ночь готовил эту речь. От имени всех присутствующих, Рамиру, хочу выразить тебе благодарность за то, что ты привел нас в эти благословенные места. Я, по правде сказать, вначале не верил, но теперь признаю свою ошибку: это лучшее место на земле!

Вся деревня беззаботно веселилась на празднике. Рыбаки готовились к скорому выходу в море. А у Рамиру пока так и не хватило мужества сообщить о переезде. Серена с беспокойством наблюдала за мужем. Она хорошо его знала: от прежней решимости Рамиру не осталось и следа, он был растерян и смущен. Все они выросли в рыбачьей артели и с детства знали, что благополучие их маленького сообщества превыше личных интересов и выгод. Поэтому Серена предвидела, что скажет ей в оправдание Рамиру.

— Понимаешь, Серена, моя жизнь, наша с тобой жизнь, принадлежит не только нам, — начал он виновато. — У меня большая ответственность перед этими людьми, которые сейчас там веселятся, поют. Они всегда шли за мной, доверяли моим решениям. Я не могу навязывать им свои проблемы. Из-за моих неурядиц они не должны терпеть трудности. Придется остаться, Серена. Ты поможешь мне справиться со всем этим.

И Рамиру обнял жену. Они оба без слов поняли, с чем им предстоит справиться. Он был очень благодарен Серене за то, что она поняла его, не настаивала на отъезде. Но Серена была слишком мудрой женщиной, чтобы давить на Рамиру. Тогда она точно потеряла бы его. Рамиру больше не ночевал в лодке, он вернулся домой и старался быть особенно бережным и нежным с Сереной. Как будто вернулись ненадолго счастливые дни их медового месяца.

— Сейчас-то он мой и душой и телом, но что будет дальше? — делилась Серена со своей лучшей подругой Эстер.

У Эстер не было никаких сомнений, что Рамиру поборол свое наваждение. И Рамиру временами казалось, что он окончательно выкинул из головы Летисию Веласкес.

* * *
Для Эстер отъезд из деревни на юг тоже был сущим бедствием. Долгие годы она мечтала жить рядом с сыном. И вот когда мечта осуществилась, Самюэль чуть ли не поссорился с Дави. Эта размолвка отца с сыном была для Эстер больнее разлуки. Конечно, Дави виноват: он так безбожно обошелся с отцом. Но он по-прежнему оставался ее сыном. Она легко простила бы ему любую обиду. Но не Самюэль. Ее непримиримый муженек заявил, что больше знать не желает Дави и даже на свадьбу к нему не пойдет. Подумать только — обмануть родного отца ради выгоды фирмы!

Как-то тайком от мужа Эстер съездила в больницу к Оливии посоветоваться с ней, как помирить отца с сыном. Эстер доверяла ясному уму и доброму сердцу этой девушки. Лучшей невестки она и не желала. Вот с такой удивительной женой Дави обязательно станет хорошим человеком. Эстер было совестно, но она не утаила и историю с договором, которая поразила Оливию. Между ней и Дави пролегла первая тонкая трещинка.

Оливия стала замечать, что Дави как будто стесняется своих родных, старается пореже вспоминать о них. Это отречение от родителей казалось отвратительным Оливии. Неожиданно проявились и другие неприятные черты характера ее жениха. Например, низкопоклонство перед вышестоящим начальством. Дави, человек из народа, считал, что, не угождая сильным мира сего, невозможно выдвинуться и сделать карьеру. История с договором подтвердила худшие опасения Оливии.

Но пока что она не теряла надежды перевоспитать своего будущего мужа. Для начала нужно убедить Дави помириться с отцом. Оливия уже знала, как помочь Эстер. Давно они с Бонфинем подумывали как-нибудь пригласить родителей Дави к ним на ужин. Они помолвлены уже давно, а их семьи никогда не встречались. Этот ужин и станет решающим. Нельзя допустить, чтобы отец и сын жили как чужие, все больше отдаляясь друг от друга.

Семейную встречу решили не откладывать в долгий ящик, а провести уже завтра. Бонфинь был рад познакомиться с будущей родней. Только Изабел чуть наморщила носик: в их доме появятся простые рыбаки, придется включить в меню рыбу в тесте. Но Бонфинь сердито поставил свою утонченную супругу на место:

— Такая дама из высшего общества, как ты, Изабел, занимающаяся благотворительностью, помогающая бедным, может чуть-чуть напрячься и быть достаточно цивилизованной с ближними. Займись ужином, дорогая, и хорошо прими гостей.

Изабел смирилась. Она была недовольна выбором дочери, но что поделаешь? Кто больше всех сопротивлялся и был против ужина, так это Дави.

— Пойми, мои родители — люди простые, они будут чувствовать себя очень скованно, не в своей тарелке, — убеждал он Оливию.

Но та была настроена очень решительно. Не скрыла, что знает все о договоре, о том, что он повел себя расчетливо, холодно, неэтично, обидел отца. Эстер она не стала выдавать. Об этом ей якобы рассказал отец.

— Ты придешь на ужин завтра и докажешь, что можешь спокойно смотреть в глаза отцу, — заявила она. — Иначе нам с тобой будет очень тяжело вместе, Дави.

И Дави вынужден был скрепя сердце согласиться на этот странный ужин. Да и сама Оливия ожидала его не без боязни: смогут ли столь разные люди найти общий язык?

Начался вечер очень непринужденно и весело. Бонфинь и Самюэль оказались одного поля ягодами и сразу же решили откушать водки. У хозяина нашлась какая-то особенная бутылочка, прямо из Минас. Пессоа подружился с Далилой и обучал ее своему языку, вернее, их с Адреалиной языку.

— Ты классная девчонка, я от тебя просто тащусь, — откалывал он комплименты будущей родственнице. — На днях приеду к вам в гости в деревню, и мы клево проведем время. Усекла?

— Усекла, — отвечала Далила, которой новый язык очень понравился.

Гости уже освоились и с удовольствием осматривали дом, когда сверху наконец спустилась высокомерная, жеманная хозяйка и снисходительно приветствовала их. В ее присутствии Эстер и Самюэль сразу почувствовали себя бедными родственниками, допущенными сюда из милости. Как не похожа была Изабел на мужа и детей! Они словно были вылеплены из разного теста.

Бонфинь очень гордился своим домом. Он вложил в него много труда и души, строил его несколько лет. Он использовал только природные материалы — солому, дерево, камень. Самюэль искренне нахваливал дом. Он такой просторный, нарядный, а крыша, как в деревне, — соломенная.

— Ты слышишь, Бонфинь, у нас крыша, как в деревне! — возмутилась Изабел.

Но Бонфинь только лукаво усмехнулся на это. При таком климате это самая практичная крыша, потому что дом под ней «дышит».

— Народ у нас мудрый, у него есть чему поучиться. Но моя супруга, — с иронией добавил Бонфинь, — предпочитает мрамор, позолоту, лепнину. Не выносит ничего простого, деревенского.

— Но ведь из мрамора с позолотой можно построить не дом, а только склеп на кладбище, — удивился простодушный Самюэль.

Бонфинь с Оливией не выдержали и расхохотались, а Изабел поняла, что этот простофиля очень ловко щелкнул ее по носу. Давно пора было садиться за стол, и ужин остывал, а Дави все не было. Оливия беспокойно поглядывала на дверь, разговаривая с гостями. Неужели он посмеет не прийти? И когда она уже начала терять терпение, вошел Дави с большим букетом цветов. С этой минуты Оливия украдкой следила за каждым его движением и отметила, что он радушно приветствовал хозяев, поцеловал мать, но с отцом они едва кивнули друг другу, холодно и отчужденно.

— Как это мило, что ты не забыл о цветах. Ты многому научился у Веласкесов, — похвалила Дави Изабел. — Я солидарна с американцами: даже человек из низов может достигнуть высокого положения в обществе.

Изабел то и дело говорила бестактности и ставила Оливию и Бонфиня в неловкое положение. Но Эстер и Самюэль словно не замечали ее колкостей, держались просто и с достоинством. Оливия все больше ценила родителей Дави: вот это настоящая семья, союз двух любящих и понимающих друг друга людей. Странно, что Дави упорно не замечает этого. Ее отец с матерью давно жили как чужие. Каждый день между ними вспыхивали ссоры и размолвки.

За ужином Изабел без конца щебетала о своей благотворительной деятельности вместе с видными дамами Форталезы. Она так возвысилась душой, помогая бедным. На каждом шагу она подчеркивала разницу в их общественном положении. Оливии так хотелось, чтобы именно Дави далей достойный отпор, поставил эту высокомерную защитницу бедных на место. Но он молчал. Только Бонфинь намекнул, что все они не Бог весть какого благородного происхождения, особенно его жена. При этом намеке Изабел вся вспыхнула и кинула на мужа злобный взгляд. Происхождение Изабел действительно было туманным. О нем ничего не знали даже Оливия с Пессоа.

В целом вечер прошел удачно, если не считать поведения Изабел и угрюмого молчания Дави. Они с Самюэлем как будто не замечали друг друга. Проводив гостей и пообещав Эстер, что скоро они поужинают у них в доме, Оливия осталась наедине с Дави, горя желанием высказать ему свои упреки.

Он так и не помирился с отцом, вел себя как изгой, давая понять, что давно отошел от семьи.

— Родителей не выбирают. Я своих тоже не выбирал, — откровенно высказался Дави.

Эти слова возмутили Оливию. Эстер и Самюэль — замечательные люди, но они бедняки. А честолюбивому Дави нужны богатые родители. Он не понимает, что семья — это дар. Разве он может быть хорошим мужем и отцом?

— Родителей не выбирают — ты прав. Но выбирают мужа и жену. Мне кажется, мы с тобой делаем неправильный выбор, Дави, — резко отвечала она.

Оливия больше не верила заверениям в любви. Дави не умеет любить. После тяжелого объяснения с женихом она не спала всю ночь. Разрыв с Дави для нее стал катастрофой. Но лучше разорвать сейчас, чем мучиться всю жизнь, как ее отец, сделавший когда-то в молодости неправильный выбор.

* * *
Франсуа бывал в доме Веласкесов почти ежедневно. Его приглашали то Гаспар, то Аманда, и он никогда не отказывался от приглашений, хотя Аманда оказывала ему явно чрезмерное внимание. Франшику даже подшучивал, что его друг стал интересоваться малолетками, потому что эта девчонка без конца названивала в гостиницу и даже заходила с приглашениями на очередной обед или ужин. Но Франсуа был очень любезен с дочкой, чтобы почаще бывать в обществе ее матери. Летисия по-прежнему занимала все его мысли.

Она была с ним только вежлива и любезна. Он это ясно видел, но не терял надежды. О сопернике, о каком-то таинственном рыбаке, он даже не вспоминал. Эта легенда родилась в дурной голове его приятеля Франшику Пимпы. Летисия и рыбак! Такого союза даже его богатое воображение художника не могло нарисовать. Летисия просто холодна, как льдинка, и безукоризненно воспитана, поэтому и держит его пока на расстоянии. Это еще больше разжигало страсть Франсуа. Он не знал поражений у женщин и ради такой крепости, как Летисия, готов был на длительную осаду.

И к тому же у него появился могущественный союзник — Гаспар. Франсуа заметил, что хозяин дома под любым предлогом стремился оставлять его наедине с дочерью, ссылался на важные дела, уводил с собой навязчивую Аманду. Какой мудрый человек — Гаспар, с восхищением думал Франсуа. Ему также польстило, что могущественный Веласкес сделал именно такой выбор для своей любимицы Летисии. И Франсуа дал себе слово оправдать доверие Гаспара, сделать его дочь счастливой.

Франсуа был терпелив и не торопил события. Летисия понемногу привыкала к нему, и они уже подолгу беседовали, сидя у бассейна или в гостиной дома Веласкесов. Если, конечно, им не мешала Аманда. Но в этот вечер Гаспар насильно увел Аманду на пляж, и Франсуа решил впервые заговорить с Летисией о своих чувствах.

— Скоро я переезжаю в свой новый дом, — напомнил он. — И знаешь, о чем я мечтаю? Чтобы первой переступила его порог ты. Это будет порог в новую жизнь. Для меня, для нас с тобой.

Летисия только грустно улыбнулась, не ответив пока ни да, ни нет. Но ее молчание Франсуа истолковал как обычную женскую нерешительность. Он нежно обнял ее и притянул к себе. Вначале ему казалось, что он обнимает и целует статую. Но вот губы ее разжались — Летисия ответила на его поцелуй, а ее рука легла на его плечо.

Давно уже Франсуа не был так счастлив. Хотя этот поцелуй трудно назвать победой. Летисия скорее вежливо уступила его страсти, но все-таки это был важный момент в их отношениях, может быть, первая страница их романа. Она согласилась через несколько дней стать первой гостьей в его новом доме. Франсуа возлагал на этот визит большие надежды. Он собирался сказать Летисии, что мечтает видеть ее хозяйкой своего дома.

Франсуа по праву считал себя знатоком женской души, но он и представить себе не мог, что сейчас переживает Летисия. Гаспар застал ее погруженной, как всегда, в свои печальные думы.

— Я не могу видеть тебя такой несчастной. Ну почему у тебя всегда траурные глаза, дочка? — сердито спрашивал он. — Надеюсь, Франсуа тебя не обидел?

— Ну что ты, папа, он такой милый, — успокоила отца Летисия. — Знаю, как тебе хочется, чтобы мы с Франсуа были вместе. Я стараюсь изо всех сил, но не могу, отец! Не могу представить себя с другим мужчиной, кроме… кроме Рамиру Соареса.

И Летисия, всегда такая выдержанная и спокойная, закрыла лицо ладонями и расплакалась. Отец всегда был ее лучшей подругой. Только ему она могла сказать, что творится с ней. А Гаспар растерялся. Он ничем не мог помочь дочери. Она сама должна решить свою судьбу. Или бежать от Рамиру Соареса в Рио. Или сделать попытку забыться с Франсуа.

Летисия выбрала второй путь. В назначенный день и час они с Франсуа отправились в дюны. Его дом обещал стать новым словом в архитектуре. Он вложил в него все свои многолетние замыслы и мечты. Такой дом мог построить только человек, желающий обосноваться здесь прочно, навсегда и завести семью. Об этом и сказал Летисии Франсуа, когда она осматривала и хвалила его творение:

— Ты настоящий художник, Франсуа. Это не дом, а фантазия, сказка, у него есть свое собственное лицо. Каждый уголок дышит радушием, у каждой мелочи свой смысл.

Летисия, как истинная женщина, внимательно осмотрела все, заглянула во все комнаты. На вопрос Франсуа долго не отвечала, собираясь с мыслями. А он спросил, думала ли она о том, чтобы снова выйти замуж, устроить свою жизнь?

— Когда-то, много лет назад, я бежала от своей судьбы, — задумчиво говорила Летисия, словно заглядывая в дни своей молодости. — Бежала от неустроенности, страха. И вышла замуж за Жорди, чтобы залечить старые раны, но ничего не вышло. Только добавились новые. Так стоит ли повторять эту ошибку?

Так, значит, это правда, а не досужие выдумки Плиниу и Франшику. У Летисии был роман, и она до сих пор не может забыть этого рыбака.

— Я слышал об этом романе, но не поверил, — признался Франсуа. — Ты и рыбак! Я человек без предрассудков, Летисия, но это было заблуждение юности. Вы бы все равно расстались, слишком велика пропасть между вами — разница в общественном положении и культурном уровне. Я помогу тебе забыть эту страсть, которая давно должна была затеряться в прошлом, а ты упорно ее вспоминаешь.

Летисия недоверчиво слушала его. То же самое говорил ей отец много лет назад. Но она убедилась, что любовь сильнее предрассудков, доводов логики, здравого смысла. Она бы хотела, очень хотела забыть Рамиру. Все эти годы она только и делала, что боролась с собой, со своей памятью. Из этого ничего не вышло. Но Франсуа так нежен, так настойчив, так одержим ею, что она попробует еще раз.

Глава 16
Франшику хлопотал на кухне в самом отличном расположении духа и с нетерпением поджидал возвращения Франсуа. В пятницу он улетает в Рио по делам Гаспара. В оставшиеся до отъезда дни он планировал заняться примирением Летисии и Франсуа. Но, похоже, все складывается отлично и без его участия. По этому случаю Франшику даже готовил праздничный обед.

Наконец явился мрачный холостяк Франсуа и уже собирался сделать выговор своему беспокойному другу за беспорядок на кухне. Он не уставал повторять, что еще не встречал такого неряху, как Франшику. Но упреки застыли у него на губах, потому что Франшику весь лучился радостью, а в глазах его прыгали лукавые искорки.

— Ты только не волнуйся. Знаешь, давление и все такое. От радости тоже умирают, — заботливо предупредил он Франсуа.

Такое предисловие встревожило Франсуа не на шутку.

— Что случилось? Звонила Летисия? — с надеждой спросил он.

Но Франшику вместо ответа на цыпочках поднялся по лестнице и поманил его пальцем. Франсуа нехотя последовал за ним. Он ничего хорошего, кроме очередных нелепых выдумок своего приятеля-фантазера, не ждал. Франшику привел его в ванную и с торжественным видом показал на зеркало. Франшику был разочарован, окончательно убедившись, что это глупая шутка. На зеркале кто-то помадой вывел крупными буквами по-английски, по-французски и по-немецки: «Я тебя люблю».

Франшику был даже обижен равнодушием друга к этим волнующим словам. Уж не думает ли Франсуа, что он сам их тут намалевал, чтобы сделать ему приятное? И Франшику рассказал, что он был на кухне, когда к дому подъехала машина. Франшику решил, что вернулся хозяин, и спокойно продолжал завтракать. Прошло несколько минут, но в доме было тихо — ни звука шагов, ни ворчания Франсуа. Удивленный, Франшику решил проверить, в чем дело. И как раз в это время от дома отъехала машина. Это была машина Веласкесов.

— Она была здесь, до тебя еще не дошло? Кто, кто! Твоя муза, сиятельная вдовушка Летисия Веласкес. Прокралась тихо, как мышка. Я даже ничего не заподозрил.

Франсуа недоверчиво покачал головой. История, конечно, загадочная. Но Летисия — взрослая женщина, неспособная на такие детские шалости. Франшику со своей обычной горячностью убеждал его: женщина — загадка, не знаешь, чего от нее ждать. С виду она — гипсовая статуя, а в груди бьется сердце семнадцатилетней девчонки. К тому же влюбленная женщина способна на любую глупость. Как еще могла Летисия дать ему понять, что больше не сердится и хочет примирения?

Но Франсуа отмахнулся от него, как от надоедливой мухи. Нет, никогда он не поверит, что это сделала сдержанная, чуть высокомерная сеньора Веласкес. Он уже собирался прилечь у себя в спальне ненадолго, чтобы остаться наедине со своими мыслями. Но тут заметил на покрывале странную вещицу — женскую сережку. Как она сюда попала? Поистине этот дом полон привидений и загадок. Франшику тоже увидел сережку и издал победный клич:

— Это же сережка Летисии! Она была в них в тот вечер, когда вы вернулись из ресторана. Что я говорил! Улика неопровержимая.

Эта улика привела Франсуа в настоящее смятение. Может быть, и правда он не знает женщин, несмотря на свой богатый опыт? Но сомнений быть не могло — он держал на ладони ее сережку. Франсуа был влюблен и очень хотел верить своему счастью. Потому и поверил. Он бросился к телефону, чтобы позвонить Летисии, но Франшику его удержал.

— Ты совершишь роковую ошибку, Франсуа. Думаешь, она ждет твоего звонка? Женщина тайком приехала в твой дом, оставила такую компрометирующую ее надпись. Да и сейчас она еще не пришла в себя от потрясения. У тебя есть время, подумай хорошенько. Твой ответ должен быть такой же трогательный и небанальный, как и ее поступок.

Телефонный звонок — это, конечно, банально, Франшику прав. Франсуа думал всю ночь, а утром послал Летисии в офис огромный букет с запиской: «К сожалению, не могу подарить тебе целый сад. Вчера ты сделала меня счастливейшим из людей. Надеюсь, что смогу достойно отблагодарить тебя уже сегодня вечером и приглашаю на скромный ужин только для нас двоих. Целую. Франсуа. Да! Я нашел твою сережку. Еще раз целую».

* * *
Летисия, недоумевая, прочла записку. Сомнений быть не могло: на карточке ее имя. Что за нелепость? Первым ее побуждением было срочно позвонить Франсуа и все выяснить. Но она даже не знала ни его номера телефона, ни фамилии. Наверное, Аманда знает, она все знает об этой творческой личности.

— Алло, мама! А зачем тебе нужна фамилия Франсуа? — почему-то испуганно и тревожно спросила Аманда. — Кажется, Франсуа Виейра да Силва, точно.

Но Летисия уже положила трубку, так и не объяснив дочери, зачем ей понадобился сеньор Виейра. Секретарша нашла номер телефона Франсуа в справочнике, но дозвониться не могла. По-видимому, Пикассо творит где-нибудь на природе, с раздражением думала Летисия. Она давно заметила, что вспоминает о нем всегда с недобрым чувством, а после этой дурацкой записки ее недоброжелательность усилилась. Попросив девушку постараться найти сеньора Виейру, она поехала с Витором обедать домой.

Их встретила обеспокоенная Нейде. Аманда давно заперлась в своей комнате, ни с кем не желает разговаривать. С девочкой творится что-то непонятное. Верная нянька и домоуправительница Веласкесов давно подозревала, что Аманда влюбилась. В ее годы это порой переживается мучительно, как болезнь. Летисия хотела тут же подняться к дочери, но Витор ее остановил. Только ему Аманда доверяет свои девичьи тайны, и только он один может дать ей дельный совет. Летисии было немного обидно, она с некоторых пор заметила, что дочь сторонится ее. В чем причина этого отчуждения, она пока не понимала.

Витор решительно постучал в дверь, и Аманда тут же открыла. Ей так нужно было с кем-то поделиться.

— Что случилось, давай рассказывай! — Витор всегда снисходительно беседовал с младшей сестрой.

— Кажется, я совершила самую большую глупость в своей жизни, и она мне еще аукнется, — призналась ему Аманда.

Она рассказала, как утром тайком ездила в дом Франсуа и оставила на зеркале в ванной свое признание в любви. А он до сих пор не позвонил ей и не поблагодарил. Он просто не обращает на нее внимания, считает ребенком. Но что испугало Аманду, так это неожиданный звонок матери. Зачем ей вдруг понадобилась фамилия Франсуа?

Витор с улыбкой выслушал ее. Приключение сестрицы казалось ему детской шалостью. Она совершила этот набег на дом архитектора от отчаяния и нетерпения. Трудно любить без взаимности. Но сделать ей строгий выговор — его долг как старшего брата.

— Мы, мужчины, не любим, когда нам навязываются, сестренка. Если он к тебе равнодушен, не унижайся, не лезь напролом. Пусть все идет своим чередом, — наставлял он Аманду.

Витору никогда не нравился этот свободный художник. По его мнению, он просто ухлестывает за их матерью. И хорошо, что не обращает внимания на Аманду, он слишком стар для нее. Скоро у сестры пройдет ее блажь. К тому же у ног наследницы огромной империи будут вздыхать толпы мужчин, не чета этому потрепанному ловеласу.

— Понимаешь, детка, наш дед много работал и построил эту компанию. Но ведь он самоучка, у него нет теоретической подготовки. Он не в курсе последних достижений в области судостроительных технологий…

Порой Аманда уставала выслушивать его. Витор просто помешался на своих грандиозных планах превратить их компанию в могущественную империю с филиалами во всех странах. Вот и сейчас он уже забыл о ее проблемах и размечтался о будущем, когда миллионы долларов, франков, марок потекут к ним рекой. Разве они бедны? У меня все есть, кроме одного, что мне больше всего нужно, — счастья, думала Аманда. Она бы без колебания отдала свое наследство за то, чтобы завоевать любовь Франсуа, быть рядом с ним. Но счастье не купить даже за миллионы. И как Витор не понимает этого?

* * *
Рамиру с Самюэлем склонились над чертежом новой лодки. Лодка Кассиану строилась, но очень медленно, гораздо медленней, чем ему хотелось бы.

— Тебе не кажется, что борт слишком высок, Самюэль, может быть, сделаем его пониже, легче будет затаскивать сети? — раздумывал Рамиру.

— Твоя правда. Сколько мы с тобой намучились с сетями, потому что не учли этого, — согласился Самюэль. — Надо еще подумать, хватит ли места для мотора.

Они были прекрасными практиками, но теория судостроения часто ставила их в тупик. Самюэль сделал чертежи лодки по старинке, но все же он считал себя самоучкой. Им даже не с кем было посоветоваться. Тут Кассиану вспомнил о соседе архитекторе. Почти каждый день они сталкивались на пляже. Франсуа с мольбертом обследовал окрестности в поисках красивых пейзажей и интересных лиц. Деревня уже стала привыкать к нему, тем более что художник оказался очень простым и радушным человеком. Кассиану он даже нравился, хотя он всегда относился настороженно к чужакам. Недавно Франшику устроил на спор соревнования по плаванию. Кассиану считался отличным пловцом, но Франсуа выиграл заплыв. После этого его авторитет в деревне вырос еще на несколько пунктов. И Кассиану нисколько не обиделся, наоборот, зауважал художника.

— Послушай, отец, можно я покажу чертежи Франсуа? Он не только художник, но и архитектор. Может быть, что-нибудь дельное подскажет? — как-то спросил он Рамиру.

На лицо Рамиру набежала темная тучка при одном упоминании этого имени. Кассиану ничего не заметил, зато от зоркого взгляда Самюэля это не укрылось. После новоселья у Франшику его друг стал замкнутым и угрюмым. Все время задумывался о чем-то своем и не слышал, что ему говорят. Самюэль хорошо знал его: Рамиру страдал, а к Франсуа испытывал самую примитивную ревность.

— Зачем тебе нужен этот архитектор, он ведь строит дома? А нам нужна консультация инженера-судостроителя, — ответил он сыну, свернул чертеж и унес с собой.

Кассиану удивленно посмотрел ему вслед. На следующий день Рамиру, не сказав ни слова Самюэлю, отправился прямо на верфь. Он нашел главного инженера и прямо на причале развернул перед ним чертеж. Опытный глаз инженера сразу же заметил несколько изъянов в конструкции лодки.

Окна офиса выходили прямо на причал верфи. Они с инженером беседовали уже с четверть часа, когда Рамиру поднял голову и вдруг увидел в одном из окон Летисию. Похоже, она уже давно наблюдала за ним. Их глаза встретились. Но Летисия тут же исчезла в глубине своего кабинета. Рамиру уверял себя, что вовсе не желал встречи с ней. Он пришел на верфь только за консультацией. Но ноги почему-то сами понесли его в офис. Ему так захотелось увидеть Летисию Веласкес, немедленно, сейчас, что он снова не сумел справиться с собой.

Секретарша испугалась, узнав сердитого моряка, который недавно чуть не устроил у них погром. Она была уверена, что сеньора не примет этого человека. Но Летисия распорядилась проводить Рамиру Соареса в свой кабинет. Они встретились, как будто не виделись целую вечность.

Чтобы не искушать себя и оторвать глаза от Летисии, Рамиру развернул на столе свой чертеж.

— Это лодка моего сына Кассиану, — объяснил он. — Я приехал посоветоваться с твоим инженером, но, похоже, поступил неправильно. Извини. Нужно было сначала поговорить с тобой.

— Не извиняйся, Рамиру. Я так рада, что смогу хоть чем-то вам помочь. Приходите с сыном, когда захотите. Я предупрежу главного инженера.

И Летисия попросила секретаршу принести для сеньора Соареса проспекты новых легких судов и чертежи к ним. Рамиру даже не ожидал такого щедрого подарка. Он тут же принялся разглядывать чертежи. Вот обрадуется Кассиану.

И все-таки на прощание он не удержался и спросил Летисию, как она живет? И жадно ждал ответа. Вот сейчас она скажет ему, что счастлива, выходит замуж за его соседа Франсуа. Но глаза ее были все так же грустны, как и раньше.

— У меня все хорошо. Были осложнения с сыном, но теперь все уладилось, — Летисия сама не понимала, зачем она рассказывает ему о своих семейных делах.

Она не скрывала, что главное сейчас в ее жизни — это работа. Ей хочется сделать что-то полезное для города и его жителей. Ведь на их верфи работают тысячи человек. Их благополучие зависит от того, как идут дела в компании. На счастливую женщину Летисия не была похожа и ни словом не обмолвилась о Франсуа. И с души Рамиру как будто камень свалился. Он был так рад, что по-детски, простодушно не смог скрыть этого от Летисии.

— Как хорошо, что я к тебе зашел, — признался он. — Это трудно объяснить. Наверное, воспоминания нахлынули. Но теперь я спокоен.

Летисия ничего не поняла: что тревожило Рамиру и почему он успокоился, повидавшись с ней. Как всегда после встречи с ним, она долго приходила в себя. А ей еще предстояло очень неприятное свидание. До Франсуа секретарша так и не смогла дозвониться, поэтому Летисия решила поговорить с ним лично. Она вспомнила о глупой его записке и вздохнула: жизнь полна загадок. Она не понимала ни Рамиру, ни Франсуа, да и в самой себе не могла разобраться как следует.

Едва Самюэль увидел Рамиру, как тут же понял — что-то произошло. Его друг словно преобразился со вчерашнего дня, его лицо просветлело, тяжелая угрюмость исчезла без следа, как будто Рамиру получил утешительное известие. С довольным видом он протянул Самюэлю проспекты и чертежи легких рыболовецких судов. Вначале Самюэль с такой жадностью погрузился в чертежи, что не подумал, а где же Рамиру мог достать все это. И вдруг его словно озарило:

— Так ты был на верфи, у Летисии? Рамиру, как ты мог! Ведь ты обещал мне, помнишь?

Рамиру был смущен, но оправдывался: эта встреча произошла случайно, он не искал ее. Но Самюэль не верил ему. Рамиру уверял его, что рад счастью Летисии. Пускай она остается в своем мире, с человеком ее круга. У президента компании и простого рыбака все равно ничего бы не вышло. И после всех этих заверений он поехал на верфь, чтобы увидеть ее.

— Рамиру, неужели ты не можешь обуздать себя? Я прекрасно видел, что с тобой произошло, когда она явилась с этим своим Франсуа… — не мог удержаться от упреков Самюэль. Его прежде всего беспокоило спокойствие Серены, мир в семье.

— Это не ее Франсуа, — вдруг высказал свою тайную мысль Рамиру. — Я должен был в этом убедиться. Они просто друзья.

Самюэль изумленно посмотрел на него. Вот что делает с людьми страсть, даже с такими сильными, как Рамиру. Он неделю мучился ревностью, пока не убедился, что эта женщина не любит соперника. Теперь Рамиру спокоен и даже доволен, хотя все еще полон решимости не видеться с Летисией, забыть ее. Ему просто невыносимо было бы встречать ее здесь вместе с Франсуа. Все это было так непонятно уравновешенному, спокойному Самюэлю. К тому же его тревожили дурные предчувствия. Нужно было поскорее увозить отсюда Рамиру. Может быть, за несколько недель, проведенных в море, свежий ветерок выветрит из его головы мысли о Летисии.

То, чего так боялся Самюэль, случилось в тот же день. Серена узнала о странном визите мужа на верфь. После новоселья у Франшику она совершенно успокоилась. Правда, Рамиру был какой-то дерганый и мрачный, но она терпеливо ждала, пока это настроение пройдет.

И вдруг радостный Кассиану приволок в дом ворох чертежей, разложил их на столе и стал внимательно изучать.

— Конечно, такого корабля мне ввек не построить, но кое-какие детали можно позаимствовать, — рассуждал он вслух.

Серена заглянула в чертежи, и первое, что бросилось ей в глаза, был знак компании Веласкесов в углу листа — «Рыболовецко-морское объединение «Судно».

— Эта аристократка донна Летисия дала отцу чертежи. Посмотри, какая красота, мама! — говорил Кассиану.

У Серены даже потемнело в глазах: он снова ходил туда, они виделись. Грозная тень Летисии Веласкес снова встала перед ней. С этой женщиной ей трудно бороться, потому что Рамиру тянет к ней как магнитом. Она ничего не скажет ему, не станет упрекать. Пусть будет так, как распорядится судьба.

Глава 17
Франсуа не терпелось спровадить Франшику. Сегодня у него начинается новая жизнь — в его дом придет Летисия, зеленоглазая наяда, которая так волнует его воображение. Кто бы мог подумать, что она способна на такие пылкие романтические выходки? Воистину, женская душа — загадка… А Франшику стоял и разглагольствовал об омарах с орешками под манговым соусом, от которых любая женщина влюбляется по уши…

— Ужин сегодня готовлю я, — прервал его Франсуа, — и готовлю его для двоих: Летисии и художника Франсуа, который пригласил ее в гости, а тебя прошу удалиться. И как можно скорее. Больше того, Франшику, я прошу тебя не возвращаться!

— Ты что, хочешь сказать, что я буду ночевать под кустом? — возмущенный Франшику готов был испепелить взглядом приятеля, но возмущение его было наигранным, они прекрасно понимали друг друга.

— Где хочешь, там и ночуй, — проявил крайнюю степень бессердечия влюбленный художник. — Кстати, ты говорил, что завтра уезжаешь. Можно узнать куда?

— В Рио-де-Жанейро. Деловая поездка. — Франшику тут же напустил на себя серьезный вид. — Ты вот думаешь, что Франшику — шут гороховый, а он — бизнесмен, главная надежда фирмы.

— Очень рад за тебя и за фирму, — расхохотался Франсуа. — А ты бы не мог стать и моей главной надеждой?

— В чем дело? — насторожился Франшику.

— Не в службу, а в дружбу — загляни в Сан-Паулу и повидай Лилиану. Ты наверняка ее помнишь. Она была со мной, когда ты продавал мне участок. Узнай, как у нее дела с моей квартирой. Продала она ее? А если продала, то перевела ли деньги?

Франшику прекрасно помнил Лилиану. Еще бы ему не помнить такую красивую девушку! Она тогда ему очень понравилась. Что ж, он с удовольствием с ней повидается. Похоже, Франсуа не будет рыдать, уткнувшись в подушку, если Франшику немножко поухаживает за этой красоткой.

— Так и быть, — с важностью сказал Франшику, — заеду. Но и ты окажи мне услугу: заведи себе блокнот и записывай все мои благодеяния.

— Непременно, — пообещал Франсуа. — А пока до встречи, дружище! Жду тебя с хорошими вестями от Лилианы.

Франшику поклонился и ушел, а Франсуа подумал, что вести от Лилианы могут быть всякие. Он ведь не позвонил ей, так что она наверняка на него обижена. И не без оснований. Но с другой стороны, уж теперь она точно знает: между ними все кончено.

Насвистывая, Франсуа принялся готовить ужин. Готовить он любил и умел. Рыба будет золотиться поджаристой корочкой, золотистой, поджаренной будет и картошка. Вино тоже будет золотистым. А в окно будет струиться золотистый свет заходящего солнца. И в мягких сумерках будут мерцать, как две звезды, любимые глаза, наполняя сердце счастливым томлением. Ведь любовь — главная драгоценность жизни.

Летисия пришла в самый разгар стряпни. Она, можно сказать, застала Франсуа врасплох.

— Входи, мое счастье.

Конечно, Франсуа предпочел бы, чтобы она пришла, когда у него все было бы уже готово, но сколь многообещающим было ее нетерпение!

— Я не могла дозвониться тебе целый день, вот и заехала на секунду, — сказала Летисия. — Я не поняла, что означают твоя записка и цветы.

— А мне показалось, что я написал так ясно, — улыбнулся Франсуа. — До чего же долго я ждал тебя, и вот ты наконец здесь. Разве это не самое главное?

Он подошел к ней, собираясь обнять, поймать наконец ускользающую наяду. Но выражение лица Летисии было по меньшей мере необычным. Она ничуть не походила на влюбленную женщину, которая торопилась на свидание, и уж совсем не была готова ни к каким объятиям.

Все-таки Франсуа притянул ее к себе, попытался поцеловать и почувствовал сопротивление.

— Что это? Ошибка? Комедия? Или ловушка?.. — Летисия будто размышляла вслух, высвобождаясь из его объятий и вопросительно поглядывая на него.

— Клянусь, я пришел в неистовый восторг от твоего послания на зеркале и в экстаз от сережки у меня в постели.

Франсуа вовсе не собирался отпускать Летисию. Он хотел уверить ее, что ей нечего стыдиться своего порыва, что он разделяет ее чувства, что он просто на седьмом небе от счастья и благодарности.

— Но я никогда не была в твоей постели, и ты это прекрасно знаешь, — Летисию начала даже забавлять нелепая ситуация. И чем она казалась нелепее, тем больше хотелось Летисии разобраться в ней и расставить все точки. — Ты просто морочишь мне голову, Франсуа, и я не скажу, что шутки у тебя хорошего тона.

Летисия бросила холодный взгляд на Франсуа: в конце концов, любая нелепость должна иметь свой предел.

— Но я вовсе не шучу, — Франсуа теперь держал ее за руку. — Пойдем ко мне в спальню.

Летисия на миг потеряла дар речи: да что же это такое?! За кого он ее принимает?!

— Я ухожу! Довольно с меня всяких глупостей! — заявила она.

Негодование Летисии рассмешило Франсуа.

— Не будь ребенком, Летисия! Разве я похож на насильника? Поверь, я и пальцем тебя не трону! Мне теперь тоже стало интересно, кто же побывал у меня в спальне и испачкал твоей помадой мою подушку.

Летисия медленно, недоверчиво вошла в спальню. На зеркале губной помадой — да, ее помадой, но такой помадой красят губы миллионы женщин! — было на разных языках написано: «Я тебя люблю».

Франсуа молча протянул ей сережку. Если такой помадой красили губы миллионы женщин, то сережка была действительно ее, тут уж не было никаких сомнений.

— Мне очень жаль, что ты решил, будто я способна на такие дурацкие выходки. Они не в моем стиле, Франсуа, хотя сережка в самом деле моя, — Летисия снисходительно смотрела на художника, чье пылкое воображение увлекло его слишком далеко.

Ей даже стало жаль его, такое искреннее огорчение отразилось у него на лице. Даже не огорчение — горе.

— Но Франшику видел, как ты приезжала на машине Гаспара, — Франсуа пустил в ход свой последний аргумент, он не понимал, почему Летисия так упорствует. — Прости! Я был так счастлив оттого, что женщина, которую я люблю, ответила мне любовью, и с такой любовью готовил ужин…

Из кухни запахло горелым, и Франсуа, не договорив, бросился туда.

— Ты права, что не собиралась со мной ужинать, — все сгорело! Все прах и пепел, а пеплом сыт не будешь, — улыбнулся Франсуа.

Летисии вдруг все показалось очень смешным.

— Я очень люблю хорошо прожаренную рыбу. И чем больше, тем лучше, — сказала она, оглядев угольки на сковородке, — так что придется мне все-таки с тобой поужинать. Только знаешь, мне бы тоже хотелось похвастаться своими кулинарными способностями.

Пока она колдовала над сыром и сливками, готовя какое-то фантастическое блюдо, Франсуа смотрел на нее и таял — самая прекрасная из женщин хозяйничала у него в доме. И естественно, когда они наконец сели за стол, первый бокал он выпил за нее.

Таял Франсуа. Таяло во рту приготовленное Летисией блюдо, и, кажется, в конце концов немного оттаяла и Летисия, но и то только после того, как Франсуа сказал:

— Похоже, я знаю, кто у меня побывал. Оцени мои дедуктивные способности. Во-первых, согласись, что это кто-то из близких тебе людей. Иначе откуда машина Гаспара, твоя помада и серьги?

— Но клянусь, я просто ума не приложу, кто бы это мог быть, — искренне недоумевала Летисия.

— Аманда! — сказал Франсуа. — Потому что, во-первых, я хочу сказать тебе, что она уже несколько раз пыталась поговорить со мной наедине.

— Ты знаешь, я это замечала, — и вот тут Летисия смягчилась, — замечала, что Аманда всеми силами старается нас свести. Ты помнишь, как она во что бы то ни стало хотела помирить нас? Какая же она трогательная!

И Летисия вдруг почувствовала себя счастливой: ее дочь так заботится о ней, так не хочет, чтобы мать осталась одна… Горячая волна благодарности захлестнула Летисию.

Потом она смотрела картины Франсуа. И должна была признаться себе, что не может остаться равнодушной. От них веяло силой и страстью. Они радовали насыщенным цветом и каким-то необычным разворотом привычных предметов.

— Какое у тебя великолепное чувство композиции, — не могла не похвалить она его.

— У критиков другое мнение, — рассмеялся Франсуа, — но я, кажется, нашел что-то свое и не собираюсь выпускать его из рук, — работаю с утра до ночи.

— Да, искусство забирает человека целиком, — согласилась Летисия.

— Любовь тоже, — сказал Франсуа и притянул ее к себе.

Это был их первый настоящий поцелуй, такой же насыщенный, полный и радостный, как нарисованные Франсуа картины.

— Ой, я же никого не предупредила, что задержусь, — спохватилась Летисия, — все будут волноваться, думать, что со мной что-то случилось.

— Но ведь случилось же? Да? — Франсуа вопросительно заглядывал ей в глаза.

— Да, — Летисия не могла сейчас слукавить.

* * *
Кассиану рассматривал рекламный проспект «Судоверфи Веласкес» и невольно ахал: ну до чего же хороши лодки! Одна другой лучше, удобнее. И как сделаны! А какие краски! Лодки прямо как живые!

Кассиану был настоящим рыбаком, и лодка была его мечтой. Серена мельком взглянула, чем так восхищается ее обычно суровый и молчаливый сын.

— Это мне папа дал. Наверное, принес от сеньоры Веласкес, — простодушно объяснил Кассиану, и мирный ясный день померк в глазах Серены.

— Иди погуляй, сынок, — попросила она, — и Асусену прихвати с собой. Ужинать мы еще не скоро будем.

Кассиану с недоумением взглянул на мать, но спорить не стал, не в его характере было спорить.

Серена осталась дома одна. В ее груди бушевала буря. Весь мир сейчас был для Серены тесен, а не только ее дом, всегда такой любимый, уютный, а теперь ставший прибежищем несчастья, мрачным, словно тюрьма.

Как только Рамиру вошел и взглянул на Серену, он понял: стряслось что-то серьезное, — таким отчужденным было обычно радостное лицо жены.

— Ты опять с ней виделся? — только и спросила она.

Взгляд Рамиру невольно привлекли цветные лодки, которые рассматривал Кассиану, и он тут же все понял. У него опустились руки: опять надвигается шторм — возмездие за тени прошлого, что приходили и тревожили яркий день настоящего.

— Ты же знаешь, мы хотим сделать с Кассиану лодку, я и ходил на верфь, разговаривал с инженером, там мне и дали чертежи.

— Ты не ответил на мой вопрос: с ней ты виделся? — глаза Серены неотступно следовали за Рамиру, и, глядя в ее огромные, черные, полные боли глаза, нельзя было не сказать правды.

— Да, я видел и сеньору Летисию, но нужна мне была только лодка. Лодка для Кассиану!

— Нет, я не такая образованная, как твоя сеньора Летисия, но дурой я тоже никогда не была, — Серена говорила это, словно бы глядя в себя, словно размышляя вслух. — Что же ты думаешь, я не вижу, что с тобой творится, после того как ты увидел свою сеньору вместе с тем парнем? Думаешь, я не поняла, что ты непременно отправишься к ней, чтобы самому убедиться, влюблена она в него или нет?..

В отчаянии была не только Серена, но и Рамиру — неужели Серена так никогда и не поверит ему? Неужели покой в их доме так и будет всегда держаться на волоске? Неужели невозможно до конца искупить совершенное прегрешение и оно всегда будет нависать мрачным призраком?

— Вспомни, Серена, как нам было хорошо той ночью? Разве может обмануть ночь любви? — Рамиру всеми силами пытался найти то, что, безусловно, убедит жену в его преданности и отгонит навязчивый призрак.

— Может! — горько ответила Серена. — Все эти годы я была тебе верной, надежной женой. Мы были вместе во всех бедах и горестях. Ты всегда был моим единственным, моей радостью, и я надеялась, что ты позабудешь о ней. Но ты ее не забыл. Что ж! Без тебя мое сердце ссохнется и почернеет от горя, но жить я буду, потому что нужна своим детям. Поэтому будь мужчиной, Рамиру! Скажи, что ты выбираешь в этой жизни. Жить и делить тебя с ней я не смогу.

Серена высказала все, что хотела, и почувствовала, что в ней поселилась пустота безнадежности. У нее не было даже слез. Она тихо вышла из дому и не спеша пошла к морю, села на песок и стала смотреть, как набегают одна за другой волны. Она ни о чем не думала, только пристально следила, как набегали и откатывались сине-зеленые пенистые волны…

Серена все еще сидела на пляже, когда в дом вернулись с прогулки дети. Странно, может быть, называть детьми этого взрослого юношу и юную девушку, но все-таки они были детьми.

— Что-то случилось, папа? — спросил Кассиану у сгорбившегося Рамиру, сидевшего в углу, безнадежно опустив между колен руки.

— Нет, ничего, — глухо ответил Рамиру. — Только знаешь, может, вы переночуете сегодня у Самюэля? Ужинайте, а я пока пойду пройдусь.

Брат с сестрой переглянулись: такого еще не было никогда. Видно, произошло что-то крайне серьезное, иначе ни отец, ни мать так бы себя не вели!

Но слово родителей было для них законом, и, поужинав, Асусена прихватила белье, и они отправились к Эстер и Самюэлю.

— Милые бранятся, только тешатся, — попробовала успокоить ее Эстер, но Асусена только недоверчиво покачала головой.

Рамиру надеялся на благодатную ночь, которая всегда приносила им мир и согласие, но на этот раз он ошибся. Вернувшись, Серена заперлась в комнате Асусены и не захотела с ним даже разговаривать. Разговаривать им было не о чем. Она будет ждать его решения.

Рамиру злился на себя, на Серену и чувствовал свое полное бессилие. Он же все уже решил, все высказал. Но чем и как он мог вернуть себе поколебленное доверие Серены? Что должно было случиться, что произойти, чтобы она поверила ему?! И поверила навсегда!

Ночь была для обоих тягостная, почти бессонная. Но поутру Серена уже, как всегда, хлопотала на кухне, готовя завтрак. Жизнь должна была идти своим чередом, и дети не должны были страдать оттого, что у матери разрывается сердце. У них будут свои неприятности, их в жизни не избежать…

И Рамиру, глядя на свою жену, не мог не восхищаться ею. С каждым годом он все больше и больше уважал Серену за выдержку, ровный нрав, за житейскую мудрость и за преданность ему и детям. Он не мог понять, как не чувствует его уважительной любви Серена? Как может в нем сомневаться?.. Ведь он же предан своей семье! Неужели она не замечает этого?..

Асусена и Кассиану были рады вновь воцарившемуся у них в доме миру. Они были слишком молоды, слишком заняты собой, чтобы задумываться, прочен ли этот мир? Их и не тревожил призрак Летисии Веласкес.

Глава 18
Летисия вернулась домой в приподнятом настроении. Она не могла отрицать, что в ее жизни свершилась перемена, что она готова ее принять. Гаспару и Аманде больше нечего беспокоиться. Она приняла решение и согласна покончить со своим одиночеством.

Франсуа привлекал Летисию своей неординарностью, умом, талантом. В общении с ним она могла надеяться на душевную тонкость, на понимание. Летисия не собиралась торопиться, но была согласна, чтобы рядом с ней на некотором расстоянии, все приближаясь и приближаясь, шел Франсуа, а куда приведет дорога, они посмотрят…

Именно это она и собиралась сказать Аманде, чтобы удержать от дальнейшего неблагоразумия ее горячее сердечко.

У дочки еще горел свет, и Летисия поднялась в ее спальню. Ей не стоило большого труда добиться у Аманды признания, что именно она побывала у Франсуа, надев материнские сережки и прихватив помаду.

— Одну сережку я потеряла, но собиралась завтра же купить, — горячо сказала Аманда.

Полусонная, разрумянившаяся, она была сейчас прехорошенькой, и Летисия залюбовалась ею.

— Не надо, доченька. Франсуа нашел ее и уже мне вернул. А я хочу сказать тебе, что не надо больше ни секретов, ни сюрпризов. Я вижу, как вы с дедом стараетесь, чтобы я нашла себе спутника жизни, и знаешь, я решила, что…

Но Аманда не слышала ее. Занимало Аманду только одно: как отнесся к ее визиту Франсуа. Теперь она страшно раскаивалась в этом своем поступке. Она-то ведь хотела, чтобы Франсуа наконец увидел в ней взрослую привлекательную женщину. А вышло, что повела она себя как глупая маленькая девчонка. Она так хотела все исправить и вместо этого все испортила. Одна мысль об этом приводила Аманду в отчаяние.

— Мамочка! — Аманда смотрела на Летисию блестящими глазами. — Я безумно люблю Франсуа. Я готова на все, лишь бы он перестал смотреть на меня как на маленькую! Но теперь он вообще не будет на меня смотреть! — Слезы готовы были политься из глаз Аманды.

На лице ее было написано такое отчаяние, что Летисия застыла. Боже мой! Аманда! Неужели?! Как хорошо, что признание не успело сорваться с ее губ. Как хорошо, что они с Франсуа еще так далеки друг от друга… Хотя Летисия не могла не признать, что нежданная откровенность Аманды взволновала ее не только как мать…

Аманда, сделав первое признание, заторопилась и с остальными — в ней накопилось столько мыслей, чувств, новых ощущений, что носить все это в себе ей давно уже было невмоготу. Плотина прорвалась. Открыв в матери наперсницу, дочь торопилась ей все высказать.

— Знаешь, он всегда один, и мне кажется, он страдает. Мне так хочется подойти к нему поближе, утешить, наполнить его жизнь радостью. Ты ведь меня понимаешь, правда, мама? — Восторженные и встревоженные глаза дочери смотрели на Летисию. — И ты мне поможешь! Да? Ты мне поможешь его завоевать?

Летисия невольно про себя усмехнулась, но усмешка была печальной.

— Ты считаешь, что именно я могу тебе помочь? — спросила она.

— Конечно! Кто же еще? Ведь ты же моя мама! — простодушно удивилась Аманда.

— Понимаешь, я хотела тебе сказать… — неуверенно начала Летисия, сама еще не зная, что именно она хотела бы сказать дочери, но Аманда прервала ее:

— Я знаю все, что ты скажешь! Разница в возрасте и все такое прочее! Но поверь, все разницы — предрассудки! Я люблю его! Люблю впервые! Я не знала, что любовь — это просто сумасшествие, не знала, какое это необыкновенное и восхитительное чувство! И он должен, должен ответить мне взаимностью!

Летисия поняла, что ничего больше она уже не скажет. Что она просто не знает, как говорить с дочерью. Она в тупике и не знает, что ей делать. Со своим недоумением, с тяжелой печалью в сердце она, простившись, ушла к себе в спальню.

А наутро первый звонок был от Франсуа.

Трубку взял Витор. Услышав мужской голос, он мгновенно внутренне насторожился, но трубку передал матери с улыбкой.

— Я так и не уснул после нашего вчерашнего вечера. Твой поцелуй жег мне губы. Мне не терпится увидеть тебя снова. Я заеду за тобой, и мы вместе пообедаем, — в голосе Франсуа было столько ласки, столько нежности.

— У меня возникли очень серьезные осложнения, — ответила Летисия. — Ситуация переменилась, и я просто не знаю, что сказать…

— Тем более! Значит, нам просто необходимо увидеться. Я заеду за тобой! — уверенно и энергично пообещал Франсуа.

— Да, вообще-то ты прав. Хорошо, — согласилась Летисия.

Витор по-прежнему был настороже. Для начала ему нужно было уточнить, кто это звонит матери в такой ранний час.

— Нужно раз и навсегда запретить секретарше давать номер твоего домашнего телефона клиентам. Беспокоить тебя в такой ранний час, — высказал сын свое недовольство.

Погруженная в свои мысли, Летисия рассеянно посмотрела на него.

— Это не клиент, — сообщила она, — скорее всего, это будущий сотрудник. Пока он — друг. У него есть кое-какие предложения по отделке яхт. По профессии он архитектор.

— Друг отца? — уточнил Витор.

— Нет, деда, — ответила Летисия.

Такое пристальное внимание Витора к звонку было неприятно Летисии, ей очень мешало то, что Витор так настойчиво вторгается в ее личную жизнь.

* * *
После того как Витор стал энергично заниматься делами фирмы, он только и делал, что всех контролировал. По существу, он мало еще что смыслил в делах, но уже хотел, чтобы служащие воспринимали его как хозяина, и к тому же как доброго хозяина. Поэтому он всем говорил о новшествах, о повышениях по службе, об увеличении окладов. Друг семейства заинтересовал Витора с разных точек зрения, он наметил себе непременно с ним познакомиться, простился с матерью и заторопился на работу.

Одним из тех, кого Витор стремился расположить к себе, был Дави, которого Витор всячески ободрял и поощрял. Он уже пообещал ему и прибавку к жалованью, и повышение по службе.

Окрыленный новостью, Дави понесся к Оливии. Он спешил обрадовать ее: теперь они могли назначить день своей свадьбы.

Однако Оливия ничуть не обрадовалась и к обещаниям Витора отнеслась более чем скептически. Ей был крайне неприятен этот молодой человек.

Она подозревала его в двуличности и непорядочности. И в связи с этим энтузиазм Дави был ей тоже очень неприятен. Он бросал какую-то недобрую тень на ее жениха, и она тем более не хотела торопиться со свадьбой.

— По-моему, тебя хотят использовать на твоей новой должности, а потом от тебя избавиться, — сказала она Дави.

— Как ты можешь так думать, Оливия?! — возмутился он.

— Не будем торопиться со свадьбой. Мы достаточно долго ждали, чтобы подождать и еще немножко. Посмотрим, что будет.

— Мне уже кажется, дело не в Виторе, а в тебе. Мне кажется, что ты просто оттягиваешь нашу свадьбу, — в запальчивости высказал свои подозрения обиженный Дави.

— Ну зачем ты так? — мягко ответила Оливия. — Сейчас не время ссориться, я много работаю и так устаю у себя в больнице. Не забывай, я только что с дежурства.

— Да, прости, отдыхай, — тут же пошел на попятный Дави, — мы успеем еще обо всем поговорить, мне просто очень хотелось тебя обрадовать…

— Я рада, что ты пришел, а с остальным мы пока подождем.

В общем, в искренности Оливии Дави сомневался напрасно: у нее были сомнения, и она честно их высказывала.

Зато ее мать, сеньора Изабел, была совсем не прочь оттянуть свадьбу дочери. С возвращением Витора отношение ее к Дави резко переменилось.

Изабел стало казаться, что ее дочь достойна лучшей партии. Тем более что Бонфинь, прослуживший столько лет в фирме, давным-давно стал добрым другом ее хозяина, Гаспара Веласкеса. Так почему бы, собственно, им не породниться? Увидев, что разговор с Оливией опечалил Дави, она про себя порадовалась: кто знает, как еще все повернется?

В душе Изабел считала себя необыкновенно тонким политиком. И сейчас, она задумала одну весьма престижную акцию, она готовила благотворительный чай! В патронессы их благотворительного общества она собиралась выдвинуть Летисию. Гаспар будет очень благодарен Изабел за то, что она введет его одинокую дочь в лучшее общество, и, возможно, даже повысит Бонфиня по службе.

Изабел уже вознеслась на головокружительные высоты, и с этих высот провинциал Дави, у которого не было никаких связей, казался ей, конечно, жалкой мошкой, от которой она предпочла бы отмахнуться.

В то время как Изабел тешила мечтами свое честолюбие, ее сын тешился любовными мечтами. Адреалина вновь исчезла с его горизонта. Вернее, она снова жила у Фреда. Пессоа не был в претензии к ней. У него появился чудесный план, и он немедленно взялся за его осуществление.

Не теряя времени, Пессоа отправился к Питанге. Он давно знал, что обстоятельной, положительной Питанге по душе такой же обстоятельный Кассиану, а ему самому была очень по душе живая, непоседливая Далила, которая стала избранницей сурового Кассиану. Пессоа не сомневался, что рано или поздно Далила не устоит перед его достоинствами: как-никак живости и ему не занимать, собой он недурен, и к тому же горожанин! Вот тогда Питанге и достанется Кассиану. А пока пусть Питанга съездит с ним в деревню и все покажет, а там уж он сам во всем разберется.

Просьбу о том, чтобы отправиться в деревню, Питанга приняла без всякого воодушевления. Она не знала, какая кошка пробежала между ее матерью и ее деревенской родней и соседями, но с некоторого времени Мануэла строго-настрого запретила ей появляться в деревне. Однако Пессоа обещал ей, что он устроит встречу с Кассиану, с которым она сможет поговорить с глазу на глаз, и это, конечно, не оставило Питангу равнодушной.

Увидев Мануэлу, Пессоа тут же подступил к ней с уговорами, но о деревне он ни слова не сказал. Он так расписывал страдания заболевшей Адреалины, которая лежит совсем одна и так будет рада, если Питанга навестит ее, что Мануэла отпустила дочку.

— Ладно, ладно. Иди, Питанга, — сказала она. — Только долго не задерживайся, у меня дел по горло, одной не управиться.

Пессоа подмигнул Питанге: ну что? Теперь она убедилась, что все идет как по маслу?

На машине они вмиг докатили до деревни. Но на окраине Питанга попросила высадить ее из машины — дальше лучше идти пешком, кто знает, как их еще встретят?

Но Далила им обрадовалась. Конечно, она не забыла забавного брата Оливии, который так горячо обещал приехать в деревню, посмотреть на их житье-бытье. Рада была Далила и Питанге, которой очень симпатизировала. У Далилы была Асусена, она только что прибежала за ней, чтобы позвать полюбоваться на Кассиану, который мерился с желающими силой.

Далила пригласила и гостей-горожан полюбоваться этим зрелищем.

— А кто этот Кассиану? — разыграл полное неведение Пессоа.

— Мой парень! — с гордостью ответила ему Далила.

Смуглый атлет Кассиану мерился со всеми желающими силой, и руки одного за другим парней плотно прижимались к деревянной поверхности, хотя парни были такие же крепкие и мускулистые, как молодой рыбак. На губе у Кассиану блестели бисеринки пота, в черных глазах горел сумрачный упорный огонь. Увидев озорную Далилу, он только хмыкнул про себя: теперь его соперники могли не сомневаться — ни одному из них не выйти в победители!

Кассиану снисходительно усмехнулся, когда и нескладный горожанин пожелал вступить с ним в поединок.

— Сейчас, — согласился он, — вот только водички попью…

Далила попыталась образумить гостя: разве он не видит, что с таким богатырем вряд ли стоит тягаться? Но своими уговорами она только подзадорила Пессоа.

Видя, как раскипятился горожанин, Маджубинья сказал с улыбкой:

— Проигравшего, будем купать…

Старики подошли поближе, им тоже хотелось поглядеть, как играет в парнях молодая кровь. Они вспомнили свои молодые годы, когда-то и они не чуждались такой забавы, а тут поединок приобрел еще больший интерес: свой тягался с чужаком-горожанином!

Одна была заслуга у Пессоа — Кассиану положил его руку, но не в первую же секунду, а чуть чуть спустя, хоть недолго, но ему удалось противостоять неутомимому натиску.

Пессоа весь напрягся, покраснел, запыхтел. За спиной он слышал одобрительные возгласы:

— Давай, давай, парень! Ну-ка поднажми, поднажми еще!

Так старики исполняли свой долг гостеприимства. Но рука Пессоа была уже плотно прижата к доске.

— Купать его! Купать! — закричали все. Парни с хохотом потащили отбивавшегося Пессоа к морю, благо тащить было недалеко.

Сверкающее, сияющее, чудесное море с радостью приняло ватагу разгоряченных парней, счастливых своей молодостью и силой. Шум, гам, брызги. Но Кассиану, пожалуй, переборщил, купая Пессоа. Не в добрую минуту он заметил, как посматривает горожанин на его Далилу. Тот вылетел из воды, ловя ртом воздух. Пока мощная рука Кассиану держала его под водой, он уже успел распрощаться с жизнью.

Девушки стали просить у гостя прощения за своих парней.

— Не обижайся! Не сердись! Они же не со зла. Просто так вышло, — смеясь, наперебой утешали его Далила и Асусена.

Но Пессоа и рассердился, и разобиделся до крайности. Грубые деревенские забавы ему не по нутру. Впрочем, чего и ждать от чурбанов неотесанных?!

Но Пессоа найдет еще средство, он им всем покажет, как над ним издеваться! Он сумеет поставить их всех на место!

Кое-как приведя себя в порядок, ни слова не говоря, Пессоа двинулся к машине. Вслед за ним заторопилась и Питанга. Она, пожалуй, сочувствовала Пессоа, но еще больше восхищалась Кассиану. Вот уж кто герой!

— Я же говорила тебе, что он очень сильный, — сказала она Пессоа, когда машина тронулась с места.

— Зверь, настоящий зверь, — ответил ей Пессоа.

* * *
Летисия и Франсуа договорились встретиться днем, а с утра в мастерскую Франсуа явилась Аманда. Вчерашний разговор с матерью еще больше освободил и раскрепостил ее. Все, что она таила в себе, держала под спудом, выйдя наружу, как бы узаконилось и обрело безусловное право на существование. Объявив матери о своей любви, Аманда словно получила право отстаивать ее и настаивать на ней.

Правда, на этот раз, прежде чем прийти, она позвонила Франсуа по телефону, и он согласился повидаться с ней.

Франсуа чувствовал, что визит этот неизбежен. Что эта девочка еще доставит ему множество хлопот и неприятностей. Что именно о ней и пойдет у них сегодня разговор с Летисией. И потому хотел уже сейчас расставить все по местам и как-то разрядить обстановку.

В мастерской у него царил страшный беспорядок. Франсуа натягивал очередной холст, готовясь писать новую картину. Давно ему уже так не хотелось работать. Собственно, к живописи его вернуло ожившее, трепещущее сердце. Мир раскрывался перед ним с какой-то особой откровенной щедростью, и, радуясь его богатству, Франсуа не мог и не хотел никого обижать. Даже эту девочку, которая была ему в тягость своей навязчивостью, своим молодым эгоизмом. Самолюбивая юность не умеет еще входить в утонченное общение с миром, а только в таком общении черпает полноту и радость зрелая душа.

Едва войдя, Аманда принялась извиняться:

— Ужас, что я тут наделала! Я только потом поняла, и мне так стыдно, так стыдно! Простите меня, Франсуа. Впредь я обещаю вести себя примерно.

— Считай, что все уже забыто, — кивнул ей Франсуа, не отрываясь от работы. — В юности и я натворил немало глупостей. Детство не может ни сердить, ни обижать, так что давай скрепим наш мирный договор стаканчиком ананасового сока с мятой. Я только что приготовил свеженький, — и он протянул Аманде стакан.

— Но я уже не ребенок, Франсуа, — возразила Аманда, — и мне совсем не приятно, что вы обращаетесь со мной как с младенцем-несмышленышем. В этом тоже есть что-то ненатуральное. Скажите, вы боитесь себя или я вам совсем не нравлюсь?

На слишком прямо поставленный вопрос Франсуа не мог дать такого же прямого ответа. Он не хотел, не имел права ранить дочку Летисии. Он не хотел портить с ней отношения. Ради Летисии, ради надежды на их любовь он должен был постараться не оттолкнуть ее дочь, а попробовать как-то изменить ее привязанность в благотворную сторону.

— Нет, я не боюсь себя, Аманда, и ты мне очень нравишься, — начал он и не знал, что ему говорить дальше.

Но сама Аманда заторопилась:

— Нравлюсь, но не как женщина, да, Франсуа? Вы привыкли думать, что я еще маленькая, но вы посмотрите, посмотрите на меня! — Аманда встала перед Франсуа, она не сомневалась в своей привлекательности. У нее и в самом деле было прехорошенькое личико и стройная, вполне развитая фигурка. — Посмотрите! — настаивала она. — И услышьте, что я вас люблю! Влюблена до безумия! Готова на все!

Франсуа только вздохнул про себя: нелегкая работа — образумить этот пылкий, слепой и глухой эгоизм. Но он все-таки попытался:

— Пойми меня правильно, Аманда, и не считай, что я не уважаю твоих чувств. И все же мне кажется, что ты в них немного запуталась. Ты очень рано лишилась отца, тебе его не хватает, и свою потребность в дружеском мужском участии ты приняла за любовь. Поверь, так оно и есть. Ведь по возрасту я как раз гожусь тебе в отцы, ты мне в дочери, и я готов в тебе видеть свою большую умную дочку…

При этих словах Аманда фыркнула, она оставила почтительное «вы» и перешла на интимное, страстное «ты»:

— Нет, ты мне не отец, а любовь, которую я к тебе испытываю, не имеет ничего общего с дочерними чувствами. Мужское участие и дружба у меня были всегда, ты забыл, что у меня прекрасный дедушка? Ты просто щадишь меня и не хочешь сказать мне правду! Но поверь мне, поверь, я достаточно взрослая, чтобы услышать ее от тебя.

Говоря это, Аманда торопливо шла по дорожке сада к калитке.

— Я готов сказать тебе правду, вернись, и мы поговорим, — окликнул ее Франсуа.

Может, девочка права и лучше сказать ей все как есть? Он уже подыскивал слова помягче, чтобы объяснить ей всю несбыточность ее надежд.

— Нет, — отказалась Аманда, — у нас не получится никакого разговора. Зря я сегодня пришла к тебе! Мне нужно было немного подождать. Но ты увидишь: придет день и я стану для тебя женщиной. Да, Франсуа! Это я тебе обещаю!

* * *
Когда Франсуа и Летисия встретились днем в ресторане, им обоим было что рассказать друг другу.

Летисия была очень сдержанна, очень немногословна. Ночь не прошла для нее даром, она принесла ей ясное и твердое решение, и Летисия сообщила его Франсуа.

— Ты знаешь, вчера я поговорила с Амандой, и она мне призналась, что влюблена в тебя. Я увидела, что со мной говорит очень юная, но женщина, и женщина влюбленная. Это серьезно, Франсуа. И я никогда не буду соперницей своей дочери!

Франсуа улыбнулся и вздохнул:

— Ты сама еще ребенок, Летисия. О каком соперничестве может идти речь? Я гожусь Аманде в отцы и надеюсь, ты не подозреваешь меня ни в каких противоестественных наклонностях? Я сказал, что люблю тебя, и я отвечаю за свои слова. Мне кажется, мы с тобой взрослые и свободные люди и имеем право жить так, как считаем нужным.

— Говори тише, — остановила его Летисия, — в этом ресторане много знакомых.

— Боже! Как же ты запугана, Летисия!

— Привет, мамочка! Хорошо, что я тебя нашел, — перед столиком стоял Витор.

Он узнал у секретарши, что Летисия отправилась обедать в ресторан, и немедленно примчался. Еще бы! Он должен знать, с кем она проводит время, в ее жизни не должно быть никаких тайн от сына!

— Ты тоже пришел пообедать, Витор? — с меланхолической улыбкой спросила Летисия и представила его Франсуа: — Мой старший сын, Витор, — и потом сыну — Франсуа: — Франсуа Виейра да Силва. Садись, Витор. Свой заказ мы уже сделали.

— Я с удовольствием пообедаю с вами и познакомлюсь поближе с художником, который предлагает такие перспективные проекты для фирмы!

Обед прошел за обсуждением внешнего вида яхт. Обговорили и сроки представления окончательного проекта. В конце обеда Витор спохватился:

— Да! У меня есть к тебе и еще одно дело, мамочка! Мне срочно нужна твоя подпись!

— Давай я тебе прямо тут и подпишу, — предложила Летисия.

— Нет, я уже опаздываю на встречу! Я и так с вами очень задержался. Но я буду ждать тебя в офисе. Думаю, через полчаса ты уже будешь на месте?

— Да, наверное, — вяло ответила Летисия. Витор помахал рукой и пошел к выходу. Франсуа только головой покачал, глядя вслед

Витору. Ну и ну! Ну и хватка у молодого человека!

— Да ты, как я посмотрю, в настоящей тюрьме. А тебе не кажется, что пора выходить на свободу? — спросил он у Летисии.

— Витор очень переживал смерть отца и болезненно относится ко всем моим знакомым, — с покорным смирением объяснила Летисия.

— Будем считать, что я беру тебя прямо из монастыря, — пошутил Франсуа. — Но ты, надеюсь, не будешь и дальше жить в рабстве у собственных детей? Хватит, Летисия! Ты же не ребенок. Не обманывай себя, что подобное рабство естественно и нормально!

— И все-таки я предпочла бы остановиться, — с какой-то безнадежностью в голосе сказала Летисия.

— И не думай! — весело возразил Франсуа. — Ты чувствуешь, нас уже подхватило течением и несет? Ты чувствуешь, как неодолим этот сумасшедший поток? — Глаза Франсуа со счастливым озорством смотрели на Летисию. — Я согласен, до поры до времени мы с тобой можем встречаться тайно, чтобы не слишком огорчать твоих близких, но жизнь уже подхватила тебя, и ты не можешь уклоняться от встречи с жизнью, Летисия!

Глава 22
Франсуа прекрасно понимал, что ему как можно скорее нужно обсудить случившееся с Летисией. Он позвонил ей по телефону, но Летисия, узнав, кто ее просит, отказалась взять трубку. Тогда Франсуа срочно приехал к ней в офис.

С чувством гадливости взглянула Летисия на этого красивого, мужественного человека.

Франсуа был уверен, что сейчас он Летисии все объяснит. Собственно, он даже и не видел никакого состава преступления. Дурацкое недоразумение, не больше. Обсудить нужно было проблемы Аманды. Но по поведению Летисии Франсуа понял, что Аманда сильно приукрасила произошедшее, переиначила его и теперь все нужно расставить по местам. Он принялся объяснять, что Аманда поймала его в ловушку, что она притворилась, будто подвернула ногу, и он понял это только после ее поцелуя, когда она вприпрыжку убежала по берегу.

Летисии слушать все это вранье было невыносимо: развращенный циник оказался еще и трусом, собственными пороками он наделял ее дочь. Выносить этого она не могла. Неужели ему не понятно, что, обвинив во всем Аманду, он не получит прощения от ее матери?!

— Ни слова больше! — прервала Летисия объяснения Франсуа. — Если в вас сохранилась хоть капля собственного достоинства, замолчите и уходите! Уходите навсегда из моей жизни!

Франсуа осекся, посмотрел на Летисию и медленно направился к выходу. Он же предполагал, что эта девочка еще попортит немало крови и ему, и своей матери. Но пока нужно было дать Летисии успокоиться, и он молча поклонился и вышел.

Летисия прижала руки к вискам. От всего этого кошмара у нее началась головная боль. Хорошо бы ей поехать домой, лечь, задернуть шторы и переждать навалившуюся на нее боль…

А день только начинался. В кабинет к ней заглянул Витор. Сегодня им предстояло встретиться с японцами, и Летисия, как вице-президент фирмы, непременно должна была присутствовать на переговорах. Больше того, она должна была принять решение. Витор мыслил их фирму в будущем могучим концерном, который будет конкурентоспособен как в Европе, так и в Америке. Поэтому уже теперь им нужно было заручиться надежными союзниками. Японцы представлялись Витору самыми подходящими. Именно они были новой силой, выходящей на арену бизнеса, именно они сейчас предлагали новые инициативы и тоже искали себе партнеров.

Рассуждения Витора казались Летисии глухим, невнятным шумом. Вникнуть в них сейчас она просто не могла.

— Витор, у меня начинается мигрень, — отмела Летисия от себя необходимость вникать в дела фирмы, — поэтому я передаю тебе все полномочия. Ты можешь решать эти проблемы так, как сочтешь нужным.

— Кстати, я сейчас встретил Франсуа, он приходил со своими проектами? — осведомился Витор.

— Да, — с невольной усмешкой ответила Летисия, — но все это крайне несерьезно. Похоже, мы не будем сотрудничать.

— Очень рад, что наши мнения совпадают, — веско сказал Витор, — и ты видишь, что хорошо поступила, когда не пошла на сближение…

— Да! Да! — внутренне содрогнувшись, согласилась с сыном Летисия, и Витор ушел, необычайно довольный результатами своего разговора с вице-президентом сеньорой Летисией Веласкес.

* * *
Утром у Витора был разговор с дедом. Гаспару рассказали о скандале, который произошел во время чаепития: о том, как Рамиру ворвался в дом, искал свою дочь, грозил Витору.

— Витор, дружок, — обратился к внуку Гаспар, — я хотел бы поговорить с тобой о твоем новом увлечении… Об этой девушке…

— Ты имеешь в виду Асусену? — уточнил Витор, останавливаясь, он уже спешил в офис.

— Да. Поговорим по-мужски. Мне хотелось бы знать, насколько серьезные обещания ты дал Асусене Соарес. Пойми, она совершенно другого круга и все, что ты говоришь и делаешь, очень серьезно…

— Что точно, то точно, дед! Она не такая, как городские девицы, — ранимая, чистая, нежная. Она лучше всех, и я чувствую, понимаешь, чувствую, что Асусена любит меня по-настоящему. Так что и у меня это всерьез, и я просил бы никого из вас не вмешиваться. А сейчас, прости, мне пора! Тороплюсь в контору!

Гаспару понравилась прямота внука, и он решил ему помочь. Как человек действия, он тут же позвал Плиниу и сообщил ему, что через десять минут они отправляются в деревню.

* * *
Рамиру был немало удивлен, увидев возле своего дома машину Гаспара. Он сразу сообразил, что разговор предстоит серьезный, и приказал Серене взять с собой Асусену и отправиться погулять.

Серена молча кивнула. Зато как разволновалась Асусена, увидев дедушку Витора! С чем он приехал к ним? А что, если отец и на него набросится с кулаками?

Серена, как могла, успокаивала ее.

— Мужчины хотят потолковать по-мужски, — говорила она, — мы им будем только помехой. А у нашего папы при необходимости выдержки и не на такое хватит!

Рамиру встретил Гаспара с недоброй настороженностью: вчерашний скандал не мог пройти ему даром, он это понимал.

— Что вы у нас забыли, доктор Гаспар Веласкес? — не слишком вежливо спросил он, давая понять, что никого не боится.

— Не стоит встречать меня в штыки, Рамиру, — миролюбиво ответил Гаспар, — я приехал поговорить с тобой, и только.

— Ну что ж, давайте поговорим. Проходите в дом, сеньор Гаспар, — и Рамиру не слишком охотно посторонился, пропуская в дом Гаспара.

И Гаспар как раз столкнулся с выходившей из дома Асусеной. Он оценил выбор внука: Асусене, конечно, было далеко до классических красоток, но до чего прелестна, наивна, чиста! От нее так и веяло этой неподдельной наивной девичьей чистотой. Гаспар понял и своего внука, понял он и отца Асусены.

— Может, по стаканчику опрокинем, — предложил Гаспар, садясь за стол, — я знаю, у тебя всегда что-то есть в запасе. Глядишь, языки развяжутся и говорить будет легче.

Рамиру молча принес бутылку с вином и поставил на стол стаканы. И языки развязались, у Рамиру первого.

— Не верю я в добрые намерения вашего внука, — упрямо сказал он, отхлебнув из стакана.

— А я ручаюсь, что Витор по-настоящему любит твою дочь, — ответил Гаспар. — Сегодня мы с ним поговорили, и очень откровенно.

— Моя дочь тоже так думает, но я считаю, что поступил он подло. Поиграл с девушкой и бросил… как будто она сирота и некому за нее заступиться.

— Поверь, и я не одобряю его, — согласился с Рамиру Гаспар, — Витор поступил необдуманно, сгоряча, так поступать нельзя. Но кто из нас не наделал ошибок в молодости? К тому же вырос он в Рио, там другие нравы, ему это не казалось серьезным проступком…

— В этом-то все и дело! Кто там еще знает, что ему не покажется серьезным проступком? Я очень трезво смотрю на вещи, доктор Гаспар. Мы, деревенские, живем одной жизнью, а вы — другой, и лучше нам жить каждому по-своему. Асусена выросла босиком, дышала морским воздухом, загорала до черноты. Другой жизни она не знает и не хочет. Скажите, положа руку на сердце, разве такой видели вы жену вашего внука, наследника огромной фирмы?

— А ты видишь, Рамиру, какие шутки шутит с нами судьба? — покачал головой Гаспар. — Много лет назад мы точно так же сидели с тобой за столом, но только то, что ты теперь говоришь мне, говорил тебе я: мы живем в разных мирах, мечты о жизни одно, жизнь другое, не будет у вас с Летисией счастья! Но ты все-таки увел ее. Кроме шалаша, у тебя тогда ничего не было, и ты предложил ей рай в шалаше… И что? Теперь ты больше не веришь, что любовь преодолевает все препятствия?

— Нет, теперь я в это не верю, — громко сказал Рамиру. — Если бы я вас тогда послушался, у меня в жизни не было бы столько горечи. Вы избаловали Летисию, ей очень скоро приелась наша нелегкая жизнь, и она выбросила меня вон, как надоевшую игрушку.

— Ты несправедлив к моей дочери, Рамиру. Она любила тебя всерьез и до сих пор сохранила память о вашей любви.

— Любовь для меня не охи и не вздохи, я такого не понимаю. Моя жена должна быть сильной, готовой к любым трудностям. Она должна следовать за мной, куда бы я ни пошел. Должна верить, что я желаю только блага своей семье и детям. Так что ваша дочь оказала мне услугу тем, что ушла из моей жизни. И теперь я согласен с вами: между людьми из разных миров не может быть счастья. Так что нечего Асусене встречаться с вашим внуком, ничего хорошего из этого не выйдет. Объясните это ему, и пусть держится от Асусены подальше, — непримиримо говорил Рамиру.

— Я пришел к тебе, Рамиру, в надежде убедить, что наши дети могут рассчитывать на счастье, но вижу, что мне это не удастся. Только имей в виду, если они и вправду друг друга любят, наша мудрость им не поможет. Они не станут слушать ни тебя, ни меня. Нам их не удержать, — и Гаспар печально покачал головой, — а потом остаются незаживающие раны на всю жизнь…

— Вот я и не хочу этих ран, — упрямо сказал Рамиру. — Главное, не поддерживать иллюзий. Невозможно и баста! И я никогда не позволю Асусене быть с Витором. Так что постарайтесь внушить вашему внуку, чтобы он оставил ее в покое. Иначе, предупреждаю, ему придется плохо.

— Попробую, Рамиру, попробую, — со вздохом пообещал Гаспар, — но я совсем не уверен, что из этого что-то выйдет…

Видя, как настроен Рамиру, Гаспар понял, что и в самом деле лучше отговорить Витора. Рамиру будет стоять до последнего, он дорого заплатил за свою мудрость и никогда от нее не отступится.

Ах, Летисия, Летисия… Гаспару было больно за свою дочь, которую он в свое время не смог уберечь ни от любви, ни от последующих несчастий. Но можно ли вообще уберечь от любви и несчастий? Положа руку на сердце, Гаспар считал, что нет.

* * *
Но если судьба не уберегла Летисию от очередного горького разочарования, то она уберегла ее хотя бы от пересудов в обществе. В заметке Фреда о благотворительном чае не было ни слова о разыгравшемся скандале. Именно это с большим прискорбием и отметила Изабел, прочитав газету. Изабел была бы совсем не прочь, если бы имя Веласкесов немного потрепали. В них было все-таки слишком много спеси. Хотя Летисия и слова дурного ей не сказала, а бесцеремонно обошлась с ней Нейде, Изабел разобиделась на Летисию. Впрочем, разочарование не помешало ей тут же взять телефон, позвонить Летисии и поздравить ее сладким голосом с деликатностью прессы.

— Все так любят тебя, Летисия, так любят. Никто не хочет причинять лишних огорчений, — пела она в телефон.

Летисия поблагодарила Изабел за добрые слова. Она была благодарна и Фреду за деликатность. Но самым забавным было то, что Фред был тут совершенно ни при чем. После чая он вернулся в сильном подпитии и не мог написать ни слова. Выводя бессмысленные каракули, он даже подумывал, не уйти ли ему из газеты, потому как материал должен был быть готов к утру, — без скандала не обойтись. Выговора ему не хотелось. А хотелось махнуть на все рукой и сбежать с этой каторги.

Адреалина сперва надеялась помочь ему крепким кофе, но вскоре убедилась, что дело это безнадежное, и уложила спать окончательно раскисшего Фреда.

Когда же он встал с больной от похмелья головой, на столе у него лежала заметка. Убей бог, он не помнил, когда ее написал. Но заметка была что надо, живая, бойкая. В общем, беги в редакцию и никаких проблем.

Адреалина с усмешкой смотрела на растерянное лицо Фреда.

— Годится? — спросила она.

— Неужели это ты написала? — с изумлением уставился Фред на девушку-загадку.

В Адреалине и впрямь было много загадок. Например, вдруг случайно выяснилось, что она прекрасно знакома с Европой, побывала в самых разных странах. Как? Когда? С кем? Загадка!

— Знаешь, я сходила бы к вам в редакцию, посмотрела бы, что там у вас и как, — неожиданно сказала Адреалина. — Думаю, может, и мне попробовать себя в журналистике? Мне писать понравилось. Кто знает, вдруг это моя судьба?

После того как Адреалина буквально спасла его, Фред не мог отказать ей в такой невинной просьбе. Хотя про себя он весьма скептически отнесся к ее прожектам. Адреалина и работа были вещи несовместимые. Однако в редакцию он ее отвел.

Адреалина тут же пожелала самостоятельно «пошляться» по зданию, как она выразилась.

— Зайду, знаешь, к художникам, в типографию, — сказала она.

Фред понимающе кивнул: вот это уже настоящая Адреалина, так она всю жизнь и прошляется, в Европе ли, в газете…

— А я пока пойду сдам материал, — сказал он, — мы и так его чуть-чуть задержали.

— Иди, иди, Фредик! — Адреалина помахала ему рукой.

Сама она отправилась по коридору, внимательно читая таблички. У таблички с надписью «Архив» Адреалина остановилась и повернула ручку.

— Могу я посмотреть подшивки старых газет? — спросила она. — Только у меня очень мало времени, будьте любезны, покажите мне, где это.

Служащий кивнул и проводил ее к стеллажам с газетами.

— Они все в вашем распоряжении, — любезно сказал он, показывая на пожелтевшие груды.

Газеты были разложены по годам, и Адреалина быстренько нашла нужный ей год.

— Я пишу работу для школы по этому времени, — сочла нужным объяснить она, беря подшивку и устраиваясь за столом.

Очень скоро глаза ее наткнулись на заметку, которая гласила: «На борту парусника, дрейфовавшего примерно в ста километрах от берега, был найден раненый мужчина. Парусник был обнаружен двумя рыбаками. Одного из них зовут Самюэль, другой известен под именем Бом Кливер. По их словам, в тот момент, когда они пытались оказать помощь раненому, он выбросился за борт. Дальнейшие поиски пострадавшего не увенчались успехом».

— Эй, парень, — окликнула Адреалина молоденького служащего, — сделай-ка мне ксерокс с этой заметки, и срочно, а то я очень спешу. Работу запиши на счет Фреда Ассунсона. Идет?

— Все будет готово буквально через секунду, — ответил паренек.

Да, Адреалина была действительно женщиной-загадкой. И как выяснилось, вокруг было и еще много-много загадок.

* * *
Кроме загадочных событий, существуют еще и загадки человеческой душ. Приехав домой, Гаспар дождался Витора и попробовал поговорить с ним. Но ни один из доводов на Витора не подействовал.

— Разве не ты учил меня преодолевать препятствия, а не останавливаться перед ними? — спросил Витор деда. — Только слабый отступает перед трудностями, твердил ты мне изо дня в день.

— Я имел в виду профессиональные трудности. Речь шла о том, чтобы работать не покладая рук, набирать знания, учиться и стать в конце концов главой фирмы. Говоря «препятствия», я не имел в виду живых людей, с которыми всегда надо считаться, — убеждал внука Гаспар.

— Я не отступлю, — твердо сказал Витор, — и никто не убедит меня — ни ты, ни безмозглые родственники Асусены — в том, что я должен ее оставить! Если я решил, то я своего добьюсь!

Витор был настроен тем более решительно, что сегодня он почувствовал себя настоящим главой фирмы. Сегодня он принял свое первое самостоятельное решение! Осторожный Бонфинь тоже возражал ему, пытаясь воззвать к благоразумию, призвать к осмотрительности. Витор выслушал, покивал, отпустил Бонфиня и вызвал секретаршу Сузану.

— Срочно напечатайте мне письмо, — распорядился он.

Витор не собирался позволять тупице Бонфиню вставлять себе палки в колеса! Он хотел видеть японцев своими партнерами, собирался написать им письмо и написал его немедленно!

Не позволит он вставлять себе палки в колеса и родному деду! А уж родне Асусены тем более! Поэтому Витор и отправился на другой день к школе повидать Асусену. За девочками, Далилой и сестрой, приехал и Кассиану. Он не мог позволить им добираться до дома без провожатого, посмотрев утром, как они нарядились, собираясь в эту свою школу! Да, с такими красотками что хочешь могло случиться!

Кассиану очень ревниво относился к Далиле, она была его невестой, станет женой, и он готов был свернуть шею любому, кто только на нее взглянет. С той же ревностью охранял он и сестру.

Когда Кассиану увидел возле Асусены Витора, он ни секунды не сомневался в том, что обязан сделать, — пошел и как следует врезал наглому парню. Городского субчика предупреждали, он не счел нужным прислушаться и, значит, теперь получал обещанное.

Асусена испуганно вскрикнула.

Витор, у которого тут же начал заплывать глаз, недобро усмехнулся.

— Троглодиты не понимают другого языка, кроме рукоприкладства, — высокомерно процедил он и тут же получил еще одну затрещину.

— Защищайся! — рявкнул Кассиану.

— И не подумаю! — с тем же высокомерием ответил Витор.

Кассиану властно кивнул девушкам на «джип», и они покорно туда уселись. «Джип» взревел и тронулся с места. Витор приложил платок к рассеченной губе и тоже сел в машину, но не в старенький «джип», а в роскошный мерседес.

* * *
Аманда пришла в ужас, увидев разбитую губу, и заплывший глаз брата. Она тут же позвонила Оливии и получила у нее необходимые рекомендации: холодные компрессы, примочки из арники.

Изабел, узнав, что Витора побили, пришла в восторг — подумать только! Да это же настоящая сенсация! Рыбаки против семейства Веласкесов. Дрожащей рукой она тут же начала набирать номер Фреда, на этот раз он не сможет обойти щекотливую тему. Пусть все газеты трубят о скандале!

От примочек и компрессов Витору вскоре стало полегче.

— Ты что, все рассказала Оливии? — спросил он Аманду, как только опухоль на губе немного спала.

— Ничего особенного я ей не рассказала. А что? Разве тут есть что-то запретное?

— Нет, ничего, — согласился нехотя Витор, хотя Оливию он не собирался посвящать в свои отношения с Асусеной. — Волнует меня совсем не Оливия, а придурок Кассиану. Ему это просто так не пройдет.

— Не заводись, Витор! Крутого парня из тебя все равно не получится, — рассмеялась Аманда.

— Я не об этом, — отмахнулся Витор. — Но Асусену я у них уведу, так и запомни. Поняла? Иначе я не Витор Веласкес!

* * *
Асусена, добравшись до дому, тут же ушла к себе в комнату и заперла на задвижку дверь. Дверь она не открыла даже матери. Серена уже знала от Кассиану, что произошло, и теперь пыталась урезонить Асусену:

— Да выбрось ты Витора из головы, доченька. Ты же видишь, ведь и ему из-за тебя одни неприятности!

Это был единственный довод, на который могла откликнуться влюбленная Асусена. Сказав это Асусене, Серена тихонько ушла.

* * *
Гаспар, увидев разбитое лицо внука, только головой покачал. Он ведь предупреждал его. И вот результат. Неужели Витор и дальше будет упорствовать? Ему было жаль мальчика. В прямом смысле тот пытался прошибить головой стену и получал удар за ударом. Нерадостные размышления Гаспара прервал телефонный звонок. Приехал Франшику! Привез добрые вести! Вот радость так радость! Все подробности были обещаны при встрече, а встреча должна была состояться завтра. До завтра оставалось совсем немного времени, и в эту ночь Гаспару снились самые радужные сны.

* * *
Другая встреча произошла в тот же вечер встреча Лилианы и Франсуа. Франсуа буквально окаменел, увидев перед собой Лилиану.

— Ты же хотел получить свои квартирные документы, вот они к тебе и прибыли, причем в самых надежных руках, — с широчайшей улыбкой сообщил Франшику.

Франсуа метнул на него гневный взгляд и молча повернулся, чтобы идти к себе. Но Лилиана удержала его, сказав:

— Держи свои бумаги! Я решила сама их тебе отдать, а заодно и повидаться. Я не думала, что тебя это так расстроит!

Лилиана смотрела на Франсуа весело и по-дружески, похоже, она не собиралась устраивать ему никаких сцен и скандалов, от нее веяло теплом и благожелательностью.

Франсуа даже стыдно стало: чего он, собственно говоря, так перепугался. Они старые друзья. Ну приехала, погостит и уедет. Они же обо всем договорились еще в Сан-Паулу, недомолвок между ними никаких нет. Правда, он не звонил. Тем более нет недомолвок. Ему полегчало, и он даже смог улыбнуться.

— Но только имей в виду… — все-таки начал он.

— Знаю, знаю, — рассмеялась Лилиана, — нам никогда не быть вместе. Можешь не повторяться. Лучше скажи, где наша спальня. Сейчас я приму душ и…

— Нет-нет, Лилиана!

— Да, милый, да. Я так по тебе соскучилась! Я пролетела столько километров, и нам так хорошо всегда было вместе…

Она смотрела на него смеющимися глазами, она была такая красивая, легкая, необременительная. Колебания Франсуа скорее забавляли ее.

— Не создавай лишних проблем, милый, там, где их нет, — сказала она.

— А ты не шути так опасно, Лилиана, — жалобно попросил Франсуа, желая все-таки избежать общей спальни и того, к чему, по всей видимости, так стремилась Лилиана. Хотя, в общем, по большому счету сам он не видел во всем этом особого греха.

— Я совсем не шучу, — отвечала простодушно Лилиана, — я говорю очень серьезно. Вот сейчас приму душ и…

День и так был перенасыщен выяснениями отношений, напряжением, нервотрепкой, и кто бросит камень в Франсуа, если еще одной нервотрепке он предпочел тихую блаженную пристань?

Глава 23
Гаспару не терпелось повидаться с Франшику, и он с утра пораньше отправился к нему, но дома застал одного Франсуа. Франсуа решил, что Гаспар пришел к нему по поводу всего, что случилось с Амандой, с Летисией, и тут же принялся рассказывать, как все было на самом деле.

Гаспар и не подозревал, что у его друга-архитектора такие серьезные чувства и намерения в отношении Летисии! Ему это было очень приятно. Свою своевольную, взбалмошную внучку он тоже прекрасно знал — отсутствие в доме отца, возрастные проблемы. Гаспар нисколько не сомневался в правдивости рассказа Франсуа.

— Я постараюсь тебе помочь! — пообещал он. — Хорошо, что ты поставил меня в известность.

— Спасибо, Гаспар, — поблагодарил он и добавил, увидев входящего Франшику: — Не буду вам мешать.

Франсуа почувствовал, что Гаспар — само нетерпение, и понимал, что его присутствие при разговоре излишне.

— Ну что там, Франшику? Говори же, я жду, — торопил Гаспар своего секретаря по личным, сугубо личным делам.

— Все прекрасно, контракт подписан, а дальше…

— Понимаю, — все с тем же нетерпением прервал его Гаспар, — Для того чтобы Эстела была счастлива, мы должны устроить целое представление. У нее должно быть шикарное шоу. Так? Я правильно понял?

Франшику кивнул.

— Ну так в чем же дело? Действуй! Деньги не проблема. Я все оплачу, — пообещал Гаспар.

Пока счастлив был Франшику, щедрость Гаспара приводила его в восторг, и он с воодушевлением воскликнул:

— За дело берется Франшику, единственный и неповторимый. У Эстелы Маркес будет супершоу!

Довольный Гаспар зааплодировал. Счастливому человеку во всем сопутствует удача. Гаспар был счастлив, и ему удалось переубедить Летисию. Гаспар был влюблен, и ему удалось уверить свою дочь в любви Франсуа.

Летисия прислушалась к словам отца еще и потому, что успела побывать в доме Рамиру. Она не могла оставить просто так свершившееся вопиющее безобразие. Она должна была вступиться за сына и как-то призвать к порядку распоясавшихся рыбаков, которые посмели дойти до рукоприкладства! Рамиру не было. Разговаривала она с Сереной и ничего, кроме боли и чувства унижения, не вынесла из их разговора. У нее до сих пор звучали в ушах слова Серены:

— Ты потеряла своего мужчину, Летисия, потому что не верила в его любовь. Но этот мужчина вернулся к жизни. Он полюбил опять, полюбил земной любовью, земной и небесной одновременно. И наша любовь жива! С Рамиру нас разлучит только смерть.

— Не обольщайся, Серена! Рамиру помнит и о нашей с ним любви. Такую любовь забыть нельзя! — ответила благополучной Серене оскорбленная до глубины души неблагополучная Летисия. — И имей в виду — в следующий раз я сразу же обращусь в полицию, она найдет управу на твоего головореза!

Ярость и бессилие — плохие помощники, они не приносят покоя.

Летисия вернулась домой разбитая, опустошенная, с тоской и отчаянием в душе. Она хотела забыть Рамиру и не могла. Но хотела, очень хотела. Особенно увидев довольную, счастливую Серену. Поэтому все, что говорил ее отец о Франсуа, то, в чем он убеждал ее, было для Летисии желанным бальзамом.

С Франсуа, в конце концов, они говорили на одном языке, и Летисия даже почувствовала себя виноватой из-за своего легковерия. Кто знает? Может, Серена не так уж и неправа, когда сказала, что Летисия погубила свою любовь недоверием? Летисия подошла и с нежностью поцеловала отца. Гаспар понял: он победил.

— Поезжай, дочка, и помирись с Франсуа, — ласково сказал он. — Я давно его знаю, он хороший, порядочный человек и проблемами Аманды, можешь мне поверить, озабочен не меньше тебя.

Летисия кивнула. Так она и сделает. Этот трудный день должен кончиться чем-то хорошим: цепь неудач должна прерваться.

Дорогой Летисия даже с нежностью вспоминала художника. И с грустью думала, что все ее несчастья от излишней впечатлительности. Именно впечатлительность делает ее такой неуравновешенной, кидая из стороны в сторону!

Франсуа был дома и страшно обрадовался, увидев Летисию. Да здравствует Гаспар, надежный и верный друг!

Глядя на счастливое лицо Франсуа, Летисия тоже почувствовала себя счастливой. Среди бурь и невзгод хорошо знать, что есть верный и надежный человек, который тебя любит. Франсуа засуетился, ставил на стол вино, фрукты, придвигая самые сочные и красивые к Летисии.

— Тебе нужно немного отдохнуть, — говорил он. — Давай выпьем за будущее! За нашу любовь! Я так без тебя скучал!

Летисия улыбалась: да, она была не права и так было приятно расстаться со своей неправотой!

Они выпили, глядя в глаза друг другу, глаза, которые обещали только хорошее, и вдруг женский голос громко сказал:

— Я хочу и не могу уснуть, Франсуа! Может, ты сделаешь мне массаж?

В гостиную, где за накрытым столом сидели Франсуа и Летисия, вошла в легкомысленном халатике Лилиана и, глядя с недоумением на Летисию, спросила, будто была хозяйкой дома:

— А это кто?

Мгновенная бешеная ярость захлестнула Летисию. Опять! Ее опять заманили в ловушку! Снова подвергли унижению! Снова оскорбили!

— Никто! — ледяным тоном ответила она. — Считай, что я тебе приснилась! Не заставляй девушку ждать, Франсуа, сделай ей массаж.

Летисия была уже у дверей, и Франсуа, процедив на ходу пару злобных слов очень довольной Лилиане, схватил Летисию за руку, пытаясь удержать.

— Подожди, Летисия, — умолял он, — сейчас я тебе все объясню. Это совсем не то, что ты думаешь.

— Я прекрасно знаю, что ты мне сейчас скажешь! Ты скажешь, что эта красотка сама прыгнула к тебе в постель и ты ничего не мог с ней поделать!

Как ни смешно, но так оно и было, хотя Франсуа ни в коем случае не собирался этого говорить. Дверь за Летисией захлопнулась, и он набросился на Лилиану:

— Ты видишь, что ты натворила своими дурацкими штучками? Меня простили! Только-только простили! Как я смогу теперь оправдаться?

— Ну, знаешь! — обиделась Лилиана. — Ты хоть предупреждай! Откуда я знаю, что к тебе в любую минуту может прийти женщина! — Глаза у Лилианы уже были на мокром месте, она уже всхлипывала.

Франсуа только рукой махнул. Он не любил женских слез, даже в качестве разрядки. С Лилианой сейчас можно было только поссориться, а с Франшику хоть что-то решить, и Франсуа отправился к Франшику.

— Посмотри, сколько ты натворил бед, — принялся он упрекать друга, — Лилиана сидит и ревет, Летисия в бешенстве и никогда меня не простит. Я в отчаянии. Теперь ты понимаешь, что нельзя было тащить сюда Лилиану!

Франшику виновато повесил голову.

— Все наши глупости из-за женщин! — нашел он единственное для себя оправдание.

— Что правда, то правда, — развел руками Франсуа.

— Я ее привез, я ее и увезу, обещаю тебе, — торжественно поклялся Франшику.

— Сделай божескую милость! — умоляюще проговорил Франсуа. — А как я буду мириться с Летисией, просто ума не приложу!

* * *
Летисия кипела негодованием всю дорогу. Не успокоилась она и дома. Поэтому и Аманду не стала щадить, когда ее увидела. Может, на самом деле это лучший выход? Может, именно это и спасет ее легкомысленную дочь? Хотя в Летисии куда громче заботы о дочери говорило раздражение. И она не удержалась и выплеснула его:

— Аманда! Твое поведение просто неприлично! Девочки из добропорядочных семей так себя не ведут! Надеюсь, ты понимаешь, что стыдно вешаться на шею мужчинам и еще более стыдно — врать!

— Врала не я, а ты! — злобно выкрикнула Аманда, и Летисия даже отшатнулась от этой откровенной злобы. — Я доверила тебе свою тайну, а ты! Ты воспользовалась ею и стала отбивать у меня Франсуа! Ты поехала к нему, ты ему обо мне насплетничала…

— Что ты такое говоришь, Аманда? Ты забыла, что ты еще маленькая девочка, а я, я — твоя мать?! — Летисия была просто в ужасе от того, что услышала.

— Ну и что, что ты моя мать? Нам нужен один и тот же мужчина! И не смей мне врать, будто ты к нему равнодушна! Ты просто сходишь с ума от ревности!

«Может, это и правда, но не по отношению к Аманде, и даже не по отношению к Франсуа», — горько подумала про себя Летисия, но вслух сказала совсем другое:

— Я беспокоюсь только о тебе, Аманда. И хочу я одного — избавить тебя от страданий!

— Не старайся! Я все равно тебе не поверю! Ты просто хочешь заполучить себе Франсуа. Но мы еще посмотрим, кому он достанется!

— Уже достался! — глядя не без иронии на свою обезумевшую дочь, сказала Летисия. — У него есть о ком позаботиться, а тебе лучше о нем забыть!

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — вдруг притихла Аманда, и у нее на лице отразилось недоверчивое недоумение. — Выдумываешь Бог знает что, лишь бы разлучить меня с Франсуа! — сказала она, но уже без всякой уверенности.

— Не веришь, поезжай и убедись собственными глазами, — устало ответила Летисия и закрыла за собой дверь спальни.

День кончился плохо, цепочка неудач так и не разомкнулась.

На следующий же день Аманда отправилась к Франсуа. Она не сомневалась, что Летисия из ревности обманула ее, и предвкушала их взаимное волнение, притягивающий взгляд Франсуа и, наконец, объятия. Мысленно она уже спешила по дорожке в саду, а в конце ее стоял, дожидаясь, темноволосый загорелый красавец в белоснежной рубашке и шортах…

Но когда она вошла в калитку, в конце садовой дорожки стояла темноволосая красавица. Значит, мать не солгала ей, значит, в доме у Франсуа действительно поселилась женщина. Что ж, Аманда с ней познакомится, а потом она посмотрит в глаза Франсуа…

Но в глаза Франсуа посмотреть ей не удалось. Франсуа ушел на пляж работать, он писал очередную картину, и трудно было сказать, когда он вернется, — все зависело от вдохновения. Это сообщила Аманде Лилиана, с любопытством разглядывая хорошенькую молоденькую девочку.

— А ты что, его подружка? — спросила ее Лилиана напрямую.

— Возможно, — дипломатично ответила Аманда. — А ты?

— Возможно, и я — ответила Лилиана. — Хочешь соку, я только что приготовила.

— Не откажусь, — ответила Аманда. Аманда выяснила, что Лилиана проводит у Франсуа отпуск, но еще не знает, надолго ли останется. Аманда поначалу собиралась во что бы то ни стало дождаться художника, но потом поняла, вряд ли это имеет смысл, и, поболтав еще с четверть часика с Лилианой, отправилась домой. Вернее, не домой, Аманда долго еще бродила по городу. Невидящим взглядом смотрела на пестрые витрины и пыталась понять, что же ей теперь делать. У Франсуа, как выяснилось, была своя независимая жизнь, куда, как теперь поняла Аманда, он не собирался ее впускать. И равнодушие его было совсем не показным, как она поначалу думала, оно было совершенно искренним. Когда Аманда узнала, что ее мать неравнодушна к художнику, она приготовилась бороться за свою любовь. Она не сомневалась, что молодость дает ей особые преимущества, мать казалась ей слишком старой для влюбленности. Но Лилиана была и молода, и хороша собой. И Аманда почувствовала, что не может соперничать с ней. Еще она поняла, что Франсуа любит стройных, высоких и темноволосых. Такой была ее мать, такой была Лилиана…

* * *
После визита Аманды Лилиана окончательно поняла, что Франсуа в Форталезе времени не теряет. Бойкая девочка была у него, очевидно, в подружках на каждый день, а благовоспитанная красивая дама — для высокоинтеллектуальных отношений. И Лилиане стало вдруг очень жалко себя за свою привязанность, преданность, которые всегда остаются без всякой благодарности. Лилиана не могла удержаться и заплакала. Плачущей нашел ее Франшику, который в этот день довольно рано вернулся домой.

— Неужели ты плачешь из-за этого повесы? — возмутился он. — Такая красавица! Настоящая королева! Да еще с золотым сердцем! Ты же была с ним во всех его невзгодах! Кто, как не ты, помогал ему? И что? Другой бы памятник тебе поставил, Лилиана! Всю жизнь на руках носил! Да этот неблагодарный доброго слова твоего не стоит, не то что слез!

Слова Франшику были целебным бальзамом для Лилианы. Нет, она нисколько не обольщалась насчет этого молодого человека. С одной стороны, она видела, что он очень хочет привлечь ее внимание, с другой — что он работает пока только на подхвате, не слишком надежен, не слишком основателен. А с третьей, — что ей было за дело до его основательности? Сейчас он помог ей, и Лилиана сквозь слезы улыбнулась Франшику!

Зазвонил телефон. Франшику приглашал к себе Гаспар по срочному делу.

— Видишь, Лилиана, я нужен всем! — обрадованно сообщил Франшику. — Как только я вернусь, мы продолжим разговор!

Гаспар вызвал к себе Франшику, потому что срочно решил лететь в Рио-де-Жанейро. Необходимость лететь возникла после неожиданного визита Бонфиня. Бонфинь понял, что Витор дал серьезные обязательства японцам, и не мог не сообщить об этом Гаспару.

Услышав о японцах, Гаспар схватился за голову: Витор, похоже, подверг их фирму невероятному риску. Но насколько опасен этот риск и есть ли пути для отступления в случае, если новый контракт грозит разорением фирме, Гаспар мог выяснить только после тщательного изучения документов. Нужна была и консультация с профсоюзом, который находился в Рио. В общем, Гаспару предстояла деловая поездка, и он решил совместить полезное с приятным. И для этого вызвал Франшику. Гаспар будет заниматься делами фирмы, Франшику — супер-шоу для Эстелы.

— А тебе не кажется, что ты слишком рано ушел на покой, Гаспар? — печально спросил друга Бонфинь, наблюдая, как деятельно принялся Гаспар за дело, названивая по телефону, заказывая билеты.

— Может, и рано, — отозвался Гаспар. — Но видишь ли, за Витором будущее, и я не хочу, чтобы ему казалось, будто мы ему не доверяем, будто каждый его шаг под контролем. Он должен научиться и принимать решения самостоятельно, и потом отвечать за них. В данный момент я вижу безусловную опасность в его поспешном и опрометчивом решении, но, насколько она велика, смогу сказать, только вникнув во все документы. На ошибках учатся, так пусть он учится, Бонфинь, пусть учится…

Посетовал Бонфинь и на дружбу Гаспара с Франшику. Но Гаспар в ответ только рассмеялся: Франшику был его слабостью. Почему? Он и сам не мог объяснить.

Франшику прилетел к Гаспару как на крыльях и пришел в восторг от предстоящей поездки.

— Вот сработаемся мы, и никто нас не одолеет! — пообещал Франшику сеньору Веласкесу.

— И я так думаю, — согласился с легкомысленным Франшику сеньор Гаспар Веласкес.

Удача сама плыла в руки Франшику. В поездку он возьмет с собой Лилиану. Разве может Гаспар возражать против общества такой красивой, умной и воспитанной девушки? А Франшику убьет сразу двух зайцев — выполнит обещание, данное Франсуа, и пристроит Лилиану. Она будет исполнять обязанности секретаря у импресарио Франшику, единственного и неповторимого.

— Собирай чемоданы, Лилиана, мы едем в Рио, — сообщил он, вернувшись домой.

Лилиана согласно кивнула. Между ней и Франшику за эти дни установилось то дружеское согласие, которое иной раз приятней и устойчивей любви.

В этот вечер Лилиана поощряла пылкую нежность Франшику, особенно если рядом был Франсуа, которому она не могла простить его «гарема». И Франсуа, как это ни покажется странным, было чем-то обидно обоюдное согласие этой парочки. Он прекрасно понимал, что трогательные заботы Лилианы о Франшику явно нарочиты, что она целует его только в пику ему, Франсуа, и ему тем более претили эти игры. Он устал! Устал от всех! Когда женщин становится слишком много, они не украшают жизнь, а убивают ее.

— Я очень рад, что вы милуетесь, как два голубка, — сказал он Франшику, который сидел в обнимку с Лилианой на диване, — но мне кажется, что ты мне что-то обещал.

— Потерпи немного, — отвечал Франшику, — и я выполню свое обещание. Я затеял большое дело, и ты очень скоро обо мне услышишь.

— Если услышу, то буду рад, лишь бы не видеть, — съязвил Франсуа.

* * *
Серена не собиралась скрывать от Рамиру ни драки Кассиану с Витором, ни посещения Летисии. Однако сразу рассказать обо всем этом мужу она не смогла. Ей нужно было собраться с духом и словно преодолеть какую-то преграду: слишком уж больно задели ее слова Летисии о том, что Рамиру, несмотря на их долгую совместную жизнь, ей, Серене, все-таки не принадлежит.

Видя душевное смятение Серены, Рамиру сумел вызвать жену на откровенный разговор. Высказав все, Серена заснула. Зато Рамиру не спал до утра.

Вторжение семьи Веласкес в его жизнь было похоже на наваждение. Долгие годы он жил спокойно, постаравшись забыть об их существовании. У него была хорошая жена, он растил своих детей, в поте лица добывая для них хлеб. Он любил и свою работу — любил море — то гневное, то ласковое, выслеживание косяков, искусство вылавливания рыбы и живое серебро, которое вдруг переполняло баркас. Долгое время он чувствовал себя хозяином жизни. Жена была послушна ему во всем, и детей она тоже растила в послушании.

Умел он договориться и с морем, совладать с ветром, добыть рыбу, креветок, лангустов. Но вот опять в его жизнь вторглась стихия, с которой он не мог совладать. Стихия эта звалась любовью.

Летисия была права: он ничего не забыл, потому-то и хотел, чтобы стихия эта обошла стороной и его дочь. Ему хотелось по-прежнему чувствовать себя хозяином своей жизни. Засыпать со спокойным сердцем и просыпаться с ясным взором. В размеренной жизни Соаресов не должно быть Веласкесов. Соаресы живут на одном берегу, Веласкесы — на другом, и вместе им делать нечего!

К такому выводу пришел Рамиру после бессонной ночи и поутру отправился в город к Летисии.

Когда он пришел, Летисия еще не встала. Она замахала руками на Нейде, которая сказала ей, что рыбак Соарес ждет внизу, желая повидать хозяйку.

— А я не желаю! Пусть уходит! Скажи, пусть уходит немедленно! Я его не приму! Этих варваров…

Но Рамиру не ушел — он вошел к Летисии в спальню, когда понял, что может уйти от нее несолоно хлебавши.

— Скажи мне в лицо все, что думаешь, Летисия! — попросил Рамиру мрачно. — И я тоже скажу тебе кое-что.

— Выйди, Нейде, — распорядилась Летисия, — я сама разберусь с сеньором Соаресом! Нам с ним, в самом деле, есть о чем поговорить.

Летисия и не подумала накинуть халат, прикрыть грудь, плечи, — она так и осталась в полупрозрачной ночной рубашке. Сказал же Рамиру, что для него нет ничего дороже семьи, так что ему за дело, в чем там Летисия?!

Взгляд Рамиру следовал за Летисией неотступно, глаза его говорили, что видят они одну Летисию, что любит он Летисию, хочет Летисию, что он истосковался, изголодался по Летисии, в то время как губы его выговаривали совсем другое.

— По какому праву ты ворвалась в мой дом? Оскорбляла мою жену? Угрожала полицией? — спрашивал Рамиру. — По какому праву твой сын не дает шагу ступить моей дочери? Уйми его, Летисия! Запрети раз и навсегда появляться в наших краях, и тогда ты избавишь и нас и себя от неприятностей!

— Мой сын влюблен. И это самое большее, в чем его можно обвинить, — высокомерно отвечала Летисия. — Его избили, он никого и пальцем не тронул! А ты оскорбил и унизил меня в моем собственном доме перед всеми, кто в нем собрался! Вы — дикари и живете по варварским, кровавым законам! Вы ничего не понимаете в любви!

— Если твой сын любит так же, как когда-то любила ты, Летисия, — угрюмо сказал Рамиру, — то эта любовь не протянет и до осени! Моя дочь заслуживает большего!

— Не дай Бог кому-нибудь столько мучиться из-за своей любви, Рамиру, как мучаюсь я, — заговорила вдруг Летисия совершенно другим тоном, — мучиться целую жизнь из-за мимолетной слабости, трусости, из страха перед неудержимостью собственных чувств! — Летисия говорила горько, искренне, и было понятно, что юное чувство живет в ней, что она до сих пор была неравно душна к этому человеку.

Помимо своей воли эти двое тянулись друг к другу. Любовь их оборвалась насильственно и теперь предъявляла права на жизнь. Любовь уходит только тогда, когда доживает до своего естественного конца, но эта любовь была еще полна сил. Чем больше пренебрегали ею, тем громче она говорила.

Странный двусмысленный диалог Летисии и Рамиру прервал Витор. Он услышал мужской голос в материнской спальне, узнал от Нейде, что отец Асусены посмел ворваться к Летисии, и счел своим долгом встать на защиту матери.

Но Летисия невольно принялась защищать Рамиру. Если ей неприятно было вторжение Соареса, то еще менее приятно было бестактное появление сына. Летисия не желала, чтобы жизнь ее контролировалась. Она считала, что вполне способна разобраться со своими проблемами сама. Правда, на этот раз все неприятности были связаны с Витором, и она невольно потребовала от сына объяснений.

— Сеньор Соарес хотел узнать, что произошло между тобой и его сыном, — довольно сухо сказала она.

— И для этого он ворвался к тебе в спальню? — изумился Витор. — Надеюсь, он пришел с извинениями? А что он сказал тебе после того, как извинился?

— Мне не в чем извиняться, — сурово сказал Рамиру, — у моего сына были основания вступить с тобой в драку, он защищал честь сестры. И я предупреждаю тебя, посмей только приблизиться к моей дочери, и ты будешь иметь дело со мной! А если ослушаешься, пеняй на себя!

Рамиру высказал все, что хотел, и больше ему здесь делать было нечего! Он лишний раз убедился, что сын Летисии — хам и наглец, который свою мать ни в грош не ставит. А что уж тогда говорить об остальных? Ну что ж! Если доведется, то его поставит на место он, Рамиру!

Дома Рамиру не сказал, где он был с утра пораньше, и на это у него было немало причин. На расспросы Серены он ответил, что ездил за запчастями для мотора, что их нигде не было, но в одном из магазинов приняли заказ, и теперь придется ждать, когда их доставят.

Серена посочувствовала мужу. Она видела, что сейчас Рамиру — сплошной комок нервов. И таким он был всегда, когда рыбаки уходили надолго в море. Еще бы! Он был среди них главным. Он отвечал за людей. И всегда напряженно и сосредоточенно готовился к лову. А на этот раз к тому же и мотор барахлил, так что удивительно ли, что он так неспокоен? А волнения с детьми? Серена обняла мужа покрепче, пусть он знает, что ему есть на кого опереться. Вдвоем они справятся со всеми невзгодами.

* * *
Потеряла покой и Летисия. Все былое всколыхнулось в ней из-за этого неожиданного свидания.

И она написала Рамиру записку, попросив его о встрече: «Пожалуйста, назначь время и место, подальше от моего офиса, подальше от дома, — мне нужно срочно поговорить с тобой». Записку она послала с мальчишкой-посыльным и с ним же получила ответ: «Летисия! Мы можем встретиться после обеда в роще, что находится на полпути от твоего дома до деревни».

И они встретились. Кипящая лава прошлого втекла в настоящее устоявшееся, раздвигая, поджигая, меняя его.

— Не могу забыть твоих губ, твоей кожи, твоих глаз. Я боролся с собой, Летисия, сопротивлялся, как мог, но это выше моих сил, мне не хватает воли… — шептал Рамиру, прижимая к себе Летисию.

— Обними, обними меня покрепче, чтобы я поверила, что мы вместе, — шептала в ответ Летисия. — Все эти годы я страдала, и единственное, чего хотела, быть рядом с тобой. Я бы все отдала, лишь бы повернуть время назад, лишь бы твое объятие длилось вечно.

— Но это безумие, Летисия, безумие то, что мы делаем, — шептал Рамиру, жадно целуя Летисию, — мы же причиняем боль нашим близким…

— Нет-нет, никто ничего не узнает, — говорила словно в забытьи Летисия, отвечая на поцелуи. — Я не хочу тебя снова терять. Моя жизнь остановилась, и я ждала тебя все эти годы. Я готова на что угодно, лишь бы мы снова были вместе. Я согласна встречаться тайком, украдкой, хоть на пять минут, но только встречаться, только видеть тебя опять и опять… Скажи! Скажи мне, что завтра мы снова встретимся.

— Я люблю тебя, я тебя хочу, — лихорадочно бормотал Рамиру. — Боже мой! Что я говорю? Я не должен так говорить! Не должен обнимать тебя! Но это выше моих сил! Завтра? Конечно, мы завтра встретимся!

* * *
Серена, поглядывая на натянутого как струна, напряженного Рамиру, потихоньку вздыхала про себя: ох уж это начало путины! Да еще с мотором неполадки! Все одно к одному!..

* * *
Вернувшись в офис, Летисия столкнулась с Изабел. И у Изабел был всплеск романтических чувств, и ее захлестнула волна прошлого.

На днях она увидела у своего порога корзину цветов. Она не сомневалась, что ее прислал Бонфинь, бонбон-конфетка, как когда-то она звала его, а он в те давние времена звал ее Бебел. Изабел приготовила ему экзотический ужин, приготовилась к нежной встрече, к ночи любви… Усталый Бонфинь, вернувшийся после долгого рабочего дня, искренне удивился. Какие цветы? Одна усталость от напряженной работы, от житейских хлопот! Приливы страсти Изабел были ему смешны и непонятны. Изабел смертельно на него разобиделась. Хотя пора бы привыкнуть, не в первый раз! Просидев целые сутки у себя в спальне, она пришла мириться, но Бонфиня не застала. Он в очередной раз отправился к Гаспару обсуждать дела, касающиеся контракта с японцами. Изабел не верила ни в какие его дела. Наверняка у ее мужа есть любовница!

У Изабел были одни подозрения, у Витора — другие. Он пристально взглянул на возбужденную Летисию и дружески обратился к Изабел Бонфинь:

— Мама, кажется, собирается поехать пообедать. Она терпеть не может обедать в одиночестве, — я надеюсь, вы согласитесь составить ей компанию.

Изабел с удовольствием приняла приглашение, которое хоть и не исходило от самой Летисии, но было ею как бы одобрено.

Летисия за обедом мало обращала внимания на Изабел. Она была в мыслях с Рамиру. Она думала о нем. А вернее, она и думать не могла, ее уносил поток забытого звенящего молодого счастья.

Зато Изабел говорила, не закрывая рта. Летисия услышала ее, когда та сказала:

— У тебя, милочка Летисия, те же проблемы, что и у меня. Оливия моя собралась замуж за сына рыбака, а у тебя сынок увлекся юной рыбачкой. А как бы хотелось, чтобы дети жили в своем кругу. От всяких рыбаков одни неприятности.

Летисия рассеянно кивнула: да-да, так оно и есть.

Изабел прекрасно знала, что Летисия в молодости намучилась из-за любви с рыбаком, и поэтому уверенно повторила:

— Согласись, душечка, одни неприятности. Летисия подумала, что Витору и вправду бы нужно оставить в покое Асусену. Ему лучше вообще позабыть дорогу в рыбацкий поселок! Тем более теперь! Да! Тем более теперь! Оливию она как-то видела, и та ей очень понравилась — красивая, самостоятельная, деловая девушка. Почему бы и в самом деле Витору не обратить на нее внимание? На этот раз индюшка Изабел говорила вполне разумные вещи. И Летисия охотно поддержала разговор.

— Ни о чем другом и я бы не мечтала, — сказала Летисия. — Мне очень нравится твоя Оливия.

Куда подевалась вялая, безвольная Летисия, готовая всегда покориться своим детям?

Сейчас она была сама энергия и готова была распорядиться и своей, и их судьбой.

Изабел была польщена и обрадована. Если у нее появилась такая союзница, то она могла надеяться, что мечта ее осуществится.

— Оливия, кажется, работает в больнице, и наша фирма собиралась этой больнице помочь? — продолжала Летисия, припоминая. — Да-да, именно об этом мне и помешали сказать на благотворительном чае.

Изабел возликовала: похоже, ее неприятности обернутся новыми победами! Как хорошо, что Летисия с таким участием отнеслась к пожеланиям Изабел!

* * *
А Витор будто прочитал мысли матери и тоже, но только совершенно самостоятельно, решил произвести отчисления в пользу больницы. В связи с этим он разыскал Оливию в ее кабинете и выяснил, чего больнице больше всего недостает. Оказалось, кардиологической аппаратуры.

Витор пообещал, что постарается как можно скорее перечислить необходимую сумму. Администрация тут же выдала ему технические характеристики нужных аппаратов.

Витор не скрыл от Летисии и Гаспара своей благотворительной деятельности. И очень порадовал Летисию отзывчивостью. «В душе Витор все же очень хороший мальчик», — подумала она.

А Гаспара порадовала деловая хватка внука: суммы, отданные на благотворительные цели, государство не облагало налогом, так что предприятию благотворительность была выгодна.

— А знаешь, папа, Изабел права, — сказала вечером Летисия, — Витору нужна именно такая девушка, как Оливия.

— Но она же невеста Дави, — возразил Гаспар, — и мне кажется, что Дави совсем неплохой парень.

— А мне все меньше нравится поведение Дави в нашей фирме, — твердо высказала свое мнение Летисия. — И мне кажется, что у Изабел есть основания беспокоиться из-за предстоящего брака ее дочери. Я не сомневаюсь, что Оливия заслуживает гораздо большего.

* * *
Сама Оливия считала, что единственное, чего она уж никак не заслуживает, так это обмана. И она никак не могла понять, чего же добивается от нее Витор. А Дави? Почему Дави хочет во что бы то ни стало подружить их? Дурацкая мягкотелость Дави очень сердила ее. Его недальновидность. Прекраснодушие. Неужели он не понимает, что Витор ему просто не друг? Оливия, например, сразу поняла, что забота о больнице всего-навсего средство, каким Витор пытается завоевать ее расположение. Но зачем она ему? Хотя за больничную технику она благодарна ему от души.

А вот Дави, за то что он сводит ее с Витором, она совсем не благодарна! Зачем он назначил одновременно встречу и ей, к Витору, а сам на нее не пришел? Оливия была просто в бешенстве. Сидеть и выслушивать сочувствие Витора!

Да как они смеют превращать ее в какую-то дурацкую куклу? Марионетку! Дергают оба за веревочки и довольны! Но она еще поговорит с Дави!

Самым печальным было то, что Дави и понятия не имел ни о какой встрече. Он даже и не подозревал, что Оливия провела вечер с Витором в кафе, дожидаясь своего жениха. В этот день он не звонил ей в больницу. От его имени звонил Витор.

Витор плел интриги, но к чему они вели, знал пока только он сам.

Глава 24
Получив в свое распоряжение оттиск заметки, Адреалина принялась за дальнейшие поиски. Перво-наперво она попросила Пессоа отвести ее к Бом Кливеру. Пессоа согласился, хотя и был удивлен. Но Адреалина всегда была со странностями. Теперь у нее очередной бзик — журналистика!

Сам Пессоа охотно болтал с Питангой, пока Адреалина пыталась добиться чего-либо от Бом Кливера.

Свое появление у старины Кливера Адреалина обставила лихо.

— Юнга Адреалина прибыла по вашему распоряжению! — отрапортовала она.

Но старик, похоже, ее даже не услышал. Тогда Адреалина подсела к нему поближе и приступила к расспросам напрямую.

— Сеньор Бом Кливер, расскажите, пожалуйста, о крушении парусника. О нем даже в свое время газеты написали.

Бом Кливер мгновенно насторожился: с чего это длинноволосая девица интересуется парусником? Кто ее подослал? Что ей нужно? Дело давнее, темное…

Адреалина поняла, что должна как-то обосновать свое любопытство, и принялась вдохновенно и убедительно сочинять:

— Я, знаете ли, прохожу стажировку в газете, и мне дали задание написать очерк о кораблекрушениях, которые происходили возле этих берегов. В архиве мне попалась заметка, где упоминалось ваше имя. Вот я и хочу узнать подробности. Мне же нужно очерк написать.

— Не помню я ничего! Жаль, но ничегошеньки не помню, — покачал головой Бом Кливер.-

— А женщина с ребенком на нем была? — настойчиво продолжала свои расспросы Адреалина.

— Погоди, погоди, — старый Бом Кливер словно бы начал что-то припоминать, — тот раненый тоже все твердил о женщине с ребенком. Как же это я позабыл? Нужно будет рассказать об этом Самюэлю…

— Если вы мне разрешите, я сама ему расскажу, — тут же пообещала Адреалина.

Ей непременно нужно было повидать и этого Самюэля тоже. Он мог знать и побольше, чем старик Кливер. Вот только где он живет? И вообще, кто он такой?

Она попрощалась и в задумчивости вышла. Задумчивость не помешала ей заметить, что Пессоа вовсю кокетничает с Питангой, и она тут же сделала ему выговор, а заодно и спросила, не знает ли он, кто такой Самюэль.

— Ясное дело, знаю, — отвечал Пессоа. — Да и ты его тоже знаешь! Помнишь рыбака, который возился тогда с тобой у Мануэлы?

И Адреалина вспомнила Самюэля. Ну еще бы! Это же отец Дави!

— Пошли-ка к нему! — радостно воскликнула она. — Мне нужно с ним поговорить!

— Почему не сходить! Завтра обязательно сходим, — пообещал Пессоа.

— Никаких завтра! — решительно воспротивилась Адреалина. — Идем немедленно! Что за мания откладывать все на завтра! Живем-то мы сегодня!

Пессоа покорно последовал за своей приятельницей: разве можно было противостоять бешеной энергии Адреалины, когда она в ней просыпалась?

* * *
Самюэль почувствовал себя польщенным. Похоже, он становится важной птицей, если к нему уже молоденькие журналистки приходят. Историй у него в запасе целый ворох! И рассказывать их он готов с утра и до ночи! Однако девушка попросила его совершенно о другом.

— Рыбацкие байки меня не интересуют, — сказала она, — вы мне лучше расскажите об одном реальном случае, которому много-много лет назад были свидетелем. Расскажите мне о крушении парусника, о нем тогда даже в газетах писали…

И Самюэль насторожился — вот об этой-то истории он и не хотел ничего рассказывать. Для него самого она до сих пор была загадкой. И загадку эту он хотел разгадать сам.

— Что-то я такого не припомню, видно, и впрямь много времени прошло, — ответил он. — А тому, что в газетах пишут, вы тоже не очень-то верьте, тем более если речь идет о рыбаках. Рыбаков целыми днями в море болтает, мозги у них взбалтываются, вот и возникает всякое вранье.

— Неужели ничего не помните? А женщина и ребенок, которых вы видели на борту? — Адреалина была не из тех, кого можно сбить с толку и увести в сторону.

— Не было там никакой женщины с ребенком! — возмутился Самюэль.

— Вот видите! Значит, что-то вы все-таки помните, — тут же поймала его Адреалина, — только не хотите сказать мне правду.

Самюэль обиделся, что его уличили во лжи как маленького, а теперь еще и не верят, когда он говорит чистую правду.

— Я только потом сообразил, о каком паруснике вы ведете речь, — сказал он в свое оправдание. — На нем был один только раненый мужчина, да и тот исчез потом без следа. А больше никого не было.

— А вот старик Кливер сказал, что там была женщина с ребенком, — взяла на пушку Адреалина Самюэля.

— И вы ему поверили? — возмутился Самюэль. — Да он даже своего имени уже не помнит! Послушайте моего совета, не пишите той чуши, какой наговорил вам этот старикан. У него же вместо мозгов — каша!

— Несмотря на кашу в мозгах, он очень хотел поговорить и с вами. — сообщила Адреалина. — Жаль, очень жаль, что вы так и не сообщили мне никаких интересных подробностей. Ну что поделаешь! Может, мы с вами еще встретимся и вы тогда что-то вспомните. Спасибо вам за знакомство, спасибо за разговор.

Адреалина была разочарована, но не обескуражена. Она не сомневалась, что непременно раскопает таинственную историю с парусником.

Вот только нужно дождаться благополучного расположения звезд на небе. Сегодня звезды были явно неблагосклонны.

* * *
Самюэля и самого интересовала эта давняя история, и раз уж у Кливера было что ему сказать, то стоило поторопиться и навестить старика. Тем более что скоро они собирались выходить в море. А после путины кто знает, что будет?

Кливер не удивился, увидев Самюэля: он его ждал, и Самюэль пришел.

— Что ты там наболтал девчонке, которая когда-то лежала больная у вас в доме? — сразу напустился на старика Самюэль. — Она заявилась ко мне — и давай о паруснике расспрашивать! Да еще на тебя ссылалась. Для чего тебе понадобилось ворошить эту старую историю?

— Разворошила ее Адреалина, а не я. И благодаря ей я вспомнил то, что ты все пытался выудить из моей пустой головы, да не мог, — ответил спокойно Кливер.

— И что же ты такое вспомнил? — заинтересовался Самюэль.

— А то, что раненый мужчина на паруснике все время беспокоился о женщине с ребенком, которые были с ним до крушения. Он все время повторял «женщина, ребенок» и показывал куда-то рукой. Я ей это сперва сказал, а потом испугался. Откуда я знаю, для чего ей все это нужно? Она, конечно, хорошая девушка, но ведь она журналистка…

— Какая она журналистка! Молода еще! — высказал свои сомнения Самюэль. — Это она сама по себе хочет что-то узнать.

— Не волнуйся, ничего она не узнает. Я ей даже о журнале ничего не сказал, — успокоил приятеля Кливер.

Глаза Самюэля загорелись: как?! Неужели у Кливера есть бортовой журнал? Что же он молчал столько лет?!

— Ты и мне ничего не сказал! Да как ты мог, старина?! — Самюэль пришел в страшное возбуждение. Неужели? Неужели они все-таки смогут разгадать эту загадку. — Ну где он, этот журнал? Говори скорее! Мне не терпится посмотреть, что же в нем написано! Почему ты и словом о нем не обмолвился все эти годы?

— Я… я… — замялся Бом Кливер. — Не хотелось мне тебе о нем говорить, — наконец сказал старик напрямую, — я ведь знаю, ты и журнал бы у меня забрал! Забрал же ты себе все, что только было на паруснике. А разве это справедливо? Мне достались только подзорная труба и журнал…

Старик как-то очень жалобно посмотрел на своего приятеля. Самюэль, улыбнувшись, стал его успокаивать:

— Не отниму я его у тебя! Он как был твоим, так и останется! Но я должен его прочесть, понимаешь? Тогда мы, возможно, что-то узнаем! Ты же знаешь, вот уже много лет я ищу разгадку этой истории. Чего я только не предпринимал, где только не рыскал! Кое-что даже понял, но не до конца. И вот теперь выясняется, что есть возможность найти ответ на все мои вопросы! Кливер! Где он? Давай его скорее сюда! Ты обязан мне его дать! Просто обязан!

Обычно уравновешенный, Самюэль пришел в такое возбуждение, что Кливер почувствовал себя виноватым.

— Понимаешь, Самюэль, я бы рад его дать, да не знаю, куда засунул. Так берег, что позабыл. Много раз его с тех пор искал, но так и не нашел. Просто ума не приложу, куда он мог подеваться…

Приятели принялись переворачивать все шкафы, все ящики, ломая себе головы и пытаясь сообразить, куда Кливер мог запрятать журнал. Искали, искали, но напрасно.

Мануэла, вернувшись с работы, просто в ужас пришла от кавардака, который устроили гость и хозяин в доме. На отца она давно махнула рукой, старость не радость, чудачества да причуды! Но Самюэль! Он-то как смеет рыться в чужих вещах?!

— Да я старые фотографии ищу, хочу детишкам показать, какими мы с Кливером были в молодости, — принялся оправдываться Самюэль.

Мануэла только рукой махнула: еще один бездельник на ее голову, фотографии какие-то ему, видишь ли, понадобились!

Самюэль понял, что поиски пока придется прекратить, но теперь, когда у него забрезжила надежда проникнуть в тайну, он знал, что просто так от нее не отступится. Обязательно будет приезжать к Кливеру, и рано или поздно, но они найдут журнал.

А в город Самюэлю пришлось ездить даже чаще, чем думалось. И не по своим делам, а по чужим. Но так уж сложились обстоятельства.

Неожиданно в деревню к родителям приехал Дави. Вот радость так радость! На этот раз он приехал по-хорошему, приехал к отцу с матерью, приехал под родной кров.

По-хорошему приехал, потому что самому ему было очень плохо. Оливия расторгла с ним помолвку. Дави места себе не мог найти, и ноги сами принесли его в единственное место на земле, где могли если не исцелить его, то хотя бы облегчить боль его сердечных ран.

Эстер насмотреться не могла на своего любимого сыночка. С тех пор как он уехал из дома, она всегда готовила на одну порцию больше, надеясь, что вот-вот он войдет в дом. И вот наконец он приехал.

Она кормила его жарким, которое ему всегда так нравилось, и слушала его рассказ. Все тут готовы были выслушать Дави, разделить его сердечные неурядицы, подать совет. С Оливией они то и дело ссорились, а потом всегда мирились. Может, помирятся и на этот раз?

— Может, Оливия уже без тебя тоскует, — сказала Далила. — Когда Кассиану на берегу, мы каждый день ругаемся, а уйдет он в море, жить от тоски не могу!

Дави и сам не очень-то понял, что произошло. Он так поверил в дружбу Оливии с Витором, поверил, что Витор сумел расположить к себе Оливию, убедить ее, что у Дави прочное положение, что не сомневался: теперь Оливия назначит день свадьбы. И вот что произошло! Крах. Вместо даты свадьбы — разрыв.

Самюэль надеялся, что сможет как-то помочь сыну, решил съездить в город, повидаться, поговорить с Оливией. Оливия ему нравилась — хорошая, добрая девушка, самостоятельная и с характером. Потерять такую — большое горе.

А тут и Рамиру дал Самюэлю поручение, попросил отвезти записку сеньоре Веласкес и отдать в собственные руки.

Самюэль с сочувствием посмотрел на старого друга. Видно, припекло, извелся вконец.

Рамиру не стал таиться. Человек он был гордый, самостоятельный, но и ему нужно было поделиться с кем-то тем, что лежало у него на сердце.

И Рамиру рассказал Самюэлю как на духу все, что с ним творилось. Оказалось, что к нему вернулась Летисия. Решение далось Рамиру трудно, но в конце концов он решил: он оставит семью, Серену и будет жить с Летисией. Случился у него трудный разговор с сыном, пришлось ему все объяснить, потому что он увидел их вместе с Летисией и хотел отречься, проклясть отца. Поговорили они как мужчина с мужчиной. Сын понял, что Рамиру не только муж, не только отец, он еще и просто человек со своей особой личной судьбой. Вот судьба и ведет его к юношеской любви, которую он до сих пор не забыл и за которую заплатил так дорого.

Но и перед Сереной Рамиру хотел быть честным. И ее он любил, и ее уважал. Он не мог изменить Серене, поэтому решил, что не уйдет со всеми в море, все расскажет жене и оставит дом, чтобы начать новую жизнь. Так они договорились с Летисией.

А когда Рамиру пришел домой и увидел, как Серена готовится к проводам, жарит, печет, складывает в корзины, думает о каждой мелочи, язык у него не повернулся. А Серена стряпала и приговаривала:

— Будете в море есть, будете нас вспоминать — дом вспоминать, семью, которые остались на берегу. Приготовила я тебе все самое любимое, самое вкусное! Никогда я больше не буду огорчать тебя своими слезами на причале. Вот увидишь, я буду тебе улыбаться! Чтобы помнил меня только с улыбкой!

Каждое движение Серены, каждый шаг, каждый взгляд говорили о ее любви. Вся ее жизнь была полна заботой о муже и любовью к нему. Так мог ли он в один миг лишить ее жизни?

Не хватило на это духу у Рамиру. Од понял, что на этот раз выйдет в море и отложит на некоторое время принятое решение. Но только отложит, потому что решение его было непреклонно, но пока еще не давалось ему. Вот об этом он и ставил в известность Летисию, и она должна была понять его… Кому просто ломать устроенную жизнь?

Самюэль взял записку и обещал передать по назначению. Ему было жаль Рамиру, жаль Серену, но травить душу разговорами он не стал.

С тяжелым сердцем остался ждать его Рамиру. Он чувствовал себя виноватым и перед Сереной, и перед Летисией, хотя не обманывал ни ту, ни другую.

* * *
Самюэль сразу же зашел в офис к Летисии, но она была на совещании, и он отдал записку секретарше Сузане, которая пообещала сразу же передать ее сеньоре Веласкес. Дожидаться сеньору Самюэлю было недосуг, у него были и другие дела. Одно поручение было выполнено, и Самюэль отправился к Оливии.

Разговор им предстоял горький, нелегкий, но он состоялся, этот разговор. Оливия, конечно, не сказала Самюэлю, что из-за бесхарактерности Дави, из-за его готовности во всем слушаться своего патрона, Витора, она почувствовала себя в полной власти Веласкеса. Дави повел себя так, что позволил этому крайне неприятному молодому человеку не только вмешиваться в их жизнь, но распоряжаться ею. Сколько ни объясняла это Оливия своему жениху, сколько ни просила его не вмешивать Витора в их жизнь и отношения, Дави будто оглох и поступал по-своему. Терпеть и дальше такое положение Оливия не могла, и она с ним покончила!

— У Дави слабый характер, — грустно сказала Самюэлю Оливия, — он во что бы то ни стало стремится к успеху и соглашается быть рабом. Сейчас он в добровольном рабстве у нового главы своей фирмы, Витора Веласкеса, я с этим смириться не могу. Для меня самое главное в мужчине — это твердость, у него должна быть своя жизненная позиция, свои принципы, свое достоинство. Твердость и честность — вот что самое главное. А для Дави главное — преуспеть, а в средствах он просто не разбирается.

— Я чувствую себя виноватым перед сыном, — понурил голову Самюэль, — с детства он у нас был слабеньким, всегда ему доставалось от мальчишек, и возвращался он зареванный. Я его не утешал, твердил, что надо быть сильным, уметь постоять за себя, и ему, наверное, казалось, что я его совсем не люблю. И к рыбацкому делу он тоже не был приспособлен. Вот и пришлось ему уйти из родного дома, когда он подрос, и я до сих пор переживаю, что вот так случилось, что всю жизнь он прожил без родительской поддержки…

— Я понимаю, что вы хотите сказать, сеньор Самюэль. Да, Дави всего добился сам. Ему есть чем гордиться. Но почему-то его успехи не сделали его самостоятельным. Он все время ищет, кто бы взял на себя ответственность за его жизнь, за его решения. Мне было бы трудно видеть в таком человеке главу семьи, своего мужа.

— Жаль, дочка, очень жаль. Дави упустил такую возможность стать счастливым.

Самюэль понимал Оливию и не мог осуждать за принятое ею решение, но за сына ему было по-настоящему горько.

Уже совсем в сумерках заглянул он к старине Кливеру. И тут его ждала радость — Бом Кливер протянул ему объемистый сверток.

— Неужели журнал? — не поверил Самюэль..

— Он самый, — улыбнулся Кливер. — Читай, если сможешь. Хотя увидишь, не такое это простое дело.

— В море у меня будет время, — рассмеялся Самюэль, — глядишь, что-нибудь и расшифрую. Вот спасибо так спасибо тебе, старина.

Домой Самюэль вернулся радостный. Рамиру, несмотря на поздний час, дожидался его. Он надеялся, что Летисия прочитала при Самюэле записку и, может быть, что-то передала письмом или на словах…

Но Самюэлю нечем было его утешить.

— Записку я передал секретарше, иначе не получалось, — повинился он.

— Спасибо, — поблагодарил Рамиру. Завтра они уходили в море, и уходил он с тяжелым, очень тяжелым сердцем.

Глава 28
В последние дни Изабел всю свою кипучую энергию вкладывала в подготовку выставки Франсуа: оформляла помещение, составляла каталог и рекламные проспекты, рассылала приглашения гостям, а также не упускала из виду меню предстоящего банкета. Аманда, несмотря на запрет матери, тоже проводила все свободное время в мастерской Франсуа, пытаясь быть ему хоть в чем-то полезной, но неутомимая Изабел практически не оставляла ей такой возможности. Понимая, что соперничать с Изабел сложно, Аманда была вынуждена согласиться даже на роль кухарки и посудомойки, лишь бы только находиться вблизи Франсуа: готовила бутерброды, варила кофе для него и Изабел, затем убирала мастерскую, стараясь задержаться там как можно дольше, а точнее — пересидеть Изабел и остаться наедине с Франсуа. Тот, видя эти уловки, сердился и буквально выталкивал ее домой:

— Я не хочу иметь неприятностей с твоей мамой, так что, будь добра, уходи. Уже поздно.

— Не надо мне напоминать о моем возрасте, — кокетливо поджимая губки, говорила Аманда. — Важно не то, сколько мне лет, а то, насколько взрослой я сама себя ощущаю. Мне хочется, чтобы у тебя получилась грандиозная выставка, и ради этого я могла бы даже заночевать в комнате Франшику. Да, не усмехайся, так было бы гораздо удобнее всем, потому что с самого раннего утра я занималась бы приготовлением завтрака и ты не тратил бы на это свое драгоценное время.

— Аманда, идем, я провожу тебя домой, а то меня еще привлекут за растление малолетних, — отвечал на это Франсуа, решительно уводя ее из мастерской.

Летисия подозревала, что дочь по-прежнему бывает у Франсуа, и прямо спрашивала ее об этом, но Аманда глазом не моргнув сочиняла всяческие истории про занятия в библиотеке или прогулки с подругами. Хорошо зная свою дочь, Летисия ей не верила и, обеспокоенная этой ложью, собиралась строго поговорить с Франсуа, да все мешали какие-то неотложные дела в фирме. Неожиданно ее беспокойство усилил Бонфинь, вздумавший поделиться с коллегой своими душевными переживаниями.

— Знаешь, — сказал он, волнуясь, — мне кажется… То есть я почти уверен, что Изабел влюбилась в Франсуа и они тайно встречаются.

— Франсуа? С чего ты взял?

— Я видел у Изабел его фотографии. К тому же она целыми днями где-то пропадает, ничего мне не говоря.

— Не хочу тебя огорчать, но этот сердцеед на все способен, — нечаянно подлила масла в огонь Летисия. — У него в доме живет какая-то девица, и при этом он принимает там мою Аманду. Совсем заморочил девочке голову.

Так, накручивая друг друга, они пришли к заключению, что надо немедленно поставить Франсуа на место.

Подъехав к его дому, они увидели припаркованную поблизости машину Изабел. Это привело Бонфиня в ярость, и он, ворвавшись в мастерскую, учинил скандал. Ничего не понимающая Изабел кое-как угомонила мужа, а Летисия прямо потребовала от Франсуа оставить в покое Аманду и Изабел — жену своего лучшего друга.

— Мне просто повезло, — горячилась она, — что я не натолкнулась здесь на Аманду. Ведь я знаю: она прогуливает уроки и с утра до вечера находится в твоей мастерской. Скажи, что тебе надо от моей дочери? Ты решил устроить здесь гарем?

— Летисия, успокойся, — попытался сохранить хладнокровие Франсуа. — Ни твоя дочь, ни Изабел меня не интересуют в том смысле, который подразумеваешь ты. Более того, могу сказать, что есть только одна женщина, волнующая меня. Я говорю о тебе, Летисия.

— Нет, это уже слишком! Ты неисправим! — возмущенная до глубины души, она покинула мастерскую вслед за Изабел и Бонфинем.

Недоразумение отчасти разрешилось в тот же вечер: Оливия развеяла сомнения Бонфиня, сказав ему, что мать всего лишь занимается подготовкой выставки Франсуа и очень увлечена этими хлопотами. У Бонфиня отлегло от сердца, но он хотел то же самое услышать из уст жены.

— А разве ты не знал о выставке? — удивилась Изабел. — Ведь я же о ней вам все уши прожужжала. Ну вот, это лишний раз доказывает то, что ты не принимаешь меня всерьез и совсем не слушаешь, когда я тебе что-то говорю.

Опростоволосившийся Бонфинь вынужден был повиниться, а Изабел не стала его долго мучить и великодушно простила.

— Вообще-то мне даже понравилась такая бурная сцена ревности, — призналась она. — Это означает, что ты меня еще любишь, не так ли?

— Ну конечно, люблю, — промычал посрамленный Бонфинь.

— А Франсуа, кстати, влюблен в Летисию, — сообщила вдруг Изабел. — Да, не удивляйся. Он дал мне это понять, когда настоятельно просил уговорить Летисию прийти на открытие выставки.

— Вот так дела! — пробормотал сбитый с толку Бонфинь.

Утром он счел необходимым передать этот разговор Летисии…

* * *
Вдохновленная примирением с мужем, Изабел решила закрепить успех и навестить его в офисе, а зная, что Бонфинь не любит, когда она отвлекает его от работы, прихватила с собой приглашения на выставку, чтобы вручить их Летисии, Витору и Дави. Однако в приемной мужа ее ждало очередное разочарование: Бонфинь, как показалось Изабел, чересчур любезно беседовал с секретаршей, а та в ответ кокетливо щебетала.

Дома Изабел поделилась своими подозрениями с Оливией:

— Мне кажется, твой отец изменяет мне с Сузаной, секретаршей. Ты теперь там работаешь, присмотри за ним, ладно?

— Мама, как тебе могла прийти в голову подобная чушь? — рассердилась Оливия. — Отец вообще не смотрит на женщин, а у Сузаны, насколько мне известно, есть жених.

Изабел стала приводить какие-то доводы в пользу своей версии, но Оливия отмахнулась от матери, сославшись на головную боль.

Поглощенная своими заботами, Изабел не заметила, что дочь тоже расстроена. А причина этого расстройства была гораздо серьезнее, нежели у матери. Дело в том, что накануне вечером Оливия наконец решилась откровенно поговорить с Дави и даже отважилась зайти к нему домой, но застала его мертвецки пьяным. «До чего же ты себя довел! Ты ведь прежде никогда не напивался», — сказала она, однако Дави не отреагировал на ее слова. Тогда Оливия сняла с руки подаренное им кольцо и, положив его на тумбочку перед спящим Дави, вышла.

Необходимость прямого разговора с Дави назрела у нее давно, с тех пор как Оливия стала работать в той же фирме, что и он. Случайно сталкиваясь в офисе или на верфи, они оба чувствовала неловкость и спешили разойтись в разные стороны. Бонфинь, наблюдая подобные сцены, очень переживал и всякий раз просил дочь разобраться прежде всего в себе самой и не мучить понапрасну парня. Уступив его уговорам, Оливия и отправилась к Дави, хотя по-прежнему не знала, что ему сказать. Решение вернуть кольцо пришло спонтанно, и теперь она не была уверена, что поступила правильно.

На следующий день Дави разыскал ее сам.

— Я нашел у себя вот это кольцо. Ты оставила его случайно или?..

— Ты вчера был пьян. Заснул прямо в гостиной… — Оливия с трудом подбирала слова, опять не зная, что же ей следует сказать. — Прости, я не хотела тебя обидеть. Вместе мы пережили много хорошего и много плохого…

— Вот как? — перебил ее Дави. — Мне казалось, у нас с тобой было только хорошее. Но, видимо, я был слишком наивен и все понимал не так, как ты. Может, объяснишь, чем же я тебя не устраиваю?

— Думаю, в таком тоне нам сложно будет разговаривать.

— Да, пожалуй, — согласился Дави. — Более того, мне кажется, нам вообще уже не о чем разговаривать. Прости, я зря тебя побеспокоил. Это кольцо красноречивее всяких слов. Сейчас я убедился, что ты оставила его у меня не случайно.

* * *
Франшику не бросал слов на ветер, когда говорил Гаспару, что устроит ему якобы случайную встречу с Эстелой Маркес. Проект его заключался в том, что некое подставное лицо организует у себя на вилле праздничный обед, а для увеселения гостей пригласит нескольких певиц, включая и Эстелу. У Гаспара были сомнения — согласятся ли девушки на такое сомнительное предложение, но Франшику убедил его, сказав, что для артисток это хорошая возможность подзаработать, к тому же он уже заручился поддержкой Лилианы, которая обязательно должна уговорить Эстелу.

От Гаспара требовалось только щедро оплатить авантюру, и вот наступил день, когда Франшику заявил, что хозяин виллы желает получить аванс, причем обязательно наличными.

— Поезжай в банк и сними с моего счета необходимую сумму, — распорядился Гаспар.

— А ты… не боишься доверить мне такие огромные деньги? — растерянно спросил Франшику. — Вдруг я с ними убегу? Ведь это такой соблазн!

— Нет, не боюсь, — улыбнулся в ответ Гаспар. — Жизнь научила меня разбираться в людях. Когда-то у меня был компаньон, который не просто сбежал с деньгами, но фактически украл все мое состояние. Признаюсь, такое пережить трудно, так что ты, будь добр, не доставляй мне огорчений. К тому же эта махинация не принесла удачи и моему компаньону.

— Он разорился?

— Хуже… Но не будем ворошить прошлое.

— А кто был твоим компаньоном?

— Я же сказал: не стоит вспоминать о печальном накануне столь приятного события.

Вечером Франшику доложил шефу, что деньги уплачены и завтра можно отправляться на тот сказочный остров, где Гаспар увидит свою возлюбленную.

От Летисии не укрылось, как заволновался и засуетился отец, собираясь в поездку.

— Ты сейчас похож на влюбленного юношу, — сказала она, добродушно улыбаясь.

— Не скрою, ты очень точно определила мое состояние, — признался Гаспар. — Пожелай мне удачи, дочка.

— От всей души! — приложив руку к сердцу, произнесла Летисия. — Будь счастлив, папа, ты этого заслуживаешь.

— Седина в бороду, а бес в ребро? — недовольно спросила Аманда, когда они с матерью остались вдвоем.

— Тебе не стыдно? — укоризненно посмотрела на нее Летисия. — Разве дед не имеет права полюбить и быть счастливым?

— Я имела в виду не одного деда, но и… — она хотела сказать «тебя», однако вовремя остановилась. — Понимаешь, я говорю вообще о старшем поколении. Можете влюбляться сколько угодно, только не надо портить жизнь молодым!

* * *
По дороге на остров Гаспара вдруг одолели страхи и сомнения.

— Думаешь, Эстела простит меня, если узнает, какую комедию мы разыграли? — повторял он то и дело. — Нет, я не буду участвовать в этом шоу! Лучше мне вернуться домой, пока не поздно.

Франшику, как мог, отвлекал внимание шефа, а сам неуклонно направлял яхту к острову.

Когда же они, наконец, оказались среди гостей и Эстела, увидев Гаспара, впервые заподозрила подвох, Франшику пришлось срочно спасать ситуацию.

— Сеньор Гаспар! — изобразил он радостное удивление. — Вот неожиданность! Я не знал, что вы тоже приглашены на этот замечательный праздник. Надеюсь, вам здесь не будет скучно.

Наверное, Франшику слишком переоценил свой актерский дар, поскольку его монолог произвел обратный эффект: Эстела вдруг заявила, что немедленно уезжает.

— Ты не можешь нарушить контракт! — пришла на помощь Лилиана.

— Но в контракте не оговаривалось, что я должна петь для доктора Веласкеса, — резонно заметила Эстела.

— Простите, — вынужден был вмешаться Гаспар. — Я вовсе не хочу доставлять вам неприятности своим присутствием. Поэтому поступим так: вы исполните условия контракта, а я сейчас же покину остров.

Теперь уже Эстела почувствовала себя виноватой и сказала, что это было бы слишком большой жертвой с его стороны. Девушки на все голоса принялись уговаривать Гаспара остаться, а Эстелу — не упрямиться и петь, как того требует контракт. Оба, немного посопротивлявшись, поддались на уговоры, и таким образом инцидент был исчерпан.

А когда над горизонтом вспыхнула нежно-розовая полоска заката и праздник достиг своего апогея, Эстела и Гаспар, не сговариваясь, оказались вдруг рядом и молча побрели вдоль берега.

Затем они взошли на борт яхты, и волны залива мерно покачивали их, не мешая течению долгожданного и очень важного для обоих разговора.

— Я уже давно не чувствовал себя так хорошо, — блаженно улыбаясь, говорил Гаспар. — И все это благодаря тебе.

— Я тоже счастлива, — вторила ему Эстела.

— А что, если мы устроим здесь настоящий медовый месяц? Как ты на это смотришь?

— Здесь?

— Да. Ведь это райский уголок, не правда ли? Если тебе понравится, то я могу купить остров у Луиса Фелипе и мы вообще поселимся здесь навсегда.

— И будем гулять в нашем раю, как Адам и Ева, — смеясь, продолжала Эстела.

— Если ты намекаешь на отсутствие дорогих дамских туалетов, так не волнуйся: мы съездим в Рио, ты купишь там все, что захочешь.

— И стану красоваться в этих нарядах перед рыбами и птицами.

— А почему бы и нет! Кроме того, у тебя будет еще один ценитель и поклонник — я.

Так они шутя мечтали о своем совместном будущем, которое в тот вечер казалось им, бесспорно, счастливым и безоблачным.

Домой Гаспар вернулся с твердым намерением жениться на Эстеле и незамедлительно объявил об этом своим близким. Но еще находясь на острове, связался по телефону с Бонфинем, чтобы тот как можно быстрее купил квартиру, только не оформлял ее на его имя.

— Понимаешь, я собираюсь там поселиться с Эстелой до нашей свадьбы.

— Рад за тебя. Поздравляю, — пробормотал Бонфинь. — Но к чему такая спешка и такая таинственность?

— Мне стоило немалых усилий уговорить Эстелу бросить работу и уехать со мной в Форталезу. Но Эстела такая щепетильная — она не захотела, чтобы я привез ее в свой дом, где живут Летисия и внуки. Можно было бы устроить ее на время в хорошую гостиницу, но и я ведь не мальчишка, чтобы бегать к ней туда. Вот мне и пришлось придумать байку, будто я договорился с другом, у которого в данный момент пустует квартира. Теперь все понял?

— Кажется, да.

— Ну и прекрасно. Я задержусь тут еще денька на три, а ты за это время все сделай, пожалуйста. И не забудь, что квартира должна быть обставлена со вкусом. Денег я на это не пожалею.

Бонфинь выполнил поручение в лучшем виде, и Гаспар, оставив ненадолго Эстелу в их новом гнездышке, поспешил в свой старый дом, чтобы поделиться своей радостью с дочерью и внуками. Однако его сообщение было встречено ими неоднозначно. Лишь Летисия искренне пожелала отцу счастья, а Витор и Аманда предпочли промолчать.

Глава 29
Несмотря на болезнь Асусены, доставлявшую Серене немалое беспокойство, она не забывала думать о возвращении мужа и готовилась к встрече с ним, как к празднику. Для этого она специально заказала местной мастерице новую кружевную скатерть, предусмотрительно запаслась продуктами, из которых можно было бы приготовить роскошный обед, а также подкрасила предательски седеющие волосы.

Между тем рыбаки, проведшие в море уже несколько недель, тоже все чаще заводили разговоры о доме, о детях и, разумеется, о любимых женщинах. Наблюдая за мрачным, замкнувшимся Рамиру, Самюэль рискнул нарушить его уединение.

— О чем ты все думаешь? Никак не решишься бросить Серену?

— Бросить? Выбирай выражения, Самюэль, — рассердился Рамиру.

— Ну не бросить, так развестись, какая разница. Смысл-то не меняется.

— Да, ты прав, — грустно согласился Рамиру. — Я мучаюсь из-за Летисии. Боюсь, мне все равно не удастся устоять и я в конце концов предам жену, хотя Серена этого не заслужила. Так не лучше ли сказать ей всю правду?

— Возможно, это будет лучше для тебя и для Летисии. А для Серены? Выдержит ли она такой жестокий удар?

— Пойми, я не хочу обманывать Серену. Не смогу! — твердо произнес Рамиру. — Так что рано или поздно мне придется поговорить с ней открыто.

— Я вижу, ты уже все решил, — с горечью констатировал Самюэль.

— Давай сперва доберемся до берега. Ладно? — раздраженно отмахнулся от него Рамиру.

* * *
— Хоть бы твой отец поскорей вернулся, — повторяла Серена, уговаривая дочь поесть или хотя бы принять лекарства. — Может, он сумеет объяснить тебе, что нельзя так убиваться из-за какого-то подонка.

Асусена упорно молчала и лишь отрицательно покачивала головой, отказываясь от еды и лекарств.

— Боже мой! Что же ты со мной делаешь, Асусена! — в отчаянии воскликнула мать. — Иногда мне кажется, что ты сознательно решила довести себя до смерти. Ведь так? Ответь, не молчи! Ты хочешь умереть?

В ответ Асусена зажмуривала глаза и отворачивалась к стенке.

Видеть это изо дня в день Серене было не по силам, и однажды она, попросив Эстер присмотреть за Асусеной, отправилась к Витору.

— Мне надо поговорить с твоим сыном наедине, — сказала она, увидев в офисе Летисию.

Та попыталась возразить, не захотела выходить из комнаты, но Витор поддержал просьбу Серены, заявив, что не боится этой женщины.

— Оставь нас, Летисия, пожалуйста, — более мягким тоном произнесла Серена. — Кто знает, может, он мне скажет что-нибудь такое, о чем промолчит в твоем присутствии.

Однако она ошиблась: ничего, ранее не известного ей, Витор не сказал. Асусена болеет? Значит, надо вызвать врача — возможно, у нее грипп или пневмония. Страдает из-за разрыва с ним? Что ж, любовь не всегда приносит радость.

Серена прервала его, обвинив в цинизме, на что последовал не менее резкий ответ:

— Я не обижал Асусену, как вы предполагаете. А почему порвал с ней, это вам, донна Серена, объяснять не нужно, вы и сами знаете причину. Пошел навстречу вашим настоятельным требованиям, только и всего. Так что все претензии можете предъявить себе.

— Ладно, я приму к сведению, что ты не обижал Асусену и что между вами все кончено, — сказала Серена, уходя.

Встретив в коридоре Летисию, она произнесла угрожающе:

— Ты умеешь молиться, Летисия Веласкес? Так вот, молись, чтобы моя дочь поправилась!

Летисия бросилась в кабинет сына, требуя честно признаться, что он сделал с дочерью Серены.

— Да ничего я с ней не сделал! — с досадой ответил Витор. — Просто у них там вся деревня сумасшедшая, их всех пора одеть в смирительные рубашки. Я раскаиваюсь только в том, что не прислушался вовремя к твоему совету. Ты была права: нам всем надо держаться подальше от людей Рамиру Соареса. Разумеется, в эмоциональном плане. Что же касается их рыбы, то я вовсе не прочь покупать ее. Скоро они придут ко мне, чтобы продать свою рыбу, и тогда — несмотря на их гордость и пресловутый кодекс чести — будут вынуждены кормиться из моих рук!

* * *
Далила, скучавшая и по отцу, и по Кассиану, все чаще выходила на берег, пристально вглядываясь в морскую даль: а вдруг там покажется долгожданное рыбацкое суденышко! Но море равнодушно катило свои волны, от них постепенно начинало рябить в глазах, и погрустневшая Далила вновь обращала свой взгляд на поселок, где все казалось ей унылым и серым. Прежде, когда у нее портилось настроение, она шла к Кассиану или Асусене, но сейчас один был в море, а другая страдала от несчастной любви, не желая ни с кем общаться.

В отличие от подруги Далила не умела долго предаваться грусти и всячески старалась найти занятие, которое могло бы ее отвлечь от тоски по Кассиану. Иногда ходила к Питанге заниматься ненавистной ей математикой или помогала Мануэле убирать посуду в баре. А то придумала повидаться с братом и теперь дожидалась его неподалеку от фирмы Веласкесов, не рискуя появляться там после стычки с Витором.

Дави вышел из офиса понурый — то ли устал, то ли был чем-то огорчен. Увидев сестру, обрадовался, но затем опять помрачнел, когда та спросила, отчего он такой грустный — не из-за Оливии ли.

— С Оливией, увы, все кончено, поэтому предлагаю сменить тему. Дома все в порядке? Кстати, ты здесь специально ждала меня? Что-нибудь случилось?

— Нет, просто захотелось увидеть тебя.

— Ну да, понимаю, — улыбнулся Дави, — тоскуешь по своему Кассиану.

— А я и не скрываю этого, — приняла вызов Далила. — Хочешь, пойдем в бар донны Мануэлы, посидим там, поговорим.

Дави было все равно куда идти, и он согласился. Однако и там они невольно продолжали говорить о том, что их в данный момент волновало, — об Оливии, о Кассиану.

— Я не сомневаюсь, что вы с Оливией все равно когда-нибудь помиритесь, — уверенно заявила Далила. — Вот мы с Кассиану, например, ссоримся очень часто, а жить друг без друга не можем.

— Твой Кассиану — обыкновенный грубиян, — возразил Дави. — А с Оливией все гораздо сложнее.

— И вовсе он не грубиян, — обиделась Далила.

— Ну прости. Вы любите друг друга с детства, и если ты считаешь, что он будет для тебя идеальным мужем, то я могу за вас только радоваться.

— Да разве я знаю, каким он будет мужем! — нечаянно вырвалось у Далилы, и Дави тотчас же за это ухватился:

— У вас что-то изменилось? Ну-ка не скрытничай. Рассказывай брату все как на духу.

— Нет, все нормально, — Далила встала из-за стола, давая понять, что ей уже пора домой. — Пойдем, а то мама будет волноваться, да и Кассиану может в любой момент вернуться.

— Нет, серьезно, не увиливай, — проявил настойчивость Дави. — Знаешь, что мы с тобой сейчас сделаем? Поедем ко мне домой, попьем кофейку, и там ты мне все спокойно расскажешь.

— К тебе? Домой? — просияла Далила. — Конечно же я поеду! Ты никогда не приглашал нас к себе — ни меня, ни родителей.

От ее замечания Дави смутился, но оправдываться не стал.

Когда же они вошли в его квартиру, он опять почувствовал себя неловко, потому что Далила с порога воскликнула:

— Это чудо! Я и представить не могла, как живет мой брат. Такая красота, Дави!

— Да ладно тебе преувеличивать… Просто я сделал все так, как мне нравится. Я хорошо себя чувствую тут, Далила.

— Я тоже! — сказала она, блаженно откинувшись на спинку кресла. — Теперь я понимаю, как была неправа, когда звала тебя обратно в деревню. Ну, помнишь, мы тогда только приехали в поселок, и я хотела, чтобы ты жил с нами?

— Да, помню. Я потому, наверное, и не приглашал вас к себе. Думал, вы все равно не поймете, что я уже привык к другому укладу.

— Напрасно ты так думал. Папа с мамой тоже тебя поймут. И даже обрадуются, когда увидят, как ты здесь устроился.

— Ну что ж, я как-нибудь привезу их сюда, — пообещал Дави.

Потом они отправились на кухню варить кофе, и Далилу привели в неописуемый восторг овощерезка и посудомоечная машина.

— Вот бы нашей маме такие удобства! — произнесла она мечтательно.

— Я вижу, моей сестренке нравится комфорт, — заметил Дави. — Не в этом ли причина ваших разногласий с Кассиану? Ведь он, насколько мне известно, собирается пойти по стопам отца, стать профессиональным рыбаком. А ты, готова ли ты провести всю жизнь в хижине у моря?

— Я сама не знаю, чего хочу, — призналась Далила. — И это меня пугает… Когда я с Кассиану, то чувствую себя вполне счастливой, а когда его нет рядом, то мне хочется узнать и какую-нибудь другую жизнь, которая течет здесь, в Форталезе, или в Рио.

— Ничего удивительного: просто ты выросла из своей деревушки, как когда-то из нее вырос я!

— Ты так думаешь? — с сомнением произнесла она. — Я ведь люблю и море, и наш дом, хотя мне хочется узнать и что-нибудь новое, чего в деревне не увидишь. А Кассиану ничего такого не надо. Он мечтает только о собственной лодке.

— Мне кажется, нам с тобой надо чаще общаться, — пришел в выводу Дави. — Я открою для тебя другой мир, а ты потом сама решишь, что тебе больше по душе.

— Спасибо, братик, — обняла его Далила. — Только мне почему-то страшно…

— Страшно? — изумился Дави. — Ты не должна бояться. Ведь речь идет о твоей жизни, о твоем будущем.

— Я это понимаю, оттого мне и страшно. Ты не подгоняй меня, ладно? Я не хочу делать больно Кассиану. Да и самой мне еще надо избавиться от каких-то сомнений…

Вернувшись домой, она рассказала матери о чудо-комбайнах, увиденных на кухне у брата.

— Представляешь, сколько свободного времени у тебя появилось бы, если бы мы купили такие же приборы!

— А зачем мне свободное время, Далила? — остудила ее пыл Эстер. — Если я все дела переделаю за час, то чем буду заниматься потом?

— Но ведь это ужасно, мама!

— Знаешь что, дочка, не забивала бы ты себе голову этой современной ерундой, — строго сказала Эстер. — Человек, за которого ты собираешься замуж, — рыбак. А жена рыбака должна довольствоваться тем, что он ей может дать. Запомни это, иначе твоя жизнь может стать адом.

* * *
Рыбацкое судно показалось наконец на горизонте, и все жители тотчас же помчались к пристани. Не было среди встречающих только Асусены.

— Где она? Где моя дочка? — встревожился Рамиру, недобро посмотрев на Серену. — Что тут произошло, пока нас не было?

— Я так ждала тебя! — припав к его груди, выдохнула она. — Теперь Асусена обязательно поправится! Ты найдешь нужные слова, чтобы утешить ее…

— Опять этот Витор? — догадался Рамиру.

— Да. Они расстались, и Асусена очень страдает. Она заболела, Рамиру!

Отстранив от себя Серену, он побежал к дочери. Увидев его, Асусена приподнялась на постели, но в тот же момент силы оставили ее, в глазах потемнело…

— Девочка моя, милая моя, — повторял Рамиру, гладя ее по волосам. — Ты выздоровеешь… Все пройдет… Теперь я с тобой, доченька.

Естественно, в такой ситуации об уходе из семьи не могло быть и речи. Рамиру бродил по дому печальный, задумчивый и словно не замечал хлопочущей вокруг него Серены. Однажды она, не выдержав, с горечью произнесла:

— Я совсем тебе стала ненужной.

— Перестань, — сказал он с досадой. — Просто я ни о ком, кроме Асусены, сейчас не могу думать. К тому же столько дней провел в море, устал.

Заглянувший к ним Самюэль несколько разрядил обстановку. Серена откровенно обрадовалась ему:

— Хорошо, что ты пришел, Самюэль. Может, тебе удастся расшевелить Рамиру, а то он словно в воду опущенный. Выпейте по рюмочке, потолкуйте, а я пойду к Асусене — пора давать ей лекарство.

— Похоже, ты с Сереной еще… не говорил? — спросил Самюэль Рамиру, когда Серена вышла.

— Как я мог, если Асусена в таком состоянии?

— Да, сейчас не время. А может, вообще не стоит этого делать?

— Нет, Самюэль, я должен внести ясность в наши отношения с Сереной. Не хочу врать и причинять ей лишние страдания. Так будет лучше для всех, в том числе и для детей.

* * *
Устроившись в тени пальм, Кассиану и Далила рассказывали друг другу о том, что произошло с каждым из них за время разлуки. Далила говорила в основном об Асусене, о ее несчастной любви, а из самых ярких событий вспомнила конечно же поездку к брату. Кассиану это не понравилось:

— Наверное, он опять соблазнял тебя всякими городскими штучками — музеями, театрами? А может, водил тебя в ресторан?

— Ты не оглох, Кассиану? — рассердилась Далила. — Я же ясно сказала, что была у него дома, в его квартире!

— Все равно незачем тебе глазеть на городскую роскошь. Мы будем жить совсем по-другому, ты ведь знаешь это.

— Да, знаю, — невесело произнесла Далила и, немного помолчав, перевела разговор на другую тему: — Я слышала от папы, что у вас был хороший улов.

— Хороший? — оживился Кассиану. — Не то слово. Отличный улов! Ты не представляешь, сколько теперь у меня будет денег. Этого хватит, чтобы закупить материал для моего баркаса. Даже не верится! А ты, кажется, и не рада? Что с тобой? Мы же об этом мечтали…

— Я рада, Кассиану. Просто мне как-то неловко быть счастливой, когда Асусена так страдает.

— Да, я тоже за нее очень переживаю, — вздохнул он. — Может, мне еще раз набить морду этому Витору, как ты думаешь?

— Нет, не дай Бог! — испугалась Далила. — Этим ты ей не поможешь, а сам окажешься за решеткой.

Вернувшись домой, Кассиану услышал, как Асусена то ли во сне, то ли в бреду произносила имя Витора.

— Успокойся, сестричка, — сказал Кассиану, взяв ее за руку.

— Нет, Витор, не надо! — заметалась на постели Асусена. — Я не хочу!.. Я боюсь!.. Здесь так темно…

— Проснись, Асусена, проснись. Тебе снится дурной сон, — тормошил ее Кассиану. — Подожди, я сейчас позову маму.

— Нет, не уходи, — открыв глаза, вымолвила Асусена. — Побудь со мной, я боюсь.

— Хорошо, только ты должна принять лекарство. Тебя знобит.

— Эта лихорадка никогда не кончится, — простонала Асусена. — Она изводит меня. Я умру, Кассиану…

— Не говори глупостей. Оливия сказала, что у тебя нет никакой болезни. Просто ты страдаешь по этому негодяю. Забудь его! Ведь он тебя бросил.

— Да, бросил, — слабым голосом заговорила Асусена. — Отказался от меня, потому что вы гнали его, избивали. А обо мне вы не подумали. Если бы тебе запретили видеть Далилу, что бы ты делал?

— Неужели ты его так любишь?.. — рассеянно произнес Кассиану и впервые за все время посмотрел на случившееся другими глазами.

А на следующий день он поехал к Витору и попросил его навестить Асусену.

— Что? Я не ослышался? — спросил обескураженный Витор. — Ты сам зовешь меня к Асусене?

— Да, Витор. Сейчас это единственное, что ей надо.

— И ты сам до такого додумался? Ну, я рад за тебя! Полагаю, тебе следовало бы почаще шевелить мозгами.

— Витор, давай не будем ворошить прошлое. Ты имеешь право обижаться на меня — я многое сделал, чтобы вас разлучить, — но сейчас нам надо позаботиться о здоровье Асусены.

— Ах вот как? — ядовито усмехнулся Витор. — Значит, ты держишь меня за полного идиота, за пешку, которую можно переставлять туда-сюда, как тебе заблагорассудится. Захочешь — физиономию мне расквасишь, в потом как ни в чем не бывало в гости позовешь.

— Витор, если тебе хоть немного дорога Асусена, ты не позволишь ей умереть, — не обращая внимания на его язвительный тон, сказал Кассиану. — Моя сестра умирает, пойми ты наконец!

После этих его слов Витор перестал улыбаться.

— Неужели все так серьезно? — спросил он.

— Да, представь себе, — глухо произнес Кассиану.

— Вот чего вы добились своим ослиным упрямством.

— Прошу тебя, Витор, не трать время на упреки. Поедем к Асусене!

— Что, прямо сейчас? Но у меня есть неотложные дела, в приемной меня ждут люди, с которыми я договорился о встрече…

— Ладно, приезжай, когда управишься с делами, — смилостивился Кассиану. — Только не вздумай водить меня за нос, а то я приволоку тебя к Асусене силком.

* * *
И вот он приехал, и ему разрешили пройти к Асусене. Рамиру, правда, опасался, как бы дочери не стало от этого визита еще хуже, но Кассиану твердо стоял на своем: пусть поговорят, выяснят отношения, иначе Асусена может просто умереть от тоски.

— Если понадоблюсь, сразу же зови меня, — сказал он сестре, оставляя ее наедине с Витором. — Я буду в соседней комнате.

При виде бледной, осунувшейся Асусены сердце у Витора защемило, но он сумел взять себя в руки и бодрым голосом произнес:

— Не знал, что у тебя такой заботливый брат. Ведь это он любезно пригласил меня к вам.

— Я не посылала его за тобой, поверь, — стала оправдываться Асусена.

— Не надо ничего говорить, — остановил ее Витор. — Побереги силы, они тебе еще пригодятся. Выглядишь ты, должен заметить, неважно.

— Ты приехал затем, чтобы сказать мне, как плохо я выгляжу?

— Я не знаю, зачем меня сюда притащил твой братец. Наверное, хотел, чтобы вся деревня увидела злодея, который погубил невинную девушку. Думаю, они спустят на меня собак, когда я выйду отсюда. А может, потребуют, чтобы я на тебе немедленно женился.

— Ты чудовище! Убирайся вон!

— Жаль, твои родственники не слышат, как ты меня сама прогоняешь. Спасибо тебе. Я уйду с удовольствием. Надеюсь, ты больше не станешь изображать перед всей деревней соблазненную и покинутую? Это слишком избитый номер!

— Уходи, мерзавец! — стонала Асусена. — У тебя нет ничего святого в душе. Я боюсь тебя! Ты — сам дьявол.

— Прости, что еще раз заставил тебя поволноваться. Выздоравливай! — он чопорно раскланялся и вышел.

— Ну что, парень, как она? — волнуясь, спросил Рамиру. — Как Асусена? Ей лучше? Что она тебе сказала?

— Увы, мне нечем вас порадовать, — развел руками Витор. — Мой приход ничего не изменил.

— Но ты ведь говорил с ней? — вмешался Кассиану.

— За кого ты меня принимаешь? Конечно же говорил. Я был с ней очень нежен, пытался успокоить ее, но все напрасно. Так что простите, сеньор Рамиру, тут, видимо, дело не во мне. Я бессилен помочь Асусене.

— Нет, это ты меня прости, — сказал упавшим голосом Кассиану.

— Ты все правильно сделал, — подбодрил его Витор. — Я этого никогда не забуду.

— Спасибо, что пришел, — пожал ему руку Рамиру.

После всего, что ты от нас натерпелся, это было великодушно с твоей стороны, — добавила Серена.

— Да что там, я просто хотел помочь. Но вы не расстраивайтесь: Асусена обязательно поправится. Когда у человека есть такая дружная семья, как ваша, то иначе и быть не может. А я — всегда к вашим услугам. Кстати, наша фирма готова купить у вас любое количество рыбы и лангустов. Если вы захотите продать нам свой улов, то обдумайте свои условия и заходите. Полагаю, мы сумеем заключить взаимовыгодную сделку.

— Что ж, это было бы неплохо, — сказал Рамиру.

Серена же испугалась, что разговор о купле-продаже рыбы может затянуться, и решила проститься с гостем:

— Извини, Витор, я волнуюсь за Асусену. Пойду посмотрю, как она там.

— Разумеется, донна Серена. Скажите ей, пусть скорей поправляется!

Глава 30
Выставка Франсуа имела несомненный успех. Об этом говорили все собравшиеся на вернисаже — критики, журналисты, пишущие об искусстве, владельцы художественных галерей. Многие из них подходили к Изабел, благодаря ее за то, что открыла для них такого великолепного художника. Но героиней дня Изабел себя не чувствовала, поскольку праздничное настроение было омрачено подозрениями в измене мужа. И причина для подозрений на сей раз имелась веская: Изабел случайно узнала, что Бонфинь тайно от семьи купил шикарную квартиру в центре города, обставлять которую ему помогала Сузана. Он, действительно, привлек для этого дела секретаршу, так как полагался на ее женский вкус. Однако Изабел и в голову не могло прийти, что ее муж старается не для себя, а для Гаспара. На вопрос, почему его целыми днями не бывает в офисе, Бонфинь ответил уклончиво:

— Фирма решила приобрести кое-какую недвижимость, вот я этим и занимаюсь.

Такой ответ косвенно подтвердил худшие опасения Изабел, но у нее хватило благоразумия не учинять скандал с ходу. «Надо раздобыть неопровержимые доказательства измены», — рассудила она и с этой целью пригласила Сузану на открытие выставки, надеясь там понаблюдать за любовниками.

Сузана обрадовалась приглашению и пришла на вернисаж вместе с женихом, который не отходил от нее ни на шаг весь вечер. Бонфинь был в добром расположении духа, особенно после того, как принес свои извинения Франсуа и щедро похвалил его картины. «Умело маскируются!» — сделала вывод Изабел, не теряя, впрочем, надежды подловить мужа каким-то иным способом.

— Ты что-то невеселая, — взял ее за руку Бонфинь, — наверное, подготовительные хлопоты отняли у тебя много сил.

— Прежде ты не отличался таким вниманием, — заметила Изабел.

— На тебя не угодишь, — добродушно усмехнулся он. — Неужели ты ревнуешь меня к Летисии?

— К Летисии? Почему ты так решил?

— Потому что я опекаю ее на этом вернисаже. Она пришла такая грустная, одинокая. А когда мы стали обсуждать полотна твоего протеже — оживилась, и, по-моему, у нее поднялось настроение.

— Не выдумывай глупостей, — сказала ему Изабел. — Я не сумасшедшая, чтобы ревновать тебя к Летисии, которую знаю слишком хорошо.

К тому же, я надеюсь, ее не оставит без внимания виновник торжества Франсуа и в самом деле улучил подходящий момент, чтобы поговорить с Летисией. Та искренне призналась, что переменила о нем мнение, увидев в полном объеме его работы.

— Ты хочешь сказать, что их не мог написать бабник и подлец? — рассмеялся Франсуа.

— Да, именно это я имела в виду, — подтвердила Летисия. — По крайней мере, мне так кажется.

Они вполне дружелюбно поговорили о том о сем, но, когда Франсуа предложил ей остаться на праздничный ужин, Летисия отказалась, сославшись на усталость.

— Тогда, может, завтра поужинаем вместе? — не упустил случая Франсуа.

— Не знаю, как сложится день. Позвони мне завтра ближе к вечеру, — оставила ему надежду Летисия.

* * *
Аманда возликовала, поняв, что мать не собирается оставаться на ужин.

— Ты уже уходишь? — спросила она якобы с сожалением.

— Да. И тебя хочу забрать с собой, — строго сказала Летисия.

— Но мама! Я же не могу подвести Франсуа. Я обещала ему убрать и перемыть посуду после гостей.

— Ладно, — не стала спорить Летисия. — Только не задерживайся здесь долго.

Аманда согласно кивнула, однако поступила прямо наоборот: возилась с посудой допоздна, терпеливо ожидая, когда уйдут последние, засидевшиеся за разговором и выпивкой гости.

И опять Франсуа пришлось вытаскивать ее из дома буквально за руку.

Выйдя наконец из помещения, они обнаружили, что на улице бушует ливень, к тому же машина Франсуа никак не хотела заводиться. Под проливным дождем он стал копаться в моторе, но найти причину поломки не мог. Франшику, который хорошо разбирался в механизмах, к сожалению, не было дома, он уехал ни много ни мало — аж в Майами, где присматривал оборудование для своего фантастического проекта, одобренного тем не менее Гаспаром. Подробностей этой грандиозной идеи Франсуа не знал, но слышал, что речь шла об аквапарке, который Франшику и Гаспар собирались устроить в пальмовой роще на побережье.

— Ну что тут? — склонилась над капотом Аманда. — Позволь, я помогу тебе.

— Быстро в машину! — рассердился Франсуа. — Вымокнешь насквозь.

— Но она ведь все равно не заводится, — плутовато сверкнула глазками Аманда. — Пожалуй, мне придется идти до шоссе пешком, — и она, весело крикнув Франсуа: «Пока!», быстрым шагом направилась в сторону шоссе.

— Постой, куда ты? — бросился вслед за ней Франсуа, но она припустила бегом.

— Я тебя отшлепаю, — сказал он, догнав ее наконец.

— О, сделай милость!

— Да, я не завидую Летисии, — укоризненно покачал головой Франсуа. — Как она, бедолага, с тобой управляется?

— Ей не надо со мной управляться, потому что я уже взрослая!

— Ну а коли ты взрослая, то и поступать должна разумно, — поймал ее на слове Франсуа. — Сейчас мы вернемся в дом и вызовем такси по телефону.

Как ни странно, Аманда сопротивляться не стала и послушно последовала за Франсуа. Дома, однако, выяснилось, что телефон не работает.

— Наверное, это из-за бури, — высказала предположение Аманда.

— Что же делать?.. — в растерянности произнес Франсуа.

— Думаю, выход напрашивается сам собой, — тотчас же подбросила идею Аманда. — Вымокла до нитки, а потому мне ничего не остается, как переночевать у тебя. Тем более что и такси мы вызвать не можем.

— Твоя мама с ума сойдет, если ты не приедешь ночевать домой!

— А ты можешь предложить что-то другое?

— Увы, ничего, — вынужден был признать Франсуа. — Прими горячую ванну и ложись спать.

— А дверь мою ты запрешь снаружи или сам закроешься на засов?

— Сам закроюсь! Не зли меня, Аманда. А то еще заболеешь, и тогда я перед твоей мамой совсем не смогу оправдаться.

«Ты и так не оправдаешься», — с надеждой и злорадством подумала она.

* * *
В дом Франсуа Летисия ворвалась с первыми лучами солнца.

— Где этот негодяй? — накинулась она на заспанную Аманду, открывшую ей дверь.

— Ты имеешь в виду Франсуа? — наигранно зевнув, спросила Аманда. — Может, принимает ванну, а может, готовит завтрак. Я еще спала…

— Где он? Где эта проклятая спальня? — металась по дому Летисия. — Веди меня туда, где ты спала!

— Пожалуйста, — лениво молвила Аманда. — Я же говорила, что Франсуа здесь нет. Наверное, он варит для меня кофе.

— Ты долго будешь надо мной издеваться? — сорвалась на крик Летисия и помчалась на кухню, а затем в ванную.

Сжалившись, наконец, над матерью, Аманда показала ей дверь спальни, в которой ночевал Франсуа.

— Только постучись, а то застанешь его голым. Летисия, не слушая дочь, уже ломилась в дверь.

— Что он там, заперся?

— Да, кажется, и вправду заперся. Вот дает! — Аманда была ошеломлена не меньше матери.

Услышав требовательный стук к дверь, Франсуа вышел из спальни.

— Летисия, ты? — сказал он удивленно. — Так рано? Я думал, это Аманда хулиганит.

— Пока здесь только я. А полиция приедет позже. Так что приготовься к ответу.

Франсуа стоило большого труда объяснить Летисии, что произошло накануне вечером, поскольку она его то и дело перебивала.

— Когда мы вернулись сюда, я, прежде чем вызвать такси, попросил Аманду позвонить тебе. Но телефон был неисправен. Поэтому и такси я не смог вызвать, — говоря это, он снял трубку, чтобы проверить, не включился ли телефон. — Вот, он и сейчас молчит. Можешь сама убедиться.

В доказательство своей невиновности он протянул трубку Летисии, но в тот же момент увидел, что вилка выдернута из розетки.

— Прости, его кто-то отключил от сети…

— Кто-то? — возмутилась Летисия. — Да сам же ты и отключил, чтобы заманить Аманду!

— Нет, Летисия, как это ни печально, но боюсь, что на подобную каверзу способна только твоя дочь. Она все время пытается делать что-нибудь в таком духе. Не удивлюсь, если и машину она сломала.

— А тебе, похоже, это нравится.

— Да нет же, Летисия! — Франсуа взял ее обеими руками за плечи, притянул к себе и стал говорить ей прямо в лицо: — Мне нравишься только ты! Как доказать, что я люблю тебя? Как объяснить, что я полюбил тебя с первого взгляда?

Летисия попыталась высвободиться из его объятий, выражавших одновременно и страсть и отчаяние. Но Франсуа уже не мог остановиться — губы его сами коснулись губ Летисии, а она, растерявшись, на мгновение оцепенела и приняла его долгий, выстраданный поцелуй.

— Очень красиво, донна Летисия! — услышала она внезапно у себя за спиной. — Так вот, оказывается, зачем вы попросили меня удалиться? Теперь понятно.

— Не смей говорить со мной в таком тоне! — прикрикнула на нее Летисия. — Пойдем отсюда. Дома будем выяснять отношения.

Однако их взаимные упреки продолжались и в машине, по дороге домой. Аманда утверждала, что мать просто-напросто хочет отбить у нее Франсуа. Летисия же ругала дочь за все сразу: за недостойное поведение, за отключенный телефон…

Дома Аманда рассказала о случившемся брату — разумеется, в своей интерпретации, на что Витор отреагировал крайне резко и грубо.

— У тебя нет морального права упрекать Аманду, — заявил он матери. — Ты сама ведешь себя с этим ничтожным человеком как уличная девка. Вешаешься ему на шею…

— Замолчи! Я не потерплю от тебя таких оскорблений!

— А как прикажешь с тобой разговаривать? Объясни, может, я чего не понимаю? Что ты делала с Франсуа? Защищала честь моей сестренки или отдала свою честь в его железные руки? Ну что же ты молчишь? Потеряла дар речи?

— Нет, я отвечу тебе, Витор, — собравшись с силами, сказала Летисия. — Признаю свое поражение: у меня выросли жестокие, бессердечные дети. Видимо, я где-то допустила серьезную ошибку. Чересчур оберегала вас, жила как монахиня, чтобы, не дай Бог, не причинить вам боли, не оскорбить ваши чувства. Наверное, за это вы меня теперь презираете. Но отныне я буду жить своей собственной жизнью! Да. Я — свободная женщина и не должна давать вам отчета о своих отношениях с мужчинами. Вот захочу — и заведу роман с Франсуа! И вы не сможете мне помешать.

— А потом ты его прирежешь? — криво усмехнулся Витор. — Этакая черная вдова, синяя борода в юбке! Скажи, когда Франсуа тебе надоест, ты убьешь его, как сделала это с отцом?

Сказав это, он тотчас же вышел, даже не взглянув на поверженную Летисию. Аманда, ошеломленная и заинтригованная последней его фразой, помчалась следом за ним.

— Что это значит, Витор? Как ты мог наговорить маме таких гадостей?

— Это не гадости, а правда! — бросил он в сердцах. — Она убила нашего отца! Конечно, ты не можешь помнить, ты тогда была совсем маленькой.

— Это был несчастный случай! — запротестовала Аманда. — Отец поскользнулся на ковре и упал с лестницы. Все это знают!

— Ну да, знают со слов убийцы.

— Не смей говорить так о маме! — возмутилась Аманда.

— А как иначе можно ее назвать? — возразил Витор. — Я был там и все видел. Она вышла из себя и толкнула его. Я все прекрасно помню. Но мне никто не верит, потому что я был тогда слишком мал.

— Но даже если все было так, как ты говоришь, то вряд ли мама хотела его убить. Просто в горячке толкнула. По-моему, это как раз и был несчастный случай.

— Допустим, — согласился Витор. — Но я также помню, из-за чего они ссорились. Отец обвинял ее в том, что она ему изменила! То есть она убила его еще до того, как он упал с лестницы.

— Нет, Витор, замолчи, я больше не могу это слышать, — взмолилась Аманда.

— Ты защищаешь ее только потому, что еще не выросла. А когда подрастешь, то поймешь, как наша мамочка из кожи вон лезет, чтобы выдать себя за кристально честную женщину.

* * *
Как ни странно, Кассиану оказался прав: свидание с Витором действительно пошло на пользу Асусене. Весь вечер после его ухода она проплакала, но уже наутро нашла в себе силы встать с постели, позавтракать и впервые за много дней выйти на свежий воздух.

— У меня больше не осталось никаких иллюзий, — сказала она матери, — и отныне я буду заново учиться жить.

Рамиру, взбодренный этой переменой в состоянии дочери, с легким сердцем отправился в Форталезу, чтобы подписать договор с фирмой Веласкесов о покупке ими рыбы.

Летисии в офисе не оказалось, и отчасти Рамиру был этому рад.

— Вот, я приехал, чтобы подписать необходимые бумаги, — сказал он Витору.

— А рыбу вы привезли?

— Нет. В прошлый раз Самюэль сперва составлял договор…

— Сеньор Рамиру! — перебил его Витор. — К чему эти формальности? Неужели мы не можем обойтись без бумажек — как добрые друзья. Везите сюда вашу рыбу, а я сразу же выплачу вам всю сумму. Договорились?

Рамиру не стал возражать.

Выйдя из кабинета Витора, он, однако, понял, что не может уехать в поселок, не повидав Летисию. Порог ее дома он переступил с содроганием сердца — готовый к любой реакции на свой нежданный визит.

Летисию он, к несчастью, застал в один из самых худших моментов ее жизни — она все еще никак не могла оправиться от ударов, нанесенных ей дочерью и сыном.

— Что тебе надо от меня, Рамиру Соарес? — спросила она с явной досадой в голосе.

— Ты болеешь? У тебя какие-то неприятности? — встревожился он.

— Рамиру, я не намерена обсуждать с тобой свои проблемы. Говори, зачем пришел.

— Да просто хотел тебя увидеть. Соскучился по тебе смертельно, — заговорил он, все более волнуясь. — Летисия, что с тобой? Неужели ты забыла, о чем мы договаривались перед моим отъездом?

— Каким отъездом, Рамиру? Тогда, много лет назад?!

— Летисия! — в отчаянии воскликнул он. — Я не понимаю, что происходит. Что случилось, пока я был в море? Ведь мы же с тобой все обговорили тогда, и я принял очень непростое для себя решение…

— Перестань, — прервала его она. — Ты все врал мне, а я, как последняя дурочка, поверила.

— О чем ты говоришь, Летисия?

— О том, что ты меня опять бросил!

— Помилуй, как можно было такое выдумать? Я же передал тебе записку, где все объяснил. Разве ты не поняла меня?

— Записку? — удивилась Летисия.

— Что, Самюэль не отдал ее? — упавшим голосом спросил Рамиру. — Он же мне сказал… Тут какое-то недоразумение.

— Весь наш роман — одно большое недоразумение, — грустно произнесла Летисия.

Рамиру стал уверять ее, что это не так, что отныне все будет по-другому, и Летисия, простив его, уже готова была поверить в возможность их счастья, но тут он опять допустил оплошность, выпалив в горячности:

— Я сегодня же поговорю с Сереной! Скажу ей, что мы с тобой…

— Так ты еще ничего не сказал ей?.. — у Летисии больше не осталось сил, чтобы продолжать разговор. — Уходи, Рамиру, — произнесла она глухо, но твердо, — уходи навсегда.

Глава 31
На работу Летисия в тот день так и не поехала. Несколько часов кряду пролежала у себя в комнате — совершенно опустошенная, не способная ни к какому действию. До прихода Рамиру она еще собиралась что-то предпринять, чтобы восстановить контакт с детьми. В частности, звонила Бонфиню, надеясь получить от него телефон отца, который где-то отдыхал с Эстелой. Но Бонфинь надежно хранил тайну друга и телефона его новой квартиры не дал.

«Ну и слава Богу, — подумала Летисия, устыдившись своей минутной слабости. — Зачем омрачать отцу его медовый месяц! Пусть все идет как идет».

Потом явился Рамиру и окончательно выбил ее из колеи…

— Сеньора, вы не спите? — осторожно постучалась в дверь Нейде. — К вам тут пришли.

Оказалось, что в гостиной ее ждал Франсуа. К своему удивлению, Летисия обрадовалась гостю. И даже призналась ему, отчего хандрит:

— Поссорилась с детьми. Совсем не знаю, как жить дальше…

Франсуа сказал, что несколько раз звонил ей в офис, а потом на свой страх и риск решил заехать сюда.

— Может, поедем на побережье? — предложил он затем. — Я знаю одно райское местечко в дюнах, там ты прогуляешься, отвлечешься от своих проблем. А если захочешь, расскажешь мне обо всем, и мы вместе что-нибудь придумаем.

— Что ж, поедем, — согласилась Летисия, которой в тот момент почудилось, что Франсуа послал ей сам Господь.

Прогуляли они до самого вечера, а когда Летисия обмолвилась, что хотела бы бросить все и начать совсем другую жизнь, Франсуа тотчас же воспользовался этим: сказал, что любит ее и был бы счастлив на ней жениться.

Летисия поначалу восприняла это как шутку, но Франсуа проявил завидную настойчивость:

— А почему бы и нет? Нам ведь хорошо вдвоем, не так ли? Чего же ждать?

— Не знаю, — тоже вполне серьезно ответила Летисия. — Когда ты рядом, то мне становится легко и спокойно, я чувствую себя счастливой, как в детстве. Но стоит мне, оставшись одной, заглянуть вглубь себя, как сразу же накатывают сомнения и страхи.

— Ну, тем более нам нельзя расставаться.

— Возможно, — уклончиво ответила Летисия.

* * *
Вернувшись из школы и узнав от Нейде, что мать уехала на машине с Франсуа, Аманда испытала острое чувство обиды и горечи. «Выходит, донна Летисия и в самом деле решила осуществить свою угрозу — завести роман с Франсуа, — подумала она, припомнив вчерашнее заявление матери. — И все только затем, чтобы навредить мне. Ведь ей не нужен Франсуа, она влюблена в рыбака».

Открыв балконную дверь и устроившись вблизи нее так, чтобы можно было услышать шум подъезжающей к дому машины, Аманда стала ожидать возвращения матери. Караулить ей пришлось довольно долго, но вот машина Франсуа наконец остановилась у входа в дом. Аманда вышла на балкон и затаилась там.

— Спасибо тебе, — сказала Летисия, выйдя из машины. — Я действительно побывала в раю.

Франсуа нежно обнял ее на прощание и стал целовать. Аманда, не сдержавшись, оставила свое укрытие и стремглав помчалась к выходу.

— Значит, развлекаешься, да? — напустилась она на мать. — А сеньор Бонфинь весь вечер ждет тебя по какому-то важному делу.

— Где ждет? У нас?

— Нет, у себя дома. Просил передать, чтобы ты ему срочно позвонила.

— Да, сейчас. До свидания, Франсуа. Еще раз спасибо за этот прекрасный вечер.

Она ушла в дом, попавшись на удочку Аманды, поскольку Бонфиня та приплела лишь затем, чтобы, избавившись от матери, остаться наедине с Франсуа.

— Не уезжай, пожалуйста, — попросила она его. — Мне надо сказать тебе несколько слов.

— Слушаю тебя, — неохотно согласился Франсуа.

— Ты считаешь, что она лучше меня? — начала свою речь Аманда.

— Если ты намерена говорить об этом, то я сейчас же уеду, — пригрозил Франсуа.

— Да она же обыкновенная воровка! Она украла тебя у меня!

— Вот как! Ну тогда тебе следует звать на помощь полицию. Пусть меня задержат и вернут тебе. Хотя, я уверен, это дело ты проиграешь, потому что предмет, который ты якобы потеряла, не принадлежит никому. Иди спать, девочка. Не огорчай понапрасну меня и твою замечательную маму.

— Ты еще разочаруешься в ней! — чуть не плача, бросила ему Аманда. — Горько разочаруешься!

* * *
Утром она отвела в укромный уголок навестившего их Гаспара и едва ли не шепотом стала расспрашивать того о своем отце.

— Что это ты вдруг так заинтересовалась, внучка? — выразил недоумение Гаспар. — Я еще не повидался с Летисией, с Витором и вообще заглянул к вам на минутку.

— Витор уехал на службу, донна Летисия, вполне возможно, еще спит, а для меня этот разговор очень важен.

— Так что же ты хочешь услышать от меня об отце?

— Ну, каким он был. Я ведь его почти не помню.

— Жорди был человеком веселым, — начал свой рассказ Гаспар. — Не буду врать, что я любил его… У нас часто бывали разногласия. Но чего у него было не отнять, так это его всегдашнего заразительного веселья.

— А как он умер?

— Споткнулся о ковер и упал с лестницы… Постой, а почему ты об этом спрашиваешь? Это ведь всем известно.

— Ну конечно, официальная версия известна всем.

— Аманда, мне не нравится твой тон и твое настроение. Ну-ка выкладывай, что тут у вас произошло.

— Ничего особенного, дед. Прости, но мне пора идти в школу.

Тот же вопрос Гаспар задал и Летисии, на что получил обескураживающий ответ.

— Витор прямо обвинил меня в убийстве Жорди, — сказала она. — Что мне с ним делать, папа? До сих пор я не отваживалась посмотреть правде в глаза, а теперь вижу, что прозевала тот момент, когда надо было спасать Витора. Он вырос изломанным и жестоким. А все потому, что всегда подозревал меня, сомневался во мне…

— Дочка, успокойся, — обнял ее Гаспар. — Я сейчас же поеду к Витору и попробую с ним поговорить.

В офисе, однако, Витора не оказалось, он был где-то на верфи или на заводе. Гаспар решил его подождать, а Плиниу велел ехать к Эстеле и выполнять все ее распоряжения.

— Возможно, она захочет куда-нибудь поехать, — пояснил он. — Так ты отвези ее. Понимаешь, она не должна скучать там одна.

Сотрудники фирмы, соскучившиеся по Гаспару, тотчас же обступили его, и он сам не заметил, как занялся решением финансовых и организационных проблем. С Витором ему так и не удалось повидаться, но он не мог нарушить обещание, данное дочери, а потому попросил Бонфиня выручить его.

— Видишь ли, я обязательно должен сегодня пойти на ужин к Летисии. Мне надо наставить на путь истинный Витора. А ты, будь добр, поужинай где-нибудь с Эстелой, развлеки ее в мое отсутствие.

Бонфинь не стал отказывать другу в такой, в общем-то, пустяковой просьбе и, позвонив домой, сказал, чтобы его не ждали, так как он будет ужинать в другом месте.

Бедный Бонфинь! Он и предположить не мог, какую бурю гнева вызовут его слова в оскорбленной Изабел и к каким последствиям приведут.

Эстела встретила Бонфиня без особой радости.

— Я понимаю, что ты ни в чем не виноват, — сказала она, — но такая опека со стороны Гаспара абсолютно излишня. Знаешь, в чем его беда, Бонфинь? Он не слышит, о чем ему говорят другие. Ведь я не для того оставила работу и полностью изменила свою жизнь, чтобы разъезжать по городу с его шофером или ходить по ресторанам с его другом. Я могу спокойно посидеть дома одна, подождать, пока он вернется. Все это я не раз говорила Гаспару…

Бонфинь выпил предложенный ему кофе, посидел еще некоторое время, соблюдая правила приличия, да и поехал домой. А там выяснилось, что Изабел сложила в чемодан свои платья и собралась покинуть дом.

— Я ухожу, Бонфинь, — произнесла она с пафосом. — Бросаю тебя! Можешь тешиться со своей любовницей сколько угодно. Отныне ты свободен. Прощай!

Он приложил немало усилий, чтобы успокоить жену, однако Изабел не могла остановиться теперь уже из принципа и, взяв с собой Жанаину, гордо прошествовала к выходу.

— Папа, не волнуйся, — сказала Оливия. — Она скоро вернется.

— Нет, отец, не отказывайся от развода. Это так современно! — подлил масла в огонь Пессоа.

— Оставь свои шуточки, — урезонила его Оливия. — Не видишь, что ли, как отец расстроился.

* * *
А тем временем Гаспар вел трудную беседу с внуком.

— Что ты о себе возомнил? — горячился он. — Как можно швыряться столь серьезными обвинениями!

— Кто-то же должен был однажды сказать правду о смерти отца! — парировал Витор.

— И на чем же основано твое чудовищное обвинение?

— На том, что видели мои глаза, и на том, что зафиксировала моя память. Я там был. Я — единственный свидетель убийства!

— Заткнись, негодяй! — вышел из себя Гаспар. — Ты хоть удосужился прочитать акт вскрытия?

— Нет, поскольку его очень легко подделать.

— Так, значит, ты обвиняешь меня в пособничестве убийце и в фальсификации? Я запрещаю тебе так говорить со мной и с матерью!

— Разумеется, я могу замолчать, но как ты сможешь запретить мне думать об этом?

— Ты неисправимый негодяй! — воскликнул возмущенный Гаспар.

— Успокойся, дед, — похлопал его по плечу Витор. — Я не отправлю твою дочку в тюрьму и скандала не учиню, потому что отца мне это не вернет. Но никто не сможет убедить меня в том, что тогда был несчастный случай, а не убийство. С этой уверенностью я буду жить всегда, до самой смерти. И даже тебе, при всей твоей власти и деньгах, не удастся вытравить из моей груди ту боль, которая поселилась там со смертью отца!

* * *
На следующий день разразился еще один скандал, показавший, насколько опасно иметь дело с Витором. И затронул этот скандал не только семейство Веласкесов, но и рыбацкую артель Соареса, продавшую, на свою беду, весь последний улов коварному Витору.

Так получилось, что Рамиру не захотел везти рыбу и лангусты в Форталезу — не мог еще раз предстать перед Летисией, после того как накануне она прогнала его прочь. Вместо Рамиру в город поехал Самюэль, и он же наблюдал за выгрузкой улова в холодильник. Витор тоже присутствовал при выгрузке, а когда все было закончено, сказал Самюэлю, что никакого акта приемки не требуется.

— Но ведь надо же записать вес, чтобы ваша бухгалтерия потом могла начислить деньги, — напомнил ему Самюэль.

— Об этом не беспокойтесь. Достаточно того, что количество поставленной вами рыбы известно мне. Обойдемся без формальностей. Я сейчас выпишу вам чек и позвоню в банк, чтобы уже завтра вам его оплатили.

Счастливый Самюэль вернулся в поселок, размахивая чеком, и ошалевшие от радости рыбаки тотчас же бросились в лавку — покупать всяческие товары в долг.

Утром, однако, выяснилось, что они слишком поторопились с покупками, поскольку денег им в банке не выдали.

— К сожалению, только что позвонил сеньор Веласкес, — пояснил Самюэлю банкир, — и сказал, чтобы я аннулировал чек № 00437. Причины я не знаю. Видимо, этот чек не имеет юридической силы. Со всеми вопросами вам следует обращаться к Витору Веласкесу.

Самюэль так и сделал, но ответ Витора буквально подкосил его.

— Это невозможно! — воскликнул потрясенный Самюэль. — Вчера еще рыба была свежей, когда же она успела протухнуть? Да вы ведь сами там были, когда ее выгружали!

— Был! — согласился Витор. — Но я же не заглядывал внутрь контейнеров. А сегодня, когда вашу рыбу хотели взять в работу, оказалось, что она, увы, с душком. Вы можете пойти туда и сами убедиться.

На сей раз Самюэль вернулся домой мрачнее тучи.

— Я ничего не понимаю, — повторял он в отчаянии. — Может, мы положили мало льда в трюмы и она, действительно, подпортилась?

— По-моему, ты сходишь с ума, — сказал Рамиру. — Можно подумать, мы впервые поймали рыбу и еще не научились ее сохранять свежей! Туг что-то другое.

— Неужели это… месть Летисии? — высказала предположение Серена.

— Нет, — уверенно заявил Рамиру. — Летисия на такое не способна.

— Но что же нам делать? Кассиану уже привез доски для баркаса, и вот тот человек ждет, когда с ним рассчитаются. Он думает, что Самюэль привез деньги и мы их сейчас тут делим. Что будет, когда рыбаки правду узнают?

— Я сейчас же поеду к Веласкесам и во всем разберусь! — принял решение Рамиру.

Теперь он уже не боялся вновь встретиться с Летисией. Наоборот, только с ее помощью и надеялся устранить это недоразумение.

Летисия, до той поры ничего не знавшая об аннулированном чеке, сразу же вызвала к себе Витора, а тот показал ей заключение лаборатории, подтверждающее непригодность рыбы.

— Я сам отправлял грузовик из поселка, — сказал Рамиру, — и знаю, что рыба была в отличном состоянии. Такой вы ее у нас и приняли. А потом, может, загрузили в сломанный холодильник. Но это уже ваши проблемы, а я не уйду отсюда без денег!

— Мы не можем платить вам за тухлую рыбу, — спокойно ответил ему Витор. — И даже если вы пойдете в суд — закон будет на нашей стороне, потому что у вас нет никаких доказательств.

— Ну да, я и Самюэль попались как мальчишки, — с горечью признал Рамиру. — Поверили в твою порядочность, не заключили официального договора, не потребовали акта приемки…

— Рамиру, это моя вина, — сказала Летисия. — Я поручила рыбозавод Витору. Сейчас мы с ним во всем разберемся, а ты, пожалуйста, подожди до завтра. Полагаю, к тому времени мы найдем приемлемое для вас решение.

Как только Рамиру вышел, Витор сразу же накинулся на мать:

— Ну теперь ты, надеюсь, поняла, что этому типу нельзя ни в чем доверять? Каков наглец! Вздумал наколоть нас на кругленькую сумму, всучив тухлятину!

— Замолчи! — прервала его Летисия. — Я знаю Рамиру много лет. Он не способен на подлость. А вот ты должен более ответственно подходить к делу, чтобы не повторять подобных ошибок. Тщательнее проверять поступающую продукцию — и не на следующий день, а сразу, в присутствии поставщика. Кроме того, тебе следует разобраться, что произошло в холодильном цехе. Совершенно очевидно, что холодильник был отключен, иначе я никак не могу объяснить случившееся. Возможно, там произошло короткое замыкание или еще какая поломка, но за этим должен следить дежурный электрик. Надо строго спросить с него за халатность.

— Я сам с ним поговорю, — поспешил сказать Витор, испугавшись, что мать вызовет сейчас того электрика и узнает, как вчера Витор сам велел ему отключить холодильник, в котором хранилась рыба, полученная от Самюэля.

— В любом случае это наша оплошность, и мы должны выплатить деньги рыбакам, — подвела итог Летисия.

В тот день Дави — по ее поручению — отвез новый чек в поселок и от имени фирмы принес рыбакам свои извинения.

— Это была наша ошибка, — сказал он, — и донна Летисия сочла необходимым ее исправить.

— Значит, она предлагает нам подачку? — возмутился Рамиру. — Нет, я не возьму этот чек. Мы продали ей свежую рыбу и деньги хотим получить за свою работу, а не за чью-то там ошибку.

Дави стал оправдываться, что, видимо, не совсем точно выразился, а Самюэль, Серена и Кассиану на все лады уговаривали Рамиру не упрямиться и принять чек. Наконец он сдался, сказав, что вместе с Дави поедет в город обналичивать чек.

— Я была несправедлива к Летисии, — сказала Серена. — По-моему, она в этой ситуации повела себя очень достойно.