Глава 39

Лейя приехала на подписание купчей очень взвинченная. Она опять с тревогой думала о своем будущем – ведь сумма, которою она должна получить по этой купчей, оказалась просто ничтожной по сравнению с доходами, который приносила бы фазенда. Правда, прибыльной она могла быть только в умелых и добросовестных руках. А таких рук не было. Но в конце концов она передоверила бы ее Бруну, с тем чтобы он регулярно выплачивал ей доход… Впрочем, что теперь рассуждать – сделанного не воротишь!
Мучила ее и неопределенность в отношении Ралфа. Она уже не сомневалась, что Ралфа нет в живых, но поверить в то, что обезображенный труп, показанный ей в морге, был когда-то Ралфом, ей было невыносимо. И соврав про звонок Ралфа из Уругвайя, она временами сама начинала верить, что все так и есть: Ралф жив, просто он сбежал с ее деньгами в Уругвай и прохлаждается там с новой любовницей. И тогда ее охватывала такая злоба и обида, что она вновь желала ему смерти, но потом, вдруг опомнившись, понимала, что, скорее всего, это уже свершилось. А желать теперь ему можно одного: чтобы все обиженные им женщины его простили.
Лейя подумала, не заявить ли ей в полицию об исчезновении Ралфа. Но сначала она хотела посоветоваться об этом с Бруну и Маркусом, заодно рассказав о визите Мариты и своей выдумке.
После рассказа Лейи Бруну и Маркус понимающе переглянулись и, похоже, вздохнули с облегчением.
- Преступления нет, раз труп отсутствует, - сказал Бруну, со значением посмотрев на Маркуса.
Маркус кивнул с невеселой усмешкой. Потом они обсудили, нужно ли Лейи заявлять об исчезновении Ралфа. После того, как она и Сузане, и Марите  сказала о звонке из Уругвайя, подобное заявление выглядело бы нелогично… А что, если она сошлется на анонимный звонок, который якобы известил ее о смерти Ралфа?.. Но еще лучше было бы известить не Лейю, а Мариту… И пусть бы Марита уже сообщила Лейе…
- Ну так кто позвонит Марите, - спросил Маркус отца, - ты или я?
Тут Бруну спохватился, что ему срочно нужно позвонить в Арагвайю. Зе и Донана, наверное, там места себе не находят, разыскивая Уере, а он тут, в Сан-Паулу, вместе с Бруну. Шустрый паренек забрался в самолет, и Бруну обнаружил его, когда они уже подлетали к дому, так что возвращаться было поздно. Мальчишка был счастлив!
И Бруну тотчас же набрал номер фазенды в Арагвайе.
- Уере со мной, скоро прилечу и привезу его обратно, - сказал он подошедшему к телефону Зе.
- А мы тут уж всю сельву прочесали, - с облегчением засмеялся Зе. – Донана все боялась, что он утонул. А я хоть и уверял ее, что чертенок плавает, как рыба, но и у меня сердце было не на месте. Спасибо, что позвонили, хозяин!
Донана, с тревогой слушая их разговор, по улыбке мужа догадалась, что мальчик нашелся, и бросилась обнимать Зе.
Самое трудное время для Донаны прошло. Она знала правду, смирилась с ней и успела привязаться к мальчику, уже не требуя от него благодарности.
Мальчишка был смышленый и очень шустрый. Что ни день, у него находились новый проказы, но тем он и радовал Донану. А что касается его ответной привязанности, то Донана приготовилась терпеливо ждать. Рано или поздно мальчик поймет, что и она ему родной человек…

Если Луана надеялась увидеть Бруну на подписании купчей, то для Бруну встреча с Луаной была полной неожиданностью. И то смятение, которое отразилось на его лице, в его глазах, ставших мгновенно страдальческими и молящими, столько сказали Луане, что на вопрос Бруну: «За что ты так со мной поступила?» - она ответила невпопад:
- Я тебя люблю!
И, глядя в ее синие правдивые глаза, Бруну знал, что Луана говорит правду.

Жеремиас хоть и знал все наперед про Бруну и Луану, увидев их вдвоем, страшно разозлился. Уж слишком очевидно, что для этих двоих больше никто не существует, когда они вместе. И опять закипела злоба в старике против проклятых Медзенга, которые дурят головы подряд всем женщинам и делают им ребят без счета.
И он поскорее увел Луану от Бруну. А то, не ровен час, прямо после подписания купчей и уедут вместе.
Вечером в гостинице старый Жеремиас принялся страшно ругать Луану за легкомыслие.
- Да если бы я знал, что ты ради Бруну Медзенги со мной просишься, никогда бы не взял тебя с собой! – кричал он.
Но Луана его и не слушала, в глазах у нее стояли слезы – она оплакивала свое счастье, которое казалось ей таким несбыточным…
И, глядя на нее, старик притих и сказал совсем уж мирно:
- Ладно, давай сделаем вид, будто ничего и не было. Я, например, ничего не видел…
- А я видела! Я  е г о  видела! – упрямо сказала Луана, и в этом «его» было столько страсти, что старик невольно позавидовал Бруну и опять на него разозлился.
- Да твой Бруну давно с женой помирился, - буркнул он. – Они там воркуют как голубки.
Луана только отмахнулась – не лезьте, мол, туда, в чем не бельмеса не смыслите, и попросила:
- Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом!
А Жеремиас вдруг грустно-грустно сказал:
- Эх, девочка, чувствую я, что ты и меня оставишь. Поманит тебя Бруну пальцем, ты и побежишь. И никакое мое наследство тебя не удержит.
- Наследство не удержит, - засмеялась Луана. – Но я теперь к вам по-другому отношусь, чем раньше. Вы же знаете, что раньше я вас ненавидела. Своей тяжелой жизни простить не могла.
- А теперь? – насторожился старик.
- А теперь вижу, что и вы прожили не счастливее со всеми своими деньгами. Да если сравнивать, то я еще, пожалуй, поудачливее буду – сколько добрых людей видела, сколько помощников! А вы всегда думаете: ко мне или к моим деньгам льнут? Так и живете в пустыне и всех подозреваете.
Старик только подивился уму-разуму племянницы. Не зря, видно, горе мыкала, научилась кое-чему в жизни. И его правильно поняла: кроме всего прочего, но старости лет хотел видеть возле себя настоящего человека. Признайся ему Рафаэла, что ждет от Маркуса ребенка, так он бы ее озолотил за искренность. Ведь так хорошо тогда вдруг взбрыкнула, убежала к своему проклятому Медзенге, и вернулась неплохо, видно было, что и он, старик, ей не безразличен. А теперь юлит. И Отавинью с толку сбила. Трудолюбием он  в отца пошел, а вот как с честностью? Признает он за своего чужого ребенка, значит, барахло. А если плюнет в глаза бесстыжей девке, значит, жива в нем честь, значит, соблюдает свое человеческое достоинство…
Теперь невеселые мысли одолевали старика, и сидел он печально ссутулившись, так что Луана невольно стало жаль его. И, коснувшись его плеча рукой, она сказала:
- Да не тоскуйте вы так, не оставлю я вас, даже если…
Она не договорила, потому что пока ничего ей не сулило счастья с Бруну – все события поворачивались так, что она непременно должна была кем-то жертвовать. А она хотела бы всех примирить…
Домой Луана с Жеремиасом вернулась, уже помирившись. Они вместе купили детскую кроватку, и теперь старик торжественно внес ее в дом. Мечта Жеремиаса о веселых детских голосах под его крышей сбывались, и это настраивало старика на радостный и умиротворенный лад.
Дома Рафаэла сообщила ему еще одну новость.
- Мы с Отавинью ждем ребенка, - сказала она и выжидательно посмотрела на дядюшку.
Но дядюшка отнесся к ее словам как-то рассеяно. Он внимательно посмотрел на Отавинью, и тот утвердительно кивнул головой.
- Ну-ну, - только и сказал он, - что ж, поздравляю, - и пошел к себе в кабинет. Потом приостановился и спросил: - И давно ты об этом узнала, Рафаэла?
- На днях, - ответила она.
Старик словно бы еще подождал чего-то, и лишь потом ушел. «Нет, не хватило у нее смелости, - думал он. – Но, может, еще наберется»…
Вечером, уже лежа в постели, он просил: «Бруну, где бы ты ни был, скажи своей внучке, пусть не врет мне! Пусть она мне не врет!»

Рафаэла тем же вечером в страшном раздражении говорила Отавинью:
- Я-то думала, дядюшка обрадуется нашей новости. Устроит большой праздник. Чего он нам только не обещал! А теперь! Как только появилась в доме эта притворщица, его словно подменили!
- Ну погоди еще, - вяло возражал Отавинью, которому стало страшно неловко. Он не верил, что Рафаэла беременна. А если уж беременна, то не от него. И хоть она твердила, что их брак – сделка и ребенок – главное в ней, он не был так уж уверен, что он настолько деловой человек, что его устроят одни только деньги… когда он женился на Рафаэле, будущее рисовалось ему в радужных красках – он верил, что эта девушка, которая ему безумно нравилась, забудет о прошлом и со временем  станет ему любящей женой. Но все складывалось так нелепо и так недобро, что он терялся. Временами Рафаэла просто пугала его. Он не верил, что она может думать так, как иногда говорит…
Сейчас для Отавинью все так запуталось, что ему во всем этом не хотелось копаться и разбираться. Слова Жудити о том, что Рафаэла держит его за дурочка, не выходило у него из головы. А похоже, так оно и было. И ему вдруг все стало противно и захотелось одного: быть от всего этого подальше.
Однако Рафаэла не унималась, продолжая честить Луану, в которой видела причину всех своих бед.
- Успокойся, прошу тебя, - попробовал остановить ее Отавинью.
- Скажешь тоже, успокойся! – вознегодовала Рафаэла. – А если она пролезет в завещание?
- Ну и что страшного? – устало повторил Отавинью. – Если дядя будет переделывать завещание, то вычеркнет меня, потому что я ему уж никак не родственник, и он оставит вас двоих! Вот и все!
- Да, но неизвестно, как он поделит все, если нас будет двое, - не унималась Рафаэла. – Нет, я ни за что не хочу, чтобы старик переписывал завещание. Не хочу – и все тут! Лучше уж дядюшке умереть, чем переписывать завещание!
Отавинью сердито посмотрел на нее – эти разговоры выводили его из себя.
Нет, он решительно хотел быть подальше от всех этих страстей вокруг завещания!
И будто кто-то подслушал его желания. Буквально на следующий день Жеремиас сообщил, что уезжает осматривать свою новую фазенду.
- Я беру с собой Отавинью, - прибавил он.
- А мне с вами можно? – спросила Рафаэла.
- Нет, - сухо ответил дядюшка, чем опять рассердил ее.
А Отавинью вздохнул с облегчением. На фазенде го ожидало дело, а работать он любил.
- Трудолюбием он пошел в отца, - любила повторять Жудити.
«А честностью? А достоинством? – задал себе вопрос Жеремиас, слыша ее слова. -  Это мы еще должны проверить».

В имении их ожидали немалые трудности – там все работники вдруг объявили, что просят расчет. Собирался уйти и управляющий. Разумеется, дело тут не обошлось без Бруну. Он распустил слух, что с Бердинацци не ужиться, что он прижимист, капризен и требует от работников неведомо чего.
- Пусть, пустя попляшет, - мстительно говорил Бруну, - пусть попробует управиться с двадцатью пятью тысячами голов скота!
Он не знал, что Жеремиас рассчитывал на Отавинью, который достаточно хорошо смыслит в этом деле.
Когда Отавинью осмотрел ферму, то пришел в восторг. Дело здесь велось по высшему классу.
- Да-а, сеньору Медзенге трудно было расстаться с таким хозяйством, - признал он сочувственно.
Услышав его слова, Жеремиас самодовольно покрутил головой.
- То ли еще будет тут! – посулил он.
А Отавинью подумал про себя: «Если бы я получил в свое ведение такую фазенду, ничего в жизни больше не желал бы!»

Бруну отвез Уере обратно в Арагвайю. Оттуда он собирался лететь в Минас-Жерайс. «Я должен сам посмотреть, как там живет Луана. И если этот мерзавец хоть что-то предпримет против моего ребенка – убью!» - пообещал себе Бруну.

А в это время Рафаэла крадучись выходила из комнаты старого Жеремиаса. Она что-то выносила оттуда и явно очень не хотела, чтобы ее застали с добычей…

Хотела спросить, а книга полностью

Да, полностью, по мотивам сериала.

Глава 41

Дорога до Минас-Жерайс казалась Бруну бесконечной, хотя сидевший за рулем Маркус гнал машину на предельной скорости.
- Зря я тебя послушался, - говорил он сыну, - лучше бы мы полетели самолетом. Сейчас были бы на месте.
- Ничего, и так скоро доедем, - отвечал Маркус, думая про себя: «Как же ему не терпится увидеть Луану!»
Бруну, действительно, ехал в Минас-Жерайс прежде всего из-за Луаны, боясь, что ей тоже может угрожать смертельная опасность. А Маркус увязался с ним из любопытства: ему просто хотелось узнать подробности покушения на Жеремиаса.
Поместье Жеремиаса открылось взору неожиданно, вынырнув из-за густой зелени кофейных плантаций. Маркус резко нажал на тормоз, и Бруну, не медля ни секунды, бросился к террасе, на которой еще издали приметил Луану.
Когда же он подошел поближе, сердце его сжалось от боли: подурневшая, осунувшаяся, с заплаканными глазами и круто выступающим животом, Луана выглядела беспомощной и несчастной.
Бруну обнял ее, и она припала к нему, не удержавшись от слез:
- У нас такое горе!..
- Да, я знаю, - пробормотал он, - потому и поспешил сюда.
На террасу вышла Рафаэла и, увидев Маркуса, сделала непроизвольное движение навстречу ему, однако натолкнулась на холодность и отчуждение. Сухо поздоровавшись с нею, Маркус направился к Валдиру, который в это время также подкатил к дому Жеремиаса.
- Могу вас порадовать, - обратился детектив к Луане, - сеньор Жеремиас пришел в сознание.
Говоря это, он боковым зрением наблюдал за реакцией Бруну и Рафаэлы, но оба они выразили нечто вроде облегчения и даже радости.
- Может, его надо перевезти в Сан-Паулу, к более квалифицированным врачам? – спросил Бруну, и Валдиру это показалось весьма подозрительным: с чего вдруг такая забота о непримиримом враге?
- Нет, наши врачи утверждают, что в этом нет нужды, - ответил он. – Пуля прошла навылет, не задев сердца. Сеньор Бердинацци поправляется и уже дал первые показания. Надеюсь, вы догадываетесь, какие?
Валдир пристально посмотрел на Бруну, однако прочитал на его лице только недоумение.
- К сожалению, я и предположить не могу, кто бы в него осмелился стрелять, - сказал Бруну. – А что он сам говорит?
- Сеньор Жеремиас утверждает, что в него стреляли вы, Бруну Медзенга! – заявил Валдир.
Луана, потрясенная услышанным, вскрикнула, но Бруну, сохраняя спокойствие, сказал ей:
- Не верь! Это какой-то бред! Да, Жеремиас бредит.
- Или… решил оговорить вас из ненависти.
- Увы, должен огорчить вас, - вновь заговорил Валдир. – Сеньор Жеремиас находится в полном сознании. А я вынужден официально спросить: как вы провели вчерашний день, сеньор Медзенга? Желательно припомнить все, с точностью до минуты.
- Что ж, пожалуйста! – ответил Бруну, не скрывая своего раздражения. – О покушении  я узнал в Рибейран-Прету.  А весь день провел вместе с пилотом Олаву и его помощником. Они подтвердит мое алиби. А кроме того, вы сможете выяснить у авиадиспетчеров, что наш самолет и близко не подлетал к Минас-Жерайсу!
- Как же вы, в таком случае, объясните показания сеньора Бердинацци? – спросил Валдир.
- Да что туту объяснять? Мерзавец обвинил меня, чтобы окончательно отлучить от племянницы, - уже без всяких сомнений произнес Бруну. - Но, я надеюсь, ты в это не веришь, Луана? Хотя бы потому, что если бы стрелял я,  то не промахнулся бы!
Луана не ответила ему, лишь горько заплакала.
Валдир сказал, что проверит алиби Бруну и, если понадобится, устроит ему очную ставку с Жеремиасом. Затем он уехал, а Луана, сбитая с толку показаниями дяди, которым она в глубине души не верила, тем не менее истерично закричала:
- Зачем ты это сделал, Бруну? Я ненавижу тебя! Уходи и больше никогда не приезжай сюда! Я не могу тебя видеть!
Маркус едва ли не силой увел отца к машине. Но тронутся с места не мог, так как ему дорогу ему преградила Рафаэла, у которой уже началась истерика.
- Ты хочешь уехать вот так, даже не поговорив со мной? – кричала она. – Ведь я ношу твоего ребенка.
У Маркуса на мгновение потемнело в глазах, но он быстро справился с волнением и ответил твердо, решительно:
- Все, что связано с тобой, меня больше не интересует! Уйди, дай проехать! Или – я за себя не ручаюсь!..

Лейя не находила себе места, ожидая возвращения Бруну из Минас-Жерайса: ей казалось, что он непременно привезет Луану, и тогда все надежды на примирения разом рухнут. Наконец в какой-то момент она поняла, что не сможет вынести еще оного унижения, и решила уехать в Сан-Паулу, избежав тем самым встречи с более удачливой соперницы.
Однако внезапный телефонный звонок заставил ее мгновенно забыть и о Луане, и о Бруну, потому что позвонила ей Марита. И обвинила в убийстве Ралфа!
- Я не сомневаюсь, что это сделала ты! – кричала в трубку Марита. – Сегодня меня вызывали в полицию, где я узнала цепочку и медальон Ралфа, которые сама когда-то ему подарила. А полицейские нашли этот медальон на месте преступления!
- Не понимаю, к чему ты клонишь? – изобразила недоумение Лейя, вызвав еще больший гнев Мариты:
- Не прикидывайся овечкой! Это ты убила Ралфа. А теперь, если сможешь, спи спокойно!
В трубке зазвучали короткие гудки, но Лейя не сразу поняла, что разговор окончен. Теперь и речи не могло идти о том, чтобы уехать, не дождавшись Бруну и не посоветовавшись с ним.
К счастью для Лейи, он вернулся домой без Луаны, хотя и с не менее печальным известием: ему тоже инкриминировали попытку убийства.
- Да, такого и в дурном сне не привидится, - сказал Бруну, выслушав бывшую жену. – Значит, у нас с тобой есть возможность угодить в тюрьму одновременно, за два совершенно разных преступления, но оба тяжких.
Лейя не была расположена к подобного рода шуткам и прямо спросила, как ей следует себя вести со следователем.
- Продолжай врать. Больше тебе ничего не остается, - посоветовал Бруну.
- А что будет с тобой? Надо же как-то защищаться!
- У меня есть алиби, - успокоил ее Бруну. – Проклятому Бердинацци не удастся повесить на меня преступление, которого я не совершал!
В это время зазвонил телефон, и Бруну, взяв трубку, услышал:
- С вами говорит комиссар Жозимар из Гуаружи. Мне нужна сеньора Лейя Медзенга!
- Сеньоры нет дома, - не задумываясь, ответил Бруну. – А что вам от нее нужно, позвольте узнать? Я – Бруну Медзенга, ее бывший муж.
- Я хотел поговорить с нею об исчезновении Ралфа Гомеса.
- Он исчез? – изобразил удивление Бруну.
- Да, к нем поступило такое заявление, - не стал раскрывать всех карт Жозимар.
- Этого не может быть, - заявил Бруну, - потому что Ралф звонит моей бывшей жене чуть ли не каждый день откуда-то из рубежа.
- Спасибо, мы проверим ваши сведения, - поблагодарил его Жозимар.
Затем, положив трубку, он сказал Кловису:
- Я не верю Медзенге. Он врет так же, как муж другой любовницы – Сузаны.
- А вдруг Ралф и в самом деле жив? – предположил Кловис. – А мы растормошили столь важных людей и будем иметь большие неприятности.
- Я все-таки думаю, что он мертв, - вздохну Жазимир.

В первый сутки после покушения к Жеремиасу не пускали никого из близких, но Жудити все равно не уходила из больницы. Устроившись на стуле рядом с палатой, в которой лежал раненый хозяин, она узнавала от врачей о малейшем изменении в его состоянии.
Когда Жеремиас пришел в себя, Жудити разрешили войти к нему, и он с благодарностью погладил ее руку. Жудити замерла от счастья. А Жеремиас,  видя ее смятение, озорно усмехнулся и произнес еще довольно слабым голосом:
- Мне сказали, ты ночевала в коридоре… Это никуда не годится. Ложись рядом со мной в койку.
- Вы бредите, сеньор!
- Да-да, мне действительно плохо… - пробормотал Жеремиас, почувствовав внезапную слабость.
Жудити позвала медсестру, Жеремиасу сделали укол, и он опять впал в забытье.
Луана и Рафаэла, ждавшие своей очереди повидать дядю, подступили с вопросами к врачу:
- Что означает это ухудшение? Неужели он может умереть?
- Кризис еще не миновал, - ответил врач неопределенно.
Спустя час Жеремиасу вновь полегчало, и обе его племянницы наконец вошли к нему в палату. Рафаэла тотчас же выразила готовность подежурить у его постели ночью, но Жеремиас жестом указал на Луану. Рафаэла, не скрывая обиды, ушла домой. А Жудити, хотя и валилась с ног от усталости, тоже осталась в больнице, пристроившись на кушетке рядом с Луаной.
Тихо, чтобы не потревожить зыбкий сон раненого, они вели нескончаемую беседу о том, что беспокоило их больше всего: выживет ли Жеремиас и кто мог в него стрелять? Луана не верила, что это сделал Бруну, Жудити же, наоборот, была настроена против него весьма враждебно:
- Самолет мог улететь в Ребейран-Прету и без Медзенги, летчиков он наверняка подкупил.
- Нет, я верю Бруну, - твердила Луана. – Дядя просто воспользовался случаем, чтобы засадить его в тюрьму.
- Но если так, то убийца – кто-то другой, и он попытается вновь убить хозяина! – испугалась Жудити. - Нет, я теперь не отойду от него ни на шаг.
Пока они гадали, кто может быть убийцей, Рафаэла рассказала о случившемся Отавинью, приехавшему с новой фазенды.
- Как ты думаешь, он успел изменить завещание? – спросил Отавинью.
- Нет, но теперь точно изменит. Если, конечно, не помрет. Можно не сомневаться, что единственной наследницей будет Луана. Не зря же он оставил ее сейчас при себе, а меня попросил уйти!
- Но есть хотя бы малая надежда на его выздоровление? – тревожился Отавинью, и Рафаэла посмотрела на него с изумлением:
- Не пойму, тебя беспокоит его самочувствие или наше наследство?
- Разумеется, я не хочу, чтобы дядя умер, - сказал Отавинью. – А ты… Разве ты думаешь иначе?..
Рафаэла промолчала, и Отавинью, превозмогая охвативший его ужас, спросил:
- Так, может, это ты в него стреляла?..

Опасность, нависшая над Бруну и Лейей, сблизила семейство Медзенга, как никогда прежде. Маркус даже не исключал, что отец и мать вновь могут объединиться в браке, поскольку Луана повела себя в такой сложной ситуации как предательница.
Лия же, не оправдывая Луаны, была уверена, что родители уже никогда не смогут жить вместе как супруги.
- Пойми, отец не сможет ее простить. К тому же он, несмотря ни на что, продолжает любить Луану.
- Ох, эти проклятые Бердинацци! – скрипнул зубами Маркус. – Сколько бед от них на нашу семью!
- Да, - вздохнула Лия. – От них можно ожидать только неприятностей… но кто же мог стрелять в старика? У тебя есть версия?
- Это мог быть кто угодно, только не ваш отец! – строго произнесла Лейя, услышав, о чем говорят дети.
- Мы вовсе не подозреваем отца, - обиделся Маркус. – Просто сочувствуем ему. Так же, впрочем, как и тебе.
Лейя посмотрела на него с укоризной: дескать, помолчал бы ты насчет сочувствия – после всего, что натворил.
Маркус виновато потупил взор.
А инспектор Кловис тем временем выяснил, что никаких телефонных переговоров с Ралфом Лейя последние дни не вела, и пригласил ее на допрос в полицию. Бруну поехал туда вместе с ней.
Для начала Кловис спросил, продолжает ли ей звонить Ралф. Лейя была готова к этому вопросу и ответила так, как они договаривались с Бруну, то есть отрицательно.
- А когда он звонил вам в последнее раз? – спросил Жозимар.
- Несколько дней тому назад. Точно не помню.
Жозимар понял, что большего от нее не добьется, и предложил опознать цепочку и медальон. Лейя сказала, что видит их впервые.
- А другая женщина эти вещи опознала, - заметил Жозимар. – Вы знали, что у сеньора Ралфа были любовницы?
- Когда мне это стало известно, я с ним порвала, - поморщилась Лейя от неприятного воспоминания.
- Простите, он вас… избивал? – задал очередной вопрос Жеремиас.
- Да, - не стала скрывать Лейя.
Домой они с Бруну вернулись в хорошем настроении.
- Мама держалась молодцом, - сообщил Бруну в ответ на вопрошающий взгляд Маркуса.
- А про вертолет они спрашивали?
- Наш вертолет никто не опознал, - успокоил сына Бруну.
Позже, когда Лия спросила у него: «Неужели мама и вправду могла убить этого типа?» - он ответил однозначно: «Нет!»

Валдир исследовал каждый клочок земли в том месте, где был ранен Жеремиас, но так и не нашел пули. Это чрезвычайно злило инспектора, потому что у него опять не было улик и оставалось только довольствоваться показаниями потерпевшего, которые тоже не выдерживали никакой критики.
Оба пилота Бруну подтвердили его алиби, и у Валдира не было оснований подозревать их в сговоре с патроном, но Жеремиас Бердинацци, благополучно миновавший кризис, продолжал твердить, что в него стрелял «проклятый Медзенга». При этом старик вел себя весьма странно, упрашивал Валдира не выдвигать пока официального обвинения против Бруну.
- Но почему? – допытывался инспектор. – Вы не уверены в своих показаниях? Плохо рассмотрели того, кто в вас стрелял?
- Нет, я же не слепой! – сердился Жеремиас. – Просто подождите, пока я сам напишу соответствующие заявление.
Валдир убеждал его, что в этом нет нужды, что достаточно и устных показаний, чтобы возбудить уголовное дело, а Жеремиаса это только раздражало:
- Если вы пойдете против моей воли, то не ждите, что я подтвержу свои показания в суде!
- Так вы хотите, чтобы Медзенга понес наказание?
- Он получит свое, не беспокойтесь! – туманно отвечал Жеремиас.
- Может, вы поступаете так из-за своей племянницы Луаны? Не хотите причинять ей боль? Ведь ни для кого не секрет, что она и Бруну Медзенга любят друг друга, - дотошно расспрашивал Валдир, на что Жеремиас отвечал категорично:
- Это была глупость со стороны Луаны. Она ушла от Медзенги и никогда к нему не вернется!
Не добившись от Жеремиаса ничего конкретного, Валдир пришел к выводу, что тут одно из двух: либо Бердинацци оговаривает Медзенгу, желая окончательно скомпрометировать его в глазах племянницы, либо Мясной Король действительно стрелял в старика, но тот не хочет поднимать шума опять же из-за Луаны.
И, чтобы прояснить ситуацию, инспектор вызвал Бруну для очной ставки с Жеремиасом.
Луана, узнав об этом, еще раз попросила дядю сказать правду. Жеремаис рассердился:
- Так ты думаешь, я вру?!
- Я не верю, что Бруну в вас стрелял, - ответила Луана, - и думаю, вы просто могли ошибиться.
- Да я видел его, как сейчас тебя! – заявил Жеремиас.
- И что вы с ним сделаете? Отдадите под суд? – упавшим голосом промолвила она.
- Нет. Наказанием для Медзенги будет то, что он потеряет тебя и ребенка! – гневно молвил Жеремиас.
На очной ставке он повторил все, что говорил до сих пор, чем привел Бруну в бессильное бешенство. А окончательно добила Медзенгу Луана, сказав, что теперь уж точно поверила дяде.
- Да неужели ты не видишь, как он нагло врет? – возмущался Бруну. – Во-первых, у меня есть надежное алиби, а во-вторых, я просто не смог бы выстрелить в этого жалкого старикашку!
- А я помню, как ты говорил, что все Бердинацци должны рождаться мертвыми, - сказала Луана и заплакала, заслонив обеими руками живот, словно хотела таким образом защитить будущего ребенка от его жестокого отца.
Бруну тоже готов был зарыдать от отчаяния:
- Ну что я должен сделать, чтобы ты мне поверила?!
- Ничего, - тихо молвила Луана, вытерев слезы. – Будем считать, что я никогда не знала Бруну Медзенгу и не жду от него никакого ребенка. Оставь меня. Мы расходимся навсегда.
Бруну понял, что уговаривать ее сейчас бессмысленно, и уехал.
А Жеремиас после очной ставки спросил у Валдира, нашел ли он пулю, и, получив отрицательный ответ, заявил:
- Ну и забудьте о ней. Закройте дело. Я не хочу больше никакого расследования.

Глава 43

Жозимар и Кловис подозревали в убийстве Ралфа не только Лейю, но так же и Сузану, и ее мужа Орестеса.
На допросе Орестес не стал  отрицать, что нанял людей, чтобы те избили Ралфа, но ни о каком убийстве и не помышлял.
- Его избивали в вашем присутствии? – спросил Жозимар.
- Да.
- А что там делала сеньора Сузана?
- Я сам привел ее туда, чтоб она увидела, как я поквитаюсь с Ралфом. Этот мерзавец сначала соблазнил мою жену, а потом стал распускать руки.
- То есть бил ее? – уточнил Жозимар.
- Да. И я могу то же самое сказать на суде. Последствия меня не пугают, - заявил Орестес.
- У меня имеются записи разговоров, которые подтверждают показания сеньора Орестеса, - вставил Кловис.
- Хорошо. Принесите кассеты, мы приобщим их к делу, - распорядился Жозимар. А Сузане и Орестесу задал следующий вопрос:
- Когда вы ушли с пляжа, Ралф был жив?
- Да, - хором ответили супруги.
- И в песок вы его не закапывали?
- Нет.
- А может, вам повезло увидеть, кто это сделал?
- Нет!
На этом допрос закончился. А уже сидя в машине, по дороге домой, Орестес сообщил жене, что подкупил человека, который уничтожил те компрометирующие записи, что находились у Кловиса.
- Спасибо, - улыбнулась в ответ Сузана. – Ты такой предусмотрительный и находчивый!
- Да, я такой, - горделиво молвил Орестес. – А ты собиралась променять меня на какого-то альфонса!
- Нет, это не так, ты же знаешь!
Орестес печально покачал головой и сказал:
- Я знаю только то, что приказал избить этого подонка. А все остальное, дорогая, - твоих рук дело. И, должен заметить, ты не плохо потрудилась.
Кловис понимал, что кассеты уничтожил Орестес, но доказать это не мог, так же как не мог доказать его причастность к убийству Ралфа.
Лейя Медзенга тоже оставалась только в числе подозреваемых, а никаких улик против нее у следствия не имелось.
И тогда Кловис решил подослать к ней Мариту, чтобы та спровоцировала Лейю на какие-то дополнительные действия, способные вывести следствие из тупика.
Получая инструкцию, как ей следует себя вести, Марита спросила Кловиса:
- Значит, вы все-таки думаете, что Ралфа убила Лейя?
- Ну, сделать это она одна не могла, - ответил Кловис. – Но в любом случае Лейя Медзенга знает, кто убийца.
Марита приехала к Лейе без приглашения и таинственным голосом сообщила, что ей звонил Ралф.
- Ему нужна помощь, - говорила она с растущим волнением. – Он просит денег, а у меня их нет.
По соображениям Кловиса, Лейя должна была понять эту фразу как шантаж со стороны Ралфа, который чудом выжил и теперь требовал денег за свое молчание. Лейя в этом случае не захочет, чтобы Ралф назвал имя того, кто на него покушался, и предпочтет выложить  деньги, то есть откупиться.
Но Лейя повела себя иначе. Она возмутилась!
- Да он украл у меня целое состояние. Где же эти деньги? – спросила она у Мариты, изо всех сил стараясь не показать своего испуга.
- Он все проиграл, - пояснила Марита, но в Лейе это не вызвало сочувствия.
- Ты зря приехала, - твердо произнесла она. – Ралф от меня больше ничего не получит. Он для меня умер.
Марита уехала от нее ни с чем, и это весьма озадачило Кловиса. Но, не имея никаких других зацепок, он решил и дальше провоцировать Лейю с помощью Мариты. Для этого ему пришлось посвятить Мариту в некоторые подробности дела:
- Нам известно, что в ночь происшествия  Лейя и Бруну Медзенга были на пляже Гуаружа. Не исключено, что они сами закопали избитого Ралфа в песок. Или не препятствовали сделать это кому-то другому, понимая, что во время прилива Ралф не сможет выбраться и непременно утонет.
Марита, до той поры еще надеявшаяся увидеть Ралфа живым, заплакала от горя. И, придя к Лейе в следующий раз, уже не стала прибегать кот лжи, а просто обрушила на соперницу гневные обвинения:
- Ралфа нет в живых! Ты убила моего мужчину, моего возлюбленного!
- Но разве не ты говорила, что он тебе на днях звонил и просил денег? – напомнила ей Лейя.
- Не прикидывайся дурочкой! – воскликнула Марита. – мы обе знаем, что Ралф погиб. И убила его ты!
- Господь с тобой! Ты, похоже, и вправду обезумела от потери, - совершенно искренне посочувствовала ей Лейя, но Марита ответила неожиданны ударом:
- Признайся, что ты делала на пляже в ту ночь вместе со своим бывшем мужем? Это вы закапали Ралфа в песок?
- Откуда у тебя такие сведения? – спросила Лейя, не сумев скрыть своего испуга.
- От детектива Кловиса! – с удовольствием ответила Марита! – Ну что, перепугалась? То-то же! Советую тебе больше не дурачить следователей, а во всем сознаться официально.
У Лейи тем не менее достало мужества выдержать и эту атаку.
- Мне не в чем сознаваться, - твердо произнесла она. – А вот тебе надо молить Бога, чтобы Ралф действительно оказался жив. Потому что ты была единственной из всех любовниц, кто не смирился с его женитьбой на мне. Ты постоянно ему угрожала. И я могу засвидетельствовать это у суде!
- Я бы никогда не смогла бы пойти на убийство, - уже менее воинственно промолвила Марита, - потому что всегда любила Ралфа без памяти.
- Вот-вот, без памяти, - подхватила Лейя. – Ты могла его убить из ревности. Разве это не понятно?
Отбившись таким образом от Мариты, она позвонила Бруну, чтобы вместе с ним выработать дальнейшую тактику поведения:
- Если Кловис меня вызовет, должна ли я отрицать, что ту ночь провела с тобой?
- Нет, - без колебаний ответил Бруну. – Объясни им, что я все еще в тебя влюблен и как раз в ту ночь намеревался с тобой помириться. А все остальное – лишь досадное совпадение.
«Я была бы счастлива, если бы в тебе осталась хоть капля любви ко мне», - с грустью подумала Лейя, положив трубку.

А Бруну некогда было печалится в одиночестве: он встречал дочь и зятя, вернувшихся из Арагвайи.
- Ну, по вашему счастливому виду я сразу могу определить, что вы еще не наскучили друг другу, - пошутил он. – А что там новенького на фазенде?
- Да ничего особенного. Все в порядке, - ответила Лия. – Зе хлопочет на ферме, а Донана учит Уере грамоте!
- Неужели? – изумился Бруну. – А сама-то она умеет читать и писать?
- Умеет, - засеялась Лия. - Правда, Зе утверждает, что не слишком хорошо.
В таком шутливом настроении они беседовали до тех пор, пока Светлячок не сказал, что вновь отправляется на своем автобусе в гастрольную поездку.
- И ты будешь скитаться с ним по свету в захудалом автобусе? – спросил Бруну у дочери.
Лия согласно кивнула.
- Но я уже предлагал вам поселиться в нормальном доме и принять от меня в подарок самолет.
- Нет, это слишком роскошный подарок, я не могу его принять, - уперся Апарасиу.
Бруну расстроился, но ненадолго, потому что вскоре явились Маркус и Лилиана, лица которых светились неподдельным счастьем.
- У вас приятные новости? – догадался Бруну.
- Да, мы только что от врача, - сообщил Маркус. – Теперь уже точно известно, что у нас будет мальчик!
Не желая скрывать своего восторга, он здесь же, при всех, поцеловал Лилиану в губы.
Бруну искренне порадовался такому повороту событий, но уже в следующий момент с болью вспомнил о своем ребенке, которого вынашивала Луана. И решил поехать в Минас-Жерайс хотя бы затем, чтобы справиться о ее здоровье.
Однако вскоре позвонил Валдир и пригласил Бруну приехать туда вместе с Маркусом – для дачи показаний.
- А зачем вам понадобился Маркус? – встревожился Бруну.
- Как свидетель, - не стал объяснять истиной причины Валдир.

Пуля, найденная в саду по подсказке Рафаэлы, заставили Жеремиаса переменить решение и обратиться все-таки к Валдиру.
- Отдайте эту пулю на экспертизу. Я хочу знать, была ли она выпущена из моего пистолета, - сказал он инспектору. – А потом, в зависимости от результата экспертизы, вы получите дальнейшие объяснения.
На следующий день Валдир подтвердил опасения Жеремиаса, и тот рассказал, как и почему была найдена пуля.
- Что ж, я вынужден официально допросить ваших племянниц, - сказал Валдир.
Рафаэла слово в слово повторила все сказанное ранее и спросила Валдира:
- Теперь вы меня арестуете?
- Пока нет, - ответил он. – Но мне придется привлечь вас к ответу за соучастие в убийстве доктора Фаусту.
С Луаной же все вышло гораздо сложнее: она отрицала свою вину и прямо в лицо говорила Рафаэле, что та врет.
- Зачем ей врать, если она призналась в том, что помогла Маркусу Медзенге совершить убийство? – резонно заметил Валдир.
- Я не знаю, что у нее на уме, но если дядя верит в мою виновность, то можете сразу забрать меня в тюрьму, - сквозь слезы произнесла Луана.
Валдир ответил, что арестовать ее всегда успеет, а для начала устроит обеим племянницам очную ставку с отцом и сыном Медзенга.
Весь день Луана проплакала, закрывшись у себя в комнате. И постепенно в ней созрело решение, что ее ребенок не должен быть ни Медзенгой, ни Бердинацци.
- Ты будешь только моим, - шептала она, бережно поглаживая живот. – А все Медзенга и Бердинацци пусть продолжают упиваться своей ненавистью друг к другу!
Утром растерянная Жудити сообщила патрону, что Луана исчезла из дома, ни с кем не простившись и не оставив никакой записки.
Жеремиас тотчас же велел своим работникам прочесать ближайшие окрестности. Но найти Луану им так и не удалось.
Рафаэла же не скрывала своего торжества.
- Мне думается, бегство Луаны как раз и доказывает ее вину, - сказала она Жеремиасу.
- А может Луана уехала прямо к Бруну Медзенге? – высказала предположение Жудити, чем очень разгневала хозяина.
- Если она это сделала, то я не пожалею никаких сил, чтобы засадить Бруну и его сына за решетку! – заявил он.
Исчезновение Луаны выбило из колеи Отавинью, и он устроил Рафаэле скандал.
- Ну и что, добилась своего? – кричал он, глядя на нее с нескрываемой злобой. – Довела ни в чем не повинную девушку до того, что она может родить теперь где-нибудь на дороге? А сама ты сядешь в тюрьму за соучастие в убийстве!
- Успокойся, не спеши с выводами, - хладнокровно ответила Рафаэла. – на суде меня обязательно оправдают: учтут, что я действовала из благих побуждений, желая защитить дядю. И к тому же у меня есть еще одно смягчающее обстоятельство – я жду ребенка! А дядя теперь уж точно изменит завещание в мою пользу.
- Ты страшный человек! – сказал ей Отавинью. – Я уже боюсь, что ты и со мной можешь вот так же расправиться.

Узнав, зачем их на самом деле вызывали в Минас-Жерайс, Бруну и Маркус, конечно же, возмутились и сами потребовали очной ставки с Рафаэлой.
- Я уже пригласил сюда не только ее, но и Луану Бердинацци, - сказал Валдир, но тут как раз ему доложили, что Луана внезапно исчезла.
- Клянусь, вы ответите за этот произвол, - не сдержался Бруну. – Если с Луаной что-то случиться, я…
- В данной ситуации вам стоит подумать прежде всего о себе, - посоветовал ему Валдир и позвал в кабинет Рафаэлу.
Она, глядя Маркусу прямо в глаза, сказала, что сама дала ему пистолет, из которого он убил Фаусту.
Маркус был ошеломлен.
- Ты что, сдурела? – бросился он к Рафаэле и занес руку для удара, но вовремя был остановлен отцом.
- Разве ты не понимаешь, что это месть? – сказал ему Бруну. – Подлая месть семейства Бердинацци. Дядя и племянница действуют заодно и пытаются нанести нам двойной удар. Но у них ничего не получится, потому что я привлеку к этому делу самых лучших адвокатов Бразилии, а если понадобится, то и всего мира.
- Да уж, позаботься о своей защите, потому что вас обоих будут судить, - строго произнес Валдир. – А кроме того, я займусь розыском вашей сообщницы Луаны, сеньор Медзенга.
Когда они вышли из полицейского участка, Маркус спросил отца:
- Неужели Луана тоже обвинила тебя, как это проделала со мной гадюка Рафаэла?
- Нет, уверенно молвил Бруну. – Луана наверняка бежала ко мне. Поедим скорее домой: она, возможно, уже там и ждет меня.
В Рибейран-Прету, однако, Луаны не было. И не объявилась она и в последующие дни. Тогда обеспокоенный Бруну послал Маурити в лагерь Режину, надеясь отыскать ее там.
А Маркус находил утешение в общении с Лилианой, перед которой чувствовал себя очень виноватым.
- Мне страшно подумать, что наш ребенок родится, когда я буду сидеть в тюрьме, - сокрушался он. – Причем за преступление, которого не совершал.
Лилиана успокаивала его, говоря, что судьи во всем разберутся и вынесут справедливое решение, но Маркус был настроен более пессимистически:
- Нет, эти проклятые Бердинацци обложили нас со всех сторон. Выпутаться будет непросто. Я, конечно, сам виноват, что связался с мерзавкой Рафаэлой. А вот отец может пострадать ни за что. И чтобы спасти его, я готов признаться, будто стрелял также и в проклятого Жеремиаса Бердинацци! Мне только жаль тебя и нашего ребеночка.
Лилиана беззвучно плакала, слушая его, и все еще не могла поверить, что Маркус стал таким, каким виделся ей всегда: нежным, любящим, совестливым. Но если стало возможным такое чудо превращения, то почему невозможно, чтобы восторжествовала справедливость и Маркуса оправдали?!
- У нас все будет хорошо, - сказала она, вложив в эти слова всю свою любовь и веру в торжество добра над злом.
- Спасибо тебе, - поцеловал ее Маркус. – Когда ты со мной, я тоже начинаю верить, что все напасти кончатся и мы будем счастливы.
На следующий день он послал Лилиане подарок – новенький изящный автомобиль. Роза искренне порадовалась за дочь, добавив при этом с оттенком печали:
- Хоть бы у тебя все, наконец, наладилось…
Лилиана поняла, что мать имеет в виду, и попыталась ее утешить:
- Шикита не работает у отца и не живет у него. Я специально наводила справки. Так что, может, еще не все потеряно?
- Нет, прошлого не вернуть, - покачала головой Роза. – После всего, что произошло, я утратила интерес к Роберту и только сейчас почувствовала вкус к жизни.
- Лилиана посмотрела на нее с удивлением.
- У тебя… кто-то появился? Другой мужчина?
Роза смутилась и не стала отвечать на этот вопрос.

Глава 45

Когда Жозимар пытался вызвать Маркуса на допрос, тот находился вместе с отцом в Арагвайе. Бруну все казалось, что Луана бежала именно туда, к Зе и Донане, которые относились к ней как к дочери и где она всегда чувствовала себя легко и спокойно.
- У меня сердце сжимается от боли, когда я думаю, что Луана, беременная, бродит где-то неподалеку, не решаясь войти в дом, - признался он в разговоре с Зе ду Арагвайя.
- Может, она заблудилась на здешних дорогах? – сам того не желая, подлил масла в огонь Зе.
- Не дай Бог! – совсем разволновался Бруну. – Самое ужасное то, что я даже не знаю, жива ли она.
- Ну не надо думать о худшем, - попытался успокоить его Зе. – Я сам поеду искать Луану! И найду ее, даже если мне придется обшарить каждый самый глухой уголок в Бразилии.
Растроганный Бруну обнял его и произнес взволновано, как клятву.
- Если ты найдешь Луану и привезешь ее ко мне, то больше не будешь служащим на этой фазенде, а станешь моим полноправным партнером!
Зе ду Арагвайя тоже растрогался не меньше хозяина, но постарался скрыть свое смятение, а потом сразу перешел к делу:
- Мне тут пришло в голову… Луана много лет работала на тростниковых плантациях. Что, если она и сейчас подалась туда? Пожалуй, с этого я и начну поиск.
Бруну благословил его в дорогу и вернулся вместе с Маркусом домой, в Рибейран-Прету.
А там комиссар Бордон сообщил ему, что работает в контакте с инспектором Валдиром, но каких-либо сведений о Луане у того тоже не имеется.
- Он все еще разыскивает Луану как мою сообщницу?- раздраженно спросил Бруну.
- Ну, пока с тебя не снято подозрение, то, конечно, по этой причине, - мягко ответил Бордон. – Но не только. Он ведет розыск также по поручению Жеремиаса Бердинацци, который в настоящее время находится в Италии.
- Где? – удивился Бруну. – Что ему понадобилось в Италии? Неужели он увез Луану и решил спрятать ее там?
- С тобой невозможно разговаривать: ты все время думаешь только о своей Луане, - укорил его Бордон. – А Бердинацци поехал в Италию выяснить, действительно ли Рафаэла является внучкой его брата Бруну! По крайней мере, так он объяснил свой отъезд Валдиру.
Бруну был потрясен услышанным: неужели Жеремиас тоже сомневается в показаниях Рафаэлы? Значит, она действовала не по его наущению, выдвигая свои чудовищные обвинения? Или старый хитрец просто решил уйти в тень, пока Валдир занимается расследованием?
Ни на один из этих вопросов ответа у Бруну не было.

А Жеремиас между те действительно разыскивал в Италии семью своего покойного брата, или, точнее, то, что от нее осталось. Сделать это было непросто, поскольку Жеремиас не располагал какими-либо сведениями о девушке по имени Джема, которую упоминал в своем письме Бруну Бердинацци. Ему даже не было известно, в каком городе жила она во время войны и где Бруну зарегистрировал с нею свой брак.
Поэтому Жеремиас ничего не рассказывал Жудити о своих поисках, когда звонил ей из Италии, а только спрашивал, не нашлась ли Луана.
Жудити, не расстававшаяся с патроном на протяжении двадцати лет, очень скучала по нему и тяготилась своим одиночеством.
Правда, ей стало немного веселее, когда в Минас-Жерайс вернулся Отавинью, не вынесший совместного проживания с Рафаэлой.
- Я готов отказаться от своей доли наследства, - признался он Жудити, - только бы больше не видеть Рафаэлу. Дядя еще не установил, что она – не Бердинацци? Он же звонит оттуда.
- Нет. А ты тоже допускаешь, что Рафаэла нас всех обманывает? – спровила Жудити.
- Я допускаю не только это, - сокрушенно вымолвил Отавинью. – У меня есть подозрения, что она помогла Фаусту убить моего отца, а потом убрала его самого. И уж совсем не сомневаюсь в том, что Рафаэла оговорила Луану, а также Маркуса и Бруну Медзенга.
- Насчет Бруну я ничего не могу сказать, а вот Маркуса, насколько мне помнится, здесь и близко не было, когда погиб Фаусту, - заметила Жудити. – Что же касается Луаны, то она вообще на такое не способна.
- Ладно, подождем возвращения сеньора Жеремиаса, - устало произнес Отавинью. – Если, конечно, Рафаэле не вздумается устранить к тому времени и меня, как доктора Фаусту.
- Господь с тобой! – испугалась Жудити. – Ты говоришь страшные вещи. Неужели Рафаэла так опасна?
Отавинью не ответил, лишь тяжело вздохнул.

Кловис из кожи вон лез, стремясь реабилитировать себя в глазах комиссара и найти парней, избивших Ралфа, которые исчезли из Гуаружи, как только узнали, в какую неприятную историю вляпались. Отыскать их было непросто, но судьба оказалась благосклонна к проштрафившемуся детективу, и вскоре он доставил тех ребят в полицейский участок, где Жозимар устроил им допрос с причастием.
Они подтвердили то, что ранее говорил Орестес, и тем самым косвенно сняли подозрения с Кловиса.
А вот искренность другого свидетеля – Жералдину – у комиссара возникали большие сомнения. И тогда он вновь послал повестку Маркусу, предчувствуя, что на сей раз сможет докопаться до истины.
Маркус к тому времени уже знал от матери, что Жералдину арестован. А отец открыл ему тайну, от которой у Маркуса все похолодело внутри.
- Я видел, как ты и Жералдину закапывали в песок. Лейя тоже об этом знает.
- Папа, я вовсе не собирался его убивать, - стал оправдываться Маркус. – Только хотел припугнуть. Ведь он избивал маму! Но мне и в голову не пришло, что прилив может быть таким сильным. Мы оставили этого негодяя довольно далеко от воды, а он тем не менее все равно захлебнулся.
- Сынок, не надо себя казнить, - попытался утешить его Бруну. – Я на твоем месте поступил бы точно так же. А сейчас нам надо подумать, как ты будешь вести себя на допросе.
- Я во всем признаюсь, - глухо произнес Маркус. – Теперь, когда они арестовали Жералдину, у меня нет другого выхода.
- Если ты это сделаешь, я все оправергну и скажу, что Ралфа убил я! – рассердился Бруну. – В конце концов, обманутый муж – я, а не ты!
- Но у них есть показание Жералдину, - напомнил ему Маркус. – А это значит, что на пляже вместе с Жералдину был не ты, а я. Поэтому отпираться тут бесполезно.
В полицейский участок он отправился вместе с матерью и отцом. На вопросы комиссара отвечал четко и мужественно.
- Я хотел проучить этого типа за то, что он бил мою мать, - пояснил он причину своего поведения в ту ночь.
- Расскажите подробно, как все было, - попросил Жозимар.
Маркус повторил все то, о чем рассказывал и Жералдину, за исключением одной, но очень важной подробности:
- Те двое избили Ралфа и ушли, бросив его на берегу. А я и Жералдину зарыли его в песок, оставив снаружи только голову, чтобы он мог дышать. Поверьте, мы не знали и не предполагали, что вода в ту ночь поднимется так высоко!
- Это вы потом расскажете присяжным. А пока я вынужден вас арестовать за убийство, - подвел итог Жозимар.
- Но вы же слышали: он не хотел убивать! – воскликнула в отчаянии Лейя.
- Суд разберется, было убийство умышленным или случайным, –сухо ответил комиссар.
- Да Ралф вообще жив! – истерично закричала Лейя. – Он звонил мне откуда-то из-за границы. А вы нашли труп какого-то другого человека!
Жозимар посоветовал Бруну увести ее и как-нибудь успокоить.
Маркус же под конвоем отправился в камеру, где встретился с Жералдину.
- Спасибо, что защитил меня, - сказал ему, виновато улыбнувшись. – Не волнуйся, мой отец найдет хорошего адвоката и вытащит тебя отсюда.
- А какой срок нам могут дать? – спросил Жералдину.
- Думаю, небольшой, потому что Ралф недорого стоил, - позволил себе пошутить Маркус.

Лейя горько плакала, уткнувшись в плечо Бруну, а он, тоже едва держась на ногах от горя, пытался ее утешить:
- Если Маркусу не удастся избежать приговора, я всю вину возьму на себя. У нашего мальчика впереди огромная жизнь… Когда мой самолет упал в лесу, он искал меня как безумный. А когда нашел, то сказал, что любит меня! В тот самый момент он перестал быть мальчишкой и превратился в мужчину. Теперь он помогает мне в делах… Нет, я не допущу, чтобы мой сын провел в тюрьме свои лучшие годы!..
Лия, узнав об аресте брата, тоже зарыдала, и Апарасиу даже отменил концерт, не желая оставлять ее в такие тяжкие минуты без своего участия.
Теперь надо было как-то сообщить Лилиане об аресте Маркуса. Лия и Светлячок пригласили ее в дом Медзенги и начали трудный разговор издалека, осторожно подступая к главному. Но когда им все же пришлось сказать, что Маркус сейчас находится в тюрьме, Лилиана упала в обморок.
Лия бросилась звонить врачу, боясь, что подруга может потерять ребенка.
К счастью, Лилиана пришла в себя еще до приезда врача, но была очень слабой. Ее отвезли домой, и несколько дней Роза провела у постели дочери, опасаясь, как бы у той не начались преждевременные роды.
Лилиана была благодарна матери за то, что она, против ожидания, не ругала Маркуса, не называла его преступником, а, наоборот, сочувствовала ему:
- Он, бедняга, расплачивается за безответственное поведение Лейи. К сожалению, такое случается довольно часто: родители наломают дров, а дети потом страдают.
Лилиане было приятно, что мать говорит в том числе о себе, вероятно, уже раскаивалась в той поспешности, с какой расторгла свой собственный брак.
- Я думаю, для тебя с отцом еще не все потеряно. Вы не настолько испортили отношения, чтобы теперь не могли помириться, - сказала она, предполагая, что матери будет приятно это услышать.
Роза, однако, не поддержала ее:
- Мы с Роберту не стали врагами, и слава Богу. Но это не означает, что можно вернуть те чувства любви и доверия, которые объединяли нас в юности. Я теперь должна научиться жить, рассчитывая только на себя, и не зависеть от его успеха в политической карьере.
- Но это же очень трудно, мама! – заметила Лилиана.
- Ничего, я справлюсь со всеми трудностями, - уверено заявила Роза. – Неужели же я ничего не стою сама по себе – как человек, а не только как жена сенатора Кашиаса? Этого не может быть! Один знакомый обещал устроить меня на работу. На днях я с ним встречусь…
- И что это будет за работа? – спросила Лилиана.
- Пока не знаю. Но тот человек считает, что она придется мне по вкусу и будет по силам.
Здоровье Лилианы между тем наладилось, и Роза со спокойным сердцем смогла отправиться на деловую встречу, которая, впрочем, длилась до позднего вечера.
- Мой покровитель пригласил меня поужинать, - смущенно пояснила она в ответ на недоуменный взгляд дочери.
- Папа звонил, - сообщила Лилиана. – Он завтра приедет.
Роза не выразила по этому поводу ни радости, ни раздражения, но перед самым приездом Кашиаса ушла из дома, и Лилиана догадалась по ее смущенному виду, что это опять надолго. Поэтому, когда приехал отец, предложила ему поужинать в каком-нибудь ресторане.
- А может, нам стоит подождать маму и пойти вместе с ней? – спросил ничего не подозревающий сенатор.
- Вряд ли она вернется скоро, - вынуждена была сказать Лилиана.
Кашиас сразу же сник, в глазах его проступила неприкрытая печаль. Но, несмотря на это, он сказал, что рад за бывшую жену, которая пытается заново устроить свою жизнь.
- А как устраиваться твоя жизнь, папа? – спросила Лилиана, почувствовав острую жалость к отцу.
Он неопределенно пожал плечами, не зная, что ответить, поскольку жизнь его с некоторых пор утратила целостность, рассыпавшись на отдельные, не связанные между собой заботы: дочь, политика, Шикита… Да, и Шикита! Потому что и сейчас, не работая у него и не живя с ним под одной крышей, она продолжала искушать немолодого, уставшего Кашиаса своей юной энергией и какой-то самоотверженной преданностью. Ее телефонные звонки и дерзкие – без приглашения – визиты становились для него все более необходимыми, но внешне он продолжал сохранять сдержанность, потому что не был готов к новым, кардинальны переменам в собственной жизни и даже боялся их.
- Для меня сейчас главное – чтобы ты благополучно родила и чтобы у твоего Маркуса закончились все неприятности.
- Сеньор Бруну нашел ему очень хорошего адвоката, - сказала Лилиана, - так что будем надеяться на лучшее.
Доктор Валфриду, которого нанял Бруну для защиты Маркуса и Жералдину, действительно вскоре добился их временного, до суда, освобождения из-под стражи.
Маркус, вернувшись домой, выглядел веселым и бесшабашным.
- Со мной не случится ничего плохого, - говорил он. – Я не убивал этого подонка, только закапал его в песок. А все остальное сделало море.
- Интересно, кто-нибудь может посадить море в тюрьму? – поддавшись его веселому настроению, пошутила Жулия, но эта шутка не нашла одобрения у Лии.
- Думай, что говоришь! – одернула она служанку.
Маркус в свою очередь сделал замечание сестре.
- Да не будь ты такой занудой. И не смотри на меня как на обреченного!
- А меня бесит твоя неоправданная беспечность, - рассердилась Лия. – И я не понимаю, как можно шутить, когда тебе грозит тюрьма, возможно, на долгие годы! Мне страшно подумать об этом. Что будет с тобой, с Лилианой, твоим ребенком?
- Мне важно быть на свободе, когда он родится, - уже вполне серьезно произнес Маркус. – А что будет потом – не хочу сейчас думать.
Позже, беседуя с отцом, он попросил его:
- Если мне все же дадут срок, ты помогай, пожалуйста, Лилиане. Она ведь будет растить твоего внука!
- Ты мог бы и не говорить мне этого, - ответил Бруну. – Ребенка Лилианы я не оставлю без помощи. А что делать с тем, другим, которого ждет Рафаэла?
- Его я никогда не признаю! Он – просто Бердинацци!
- Ох, сынок, не все так просто, как тебе сейчас кажется, - вздохнул Бруну. – От собственного ребенка невозможно отмахнуться, тем более, что его мать оказалась такой сволочью. Это заведомо несчастное дитя.
- У него есть отец – Отавинью! – напомнил Маркус. – И не надо заранее оплакивать судьбу этого ребенка.
Бруну умолк, не желая дополнительно расстраивать сына, которому и без того сейчас было не сладко. От адвоката Бруну знал, что отстоять Маркуса в суде очень сложно, поскольку инспектор Валдир тоже выдвинул против него официальное обвинение в убийстве. Логика, которой при этом руководствовался Валдир, была предельно проста: если Маркус сам признался в убийстве Ралфа, пусть и непреднамеренном, то он вполне мог убить и Фаусту, а значит, показаниям Рафаэлы можно верить.
Правда, адвокат Валфриду уверял Бруну, что сумеет отвергнуть это обвинение как бездоказательное, но у присяжных все равно может сложиться неблагоприятное впечатление о Маркусе.
Поэтому Бруну не покидала тревога  за сына, и он не всегда умел ее скрыть. А Маркус, видя, как переживают за него отец и сестра, тоже иногда не выдерживал и говорил им:
- Если в нашем доме и впредь будет такая нездоровая атмосфера, то я, пожалуй, лучше подожду суда в камере!
Как ни странно, только Лилиана в те дни вела себя так, что внушала Маркусу надежду на благополучный исход судебного разбирательства, и вообще каким-то чудом вселяла в него уверенность в завтрашнем дне.
А он, испытывая к ней непривычное чувство нежности и благодарности, однажды вымолвил то, чего Лилиана ждала от него прежде и о чем теперь боялась даже мечтать:
- Я люблю тебя!
Она едва не лишилась чувств, но Маркус поддержал ее под руку, потом обнял и, нежно целуя, произнес:
- Ничего не бойся! Когда начнутся роды, я буду с тобой! Наш сын с первого же мгновения, как появится на свет, увидит не только маму, но и папу! Запомни: мы всегда будем очень счастливы втроем – ты, я и наш сын!

Глава 47

Рафаэла сгорала от ненависти к Маркусу Медзенге и мысленно посылала проклятия ему, Лилиане, а также их новорожденному сыну. Все Медзенги виделись ей теперь счастливчиками. Богатство само идет к ним в руки, а из всех переделок они выходят без потерь, и даже с прибылью! Бруну удалось выжить раненому, в непроходимой сельве. Она, Рафаэла, сделала все, чтобы обвинить их с Маркусом в убийстве, но они до сих пор гуляют на свободе и радуются рождению еще одного Медзенги.
Почему жизнь устроена так несправедливо, что одним дает все, а другим – ничего? Почему даже тот злосчастный ручей, с которого пошла эта многолетняя вражда, протекал на земле Медзенга, но сворачивал в сторону у фазенды Бердинацци?
Похоже, неудачи на роду написаны у тех, кто носит фамилию Бердинацци. Старый Джузеппе сошел с ума, Бруну погиб на войне, Джакомо – под колесами грузовика. Проклятую Луану тоже, в общем, нельзя назвать счастливицей: Господь обделил ее элементарной практичностью. А дядя Жеремиас хоть и богат, но тоже не знает покоя на старости лет – его замучила совесть и… сомнительные наследники вроде Бруну Медзенги и ее, Рафаэлы.
Если же говорить о ней самой, то более несчастного человека и сыскать трудно, потому что она к сегодняшнему дню лишилась всего – наследства, любви, ребенка…
- Почему инспектор Валдир до сих пор не арестовал Бруну и Маркуса Медзенга?! – истерично выкрикнула она, обращая свой вопрос к Отавинью. – Ведь я сама отдала ему в руки пулю, выпущенную Медзенгой-старшим в дядю! Сама призналась, что помогла Маркусу убить Фаусту. Какие еще нужны доказательства их вины?
- Наверное, твоих голословных обвинений недостаточно для Валдира, - раздраженно ответил Отавинью. – Придумай что-нибудь позаковыристее, чтобы Маркус и Бруну не могли доказать свою невиновность.
- Так ты считаешь, что я их попросту оговорила? – возмутилась Рафаэла.
- Да, я так считаю, - спокойно ответил Отавинью. – Но пусть в этом разбирается инспектор Валдир. Вот он, кстати, идет. Так что у тебя ест возможность вылить новый ушат грязи на своего возлюбленного Маркуса Медзенгу!
Инспектор Валдир, поприветствовав хозяев, выложил на стол коробку с патронами.
- Хотите узнать, кому принадлежат отпечатки пальцев, обнаруженные мной на этой коробке? – спросил он, обращаясь к Рафаэле.
- Нет! – ответил она резко.
- Почему? – изобразил удивление Валдир.
- Мне кажется, очень трудно обнаружить отпечатки пальцев на картонной коробке, - пояснила Рафаэла, добавив: - Если только у человека, их оставившего, не были грязные руки.
- Я вижу, вы весьма подкованы в подобных вещах, - заметил Валдир.
- По-моему, тут не надо семи пядей во лбу, - раздраженно бросила Рафаэла. – А вот почему вы до сих пор не арестовали Маркуса и Бруну Медзенга?
- Потому что не нашли Луану, которая могла бы подтвердить или опровергнуть ваши показания.
- Но разве бегство Луаны не является косвенным подтверждением ее соучастия в убийстве? – гнула свое Рафаэла.
- Нет, - развел руками Валдир.
- А пуля? Я же сама принесла ее вам на блюдечке!
- Вот это меня как раз и настораживает, - поймал ее на слове инспектор. – Все обвинения исходят только от вас, сеньора.
- Нет. Дядя тоже видел, как в него стрелял Бруну Медзенга.
- Сеньор Жеремиас утверждал это сразу после покушения, когда не знал, что у Бруну Медзенги имеется надежное алиби. А потом он уже не был столь категоричен и, по сути, отказался от своих прежних показаний, попросив замять дело о покушении.
- Я вам не верю! – протестующее замахала руками Рафаэла. – Зачем бы дяде понадобилось подвергать свою жизнь опасности, оставляя преступника на свободе?
- Возможно, потому, что он подозревал в преступлении кого-нибудь из родственников или друзей, - хитровато усмехнулся Валдир.
- Например, Луану, да? – подхватила Рафаэла. – Не зря же она сбежала!
- Сеньор Жеремиас не делился со мной своими подозрениями, - уклонился от ответа инспектор. – Вот он приедет из Италии, тогда вы у него сами и спросите.
- Хоть бы он уж скорее вернулся! – вздохнула Рафаэла
В это время из соседней комнаты раздался характерный междугородный звонок, и Жудити поспешила туда. Рафаэла последовала за ней, надеясь поговорить с дядей.
А Валдир извиняющим тоне пояснил Отавинью, зачем, собственно, пришел сюда:
- Я должен арестовать вашу жену, чтобы услышать от нее наконец правду. Надеюсь, вы понимаете, что она лжет? – Насколько мне известно, сеньор Бердинацци даже не уверен в том, что Рафаэла – его родственница. Потому он и поехал в Италию. Конечно, мне очень неприятно говорить все это вам. Да и сажать в тюрьму женщину, недавно потерявшую ребенка, тоже небольшое удовольствие…
- Вам не стоит передо мной оправдываться, - глухо произнес Отавинью. – Поступайте, как считаете нужным.
Валдир посмотрел на него с нескрываемым изумлением, однако задавать вопросов не стал.
Рафаэла вышла из соседней комнаты хмурая и злая.
- Мне не удалось поговорить с дядей,он расспросил Жудити о здешних новостях и положил трубку.
- А он не сказал, скоро ли приедет? – спросил Валдир экономку.
- Нет, - с сожалением ответила Жудити.
- Ну в таком случае я вынужден действовать, не дожидаясь его приезда, - решительно произнес Валдир. – Вам, сеньора Рафаэла, придется пойти со мной в полицейский участок. Возможно, там вы вспомните еще какие-нибудь подробности, что прольют свет на те преступления, которые так или иначе связаны с наследством вашего дядя.
- Да если бы дядя был здесь, он бы не позволил вам так унижать меня! – воскликнула Рафаэла. – Господи, хоть бы он поскорее вернулся.

Жемиас же второй месяц находился и Италии, где неустанно, день за днем продавался  ели приезда в страну своих предков.
Начал он этот сложный поиск с бразильского посольства в Риме, а потом, получив архивные справки, изъездил сотни километров по следам той воинской части, в которой некогда служил Бруну Бердинацци.
И везде – в каждом городе или малюсеньком поселке – выяснил, не проживала ли здесь во время войны некая Джема Бердинацци.
Иногда случалось, что женщин с таким именем и фамилией было несколько в одном городе, и тогда Жеремиас беседовал с каждой из тех, кто еще остался в живых, или с их ныне здравствующими родственниками. Но никто из них не знал бразильца Бруну Бердинацци, воевавшего в этих краях и погибшего на итальянской земле.
Много раз возвращался Жереиас к братской могиле, в которой был похоронен Бруну и где на мраморной плите в числе других погибших было высечено его имя. Молча клал цветы и мысленно беседовал с братом, задавая ему одни и те же вопросы: «Бруну, дорогой, подскажи, где твоя семья? Где твой сын? Действительно ли Рафаэла – твоя внучка? Помоги мне, брат!»
Но ответом ему была лишь глухая кладбищенская тишина.
И Жеремиас вновь колесил по Италии, пока не нашел женщину, знавшую Джему Бердинацци, которая в войну вышла замуж за бразильского солдата, но вскоре после этого стала вдовой.
- Она жива?! – сгорая от нетерпения, спросил Жеремиас.
- Нет, Джема умерла очень давно…
- А Бруну, ее сын, жив?
- К сожалению, и он умер лет десять назад, - ответила женщина. – У него был рак.
- Но хоть кто-нибудь из их семьи остался на этом свете? – в отчаянии воскликнул Жеремиас.
- Да, я знаю внука Джемы, - сказала женщина, вернув Жеремиасу надежду. – Он работает недалеко, на оливковых плантациях. Его зовут Джузеппе Бердинацци.
Жеремиас почувствовал, как тяжелый камень упал с его души: Джузеппе! Имя отца прозвучало сейчас для Жеремиаса как своеобразный пароль. Он понял, что теперь уж точно увидит своего внучатого племянника и никаких накладок больше не случится.
Джузеппе Бердинацци оказался худощавым молодым человеком, в котором Жеремиас сразу нашел сходство со своим старшим братом: тот же рост, те же большие, чуть грустноватые глаза, та же застенчивая улыбка.
- Чем я вам обязан? – спросил парень приветливо и удивленно.
- Это я тебе очень многим обязан, сынок! – обнял его Жеремиас.
Потом они до поздней ночи сидели за столом, пили вино и говорили, говорили… Жеремиас рассказал юному Джузеппе всю историю семьи Бердинацци, а тот в свою очередь поведал ему то, ради чего старик и приехал в Италию.
- Теперь я могу спокойно умереть, - заключил Жеремиас. – Но ты должен поехать со мной в Бразилию!

С некоторых пор Апарасиу стало трудно уезжать из дома в длительные гастрольные поездки. И не только потому, что с ним отказывалась ехать Лия, считавшая себя не вправе оставлять отца и брата в такой сложный для них период. Если бы вся проблема заключалась в Лие, то он бы нашел какой-нибудь выход. Например, можно было выбирать маршруты покороче и заезжать домой почаще. Но Апарасиу пойал себя на мысли, что ему вообще наскучила эта бесконечная концертная гонка! Раньше он сочинял песни и пел их в свое удовольствие, а теперь это превратилось в какой-то конвейер, когда песни рождались не от душевной потребности, а от необходимости постоянно обновлять свой репертуар.
- Я устал, выдохся, - сказал он однажды Лие. – У меня пропал интерес к пению, не говоря уже о выступлениях на публике! Хочется спрятаться где-нибудь от этих вездесущих фанатов и жить тихо, размеренно…
- Выращивать скот, - иронически продолжила за него Лия.
- А ты зря, между прочим, насмехаешься, - серьезно молвил Апарасиу. – Мы скопили уже достаточно денег, чтобы купить хорошее стадо.
- Кулика ты возьмешь компаньоном? – спросила Лия, затронув болезненную для Апарасиу тему.
- Нет, он, наверное, так и умрет с гитарой в руках. И если я скажу ему, что хочу выйти из игры, это будет кровная обида.
- И обвинит он во всем меня! – добавила Лия.
- Ну, Зе Бенту не так примитивен, как ты думаешь, - возразил Апарасиу. – Для него не новость, что я когда-нибудь займусь разведением скота. Это моя мечта, и ты тут не при чем. Но он уверен, что это произойдет еще не скоро.
- А ты готов уйти из дуэта хоть сейчас? – уточнила Лия.
- Да, - твердо произнес Апарасиу. – Надо только набраться мужества и сказать обо всем Кулику.
Говоря это, он не знал, что его другу тоже надоело петь дуэтом. Зе Бенту вынашивал честолюбивый план своего сольного концерта. По ночам, тайком от Светлячка, он репетировал новые песни, искал для них наиболее выигрышные аранжировки, и так продолжалось до тех пор, пока он не поделился своей тайной с Лурдиньей.
А дальше все было очень просто: Лурдинья сказала Лие, Лия – Светлячку.
Дуэт распался безболезненно и легко.
- Папа, позволь представить тебе моего мужа Апарасиу, - пошутила за ужином Лия. – Его теперь следует называть только этим именем. А Светлячок остался в прошлом.
- Неужели ты все-таки решил бросить пение и заняться быками? – изумился Бруну.
- Да! – гордо подтвердил Апарасиу.
- Ну что ж, по-моему, ты еще раз доказал, насколько любишь мою дочь, - растроганно произнес Бруну. – Ведь ради нее ты оставил в прошлом не только сценический псевдоним, но и часть своей жизни.
- Не совсем так, - лукаво усмехнулся Апарасиу, желая снизить пафос столь трогательной сцены. – Я сделал это не ради жены, а всего лишь потому, что хочу стать таким же преуспевающим скотопромышленником, как мой тесть!
- Он все-таки нахал, я всегда это говорил, - шутя бросил дочке Бруну, а к зятю обратился вполне серьезно: - О быках мы обстоятельно потолкуем с тобой завтра. Я сегодня что-то устал…
Лия вздохнула, сочувственно глядя на отца, которого теперь нельзя было развеселить надолго – он пребывал в постоянной тревоге за Луану и своего будущего ребенка, по-прежнему ничего не зная об их судьбе.

По мере того как приближался день родов, Луане все труднее становилось работать на плантации. Дневную норму она выполняла из последних сил, а в глазах рябило от тростника, голова кружилась…
А однажды ей стало совсем плохо, и на мгновение она лишилась чувств.
Этого оказалось достаточно, чтобы управляющий предложил ей уволиться.
- Я же не изверг, - сказал он. – Не могу больше смотреть, как ты тут надрываешься.
- Пожалуйста, не прогоняйте меня, - взмолилась Луана. – Я сильная. И к работе такой привычная.
- Да твой живот по земле волочится, когда ты склоняешься над тростником! Не хватало еще, чтоб ты прямо тут и разродилась.
- Но мне надо еще немного заработать, чтобы купить все необходимое ребенку!
- Об этом надо было позаботиться раньше, - отрезал управляющий. – Я тебе, к сожалению, ничем не могу помочь. У нас тут  не богадельня.
- Я не прошу у вас милостыни, - напомнила ему Луана и, гордо подняв голову, ушла с плантации.
Вечером она сказала Жоане и Марии, что поедет к своим друзьям – безземельным крестьянам.
- Какая тебе разница, где рожать? – попыталась отговорить ее Мария. – Все равно ты уже не сможешь найти работу с таким животом.
- Нет, ты не права, - возразила Луана. – В лагере безземельных  крестьян для меня всегда найдется посильная работа. Я смогу там варить обеды, стирать, присматривать за детьми. Словом, не буду есть даром хлеб, и ребенку на еду заработаю.
Переубедить ее было невозможно, и она поехала на попутном грузовике искать Жасиру и Режину, разминувшись с Зе ду Арагвайя, который часом позже постучал в дом Марии.
- Мне сказали, что у вас живет Луана… То есть, Мариета Бердинацци, - промолвил он, волнуясь. – Я приехал за ней по просьбе моего хозяина.
- А зачем вашему хозяину понадобилась Луана? – с плохо скрываемой тревогой спросила Мария.
- Он любит ее и ждет у себя дома. А кроме того, очень волнуется за Луану и своего будущего ребенка.
- Так ваш хозяин – отец ребенка?! – всплеснула руками Мария. – Господи! Какое несчастье! Луана только сегодня ушла от нас.
- Куда? Она сказала, куда уходит? – не терял надежды Зе.
- Точного адреса я не знаю, - с сожалением произнесла Мария. – Но Луана говорила про безземельных крестьян. Она собиралась ехать к ним.
- Спасибо. Кажется, я знаю, где следует ее искать, - сказал Зе ду Арагвайя и поспешил в путь.
Однако и на этот раз ему не повезло: на том месте, где еще месяц назад располагался лагерь Режину, теперь никого не было.
- Наш хозяин прогнал отсюда этих бродяг, - пояснил один из местных крестьян.
- И куда они направились, вы, конечно, не знаете, - упавшим голосом молвил Зе ду Арагвайя.
- Нет, - ответили ему.
Луана же, наоборот, отыскала своих друзей довольно быстро.
- Тебя ищет Бруну Медзенга! – сразу же сообщила ей Бия, которую она встретила неподалеку от лагеря. – Он присылал сюда своих управляющих – сначала одного, потом другого, индейца.
-  Это был Зе ду Арагвайя, - догадалась Луана, и ее лицо просветлело при воспоминании об этом добром человеке.
- Но я так и не поняла, почему ты ото всех скрываешься?
- Это долгая история, - ушла от ответа Луана. – Просто хочу, чтобы мой ребенок родился в спокойной  обстановке, вдали от нескончаемой вражды между Бердинацци и Медзенга. Примете меня обратно?
- Примем, конечно, - улыбнулась Бия. – Только у нас тут вовсе не спокойно. В последнее время было несколько вооруженных стычек с охранниками. Так что здесь не самое лучшее место для рождения ребенка.
- Ничего, меня это не пугает, - сказала Луана. – Мой сын родится здесь! А потом я, может быть, сумею захватить участок земли, и мальчик будет помогать мне обрабатывать ее.
Бия посмотрела на нее с укором:
- Тебя не смущает, что ты обрекаешь свое дитя на заведомо трудную жизнь, хотя отец готов обеспечить ему другое, гораздо более благополучное будущее?
- Нет ничего ужаснее вражды между Медзенга и Бердинацци! И мой сын простит меня за этот непростой выбор, - уверенно заявила Луана.
- А ты не подумала, что носишь в себе того, чье рождение смогло бы, наконец, примирить ваши кланы?
- Боюсь, что это не под силу никому, - печально молвила Луана.
Внезапно она остановилась как вкопанная, издали увидев приближающихся к ним Режину и… сенатора Кашиаса. Затем метнулась в сторону и спряталась за деревом.
- Что здесь делает сенатор? – спросила она шепотом Бию. – Неужели тоже ищет меня?
- Нет, сенатор Кашиас приехал сюда, чтобы организовать встречу наших активистов с землевладельцами, - пояснила Бия. – Его очень беспокоит участившиеся случаи кровопролития. Ты, наверное, не знаешь, что он уже много лет борется за мирное решение земельной проблемы.
- Я знаю только то, что Кашиас – друг Медзенги, - немного успокоившись, вымолвила Луана. – И если бы он меня сейчас увидел, то непременно рассказал бы об этом Бруну.

В тот же день всю Бразилию потрясла печальная весть: во время встречи безземельных крестьян с землевладельцами был убит сенатор Кашиас. Убийце удалось скрыться.
Маркус и Роза улетели в столицу, куда было доставлено тело погибшего. А Лилиана обливаясь слезами, слушала по телевизору интервью с Режину.
- Когда прозвучал выстрел и сенатор Кашиас упал, я подхватил его на руки, - рассказывал горестный Режину. – И он, уже теряя силы, успел вымолвить: «Прошу тебя, постарайся… Никакого насилия… Только мир…»
Шикита тоже смотрела эту телепередачу, но не проронила при этом ни слезинки.
- Я продолжу дело Роберту, насколько смогу! – поклялась она в присутствии Китерин, новой горничной Кашиаса. – А для начала соберу все его рукописи, статьи, стенограммы выступлений и составлю из них книгу!

Глава 49

С некоторых пор Жеремиас пребывал в прекрасном расположении духа, чувствуя себя не просто победителем, но вершителем высшей справедливости. Ведь он сам, по собственному разумению, мог наказать зло и поощрять добро. Мог даже прощать оступившегося, давая ему шанс на исправление. Слава Богу, у него достало сил и ума разобраться и с коварным Фаусту, и с алчной Рафаэлой. Он также проверил на прочность Отавинью и Луану. Первый оказался довольно хлипким, вторая – гордой и строптивой. Но эти черты – в крови у всех Бердинацци, а значит, примирение с Луаной возможно и даже неизбежно. Вот только что делать с ее ребенком – отпрыском проклятого Медзенги?
Эта мысль омрачала настроение Жеремиаса, но он старался на ней не сосредотачиваться. Главным для него сейчас было то, что он знал своих подлинных наследников – Джузеппе и Луана. Рафаэле же он сказал:
- Оставляю за тобой новую фазенду. Живи там с Отавинью и постарайся никогда не напоминать мне о своем существовании. Не хочу, чтобы ты приезжала даже на мои похороны!
- А Луана, конечно, поселится здесь, вместе с ребенком Медзенги? – ядовито усмехнулась Рафаэла.
- Тебя это не должно волновать! – отрезал Жеремиас.
Однако тот же вопрос ему вскоре задала и Жудити, на что он ответил со всей жестокостью, которая вспыхивала в нем при одном упоминании фамилии Медзенга:
- Луане придется выбирать. Либо половина моего состояния, либо – ребенок проклятого Медзенги!
- Но какая мать откажется от своего ребенка? – возразила Жудити. – Мне кажется, вы слишком строги к Луане.
- А мне кажется, ты слишком много на себя берешь, - проворчал Жеремиас.
- Но вам же никто не посмеет сказать правды, кроме меня, - не отступала Жудити. – Я думаю, вы и с Отавинью поступили несправедливо. Фактически выгнали его из дома. А ведь сеньор Олегариу был вашим истинным другом. Он умер за вас!
- Этот долг я ему уже отплатил, - сказал Жеремиас.
- Как? – не поняла Жудити.
- А вот если пойдешь со мной сегодня в постель – расскажу! – огорошил ее Жеремиас, и она вынуждена была прекратить свои расспросы и замечания.
Он же, оставшись в одиночестве, задумался над тем, что она говорила. Бесспорно, Жудити была права: Луана никогда не бросит своего ребенка, ни за какие деньги. Но что же тогда делать? Расстаться с нею навсегда или?.. Нет, воспитывать ребенка Медзенги как своего внука – это уж слишком!
Так и не придумав, как поступить с Луаной, Жеремиас принялся рассматривать деловые бумаги, но тут раздался телефонный звонок, сразу снявший эту неразрешимую проблему.
- Дядя, я звоню из Рибейран-Прету, - услышал он голос Луаны. – Хочу успокоить вас: со мной все в порядке. У меня родился сын! Мы с Бруну дали ему имя Филипе. Филипе Бердинацци Медзенга!
У Жеремиаса потемнело в глазах от такого сообщения. С трудом переведя дух, он глухо выдавил из себя:
- Я рад, что ты жива, но не хочу знать тебя!
Затем положил трубку и стал ходить из угла в угол по комнате, гневно выкрикивая:
- Она не получит от меня ничего! Ничего! Знать ее не желаю!
Рафаэла тем временем уехала на свою фазенду – злая и обиженная на весь белый свет.
Отавинью отказался ехать вместе с нею и заодно отказался от фазенды.
- Мне ничего не нужно, - объяснил он Жеремиасу. – Жить с Рафаэлой я все равно не смогу. Вернусь в Соединенные Штаты, буду там работать. Спасибо вам за все. И – простите меня.
После его отъезда Жудити передала Жеремиасу письмо, в котором Отавинью признавался, что под влиянием Рафаэлы в какой-то момент поддался искушению получить все наследство.
«Теперь я глубоко в этом раскаиваюсь, - писал он, - и считаю себя не вправе пользоваться вашей добротой. Простите меня, если сможете».
- Я уже давно простил, - растрогано молвил Жеремиас. – Жаль, что не сказал тебе этого раньше. Но обязательно разыщу тебя, и мы вновь будем друзьями!

Решение о двойной фамилии новорожденного Филипе далось его родителям нелегко. Бруну, конечно же, поначалу возражал против этого, но Луана проявила завидную твердость, отстояв свою точку зрения.
- Мы оба с тобой – Бердинацци, - убеждала она Бруну, - значит, наш сын точно должен носить эту фамилию. Может, хоть в третьем поколении закончиться проклятая вражда? Не зря же ведь твои родители – Медзенга и Бердинацци – когда-то полюбили друг друга, положив начало возможному перемирию. Позже то же самое произошло с нами, но вражда чуть было не погубила нашу любовь. Теперь у нас родился сын, и я хочу, чтобы он никогда не испытал на себе этой чудовищной вражды, доставшейся ему по наследству.
Бруну было трудно представить, как можно воспылать родственными чувствами к Жеремиасу, но он пообещал Луане, что, по крайней мере, не станет прививать сыну ненависть к Бердинацци.
- Нам еще надо подумать, кто будет крестным отцом и матерью для Филипе, - напомнила Луана. – Я бы хотела взять крестными Режину и Жасиру, но ты, конечно, не согласишься.
- Да, если быть честным, то мне не хотелось бы… - признался Бруну.
- А что скажешь на счет Зе и Донаны? – улыбнулась Луана, чувствуя, что тут не будет возражений.
- Я сам привезу их сюда ради такого случая! – тоже улыбнулся Бруну. – Зе много усилий приложил, чтобы тебя найти, и я в благодарность подарил ему тысячу быков. Теперь он – мой компаньон. А друзьями мы стали с ним уже давно. Так что лучшего крестного для нашего Филипе и представить трудно.
На крестины Зе и Донана приехали вместе с Уере. Донана светилась от счастья, рассказывая об успехах своего воспитанника, уже научившегося читать.
- Его надо бы отдать в хорошую школу, к опытным учителям, - сказал Бруну и, увидев, как сразу погрустнела Донана, поспешил ее успокоить: - Парень будет приезжать к вам на каникулы, а потом, когда выучится, сможет грамотно вести хозяйство вместе с Зе.
Уере действительно был мальчиком смышленым и сразу понял, что судьбе угодно разлучить его с ласковыми Донаной и Зе, которых он к тому времени считал своими родителями. Но учиться ему тоже очень хотелось! И, подумав несколько секунд, он продемонстрировал мудрость, на какую бывают способны  только дети. Уткнувшись Донане в подол, стал утешать ее:
- Мама, ты не грусти, пожалуйста. Я тоже по тебе буду очень скучать, но мне ведь надо учиться. Я буду приезжать к вам на все выходные, а потом приеду насовсем – когда научусь летать.
Растроганная Донана улыбнулась и вытерла повлажневшие от слез глаза.
Пора было отправляться в церковь, на крестины Филипе и Маркуса Роберту.
Крестными своего сына Лилиана выбрала Лию и Арарасиу. Взволнованные, торжественные, они уехали в церковь заранее. Чуть позже туда прибыли и бабушки – Роза и Лейя. Обе выглядели не слишком веселыми, хотя причины их грусти были разными: Роза сожалела, что радость дочери не может разделить покойный Роберту, а Лейя чувствовала себя чужой на этом семейном празднике.
Из церкви она поехала в свою одинокую квартиру, не в силах видеть, как радуются обретенному  счастью Бруну и Луана.
Все остальные отправились в дом Бруну, где их уже ждал празднично накрытый стол.

Семейное торжество было в самом разгаре, когда пришла печальная весть из стана безземельных крестьян: Бия сообщила Луане, что Режину был убит во время переговоров с землевладельцами.
- Господи, он погиб так же, как сенатор Кашиас, - опечалилась Луана. – Когда же кончится это кровопролитие?
На похороны она отправилась в сопровождении Бруну, который не мог отпустить ее туда одну.
Там он, к своему удивлению, увидел Шикиту, с которой не так давно познакомился при не менее печальных обстоятелствах – во время похорон Кашиаса.
- Простите, вы – Шикита? – подошел он к ней. – Я не обознался?
- Вам кажется странным, что я здесь? – спросила та в свою очередь.
- В общем, да, - пробормотал Бруну.
- Нет, все закономерно. Я считаю своим долгом продолжить дело Роберту Кашиаса, - просто, без всякого пафоса произнесла Шикита. – Он мечтал,, чтобы земельная реформа протекала мирно. И я не пожалею сил для осуществления его мечты. Так что мое место здесь, среди этих людей. Я теперь и живу здесь, вместе с ними.
- Дай Бог вам удачи, - только и мог сказать Бруну.

По мере того как приближалась дата суда, Маркус становился все более подавлены и уже почти не верил в возможность оправдательного приговора.
- Ты что, заранее сдался? Струсил? – взывала к его самолюбию Лия, пытаясь вывести брата из апатии. – Надо же как-то защитить себя! По крайней мере, надо быть готовым к защите, а ты, похоже, опустил крылышки.
- Но Валфриду требует от меня невозможного! – рассердился Маркус. – Он хочет, чтобы я рассказал на суде, как Ралф избивал маму!
- Так это же понятно. Валфриду ищет для тебя оправдательные мотивы.
- Разумеется, - согласился Маркус. – Но ты забываешь, что на суде будет мама. Я не могу подвергать ее такому унижению!
- Маме придется это вытерпеть, - жестоко заявила Лия, - потому что на карту поставлена твоя жизнь.
- Позволь мне самому распоряжаться своей жизнью! – раздраженно ответил сестре Маркус.
Адвокат Валфриду, обеспокоенный настроением своего подзащитного, обратился за помощью к Бруну:
- Все наши усилия могут пойти прахом, если Маркус не настроится должным образом на собственную защиту. Помогите ему. Только вы в силах повлиять на него. Когда он зарывал того беднягу в песок, то мстил даже не столько за мать, сколько за вас, от вашего имени. Поверьте мне, вы для Маркуса – божество.
- Ну, это, по-моему, преувеличение, - смутился Бруну. – Я знаю, Маркус любит меня. Но он любит и свою мать. Именно поэтому ему будет трудно сказать на суде все, что вы от него хотите услышать. И тут я бессилен что-либо изменить. Поговорите с моей бывшей женой, может ей удастся повлиять на Маркуса.
- Что ж, если проблема упирается в сеньору Лейю, то мне, вероятно, придется менять тактику защиты, - молвил в задумчивости Валфриду.
В тот же день он встретился с Лейей и рассказал о психологическом сломе Маркуса.
- Я опасаюсь, что он действительно не сможет быть откровенным перед судом, так как не захочет выставлять вас на всеобщее осуждение.
- Но мне все равно, как на меня посмотрят судьи! Лишь бы они оправдали моего сына.
- Значит, вам придется рассказать все в деталях о ваших взаимоотношениях с убитым, в том числе и о его альфонстве, и о побоях… Сделать это нелегко, потому что подсудимой будете выглядеть вы, а не Маркус. Но чтобы спасти его, мы должны вызвать у присяжных антипатию к вам и, как следствие, сочувствие к Маркусу.
- Я сделаю все, что вы считаете нужным, - твердо произнесла Лейя.

И вот настал день суда.
Бруну вместе с дочерью и зятем, а также Лилиана сидели в зале заседаний. Лейя же, как свидетельница, пока не была допущена до слушаний.
На вопросы судьи Маркус отвечал коротко и глухо, что особенно беспокоило Бруну. Неужели сын все-таки решил скрывать истинную причину нападения на Ралфа?
- Вы подтверждаете, что вместе с Жералдину закопали жертву в песок? – спросил судья.
- Да. Только я сделал это один. Жералдину просто находился поблизости.
«Ну вот, начинается! – в отчаянии подумал Бруну. – Он пытается усугубить свою вину».
- Вы были знакомы с потерпевшим? – задал следующий вопрос судья.
- Да. Он был любовником моей матери, - ответил Маркус, и у Бруну немного отлегло от сердца.
- Связь вашей матери с Ралфом Гомесом и стала причиной преступления? – продолжил допрос судья.
Маркус на мгновение задумался, а потом ответил.
- Возможно. Я в тот момент не думал о причинах своей неприязни к этому человеку. Могу только сказать, что вовсе не хотел его смерти.
- Вы не предполагали, что он может захлебнуться во время прилива? – уточнил судья.
- Да я вообще даже не вспомнил о приливе! – раздражено бросил Маркус.
Судья велел ему садиться и попросил ответить на те же вопросы Жералдину.
Тот не принял жертвы Маркуса и сказал, что помогал ему закапывать Ралфа в песок.
- Вы знали о любовной связи сеньоры Медзенги с потерпевшим?
- Да. Гомес любил устраивать свидания на яхте со своими женщинами. Это проходило, считай, у меня на глазах, - ответил Жералдину, несколько забегая вперед.
- Мы еще вернемся к этой теме, а пока прошу садиться, - сказал ему судья.
Затем он стал вызывать свидетелей, и первым из них оказался Кловис. Он показал, что выполнял поручения Бруну и Орестеса, наблюдая за их женами, а потому доподлинно знает, что Ралф избивал обоих своих любовниц. Судья тот час же ухватился за эту ниточку и спросил, как отреагировали обманутые мужья, получив информацию от детектива.
- Насколько мне известно, сеньор Бруну сразу же после этого развелся с женой. А вот сеньор Орестес… Он попросил меня найти подходящих парней, которые бы избили Ралфа Гомеса. И я таких людей нашел.
Парни, избившие Ралфа, подтвердили все, что сказал Кловис, и следующей перед судом пристала Сузана.
Она мужественно призналась, что была влюблена в Ралфа и терпела от него все унижения, включая и побои, которые он позволял себе, будучи пьяным.
Бруну восхитился поведением Сузаны и подумал, что у Лейи вряд ли хватит духу на такую же откровенность.
- В каком состоянии был Гомес, когда люди, нанятые вашим мужем, ставили его на пляже? – задал свой вопрос Валфриду.
- Ралф был избитый, пьяный и без сознания, - ответила Сузана.
- Он лежал вдалеке от воды или на линии прибоя? – уточнил Валфриду.
- Насколько я помню, он лежал почти у самой воды.
- А как вы считаете, он смог бы самостоятельно передвигаться по берегу, чтобы уйти от воды во время прилива?
Прокурор заявил протест, и Сузане не пришлось отвечать на этот сложный вопрос.
Наконец в зал заседаний была приглашена Лейя, которую прокурор буквально засыпал вопросами:
- Как объяснить то, что вы не опознали в убитом Ралфа Гомеса?
- Я очень нервничала, когда увидела это распухшее, изуродованное лицо. Узнать Ралфа было невозможно.
- А медальон и цепочка? Вы их тоже не узнали.
- Это же не какой-то редкий медальон. Я не могла быть уверенной, что он принадлежал Ралфу.
- А почему вы лгали, будто Гомес звонил вам, хотя он в это время был уже мертв?
- Какой-то мужчина, видимо, пьяный, несколько раз набирал мой номер. Но я сразу же отключала телефон, думая, что это звонит Ралф, с которым у нас в то время уже не было никаких отношений.
- А я считаю, что вы просто хотели отвести подозрения от сына! – заявил прокурор, тут же получив замечание от судьи.
Валфриду счел необходимым переломить ситуацию и представить Лейю в глазах присяжных не как любящую мать, стремящуюся любой ценой защитить сына, а как безответственную женщину, доставшую немало страданий своим близким.
- Действительно ли вы содержали Ралфа Гомеса на средства вашего мужа? – задал он первый нелицеприятный вопрос.
- У меня был свой счет… - несколько растерялась Лейя.
- Но ведь вы никогда не работали, насколько мне известно, - продолжал гнуть свое Валфриду.
- Да, можно сказать, что деньги, которые я давала Ралфу, на самом деле принадлежали моему мужу, - подтвердила Лейя, вспомнив о своей договоренности с Валфриду и полностью доверившись ему: если он задает именно этот вопрос, значит, так надо.
- Скажите, - продолжал Валфриду, - часто ли вас избивал потерпевший и приходилось ли моему подзащитному видеть следы побоев на вашем лице?
- Да, часто, - твердо ответила Лейя. – И Маркус несколько раз видел меня в синяках.
Ропот возмущения пробежал по залу. Судья вынужден был попросить тишины.
Но тут сдали нервы у Маркуса.
- Оставьте маму в покое! – неистово закричал он. – Она ни в чем не виновата! Я сам убил этого подонка и готов ответить за все.
Эффект, на который делал ставку Валфриду, был достигнут. Судья, сочувственно глядя на Маркуса, объявил перерыв.
Лилиана и Лия были в шоке. Лейя же, сохраняя выдержку, объяснила им, что все идет по плану Валфриду. Бруну благодарно пожал ей руку.
После перерыва прозвучала обвинительная речь прокурора и затем выступил Валфриду. Упор он сделал на безнравственное поведение Лейи, доведшей сына до крайнего эмоционального возбуждения, в котором тот и зарыл Ралфа в песок, а так же на тяжесть побоев, нанесенных потерпевшему людьми Орестеса. Действия же Маркуса он квалифицировал как хулиганство, обусловленное мотивами, заслуживающими если не оправдания, то по крайней мере сочувствия.
И присяжные вняли его призыву: Маркус и Жералдину были осуждены на год условно.