Не сочтите привередливым но надежда на Марию Злюку. Перевыложите пожалуйста книгу, я понимаю что зрение это мои личные проблемы, но даже после увеличения фоток brunetki мои глазки отказываются читать

Кто сможет выложить книгу? В библиотеках нету(((

Глава 2

Женщину, которая явилась в дом префекта в праздничные дни и принесла на руках младенца, сына Бартоломеу, звали Арлете, и у неё была своя совсем невесёлая история, которая стала ещё печальнее с нежданной смертью Бартоломеу.
Однако начинать её нужно с самого начала. В небольшом уютном домике неподалёку от порта жил вдовец с тремя дочерьми - Арлете, Розой и Сесилией. Девочки ходили в школу, бегали купаться в море, хлопотали по хозяйству, и все три обещали стать красавицами. Раньше всех это понял полковник Журандир, аристократ, жуир и сластолюбец, охотник за едва расцветшими розочками. Порт и кварталы, прилегающие к порту, Журандир сделал местом своей охоты. Большеглазые тонконогие овечки и не подозревали, какая им грозит опасность, когда добрый взрослый дядюшка угощал их то конфеткой, то пирожным. Дело кончалось трагедией: он заманивал одну из овечек в дом и насиловал. Но всё ему сходило с рук. Нищих девчонок было полным полно, и никому дела не было до их счастливой или несчастной судьбы. А вот полковник был отпрыском старинного рода, богатым и уважаемым в верхнем городе человеком.
Арлете в своём семействе подросла первой, у неё не было матери, которая предостерегла бы её от опасности, растолковав, что к чему, и она пала жертвой сластолюбца. Бедняжка всё рассказала сёстрам и отцу, тот пришёл в страшную ярость и не нашёл ничего лучшего, как выгнать несчастную дочь из дома. Двум другим дочерям он запретил к ней подходить, с ней видеться. Что оставалось делать бедной Арлете? Где она могла найти приют? Только у доны Клотильды Маримбас, в её борделе. Надо сказать, что дона Коло, так называли Клотильду её близкие друзья и знакомые, была далеко не самой худшей из хозяек подобных заведений. Она относилась к своим девочкам чуть ли не по-матерински.
Роза, наученная горьким опытом сестры, не попалась на удочку Журандира. Не в пример мягкой и покорной Арлете, Роза была резкой, решительной и деятельной. Журандира она на пушечный выстрел не подпускала к себе и во все глаза следила за младшей Сесилией, тоже очень послушной и кроткой девочкой, опасаясь за её судьбу. Отец их умер, когда у Розы уже появился жених. Его звали Отасилиу, и был он начинающим адвокатом. После смерти отца Роза стала постоянно видеться с Арлете и всегда уговаривала её вернуться домой. Арлете не соглашалась, её репутация была погублена, и она боялась отпугнуть женихов своих сестёр, боялась испортить девочкам жизнь.
Но случилось чудо, Арлете познакомилась с Бартоломеу, и они полюбили друг друга. Арлете стала подумывать, не вернуться ли ей и в самом деле домой. Она ничего не ждала от своего возлюбленного, ничего от него не требовала, а просто его любила. Забеременев, она всё медлила и не открывалась Бартоломеу, не желая, чтобы дитя любви стало орудием принуждения. Первой она решила открыться Розе и послушать, что та скажет. Но Роза опередила её, заговорив о своём.
- В воскресенье я выхожу замуж, - объявила она, как только увидела сестру. - Ты будешь моей посажёной матерью. Будешь стоять рядом со мной в церкви, мы - сёстры и должны быть всегда вместе.
- Бог вспомнил обо мне, - со слезами на глазах сказала Арлете, и больше ничего уже не могла сказать.
Про себя Арлете решила, что после замужества Розы в самом деле переберётся в свой родной дом, родит ребёночка и будет его воспитывать. У неё появилось будущее, и она почувствовала себя счастливой. С этим решением она и отправилась к доне Коло, сообщила, что ждёт ребёнка и скоро уедет от неё. Дона Коло сочувственно посмотрела на девушку. Сколько подобных историй она видела на своём веку! И это были печальные истории.
- Ты хочешь растить своего ребёнка одна? - спросила она.
- Да, - просто и сердечно ответила Арлете. - Но я буду не одна, мне будет помогать Еманжа. Ей я буду молиться, чтобы мой ребёнок вырос сильным, здоровым и добрым, и она не оставит меня.
Растить одной ребёнка отваживалась далеко не каждая девушка. Дона Коло и раньше относилась к Арлете с уважением, теперь же прониклась ещё большим. Но из её опыта, бездетные были благополучнее. На всякий случай она предложила Арлете и этот выход. Арлете отказалась наотрез. Дона Коло попросила её хорошенько подумать, ведь обратного хода уже не будет.
- Я обо всём подумала, - кротко, но твёрдо ответила Арлете.
Дона Коло решила, что по мере сил будет помогать девушке, но вслух этого не сказала: работа у них была особая, и дисциплина тоже.
Поговорив с доной Коло, приняв решение, Арлете почувствовала, что готова сообщить свою новость Бартоломеу. От него уже не зависела ни её судьба, ни судьба её ребёнка.
А Бартоломеу обрадовался. Арлете увидела, что он по-настоящему счастлив. И тоже почувствовала себя счастливой.
- Я словно предчувствовал, какую ты мне подаришь радость, - сказал он. - Посмотри, что я тебе привёз.
Он достал из кармана коробочку и протянул ей. В коробочке лежало очень красивое золотое кольцо.
- Это кольцо моей матушки, семейная реликвия. Надень его в знак нашего обручения. Подожди ещё два-три дня, я всё приготовлю, приеду за тобой и заберу тебя отсюда. Больше мы с тобой не расстанемся. Ты будешь моей женой, любимой, ненаглядной.
Арлете от счастья расплакалась.
Когда дона Коло увидела кольцо на руке Арлете, услышала, что та собралась замуж, то покачала головой и ничего не сказала. Ни одна из её девушек не вышла замуж, хотя многие надеялись, многие собирались...
В день свадьбы Розы полковник Журандир воспользовался тем, что юная Сесилия осталась без присмотра, и совершил над ней насилие. Бедная девочка от отчаяния и ужаса покончила с собой. Роза, увидев бездыханное тело сестры, отправилась в любимое кафе полковника, где он сидел и попивал кофеёк, и прикончила негодяя пятью выстрелами из отцовского карабина на глазах у завсегдатаев.
- Я рада, что покончила с этой мразью. Он получил по заслугам здесь, а в аду получит остальное, - сказала Роза подоспевшим полицейским.
Розу увезли в тюрьму, Отасилиу был в отчаянии. Он ещё не закончил учёбу, не мог выступать как адвокат, не мог защищать свою любимую.
- Но я позабочусь, чтобы на защиту справедливости встал самый лучший из адвокатов! - пообещал он себе.
На следующий день от сердечного приступа умер Бартоломеу. Арлете осталась на свете одна. Нет, неправда, у неё был ребёнок, ради которого она должна была жить. Дона Коло предложила ей остаться до родов у неё и дала лёгкую работу по хозяйству. Арлете приняла её предложение с благодарностью. Она навещала сестру в тюрьме, и Роза, узнав о будущем племяннике, твердила Арлете одно и то же:
- У твоего ребёнка есть родня. У него есть права на наследство. Пойди с ним к брату Бартоломеу. Он должен позаботиться и о тебе, и о маленьком.
К тому времени, когда Арлете родила сына, Феликс стал законным наследником, пройдя все юридические процедуры, а Роза была осуждена на многолетнее тюремное заключение.
В день, когда её отправляли в тюрьму, где она должна была отбывать наказание, Отасилиу рыдал от беспомощности и отчаяния.
Роза смотрела на него с сочувствием, потом сказала:
- Не убивайся так. И не жди меня. Живи своей жизнью, женись, заведи детей. Когда я выйду на свободу, мы будем совсем другими. Мы можем даже не узнать друг друга. Ты понял меня? Я запрещаю тебе меня ждать.
Её слова показались Отасилиу дикостью, но со временем он понял их смысл и оценил по достоинству. И если потом вспоминал Розу, то исключительно с благодарностью.
Арлете не сразу решила добиваться справедливости. Но советы сестры, доны Коло, да и многих других убедили её, что она должна получить хотя бы малую толику того, чем по праву мог бы владеть её сын. Чем больше она думала, тем отчётливее понимала, что Феликс Геррейру и его жена должны выделить своему племяннику хоть какую-то сумму на содержание, а потом и на учёбу.
В день праздника, устроенного в честь нового префекта, она взяла малыша и распрощалась с доной Коло.
Каков бы ни был исход её знакомства с новыми родственниками, Арлете не собиралась оставаться с малышом в борделе. Она надумала жить с ним в доме, где жила вместе с сёстрами и часть которого по-прежнему ей принадлежала. По дороге она остановилась перед статуей богини моря Еманжи, которую почитали все жители нижнего города, протянула ей мальчика и сказала:
- Возьми моего сына! Нет у него других защитников, кроме тебя. Помоги ему вырасти добрым и хорошим человеком, и пусть он служит во славу твою всю жизнь!
Когда Адма, выслушав Арлете, передала её в руки Эриберту, та поняла, на какую участь её обрекают. И попыталась вырваться. Но жёсткая мужская рука крепко держала её.
- Посмей только! Убью на месте.
И Арлете покорилась. Приняла свою участь с облегчением. Потеряв Бартоломеу, она не хотела жить. Втайне она надеялась, что родня Бартоломеу признает племянника, возьмёт мальчика к себе, и тогда она спокойно последует за своим возлюбленным. Но судьба сулила иное. Арлете шла и молилась Еманже, чтобы та не оставила невинного младенца без помощи.
- Он твой, - шептала она. - Я отдала его тебе. Не оставь его, не оставь!
Для Эриберту Арлете была одной из портовых шлюшек, прижившей неведомо от кого пащенка. Пристрастие именно к этой шлюшке его бывшего хозяина Бартоломеу было Эриберту известно. Знал он и о ребёнке. Но тем больше видел оснований для того, чтобы от обоих избавиться. Дона Адма была права. Сто раз права. Тысячу раз права. Эриберту готов был помочь ей, и с большим удовольствием. Тем более что и сам, наконец, сделается богатым человеком, а от богатства до уважения один шаг. Он ещё всем покажет, каков в деле Эриберту! Если вся контрабанда будет принадлежать ему, то он развернётся! Ему по душе это опасное дело! Да и денег никогда не бывает много. Пусть их будет как можно больше!
Эриберту вёл Арлете к причалу, искоса поглядывая на корзинку с младенцем, которую она несла в руках. Когда он подтолкнул её к лодке, она попыталась было сопротивляться, но он на неё прикрикнул, пригрозил, и она покорно влезла в лодку, продолжая про себя молиться богине моря Еманже, которой поручила своего сыночка, прося для него жизни, а не смерти. Арлете сидела на скамейке, крепко прижимая к себе корзинку, на глазах у неё блестели слёзы. Эриберту смешно было на неё смотреть. Адма вцепилась бы ему в горло. Или выдумала что-то такое, от чего и чертям стало бы тошно. А эта...
Он грёб, налегая на вёсла, и, когда счёл, что отплыл достаточно далеко, собрался приняться за дело. Женщина всё поняла. И избавила его от греха душегубства: сама пустила корзинку по волнам, сама прыгнула за борт. Некоторое время она барахталась на поверхности, а потом пошла ко дну. Зато корзинка качалась на волнах, словно маленький кораблик. Эриберту собрался её нагнать, но тут налетел престранный порыв ветра, лодку погнал в одну сторону, корзинку в другую. Разыгрались волны, обрушились на лодку Эриберту, он вмиг промок до костей. На секунду он подумал, что не быть в живых и ему. Но, также внезапно ветер стих. Эриберту огляделся: стеклянная голубая гладь вокруг, нигде никакой корзины. «Утонула, - удовлетворённо подумал он, - да и как было уцелеть в такой круговерти?» Взялся за вёсла и стал грести к берегу.

Эриберту не верил в чудеса, а напрасно. Корзинку прибило к рыбацкой лодке, и подхватил её рыбак по имени Фредерику. Только что у себя на катере он принимал роды у своей жены Эвлалии. Вёз к врачу, в больницу, но не успел. Начались роды. Их сынок родился мёртвым. А как они его ждали! Как радовались! Как любили! Теперь собралась за сыном следом и Эвлалия, она лежала, едва дыша, прикрыв глаза. Фредерику чувствовал, что она вот-вот уйдёт, и молил Еманжу, чтобы вернула сына к жизни, и тогда к жизни вернётся и мать.
- Сделай это, - просил он, - и я клянусь, что никогда больше не выйду в море!
Он клялся скорее жене, которая так просила его перестать заниматься контрабандой, чем великой и всемогущей Еманже. Стоило ему произнести свою клятву, как перед собой он увидел плывущую по волнам корзинку. Её прибило прямо к борту катера. Фредерику выловил её, открыл и не поверил собственным глазам: в ней лежал крепенький мальчуган. Он взял его на руки и поднёс жене. Надежда вспыхнула в его сердце.
- Лалинья! - окликнул он её, - посмотри на нашего малыша. Ты видишь, какой он здоровенький! Ты так нужна ему!
Лалинья открыла глаза, улыбнулась мужу и тихо-тихо сказала:
- Я рада, что он такой большой и крепкий! Мы зачали его на этом катере, в море. В море он родился. Принеси мне морской воды, я окрещу его.
Фредерику подал ей воды, и она, окропив малыша, произнесла:
- Нарекаю тебя именем Гумерсинду. Будь добрым и хорошим человеком.
Она крепко прижала к себе ребёнка и замолчала навсегда.

Фредерику вернулся в Порту-дус-Милагрес с сыном, без жены. Он никому не сказал, что в глубины моря опустил не только жену, но и собственного ребёнка. Франсишку, брат Фредерику, и невестка Рита оплакали бедняжку Эвлалию. Рита взяла на себя заботу о маленьком Гумерсинду. Фредерику и словом никому не обмолвился, что это не его сын, что младенца послала ему Еманжа в обмен на страшную клятву. Золотое кольцо, которое он нашёл у мальчика в пелёнках, Фредерику спрятал. После смерти жены, он стал угрюмым и молчаливым, но этому никто не удивлялся. Удивлялись другому: Фредерику, лучший рыбак и отчаянной смелости парень, перестал выходить в море.
- Я дал обет Еманже, - объяснил он невестке и брату, - и я его не нарушу.
Но прошло несколько недель, и Фредерику нарушил свой обет. Буря застигла его брата в море. Рита металась по берегу и молила рыбаков о помощи, но они смущённо и неловко отворачивались: отправляться в море было чистым безумием. И тогда она стала кричать на Фредерику, упрекая его в трусости.
- Я не боюсь, - тихо ответил он. - Если бы не обет, я бы не думал ни секунды.
- Ты не рыбак, если бросаешь в беде брата, - крикнула Рита. - Еманжа не даст вам больше рыбы! Ты забыл о законе рыбаков? Нельзя оставлять человека в беде!
Фредерику посмотрел на заплаканное лицо Риты и двинулся к катеру. Очень скоро Рита потеряла его из вида среди разбушевавшихся волн.
Рита не ушла с берега. Она встала на колени и молилась Еманже, чтобы та простила Фредерику его обет, чтобы помогла ему спасти брата.
Бури утихла к утру, и по спокойным водам к берегу причалили две лодки, Фредерику удалось спасти своего брата Франсишку.
Все рыбаки праздновали возвращение Шику, а Фредерику метался на постели в горячке. У его изголовья сидела Рита и ждала, когда же Шику приведёт врача.
- Мне холодно, я весь изо льда, я умираю, Рита, - проговорил вдруг отчётливо Фредерику, - но я не могу уйти и унести свою тайну с собой.
Рите показалось, что больной бредит, она попыталась успокоить его, но тот настойчиво продолжал:
- Не оставь мальчика, которого я привёз с собой, Рита. Это не мой сын, его подарила мне Еманжа. Он вышел из её чрева, приплыл по волнам в корзинке.
Рита положила на пылающий лоб Фредерику прохладную руку. Поскорее бы приходил доктор. Бедный Фредерику! Чего только ему не мерещится в горячке!
Но Фредерику вполне разумно в нескольких словах рассказал о мёртвом ребёнке, о своей молитве и чуде с корзинкой, а потом попросил достать шкатулку и взять из неё кольцо. Рита послушалась. Действительно, в шкатулке лежало изящное золотое кольцо.
- Сбереги его, - сказал он. - Я уверен, настанет день, и оно очень пригодится Гуме.
Потрясённая Рита смотрела на кольцо как завороженная, она не могла оторвать от него глаз. Когда её взгляд обратился к Фредерику, он уже не дышал. Врач приехал только для того, чтобы засвидетельствовать смерть.

Шику был на похоронах как каменный, Рита горько плакала. Она невольно винила себя в смерти Фредерику и утешалась только тем, что на небе ему лучше, чем на земле, потому что там он вместе со своим сыном и своей Лалиньей. Франсишку после смерти брата стал попивать, а потом, перестал, и ночевать дома. Рита поняла, что у него появилась другая женщина. Рита не ждала от Шику такого предательства. К одному горю прибавилось другое: ценою жизни Фредерику она спасла своего любимого, но он разлюбил её. Она попыталась образумить Шику, поговорить с ним, но у неё ничего не получалось. Трезвый Шику угрюмо отмалчивался, возможно, чувствуя свою вину, а пьяный кричал, что она виновата в смерти его брата.
- Ты пошла против Еманжи! - повторял он, - От тебя только и жди, что несчастья!
Сначала Рита терпела его выходки, но в сердце её копилось всё больше горя и горечи.
«Может, я и впрямь приношу всем несчастье? - стала думать она. - Может, я навлеку его и на Шику, и на маленького Гумерсинду? Видно, всерьёз рассердила Еманжу, если она отняла у меня любовь Шику».
Ради Шику Рита ушла из родного дома, жила с ним невенчаной, но если он разлюбил её, то могла ли она оставаться под его крышей?
Как ни больно было Рите, но в одно прекрасное утро она собрала, свои вещи и тихонько выскользнула из дома, мысленно попрощавшись с ним навсегда.
Так маленький Гума, снова осиротел. И обрести семью ему удалось далеко не сразу.
Рита уехала в маленький городок Валенсу, устроилась работать к вдовцу с маленьким сынишкой. Этот мальчик, Руфину, хоть и был чёрненьким, но всё равно напоминал ей Гуму, к которому она успела привязаться, и при мысли о котором у неё обливалось сердце кровью. Что удивительного, если спустя несколько месяцев вдовец искренне привязался к Рите? Бог ничем её не обидел: ни красотой, ни добрым сердцем, ни трудолюбием. Скрепя сердце, Рита приняла ухаживания вдовца. Её жизнь всё равно была кончена, сердце её принадлежало Шику. Но Шику обвинил её во всех грехах, надеяться было не на что, а жить дальше было нужно. Всю свою любовь она отдала маленькому Руфину. Прошло ещё сколько-то времени, и Рита забеременела, а потом родила дочку, которую назвала Селмой. Счастье Риты было в детях, им она отдавала всю свою заботу и любовь. Жизнь шла своим чередом, сердечная рана Риты затянулась бы со временем окончательно, не получи она письмо от Шику.
Франсишку опомнился не сразу. Ещё какое-то время после ухода Риты он топил горе в вине, забываясь в объятиях своей новой привязанности. Маленьким Гумой в это печальное время занимались сердобольные соседи. Потом до воспалённого мозга Шику дошло, что Риту он не увидит больше никогда в жизни. Открытие так потрясло его, что он сразу протрезвел. Потеря за потерей - брат, невестка, жена... А племянник? Неужели он в своём пьяном угаре лишился и племянника? Гуму привели соседи, и, взяв его на руки, Шику расплакался. Вместе со слезами вышла из его сердца и чернота. Он понял, что жить без Риты не может, и с тех пор стал искать её. Гуму он не отпускал от себя, уходя в море, брал мальчика с собой: если уж суждено погибнуть, так лучше вместе. Именно тогда и выяснилось, что Гума находится под особым покровительством богини Еманжи: если Гума был в лодке, улов у Франсишку был удивительный. А если мальчик вдруг болел и оставался у соседки, которая помогала им по хозяйству, рыба не ловилась. Да и в море Гума чувствовал себя едва ли не лучше, чем на суше. Шику очень привязался к племяннику, и сердце у него уже болело не только из-за себя, но и из-за мальчика, которому нужна была мать. Наконец, он отыскал Риту. И послал ей письмо. Любовное, страстное, тоскующее. Влюблённый Шику вновь принадлежал только ей одной. Рита не устояла. Она примчалась в Порту-дус-Милагрес. Понимая, что не может вернуться к Шику, она хотела повидаться с ним. Шику ждал её. Он был так нежен, так страстен, а маленький Гума выглядел так по-сиротски, и дом, и хозяйство были так заброшены, что сердце Риты облилось кровью. Но она ничего не пообещала Шику, когда уезжала в свою Валенсу. Да и как она могла что-то обещать? Однако в Валенсе её ожидал сюрприз. Новый её муж нашёл письмо Шику, прочитал его, забрал детей и уехал неизвестно куда. Рита расспросила всех соседей, но никто не мог ей сказать, куда он делся. Рита прожила несколько недель в ожидании. а потом собрала свои вещи и переехала к Шику. Но прошло ещё несколько месяцев, и в Порту-дус-Милагрес прямо в дом Шику, заявился второй муж Риты с детьми. У неё недостало духу сказать Шику правду, она выдала его за своего родственника, недавно потерявшего жену. При этих словах Микаэл, так звали её второго мужа, внезапно посмотрел на неё:
- Потерял? Я её навсегда потерял? - спросил он.
- Да, Микаэл, ты потерял её навсегда, - повторила Рита, хотя сердце её кровоточило, и с тех пор не переставало кровоточить.
Микаэл поселился неподалёку, скоро привёл к себе в дом женщину, чтобы она ходила за Руфину и Селминьей, и жил с ней, как с женой. Видимо, он крепко любил Риту, если пожалел её и не открыл правды Шику. Рита частенько забегала к «родне», постоянно ей помогала. Руфину считал Гуму братом. Селминья росла своенравной, капризной, неуживчивой. Но что можно ждать от ребёнка, который растёт на чужих руках? У Риты между тем родилась вторая дочка, от Шику, назвали её Луизой. Забот у Риты прибавилось. Она стала реже бывать у «родни», потом, и совсем, почти перестала. Там семья, чего ей там делать?
Но о детях тосковала, потому что очень была к ним привязана. Микаэл не зажился на свете. Женщина, которая жила с ним, не осталась с приёмными детьми. Руфину и Селминья подростками остались одни, Рита за ними только присматривала, но при такой жизни разве за всем усмотришь? Да и какой у тебя авторитет, если ты дальняя родня, тётя с соседней улицы? Одним словом, Селминья рано начала гулять с мальчиками, а потом и вовсе с пути сбилась. Руфину сначала увещевал сестру, уговаривал приняться за ученье или выбрать какое-то ремесло. Но у него ничего не вышло. И тогда он выгнал сестру из дома, объявив, что она его позорит. Селминья уехала из Порту-дус-Милагрес. Рита не спускала глаз с Луизы, а за старшую дочь, которую Руфину выгнал из дома, молилась каждую ночь со слезами. Что ещё она могла сделать? Давнее малодушие обернулось вечной кровоточащей раной. Она боялась потерять Шику, она его не потеряла, жила с ним душа в душу, и нельзя сказать, что была так уж несчастлива. Гума вырос и стал красавцем. Он дружил с Руфину, они всюду ходили вместе, и, глядя на них, у Риты душа радовалась. Что же касается Селминъи, то где она? Что с ней? Рита ничего о ней не знала. Она по-прежнему молилась о ней и надеялась, что, быть может, там, вдалеке, её девочка найдёт себе другую дорогу... Сердце у неё болело и за Шику. Он снова запил, и не на пустом месте. Эриберту отказался принять у него рыбу, сказал, что тухлая. Большего оскорбления Шику в своей жизни не слышал.
Шику сидел в своём любимом «Звёздном маяке», заказывал бутылку за бутылкой и никак не мог залить жар обиды. Выпивал стакан и жаловался дядюшке Бабау, хозяину:
- Рыба-то у меня была свежая, только что выловленная! Одна к одной. Да ты знаешь, какую я ловлю!
- Знаю, знаю, - поддакивал Бабау. - Вы с Гумой самые лучшие рыбаки на причале. - И, пытаясь отвлечь Шику, прибавлял: - Гуму твоего скоро в оганы посвятят. Мне мать Рикардина говорила.
Рикардина, высокая красивая негритянка, была свояченицей Бабау. Жена Бабау и Рикардина были родными сёстрами. Но никто бы этого не сказал, посмотрев на двух женщин. Вспоминая жену, дядюшка Бабау всегда вздыхал, но это был вздох облегчения. Насколько Рикардина была спокойной, уравновешенной и степенной, настолько его жена была вздорной, крикливой и неуживчивой. Очень скоро она его бросила, оставив ему маленькую Эсмералду, и Бабау был благодарен своей благоверной и за то, что оставила дочку, и за то, что сама ушла. В Эсмералде он души не чаял, правда, по мере того, как она подрастала, Бабау вздыхал всё чаще и чаще. Дочка, похоже, унаследовала не его миролюбивый характер, а материнский, упрямый и своенравный. «Ну да с её красотой и дурной характер не помеха», - умилённо думал Бабау. Беда была в том, что его дочка без памяти была влюблена в Гуму, они выросли вместе, парень относился к ней, как к сестре, а она вбила себе в голову, что станет его возлюбленной. Но Гума отмахивался от неё, как от надоедливой мухи, а Эсмералда с настойчивостью мухи вилась вокруг него. Но этой темы Бабау не касался. Что зря собственной дочери кости мыть? Вот если бы дело у молодёжи на лад пошло, они бы с Шику обсудили свадебку... А пока можно было и на другую тему потолковать: как Гуму выберут оганом.
Рикардина была матерью-настоятельницей святилища Еманжи. В порту все относились к ней с большим почтением, потому что через неё Еманжа изъявляла свою волю. Узнавала её Рикардина, гадая на белых камешках. Вместе со своими яос, девушками-послушницами, одетыми в белые туники, Рикардина совершала моления и жертвоприношения Еманже, и она же должна была совершить церемонию посвящения Гумы в оганы.
Слово «оган» означает любимец Еманжи. Еманжа сама указывает на того, кого избирает в свои любимцы, и случается такое совсем не часто. Избранный в оганы сохраняет это звание до самой смерти. Человек этот пользуется особым уважением, к его советам все прислушиваются, а главное, он приносит удачу всем начинаниям, в которых принимает участие, поэтому ни одно важное дело в нижнем городе не обходится без огана. И вот теперь такой важной персоной должен был стать Гума, племянник Шику.
Еманжа, которую так чтили рыбаки, их жёны и дети, указала на него Рикардине и назначила срок. Посвящение должно было произойти в тот же самый день, когда префект устраивал свой праздник.
- Выходит, у нас будет два праздника в один день, - откликнулся Шику, которому было необыкновенно приятно, что его племянник станет оганом.
- Выходит так, - подтвердил Бабау.
- Может, тогда Еманжа нам поможет, и наши неприятности кончатся, - вновь помрачнев, предположил Шику.
- Да не думай ты о неприятностях! - тут же отозвался Бабау. Неприятностей для нас, знаешь, сколько припасено?! Одни кончатся, другие начнутся.
- Твоя, правда, - согласился Шику и снова опрокинул стакан. - Так будет всегда, пока верховодить на причале, будет Эриберту. Сказать, что моя рыба тухлая! Да я сам, своими собственными руками, из него тухлятину сделаю!
- Ну-ну, не горячись! - стал успокаивать приятеля Бабау, покачивая головой. - Есть и другие средства найти управу на Эриберту, который мнит себя царьком, и самоуправствует, как вздумается. Знаешь, что предлагает, например, наш врач Родригу?
Родригу не так давно поселился у них в городе, но успел заслужить большое уважение тем, что лечил бедняков бесплатно, при случае давал им деньги на лекарство или сами лекарства. Был он человеком суровым, неулыбчивым, но очень сердечным и участливым.
- Он что, не только болезни лечит, но и горе людское? - спросил Шику с невесёлой усмешкой.
- Представь себе, лечит, - отозвался Бабау. Он повернулся к приятелю, опёрся руками о стойку, посмотрел ему в глаза и торжествующе произнёс: - Он предлагает рыбакам создать свой кооператив!
- Не очень-то я понимаю, что это такое, - пожаловался Шику. - Объясни!
- Если вы все соберётесь и будете сами продавать свою рыбу, то это и будет кооператив, - объяснил Бабау.
- Это хорошо на словах, а на деле как? Тут её не продашь, а далеко везти...
- Нужен холодильник, - подхватил Бабау, - и не простой, а на колёсах. Рефрижератор, так они называются. Но ведь если всем вместе собраться, да вложить хоть понемногу, то большая сумма соберётся. Глядишь, и купите.
Идея Шику понравилась. Он даже засмеялся, когда представил себе, как они натянут нос Эриберту, весело катя на собственном грузовике.
- А Родригу молодец! - одобрил он.
- Молодец, да не очень, - тут же отрезал Бабау.
- Это ещё почему? - обиделся за доктора Шику.
- То ли трус, то ли самому лечиться надо, - подмигнул Бабау приятелю. - По нему такая женщина сохнет, а он, видите ли, дружбу с ней водит! Ты бы стал с такой красавицей дружить, если она от одного твоего взгляда млеет? Розан душистый, а не женщина. А умница, какая! Придумать наших ребятишек учить, да ещё бесплатно! Мы все ей по гроб жизни обязаны. Она самой верной любви заслуживает, а не только дружбы.
- Про любовь, это ты, верно, говоришь, - подхватил заплетающимся языком Шику, который, пока Бабау рассуждал про Родригу, успел опустошить ещё пару стаканов. – Я всегда был за любовь. И сейчас, если попадётся мне красотка, отказываться не стану, сразу скажу: пойди сюда!
Встав, он неверными шагами направился к женской фигуре, появившейся в проёме двери.
К счастью, это была Рита, которая уже обегала всё вокруг, ища своего Шику. Она подхватила мужа под руку и скомандовала дочери:
- Бери отца за руку с другой стороны, и пошли домой.
Луиза нехотя стала помогать матери. Ей было стыдно идти с пьяным отцом по улице. А Шику, как нарочно, то и дело спотыкался, едва не падал в грязь и всё что-то пытался объяснить заплетающимся языком про рыбу и негодяя Эриберту.
- Мама, мне стыдно, - пожаловалась Луиза, - все знают меня как барышню, я в колледже учусь, а тут мы тащимся с такой образиной.
- Постыдилась бы! - гневно прикрикнула на дочь Рита. - Отцу не стыдно каждый день в робе на причал шагать, чтобы ты барышней ходила и белый хлеб ела? А тебе стыдно с ним рядом идти, когда у него беда случилась?
Луиза ничего не ответила и только насупилась. На глазах у неё выступили слёзы. Для неё худшей беды, чем идти с пьяным отцом, не было. Тут Шику в очередной раз поскользнулся и шлёпнулся прямо в рыбные очистки.
- Не могу, не могу я его держать, - всхлипнула Луиза, - меня от рыбного запаха стошнит!
И она бросилась через дорогу наперерез, лишь бы, быть подальше от родителей. Рита, поджав губы, потащила Шику дальше одна, но, услышав сзади взвизг тормозов, оглянулась. Посреди дороги лежала Луиза, возле неё стояла машина. Пока Рита, бросив мужа, бежала к дочери, вокруг Луизы уже столпились те, кто вылез из машины. Водителем оказался молоденький мальчик, племянник учительницы Дулсе, он был бледен как полотно. Дулсе тоже была тут, она хлопотала возле Луизы, послав за Родригу. Без врача трогать девушку боялись. Луиза открыла глаза и увидела над собой лицо Фреда.
«Это, наверное, ангел небесный, меня встречает», - подумала она.
Но, тут же, узнала доктора Родригу, который присел на корточки и принялся осматривать её руки и ноги.
- Отделалась лёгким испугом, несколько синяков, и всё, - вынес он медицинское заключение. - Давай я помогу тебе встать.
Отасилиу, отец Фреда, случайно оказавшийся на месте происшествия, побледнел не меньше Фреда. Он-то знал, что Фред несовершеннолетний и не имел права вести машину по шоссе. Если пострадавшая обратится в суд, Фреду не поздоровится. Он тут же достал свою визитную карточку, на которой значилось, что он личный адвокат префекта, и вместе с деньгами протянул её Рите.
- Прошу простить нас всех, и если с девочкой всё в порядке, то я думаю, что мы обойдёмся без суда.
- Моя дочь виновата больше вашего сына, неслась очертя голову, не глядя по сторонам! - в сердцах ответила Рита, прижимая к себе дочь. - Денег мне от вас не надо, и в суд я подавать тоже не собираюсь. Всего доброго!
Она потянула за собой перепуганную Луизу, направляясь к ковылявшему по дороге Шику.
Фред стоял и смотрел им вслед.

Глава 4

Феликс, довольно потирая руки, вспоминал визит Ливии на фабрику. Девушка задержится, и не на одну неделю. Обещание, данное сыну, он выполнил, теперь нужно срочно готовить следующий этап. Феликс призвал к себе Эриберту и распорядился, чтобы тот сообщил всем его помощникам о приглашении на обед.
- В субботу, - уточнил он. - Отказов не принимаю. Приглашение равно приказу. Я жду Отасилиу, моего адвоката, Эпифанию, моего заместителя, тебя, моего главного помощника, Алешандре, моего сына, и жену Адму.
- Так точно, всем сообщу, - пообещал Эриберту.
- Сыну и жене не надо, они и так в курсе, - улыбнулся Феликс.

Приглашение префекта застало Отасилиу врасплох. В субботу они с Амаполой праздновали в своём загородном доме годовщину их свадьбы, пригласили гостей, закупили вина ц лакомства. Они как раз заканчивали украшать дом, когда по мобильнику позвонил Эриберту.
- Надо ехать, - озабоченно сказал Отасилиу. – Дети, если хотят, могут остаться здесь.
- А кто будет встречать наших друзей, скажи мне, пожалуйста, - возмущённо поинтересовалась Амапола. - Может быть, наши дети?
- Я расстроен не меньше тебя, дорогая, - отвечал Отасилиу, - но ничего не могу поделать. Ты сама понимаешь, всё, что у нас есть, мы имеем благодаря Феликсу. Я не могу ни отказаться от приглашения, ни перенести его на другой день.
- А годовщину нашей свадьбы переносить можно?! - продолжала возмущаться Амапола.
- У нас впереди целая жизнь, устроим торжество на следующий год, - с примиряющей улыбкой пообещал Отасилиу. - У префекта тоже, видимо, что-то очень важное. Иначе он не стал бы так внезапно нас собирать. Успокойся, пожалуйста, дорогая.
- Я спокойна, - зловеще произнесла Амапола, - и я в бешенстве.
Раздражение не оставляло Амаполу и в городе. Стоило ей вспомнить, что её лишили праздника, она готова была бить тарелки и кричать во весь голос. Ведь для праздника она приготовила такое потрясающее платье! Так мечтала в нём появиться! И не сомневалась, что будет самой эффектной, самой необыкновенной женщиной. Больше всего на свете Амапола любила быть в центре внимания. Ради этого она готова была на всё. Но её оставили, как маленькую девочку, без сладкого, и она была вне себя. Со своей яростью Амапола боролась при помощи тренажёра, и если бы этот велосипед двигался, то она, наверное, была бы уже на краю света.
Когда Амапола увидела в окно Дулсе, сестру Отасилиу, которая шла по дорожке, ей сразу стало намного легче. Она искренне любила Дулсе и рада была повидать её.

Дона Дулсе, организовавшая бесплатную школу для детишек нижнего города, с большим трудом добывала для неё деньги. Классы родители отремонтировали своими силами, но откуда взять парты? Их так не хватало. И всегда была нужда в учебниках, в тетрадях... Дулсе, молодая энергичная женщина, обивала пороги богатых домов, вела беседы с любым, кто мог оказать помощь, и рано или поздно хоть что-то, да получала. Предпраздничная пора оказалась очень удачной: рыбаки устроили ей сюрприз, на перепавшие от префекта деньги они купили парты. Дулсе сияла. Заглядывала в классы и не верила своим глазам - неужели дети больше не будут сидеть на полу? Неужели и у них всё будет как в настоящей школе? Узнав, что Амапола вернулась в город, она отправилась к ней, поделиться своей радостью. Заодно она хотела узнать, как дела у племянника Фреда. Да и племянницу Ану Беатрису она давно не видела.
Едва речь зашла о Фреде, Амапола стала делиться своим беспокойством. Нет-нет, дело не в судебных издержках, дело в его влюблённости. Похоже, Фред влюбился в ту самую девчонку, которую сбил. Его постоянно не бывает дома, он вечно торопится, вечно занят.
- А мне кажется, что влюблённость - это самое прекрасное состояние, - покраснев, заметила Дулсе.
- Самое прекрасное состояние для взрослых людей - это любовь, - решительно заявила Амапола. - Ты, Дулсе, должна взять свою судьбу в собственные руки. Когда мужчина не может решиться и сделать первый шаг, этот шаг делает женщина!
- Что ты имеешь в виду? – спросила Дулсе, краснея ещё гуще.
- Я имею в виду твои взаимоотношения с Родригу. Я прекрасно вижу, что ты любишь его. И уверена, что он любит тебя. Поэтому, ты должна просто-напросто его поцеловать. Поверь, он ответит тебе, и ты поймёшь, что твоя любовь взаимна. А он поймёт, что хочет поцеловать тебя ещё раз. Ты согласна со мной?
Дулсе застенчиво улыбнулась:
- Мне непросто сделать этот шаг, но, похоже, я решусь на него.
За кофе они обсуждали учебные перспективы в колледже Аны Беатрисы. Каникулы подходили к концу, и девочке предстояло снова жить в общежитии.
- Я вижу, она стала гораздо самостоятельнее, - сказала Дулсе.
- Самостоятельность в жизни всегда пригодится, - согласилась Амапола.
Вскоре Дулсе начала прощаться, из ума у неё не выходил совет Амаполы, она только о нём и думала.
Амапола пошла, проводить Дулсе, довела её до двери, и на крыльце подняла какую-то книжонку. Присмотревшись, она переменилась в лице. На обложке была изображена Роза Палмейрау, её соперница, бывшая невеста Отасилиу, которую Амапола никак не могла ни простить ему, ни забыть! Сколько ни убеждал Отасилиу жену, что Роза осталась в далёком прошлом, что невестой она была задолго до того, как они познакомились У Амаполой, несчастная женщина оставалась безутешной. Стоило возникнуть этой несчастной тени, как весь лад в семье Отасилиу пропадал. Вот и сейчас, едва только Амапола поняла, что ей подбросили книжку, прославляющую в стихах Розу-Справедливость, как стали называть её после подвига, она потеряла и покой, и душевное равновесие. Кроме боли и обиды, ничего больше для неё не существовало. Мало ей было одного горя, к нему прибавилось и второе. Такого груза она не могла выдержать!! Амапола со скорбным видом прошествовала в свою спальню и задёрнула шторы.
Переменился в лице и Отасилиу. увидев свою любимую женщину в таком состоянии. Он попытался развеять её скорбь, предложив «прогулку», которые они так любили совершать в своей уютной постельке. Но Амапола решительно отвергла это предложение, сказав замогильным голосом:
- Секс в нашем доме отменяется. Отправляйся на тренажёр.
Отасилиу дар речи потерял, услышав о такой страшной каре. А главное за что? Он не скрывал, что когда-то был влюблён в Розу. Но она так и не стала его женой. С тех пор прошло столько времени. А если быть совершенно точным, прошла целая жизнь. Он её счастливо прожил с Амаполой, они родили двоих детей, и было совершенно непонятно, почему прошлое должно отравлять настоящее? Отасилиу горько было видеть свою дорогую Амаполу страдающей из-за пустяков.
- Радость моя, опомнись, - попробовал урезонить её Отасилиу. - Забудь о Розе и посмотри на меня.
- Ты ничего не понимаешь! Удар мне нанесли в моём собственном доме, в моей крепости. Мне негде укрыться. Меня некому защитить.
- Но на тебя никто не нападает, - возразил Отасилиу.
- На меня напала тоска от одного вида этой ужасной женщины с пистолетом и кинжалом, которая может появиться в любую минуту и разрушить моё счастье.
- Своё счастье ты разрушаешь сама. И не только счастье, но и здоровье. Нельзя лежать пластом и ничего не есть.
- А я буду!
- Это были последние слова Амаполы, она замолчала и промолчала целую ночь, а потом целый день. Весь дом ходил на цыпочках из-за болезни мамы, Отасилиу не слезал с тренажёра, но домашние средства мало чему помогали.
- Не обратиться ли к доктору Родригу? - спросил сам себя вслух Отасилиу, крутя изо всех сил педали тренажёра.
- Не стоит, - отозвалась вошедшая в спортивный зал Дулсе. - Он прекрасный человек, но он... - Глаза её наполнились слезами.
- Умер? - в ужасе спросил Отасилиу.
- Для меня - да, - сказала Дулсе и заплакала.
- Бедная девочка. - Отасилиу слез с тренажёра и обнял Дулсе. - Иди к Амаполе, думаю, вы поймёте друг друга.
Дулсе поднялась в спальню, присела на край кровати и рассказала, как она последовала совету невестки, и что из этого вышло.
- Я сама во всём виновата, я потеряла терпение, не стала дожидаться благоприятного момента, - начала она. - Я пришла, когда в коридоре сидело множество народа, и прошла прямо в кабинет. Я видела, что он рад мне, как всегда, порадовала его школьными новостями, а потом поцеловала... Знаешь, Амапола, у меня до сих пор голова начинает кружиться, как только я вспоминаю этот поцелуй.
- У него, я думаю, тоже, - предположила Амапола.
Перед лицом таких событий она не могла оставаться безучастной, приподнялась и даже села на кровати.
- А потом он мне сказал, что любит меня... как друга...
- Что за разгильдяй и размазня! - возмутилась Амапола. - Да как он смеет!
- Вот он и сказал, что не смеет, что я потом всё оценю по достоинству и буду ему благодарна, и опять предложил мне свою дружбу.
- Мне кажется, ты ею сыта по горло, - мрачно сказала Амапола.
- Я готова дружить с ним до самой смерти.
- От дружбы дети у тебя не появятся, и не так уж много времени у тебя осталось, чтобы их родить. Может, ты заведёшь себе нормального, полноценного мужчину и тогда уже со спокойной совестью будешь дружить с доктором?
- Мне всё-таки показалось, что он полноценный, - снова покраснев, пролепетала Дулсе.
- Тогда тебе придётся уложить его с собой в постель, - свирепо сказала Амапола.
- Но ты же против секса, дорогая. - Отасилиу всунул голову в дверь спальни.
- Я против секса с Розой Палмейрау, - отчеканила Амапола.
- Но я в жизни с ней не занимался ничем подобным, - замахал руками Отасилиу.
- Так вот, почему ты до сих пор вздыхаешь по ней! - грозно упрекнула мужа Амапола.
Отасилиу даже возражать не стал, только горестно развёл руками, призывая сестру в свидетельницы творящейся несправедливости.
Но втайне он был рад тому, что жена не лежит пластом, уставившись в потолок. Он заторопился вниз на кухню и распорядился, чтобы ужин приготовили повкуснее, вполне возможно, в нём примет участие и хозяйка. Он был рад, что Амапола немного пришла в себя уже сегодня, потому что завтра, в день годовщины их свадьбы, он был вынужден оставить свою ненаглядную одну и отправиться на обед к префекту.

Для Эпифании приглашение на обед было не меньшей неожиданностью, обычно префект не баловал её подобным вниманием. Но субботний день был у неё свободным, и она с готовностью дала согласие.
- Мне кажется, ты поднимаешься всё выше и выше, - сказал Деодату, её муж и брат Эриберту.
Если были на земле абсолютно несхожие люди, то это были Деодату и Эриберту. Насколько Эриберту был жесток, настолько Деодату мягок. Эриберту рвался к власти и богатству, Деодату был человеком домашним и скромным.

Эпифания стала помощником префекта, когда Феликсу понадобилась поддержка женщин. Она была женщиной необыкновенно деятельной. Её магазин «Скобяной рай», где продавались гвозди и всевозможные инструменты, знали все жители нижнего города. И не только знали, но и любили. В своей семье Эпифания вела все дела, а её муж занимался хозяйством. Сделав ставку на Эпифанию, Феликс не ошибся. Поддержку женщин благодаря ей он получил, но и Эпифания увлеклась общественной деятельностью. Деодату и тут поддержал её, окончательно взяв на себя весь дом, хозяйство и двух их дочек, зато предоставив жене, возможность расти по социальной лестнице. Когда Эпифания стала вице-префектом, Деодату был горд. Ему было приятно, что не только он любит и уважает Эпифанию, но и все жители их города тоже. Гордился он и своими дочерьми. На его взгляд, обе они были красавицами.
Старшая, Мария ду Сокорру, недавно вышла замуж. Молодым выделили наверху комнату, и Эпифания решила, что они будут хозяйничать в магазине. Сокорринья и Алфеу проводили весь день в магазине, но никак не могли выучить, где какие лежат гвозди, шурупы и гайки. Не до гвоздей им было, они только и знали, что миловаться.
- А чьи это глазки? - слышался мужской голос.
- Твои, Фефеу, - отвечал женский.
- А ротик?
- Твой.
- А животик?
- Тоже твой.
Алфеу подарил жене платье, посмотрев на которое, младшая сестра Женезия зарделась и поджала губы. Наряд этот трудно было и платьем назвать, он едва прикрывал цветущие прелести Сокорру. Алфеу же, гордо поглядывая на жену, повторял:
- Красоту скрывать нельзя!
Женезия отводила глаза, но потом не выдерживала и принималась корить сестру за бесстыдство. Но та только смеялась в ответ. На полуголую Сокорринью заглядывались покупатели и забывали, за чем пришли. А она, зазывно хохоча, поглядывала на Алфеу, после чего, магазин закрывался на перерыв, и на нижнем этаже под спальней тряслась люстра. Женезия рада была бы убежать из дома, да куда? Вот когда дона Августа начнёт ремонт церкви, Женезия будет работать за четверых, за пятерых, будет пропадать там с утра до ночи, только бы не уподобиться своей сестре! Но церковь всё ещё стоит на запоре. И Женезия злилась на своих домашних, была раздражена и всем недовольна.
Эпифания только вздыхала, думая о дочках. Не занималась она ими. Ей было не до детей. Её одолевали общественные заботы. Зато отец обожал обеих, потакал им во всём, они и делали, что хотели... Но стоит ли об этом печалиться? Всё получилось совсем неплохо. Сокорринья могла и по рукам пойти с её-то наклонностями, однако нашла себе мужа, славного молодого человека. И Женезия, когда влюбится, поймёт сестру и смягчится сердцем. Все они тогда будут жить в мире, в доме будет тишь да гладь.
Ещё раз вздохнув, Эпифания прислушалась к перепалке, которая гремела за стеной. Добродетельная Женезия честила сестру и как только не называла её: и бесстыжая, и подстилка, и кошка драная! Эпифания покачала головой; бедная её девочка, святость из неё так и хлещет. Побыстрее влюбилась бы она, что ли!.. Потом Эпифания взглянула на себя в зеркало. Выглядела она вполне достойно. Интересно, ради чего собирает их префект? Мысли её мгновенно улетели от домашних дел. Очевидно, речь пойдёт о празднике. Префекту понадобилась её помощь. Если говорить честно, то Эпифания была не слишком довольна деятельностью Феликса. Он думал больше о себе, чем о нуждах людей. Она прекрасно видела, сколько можно сделать полезного для города, но префект от всех её предложений отмахивался. Эпифания затаила в себе недовольство, за её улыбкой скрывалось нерасположение к префекту.

Феликс собрал гостей за столом и объявил им:
- На ближайших выборах я намерен выставить свою кандидатуру на пост губернатора штата.
Известие произвело впечатление грома среди ясного неба. Все были поражены амбициями Феликса, прекрасно отдавая себе отчёт, насколько невелик их город. Баллотироваться от него в губернаторы было немалой дерзостью.
Однако Эпифания тут же подумала, что развернёт свои проекты по благоустройству, как только Феликс займётся собственной карьерой.
Отасилиу понял, что ему предстоит большая работа и надо будет к ней серьёзно подготовиться.
Эрибергу готов был послужить хозяину и заодно как следует нагреть руки, потому что денег никогда не бывает слишком много.
Алешандре понял, почему отец просил его остаться в Порту-дус-Милагрес.
- Мы сотрудничаем не первый год, я привык считать вас своей командой, - продолжил  Феликс, насладившись произведённым эффектом. - Если кто-то из вас не готов меня поддержать,  то  пусть сообщит об этом сейчас.
Феликс сделал паузу, но команда не проронила ни слова.
- Тогда выпьем за наш успех и наше единство! - предложил Феликс.
Слуга тут же внёс поднос с шампанским.
- После  праздника  начинаем кампанию,  -  провозгласил Феликс, поднимая бокал.
Все выпили.
А после шампанского стали прощаться. Феликс задержал Эриберту и напомнил про Гуму: непокорную лошадку следовало приструнить. Он что-то тихо-тихо сказал на ухо своему подручному,  и тот с улыбкой закивал в ответ.

Глава  6

Освалду наслаждался наступившей в доме тишиной. Ливия работала наверху. Августа полетела на всех парах к  Феликсу, который вдруг её к себе вызвал. В редкие минуты покоя, такие, как, например, эти, Освалду всегда вспоминал Леонтину. Думал, что с ней? Где она? У Леонтины было удивительно нежное сердце и деликатный характер. Когда они жили все вместе, Освалду и не замечал, сколько острых углов сглаживала свояченица. Он понял это потом, когда она уехала. И с удивлением открыл для себя, что скучает без неё. С тех пор он часто думал о ней с грустью и беспокойством. Она была не из тех женщин, которым легко жить в одиночестве. Если уж говорить честно, то Леонтина должна была бы жить в доме, а Августа - творить что ей вздумается где-нибудь на большой дороге жизни...
Думая о Леонтине, Освалду и не подозревал, что она находится совсем не так далеко, как ему кажется. Вот уже несколько дней Леонтина,  вернувшаяся в Порту-дус-Милагрес, жила себе потихоньку в гостинице «Казино». Она приехала на попутном грузовике и, прежде чем вернуться к сестре, хотела привести себя в порядок, дождаться, пока пройдут синяки,  которыми её наградил очередной спутник жизни.  В гостинице ей было хорошо,  она словно бы вернулась в своё детство. В саду по-прежнему росли фрукты, кокосы, ей их хватало и на обед, и на ужин. Она радовалась передышке и наслаждалась покоем. Здесь никто не мог её потревожить, спугнуть дорогие тени, приходившие к ней из прошлого, помешать её воспоминаниям. Когда Леонтина вдруг услышала шаги, она решила, что у неё начались слуховые  галлюцинации. А когда увидела своего любимого племянника  Родолфу, то убедилась, что галлюцинации у неё и зрительные. Но Родолфу заключил её в объятия, доказав,  что он вполне реален.
- Что ты тут делаешь, тётушка? - весело осведомился он. - Я очень рад тебя видеть в добром здравии.
- Отдыхаю, дорогой, набираюсь сил перед встречей с твоей матушкой, - отвечала с улыбкой  Леонтина. - А ты стал просто красавец.
Оба были искренне рады встрече.
- Не говори пока маме, что я здесь. Я непременно приеду к вам, но чуть попозже.  Сохрани нашу встречу в тайне. Родолфу от души рассмеялся:
- Мамочка наводит трепет на всех. Меня она вызвал телеграммой, и ты видишь, я тут же примчался. Но сначала решил навестить родные места.
- И правильно сделал, - одобрила Леонтина. - Если ты тут задержишься, я буду тебя навещать, чтобы ты не умерла с голоду, - пообещал Родолфу.
- Очень тронута твоей заботой, мой дорогой, - отозвалась Леонтина.
Не прошло и часа с тех пор, как ушёл Родолфу, а Леонтина снова услышала голоса.
«Что за удивительный день, - подумала она. - Оказывается,  заброшенная  гостиница  пользуется в городе популярностью!»
Если бы Леонтина была городской жительницей, она поняла бы, что видит в щелочку первую леди города дону Адму и сеньору Амаполу, большую любительницу всяких  экстравагантностей. Но и в качестве городского старожила она не поняла бы, почему эти две  женщины назначают друг другу свидание в заброшенной гостинице. Обменявшись несколькими фразами, обе сели на машины и уехали. Леонтина только покачала им вслед головой. Она не хотела знать никаких чужих тайн. Она знала, что чужие тайны очень опасны, и вовсе не стремилась стать их хранительницей.
Машины уехали в одном направлении - в верхний город.

За обедом Феликс не без гордости сообщил жене, что сумел привлечь на свою сторону Ливию и дал сеньоре Проэнса весьма солидную сумму на ремонт церкви.
- Благотворительность интересует и меня, - процедила Адма.  -  Я сама займусь этим  вопросом, и ты останешься, мной доволен.
- Я  всегда доволен тобой, моё сокровище! - глядя на жену с нежностью, сказал Феликс.
Они прожили вместе уже много лет, но любовь их была жива. Поддерживала огонь в семейном очаге Адма. Для неё существовал только Феликс, всюду и везде только Феликс. А для Феликса такой привязанностью был сын, повсюду и везде на первом месте был для него Алешандре. Адму сын раздражал, она относилась к нему иронически, не верила в его деловые  качества. Привязанность Феликса  к сыну была ей неприятна. Она ревновала мужа. Алешандре страшно обижался на мать, грубил ей, упрекал в нелюбви.
- Я вырос на руках Ондины, - повторял Алешандре, - она одна меня любила и любит.
Адма не обращала никакого внимания на его слова, ей было не до сына, она была занята совершенно другим.
После того как Феликс ушёл в префектуру, Адма отправилась на встречу с Амаполой. Никто в городе и не подозревал, что они родные сёстры, а они тщательно скрывали своё родство.
Адма вызвала сестру в Бразилию после того, как Феликс стал претендовать на  наследство. Она пыталась обеспечить себе хоть какие-то тылы, не сомневаясь в преданности сестры. Чуть позже она сделала всё, чтобы адвокат Феликса сеньор Отасилиу познакомился с Амаполой и женился на ней. Амаполу вполне устраивал брак по расчёту, на большее она не претендовала. Но брак получился по любви, причём любви взаимной и страстной. Благодарная Амапола ещё больше привязалась к сестре, повиновалась ей беспрекословно и готова была ради неё на всё. Свою ревность и борьбу с Розой Палмейрау она скрывала от Адмы, боясь, что старшая сестра над ней только посмеётся. Сейчас Адма взяла её с собой, и они обе нежданно-негаданно нагрянули в церковь, где царила счастливая Августа Эвжения.  Получив от Феликса крупную сумму денег, Августа почувствовала себя настоящей королевой. Деньги она немедленно положила на свой счёт и теперь вдохновляла своих помощниц на трудовые подвиги.
- Нам придётся работать не покладая рук, - вещала она.
В эту минуту на пороге появились Адма и Амапола. Августа сразу почувствовала недоброе. Адма не могла забыть ей служанки, которую чванливая сеньора де Проэнса когда-то прислала к ней на приём вместо себя. Теперь наступил час её торжества.
- Я не думаю, что такое важное дело, как приведение в порядок нашей церкви, может обойтись без авторитетной комиссии, которая решала бы все насущные вопросы, - заявила она.
- Конечно, не может обойтись, - подтвердила Августа. Она уже существует, эта комиссия.
- Я надеюсь, что никто не будет возражать, если её председателем буду я, - заявила Адма.
Попробовал бы кто-нибудь возразить! С инстинктом самосохранения у сеньоры Проэнса было всё в порядке.
- Также нам непременно понадобится казначей, - продолжала Адма.
- И этим казначеем буду я, - тут же подхватила Августа.
- Нет, - отрезала Адма, - казначеем будет дона Амапола. Мы будем считать каждое сентаво, чтобы не пустить на ветер общественные деньги. И отчитаемся потом в них перед префектом. Извольте передать всё до последнего сентаво нашему казначею, дона Августа!
Августа окончательно скисла. Дело, которое было таким привлекательным, пока она чувствовала себя главной, потеряло для неё всякий интерес.
- Конечно, - промямлила она, - я непременно передам деньги. Я положила их на счёт. Дона Амапола может получить их сегодня же.
Адма наслаждалась, глядя на недовольное лицо Августы. Она торжествовала  победу. Глаза её ехидно поблёскивали. Если бы она только знала, какую ненависть пробудила к себе в сеньоре Проэнса!
Но эта сеньора мало интересовала первую леди Порту-дус-Милагрес. Задуманная операция прошла как нельзя лучше, бразды правления были в её руках, и Адма Геррейру покинула церковь, как победитель покидает поле боя.
Она собиралась вечером повеселить мужа рассказом, как менялась в лице спесивая гордячка Августа. Стоило ей представить эту дамочку, как невольная улыбка появлялась на её обычно строгом и холодном лице. Адма была в прекрасном настроении. Она даже  напевала про себя,  когда  служанкам Франсинете заглянула в дверь и сообщила, что внизу её дожидается какая-то дама. Адма недоумённо пожала плечами и спустилась. Внизу её ждала немолодая женщина в тюрбане, когда-то она была, очевидно, красавицей. Брови Адмы взлетели вверх. Кто это? Откуда?
- Кого вам? - спросила она.
- Меня зовут Клотильда Маримбас, для знакомых и друзей - дона Коло, - представилась женщина. - Я хотела бы повидать Арлете и её сына.
Женщина обвела взглядом холл, словно ждала, что из какой-нибудь двери сейчас выскочит мальчуган с мячиком.
Перед глазами Адмы тут же возникла молодая женщина с ребёнком на руках. Но было  это двадцать лет назад. Младенец уже был бы молодым человеком чуть старше Алешандре...
- Ваше имя ничего мне не говорит, - холодно заявила Адма,  - точно так же, как имя Арлете. Полагаю, вы ошиблись адресом.
Она должна была спровадить этот призрак прошлого, как можно быстрее. Никакие призраки не должны были портить их с Феликсом праздник. Как всегда в решительные минуты, Адма стала необыкновенно внимательной и сосредоточенной. Ледяной взгляд и любезная улыбка.
- Я не могла ошибиться, сеньора Геррейру, - возразила Коло. - Я пришла к родственникам сеньора Бартоломеу, которые унаследовали  всё его имущество. Именно к вам двадцать лет назад я проводила милую Арлете вместе с сыном. Я была Арлете вместо матери и знала историю её любви с сеньором Бартоломеу. Я и посоветовала ей отправиться  к вам. Странно, что она ни разу не дала о себе знать. Уверяю вас, она будет очень рада  повидаться со мной, тем более, что у меня есть для неё сюрприз.
Голова Адмы заработала с чёткостью машины. Эту гостью нельзя было отпускать. Она улыбнулась и пригласила дону Коло подняться в  гостиную, усадила её  и приказала подать кофе.
- Может быть, я встретила вас излишне резко, но поймите и меня. Совершенно незнакомый человек вторгается в наши самые интимные семейные проблемы, - начала Адма, сверля глазами гостью и напряжённо размышляя, какой ещё сюрприз приготовила ей эта дама.
- Простите, если я поступила необдуманно, - извинилась дона Коло, - но мне почему-то казалось, что меня встретит милая Арлете со своим мальчиком, что мы  обнимемся, вспомним прошлое. Расскажите мне, как она? Где? Разве она не живёт с вами вместе?
Адма лихорадочно искала ответ и, наконец, нашла его. 
- У каждой  семьи есть свои несчастья, - начала она, значительно помолчав, делая вид, что ей очень трудно говорить. - Никто не рассказывает о них чужим людям. Но раз вы такой близкий Арлете человек, мне придётся посвятить вас в нашу общую беду. Думаю, что Арлете простит меня. Ребёнок родился неполноценным. Когда это выяснилось, Арлете повела себя необыкновенно мужественно. Она приняла решение посвятить свою жизнь сыну.
- Какое несчастье! И как это на неё похоже! Она всегда была и мужественной, и самоотверженной, - подхватила дона Коло. - Хорошо, что вы меня предупредили. Мне будет легче с ней разговаривать.
- Не думаю, что разговор состоится, - продолжала Адма, - она живёт очень уединённо, монашеской жизнью, и живёт не здесь. Она подписала бумагу, передала все права  Феликсу  и находится постоянно около сына, который не выдерживает ни малейших потрясений.
- Но мне она обрадуется, поверьте. Во всяком случае, дайте ей возможность решить самой. Скажите, что я привезу ей те самые письма, которые она писала сеньору Бартоломеу и при его жизни, и после его смерти. Письма наподобие дневника, свидетельство их любви. Она живёт воспоминаниями, ей будет отрадно перечитывать их.
- Письма меняют дело, вы меня убедили, - проговорила Адма. - Только я должна испросить у Арлете разрешения. Ответ я получу не раньше завтрашнего дня. У вас есть  возможность задержаться?
- Конечно, - ответила дона Коло, - раз уж я тут, я не уеду, не повидавшись с Арлете.
Адма удовлетворённо кивнула.
- Мы встретимся завтра, - сказала она, - и я отвезу вас к Арлете. Письма у вас с собой?
- Да, я непременно возьму их.
Когда Адма проводила дону Коло, план действий в её голове уже созрел. Эту женщину никто не знал в городе, появилась, исчезла, кому какое дело?..
Остаток дня она потратила на подготовку того, что задумала. Правда, хорошее настроение развеялось как дым. Призраки прошлого догоняли Адму, в голове её пульсировало: «Письма! Письма!»
Она отправилась к себе в спальню, открыла шкатулку и достала из неё массивный перстень.
- Из всех моих драгоценностей ты - самое любимое, - сказала Адма, поглаживая  кольцо. - Завтра мы поедем на встречу вместе.
За вторую половину дня она продумала все детали своих завтрашних действий. Присутствие духа и ледяное спокойствие отличали Адму в трудных ситуациях.
На следующий день они встретились с доной Коло, и Адма отвезла её в заброшенную  гостиницу «Казино». Она специально долго кружила по улицам, чтобы сбить с толку и утомить свою спутницу. От этой поездки у доны Коло даже слегка закружилась голова, и,  войдя в комнату, она с удовольствием опустилась на предложенный ей стул. Адма извинилась и покинула её.
Вернулась она с подносом, на котором стояли два стакана с прохладительным.
- Освежитесь, пока Арлете наводит порядок. Она хочет принять вас по высшему классу.
- Узнаю Арлете, - растроганно сказала дона Коло, - она так любила порядок и была всегда так аккуратна. Признаюсь  вам, что я очень взволнована! Мы не виделись столько лет!
- Я вас понимаю, - произнесла Адма. - Я сама взволнована. Давайте выпьем сок, он нас успокоит.
Женщины взяли стаканы с соком. 
- Сок несколько горьковат, - произнесла дона Коло, отпив большой глоток,  -  но мне нравится.
- Пейте, пейте. Вам от него станет лучше, - проговорила  Адма, и сама отпила глоток сока, глядя, как её спутница допивает свой стакан до конца.
Не прошло и нескольких минут, как у доны Коло начались страшные боли.
- Что это? Что со мной? Позовите врача! Отвезите меня в больницу! - стала просить она слабым голосом. - Скажите Арлете...
Адма не торопилась отвечать, она стояла и смотрела, как корчится в муках несчастная женщина, которая уже сползла со стула и чуть ли не каталась по полу от боли.
- Ты сама этого захотела, - зловеще произнесла  Адма, обращаясь к несчастной на ты,  уже без всякого почтения. - Зачем ты вторглась в мою жизнь?  Зачем вызвала  из небытия тень Арлете? Никакой Арлете давным-давно нет!  Нет и её ребёнка. Не будет и тебя. Никто не посмеет лишить меня счастья и благополучия. Лишить меня триумфа! Лишить праздника!  Мёртвые уходят из жизни навсегда. Уходят и уносят свои тайны. Ты унесёшь свою. Я  прослежу, чтобы ты ушла и захватила свою тайну с собой. Где письма? Отдай мне  письма!
Несчастная дона Коло стонала, пыталась подползти к Адме, тянула к ней руки,  умоляла её о помощи. Адма же судорожно искала сумку доны Коло и не находила её. Писем не было! Спокойствие оставило Адму, она была на грани истерики. Где их искать? А может,  их и не было, может, это просто-напросто шантаж? Давно она не попадала в такое глупейшее положение! Но в любом случае знакомая Арлете, свидетельница её романа с Бартоломеу, должна была исчезнуть. Адме и до этого приходилось видеть, как умирают её жертвы. Зрелище было не из приятных, и она ограждала себя от него ненавистью. Сейчас ей было за  что ненавидеть эту гадину, которая вползла в дом Адмы с намерением  её  уничтожить! Мало того, что она слишком много знала, так она ещё и скрыла, спрятала куда-то те опасные  письма! Жертва хрипела, добиться от неё каких-то сведений уже не представлялось возможным! Но Адма должна была дождаться конца, должна была убедиться, что хотя бы опасной свидетельницы больше нет,  а там...
Стемнело, Адма зажгла свечу.
Наконец, женщина в тюрбане перестала биться в конвульсиях и вытянулась на полу. Адма вздохнула с облегчением. Тронуть её она не решилась. Остальное было делом Эриберту. Он уезжал в Салвадор, но к этому времени должен был уже вернуться. Адма с  трудом нашла его по мобильнику и договорилась, что выедет ему навстречу.
- Ты мне нужен, - сказала она, - у меня к тебе срочное дело.
- Всегда рад служить, - отозвался Эриберту.
Адма в последний раз взглянула на покойницу и вышла из комнаты. С каким облегчением она жила бы дальше, если бы  не  проклятые  письма!  Завтра утром  она забыла бы весь этот кошмар. Но теперь ей предстоит череда бессонных ночей и поиски, поиски,  поиски... Перед тем, как выйти, она задула свечу, и в комнате воцарился зловещий мрак.

Леонтина заглянула в комнату, когда Адмы в ней уже не было. Она зажгла свечу и, обнаружив спящую на полу женщину, забеспокоилась. Сначала она стала разговаривать с ней, убеждая лечь на диван.
- Пол холодный, спать на нём опасно, - говорила она.
Но женщина не просыпалась, тогда Леонтина перешла к более решительным действиям, она подошла к женщине в тюрбане и стала её теребить. Женщина приоткрыла мутные глаза и судорожно вцепилась в Леонтину. А та,  не сомневаясь, что имеет дело, с пьяной, дала ей лёгкую пощёчину, чтобы разом и избавиться от неё, и привести её в чувство. Руки доны Коло разжались, голова откинулась, и Леонтина поняла, что эта женщина мертва.
- Господи!  Иисусе! - возопила она. - Неужели  я её убила?
Она поспешно выбежала из комнаты и побежала к себе. От ужаса её колотила дрожь. Сколько она просидела в таком состоянии, Леонтина не знала. Уже был поздний вечер, когда её нашёл Родолфу, забежавший в «Казино», чтобы навестить тётушку.
- Я убила женщину в тюрбане, - сказала ему Леонтина, я дала ей пощёчину, и она умерла. Я боюсь жить рядом с покойницей, она лежит в одной из комнат, здесь, неподалёку.
Родолфу решил, что у тётушки началась белая горячка. Он прекрасно знал, что она позволяла себе время от времени выпивать больше нормы, и тогда попадала в самые неожиданные истории. Леонтина была не слишком разборчива в своих знакомствах и в своих любовных историях следовала только зову сердца. У неё была связь с циркачом, бродячим музыкантом, миллионером. Она была очень обаятельной, милой и деликатной женщиной, но и у неё были свои слабости и недостатки.
- Сейчас мы разберёмся с этим трупом, - пообещал Родолфу. - Пойдём и посмотрим на него. Но для начала я тебе скажу, что пощёчиной убить никого не возможно. Для этого у тебя слишком мягкая и слабая ручка.
- Но, тем не менее, всё случилось именно так, - сказала Леонтина и заплакала. -  Поверь,  я  не хотела её  убивать. Я хотела, чтобы она спала не на полу, а на диване. Я была бы рада подружиться с ней. А теперь она будет навещать меня ночами, потому что станет призраком, если мы её не похороним.
Родолфу тяжело вздохнул. Он на секунду представил себе, что Леонтина не бредит и ему, в самом деле, придётся  иметь дело с трупом. Брр! Он помотал головой, отгоняя дурацкие мысли. И принялся втолковывать тётушке, что всё ей привиделось, что они сейчас обойдут все комнаты и никого там не увидят.
- Пойдём, но в комнату я не войду. Мне ещё мама говорила, что есть вещи, которые  лучше не видеть, иначе они останутся в памяти и будут приходить во сне...
- Пойдём со мной и покончим с этим разом, - позвал тётушку Родолфу.
Они вышли, дошли до комнаты, где Леонтина видела женщину и тюрбане. Леонтина отказалась войти в комнату наотрез.
Родолфу вошёл в неё сам и с большим облегчением увидел, что был совершенно прав: в комнате никого нет. Однако Леонтина стояла на пороге, зажмурившись, и ни за что не  желала открывать глаз.
- Да не бойся же ты! Тут никого нет, - уговаривал её племенник.
- На полу лежала женщина в тюрбане, посмотри, повнимательнее. В комнате, наверное, темно.
- Я зажёг свечу. Я всё осмотрел. В комнате пусто. Убедись сама.
Леонтина приоткрыла глаза. Да, в комнате действительно никого не было. Она открыла  их  широко-широко.  Нет, никого нет.
- У меня, наверное, галлюцинации, мой дорогой, - с неимоверным облегчением переводя дух, сказала Леонтина. - Ты не поверишь, как мне было страшно,
- Тётя, я не советовал бы тебе злоупотреблять крепкими напитками, - ласково сказал Родолфу и похлопал её по плечу.
- Уверяю, если это была галлюцинация, то от голода. Я питаюсь одними кокосами, - призналась Леонтина.
- Бедняжка! Поедем к нам! У нас, по крайней мере, бывает на обед суп,  мы что-то едим и на завтрак, и на ужин, - сочувственно предложил Родолфу.
- Спасибо, мой дорогой, я подумаю над твоим приглашением. Но после того, что я  пережила, ночевать здесь одной мне будет очень неуютно.
У Леонтины не укладывалось в голове, что пережитое было галлюцинацией, она  прикасалась к этой женщине, она дала ей пощёчину, она помнила, как крепко та вцепилась в неё… Но женщины не было, она исчезла, и это было к лучшему. Леонтина ещё раз  повторила про себя своё правило: она не нуждается в чужих тайнах, она не хочет их знать.

***

Эриберту,  спрятав труп в багажник, спросил Адму:
- Ты убила её?
- Ты здесь не для того, чтобы  вести  расследование, - ответила Адма.
- А для того, чтобы избавить тебя от покойницы, так? – усмехнулся Эриберту. - Я  помогаю тебе не в первый раз.
- И хорошо за это получаешь, - холодно отозвалась Адма.
- Получаю, но делаю это ради тебя, а не из корысти. Ты знаешь, что я предан тебе, как пёс, как раб. Я готов ради тебя на всё. Ты всегда можешь на меня рассчитывать.
- Спасибо. - Взгляд Адмы потеплел. - Поверь, я делаю это для того, чтобы у нас всё было хорошо, и мы были счастливы.
- Я  не сомневаюсь, моя госпожа. Глядя на вас, я всегда счастлив.
Адма мало спала в эту ночь. Наутро, когда совершенно неожиданно её пожелал видеть дядюшка Бабау, она вышла к нему с пожелтевшим лицом и набухшими от бессонницы  веками.
- Где тут у вас дона Коло? - весело спросил он. - Я пришёл её навестить! Уверен, что  она рада будет меня видеть.
- Понятия не имею, о ком вы говорите, - сухо заявила Адма. – Таких в моём доме нет и  не было.
- Как это? - удивился Бабау. - Она позавчера была у меня в баре и спрашивала, как  пройти к дом у Бартоломеу Геррейру, её давнего знакомого. Дона Коло знала, что сеньора  Бартоломеу нет в живых, но у неё было какое-то важное дело к его родственникам. Так она мне сказала, и я направил её к вам, дона Адма.
- Чушь какая-то! Я не видела этой дамы! - повторила, Адма, но  Бабау не унимался.
- Странно, - сказал он, недоверчиво глядя на Адму. – Вчера дона Коло опять ко мне заходила. Позавтракала и сказала, что обо всём с вами договорилась, и вы вдвоём куда-то поедете. Не могу понять, почему вы это скрываете.
- Я ничего не скрываю, эта дама всё выдумала! - стояла на своём Адма. - Она, вероятно, сумасшедшая.
- Нет, она вполне здравая и очень приятная женщина, - возразил Бабау. -  Не знаю, где же мне теперь её искать... Дона Коло забыла у меня в баре свою сумочку. Вот она. Я её принёс.
Едва увидев сумочку, Адма улыбнулась. Краски вернулись на её лицо. Глаза блеснули.
- Так вы имели в виду сеньору Клотильду Маримбас? - переспросила она. - Я просто не  слышала, чтобы её кто-нибудь называл доной Коло. Конечно, конечно, мы с ней встречались. Давайте мне сумочку, я передам её доне Клотильде.
- Нет, я хотел бы отдать ей лично в руки, - сказал Бабау. - Признаюсь честно, меня смущает то, что вы нелицеприятно отзывались об этой женщине в начале нашего разговора.
Адме нужно было любой ценой забрать у него сумочку с письмами, и она тут же  придумала весьма правдоподобную историю.
- Понимаете, - обратилась она к Бабау доверительным тоном, - я действительно хотела скрыть от вас правду, потому что дона Коло приходила ко мне по весьма деликатному поводу. Это бывшая любовница сеньора Бартоломеу. Сейчас у неё финансовые затруднения, и она обратилась к нам за помощью. Я дала ей много денег и попросила её, не распространяться о той давней истории. Знаете, как газетчики ловят всё, что связано с фамилией Геррейру? Они обязательно раздуют из мухи слона, будут всуе трепать имя покойного Бартоломеу, и Феликсу потом придётся отвечать на каверзные вопросы не только газетчиков, но и избирателей... Я хочу и вас попросить: не рассказывайте никому о нашем разговоре. Дона Коло уже уехала в Салвадор, но я перешлю ей туда сумочку, она так о ней горевала!
- Пусть больше не горюет! - улыбнулся Бабау и протянул Адме сумочку. - А наш разговор я сохраню в тайне, вы не беспокойтесь.

***

Закрыв дверь спальни, Адма дрожащими руками раскрыла сумочку. Пожелтевшие исписанные листки сразу бросились в глаза. Ей хватило нескольких фраз, чтобы понять: это те самые письма! Дальше читать она не стала. С каким облегчением, с каким наслаждением она сожгла всё! Провидение было на её стороне! Оно заботилось о благополучии её и Феликса!

Глава 8

Дулсе и Ливия чувствовали себя девчонками-школьницами, сбежавшими с уроков,  когда мчались по пустынным улицам сначала верхнего города, а потом нижнего. Удивляла пустынность нижнего. В верхнем вся жизнь проходила за оградами, за стенами домов, к этому все были  привычны, но нижний город жил на улице, где продавали свой товар торговцы, бегали мальчишки и девчонки, ругались и мирились соседки, ухаживали за девушками молодые люди, толковали о политике мужчины. С раннего утра и до поздней ночи здесь  суетился народ, и нижний город пустел только на время сиесты. Но сиеста давно прошла, с моря тянуло ветерком, пахло водорослями, кружили чайки, и приятно было идти в тени белых стен и ловить мелькание морской синевы в просветах между домами. Ливии шагалось легко, дышалось полной грудью. Она любовалась родным городом, и сердце у неё  невольно щемило при мысли, что скоро ей уезжать. Работу Феликсу она сдала в самый  канун праздника, и ей приятно было его неподдельное изумление.
- Так скоро? - спросил он.
- Старалась изо всех сил, - улыбнулась Ливия. – Не могла ни вас подвести, ни коллег  по работе. Я же скоро уезжаю.
- А я думал, будем работать вместе, - с таким же неподдельным разочарованием  протянул Феликс, и Ливии даже захотелось его утешить, так искренне он был огорчён.
- Я же не специалист по внедрению, я разработала общий план, наметила смету и могу порекомендовать специалистов, которые доведут дело до конца. Прекрасных, квалифицированных специалистов. Они приедут из Рио и всё сделают.
- Ты потрудилась на славу, Ливия! - одобрил её Феликс. - И сделала бы ещё больше, останься ты здесь. У тебя были бы великолепные перспективы роста, отличная зарплата и общество любимого человека. Ты ведь любишь Алешандре, правда?
- Кто же не любит своих друзей, - дипломатично ответила Ливия, и Феликс не стал  продолжать разговор на эту тему.
Ему нравилось, что девушка не подольщается к нему, к Алме, не выставляет напоказ  страсть к Алешандре, одним словом, держится независимо, самостоятельно. И хотя империя  Феликса не могла не произвести на неё впечатления, Ливия сохраняет достоинство, делая вид, что власть и деньги для неё безразличны. Феликс и предположить не мог, что и то, и другое, ей, в самом деле, безразлично. Ливия была скорее честолюбива, чем корыстна. И богатства, и положения в обществе она хотела добиться сама.
А вот о работе Феликс разговор продолжил:
- Разве тебя не интересует перспективная работа в Порту-дус-Милагрес? - спросил он.
- Я не могу оставить свою работу в Рио, - покачала головой Ливия. - Там меня ждут, на меня рассчитывают. Я не могу обмануть надежды моих коллег.
- Значит, ты человек-скала? - рассмеялся Феликс.
- Да, я человек-скала, - рассмеялась и Ливия.
На том они и расстались. Но Ливия вспоминала их разговор, любуясь живописной скалой в заливе.
- Это  скала Еманжи, - пояснил, вынырнувший из-за поворота, и присоединившийся к  ним Родригу. Он увидел, куда устремлён взор Ливии и поспешил дать объяснение. Ливия тихонько засмеялась: нет, она вовсе не собиралась сравнивать себя с морской богиней, но если бы можно было, то хотела бы прожить свою жизнь вблизи с такой прочной, надёжной и прекрасной скалой...
Дулсе и Родригу углубились в разговор, и Ливия поняла, как дороги эти двое друг другу.
«Интересно, что же мешает им быть вместе?» - задала она себе вопрос, который задавали в этом городе многие.
Чем ближе они подходили к святилищу, тем больше было вокруг народа, потом и вовсе стало трудно идти, потому что улица была запружена. Но как только люди узнавали  учительницу и доктора, то здоровались, расступались и пропускали их. Ливия слышала почтительный шёпот им вслед:
- Детей наших учит, помоги ей Еманжа, дай мужа хорошего.
«Наверное, даст, - подумала Ливия, - если столько людей желает Дулсе добра и счастья». Задумалась она и о себе. Тётушка торопится выдать её замуж. Феликс спросил, любит ли она его сына. Алешандре очень хотел бы их свадьбы. А Ливия чувствует, что не готова ещё для семейной жизни. Это какое-то слишком уж ответственное решение. Да и Алешандре в последнее время стал скорее докучать ей своей заботой, чем радовать. Смотрит как на собственность, стал распоряжаться, принимать за неё решения. Сейчас она быстро  его ставит на место. А после замужества? Да и ссориться они стали гораздо чаще. Ливия поняла, что Алешандре - человек ревнивый, неровный, под горячую руку способный на самые неожиданные поступки. И всё-таки они друзья. Он ей предан как никто. Но Алешандре для неё не авторитет, она не хочет ему подчиняться, его слушаться. В общем, стоило Ливии начать об этом думать, как у неё и в самом деле начинала болеть голова и она хотела оказаться где-нибудь далеко-далеко, в стороне от этих проблем.
Внезапно Ливия услышала стук барабанов, все начали хлопать в ладоши и в том же ритме покачиваться и приплясывать, и скоро огромный двор святилища заполнился танцующими людьми. Слаженность и красота их движений пленили Ливию, и она  почувствовала себя частичкой этой поющей, танцующей красочной толпы. Гума поднялся  на возвышение, сел в приготовленное для него кресло, как полагалось распорядителю  праздника. Ливия не понимала сути творимых обрядов, но радовалась их красочности и завораживающим ритмам. Гума увидел Ливию, и прекрасная церемония посвящения стала для него ещё прекраснее. Они вместе молились Еманже. Что могло быть лучше? Время от времени они обменивались взглядами.
Дулсе шепнула ей на ухо:
- Нам пора!
Ливия умоляюще посмотрела на неё:
- Давай побудем ещё! Здесь так хорошо! Мы здесь все вместе!
Дулсе поняла, что хотела сказать Ливия. Она и сама чувствовала, что все присутствующие стали единым существом, любящим, молитвенным и счастливым. И вдруг в эту толпу, двигающуюся и дышащую в едином ритме, врезался отряд молодчиков под  предводительством бородатой акулы Эриберту. Вместе с ними был и сын префекта Алешандре. Увидев Ливию, Алешандре взял её за руку и сказал:
- Пошли! Нечего тебе здесь делать!
Вторжение было таким неожиданным и грубым, что Ливия в первую секунду  растерялась. Она не поняла, откуда здесь взялся Алешандре, почему он тянет её за руку? А когда поняла, то наотрез отказалась идти с ним.
- Нет, я не пойду, - ответила она, и отвернулась от него, ища глазами Гуму, и не увидела его.
- Пойдёшь! - резко заявил Алешандре. Он ненавидел и побаивался этих язычников.  Своими танцами и пением они могли заморочить голову кому угодно. Похоже, с Ливией это уже произошло, и её нужно было вытащить отсюда как можно быстрее. Эриберту стоял в  сторонке и не вмешивался.
Но внезапно перед Алешандре появился Гума:
- Ты можешь быть гостем на нашем празднике, но не хозяином. Каждый волен оставаться на нём, сколько душе угодно, - сказал он спокойно и вежливо, но глаза его метали молнии.
- С моей девушкой я разберусь сам, - ответил Алешандре, и в голосе его зазвучала угроза. - Я никому не позволю вставать между мной и ею!
- А я никому не позволю своевольничать в святилище Еманжи! - тоже угрожающе заявил Гума.
Алешандре потянул Ливию за собой.
- Нечего нарываться на скандал. Пошли, - сказал он ей сквозь зубы.
- Отпусти её. Девушка уйдёт отсюда только по своей воле, - сказал Гума.
- Ничтожество! Не смей мне указывать! - взорвался Алешандре.
- А вот теперь мы будем драться, - заявил Гума. - Один на один, как подобает мужчинам. Ты нарушил наш обряд, проявил к нам неуважение, оскорбил меня и должен  ответить за это!
Охранники Алешандре приблизились, приготовившись по одному только знаку броситься и скрутить Гуму.
- Не мешайте, я сам с ним справлюсь, - заявил Алешандре.
Откуда ему было знать, что Гума лучше всех на причале владеет борьбой капоэйра? Но как только Гума приступил к делу, Алешандре сразу понял, что тут ему с соперником не потягаться, и закричал:
- Прекрати свои дурацкие прыжки!
Гума остановился и снисходительно сказал:
- Хорошо, будем драться, по-твоему. Тем больше мне будет чести.
Ливия стояла в стороне, ни жива, ни мертва. Уж чего она не хотела, так это драки. Ей было горько, что из-за неё был испорчен такой чудесный праздник. Но клокочущая в мужчинах ненависть должна была выйти наружу. Рано или поздно драка должна была состояться, это Ливия тоже отлично понимала.
Алешандре очень быстро оказался в пыли на земле. И второй раз. И третий. Поднявшись, он с яростью взглянул на Эриберту.
- Займись им, - процедил он сквозь зубы.
И тут же молодчики двинулись к Гуме. Народ вокруг заволновался.
- Остановитесь все! Ещё шаг, и я стреляю! - рявкнул Эриберту, доставая пистолет.
- Опусти свою пушку! - потребовал Родригу.
- Я вызову полицию, - поддержала его Дулсе.
Но Эриберту и внимания не обратил на их угрозы. Он слышал и слушался только Алешандре, а тот говорил ему:
- Давай, врежь ему как следует!
И Эриберту приготовился поквитаться с Гумой, раз для этого представилась возможность.
- Алешандре! Прикажи ему убрать оружие! - взмолилась Ливия.
- Не вмешивайся не в своё дело! - услышала она в ответ.
И тогда она встала, заслоняя собой Гуму, и крикнула:
- Стреляйте в меня!
В толпе послышались возмущённые крики. Дело могло перерасти в серьёзный  конфликт. Ливия поняла это, взяла Алешандре за руку и сказала:
- Пойдём! Уходим отсюда немедленно!
- На этот раз ты спасся, спрятавшись за спиной женщины! - заявил Алешандре, и Гума,  стиснув зубы, ничего ему не ответил. Он уже понял, что связываться с этим типом, значит уронить себя в грязь.
Алешандре и Ливия удалились в сопровождении охранников и Эриберту. Народ пошумел, повозмущался, но мать Рикардина приказала вновь забить  в  барабаны. Эсмералда, которая весь этот день была рядом со своей тётушкой, вдруг встрепенулась.
- Я пойду к Гуме, - сказала она, - теперь моё место рядом с ним!
Эсмералда была уверена, что теперь-то Гума понял, какая змея эта Ливия. Кто, как не она, испортил ему праздник? Из-за этой богатой бездельницы явились к ним вооружённые телохранители и затеяли драку!
Но Рикардина удержала её:
- Еманжа не благословляет тебя, моя девочка. У Гумы своя дорога и своя судьба.
Эсмералда не поверила ей.
- Я знаю, что Гума - мой мужчина. Я пойду и против Еманжи, если она встанет у меня на дороге, - в запальчивости заявила Эсмералда. - Гума женится на мне, и у нас с ним будет много детей!
Рикардина положила ей руку на лоб, желая успокоить, внушить другие мысли, но поняла, что Эсмералда одержима. О ней можно было только молиться.
Праздник во славу Еманжи продолжался. Каждый молился ей, прося, чтобы зло было наказано, а добро восторжествовало. Но каждый и добро, и зло понимал по-своему.

Дорогой Алешандре упрекал Ливию в обмане, читал мораль, говорил, что впредь такого не потерпит. Ливия молчала. Ей ничего не стоило оправдаться, но она не собиралась этого делать. Если бы Алешандре был человеком более опытным, молчание Ливии его бы  насторожило, но в его глазах молчание было знаком согласия, и он продолжал свои разглагольствования. Они сели в машину, и Ливия попросила поехать к ней домой.
В ответ на недоумённый взгляд Алешандре она пояснила:
- Ты должен привести себя в порядок.
Алешандре взглянул на себя в зеркало и увидел фингал под глазом, распухшую скулу.  Видок хоть куда!
- Ты можешь мне помочь? - спросил он.
- Немного, - сухо отозвалась Ливия. - Травяная примочка, крем, пудра.
- Поехали!
Но после того, как всё необходимое было сделано, Ливия отказалась ехать с Алешандре.
- Между нами всё кончено, - ледяным и очень спокойным тоном заявила она. - Ты был сегодня так отвратителен, что я видеть тебя не хочу. Никогда.
По тону Ливии Алешандре понял, что она говорит всерьёз, попытался что-то возразить, уговаривал её, но она молчала, как каменная. Он ушёл и долго колесил по городу. Ливия была женщиной его мечты. Его женщиной. Она не могла от него уйти. Это не укладывалось у него в голове.
Домой он приехал поздно, праздник уже давно кончился. Сначала Адма, а потом и Феликс стали расспрашивать, что у него с лицом, но Алешандре не пожелал ничего объяснять и отправился к себе в комнату. Гуму он ненавидел и поклялся себе, что тот заплатит ему за всё сполна.
Обо всём, что произошло, Феликсу рассказал Эриберту. Феликс пришёл в ярость.  Никто не смел, тронуть его сына! Гордец Гума стал отныне его смертельным врагом.
- Не покупай рыбу ни у кого, - распорядился  он. - Поголодают и сами расправятся со своим Гумой. Я добьюсь того, чтобы он приполз ко мне на коленях!
На следующее утро Феликс, правда, объяснил и сыну, что его поведение было неразумным. Он не должен был ссорить отца с жителями нижнего города, когда впереди  предвыборная кампания.
- Мне дорог каждый голос, - сказал Феликс. - Но ты мне дороже любой кампании.
И тогда Алешандре признался, что Ливия его бросила.
- А я без неё не могу, она для меня всё! - сказал Алешандре таким тоном, что Феликс понял: сын говорит правду.
- Если она тебе так дорога, попроси, у неё прощения и всегда будь на её стороне. Чего  бы она ни захотела, как бы тебе ни было это не по нутру, всегда поддерживай её. Женщина  нуждается в нежности и поддержке. Если ты дашь ей это, она будет с тобой. Это совет  опытного, искушённого мужчины. Если Ливия соберётся ехать в Рио, скажи, что согласен, и поезжай с ней.
Алешандре изумлённо смотрел на отца, он не ждал от него таких советов.
- Только так ты добьёшься успеха и сохранишь Ливию, - подтвердил Феликс. - Больше всего на свете я хочу, чтобы ты был счастлив.
Алешандре с благодарностью и обожанием посмотрел на отца. На сердце у него полегчало. Феликс отправился к себе в кабинет и позвонил своему агенту в Рио, он назвал фирму, в которой работала Ливия, и попросил узнать всю её подноготную.
- Меня интересуют больше всего проблемы.
- Рычаги, на которые можно нажимать, - понимающе отозвался агент.
- Вот именно, - согласился Феликс и положил трубку.

Глава  10

На следующее утро рыбаки, подплывая к причалу, радостно перекликались. Давно уже не посылала Еманжа такого богатого улова! Один подсчитывал барыши, надеясь расквитаться с долгами, другой прикидывал, какие купит детям обновы.
- Эй, сеньор Эриберту! - закричал один из молодых рыбаков. - Посмотрите, сколько мы привезли рыбы! Хватит ли у вас денег расплатиться?
Каково же было их удивление, когда на привычном месте не было ни рефрижератора, ни Эриберту. Рыбаки забеспокоились: что могло случиться с хозяином? Они прождали час, прождали другой, с беспокойством поглядывая на рыбу: ещё немного, и она будет никуда не  годна! Сеньор Эриберту не получит никакого барыша. Когда солнце поднялось, совсем высоко, и рыба потеряла первозданную свежесть, появился Эриберту.
- Такую рыбу я не стану у вас покупать, - лениво заявил он. - Делайте с ней что хотите!
Рыбаки онемели от неожиданности. Они остались без дневного заработка, и, надо сказать, не по своей вине.
- Сеньор Эриберту! - окликнул его один из рыбаков. - Сегодня вы пришли слишком поздно, и поэтому...
- Завтра не приду совсем, - прервал его, обернувшись Эриберту. У вас появился новый начальник, вот пусть он о вас и позаботится.
Рыбаки поняли, на кого он намекает, и невольно уставились на Гуму. Обманутые  ожидания не были новостью для Гумы, у которого Эриберту давно уже не покупал рыбу, и он прекрасно понимал, что творится на душе у рыбаков.
- Идёмте к дядюшке Бабау, - крикнул он, - нечего нам стоять на солнцепёке. А рыбу пусть разберут женщины причала и разделят по справедливости.
Рыбаки потянулись за ним в бар, и там Гума ещё раз растолковал им идею кооператива.
- Мы наймём грузовик-рефрижератор, и сами будем продавать рыбу в Салвадоре, ясно? - заключил он свою речь и обвёл взглядом лица рыбаков.
- А что? Здорово получится! - вдруг восторженно крикнул самый молоденький.
Воодушевление побежало как по цепочке, и вот уже все перекрикивают друг друга, а дядюшка Бабау звонит по телефону приятелю, у которого есть рефрижератор.
Идею кооператива поддержал даже Эзекиел, который совмещал у Бабау все должности, он был и кассиром, и официантом, а по вечерам после работы ещё и игроком.
- Дело стоящее, ребята, - высказал он своё мнение. - Я в Салвадоре часто бываю. Там, сами знаете, клубы нечета нашим, и ваш товар на рынке расходится в один миг. Эриберту здорово на вас нагревает руки, поверьте мне.
В стороне от гомона и суеты остался один Жак, сын Ондины. Он давно уже занимался контрабандой для Эриберту и не собирался портить с хозяином отношения.
- Жак! Ты не можешь не поддержать кооператив! Ты не можешь остаться без друзей, - чуть не плакала Жудите, его жена.
Она мечтала, чтобы Жак перестал подвергать свою жизнь смертельной опасности,  мечтала о спокойных ночах, мирных днях, была готова работать не покладая рук, лишь бы бородатый Эриберту не заглядывал к ним и не давал заданий её мужу. Она очень уважала, Родригу, к которому частенько водила своего Пасоку, мальчика весьма талантливого, но болезненного. Родригу не мог посоветовать рыбакам плохого.
В разгар её уговоров Бабау сообщил, сколько стоит наём в аренду рефрижератора.
Жак захохотал:
- Предлагаю всем заделаться контрабандистами! - закричал он. - По-другому денег вам не набрать!
Рыбаки приуныли, и было с чего. Ломай не ломай голову, но таких денег взять неоткуда.
И тут подала голос учительница Дулсе.
Я постараюсь раздобыть для вас денег, - сказала она. - Когда кооператив встанет на ноги, вы мне их вернёте.
- Само собой, - отозвались рыбаки, но смотрели на неё недоверчиво: учителка -  человек хороший, но таких деньжищ и ей не достать.
Словом, рыбаки сидели, не расходясь по домам, и почёсывали в затылках: кооператив,  конечно, вещь хорошая, о такой только мечтать можно, но ведь луны с неба не достанешь! Погрустневшие рыбаки вновь стали думать о том, на каких условиях они могут договориться с Эриберту, и тут до них дошло, что виной всему драка Гумы с Алешандре. Вот где собака зарыта! Это месть!
Гума тогда и предложил:
- Схожу-ка я снова к префекту. Объясню ему всё, как было на самом деле. Пусть он урезонит Эриберту, нечего ему на нас обижаться. Эриберту этот в последнее время слишком  много воли взял. Обращается с нами так, словно мы его собственность. А мы как-никак в государстве живём. И префект - наша законная власть.
- Правильно, Гума! Сходи! - раздались голоса. - Ведь Эриберту тебя в тюрьму посадил, а сеньор Феликс выпустил. Он мужик хороший, с ним столковаться можно.
На том и порешили и потянулись не спеша по домам. А Гума отправился к Феликсу, но решил пойти окольной дорогой по леску и рощице, чтобы как следует обдумать будущий разговор. Ему и в голову не приходило, что люди Эриберту ведут за ним слежку.
Гума брёл не спеша, припоминая вчерашний день. Он старался вспомнить, как сцепился с Алешандре, но вспоминал только Ливию. Её милое лицо стояло у него перед глазами. Вот она с изумлением смотрит на всё, что творится вокруг. Вот самозабвенно танцует вместе со всеми. А вот как разъярённая тигрица защищает его, Гуму. Какая же она необыкновенная девушка, какая красавица!
Если бы Эсмералда знала, что в сердце Гумы для неё нет и самого маленького местечка, как бы она неистовствовала! Но что поделать? Так оно и было. Гума вспоминал Ливию, думал о Ливии, интересовался Ливией, хотел видеть Ливию и пока не понимал, что полюбил Ливию.
- Эй, парень, ну-ка остановись! - услышал он оклик, и в самом деле остановился от неожиданности.
Человек пять вооружённых парней окружили его, и Гума понял, что никакая капоэйра его не спасёт. Но он был не и з тех, кто пасует в сложных ситуациях. Напружинившись, Гума прыгнул и сбил с ног одного из парней, остальные навалились на него, и стало понятно, что живым ему не уйти. Однако в этот миг возле кучи дерущихся появилась матушка Рикардина в белом своём одеянии, и, стоило ей подойти, парни раскатились в стороны, попытались  подняться и не могли, зато Гума легко вскочил на ноги. На нём не было ни синяка, ни ссадины, ни царапины, напротив, он чувствовал себя свежим, отдохнувшим, полным сил. Оглянулся, матушка Рикардина махала ему издалека рукой, а ещё его обидчики разбежались кто куда. Гума потряс головой, закрыл глаза, а когда открыл, то вокруг и вовсе никого не было. «Видно, я заснул на солнцепёке, и мне кошмар приснился», - подумал он, не зная, чем  объяснить и драку, и приятную свежесть во всём теле.
А в это время подручные Эриберту с ужасом рассказывали ему, как матушка Рикардина, внезапно появившись, спасла Гуму. Эриберту от злости затопал ногами.
- Болваны! - заорал он. - Врали поганые! Бездельники! Упустили такую возможность! Продрыхли в тенёчке! Ещё один прокол - и прощайтесь с работой!
Бандиты ушли от него как побитые псы. Несмотря на угрозу хозяина, большого желания иметь дело с Гумой у них не появилось: пережитое было и в самом деле слишком необыкновенным. Все люди причала верили в Еманжу и знали, что матушке Рикардине дана большая сила. Сегодня подручные Эриберту лишний раз убедились в этом. А раз Гума -  избранник Еманжи, то лучше держаться от него подальше.

Феликс посмеялся бы над подобными мыслями, счёл бы их предрассудками,  суевериями. Его и прежде не интересовали эти языческие глупости, а теперь он и вовсе был занят своей предвыборной кампанией, и хотел только побыстрее прижать к ногтю Гуму, чтобы тот ему не мешал. Пришедшего к нему Гуму Феликс встретил с удовлетворением. Он надеялся увидеть Гуму-просителя, покорного и послушного, но тот держался уверенно,  сохраняя чувство собственного достоинства.
- Мне кажется, что ваш сын сводит со мной счёты за вчерашнее, - начал Гума. - Сегодня у нас не купили рыбу...
Едва услышав об Алешандре, Феликс пришёл в ярость, он не забыл, кто опозорил его сына на весь причал! Но орать и топать ногами не стал. Он знал, что Гума заплатит ему настоящую цену за унижение семьи Геррейру!
- Ты слишком возомнил о себе, полагая, что префект может сводить счёты с кем бы то ни было, - ледяным тоном оборвал своего посетителя Феликс.
- Именно поэтому я и пришёл к вам, - живо подхватил Гума. - У рыбаков с причала не  купили рыбу, значит, они не смогут купить хлеба и будут голодать.
- И ты просишь меня им помочь? - с не меньшей живостью осведомился Феликс.
- Я требую восстановить справедливость, - заявил Гума.
- Не голодайте, - усмехнулся Феликс, - ешьте рыбу без хлеба, и разбирайтесь с Эриберту. Раз ты можешь обойтись без моей помощи, справляйся сам. И оставь моего сына в покое. Он тут ни при чём!
Гума прекрасно понял, чего хочет от него префект, но он не собирался становиться должником Феликса, попадать к нему в зависимость, служить его интересам.
- Мы-то справимся, - заявил Гума. - Но мне казалось, что вам понадобится наша помощь, и поэтому вы...
- Я, как ты, не люблю быть должником, - отрезал Феликс. Но последнее слово должно было остаться за ним, и он приказал: - Иди!
Гума улыбнулся: префект своей собственной рукой подписал решение, о создании кооператива. Тем лучше. Гума ушёл с миром и покоем в душе. Думал он только о том, где взять деньги.

Глава 12

Ночь, проведённая, как в романе Агаты Кристи, не помогла найти ни вора, ни украденное. Первой поднялась Ливия, заявив, что смертельно устала, что впереди рабочий день и ей нужно хоть сколько-то часов поспать. Леонтина тут же поддержала её.
- Пошли, Кирина, - обратилась она к служанке, - никто из нас ни секунды не думал, что деньги взяла ты.
Кирина замешкалась, не зная, как ей поступить, потом зевнула и пошла вслед за Леонтиной.
Августа и Освалду продолжали дремать в креслах. Родолфу давным-давно храпел у себя в комнате, ему и в голову не приходило, что в доме ловили вора.
На следующий день Ливия вместо того, чтобы работать, отправилась бродить по городу, на ходу ей лучше думалось, она хотела понять, что же ей делать, как поступить. Всё, что казалось ей таким прочным, рассыпалось в один миг - работа в фирме, дружба с Алешандре. Зато появилось что-то другое: Гума, работа у Феликса, тётя Леонтина... Ливии так хотелось в Рио! Она не сомневалась, что, как только разошлёт своё резюме по разным  фирмам, работа непременно найдётся. Вопрос был в деньгах. Взять их было неоткуда. Ливия брела, куда глаза глядят, и ноги сами привели её на причал. Там всегда царило оживление.  Рыбаки толпились вокруг грузовика-рефрижератора и что-то горячо обсуждали. Ливия заинтересовалась и подошла поближе. С ней поздоровался Руфину, друг Гумы. А Гума? Где же Гума?
- Привет, Ливия! - тут же услышала она голос, который ей так нравился. Гума подошёл к ней, глаза у него сияли. - Ты даже не представляешь, что у нас творится, - радостно заговорил Гума. - Сегодня я впервые отвёз рыбу в Салвадор, и мы получили в четыре раза больше денег, чем получали от Эриберту. Мы одержали победу! Понимаешь? Теперь мы сами будем продавать рыбу.
Глаза Ливии засияли в ответ. Она была рада за ребят с причала, наконец-то им повезло! Может, и ей повезёт тоже?
- Дело не обошлась без приключений,  -  продолжал Гума, - Посреди дороги меня остановила налоговая инспекция, а у нас пока ни одной бумаги! Представляешь, что могло быть? Арестовали бы наш товар, и конец всему нашему предприятию. И вдруг…
Ливия слушала, широко раскрыв глаза.
- Инспектор оказался крестником матушки Рикардины, моим приятелем, которого я вдобавок вытащил из воды, когда он тонул. Представляешь? Ясное дело, он меня отпустил.
Ливия  радостно  рассмеялась. Подошедшая  чуть  ли  не вплотную Эсмералда окинула Ливию ревнивым взглядом. Если бы она могла, то уничтожила бы эту блондиночку!
- Пойдём, Ливия, - предложил Гума, - выпьем сока за успех нашего предприятия!
И они направились к «Звёздному маяку» под ненавистным взглядом Эсмералды.
- Пойдём и мы пить сок, - предложил Эсмералде Руфину, который был готов целовать землю, по которой ходила эта девушка.
Но Эсмералда и в грош не ставила своего преданного поклонника. Наоборот, она всегда рада была сообщить ему какую-нибудь неприятную новость, как сделала это и на сей раз:
- Гайде мне сказала, что возвращается твоя сестра Селминья. Думаю, она поселится у тебя?
Руфину даже сплюнул от негодования.
- Никогда! Никогда в жизни этого не будет! – произнёс он в сердцах. - Не говори мне о  Селминье. У меня больше нет сестры!
В их разговор вмешалась Рита, которая стояла неподалёку. В этот радостный день на причале собрались все, потому что такого праздника нижний город ещё не помнил.
- Руфину! Не говори так! Я знаю вас с самого детства, вы для меня как родные дети, и мне больно такое слышать!
- Тётя Рита! Вы для меня как родная мама, а Гума как родной брат. Но сестры у меня нет, раз она пошла по дурной дорожке!
Голос Риты дрогнул, когда она вновь заговорила о Селминье.
- Я буду молиться о ней, Руфину. О тебе и о ней, потому что вы брат и сестра.
Но Руфину искал глазами Эсмералду, увидел и поспешил за ней. А Рита так и осталась стоять неподвижно, молясь всем богам, чтобы дали сил ей самой и помогли её дочери.
Руфину спешил за Эсмералдой, а она торопилась, чтобы не потерять из виду Гуму.  Зато Гума с Ливией никуда не торопились. Они сначала выпили сок из гуявы, который напомнил Ливии детство, потом предались воспоминаниям о своей первой встрече, потом снова вернулись к действительности, сообразив, что стоят возле дома Ливии и пора прощаться. Их прощание вышло долгим, вот, наконец, Ливия вошла в дом и столкнулась нос к носу с Алешандре.
- Я был не прав, Ливия. Не знаю, что на меня нашло, - сказал он. - Я беседовал с твоей тётушкой и ждал тебя, чтобы извиниться. Прошу тебя, не лишай меня своей дружбы! Я очень дорожу ею.
Ливня была в хорошем настроении, а Алешандре выглядел таким кротким и предупредительным, что обрывать разговор не было никакой причины.
Августа, выглянув, стала приглашать Алешандре, выпить чаю, он охотно принял её предложение. За столом он сказал Ливии, что приготовил ей сюрприз: приглашает её  поужинать лангустами в Салвадоре.
- У меня за углом вертолёт, - сказал он.- Слетаем, отпразднуем примирение.
- Я так давно не ела лангустов в Салвадоре, - мечтательно проговорила Леонтина. - А я их так люблю!
- А что вам мешает полететь с нами? - весело предложил Алешандре, прекрасно понимая, что согласие Ливии после этого ему обеспечено.
- Ничего! - тут же откликнулась Леонтина. - Я с удовольствием полечу. Сейчас мы с Ливией переоденемся...
Ливия не могла отказать тётушке в удовольствии.
- Благодарю за нас обеих, Алешандре, - сказала Ливия. - Мы будем готовы очень скоро...
Поднимаясь по лестнице, Леонтина сообразила, что племянница, может быть, не  собиралась никуда лететь с Алешандре.
- Ты не сердишься на меня? Наверное, я сморозила глупость, когда собралась лететь. Поверь, я могу всё исправить, сослаться  на  нездоровье, - предложила полная раскаяния Леонтина.
- Я рада доставить тебе удовольствие, - отозвалась Ливия. - Мы с тобой прекрасно проведём время.
В вертолёте Леонтина рассказала, что в рыбном ресторане была со своим возлюбленным джазистом. Он был англичанином, и она специально привезла его в  Салвадор, чтобы угостить лангустами.
- Он таких никогда не ел, можете мне поверить, - сказала она с гордостью.
Ливия с Алешандре переглянулись, и Ливия почувствовала, что, несмотря на размолвку, они понимают друг друга, им обоим кажется трогательной эта немолодая женщина и обоим небезразличны её воспоминания.
Леонтина была очарована новым средством транспорта, она и не предполагала, что до  Салвадора можно добраться так быстро. Войдя в ресторан, она воскликнула:
- Подумать только! Здесь ничего не изменилось!
- И вы тоже, мадам, - галантно отозвался импозантный метрдотель. - Разве не вчера вы  ужинали у нас со своим другом-англичанином?
- Неужели вы меня помните? - изумилась Леонтина.
Она была потрясена. Вечер обернулся для неё сказочным путешествием в прошлое.
- Безусловно, мадам. У меня профессиональная память. Я помню всех красивых женщин и даже помню, что ваш друг был музыкантом.
Леонтина почувствовала себя королевой, а это иногда так нужно немолодым, усталым, одиноким женщинам... Они провели чудесный вечер, много смеялись, ели вкусные вещи, пили хорошее вино. Ливия почувствовала искреннюю благодарность к Алешандре.
- Позволь мне вас радовать и дальше, - попросил он на прощание. - Позволь мне устраивать для вас праздники.
- Удивительно, что тётю помнят в этом ресторане, - задумчиво сказала Ливия.
- Вспомнили не без моей помощи, - улыбнулся Алешандре, - я дал, скажем, так, наводку....
- Ты всё-таки очень тонкий человек, - с чувством сказала Ливия.
- Не случайно мы собирались пожениться, - отозвался Алешандре. - Помнишь Нидерланды?
Ливия  кивнула. Ту поездку тоже устроил Алешандре, и Ливия всегда вспоминала о ней с удовольствием.
- Помню, и поверь: всё, что с нами было, останется с нами навсегда.
- Очень рад, Ливия. Мы снова друзья?
- Да.
Алешандре был счастлив, ему удалось почти невозможное - Ливня вернула ему свою дружбу! Но останавливаться на достигнутом, он не собирался. Ливия была женщиной его жизни и должна была стать его женой!
Феликс одобрил сына.
- Завтра Ливия будет на фабрике, и я поговорю с ней сам, - пообещал он. - Я предложу ей такое, от чего она просто не сможет отказаться! Видеться вы будете каждый день, деловые интересы связывают иной раз крепче всех прочих.
Отец и сын засмеялись, они понимали друг друга, они были не просто друзьями, а сообщниками.
- А что там у нас с Гумой? - поинтересовался Феликс.
- Я сделал анонимный звонок в налоговую полицию, не сомневаюсь, что у него уже были неприятности и будут ещё, - с усмешкой сказал Алешандре.
- Я тоже в этом не сомневаюсь, - со значением подмигнув, пообещал сыну Феликс. - Занимайся Ливией, а Гуму я беру на себя!
- Спасибо, отец.
Как только Алешандре вышел, Феликс вызвал к себе Эриберту. Главным  поручением для него был розыск обидчика Адмы. Феликс знал, что, пока этот человек ходит по земле, он не успокоится. Феликс свозил Адму к лучшим врачам Салвадора, заплатил за самые дорогостоящие обследования, уверился, что здоровью её не нанесён ущерб, но продолжал тревожиться. Он чувствовал: Адму что-то гнетёт, заботит. Он ощущал её напряжённость, не знал, как с ней справиться, и полагал, что Адме станет гораздо легче, когда её обидчик будет сурово наказан.
Гума волновал Феликса меньше всего, он был на глазах, за ним легко было следить.  Пусть раздуется от гордости, как павлин, тут-то его можно будет и прихлопнуть!
Эриберту доложил хозяину, что с бандитом покончено.
- Только что? - поинтересовался Феликс.
- Да нет, дня два уже... - лениво сообщил Эриберту.
- А ты уверен, что это тот? - уточнил Феликс, - Адме не стало легче. А я на это надеялся.
- Тот, - жёстко ответил Эриберту. - Тот, кто посмел притронуться к доне Адме, не имеет права ходить по земле!
- Хорошо, Эриберту, я тобой доволен, - сказал - Феликс, - по-прежнему следи за Гумой  и о самом интересном сообщай мне.
Эриберту поклонился и вышел, но он не торопился покинуть дом. Ему необходимо было увидеть Адму. Может, у неё есть для него особое поручение? Обычно свои поручения она давала ему в поздний ночной час, когда он имел обыкновение заходить в этот дом на кухню и там подкрепляться. Но на этот раз он отыскал её днём.
Ему не понравился её взгляд, в нём была тревога.
- Я готов вам служить, моя госпожа, всегда и во всём, - сказал он с нажимом.
- Благодарю, Эриберту, я знаю, что могу рассчитывать на твою помощь. Когда понадобится, я позову именно тебя.
Эриберту поклонился и вышел. Ради этой женщины он готов был на любые преступления.
Адма и впрямь была встревожена. Она не могла счесть случайностью нападение на дороге. Кто-то охотился за ней, посылал анонимные письма, напоминал о том, что она  старалась забыть.
«Где дона Коло?» - гласила надпись на фотографии, полученной Адмой в конверте. Адма сожгла фотографию и задумалась. Она пыталась понять, кто стоял за этими письмами.  И вдруг в её памяти всплыл дядюшка Бабау. Он приходил к ней после того, как исчезла дона Коло, и принёс её сумочку, которую та забыла у него в баре. Адма сожгла и сумочку, и письма-дневник, ради которого пошла на убийство. Искать эту Коло, беспокоиться о ней мог только Бабау! Адма решила навестить его, поговорить с ним, чтобы решить, как ей поступить дальше. Войдя в бар, она увидела Эпифанию, которая оживлённо беседовала с хозяином бара, вспомнила, что Бабау - лидер оппозиции, и они ей показались заговорщиками.
Между тем Эпифания делилась со своим старинным другом семейными проблемами.  Она хотела бы выдать замуж Женезию, которая стала даже разговаривать во сне. По этим словам, стонам и вздохам мать поняла, что дочери снятся любовные сцены, но днём дочка вновь одевалась в свою привычную броню, и до сердца её невозможно было достучаться.
- А ведь ей пора, пора, - твердила Эпифания. – У меня даже со здоровьем стало хуже от  тревог и беспокойства. Я недавно упала в обморок, девочки так перепугались, что на какое-то время ссориться перестали. Обычно они грызутся с утра до ночи. Сокорринья упрекает сестру в ханжестве, а Женезия её - в разврате.
Дверь хлопнула, и все взглянули на вошедшую - жену префекта Адму Геррейру, неожиданную посетительницу «Маячка». Она села за стол, и Бабау поспешил сам обслужить её. Принимая заказ, он выслушал и не менее неожиданный вопрос: помнит ли он дону Коло?
- Конечно! Прошло не так много времени с нашей последней встречи. А что? - осведомился Бабау.
- Я помогла ей материально, - сообщила Адма. - Но она давно уже не подавала о себе вестей. Я ищу её. Если у вас будут новости, сообщите.
- Непременно, - пообещал Бабау доброжелательно и искренне. - Однако думаю, что новости, скорее всего, будут у вас, вы с этой дамой в добрых отношениях, а я совершенно посторонний человек.
Слова Бабау показались Адме лицемерием. Каждый ей виделся врагом. Да и мог ли не бьггь врагом Бабау - лидер оппозиции? А Эпифания? Очень возможно, что они вступили в сговор и замышляют что-то против Феликса. Адма пообещала себе, что будет постоянно настороже, будет следить за всеми и не даст своим врагам восторжествовать.

Глава  14

Жака хоронили всем причалом. Женщины жалели Жудите и ругали Эриберту за подлость. Жудите плакала навзрыд, проклиная тот день и час, когда Жак взялся возить контрабанду. Она же предчувствовала, что добром это не кончится! Как она умоляла Жака уйти от Эриберту! Убийца-Эриберту посмел войти к ней в дом, посмел предложить ей денег, но они пахли кровью, эти деньги! Их было страшно взять в руки!
Гума сказал много добрых слов о Жаке на похоронах. Он, как и  все рыбаки, сожалел о безвременной кончине своего товарища. Ему и в голову не приходило, что Жак сначала предал его, а потом спас. Гума был без сознания, когда тот всё-таки вытащил его из кабины. Никто из рыбаков не знал, что Жак смыл кровью нечаянное бесчестье.
Тяжело было на душе Гумы. Смерть Жака, гибель рыбацкого кооператива. Он клял себя за то, что погубил так хорошо начавшееся дело. В один миг всё ухнуло в яму. А сколько долгов! Зе де Бомба - за утонувший рефрижератор, Дулсе – за аренду, рыбакам - за рыбу.
- Я выплачу всё! - клялся он, но сам не знал, каким образом.
Все были подавлены, всем было тяжело. Слова утешения никому не шли на язык. Да и надеяться было не на что.
Ливия, услышав о несчастье на причале, собралась бежать к Гуме. Она была уверена, что сумеет как-то его утешить, что вдвоём они что-то непременно придумают. Она уже выходила из дома, но её остановил телефонный звонок. Алешандре предупреждал, что  сейчас заедет за ней, Феликс просит её приехать, он принимает у себя сеньора Виану, главу партии, от которого зависит его губернаторство.
- Ты же знаешь, что «нет» для отца не ответ. Будь готова через четверть часа. Я еду.
Леонтина, видя, как расстроена Ливия, предложила:
- Черкни несколько слов, вырази Гуме своё сочувствие, назначь встречу, а я отнесу записку. Прогулка мне будет только в радость.
Ливия просияла:
- Ты так выручишь меня, тётечка!
Она быстренько написала записку, назначив Гуме свидание на пляже, отдала Леонтине и, расцеловав её, убежала.
Леонтина не спеша двинулась в путь. Выйдя из дому, она почувствовала прилив сил. Что, собственно, её удерживало в семейной крепости? Может быть, ей вновь пуститься в странствие?
На причале в толпе она отыскала Гуму и передала ему записку. По его  просветлевшему лицу она увидела, что он обрадован.
Гума и не подозревал, что записка от Ливии - не единственный сюрприз этого необычайно печального дня.
Именно на этот день Эсмералда наметила окончательное завоевание Гумы и отменять его не собиралась.
- На этот раз он не устоит передо мной и утешится в моих объятиях, - сказала себе Эсмералда.
Руфину купил облюбованное ею платье, она надела его и сочла себя достойной самого короля. Затем она придирчиво осмотрела себя в зеркале и решила, что станет ещё привлекательнее, если подведёт глаза, подрумянит щёки, накрасит губы. «Он и думать забудет о кислой простокваше», мечтала она, наводя красоту.
План действий у неё сложился давно. Она попросила Гайде шепнуть Гуме, что на его лодке мелькнула подозрительная тень, а всё остальное уже было её личным делом.
Едва услышав о чужом человеке на своей лодке, Гума бегом побежал к ней. Лодка была его единственным достоянием. Потеря лодки стала бы для него окончательной катастрофой. Неужели вор задумал её увести, воспользовавшись похоронами?
Вора на лодке Гума не обнаружил, он нашёл там Эсмералду. Но в каком виде! Посмотрев на неё, Гума хоть и кусал губы, но всё же, расхохотался.
- Ну и ну! Вид как у заправской портовой шлюхи! Ты с ума сошла, Эсмерадда?
Гума уже хохотал в голос, просто корчился от смеха, глядя на вульгарную глупую попугаиху.
- Ну, надо же учудить над собой такое?! - простонал он. - Что за дурь на тебя нашла?
Большего оскорбления, большего удара нанести он не мог. Эсмералде хотелось, и зарыдать, и поколотить это чудовище! Толстокожее, бесчувственное чудовище! И она накинулась на него с кулаками:
- Вот тебе! Вот тебе! Получай!
Гума насилу справился с расходившейся девицей.
- Тихое помешательство перешло в буйное, - констатировал он, схватив её в охапку. - А теперь марш отсюда! И чтобы ты больше никогда не показывалась мне на глаза в таком безобразном виде! Поняла?
Он вынес её с лодки, поставил  на ноги и дал хорошего шлепка.
- Иди! Иди! Хорошо, что все тебя знают, никто не пристанет!
Эсмералда шла по набережной, глаза у неё зло блестели. «Погоди, Гума! Ты мне за всё  заплатишь! Этого я тебе не прошу!» - повторила про себя она.
Эсмералда успела забыть, что назначила свидание Руфину. Он ждал её и не дождался. Отчаявшись, он отправился в «Маячок», надеясь там встретить Эсмералду. И встретил. Но лучше бы не встречал. Мало было ему Селминьи! Похоже, теперь и Эсмералда задумала идти по той же дорожке. Так вот для чего ей понадобилось платье! А он-то, дурак, ничего не понял!
Руфину подошёл к Эсмералде и так резко дёрнул её, повернув к себе, что платье затрещало по всем швам.
- Ты была для меня всем на свете! - сказал он. - Но такой я тебя знать не хочу! Ты потеряла мою любовь!
Повернулся и вышел. Но на эту потерю Эсмералда не обратила никакого внимания.

Ливия томилась, слушая пошлости сеньора Викториу Виану. Самодовольный  партийный лидер на них не скупился. Для Ливии этот вечер был продолжением рабочего  дня, и она честно трудилась, украшая разговор любезностями и улыбками, прикидывая про себя, как скоро можно будет отсюда уйти. Она и Алешандре обменивались понимающими взглядами, когда гость позволял себе очередную грубость, и всячески помогали её сгладить, словом, вечер можно было считать удачным. Особенно украшало его изысканное меню, хотя Адма была страшно недовольна Ондиной, которая посмела уйти на похороны, не доделав десерт.
Но, не дожидаясь десерта, Феликс увёл Виану в свой кабинет. Он с нетерпением ждал,  что же скажет ему дорогой лидер.
- У меня не может быть соперников, - хвастливо заявил Виану, - на каждого более или менее видного человека есть досье, компромат, я могу убрать любого. А что касается выборов, то тебе стоит подождать годика четыре. На этот раз я решил поддержать другую кандидатуру.
Он ещё долго хвастался своими досье и в подтверждение даже пересказывал кое-какие факты.
Феликс слушал его внимательно. Друг оказался врагом, и его нужно было изучить, как  следует. В кармане у Феликса был маленький диктофон, который он включал, как только Виану начинал говорить. Компрометирующего материала на партийного лидера за этот вечер накопилось немало. После десерта Виану долго не задержался. Проводив его, Феликс сообщил, что на поддержку этого человека ему рассчитывать не приходится. Ливия  шепнула  Алешандре, что ему лучше побыть с отцом, очевидно, им есть о чём поговорить, а она будет только мешать их мужскому разговору. Алешандре, согласившись, проводил её до дверей, и они простились.
До чего счастливой почувствовала себя Ливия! Она не шла, а летела по ночным улицам, внутри у неё всё пело: Гума! Её ждал Гума! Ещё несколько минут, и она его увидит!
Гума в самом деле её ждал. Он хотел рассказать ей всё, что случилось в этот  несчастный день, поделиться своими бедами, облегчить душу...
- Поцелуй меня, - сказала Ливия.
И Гума позабыл обо всём, он обнял Ливию, и поцелуй их длился вечность. Потом он повёл её на свою лодку, которая была для него родным домом. И очнулись они, когда восходящее солнце превратило море в сияющее золото.

Утром Августа Эвжения отправилась проверять, на месте ли Леонтина. Она была уверена, что та не ночевала дома. В прошлый раз Леонтина, уйдя из дома, исчезла ровно на четыре года. Вполне возможно, что она исчезнет и на этот раз. Но нет, Леонтина мирно спала  в своей кровати. Августе и в голову не могло прийти, что мирным сном сестры она обязана Освалду. У Леонтины была одна особенность: стоило ей выпить два-три бокала вина, как она  непременно находила себе прекрасного принца, иногда на ночь, иногда на год, смотря по тому, каким был принц. Так было и на этот раз, она очаровала красивого рыбака, и они уже было отправились в странствие по пляжу, но им помешал Освалду. Он обегал весь город в поисках Леонтины и, наконец, нашёл её. Она не сразу согласилась вернуться домой. Да и рыбак был с этим не согласен. Но Освалду сумел отшить одного и убедить другую.
- Ты был моим идеалом мужчины, - сказала печально Леонтина, когда они медленно шли рядом по ночному городу. - Ты научил меня видеть, слышать, наслаждаться красотой мира. Чего ты только не умел в молодости! Как ты пел! Как играл на гитаре! Как остроумно  шутил! Но не это было самым главным - у тебя было благородство и доброе сердце. Я была уверена, что твоя жизнь будет яркой и необыкновенно интересной. И что с тобой стало? Ты женился на Августе, и куда всё подевалось? Ни один из твоих талантов не понадобился. Ты влачишь жалкое существование, и на тебя больно смотреть! Правда, и моя жизнь не лучше...
- Леонтина! Ты была для меня всегда только маленькой девочкой. Я слишком поздно  понял, что люблю тебя!
Признание во взаимной любви смутило этих не слишком молодых людей, они  смолкли. Но жизнь чудесным образом переменилась. Они перестали быть одинокими людьми с несложившейся жизнью, они были любящими, у которых всегда есть надежда на лучшее.
Но Августа и не подозревала о свершившейся перемене. Зато обнаружила другую - в  комнате не было Ливии. Она не ночевала дома! Факт этот страшно возмутил Августу.  Ужасные мысли о беспутных рыбаках зашевелились в её голове. Но, немного подумав, Августа сообразила, что её умная племянница наверняка проснулась в объятиях Алешандре. Августа обрадовалась, что желаемое, наконец, свершилось, и тут же позвонила в дом Геррейру. К телефону подошёл Алешандре, и, не скрывая торжества, Августа попросила Ливию.
- Но её нет здесь, - ответил он. - Она ушла вчера вечером и что же, до сих пор не  вернулась? Нужно немедленно начать розыск. Я сам займусь этим!
Смущённая Аугуста повесила трубку. Кажется, она поспешила…
Освалду принялся её ругать. Как она смеет вмешиваться в жизнь взрослой женщины? Почему Ливия должна перед кем-то отчитываться? Это её дело, где и с кем она проводит время.
Августа огрызнулась:
- Ливня должна думать в первую очередь не о себе, а о семье!
- Как ты, моя дорогая, - не без язвительности подхватил Освалду.
- Да! Как я! - воскликнула Августа.
Едва представив себе, что Ливия выкинула примерно такой же фортель, как её матушка, она едва не задохнулась, от гнева и возмущения. Неужели у неё никогда не будет денег, и она никогда не увидит Париж? Подлость, какая!
Освалду махнул на жену рукой. Она была неисправима!

Алешандре быстро  сообразил, где ему искать Ливию. В нижнем городе! Он спустился на набережную и увидел плывущую в рассветных лучах лодку. А в лодке - Гуму и Ливию. Алешандре чуть не заскрипел зубами. Оглянувшись, он увидел девушку, которая смотрела вдаль таким взглядом, который способен был испепелить эту лодку, и тех двоих, что сидели в ней, счастливо, улыбаясь. Алешандре мгновенно сообразил, что эта девушка станет его союзницей. Эсмералда узнала сына префекта, и сердце её радостно затрепетало. Она поняла, что будет скандал. Немыслимый. Грандиозный. И от кислой простокваши останется мокрое место. Она и сама собиралась устроить Гуме скандал, который должен был быть таким же впечатляющим.
Алешандре прекрасно понял состояние девушки, но у него было другое представление о том, как им обоим следует вести себя в данной ситуации.
- Как тебя зовут? - обратился он к девушке.
- Эсмералда, - ответила она. - А ты Алешандре Геррейру. Правильно?
- Да. Пойдём куда-нибудь и спокойно побеседуем. Мне кажется, нам есть о чём поговорить.
- А эти? - мотнула головой Эсмералда в сторону счастливой парочки.
- Вот о них-то мы с тобой и поговорим, - пообещал Алешандре. - Пойдём быстрее, они не должны нас увидеть. 
Это Эсмералде понравилось, и она вслед за Алешандре быстро свернула в боковую улочку.
- Ты, кажется, невеста Гумы? - спросил он.
На этот раз Эсмералда не стала врать. Она опустила голову и честно призналась:
- Нет, я иногда говорю так, но мы не обручены. - Потом Эсмералда взглянула в глаза Алешандре и добавила: - Гума - мужчина моей жизни. Я хочу стать не его невестой, а его женой.
- Именно поэтому ни ты, ни я не будем устраивать скандал. Мы будем действовать хитрее? Нам нужно разлучить их навсегда. Ты согласна?
Согласна ли была Эсмералда? Да она отдала бы всё на свете, чтобы так оно и  случилось. Лицо её просветлело, и Алешандре понял, что обрёл такую помощницу, о какой можно только мечтать.
«Ты будешь моей, Ливия! - мысленно поклялся Алешандре. - Я сделаю для этого всё!»

Глава  16

Феликс очень серьёзно взялся за свою предвыборную кампанию. Уничтожив  грузовик,  он не сомневался, что голоса причала ему обеспечены. Да и как иначе? Кто, как не он, будет спасителем рыбаков? Немного подумав, Феликс сделал широкий жест: он сам отправился к Гуме. «Сильный всегда великодушен», - решил про себя Феликс.
- Я заплачу твои долги, - сказал он молодому человеку.
- А чем придётся мне платить вам? - спросил Гума.
- Ты в трудную минуту помог мне, я в трудную минуту помогаю тебе, - обтекаемо ответил Феликс. - Долг платежом красен.
- Вы мне ничего не должны, - резко ответил Гума. - А я менять кредитора не намерен.  Какая мне разница, кому выплачивать долги? Лучше я буду платить тем, перед кем имею обязательства.
Железная логика Гумы произвела впечатление на Феликса. Он рассчитывал совершенно на другую психологию, а противник оказался куда крепче. Значит, придётся дожимать.
- Я могу вытащить тебя из ямы, - снова повторил своё предложение Феликс. - Я могу дать тебе денег.
- И я стану вашим должником?  Буду обязан голосовать за вас или делать ещё что-нибудь по вашей указке? Не пройдёт. Меня нельзя купить, сеньор Феликс. Вы не свяжете мне руки своими деньгами, своими благодеяниями. Дороже всего я ценю свободу действий.  Нам больше не о чем разговаривать, сеньор Феликс! Прощайте!
Феликс был взбешён.
- Когда будут увозить за долги его лодку, позови меня посмотреть, - сказал он Эриберту. - Я думаю, этот заносчивый всё-таки сломается.
- Не сомневаюсь, - поддакнул Эриберту. - Лодка досталась ему от отца. Да и вообще, что за рыбак без лодки?
- Ну что ж, тем лучше, - потёр руки Феликс, - мы ещё будем верёвки вить из этого Гумы!
Он отпустил Эриберту и отправился к Адме, чтобы напомнить: через неделю они отправляются на конгресс партии, где должны будут, во что бы то ни стало одержать верх над лидером партии Виану.
- Позаботься  о туалетах, дорогая! Ты должна быть там самой элегантной женщиной. В  том, что ты будешь самой красивой, я не сомневаюсь.
- Спасибо за комплимент. Ты можешь на меня положиться, - ответила с улыбкой Адма.
Алешандре, который заглянул к матери, застал её за разборкой платьев. Он побледнел от ярости.
- У тебя в голове одни тряпки, - процедил он. - Как ты смела не сказать мне, что Ондина потеряла сына?
- Мы принимали высокопоставленного гостя, - очень сухо ответила Адма. - Нам было не до посторонних.
- Посторонних?! - У Алешандре запрыгали губы. - Это ты мне посторонняя, а Ондина - мать! Ты никогда не могла простить мне любовь отца, за это меня и возненавидела.
- Какая глупость! - поджала губы Адма. - Отец испортил тебя своим безудержным баловством, поэтому ты так разговариваешь с матерью. А в любви отца я не сомневаюсь, он любит меня больше всех.
- Я бы на твоём месте не был так самоуверен, - бросил на прощание Алешандре и вышел.
Он  отправился  к матери только потому, что не застал Ондины, которую хотел обнять и утешить. Бедная Ондина, что же она переживает, потеряв своего Жака? Алешандре хотел сказать старой няне, что он с ней, что он понимает, как ей больно. Нет, он не надеется  заменить ей сына, но она всегда может рассчитывать на его поддержку.

Ондина сидела у постели больного Пасоки. Мальчик метался в жару, бредил, ему чудилось, что они с отцом ловят рыбу. И Ондина молилась, чтобы Пасока остался с ними, чтобы не ушёл в страну Еманжи.
Болезнь внука совсем раздавила несчастную Ондину. Она сидела и плакала. А ведь шла она сюда, чтобы ободрить невестку, сказать, что за время службы у Геррейру скопила порядочную сумму денег и все их отдаст Жудите и внукам. Пусть Пасока учится, он такой способный, такой талантливый! Денег хватит, Жудите нечего бояться, она может спокойно растить своих детей, а там видно будет. Но беда, как известно, не ходит одна... 
Родригу осмотрел, послушал мальчика, прописал жаропонижающее, сказал, что будет заходить. Болезнь Пасоки была необычной, и доктор не спешил ставить диагноз.
Дело в том, что в нижнем городе был не один такой больной. Болело несколько детей из класса Дулсе, в котором учился и Пасока. И можно было бы предположить, что это какая-то неведомая инфекция. Но точно с такими же симптомами обратилась к Родриго и Селминья. И ещё несколько молодых женщин.
Бабау очень обеспокоила болезнь Селминьи.
- Ты понимаешь, что я не могу держать у себя больную. Это вредит репутации заведения, - сказал он Гайде. – Через день срок нашего договора истекает, и продлевать его я не буду. Подыщи для неё ещё какое-нибудь помещение.
Гайде всплеснула руками: как же так? Не может же он выставить на улицу больную девушку?
- Девушка заболела только вчера, - неумолимо продолжал Бабау, - я пустил её на две недели, потому что вообще никого не пускаю к себе с её профессией. Но она не потрудилась  позаботиться и найти себе другую квартиру. Пусть пеняет на себя! Мне её комната нужна для нового постояльца. Я нанял себе помощника, и он будет жить в этой комнате.
Гайде побежала к Рите, Рита стала упрашивать Руфину, чтобы он помирился с сестрой,  и Селминья смогла бы как прежде жить с ним под одной крышей. Руфину же отказался наотрез.
- У меня нет сестры, - твердил он. - Она причинила мне столько горя, что я видеть её  не хочу.
«У тебя нет брата, бедная моя девочка, - думала Рита, - но у тебя есть мать, и она не  покинет тебя в беде».
- Шику, - сказала она мужу, - я вырастила Гуму, Руфину, Селму и Луизу. Все эти дети для меня как пальцы на руке. Отруби один палец, и я останусь инвалидом. Ты понимаешь меня?
- Да, я понимаю тебя, Рита, - ответил Шику.
- Сейчас хуже всех Селминье, она больна, у неё нет крова, нет денег, я возьму её к нам и буду выхаживать, - твёрдо заявила Рита.
- А ты подумала о Луизе, она - девушка на выданье, ты за неё не беспокоишься? - спросил Шику.
- О чём ты говоришь, Шику? Нас тут все знают и все поймут, на Луизе это не может дурно отразиться. Доброе сердце никому и никогда ещё не вредило.
- Поступай, как считаешь нужным, Рита. Я тебе перечить не буду, - сказал Шику.
Так Селминья, сама того не подозревая, вернулась в родной дом, в объятия своей матери. А в освободившуюся комнату нового постояльца привёл ни кто иной, как полицейский. Дядюшка Бабау не знал, что ему и думать, когда увидел симпатичного  молодого человека, который шествовал в сопровождении жандарма.
- Хорошенькое дело! То проститутка, то мошенник или вор! Прекрасная репутация будет у моего заведения!
Он уже приготовился отказать негодяю и в жилище, и в должности бармена, но, узнав всю его историю, расхохотался.
А дело обстояло следующим образом. Эзекиел Баруда, служивший барменом в клубе авиационной части, никак не мог усвоить военную субординацию, имел из-за этого множество неприятностей и решил сменить место работы. Он прочитал объявление дядюшки Бабау, позвонил ему, договорился, рассчитался в своём клубе и пустился в путь. В Порту-дус-Милагрес он прибыл на рассвете, и, ожидая удобного времени, чтобы  отправиться к дядюшке Бабау, бродил по городу. Что удивительного, если ему захотелось писать? Он нашёл местечко поукромнее, среди кустиков, пописал, но штаны застегнуть не успел, потому что в него с громким криком вцепилась девица в ночной рубашке. Она орала благим матом, зовя на помощь, словно он совершил бог весть какое преступление. Девицу он  даже разглядеть не смог, потому что изо всех сил старался вырваться из её цепких ручек. Но картина была впечатляющей: девица в ночной пижаме и он, почитай, без штанов. Соседи  проснулись первыми и стали урезонивать девицу.
- Не гоже, Женезия, так вцепляться  в молодого человека. Лучше его отпустить.
- Ни за что! - отвечала девица по имени Женезия.
- Тогда веди его в дом и делай там с ним, что задумала, - предлагали соседи. – Кричать-то зачем, дело ведь житейское! 
Тут пресловутая Женезия полила их отборной бранью за дурные мысли и заявила, что молодой человек совершил преступление против нравственности, пописав у неё под окном, она этого так не оставит, сдаст его в полицию, а спущенные штаны предъявит как вещественное доказательство.
- Что ж ты, бедная, не спала? – посочувствовали ей соседи. - Будь этот паренёк у тебя под боком, и сон был бы крепче, и писал бы он, где следует. Забери-ка ты его лучше себе,  полицейскому он ни к чему.
Но и на это предложение девица ответила руганью.
Тут и полицейский появился.
- Конечно, я его заберу, - сказал он, - только если вы, милая девушка, его отпустите.
Он так сказал, потому что девица хоть и ругалась, но прижимала Эзекиела довольно  крепко и чувствительно, и сам Эзекиел стал беспокоиться, как бы помимо воли ему не захотелось чего лишнего.
Женезия помедлила и отпустила его. По дороге Эзекиел объяснил полицейскому, что должен явиться в «Звёздный маяк» к Бабау. Тот его и привёл.
- Нужен он вам? - спросил полицейский.
- Если он девиц портит, не нужен, - сказал Бабау. - У меня дочка на выданье. Зачем он мне?
- Клянусь, если речь обо мне, то ваша дочь умрёт девственницей, - поторопился вставить своё слово в разговор Эзекиел.
Бабау посмотрел на него и рассмеялся, парень показался ему симпатичным, и он махнул рукой полицейскому, чтобы тот отпустил его.
Так Бабау обзавёлся долгожданным помощником-барменом, который оказался мастером на все руки, но главное его мастерство состояло в умении играть в карты.

Ночной, а вернее, утренний скандал не мог остаться тайной, раз принимали в нём участие все соседи. Больше всего он огорчил Эпифанию.
- Когда я буду сама префектом, то займусь городским благоустройством, - сказала она  Деодату, - но в первую очередь мне нужно заняться Женезией.
И она пошла к своей дорогой доченьке, которая после бессонной ночи, наконец, заснула, но металась в кровати, явно охваченная любовным пылом.
- Будь ты неладна, - обругала Эпифания Августу Эвжению, - заморочила голову моей девочке, а ей самое время найти себе хорошего паренька.
Женезия открыла глаза и тут же сказала:
- Мне надо молиться, мама! Я должна бороться с дьяволом! Вот увидишь, я его одолею!
- А мне кажется, тебе нужно немного подумать о себе, - заговорила Эпифания,  присаживаясь на край кровати. - Целыми днями ты чистишь, моешь, убираешь. Мне больно на тебя смотреть. Мы могли бы нанять служанку, и она делала бы эту работу. У тебя появилось бы время, и ты...
- Я бы молилась тогда с утра до ночи, - подхватила с фанатичным блеском в глазах Женезия.
- Господь долготерпелив, мы все это знаем, дочка. Но не стоит докучать ему, а то, и он может утомиться. Мне кажется, что нам нужно быть потише и поскромнее. Вот если бы ты завела подружек, друзей, проводила время повеселее, а потом нашла себе по сердцу мужа и рожала деток, то Господь бы тебя одобрил.
- Никогда я не пойду по свинскому пути Сокорриньи! - непримиримо объявила Женезия, и Эпифании пришлось опять уйти ии с чем.
Но мысль о служанке запала ей в голову. Если Эпифания станет префектом, то ей уж совсем будет некогда заниматься домом, и пусть у них будет надёжная помощница, на которую можно будет положиться.
Деодату не возражал против служанки.
- Представляю себе, как ты будешь занята, моя сирена, - сказал он. - Я буду только рад,  если кто-то снимет лишний груз с твоих плеч. 
Эпифания поручила Бабау подумать, кто бы мог помочь ей по хозяйству. А Гума, увидев энергичную привлекательную женщину, разговаривавшую с дядюшкой Бабау, узнал в ней заместителя префекта и вдруг подумал, что мог бы обратиться за помощью к ней. Кто, как не городские власти, заинтересованы в том, чтобы вверенное им население имело заработок и платило налоги? Почему бы префектуре не дать рыбакам ссуду, на которую они  купили бы рефрижератор и продолжали бы продавать рыбу?
Мысль была неожиданной. Её следовало продумать. Перед Гумой забрезжила надежда, возникла какая-то перспектива. Кто знает, может, он даже сумеет выкупить свою лодку «Валенте», которую заберёт у него Зе де Бомба в уплату за погубленный грузовик, как это было записано в договоре? Зе де Бомба должен был приехать на днях и забрать «Валенте». Гума смирился с потерей или делал вид. На пристани только и разговоров было что о  «Валенте». Гуме и владельце грузовика. Дошли эти разговоры и до Ливии. Она не поверила своим ушам, разыскала Руфину и как следует, расспросила его. Тот не стал ничего скрывать.  Ливия была потрясена. «Валенте», «Храбрец», - это название запечатлелось в её памяти с того самого мига, когда она прощалась с жизнью и Гума её спас. А потом «Валенте» стала для них колыбелью их любви, домом, землёй обетованной, островком счастья. Неужели можно лишиться «Валенте»? Никогда! Со свойственной ей решительностью Ливия отправилась к Феликсу и попросила у него взаймы требуемую сумму денег, которая была, прямо скажем, не маленькой. Однако Феликс тут же полез в карман за ручкой и выписал чек.
- Спасибо! – просияла Ливия. – Я отдам. Очень скоро. Деньги мне нужны, чтобы…
- Зачем мне знать, для чего тебе нужны деньги? Нужны, и всё. Этого для меня достаточно!
Ливия готова была расцеловать щедрого Феликса, и он это понял. Они обменялись красноречивыми взглядами, и Ливия полетела на причал. Она успела вовремя. Гума как раз собирался передать бумаги на «Валенте» владельцу погибшего грузовика.
- Гума! На два слова! – крикнула Ливия.
Когда он подошёл, она сунула ему деньги.
- Мы не можем расстаться с «Валенте», - сказала она. – Не можем! Ты меня понимаешь?
Гума улыбнулся, взял деньги и отправился к Зе.
Издалека за этой сценой наблюдал Эриберту.

Глава  18

Феликс обеспечивал себе политическую карьеру, а Гума обеспечивал благополучие рыбаков. Как только Эпифания села в кресло префекта вместо Феликса, он немедленно отправился к ней. Изложил свою просьбу о ссуде на рефрижератор и не ошибся: Эпифания обещала выделить средства. Она быстро разобралась в ситуации. Обнаружила, что существует фонд развития Порту-дус-Милагрес, которым Феликс пользовался исключительно в собственных интересах и интересах своих приятелей, тратя городские деньги на их бизнес. Эпифания понимала, что вступает в серьёзную борьбу, но видела, что её желание приносить пользу вполне осуществимо. Деньги она взяла именно в этом фонде, и никто не мог упрекнуть её в злоупотреблении. Она быстро провела их по документам и распорядилась, чтобы рыбаки немедленно купили рефрижератор, тогда дать обратный ход  выданной ссуде будет невозможно.
Рыбаки встретили идею ссуды и покупки нового грузовика настороженно. После всех бед, после свалившихся на них больших долгов, они смотрели в будущее с опаской. И больше всего боялись приезда Феликса.
- Эпифания проявила себя с хорошей стороны, но, кто знает, как она поведёт себя, когда прибудет хозяин? До этого она всегда плясала под его дудку, - толковали они. - Может, и деньги, и грузовик у нас отнимут? Не стоит пока так уж губы раскатывать. Подождём Феликса, а там посмотрим.
Гума страшно злился, когда слышал подобные рассуждения.
- Да вы поймите, что вы сами - сила! Не Феликс должен решать за вас, а вы должны настаивать на своих решениях!
Но привыкшим к послушанию людям было трудно понять Гуму, он казался им неоперившимся, неопытным птенцом, который задумал бороться с матёрым котиной. Поддерживал Гуму один Бабау.
- Если нужно будет, мы и Эпифанию защитим, - говорил он. - Кто, как не я, лидер оппозиции?
Гума решил убеждать рыбаков не словом, а делом: чем скорее у них появятся на счету деньги, чем скорее они приобретут рефрижератор, тем весомее будут его доводы в пользу кооператива. И он с головой ушёл в работу. Руфину помогал ему, хотя поначалу даже  говорить с Гумой не хотел, узнав, что в его доме живёт Селминья.
- Это ты сделал мне назло, и я тебе этого не прощу, - заявил он.
- Это сделала мама Рита, и не тебе её осуждать, - ответил Гума. - И я, и дядя Шику отнеслись к её решению с уважением, и тебе я советую сделать то же самое.
Руфину стало как-то не по себе, и он замолчал.
Рита преданно выхаживала Селминью, и той становилось день ото дня лучше. Никто в  доме ничего не имел против молчаливой девушки, никто, кроме Луизы. Одна мысль о том, что в их доме живёт портовая шлюха, приводила Луизу в бешенство.
В последнее время она проводила много времени в доме Фреда, видела вокруг себя красивые вещи, имела дело с хорошо одетыми вежливыми людьми и страдала оттого, что в   её доме всё так бедно и так некрасиво, что люди вокруг грубы и не умеют красно говорить.
Амапола, хорошенько подумав, переменила тактику. Она поняла, что, нападая на Луизу, только подольёт масла в огонь. Фред с горящими глазами встанет на её защиту, и дело кончится свадьбой. И она стала приглашать Луизу к себе. Пусть Фред увидит  собственными глазами, как неуклюжа его избранница, как она неловка, убедится, что она не умеет вести себя в обществе, красиво есть за столом, говорить с культурными людьми.  Словом, убедиться, что водичка не подходит оливковому маслицу, а простушка принцу.
Но Луиза принимала ласковость Амаполы за чистую монету. Она была уверена, что мать Фреда полюбила её, и уже стыдилась простоты и необразованности своих домашних. А  когда мать поселила у них Селминью, Луиза восприняла это как оскорбление. Что скажут Фред и дона Амапола, если узнают, кого приваживает её мать?
Она чуть со стыда не сгорела, узнав, что Амапола к ним приходила, а Рита даже в дом  её не пригласила. А если бы пригласила? Было бы ещё хуже!
- Я поняла, что твоей маме было не до меня, - спокойно сказала Амапола. - Если бы у вас был телефон, я бы предупредила её о своём приходе, но телефона у вас нет.
Луиза закусила губу.
Когда встречаются и дружат молодые люди, принято знакомиться и родителям, - продолжала Амапола. - Раз мой визит оказался неудачным, я пригашу твоих родителей к нам.
- Нет-нет, - запротестовала Луиза. - Они никуда не ходят. Им трудно выбираться из своего дома. Я уверена, что они откажутся.
Она и представить не могла своих отца с матерью в этой изысканной гостиной, в обществе сеньоры Амаполы и сеньора Отасилиу.
- Тогда пригласите в гости нас, - потребовала Амапола.
- Чудесная мысль! - откликнулся Фред. - Ты приготовишь свою вкуснющую мокеку, и  мы отлично проведём время.
- Конечно, наверное, так будет лучше всего, - залепетала Луиза, представляя себе рядом Амаполу и Селминью по прозвищу Лунный Свет, - но сейчас у меня так много занятий в колледже, что мне не до готовки...
- Уверена, мы с твоей мамой как-нибудь договоримся, - продолжала настаивать Амапола, видя, как тревожит и нервирует эта тема её юную гостью. Но что поделать, если Амапола и вправду хотела познакомиться с родителями Луизы?
После этого разговора Луиза стала особенно нетерпима к Селминье. Она не раз высказывала своё недовольство матери, но та как будто её и не слышала, продолжая ласково  заботиться о больной. А Луизе она сказала:
- Благодари Бога, детка, что тебе ни разу в жизни не пришлось голодать и остаться на улице больной без крова. И моли Его, чтобы Он избавил тебя от подобных испытаний!
Но Луиза была уверена, что именно сейчас на её долю выпало самое страшное испытание. Она сердилась на мать и, в конце концов, решила сама выставить из дома Селминью. Убедившись, что та уже неплохо себя чувствует, Луиза сказала:
- Мне кажется, тебе пора уже поискать для себя другое пристанище. Ты же умная девушка и сама всё понимаешь.
Селминья исчезла в тот же вечер. Когда Рита вошла в её комнату с горячим душистым отваром и никого не нашла, она сразу заподозрила недоброе, и бросилась искать беглянку. Нашла она Селминью в комнатке Гайде наедине с клиентом. Рита устроила такой шум, что клиент не устоял и сбежал.
- Ты сейчас же пойдёшь со мной и останешься у меня, - заявила Рита тоном, не терпящим возражений. – Ты не здорова и должна как следует выздороветь.
- Я должна зарабатывать себе на жизнь, а вы мне помешали это сделать, - ответила Селминья Лунный Свет.
- Зарабатывать на жизнь можно по-разному, - сказала Рита. – Мне не кажется, что ты так уж любишь именно эту работу.
- Если честно, то нет, - призналась Селминья.
- Вот и болей себе спокойно, а там будет видно, - ободрила её Рита. – Я вижу, что ты книжки читать любишь, вот мы с тобой о книжках и поговорим.
Когда Рита снова вернулась с Селминьей, Луиза пришла в отчаяние.
- Сеньора Амапола хочет прийти к тебе в гости, - зашептала матери Луиза. – А разве она может прийти, если у нас в доме будет эта девка?
- Не серди меня, - попросила Рита. – Я эту бедняжку на руках таскала, купала в тазу и кормила с ложки. Для меня она так и осталась маленьким, беспомощным ребёнком. А что касается гостей, то сейчас мне не до них, Луиза. Так и передай сеньоре Амаполе. Я думаю, она поймёт.
Луиза расстроилась ещё больше. Ответ ей показался очень грубым. Но можно ли ожидать другого от людей, которые ничего не смыслят в правилах этикета? Мама могла бы почувствовать себя польщённой. Могла бы обрадоваться, что такие значительные люди хотят с ней познакомиться. Могла бы гордиться, что подобным знакомством обязана своей дочери. Но мать вела себя так, словно ей и дела не было ни до каких знакомств, словно она не знала, что верхний город куда лучше нижнего. И Луизу это очень расстраивало и огорчало. Сама она мечтала поселиться в таком же красивом доме, как у Фреда, завести себе столько же разных кремов, притираний, баночек и щёточек, как Амапола. И платьев должно быть не меньше. Луиза представляла, как они с Фредом приезжают на машине в роскошный магазин, и она примеряет там наряды, а потом и покупает их. Голова у неё начинала кружиться от волнения, и никакие занятия не шли на ум.

Примерно, то же самое, что с маленькой и глупенькой Луизой, творилось и с Аугустой Эвженией, которая считала себя умной и умудрённой жизненным опытом. Она думала только о нарядах и лакомствах, страдала, капризничала и не желала заняться ничем дельным и полезным. Она без конца требовала от Ливии денег.
- Ты же работаешь, - говорила Августа, - ты не можешь оставить свою семью на голодном пайке. Как-никак мы тебя вырастили и воспитали. Ты жила у нас в доме.
Ливия нервничала, слыша такие разговоры, Родолфу посмеивался. С некоторых пор ему стала звонить какая-то женщина, и Августа горела нетерпением узнать, кто же это такая.
Я не сомневаюсь, что мой сын сделал правильный выбор. Она наверняка богатая наследница, и скоро у нас в доме появятся деньги.
Августа Эвжения не ошиблась. Или почти не ошиблась. Деньги в доме должны были появиться, потому что звонила Родолфу Роза Палмейрау, которая надумала купить отель «Казино» и устроить там центр ночных развлечений. За согласием дело не стало. Родолфу охотно дал его, не посоветовавшись со своим семейством. Роза немного помедлила с назначением цены, потому что для начала связалась со строительной конторой. Эксперт оценил состояние здания, стоимость необходимых работ, и только после этого Роза определила цену. Она была намного выше той, которую давал Феликс. Все переговоры вели между собой мужчины и Роза. Освалду, тоже заинтересовавшийся возможной сделкой не хотел, чтобы Августа Эвжения раньше времени узнала о продаже, он уже успел хорошо изучить феноменальные способности жены по части транжирства. Деньги Ливии исчезли без следа, но Освалду не сомневался, что Августа Эвжения потратила всё на шоколадные конфеты и икру.
Однако шила в мешке не утаишь. Как ни старались мужчины оттянуть известие о продаже, Августа о ней узнала. Да и как не узнать? В «Казино» начались ремонтные работы, и шли они неимоверной быстротой.
Августа подпрыгнула от радости и тут же купила в кредит чуть ли не три килограмма чёрной икры, но не собиралась на этом останавливаться:
- В Париже она ещё лучше, и очень скоро у меня будет возможность в этом убедиться!
Освалду только за голову хватался, слыша такие речи.
- Сначала мы заплатим долги, Августа, - говорил он. - И я не советую тебе делать  новых!
Родолфу, понимая, что с мамочкиными аппетитами, ему особенно не на что рассчитывать, вёл переговоры с Розой об открытии игорного зала.
- Я неплохой крупье и знаю все карточные игры, - говорил он Розе. - От постоянной работы я бы не отказался. Мы же и познакомились с вами в игорном зале.
- Неплохая мысль! - одобрила Роза. - Думаю, что это у тебя в крови, недаром гостиница называлась «Казино».
- В ней и было казино, - подтвердил Родолфу. – Так почему бы мне не вернуться к семейному занятию?
Очень оживились и портовые девочки: неужели у них, наконец, появятся нормальные условия работы?
- Разумеется, появятся, - успокаивала их Роза. – Не просто нормальные, а шикарные. Наш развлекательный центр будет суперцентром!

Возможность заняться любимой работой и каждый вечер получать свой процент от суточного дохода казино, порадовала Родолфу ещё больше, чем продажа фамильного отеля. Теперь он стал думать о том, как распорядиться своим будущим капиталом.
Невольно стала задумываться о будущем и Леонтина: кто знает, возможно, получив деньги, они с Ливией переберутся в Рио? Но если говорить честно, то Леонтине не  очень хотелось переезжать. На это у неё были личные, достаточно веские основания.
С нетерпением ждала денег Ливия. Получив их, она бы расплатилась с Феликсом, и  проблема была бы закрыта. О своём долге она не говорила никому. И пока, надо сказать, он совсем не тяготил её, но кто не рад расквитаться с долгами? 
Словом, семейство находилось в приподнятом настроении, когда на пороге появился  Родолфу с туго набитым портфелем.
- Неужели в нём сплошные зелёные? - с замиранием сердца спросила Августа.
- Можешь взглянуть, - великодушно предложил сын и приоткрыл портфель.
Да! В нём, аккуратно сложенные, лежали пачки долларов.
- А когда мы будем их делить? - спросила Августа окрепшим голосом.
- Завтра утром, - пообещал Освалду, забирая портфель из рук сына. - Вечером деньги должны спать, они не любят, когда их тревожат.
- Неужели? - удивилась Августа. Но, подумав, согласилась: - Наверное, ты прав, Освалду. Я тоже слышала о такой примете. Говорят, для того, чтобы в доме водились деньги, они обязательно должны в нём переночевать.
- Вот именно, - подтвердил Освалду и унёс портфель наверх, к себе в кабинет.
Ночь прошла в мечтах и чудесных снах, а утром все торжественно собрались в гостиной. Освалду раскрыл портфель. Он был полон резаной бумаги.
Всё семейство ахнуло.
Августа, завизжав, кинулась к Ливии, крича:
- Ты! Ты меня обокрала! Ты и Гума! Он пришёл и забрал мои доллары! Верни мне их  сейчас же!
Она готова была, чуть ли не удушить племянницу.
- Ты – моё проклятие! С тобой в мой дом вошло несчастье. С тех пор как ты появилась в моём доме, меня преследуют несчастья!
Она подхватила нож и размахивала им.
Освалду и родолфу попытались его отнять.
- Деньги! Где мои деньги? – вопила Августа.
- В тюрьме ты не сможешь их потратить, - хладнокровно заявил Освалду, хватая её за руку. – Дай сюда нож, Августа. Всё будет хорошо. Не волнуйся. Никто не ранен. Это главное. Ты дошла до точки. Пойдём со мной немедленно.
- Я улетаю в Париж! У меня билет! Только там я могу быть счастлива! – кричала она.
- Мне кажется, что Августа созрела для сумасшедшего дома, - тихо сказала Леонтина.
- А мне кажется, что наш дом превратился в сумасшедший, - махнув рукой, сказала Ливия. – И рассчитывать на что-то хорошее тут невозможно! Разбирайтесь сами, кто из вас вор, а мне пора на работу!
И она ушла с чувством горького разочарования и какого-то обидного обмана.
Августа продолжала кричать, но Освалду быстренько напомнил ей, что свою долю она уже получила. Он намекал на прежнее воровство. На Августу напоминание подействовало. Она притихла, приняла снотворное и улеглась спать, чтобы попасть в свой любимый Париж хотя бы во сне.
Леонтина расстроилась меньше других, она не хотела менять образ жизни и не поменяла его: осталась в родном городе, в родном доме, рядом с Ливией и Освалду. Ничего больше ей не было нужно.
Совсем не расстроился Освалду. Он пересчитал деньги в своём кабинете и мысленно благословил себя на доброе, хотя и рискованное, дело:
«Дай Бог удачи! Всё, что останется после уплаты долгов Августы, я употреблю с немалой выгодой для нас всех. Уверен, никто из моего семейства не проиграет! - Уложив деньги в портфель и спрятав его в надёжном месте, Освалду усмехнулся: - Что ни говори, а эксцентричные выходки Августы Эвжении тоже приносят  пользу. He устрой она мистификацию с деньгами Ливии, разве пришло бы мне в голову посягнуть на общесемейные деньги? Никогда! Но теперь у меня будет своя маленькая тайна, которая со временем превратится в большое и важное дело!»

Глава 20
                                                   
Феликс Геррейру негодовал. Получить такой подлый удар в спину! И от кого? От своего же заместителя! Стоило лишь на несколько дней уехать из города для встреч с избирателями, как Эпифания тут же вздумала поиграть в популизм, показать себя истинной защитницей интересов простого народа. Эта зарвавшаяся бабёнка воспользовалась властью, временно оказавшейся в её руках, и выдали рыбакам ссуду из городского бюджета! Им, видите ли, позарез понадобился рефрижератор для перевозки свежей рыбы! И теперь невозможно даже отозвать чек из банка, потому что рефрижератор уже куплен...
- Вы превысили свои полномочия, дона Эпифания, и я вынужден поставить крест на вашей карьере! - в бессильной злобе заявил Феликс, а в ответ услышал:
- Сеньор Феликс, вы бредите! На этот пост меня избрал народ, и не вам меня увольнять.
Феликс буквально захлебнулся от возмущения. Воздух, который он в тот момент вздохнул, застрял у него в горле комом. И, лишь откашлявшись, он снова попытался поставить на место Эпифанию:
- Это вы бредите! Народ избрал меня, люди голосовали за меня, а вы прошли прицепом. И не забывайте: конгресс нашей партии утвердил меня кандидатом в губернаторы штата! У меня есть сила, есть влияние. Если вы пойдёте против меня, я прикажу исключить вас из партии. Я раздавлю вас, потому что без партии вы никто!
Эта угроза не подействовала на Эпифанию, и она ответила ещё более дерзко:
- Вы заблуждаетесь! Я сразу вступлю в оппозицию  и поддержу тех депутатов, которые требуют создать парламентскую ревизионную комиссию для расследования допущенных вами нарушений закона. Известный вам дядюшка Бабау уже выступил с депутатской инициативой по поводу этой комиссии, а я тут обнаружила множество сомнительных документов, пока сидела в вашем кресле, сеньор префект!
После такого предупреждения Феликсу пришлось срочно менять тактику.
- Хочу напомнить вам, дона Эпифания, - сказал он мягким примирительным тоном, - что вы пока ещё являетесь членом нашей партии, а потому должны согласовывать свои действия со мной. Надеюсь, впредь вы именно так и будете поступать, ведь мы с вами находимся в одной упряжке.
Предложив ей этот компромисс, Феликс фактически признал своё поражение в схватке с Эпифанией, но сдаваться он вовсе не собирался. Он придумал, как повернуть ситуацию в свою пользу и вырвать у Эпифании лавры победителя. На празднике, устроенном рыбаками в связи с покупкой рефрижератора, он выступил с пламенной речью, в которой поздравил их с важным приобретением и похвалил Эпифанию за исполнительность, пояснив собравшимся, что она всего лишь действовала  по его указке, выделив им ссуду из городского бюджета.
Ошеломлённая Эпифания при этом стояла молча, считая ниже своего достоинства оправдываться и перебивать префекта протестующими выкриками.
Феликс уже почувствовал вкус победы, но тут раздался звучный голос Гумы:
- Друзья! Префект произнёс красивую речь, надавал кучу обещаний, но он сказал неправду! Деньги на грузовик нам выделила дона Эпифания, и ей пришлось пойти против воли префекта! А если бы мы полагались только на него, то до сих пор бы ходили с протянутой рукой и ничего бы не получили от сеньора Феликса!
Спровоцированные своим вожаком, рыбаки освистали Феликса и стали выкрикивать здравицы в честь Эпифании. Когда же Феликс попытался вернуть ситуацию в нужное ему русло, в него полетели тухлые яйца.
И тут сдали нервы у Эриберту: выхватив из-за пояса пистолет, он стал палить в воздух. В толпе началась паника. Истошно крича, люди стали разбегаться с площади, так и не отведав жареного мяса, которое распорядился приготовить Феликс, надеясь получить взамен поддержку рыбаков на предстоящих выборах.
- Идиот! - обругал Феликс не в меру услужливого Эриберту и тоже вынужденно покинул площадь, приказав комиссару полиции следить за порядком, но не слишком рьяно, чтобы у рыбаков была возможность всё-таки погулять на их долгожданном празднике.
Адма, узнав о случившемся, тотчас же предложила мужу свою помощь:
- Не сомневаюсь, что эту пакость организовала мерзавка Эпифания! Но ты не беспокойся, если она и впредь будет тебе вставлять палки в колёса, то я обезврежу её своими средствами. Я сделаю за тебя всю грязную работу!
- Не стоит, я сам управлюсь, - недовольно проворчал Феликс.
Ему не хотелось обсуждать с женой столь неприятную тему, потому что в последнее  время между ними возникли странные недомолвки, раздражавшие Феликса. Совсем недавно он обнаружил, что у Адмы есть какие-то свои тайны, в которые она не собирается  посвящать мужа. Это больно задело Феликса. Однажды он случайно услышал, как Адма договаривалась с кем-то о встрече в кафе, а вернувшись домой, она сказала Феликсу, что  ездила в город за покупками. В другой раз он уже специально подслушал её разговор с таинственным абонентом, и речь опять шла о встрече в кафе. Изумлённый Феликс решил тайком проследить за женой, но ему пришлось изумиться ещё больше, когда вместо предполагаемого любовника Адмы он увидел рядом с ней за столиком... Амаполу, жену Отасилиу. Дамы сидели в затемнённом уголке совершенно безлюдного в этот час кафе и о  чём-то взволнованно беседовали. Феликс поспешил уйти, пока они его не заметили, а вечером, как бы, между прочим, заговорил с Адмой об Амаполе:
- Скажи, пожалуйста, что собой представляет Амапола? Она не слишком болтает о делах своего мужа?
- А почему ты об этом спрашиваешь? - насторожилась Адма.
- Как-никак она жена моего адвоката, а я сейчас должен быть, особенно осторожен с теми, кто меня окружает.
- Но почему ты спрашиваешь у меня? Я с ней всего лишь здороваюсь при встрече и  сразу же отворачиваюсь. Она может говорить только о моде и о погоде. Меня никогда не интересовали такие пустяки, я не нахожу с ней общего языка.
- Да? А мне казалось, вы с ней подружились.
- Нет, что ты! Я её воспринимаю как бесплатное приложение к Отасилиу, и не более того! - горячо возразила Адма. – Ты сам посуди, что у меня может быть общего с этой безмозглой куклой?
Феликс больше не стал приставать к ней с расспросами, хотя так и не понял, зачем  Адме понадобилось скрывать от него свои приятельские отношения с Амаполой.
А спустя несколько дней он так же случайно увидел, как Адма получила какое-то  письмо, вскрыла конверт и тотчас же переменилась в лице. Затем поспешно сунула письмо в сумочку, чтобы не привлекать внимание Феликса. Разумеется, после этого он вновь подумал  о том, что у Адмы может быть любовник, и, воспользовавшись удобным случаем, выкрал письмо из сумочки.
В конверте, однако, не было никакого письма - только фотография злосчастной дамы в тюрбане и надпись на ней: «Что вы сделали с доной Коло?»
Феликс понял, что его жену шантажируют, и осторожно напомнил Адме о том, что между ними не должно быть секретов и недомолвок.
- А у меня и нет от тебя никаких секретов, - ответила Адма. - Ты стал очень мнительным, Феликс. Из-за этой избирательной кампании твои нервы на пределе!
И он опять не стал докапываться до истины. Не мог же он прямо сказать Адме, что рылся у неё в сумочке!
Ночью он положил конверт с фотографией на место, но Адма уже успела обнаружить пропажу и днём, встретившись тайком с Амаполой, рассказала ей о своих тревогах.
- Кто-то из домашних залез ко мне в сумку и взял фотографию доны Коло, а затем вернул её. Не представляю, кто  бы это мог быть! Скорее всего, Эриберту, хотя он и клянётся, что не брал. Может, Ондина? Только зачем ей это понадобилось, ума не приложу!
- А Феликс не мог?.. - робко высказала предположение Амапола.
- Нет, он на такое не способен! - уверенно заявила Адма и добавила, вздохнув: - Но с Феликсом у меня тоже возникли проблемы. Мне кажется, ему что-то известно о наших встречах. Я поняла это из сегодняшнего разговора с ним и поэтому позвала тебя сюда. Нам надо быть осторожнее, какое-то время мы не должны встречаться.
Амапола огорчилась, но предложение сестры приняла безропотно, и несколько дней они не встречались наедине. Обе надеялись на то, что Феликс, поглощённый политической борьбой, забудет эту историю или, во всяком случае, не придаст ей серьёзного значения. Но  Феликс продолжал гадать, кто же шантажирует его жену, и однажды вспомнил об Амаполе. Неужели это она?! Абсурд, конечно, да ведь бывает, что  в тихом омуте черти водятся. Не  решаясь открыто поговорить с Адмой, Феликс предпочёл выведать кое-что у Отасилиу,  заметив якобы к слову:
- Наши жёны, кажется, подружились. Пока мы с тобой занимаемся предвыборной  кампанией, они прекрасно обходятся без нас, посещая недорогие, но уютные кафе.
- Вот как? А я не знал, - удивился Отасилиу.
Феликс, добродушно улыбнувшись, махнул рукой:
- Да я непротив. Очевидно, так и должно быть: у нас - кампания, а у них  -  компания.  Каждому своё!
Удивление Отасилиу было искренним, Феликс в этом не сомневался. Значит, он тоже не знает о встречах Амаполы и Адмы. Что же это может означать? Что та встреча в кафе  была единственной и вообще случайной, которой обе женщины не придали особого значения, и потому не рассказали о ней своим мужьям?..
Эта версия показалась Феликсу наиболее правдоподобной, и он исключил Амаполу из числа возможных шантажистов.
А Отасилиу не оставил без внимания этот разговор с Феликсом и передал его содержание жене. У Анаполы подкосились ноги от испуга, но она сумела сохранить самообладание и подтвердила, что на днях действительно случайно встретилась с Адмой в кафе и они мило побеседовали о разных пустяках.
Адме она позвонила на следующий день, точно зная, что в это время Феликс находится  в префектуре.
- Мы близки к разоблачению! Феликс что-то знает. Давай встретимся в церкви, - казала она Адме, но та отреагировала на этот тревожный звонок весьма странно.
- Мне сейчас не до тебя! - услышала Амапола непривычно жёсткий, металлический голос сестры, а затем в трубке зазвучали короткие гудки.
Преодолев замешательство, Амапола снова набрала тот же номер, и на сей раз Адма была мягче:
- Прости, я не могу сейчас говорить с тобой. Тут такие обстоятельства!.. Не могу!
Она положила трубку, многократно усилив тревогу Амаполы, в чьём воображении  сразу же возникла жуткая картина: Феликс разоблачил Адму, и та готова наложить на себя  руки от отчаяния. Бедная Адма! Она сейчас совсем одна, потому что не хочет втягивать в эту историю свою сестру, надеясь уберечь её от возможных неприятностей. Но так не должно  бьггь! Амапола не станет отсиживаться в сторонке, она поедет к сестре и будет рядом с ней  в столь трудный момент! Сейчас не время думать о последствиях. Надо протянуть Адме  руку помощи, а там будь что будет!..

Добрым, любящим сердцем Амапола верно почувствовала, что Адма находится в  критической ситуации, но она не могла и представить, в какой именно, потому, что на самом  деле абсолютно не знала свою сестру.
В действительности же Адму разоблачил не Феликс, а неожиданно явившаяся к ней в дом незнакомка, похожая как две капли воды на дону Коло.
Увидев её, Адма так растерялась, что даже воскликнула с ужасом:
- Дона Коло?! Нет! Этого не может быть!
Этим возгласом она выдала себя, что позволило незваной гостье сразу же перейти в наступление.
- Нет, я не Коло, а её родная сестра, - сказала дама. - Меня зовут Селесте Маримбас. Это я звонила вам и посылала письма с фотографиями. У меня были веские основания подозревать вас в убийстве моей сестры, и сейчас вы это сами подтвердили.
- Я ничего не подтверждала! Вы сумасшедшая! Убирайтесь прочь из моего дома! -  замахала руками Адма, пытаясь оттеснить Селесте обратно к выходу.
Селесте, однако, стояла посреди гостиной как вкопанная, и Адма не решалась применить к ней силу.
- Вы испугались меня так, как будто увидели привидение, явившееся с того света, - продолжала она обвинять Адму. - Вы воскликнули: «Этого не может быть!» А почему? Не  потому ли, что вы были абсолютно уверены в смерти моей сестры? Не потому ли, что вы  сами же и убили её?! Ведь она позвонила мне от вас и сказала, что вы собирались отвезти её к Арлете. Это был последний звонок Клотильды, потом она исчезла. И я не уеду отсюда пока  не узнаю, что вы с ней сделали.
- Дона Клотильда звонила вам? - обескураженно спросила Адма.
- Да, у неё был с собой мобильный телефон, - подтвердила Селесте. - Она обещала позвонить мне от Арлете, но этого не произошло. Скажите почему?
Адма поняла, какую угрозу представляет для неё Селесте, и тотчас же решила, что такую опасную свидетельницу нельзя оставлять в живых.
- Я могу поговорить с вами, - сказала она строго, - но только при условии, что вы перестанете предъявлять мне обвинения, которые абсолютно беспочвенны!
Селесте не успела ответить - как раз в этот момент прозвучал первый звонок Амаполы, а затем сразу же последовал и второй.
Оба раза Адма подходила к телефону сама, потому что никого из слуг дома не было, и это обстоятельство она спешила использовать для осуществления очередного злодейства.
- Так вы готовы говорить спокойно, без угроз и огульных обвинений? - вновь обратилась она к Селесте, и та согласно кивнула.
- Я готова слушать вас сколько угодно, - сказала она Адме, - лишь бы это помогло мне докопаться до истины. А свои подозрения я и впрямь оставлю при себе. 
Адма пригласила её в свою комнату, и Селесте стала подниматься по лестнице, не предполагая, что делает последние шаги в жизни.
Усадив Селесте в кресло, Адма сочла необходимым усыпить её бдительность и принялась рассказывать ей о своей встрече с доной Коло. Разумеется, этот рассказ не имел, ничего общего с тем, что было на самом деле. Селесте тем не менее слушала её внимательно,  задавая вопросы и получая на них исчерпывающие ответы. Так они беседовали минут десять, пока Адма не поняла, что гостья окончательно заглотнула наживку. Теперь можно было  переходить к активным действиям.
- Простите, я даже не предложила вам чего-нибудь выпить, - сказала она Селесте. - Мне придётся самой сходить на кухню, потому что слуг сейчас нет дома.
- Не беспокойтесь, я не хочу пить, - ответила Селесте и задала следующий, очень важный для неё вопрос:
- Значит, вы утверждаете, что Арлете жива?
- Да, жива, - подтвердила Адма, направляясь к выходу.
- Но почему же она скрывается?!
- Сейчас я принесу вам соку, и мы об этом поговорим, - пообещала Адма.
Она прошла на кухню, где приготовила два стакана сока, в один из которых привычным жестом всыпала крысиный яд.
А тем временем Амапола, нарушив правила конспирации, уже примчалась на такси к сестре и, не обнаружив никого в доме, тихонько позвала:
- Дона Адма! Дона Адма!
Ей никто не ответил. Амапола прислушалась и услышала чьи-то шаги на кухне...
Адма остолбенела, увидев перед собой сестру.
- Ты здесь?! Совсем рехнулась? Иди сейчас же домой, пока тебя никто не увидел!
- Нет, я не могу уйти, - ответила Амапола. – Я ведь чувствую: с тобой случилось что-то ужасное. Я поняла это по твоему голосу и не могу бросить тебя в беде. Скажи, как тебе помочь?
- Иди домой, - повторила Адма. - Этим ты очень мне поможешь.
Амапола же, у которой от чрезмерных волнений пересохло в горле, неожиданно для  Адмы взяла стакан с отравленным соком и едва не выпила его. Каким-то чудом Адма успела  выхватить у неё из рук злосчастный стакан.
- Что с тобой? - в ужасе посмотрела на неё Амапола. - Ты явно не в себе...
- Иди домой! - грозно рыкнула Адма, теряя терпение. - Потом поговорим. Пойми ты, я хочу побыть одна!
- А зачем два стакана сока? К тебе кто-то пришёл? Что здесь происходит? - не  унималась Амапола, и Адме пришлось буквально вытолкать её за дверь.
После этого Адма понесла стаканы с соком в свою комнату, и вскоре оттуда раздался  истошный женский крик.
Озадаченная происходящим Амапола в это время всё ещё стояла у входной двери, не  решаясь покинуть дом сестры, и, конечно же, услышала тот странный и страшный крик.
- Адма, я здесь, я с тобой! - тоже закричала Амапола и побежала спасать сестру, которой, как она думала, грозила смертельная опасность.
Дверь в спальню Адмы, однако, была заперта изнутри. Амапола стала барабанить в дверь кулаками, умирающая Селесте услышала этот стук и простонала из последних сил:
«Помогите! На помощь!..»
- Адма, я помогу тебе, только открой! - тотчас же ответила Амапола. - Ты больна, у тебя нервный срыв? Я боюсь за твою жизнь!
Она не умолкала ни на секунду, пока, наконец, Адма не откликнулась:
- Уйди отсюда! Исчезни! Я тебе приказываю: убирайся прочь!
- Я не узнаю тебя, Адма! Ты грубишь мне, значит, происходит что-то страшное? Я  должна войти туда, впусти меня, - настаивала Амапола, но сестра вообще перестала отвечать ей, и тогда она воскликнула: - Я не оставлю тебя в таком состоянии! Можешь ругать меня  сколько угодно, но я позову на помощь Отасилиу и Феликса!
Она спустилась вниз и позвонила секретарше Феликса:
- Передайте ему, пусть срочно едет домой! У доны Адмы тяжёлый приступ!..
В это же время Адма по мобильному телефону вызвала верного Эриберту, и тот  приехал первым, опередив на несколько минут Феликса.
Амаполе он строго-настрого приказал оставаться внизу, а сам прошёл в комнату Адмы,  которая была в отчаянии.
- Придумай что-нибудь, Эриберту! - взмолилась она. - Феликс может прийти в любую минуту. Если он увидит труп в моей комнате, то докопается и до всего остального! Этого нельзя допустить!
Эриберту уже хотел было закатать тело Селесте в ковер и временно спрятать его в  комнате для гостей, но тут из-за двери послышался встревоженный голос Феликса:
- Адма, открой!
После некоторой паузы дверь ему открыл Эриберту. Увидев за спиной Феликса Амаполу, он поспешил оттеснить её корпусом и попытался с ней объясниться:
- Вы зря подняли тревогу, дона Амапола. Ничего страшного не случилось. В доме завелись муравьи, которые попортили бумаги сеньора Феликса, вот дона Адма и расстроилась. Она сейчас нуждается в покое. Думаю, вам лучше прийти к ней в другое  время.
- Да-да, - пробормотала Амапола, - я пойду...
Эриберту вернулся в спальню Адмы, но Амапола, не поверившая в байку про  муравьёв, тихонько приоткрыла дверь и, увидев труп Селесте, воскликнула в ужасе:
- Господи! Она мёртвая?!
- Оставьте нас в покое, дона Амапола! - гневно закричала на неё Адма.
- Но раз уж я здесь, может, вы расскажете, что случилось?
- Спускайтесь вниз и ждите. Из дома ни ногой! – приказал Амаполе Феликс. Все объяснения получите через несколько минут.
Амапола повиновалась  приказу, а Феликс потребовал объяснений от Адмы и услышал такую версию происшедшего:
- Это твоя избирательница. Она приехала издалека, я постаралась принять её получше,  пригласила в дом. Но она тяжело дышала, у неё начался сердечный приступ, я привела её сюда, уложила на кровать, дала лекарство... И вдруг она умерла!..
- Но это ведь женщина в тюрбане! - сказал Феликс. - Во всяком случае, очень на неё похожа!
- Так значит, это ты взял ту фотографию? - спросила Адма, которой больше не имело смысла отпираться.
- Я, - ответил Феликс. - Ты должна сказать мне всю правду, иначе я не смогу вытащить тебя из этой неприятной истории. Тебя шантажировали?
Он сам подбросил Адме подходящую версию, за которую она и ухватилась. Далее последовал рассказ про то, как Селесте изводила несчастную Адму звонками и письмами, а та ничем не могла ей ответить, потому что сама ничего не знала о пропавшей доне Коло.
- Эриберту отвёз её в Салвадор, и больше у меня не было о ней известий, - закончила свой рассказ Адма.
- Значит, последним, кто её видел, был ты? - переключился Феликс на Эриберту. - Но  сможешь ли ты убедить полицию и моих избирателей в том, что эта дама благополучно вышла из нашего дома и никто из нас не причастен к её исчезновению? Ведь мы не можем быть уверены, что завтра снова не получим от кого-нибудь письмо с тем же вопросом: «Что ты сделала с доной Коло?»
Эриберту промолчал, Адма начала оправдываться, запуталась, и Феликс разозлился:
- Довольно! Хватит лгать, хватит изворачиваться! Очень тяжело признавать, что после  стольких лет нашей совместной жизни у тебя есть какие-то страшные тайны, в которые ты и сейчас не собираешься меня посвящать. Адма, если ты хочешь, чтобы я тебя уважал, то  перестань лгать и скажи, наконец, правду!
Адма слушала его, сжавшись в комок, Эриберту было невыносимо это видеть, и он,  защищая свою госпожу, вызвал огонь на себя.
- Дона Адма ничего от вас не скрывает, - сказал он Феликсу. - Она не всё знает о доне  Коло, потому что это я скрыл от неё правду. Я действительно повёз ту даму в Салвадор, но по дороге передумал... Остановился в пустынном месте и прикончил её. Вот как всё было на самом деле. Я убил дону Коло.
- Негодяй! Бандит! Придурок! - в бешенстве замахал на него руками Феликс. - Что мне теперь делать? Одного этого достаточно, чтобы поставить крест на моей политической карьере, а тут ещё один труп!..
- Я упрячу его так, что никаких следов не останется, - тотчас же заявил Эриберту, но Феликс отказался от его услуги:
- Нет, ни в коем случае! У этой дамы наверняка есть друзья и родственники, которые тоже будут искать её у нас. А потом сюда придёт полиция! Да ещё и Амаполу чёрт принёс!.. Ты забыл о свидетеле, Эриберту? Адма, пойди вниз и отделайся от неё с нижайшими  извинениями. Наплети ей с три короба, скажи, что это твоя дальняя родственница, у которой случился инфаркт. В обшем, придумай что угодно, только пусть она держит язык за зубами и даже Отасилиу ничего не рассказывает! Мне не нужен скандал с непредсказуемыми последствиями!
Адма выполнила его указание, а Феликс пригласил к себе домой соратника по партии  - доктора Мигела, которому пообещал престижную должность для его сына в обмен на свидетельство о смерти.
- Бедняга умерла у нас в доме от сердечного приступа, - сказал он доктору, - но я не  хотел бы придавать этот факт широкой огласке, чтобы у наших врагов не было повода для   пересудов. Надеюсь, вы не будете настаивать на вскрытии. Стоит только отправить тело в  морг, как слухи расползутся по городу, газетчики поднимут шумиху, и, пока выяснится   правда, оппозиция успеет достаточно навредить нам... Кстати, сегодня я подписал приказ о  назначении вашего сына моим помощником, но если на выборах победит оппозиция, то, сами понимаете, что за этим последует...
Доктор прекрасно понял Феликса и, не проводя вскрытия, засвидетельствовал кончину доны Селесте от сердечной недостаточности.
Проводив доктора, Феликс приказал Эриберту получить официальное свидетельство о  смерти и отвезти тело покойной её родственникам, но не сообщать им, где и при каких  обстоятельствах умерла несчастная дона Селесте.
Эриберту исполнил его приказ без каких-либо оплошностей и потребовал от Адмы заслуженную награду.
- Поцелуй. Один поцелуй! - нагло заявил он. - Иной награды я в этот раз не приму!
Адма возмутилась, расценив это как оскорбление, но Эриберту прибёг к откровенному шантажу и, в конце концов, добился своего. Правда, в результате его постигло жестокое разочарование.
- Это не поцелуй, - сказал он с обидой Адме. - С таким же успехом я мог бы поцеловать и труп доны Селесте. Но когда-нибудь я всё-таки почувствую на ваших устах вкус любви.

Глава 22

Ливия продолжала снимать комнату у Бабау и работать у Феликса, где однажды её навестил Освалду. Он вручил племяннице бесценный подарок - фотографию её родителей, которую бережно хранил все эти годы, а также пригласил Ливию на «большой семейный  сбор».
- Твоё присутствие обязательно, - сказал он, упреждая возражения Ливии, которой по-прежнему не хотелось видеть Августу. – Я собираю всех членов семьи, чтобы сделать важное сообщение.
- А ты не можешь сделать его прямо сейчас, для меня одной? - спросила Ливия и в  ответ услышала решительный отказ.
Ливии пришлось поехать в своё родовое гнездо, и там она услышала действительно потрясающую новость, которую торжественно сообщил Освалду:
- Деньги от продажи отеля никто не воровал. Их взял я, чтобы вложить в наше  будущее. Я выкупил сигарную фабрику, которая принадлежала ещё моему отцу!
- Ты поступил хуже вора! - возмутилась Августа. - Эта фабрика однажды нас уже разорила, а ты снова потратил на неё все наши деньги?! Я расстрою твою сделку! Зачем мне сигары? Мне нужен Париж!
- Будет тебе Париж, но не сегодня, - ответил ей Освалду. - Я заключил сделку с транснациональной компанией, которой предоставил эксклюзивное право на продажу сигар по всему миру, но при этом сохранил за собой нашу марку, которая с давних времен была хорошо известна покупателям. 
На таких выгодных для нас условиях мы будем получать большой процент от продажи сигар! Но для этого нам придётся хорошенько поработать, и тут мне понадобится ваша помощь.
- Я готова! – тотчас же отозвалась Леонтина.
- И на меня можешь рассчитывать, дядя, - сказала Ливия.
Родолфу промолчал, зато Августа высказалась в свойственной ей манере:
- А я готова два раза в год ездить в Париж, и непременно первым классом!
Ради такой перспективы она легко простила Освалду самовольное вложение денег и,  воодушевлённая радужными мечтами о будущем, переключилась на дела насущные, безотлагательные: в тот вечер мужчины собрались идти на праздник в отеле  «Казино», и Августа, конечно же, не могла остаться в стороне. Она решила попасть на этот «мальчишник» любой ценой!
Когда Освалду и Родолфу получили по почте приглашения, Августа не поверила, что новые хозяева отеля обошли своим вниманием.
- Этого не может быть! - заявила она. – А кто же разрежет ленточку, если не я?
Родолфу объяснил ей, что этот праздник будет сугубо мужским, женщин туда никто не допустит, и тогда Августа выпалила:
- Тем более я не пропущу такого события! Я пойду туда обязательно, даже если для этого мне придётся надеть фрак Освалду!
Эта идея показалась ей вполне заслуживающей внимания, и вскоре фрак Освалду был  ушит до нужных размеров. Теперь, накануне праздника, Августе оставалось только позаботиться о соответствующем гриме, чем она с удовольствием и занялась.
К счастью, она не знала, что такая же идея пришла в голову не ей одной, а то бы очень  огорчилась.
Другой дамой, намеревавшейся присутствовать на празднике в костюме мужа, была  Амапола.
После всех треволнений, связанных с происшествием в доме сестры, она уже успела успокоиться и вновь стала прежней – энергичной, весёлой, озорной. С Адмой они теперь встречались в церкви, где та и рассказала Амаполе байку, придуманную специально для доктора Мигела. Амапола всё приняла на веру, посочувствовала сестре и, воспользовавшись своим пребыванием в церкви, поблагодарила Бога за то, что эта жуткая история не получила огласки.
Отасилиу она так ничего и не сказала, выполняя обещание, данное Адме, а он, заметив, что её настроение несравненно улучшилось, попросил:
- Ну, теперь-то, задним числом, ты можешь сказать мне, чем были вызваны твои переживания?
- Да, могу, - ответила Амапола. - Я тут поговорила с Луизой, подружкой нашего сына,  и очень огорчилась. Знаешь, что она мне сказала? «Я ненавижу нищету, в которой выросла, и хочу иметь дорогую одежду, машину, дом как в журнале. И я добьюсь этого, я получу всё,  чего хочу, быстро и сразу!» Представляешь, что у неё на уме? Эта девочка гораздо опаснее, чем я предполагала. Если она соблазнит Фреда, то сломает ему жизнь. Ей нужен не он, а его богатство.
- Да, теперь я понимаю, что тебя расстроило, - сказал Отасилиу. - А что же способствовало улучшению твоего настроения?
- Ты не поверишь, но я подсматривала в замочную скважину, когда они были вдвоём в комнате Фреда. Стояла битый час под дверью, и за всё это время они даже ни разу не  прикоснулись друг к дружке, из чего я сделала вывод, что у них, слава Богу, вполне невинные отношения. По крайней мере, пока. А дальше время покажет. Если они сами не разбегутся в разные стороны, то придётся  им помочь. Но сейчас я не вижу повода для  беспокойства.
Говоря это, Амапола нисколько не кривила душой. Её жизнь вошла в прежнее нормальное русло, и теперь она, как всегда, заботилась лишь о том, чем бы себя порадовать.
В отличие от Августы, которая не могла пропустить ни одного крупного праздника в городе, Амапола надумала устроить маскарад из чистого озорства.
А вот третья дама, отважившаяся появиться на празднике в мужском костюме, и сама не смогла бы объяснить мотивы своего поступка, поскольку никогда прежде не отличалась склонностью к экстравагантным выходкам и рискованным мистификациям. Этой третьей дамой была… Женезия. Да, именно Женезия – набожная, зашоренная, способная только с утра до ночи обвинять в безнравственности свою сестру и прочих женщин, которые, как она утверждала, чересчур увлекались мужчинами, забыв о заповедях Божьих.
Решение облачиться в смокинг и отправиться на ночное сборище мужчин пришло к Женезии внезапно. Ещё днём она усердно хлопотала у постели больной матери, которую отец привёз с митинга едва живой. А потом Эпифании полегчало, и она сама настояла на том, чтобы Деодату пошёл в отель «Казино» вместе с Алфеу, который тоже сомневался, стоит ли ему туда идти, если Сокорринья будет скучать дома одна.
- Иди, я не буду скучать, - сказала ему Сокорру. – Я пойду в гости к Беле, секретарше сеньора Феликса.
Мужчины ушли, а Сокорру тотчас же нарядилась в прозрачное платье, сквозь которое призывно просвечивали её обнажённая грудь и узкая, едва заметная полоска трусиков.
- Стой! Ты куда собралась в таком виде? - преградила ей дорогу Женезия. - Не смей позорить нашу семью, шлюха!
Сокорру рассмеялась, глядя на воинственную сестру.
- Я пойду туда же, куда только что отправился мой муж! - сообщила она. - Устрою ему сюрприз. Представляешь, как будет здорово: полон зал мужчин и среди них я - единственная женщина! Да они будут носить меня на руках!
- Заткнись, бесстыжая! - попыталась осадить её Женезия. – Ты совсем спятила от своих фантазий? Сиди дома, потому что в отель тебя всё равно никто не пустит. Там у дверей будет стоять охрана!
- Пусть пока стоит, а передо мной - не устоит! - вновь засмеялась Сокорру и, ловко оттолкнув Женезию, выскользнула за дверь.
После этого Женезия и решила отправиться вслед за сестрой. Зачем - она и сама не знала, хотя всё время повторяла: «Я должна, я просто обязана воспрепятствовать пороку! Я пройду туда, и меня никто не узнает».
Она действительно прошла туда в толпе мужчин, а вот Сокорру не повезло, и она вынуждена была довольствоваться прогулкой по пляжу в поисках какого-нибудь шального приключения.

Амаполе тоже не повезло, но лишь отчасти. У входа в отель она столкнулась с Отасилиу, и он, ошеломлённый увиденным, громко воскликнул:
- Амапола?! Не может быть! Что ты здесь делаешь?
Все мужчины, включая охранников, тотчас же уставились на Амаполу, но она не растерялась и сумела избежать скандала, мгновенно превратив этот курьёз в невинный розыгрыш.
- Да, мой дорогой, это я! – весело заявила она, лёгким изящным жестом сорвав с себя парик и накладные усы. – Правда, здорова придумала? Захотелось немного поразвлечь тебя. Это же скука смертная - провести целый вечер среди такого количества мужчин. Разве я не права?
Изумлённые её эксцентричной выходкой и восхищённые её весёлым нравом, мужчины поддержали Амаполу дружными аплодисментами, и она почувствовала себя королевой бала. Отасилиу хотел отправиться вместе с ней не домой, но она решительно возразила:
- Нет-нет, оставайся здесь. И будь внимателен, не пропусти ничего интересного, потом мне всё расскажешь!
Отасилиу проводил её до машины и вернулся в отель.
А там его ждал очередной сюрприз, который ни в какое сравнение не шёл с недавней шалостью Амаполы. Это был даже не сюрприз, а удар ниже пояса, поскольку Отасилиу, наконец, увидел новую хозяйку отеля, и ею оказалась Роза Палмейрау! Она держала речь, приветствуя своих гостей:
- Для этого я и позвала на открытие моего центра всех достойных людей города. Я знаю, что вы мыслите современно и поэтому не станете называть мой центр притоном греха и разврата. Это, всего лишь коммерческое заведение. Мы будем платить налоги, давать людям работу и вкладывать деньги в процветание региона. С сегодняшнего дня ночной центр развлечений будет местом встреч для тех, кто хочет поговорить о политике, делах или футболе. А для тех, кто после тяжёлого дня хочет расслабиться, здесь буду сеансы релаксации. Оглянитесь вокруг – здесь множество прекрасных девушек, которые специально съехались со всей страны, чтобы обслуживать вас этим вечером. Кавалеры, забудьте обо всём, развлекайтесь, мы начинаем!
- Боже мой! Я пропал! - тихо сказал Отасилиу Феликсу. - Мне нужно бежать отсюда, и как можно скорее. Но, что я скажу Амаполе?!
- Если понадобится, я подтвержу твоё алиби, - пообещал ему Феликс.
Отасилиу поспешил домой, а к Феликсу подошла одна из красоток и сообщила, что хозяйка заведения ждёт его в своей комнате.
Уже поднимаясь по лестнице, Феликс внезапно ощутил необычное волнение, которое лишь усилилось после того, как он увидел Розу с бокалом шампанского в руках. В изысканном интерьере этой комнаты – размягчающем, обволакивающем негой – Феликс впервые за долгие годы вдруг забыл обо всех своих неприятностях, связанных с политической карьерой. В нём всколыхнулось неудержимое желание прильнуть к этой обворожительной, восхитительной красавице и упиваться вместе с ней новым для него, только что открывшимся ароматом жизни, о существовании которого он прежде не подозревал, но без которого теперь уже не мог представить своего будущего.
- Я позвала тебя сюда, чтобы поблагодарить за содействие в регистрации моего заведения, - начала Роза, протягивая Феликсу бокал с вином.
Он как зачарованный принял из её рук этот бокал, их пальцы соприкоснулись, взгляды встретились, и всё, что в тот момент испытывал Феликс, каким-то чудом передалось Розе.
Она хотела предложить тост за дальнейшее сотрудничество, но в данной ситуации эти слова были бы чуждыми, неуместными. Глядя друг другу в глаза, Роза и Феликс поняли то, чего невозможно было выразить никакими словами.
Не отрывая от неё глаз, Феликс выпил вино и невольно потянулся к Розе, но она мягким движением ладони отстранилась от него.
- Извини, я должна идти к гостям, - сказала она таким непринуждённым тоном, как будто между ними ничего не случилось и всё это Феликсу только причудилось. - Попроси кого-нибудь из девочек показать тебе винный погреб и сигары, ты будешь удивлён.
Снова оказавшись среди веселящихся мужчин, Феликс остановился растерянности. Неужели ему и правда, всё почудилось? Нет, этого не может быть, ведь он же видел глаза Розы! В них была страсть, было желание…
- Папа, ты куда пропал? - подошёл к Феликсу явно недовольный Алешандре. – Он здесь, расхаживает по залу с наглым видом. Пойдём к нему!
- Нет, не сейчас, - глухо ответил Феликс. - Давай лучше пойдём в винный погреб. Мне нужно немного отвлечься от всех проблем. А потом я сделаю всё, как обещал, ты не волнуйся.
Пока Феликс и Алешандре дегустировали вина и курили сигары, в зале произошёл  грандиозный скандал. Подвыпившие рыбаки Милтон и Северину, люто ненавидевшие гомосексуалистов, с самого начала ревностно присматривались к Августине и Женезии, а потом под воздействием спиртного совсем разъярились и решили вышвырнуть этих женоподобных типов из приличного общества. Начали они с Августы: больно ухватили с двух сторон, за предплечья, да ещё и стали подталкивать кулаками в спину. Августа невольно вскрикнула, и Северину тут же пригрозил ей:
- Тише, козёл! Выходи без шума, не то я так отделаю тебя за дверью, что ты костей не соберёшь!
- Да как вы смеете? - возмутилась Августа. - Кто вам позволил? Я здесь по приглашению хозяйки!
Её визгливый голос услышала Женезия и, сразу же узнав Августу, бросилась ей на помощь.
- Оставьте её в покое! Это уважаемая сеньора! - принялась она втолковывать Милтону и Северину, чем лишь подлила масла в огонь.
- Мы так и поняли, - злобно осклабился Северину. – Значит, этот козёл – сеньора, а ты кто? Сеньорина? А ну дуйте отсюда оба, педерасты вонючие!
До Женезии, наконец, дошло, за кого их обеих приняли рыбаки, и она закричала на весь зал:
- Идиоты! Придурки! Сейчас же отпустите дону Августу! Вы не знаете, с кем имеете дело. Это же уважаемая всеми дона Августа Эвжения Проэнса де Ассунсон!
Обескураженные рыбаки невольно ослабили хватку, Августа высвободилась из их цепких лап и близко-близко подошла к Женезии, пристально всматриваясь в её лицо.
- Неужели это ты, Женезия? – изумилась она. Никогда бы не подумала, что ты на такое способна!
Вокруг них уже собралось большое количество народа, со всех сторон посыпались едкие насмешливые комментарии.
- Что вы здесь делаете, если вас не приглашали? - обратилась к дамам подошедшая Роза.
- Я здесь инкогнито, понятно? - с вызовом ответила Августа. - Я не мешала этому сброду веселиться. И если бы Женезия меня не разоблачила, вы бы ни за что не догадались о моём маскараде. Она украла у меня эту замечательную идею.
- Ложь! Ложь! – неистово закричала Женезия. - Эту идею подсказал мне сам Господь! От имени Господа я вошла в этот бордель, чтобы бороться с войском дьявола! Это священная война!
Роза приказала охранникам вежливо вывести самозванок из зала, и они, сопровождаемые смехом и улюлюканьем, вышли. Правда, Августа напоследок пригрозила Розе, что очень скоро добьётся закрытия борделя.
Едва успел утихнуть этот скандал, как тут же начался другой, который спровоцировал Феликс. Выйдя из винного погреба, он и Алешандре увидели, что Гума прощается со своими приятелями, собираясь идти домой.
- Ну, давай же! - подтолкнул Алешандре Феликса. - Сделай что-нибудь, пока он не ушёл!
Времени на раздумья у Феликса не было, и он, не мудрствуя лукаво, попросту пошёл навстречу Гуме, а когда они едва не столкнулись лбами, гневно окрысился на него:
- Ты куда прёшь, негодяй?! Совсем озверел?
Гума, естественно, стал доказывать ему, что всё было прямо, наоборот, между ними завязалась словесная схватка, в которой Феликс и нанёс главный удар.
- Ты шут гороховый, - насмешливо бросил он Гуме. – Изображаешь из себя гордеца, правдолюбца и рыцаря, а на самом деле не гнушаешься при случае взять деньги у женщины! Да-да, ты спокойненько взял деньги у Лилии, чтобы оплатить свои долги и убытки твоих дружков-рыбаков. А знаешь ли ты, откуда у неё появились эти деньги?
- Я-то знаю, а вам это знать ни к чему! - отрезал Гума.
- Слышали? - обратился Феликс к рыбакам. - Ему не хочется признаться перед вами, что он тогда воспользовался моими деньгами! Он скрыл от вас правду, но вы должны знать: это я дал деньги Ливии, это я оплатил его долги!
- Не слушайте его, он лжёт! – воскликнул Гума. – Ливии достались эти деньги от продажи отеля «Казино».
- Это она тебе так сказала? - засмеялся Феликс. – Значит, она обманула тебя, глупец! Ты, оказывается, ещё и глуп, тебя легко обвести вокруг пальца. Пойди, поговори с Ливией, теперь, я надеюсь, она расскажет, как просила меня помочь тебе выбраться из дерьма! Если бы я тогда не дал ей деньги, ваш кооператив приказал бы долго жить.
- Не верьте ему! - в отчаянии воскликнул Гума. - Он говорит это нарочно, чтобы унизить меня. Но я ему сейчас покажу!..
Он замахнулся на Феликса своим огромным кулаком, однако тот успел увернуться. Рыбаки тотчас же оттащили Гуму в сторону, не желая допустить драки.
А потом пришла Роза, и высказала Феликсу, своё неудовольствие:
- Мне не нравится всё это, сеньор Феликс. Вы посмели использовать мой праздник для того, чтобы унизить хорошего парня! Полагаю, вам сейчас лучше уйти отсюда.
Феликс тупо смотрел в пол, не смея поднять глаз на Розу, и тогда Алешандре сказал, взяв его под руку:
- Пойдём, папа, нам здесь больше делать нечего.
По дороге домой он горячо поблагодарил отца за оказанную услугу, и тот ответил с не свойственной ему сентиментальностью:
- Я сделал это, потому что желаю тебе счастья, сынок. Ради любви порой стоит идти и на гораздо, большие жертвы...
Войдя в дом, он, неожиданно для Алешандре, не стал подниматься в свою спальню, а повернул обратно, заявив, что ему нужно немного проветриться и кое о чём подумать.
Уже светало, когда Феликс вновь появился в комнате Розы – на сей раз самовольно, без всякого приглашения.
- Как вы посмели? Кто вас сюда впустил? – гневно уставилась на него Роза, а Феликс обезоружил её своей обаятельной улыбкой:
- Я пришёл мириться и просить прощения за тот досадный скандал. Прости меня. Давай снова перейдём на ты.
После этого он, не дожидаясь ответа, подошёл к Розе и страстно поцеловал её в губы.
Она далеко не сразу нашла в себе силы оттолкнуть его.
- Наглости тебе не занимать, - сказала она. – А теперь убирайся отсюда.
Он с укоризной покачала головой:
- Зачем сопротивляться тому, что сильнее нас? Ведь ты же хочешь меня так же, как и я тебя. Об этом говорят твои глаза!
- Уходи! - повторила Роза.
- Нет, не могу, - упёрся Феликс. – Ты сводишь меня с ума, ради тебя я готов на любое безумие.
- Попробуй сказать эти же слова своей жене. Может, она тебе поверит.
- С Адмой мы прожили много лет, - сказал Феликс, - и за это время стали соратниками, единомышленниками. Я не собираюсь её бросать. Но с ней меня связывает совсем не то, что связывает нас с тобой.
- Мы ничем не связаны, - твёрдо произнесла Роза, но Феликс ей возразил:
- Нет, нас связывает желание. Оно такое сильное, что я, пожалуй, готов уйти из дома.
Вместо ответа Роза красноречивым жестом дотронулась до кинжала, который всегда носила с собой на поясе.
- Ладно, ухожу, - отреагировал на её жест Феликс. – Но я обязательно вернусь!

Расставшись с Розой, Феликс не сразу поехал домой, ему и впрямь было над чем подумать. Он долго бродил вдоль моря, и все его мысли, так или иначе, вращались вокруг Розы. Ни о жене, ни тем более об Эпифании он даже не вспомнил.
А тем временем Адма не находила себе места в ожидании мужа.
Эта ночь далась ей, ох как нелегко! Адма сама не понимала, почему ей так тяжело. Она ведь всё сделала правильно! Сделала то, что никому не по силам. И обстоятельства складывались наилучшим образом, и удача ей сопутствовала, а значит, не о чем беспокоиться, справедливость восторжествовала!
Адма усмехнулась, вспомнив, как накануне вечером она через окно пробиралась в дом Эпифании, не предполагая, что там никого нет, кроме спящей хозяйки. Это стало ясно лишь потом, когда она оказалась уже внутри дома. Отравленный кофе был заготовлен ею заранее и находился в маленьком термосе, свободно помещавшемся в кармане брюк.
Проснувшись и увидев перед собой Адму, Эпифания, вероятно, подумала, что ей продолжает сниться дурной сон. Вспомнив сейчас об этом, Адма снова усмехнулась. Как удачно всё вышло! Легко и просто. Адма сказала, что у неё неотложное дело к Эпифании, та взмолилась: « Не сейчас. Я уже спала, у меня болит голова!..» Адма налила ей кофе из термоса и сказала: «Нет, дело срочное. Выпейте кофе, взбодритесь,  и мы поговорим». А спустя несколько минут она уже свободно вышла из дома Эпифании - не через окно, через дверь. И ни одной живой души не встретила по дороге.
Так отчего же ей сейчас так тяжело? Откуда эта жуткая тревога и эта непонятная тяжесть в груди? Может, ещё какая-нибудь неприятность случилась у Феликса? Почему он так долго не возвращается из этого проклятого отеля? Узнать бы поскорее, что там произошло!..
Утром, спустившись к завтраку, Адма узнала от Алешандре о том, что Феликс уже был дома, но снова куда-то ушёл, а также узнала, какое заведение открыла в их городе Роза Палмейрау.
«Так вот откуда эта тревога, - подумала Адма. – У неё есть имя. И зовут её Роза Палмейрау!»
Она решила, что ни о чём не станет расспрашивать Феликса, но будет очень внимательно слушать то, о чём он сочтёт нужным ей рассказать. А потом всё тщательно проанализирует, чтобы понять, не подвела ли её, на сей раз интуиция, и при необходимости принять упреждающие меры.
Когда же Феликс, наконец, пришёл домой, то вообще не стал говорить с Адмой о ночном празднике, а сообщил ей новость, которой и в самом деле был потрясён:
- Это невероятно! Дона Эпифания умерла сегодня ночью. Кто бы мог подумать! Уснула и не проснулась.
- И от чего же она умерла? – спросила Адма.
- От инфаркта, - ответил Феликс. - Точно так же, как та дама, что загнулась в нашей спальне. Теперь вот настал черёд вице-префекта… Похоже, в нашем городе началась эпидемия сердечных приступов…

Глава 24

Отасилиу так и не отважился сказать Амаполе о том, что Роза Палмейрау не только поселилась в их городе, но и открыла здесь бордель, именуемый ею центром ночных развлечений. Предвидя возможную реакцию жены, он сначала отложил этот неприятный разговор до утра, потом до вечера, и, в конце концов, произошло самое худшее: Амапола воочию увидела Розу на панихиде по усопшей Эпифании.
- Что здесь делает этот убийца? – гневно спросила Амапола, и ей тут же ответили со всех сторон, что именно Роза будет теперь заботиться о ночном досуге мужчин Порту-дус-Милагрес.
- Дорогая, я хотел тебе сказать, но ты меня всё время прерывала, - испуганно залепетал Отасилиу.
- Замолчи! – прошипела Амапола. – Она имела наглость пригласить тебя в свой бордель, а ты хотел скрыть это от меня?!
Оскорблённая до глубины души, Амапола не могла находиться рядом с подлым изменником и сбежала домой, даже не дождавшись начала панихиды.
Буйствовала она целые сутки. Разбила горы посуды, напрочь разгромила своё брачное ложе, в клочья, изорвав шёлковые простыни, одеяла и подушки. Пух, выпотрошенный из этих подушек, летал по всему дому, Отасилиу ползал перед Амаполой на коленях, безропотно принимая от неё затрещины и пинки, но убедить её в своей невиновности не мог. Ему оставалось только ждать, когда силы Амаполы иссякнут, и она сама перестанет всё крушить.
Такой момент наступил не скоро – лишь на вторые сутки. Амапола затихла, заснула, и дом на несколько часов погрузился в гробовую тишину. Отоспавшись, Амапола стала подавать некоторые признаки вменяемости: выслушала Дулсе и Родригу, который подтвердил алиби Отасилиу, поклявшись, что тот даже не перебросился с Розой ни взглядом, ни словечком, а сразу же помчался домой.
Отасилиу был прощён, но лишь отчасти. Ему вменялось в вину то малодушное молчание. Если молчал, значит, рыльце в пуху! Значит, собирался тайно встречаться с Розой! А та, вне всякого сомнения, поселилась в Порту-дус-Милагрес только затем, чтобы вернуть себе Отасилиу!
Амапола разрешила мужу спать в соседней комнате на диване, но жизнь супругов превратилась в тихий ад, и Отасилиу в какой-то момент понял, что помочь ему способна только Роза. Да, пусть она встретится с Амаполой и сама скажет, что Отасилиу ей и даром не нужен, а любит она другого мужчину!
Идея была, безусловно, дерзкой и рискованной, поскольку Отасилиу не был уверен в том, что Роза и впрямь не переселилась сюда из-за него. Но даже если так, то всё равно стоит объяснить ей, что возврат в прошлое невозможен, и, как это, ни прискорбно, попросить её о помощи.
Выбрав подходящий момент, Отасилиу рискнул отправиться к Розе, однако, на его беду, как раз в это время Августа Эвжения Проэнса де Ассунсон решила продемонстрировать всем своё могущество и, собрав многочисленных поборниц за чистоту нравов, повела их на штурм борделя. Дамы, начавшие своё шествие от церкви, несли хоругви, транспаранты и красные знамёна, а также громко выкрикивали лозунги: «Да здравствует мораль и нравственность», «С нами Бог», «Вперёд, обманутые жёны».
Амапола, увидев это красочное зрелище из окна, тотчас же решила присоединиться к обманутым жёнам и, наскоро соорудив знамя из швабры и красной тряпки, устремилась вместе с единомышленниками вершить праведный суд. Венансиу отправился вслед за госпожой, понимая, что в случае опасности ей может понадобиться его помощь.
А тем временем Отасилиу сумел тайком проникнуть в комнату Розы, но изложить свою просьбу не успел – хозяйке заведения доложили, что к ней пожаловал префект с каким-то экстренным делом.
- Феликс не должен видеть меня здесь! И никто не должен! – испугался Отасилиу.
- Тогда уходи так же, как пришёл: через окно! – посоветовала ему Роза. – Поговорим потом. Я выслушаю тебя, только предупреди меня заранее.
Отасилиу подошёл к окну и в ужасе отпрянул, встретившись взглядом с Амаполой, которая в числе прочих дам уже оказалась у отеля.
- Я не могу уйти, спрячь меня! – взмолился Отасилиу. – Там Амапола, она меня видела!
- Этого ещё не хватало! – в сердцах воскликнула Роза. Ладно, сиди тут и не высовывай носа! А я пойду навстречу Феликсу и уведу его подальше отсюда.
С Феликсом она встретилась на лестнице, и он сообщил о готовящемся штурме и о том, что намерен оказать ей поддержку как представитель власти.
- Эта сумасшедшая Августа приходила ко мне с требованием закрыть твой центр, я выставил её за дверь, и сейчас тоже не допущу беспорядков. Комиссара полиции я уже задействовал, но и ты должна принять соответствующие меры. Нужно максимально усилить охрану! Главное же – ничего не бойся, я полностью на твоей стороне!
Последние слова Феликса, однако, потонули в оглушительном визге, с которым разъярённые дамы ворвались в заведение, сметая всё на своём пути.
- Роза Палмейрау, вон из нашего города! – кричали они.
Роза безбоязненно вышла им навстречу. Феликс тоже не дрогнул. Подняв руку, он потребовал к себе внимания и напомнил дамам, что они нарушили закон, вторгшись в частное владение Розы, и понесут за это уголовную ответственность, если вовремя не остановятся.
- Позор! – закричала Августа. – Долой префекта, защитника похоти и порока! Пусть вызывает полицию и даже войска! Нам же лучше, наша акция получит общенациональный резонанс! Мы не уйдём из этого притона до тех пор, пока его не закроют и не вышвырнут из нашего города убийцу и развратницу Розу Палмейрау!
Роза слушала это, молча, но её ладонь угрожающе сжимала рукоятку кинжала.
Этот жест наряду с предупреждением Феликса подействовал на дам отрезвляюще. Даже Августа сочла необходимым изменить тактику и вместо штурма перейти к осаде.
- Занимайте первый этаж! – скомандовала она, обращаясь к своему войску. – Выбирайте места по удобнее, потому что нам придётся провести здесь, по крайней мере, ближайшую ночь. Ни один мужчина не должен войти сегодня в это гнездо разврата!
Понимая, что ситуация складывается не в её пользу, роза шепнула Феликсу:
- Пусть сидят. Я подожду, пока они выпустят пар, и потом найду способ, как выдворить их отсюда. А ты поезжай домой. Всё, что мог, ты уже сделал. Дальнейшее твоё присутствие будет только заводить их, а не успокаивать.
Феликс уехал, пообещав контролировать действия комиссара полиции, который наверняка уже приказал своим подчинённым оцепить здания ночного центра.
- Слушайте меня! – обратилась к захватчицам Роза. – Я разрешаю вам оставаться здесь до рассвета. Все слышали? До рассвета, и не секундой дольше! Не говорите потом, что я вас не предупредила.
После этого она грациозно зашагала вверх по лестнице, и тут к ней подбежала перепуганная Гайде.
- Роза, там двое сумасшедших! Они врываются во все комнаты, кого-то ищут! – сообщила она.
Речь шла об Амаполе и Венансиу, которые под шумок пробрались незамеченными наверх и теперь наводили там ужас на красоток Розы. Угрожая им шваброй, Амапола подстёгивала к действию Венансиу:
- Давай, стучи во все двери, взламывай защёлки! Я найду его, мерзавца! Я вытащу его за… сам понимаешь, за что я вытащу его и проведу по улицам всем напоказ!
Увидев, что незваные гости уже приближаются к её комнате, Роза велела Гайде и другим девушкам держать оборону, а сама побежала спасать репутацию Отасилиу.
- Прыгай в окно, скорее? - бросила ему она. - Твоя жена уже в двух шагах отсюда!
- Я пытался, - развёл руками Отасилиу. - Но его заклинило? Наверное, я слишком сильно захлопнул это чертово окно!
Тем временем Амапола и Венансиу, сумевшие прорвать оборону, уже взламывали дверь, ведущую в комнату Розы.
- Остаётся только спрятать тебя в шкафу, - сказала Роза.
- Нет, это пошло? - вздумал упираться Отасилиу, но услышал треск сломанной защёлки и мгновенно исчез внутри шкафа, успев захлопнуть за собой дверку.
Встав у порога, Роза пыталась пристыдить Амаполу, но та смела её со своего пути и с гневным криком: «Отасилиу, выходи!» бросилась первым делом к кровати, потом к окну и, наконец, распахнула шкаф.
Роза приготовилась к самому худшему, но то, что случилось в следующий момент, превзошло все её ожидания. Амапола вдруг отвернулась от распахнутого шкафа и вскрикнула:
- Ай! Я ничего не вижу! Венансиу, помоги мне, я ничего не вижу. Я ослепла!
- Сеньора, не надо так шутить, - сказал, подбежав к ней Венансиу. – Не понимаю, что с вами произошло.
- Я открыла шкаф, и вдруг у меня потемнело в глазах, - растерянно пояснила Амапола. – Я ничего не вижу. Абсолютно ничего! Боже мой!
- Опирайтесь на мою руку. Я выведу вас отсюда.
С помощью Венансиу Амапола медленно спустилась вниз, и Августа, узнав о том, что случилось, произнесла пламенную речь, обращённую к соратницам:
- Вы поняли, на что способна Роза Палмейрау? Она ослепила дону Амаполу! Но ей не удастся ослепить всех нас! Мы сумеем постоять за себя! Мы ей отомстим! Вперёд! На штурм!
Услышав эти призывы, Роза выбила оконное стекло и велела Отасилиу прыгать наружу. Сама же вышла навстречу атакующим, держа в руках револьвер.
- Стойте! - крикнула она. - Никто не посмеет войти в мои покои! Я буду стрелять.
- Мы не боимся тебя, убийца! - ответила Августа и тотчас же услышала выстрел.
Роза послала пулю в огромную хрустальную люстру, висевшую прямо над головой у Августы.
Осколки люстры полетели вниз, и дамы с дикими воплями бросились врассыпную. А Роза ещё дважды выстрелила в воздух, вынудив захватчиц к окончательному бегству.

Амапола же, как выяснилось позже, не только ослепла, но у неё, ко всем несчастьям, ещё и образовался провал в памяти. Она не помнила, где и при каких обстоятельствах её настигла слепота. Это дало основание врачам-офтальмологам, обследовавшим Амаполу в специализированной клинике города Серру-Азул, прийти к заключению, что её слепота была вызвана каким-то сильным эмоциональным переживанием. Ей порекомендовали побольше спать, избегать каких бы то ни было волнений и пообещали, что со временем зрение должно восстановиться.
Но Отасилиу не могг бездействовать, видя, как страдает его жена, его бесценная Амапола. «Она так боялась найти меня в комнате Розы, - с болью думал он, - что это спровоцировала у душечки кризис, который обернулся амнезией и слепотой. Но если это так, то существует противоядие! И я пойду за ним!»
Отправившись к Розе, он уговорил её встретиться с Амаполой и найти такие слова, которые смогли бы излечить несчастную от слепоты.
И вот Роза пришла к Амаполе, и Венансиу доложил о её приходе своей госпоже. Амапола сначала возмутилась и велела прогнать нахалку, но затем любопытство перевесило в ней все прочие эмоции.
- Ладно, впусти её, - сказала она Венансиу. – Иначе я так и не узнаю, чего хочет от меня эта преступница, да ещё в моём собственном доме!
- Я буду рядом, сеньора, и сумею вас защитить, - пообещал ей Венансиу, однако Роза потребовала, чтобы он оставил их с Амаполой наедине.
- Я хоть и слепая, но не боюсь тебя, - сочла необходимым сообщить Розе Амапола. - Ты ведь пришла сюда, чтобы заявить свои права на моего мужа, не так ли? Надеешься уничтожить меня морально? Или, может быть, физически?
Прежде чем ответить, Роза сняла с пояса кинжал и, положив его на стол, нажала кнопку предохранителя.
- Что это за щелчок? - встревоженно спросила Амапола.
- Это я положила на стол свой кинжал, о котором ты наверняка слышала, - пояснила Роза. - Ты можешь взять его, чтобы у тебя не осталось сомненнй в моих добрых намерениях.
Амапола нащупала рукой кинжал и придвинула его к себе. Затем спросила:
- Что же тебе нужно от меня?
- Ничего, - ответила Роза. – Это тебе нужно выслушать то, что я скажу. Надеюсь, после нашей беседы ты успокоишься, а может, даже излечишься.
- Не слишком ли ты переоцениваешь свои возможности? – язвительно усмехнулась Амапола, но Роза, не отреагировала на её реплику, продолжила:
- Ты должна понять, что твой муж мне абсолютно не нужен. Жизнь развела нас, и мы теперь чужие люди. Отасилиу женат и, если я, хоть что-то понимаю в женатых мужчинах, он счастлив. Он любит тебя! Это он упросил меня прийти сюда и поклясться перед тобой, что между нами ничего нет, и никогда не будет.
- И ты княнёшься?
- Да, клянусь. Ты можешь не поверить мне, но ты должна поверить Отасилиу. Ведь вы же любите друг друга!
- Любим, - повторила вслед за ней Амапола. - И ты – единственное, что омрачало наши отношения.
- Так вот, запомни: я не собираюсь омрачать вашу жизнь и ваше счастье. Ни для тебя, ни для Отасилиу я не представляю никакой опасности. Ты веришь мне?
Амапола почувствовала на себе испытующий взгляд Розы и ответила, тяжело вздохнув:
- Знаешь, как трудно поверить человеку, не видя его глаз! Но я почему-то тебе… верю. Возьми свой нож. Я знаю, ты не любишь с ним разлучаться.
- Спасибо, - сказала Роза. – Я уверена, ты поправишься.
- Я тоже на это надеюсь, - отозвалась Амапола. – Если ты обманула бедную слепую, то гореть тебе за это в аду. Но если ты сказала правду, то большое тебе спасибо, ты открыла мне глаза!
- К тебе вернулось зрение?!
- Нет, мои глаза по-прежнему ничего не видят, но я, кажется, прозрела! – с улыбкой сообщила Амапола. – А ты не боялась оставлять возле меня нож?
Роза тоже улыбнулась:
- А у него с самого начала было убрано лезвие! Помнишь тот щелчок?
Они обе рассмеялись и на прощание от души пожали друг другу руки.
После отъезда Розы Отасилиу не без опаски вошёл в комнату Амаполы. Знал от Венансиу, чем закончилась беседа двух женщин, однако непредсказуемый нрав Амаполы заставлял его быть настороже.
- Душечка, это я, - промолвил он с нежностью, протягивая ей обе руки. – Иди ко мне. Осторожнее, не споткнись!
Амапола уверенно взяла его за руку и сказала, озорно сверкнув глазами:
- Не беспокойся, любовь моя, у меня глаз, как у орла!
- Крошка моя, ты хочешь сказать?..
- Да! Да! Я вижу! – подтвердила его догадку Амапола. – На тебе коричневый костюм, у тебя седая борода, рожа у тебя наглая, но я тебя люблю!
- Неужели? Ты действительно видишь?! – всё ещё не мог поверить в это чудо Отасилиу.
- Да! Я не только прозрела, но и помолодела на сто лет! – сказала, целуя его, Амапола. – Спасибо тебе. Я вмиг оправилась от травмы, а заодно и от розофобии! Я избавилась от ревности, мой дорогой, и от всех страхов перед Розой Палмейрау. Она сотворила чудо. Нет, это ты сотворил чудо, уговорив её прийти ко мне! Я тебя обожаю!..
Подхвати «душечку» на руки, счастливый Отасилиу понёс её в кровать, но тут Венансиу сообщил из-за двери, что пришла Адма, которая теперь ходила сюда открыто, объясняя свои визиты сочувственным отношением к внезапно ослепшей «доне Амаполе». Многие, узнав о том, что Адма навещает Амаполу, удивлялись: «Выходит, у неё тоже есть сердце?» Отасилиу был искренне благодарен Адме за участие, но в этот раз она пришла явно некстати, и он с большим сожалением вышел из спальни, предоставляя возможность гостье пообщаться с его женой.
Сёстры порадовались прозрению Амаполы, договорились, что будут опять встречаться тайком в церкви, а потом Адма нахмурилась и сказала жёстко, гневно:
- Ты действительно можешь быть спокойна, Розе Палмейрау не нужен твой муж, потому что она нацелилась на моего мужа.
- Какой кошмар! – всплеснула руками Амапола. – Откуда ты знаешь? У тебя есть доказательства?
- Пока только косвенные, - ответила Адма. – Феликс очень изменился с тех пор, как провёл ночь в её борделе. И продолжает ходить туда чуть ли не каждый вечер якобы для бесед с избирателями в непринуждённой обстановке. Но я положу этому конец! Ты не принимай всё это близко к сердцу, тебе ещё нельзя волноваться. Я справлюсь со своими проблемами сама. Ты же знаешь, я умею держать удар и умею защищаться. Роза Палмейрау будет повержена! А Феликс опять вернётся в лоно семьи, и ему не обязательно знать, что я для этого делаю!

Адма, как известно, никогда не бросала слов на ветер, и вскоре Феликс получил от неё первый сюрприз. Приехав однажды вечером к Розе, он был обескуражен её внезапной холодностью. Она не позволила ему даже приблизиться к себе, а когда он попытался сломить её сопротивление, пригрозила кинжалом. Феликс не мог понять, чем вызвана такая перемена, и Роза объяснила ему:
- Я решила исправить свою ошибку. Мы больше не должны видеться наедине. Ко мне заезжала твоя жена...
- Зачем?!
- Якобы скатать, что не разделяет мнение Августы и других святош, а на самом деле дала понять мне, что не потерпит наших с тобой отношений.
- И ты её испугалась? Я не узнаю тебя, Роза!
- Нет, не испугалась, - ответила она. - Просто я приехала сюда не ради скандалов. А если твоя жена подозревает меня, то мира и покоя здесь не будет. Поэтому вам лучше уйти, сеньор префект!
- Ты плохо меня знаешь, Роза, - сказал Феликс. – Я умею добиваться своего!
- Я действительно плохо тебе знаю, – согласилась она. – Однако и ты не всё обо мне знаешь. Поэтому нам лучше расстаться.
Феликсу, конечно же, было невдомёк, что Роза с самого начала казнила себя за эту внезапно вспыхнувшую любовь. Она никогда не забывала о том, что Феликс, вполне вероятно, может быть виновником исчезновения её сестры и племянника. Розе очень не хотелось в это верить, но исключать такой вероятности она не имела права. Особенно после того, как дядюшка Бабау пересказал ей свой разговор c Ондиной.
- К сожалению, старухе ничего не известно о женщине с ребёнком, приходившей в дом Геррейру, - докладывал он Розе. - Но зато она точно знает, что у сеньора Бартоломеу есть сын. Перед смертью он сам сказал ей об этом и попросил её позаботиться о мальчике, когда тот приедет. И Ондина ждёт его. Она уверена, что твой племянник жив и однажды он появится в доме своего отца!
Сообщение дядюшки Бабау во многом помогло Розе принять трудное решение, о котором она и сказала Феликсу. Надо сначала докопаться до истины, а потом уже давать волю своим чувствам. Если выяснится, что Феликс иепричастен к исчезновению Арлете, то никакая Адма не смажет помешать их любви!.. 
- Я знаю о тебе самое главное, - прервал её мысли Феликс. - Ты любишь меня? И это означает, что наш разговор ещё не окончен. Сегодня мне и впрямь лучше уйти, но я приду в другой раз. Имей это в виду!
- Ты ничего не понял, - сказала ему Роза. - Я сама решаю, кого мне любить, а кого нет. Поэтому забудь сюда дорогу! Это моё последнее слово.
Эриберту, подслушивавший их разговор за дверью, в тот же вечер доложил Адме, что выполнил её задание, и позволил себе сделать некоторые выводы:
- Вы оказались правы, между ними действительно что-то было, но сегодня она дала сеньору Феликсу решительную отставку. Он вылетел оттуда пулей, и, я думаю, больше никогда туда не вернётся.
У Адмы же на сей счёт, было другое мнение.
- Нет, эта история ещё не закончена, - сказала она. – Я знаю Феликса, он ни за что не отступит. Я должна рассматривать это как временную передышку и готовиться к новому, беспощадному, сражению!

Глава 26

Тайно встретившись с Ондиной, Роза многое узнала от неё о семействе Геррейру. В частности, Ондина не исключала, что Эриберту вполне мог убить дону Коло по указке Адмы.
- Ты сама подумай, - говорила Ондина, - зачем этой мерзавке нужно было врать, будто дона Коло – любовница сеньора Бартоломеу? Только затем, что её припёр к стенке Бабау, и она, должна была, как-то выкрутился. Тогда ей поверили, но теперь-то мы знаем, кем на самом деле была дона Коло и зачем она сюда приезжала.
- А как вы думаете, сеньор Феликс тоже принимал в этом участие? – с замиранием сердца спросила Роза и услышала самое худшее из того, что можно было предположить.
- Да это не семейка, а просто осиное гнездо! – сказала Ондина. – Сеньора Феликса, правда, не было дома, когда приходила дона Коло, но я не сомневаюсь, что ему всё известно. Он и сеньора Адма стоят друг друга! Все свои грязные дела они обтяпывают вместе. Но теперь, когда я знаю, что сын Бартоломеу – твой племянник, я буду следить за каждым их шагом, обещаю!
С этими словами Ондины рухнули все надежды Розы на возможность счастливой любви. Феликс не может принести ей счастья, так же как его брат-близнец не принёс счастья Арлете. Но тот, судя по всему, был хорошим, порядочным человеком, а Феликс хитрый и коварный. Эта внезапно вспыхнувшая любовь к нему не имеет будущего. Её надо рассматривать как искушение, как испытание на верность той клятве, которую Роза когда-то дала себе. И как бы теперь ни было тяжело, как бы ни было больно, расслабляться нельзя. Нужно выстоять и победить! Нужно любой ценой разгадать тайну и наказать тех, кто виновен в исчезновении Арлете, её сына и доны Коло!
Распрощавшись с иллюзиями, Роза решила изменить тактику в отношениях с Феликсом. Ей тоже следует быть хитрее и не гнать его, а, наоборот, всячески привечать. Возможно, общаясь с ним, она и выведает у него что-то важное. Должна выведать!
Приняв такое решение, Роза стала с нетерпением ждать Феликса, который продолжал захаживать в её ночной клуб, надеясь, что однажды она сменит гнев на милость.
И вот такой час наступил. Оказавшись с объятиях Феликса, Роза вновь почувствовала себя счастливой женщиной, и в ней вновь забрезжила надежда на то, что он может быть непричастен к преступлениям Адмы и Эриберту.
Феликс тоже был на седьмом небе от счастья, и Адма сразу же уловила перемену в его настроении. А Эриберту, продолжавший шпионить за Феликсом, подтвердил, что тот снова начал уединяться с Розой в её комнате.
Адма скрипела зубами от злости, не зная, как вернуть себе любовь Феликса. Она могла бы не колеблясь отравить и Розу Палмейрау, но это не решило бы главной задачи: Феликс только горевал бы по умершей возлюбленной и с ещё большим отвращением смотрел на Адму. Тут надо действовать иначе – хитрее, изощрённее. Не убивать Розу, а скомпрометировать её настолько, чтобы она стала ненавистна Феликсу, и он снова припал бы к коленям Адмы, по достоинству оценив её преданность и верность.
- Я обязательно что-нибудь придумаю, а ты продолжай вести свои наблюдения, - сказала Адма Эриберту.
Она была полна решимости вести беспощадную борьбу, однако все её прежние, неоднократно опробованные методы здесь абсолютно не годились. Адма ещё никогда не чувствовала себя такой бессильной и беспомощной. До сих пор она с лёгкостью совершала свои злодейства, потому что Феликс любил её, они были одним целым. Его любовь придавала Адме сил, ради этой любви она шла на любые преступления, а теперь и они утратили всякий смысл. Можно убить и Розу, и всех врагов Феликса, но это не заставит его снова посмотреть на Адму влюблёнными глазами. Так что же тут можно сделать? Что нужно предпринять?..
Пока Адма искала нужное решение, на Феликса одна за другой посыпались крупные неприятности. В прежние времена Адму это огорчало, а теперь, наоборот, порадовало. У неё появилась возможность показать Феликсу, что в трудную минуту он может опереться, только на свою мудрую, бесстрашную, изворотливую жену. Адма с необычайным рвением ринулась на помощь мужу, а он… не принял её помощь! Впервые за годы их совместной жизни Феликс отмахнулся от Адмы как от назойливой мухи и даже не стал посвящать её в подробности возникших проблем.
Любовь Розы окрыляла его, он был полон сил и мог сокрушить любого, кто встанет на его пути, поэтому со всеми неприятностями справлялся сам, не прибегая к помощи и советом Адмы.
Когда к нему приехал инспектор по защите окружающей среды, Феликс даже не пустил его на фабрику. Просто созвонился с одним влиятельным сеньором, и тот сразу же отозвал инспектора обратно. Феликс не только победил, но и сумел извлечь из этого досадного инцидента дополнительную выгоду: увидев копию подписного листа, он узнал имена своих врагов. Зачинщиками были Дулсе и Родригу, первыми подписавшие эту петицию.
Возмущенный неблагодарностью Дулсе, Феликс потребовал, чтобы Отасилиу, как следует, приструнил свою сестру, и она бы отозвала ту петицию из экологического ведомства. Одновременно он запросил досье на Родригу, надеясь отыскать хоть малейшую зацепку для возможного шантажа.
Дулсе, однако, не подчинилась брату. Она была возмущена тем, как Феликс наплевал на требование горожан, и заявила, что соберёт оскорблённых людей, они пройдут с плакатами по улицам, а потом будут пикетировать фабрику до тех пор, пока там не появятся очистные сооружения.
Амапола и Отасилиу исчерпали все средства, убеждая Дулсе не ставить под удар их семью. Зная мстительность Феликса, они были уверены, что он не потерпит двурушничества и уволит Отасилиу с работы.
Но Дулсе не могла пойти против совести и всё-таки устроила марш протеста.
Предвидя самые худшие последствия, Амапола бросилась за помощью к Адме, а та призналась ей, что утратила, какое бы то ни было, влияние на мужа. Он даже не счёл необходимым поговорить с женой о зачинщиках этой акции.
Амапола совсем приуныла, но к её величайшему изумлению, штрафных санкций со стороны Феликса почему-то не последовало. Это было удивительно ещё и потому, что на сей раз Феликс не смог одержать безоговорочную победу - ему пришлось пойти на компромисс. Под давлением пикетчиков оппозиционной прессы, он был вынужден закрыть красильный цех и официально пообещал своим избирателям, что установит очистные фильтры.
Дулсе и Родриго праздновали победу, а Феликс, зная о том, что эти двое готовятся к свадьбе, решил отсрочить их наказание, чтобы затем нанести удар побольнее. Он уже получил досье на Родригу и только ждал подходящего момента, собираясь передать доктора в руки полиции. Свой план мести он открыл только сыну, Адма же об этом ничего не знала.
Не знали об этом и в семействе Отасилиу. Странно миролюбие Феликса он объяснил условиями избирательной кампании.
- Феликсу нужно выглядеть в глазах избирателей великодушным, а не мстительным, поэтому он и не станет нас преследовать, - сказал Отасилиу жене, и она с ним согласилась.

Мир и благоденствие, установившейся в доме Амаполы, вскоре, однако, были нарушены очередной неприятностью.
Дурную новость принёс Амаполе Венансиу. Прогуливаясь по городскому рынку, он случайно услышал, как две рыбачки горячо обсуждали бедственное положение Риты, которую муж выгнал из дома. Венансиу понял, что речь идёт о матери той девушки, в которую влюблён Фред, и стал слушать более внимательно. Рыбачки же продолжали сочувствовать Рите, а также её дочери Селминье, которая, к несчастью, стала проституткой.
Потрясённый этими сведениями, Венансиу поспешил сообщить их Амаполе, чтобы та имела полное представление, с кем встречается её сын, и смогла бы вовремя принять соответствующие меры.
Амапола пришла в ужас, узнав, с какой семейкой у неё имелись все шансы породниться.
- Я должна разлучить их любой ценой! - заявила она и отправилась в школу, где училась Луиза.
Разговор между ними состоялся трудный и неприятный для обеих. Амаполе по-своему было жаль Луизу, которая должна расплачиваться за грехи матери и сестры, но собственный ребёнок дороже! Амаполе нужно было оградить Фреда от этой девушки, и она потребовала, чтобы Луиза навсегда оставила его в покое. Не могла же она знать, что Луиза и без её просьбы избегает Фреда!
А он, увидев из окна, как мать о чём-то беседует с Луизой, тотчас же подошёл к ним. Луиза сразу убежала, закрыв руками лицо, вся в слезах. Фред бросился за ней, но она  грубо оттолкнул его:
- Не приближайся ко мне, а то опозоришься! Я тебе не пара. Я дочь рыбака и сестра шлюхи!
- Что с тобой, Луиза? - изумлённо спросил Фред. - Зачем ты на себя наговариваешь? Я ничего не понимаю…
- А ты пойди к своей мамочке, она тебе всё объяснит, - ответила Луиза и стремглав побежала прочь.
Амапола всё объяснила не только ему, но и Отасилиу, вместе с которым они решили немедленно отправить фреда в Салвадор или даже в Сан-Паулу, поскольку он заявил, что не может жить без Луизы и всё равно жениться на ней.
Уезжать из дома Фред, разумеется, тоже отказался, и Отасилиу пришлось употребить свою отцовскую власть, чтобы сын ему подчинился. Отправить его решили всё-таки в Салвадор, как-никак поближе к дому.
Фред обречённо слушал все наставления родителей, думая лишь о том, что не сможет пережить разлуки с Луизой. Но об этом он смог сказать только Дулсе, которая была не согласна с решением брата и невестки, полагая, что они лишь восстановят против себя Фреда и ещё больше укрепят его любовь к Луизе, поскольку запретный плод сладок.
- Что мне делать тетя? - обратился к ней за советом Фред, и Дулсе ответила с присущей ей прямотой:
- Если любишь, то борись за свою любовь!
- Но как?
- Не знаю. В таких случаях человек сам должен искать выход и принимать решения.
- Какой же у меня выход? Не поехать в Салвадор? Сбежать из дома?
- У тебя впереди целая ночь для того, чтобы всё обдумать и выбрать подходящий вариант, - сказала Дулсе.
Фред поблагодарил её за поддержку, а утром, когда родители повезли его на вокзал, сбежал от них в неизвестном направлении.
Амапола и Отасилиу искали его по всему городу, но Фред, словно в воду канул. Он не пришёл домой ни к ночи, ни на следующий день, и тогда Отасилиу обратился за помощью в полицию, посоветовав комиссару произвести обыск в доме Луизы.
Комиссар последовал его совету, однако Фреда там не нашли и только зря переполошили Риту и Шику, которые к тому времени уже помирились и снова жили вместе. Луиза так и не простила мать, обвиняя её во всех своих бедах, к которым теперь добавилось ещё и внезапное исчезновение Фреда.
- Он бежал от позора! - заключила Луиза. – Не смог пережить такого удара! Где он сейчас? Если с ним случилось несчастье, я тоже не стану жить. Я утоплюсь в море!
Она рыдала, уткнувшись в плечо отца, который теперь помудрел и делился этой мудростью с дочерью, пытаясь её успокоить:
- Не плачь, если фред любит тебя по-настоящему, то он всё поймёт и обязательно вернётся. Он не сможет жить без тебя, как я не смог жить без моей дорогой Ритиньи. Я понял, насколько был не прав, и она меня простила.
- Нет, Фред никогда не женится на девушке, у которой сестра – проститутка! - твердила своё Луиза, а у Шику и на это имелся разумный ответ:
- Не захочет жениться, значит, он тебя не достоин, и незачем о нём слёзы лить.
Луиза, тем не менее, продолжала рыдать чуть ли не до вечера, и всё это время полицейский, оставленный комиссаром в засаде, вынужден был скучать.
Но вот город погрузился в сумерки, и в дом, за которым наблюдал полицейский, прошмыгнула Селминья, а спустя минуту вышла оттуда вместе с Луизой. Полицейский напрягся: ему было велено следить за каждым шагом Луизы, с которой, как полагал комиссар, непременно должен был связаться Фред.
Издали полицейскому не было слышно, о чём говорили девушки, он только видел, что обе были возбуждены и, похоже, ссорились. При этом Луиза старалась оттеснить гостью к воротам, очевидно, не желая её видеть, а та ей что-то взволнованно объясняла.
Полицейский снова заскучал, решив, что это ссора двух девушек не имеет никакого отношения к делу, ради которого он тут находится, и ошибся. Селминья затем и пришла к Луизе, чтобы отвести её к Фреду. Но Луиза не дала ей и слова сказать – сразу стала гнать прочь из дома. Когда же Селминье всё-таки удалось произнести имя Фреда, то и гнев Луизы мгновенно улетучился.
- Веди меня к нему, - сказала она, не раздумывая.
Полицейский, выполняя приказ, следовал за ними на почтительном расстоянии, поэтому опять не мог услышать, о чём они говорили.
А между тем Селминья рассказывала Луизе нечто невероятное: оказывается, Фред уже вторые сутки скрывается в борделе, и об этом не знает даже Роза!
- У меня будут большие неприятности, если это всплывёт наружу, - говорила Селминья. – Я ещё не до конца выздоровела и пока не работаю, поэтому и смогла прятать у себя Фреда.
- Но как он там оказался? – недоумевала Луиза.
Селминья объяснила ей, что Фред, убегая от родителей, подвернул ногу и с трудом доковылял до борделя, где и попросил убежища.
- Он знал, что я твоя сестра, и надеялся на мою помощь, - продолжился Селминья. – Нога у него распухла, я всё время прикладывала лёд, потом компресс. Ему стало немного легче, и он послал меня за тобой. Ты должна подыскать для него укрытие и какое-то время носить туда еду. Пойми, он любит тебя! Ради тебя он бежал из дома!..
Селминья провела Луизу в бордель через чёрный ход, и полицейский сразу доложил об этом комиссару. А тот решил, что Роза Палмейрау тайно использует несовершеннолетних девушек в качестве проституток, и устроил настоящую облаву.
Пока Фред и Луиза соображали, как им защитить свою любовь, в заведение Розы ворвались полицейские и репортёры, которых предусмотрительно пригласил комиссар в расчёте на громкую успешную операцию, способную обеспечить ему повышение по службе.
Комиссар сообщил посетителям и обслуживающему персоналу, что все выходы перекрыты, здание окружено, и в нём будет производиться обыск.
По иронии судьбы, Феликс как раз в это время миловался с Розой в её комнате. Об этом знала только Гайде, которая и сообщила Розе о нашествие прессы и полиции.
- Они ищут здесь несовершеннолетних! Говорят, какие-то малолетки проникли сюда, и их засекла полиция, - докладывала Гайде.
Роза встревожилась. Если всё так и есть, то ей будет очень трудно доказать комиссару, что те малолетки проникли сюда без её ведома. Феликс тоже оказался в сложном положении. Ему вовсе не хотелось быть застигнутым полицией в покоях Розы, и он распорядился:
- Роза, иди к репортёрам, заговаривай им зубы! А Гайде выведет меня отсюда через винный погреб – надеюсь, там комиссар не догадался выставить пост. Потом я войду сюда через парадный вход и улажу этот скандал!
Роза спустилась вниз, Гайде повела Феликса к подвалу, и тут к ним подбежала перепуганная Селминья.
- Сеньор префект, помогите Розе! – взмолилась она, преградив дорогу Феликсу. - Это я привела сюда свою сестру. Она сейчас беседует в моей комнате с сыном доны Амаполы. Они любят друг друга… Он бежал из дома… А Роза ни в чём не виновата, она не знает, что я спрятала у себя Фреда…
- Всё, помолчи, я понял, - прервал её Феликс. – Иди с нами в подвал, а потом беги к родителям этой девочки, и пусть они мчатся сюда немедленно.
К счастью, выход из подвала был свободен. Выбравшись наружу, Селминья побежала к Шику и Рите, а Феликс позвонил Отасилиу и велел ему срочно ехать к Розе вместе с Амаполой.
- Здесь ваш сын, - пояснил он, упреждая все вопросы, которые мог задать ему изумлённый Отасилиу. - Выезжайте немедленно, счёт идёт на минуты.
Тем временем Гайде подошла к Розе и тихо сообщила ей о том, что натворила Селминья, и что предпринял Феликс.
- Надо было вывести и эту парочку через подвал, - сказала Роза, но Гайде ей возразила:
- Сеньор Феликс считает, что этого делать нельзя. Если кто-то увидит, как они отсюда убегают, вам уже никогда не отмыться! А, кроме того, у парня болит нога, он едва ходит…
- Боже мой! Они приближаются к комнате Селминьи! – воскликнула Роза. - Теперь нам остаётся только надеяться на Феликса…

Амапола и Отасилиу примчались к борделю на машине, у входа их встретил феликс и кратко объяснил им, как они должны себя вести. Затем вместе с ними прош ёл в комнату  Селминьи, где комиссар уже успел арестовать Розу за развращение несовершеннолетних. Никаких объяснений он слушать не хотел.
- Сейчас мы обследуем все комнаты, выловим остальных малолеток и вместе с вами отвезём их в участок, - сказал он Розе. – А там устроим допрос по всей форме.
До ареста, однако, дело не дошло, Феликс успел вовремя привести родителей и строго отчитал комиссара:
- Перестаньте размахивать наручниками! Они здесь неуместны, потому что вы поймали не малолетних преступников, а юных Ромео и Джульетту! У ребят возникли проблемы с родителями, парень в знак протеста бежал из дома, но подвернул ногу и вынужден был укрыться там, куда смог дойти. Потом, оказавшись в тупике, позвонил мне, попросил о помощи, и я пригласил сюда его родителей, а также родителей этой девочки. Пусть они поговорят здесь по-семейному и всё уладят.
В это время как раз появились запыхавшиеся Рита и Шику, Феликс представил их комиссару и предложил всем посторонним выйти из комнаты. Теперь ему оставалось только уладить дела с репортёрами, что он и сделал, обратившись к ним с назидательной речью:
- Я надеюсь, вы не станете выставлять напоказ семейную драму и печатать в бульварной хронике историю двух молодых людей. Не забывайте, что эти ребята несовершеннолетние, и вы не имеете право публиковать фотографии без разрешения опекунов. Полагаю, неприятности вам ни к чему, поэтому забудьте, что вы здесь были, и расходитесь по домам.
Репортёры и полицейские ушли, Роза горячо поблагодарила Феликса, а родители Фреда и Луизы успели за это короткое время разругаться в пух и прах. Этот враждебный тон, как ни странно, задала «семейному совету» Рита, высказав, свою обиду Амаполе:
- Вы считаете, что моя дочь не пара вашему сыну, поэтому будет лучше, если они расстанутся. Это наше мнение, правда, Шику?
У Шику было другое мнение, но он предпочёл проявить солидарность с женой, высказавшись ещё круче:
- Да, правда. Вам не подходит Луиза, скромная девочка, так знайте: ваш Фред у меня костью в горле стоял! Он проходу ей не давал,  всё подбивал её потискаться!
- Какое хамство, какая наглость! – возмутилась Амапола. – Сынок, теперь ты убедился, что мы с папой были правы, когда пытались помочь тебе забыть Луизу. Мы увезём тебя подальше от этой семейки!
Фред и Луиза пытались урезонить своих родителей, но те уже не могли примириться с друг с другом. Отасилиу сгоряча заявил, что бросит работу, продаст дом и уедет вместе с сыном в другой город, только бы избавить его от дурного влияния Луизы.
Он выполнил это в политическом задоре, но Луиза восприняла его угрозу всерьёз и поняла, что ни в коем случае не должна допустить разлуки с Фредом. А поскольку она была девочкой сметливой, то для неё не составило труда прибегнуть к хитрости.
- Знаешь, Фред, я думаю, они правы, когда говорят, что невозможно смешать масло с водой, - сказала она. - Мы не подходим друг другу, нам лучше расстаться.
- Ты что, поддалась на их уговоры?! – возмутился Фред. - Не смей! Мы любим друг друга и должны бороться за свою любовь!
- Нет, я сама поняла, что наша любовь не имеет будущего, - с печалью в голосе ответила Луиза. - Я не хочу войти в семью, которая меня стыдится.
Взрослые ошеломлённо смотрели на Луизу, а Фред истерично закричал:
- Что вы уставились на неё? Давольны, что сломали нам жизнь? Умоляю: выйдите отсюда, позвольте мне закончить этот разговор наедине с Луизой!
Он произнёс это с таким отчаянием, что всем стало жалко его, и Отасилиу высказал общее мнение:
- Да-да, сынок, у тебя есть на это право. Мы выйдем.
Оставшись наедине с Фредом, Луиза объяснила ему, что это всего лишь игра в поддавки. Надо усыпить бдительность родителей и какое-то время не встречаться.
- Нам будет трудно притворяться, будто мы нелюбим друг друга, но лучше потерпеть, чем допустить, чтобы они увезли тебя из города, - убеждала Фреда Луиза, а он сомневался:
- Если мы не будем встречаться, то ты и в самом деле сможешь забыть меня. Встретишь кого-нибудь другого - и полюбишь его… Нет, я не согласен.
- Глупый, я никогда тебя не разлюблю! - сказала Луиза. - Сейчас я тебе это докажу!
Она закрыла дверь на защёлку и сбросила с себя платье…

Глава 28

Планы Августы на выгодную женитьбу сына безнадёжно провалились. Женезия дала ему от ворот поворот, а кроме того, он ещё и окончательно лишился работы. Роза уволила его за то, что он опять позволил Эзекиелу крупно выиграть и унести с собой весь игровой фонд заведения. Родолфу снова предстояло выплатить Розе огромный долг, но Августе он об этом не сказал – она и без того болезненно переживала своё фиаско.
Однако горевать ей пришлось не долго. Надежда на чужое богатство, с помощью которого можно было бы поправить финансовое положение семьи, вновь замаячила перед Августой, поскольку Ливия согласилась выйти замуж за Алешандре.
Произошло это неожиданно для всех, и прежде всего для самой Ливии, но только не для Алешандре. Он планомерно подводил её к этому решению, действуя в тандеме с Эсмералдой, и наконец, добился желаемого результата. Действовал он предельно просто: всегда говорил своей сообщнице, куда намерен повезти Ливию, а Эсмералде оставалось только появиться в этом же месте вдвоём с Гумой.
Ливия и Гума возмущались, не догадываясь, что выражают свою реакцию одними и теми же словами:
- Какая наглость? Они нарочно лезут мне на глаза, чтобы подразнить?
Алешандре сразу же предлагал Ливии уйти в другое место, с чем она не соглашалась, не желая выглядеть уязвлённой в глазах Гумы и Эсмералды. Этот же трюк Эсмералда проделывала и с Гумой, который тоже не хотел отступать перед Алешандре и Ливией.
Эта игра на нервах у двух влюблённых продолжалась больше месяца, а закончилась в знаменитом ресторане Элиаса на Берегу Любви. Эсмералда привела туда Гуму заранее и успела хорошенько его подпоить, прежде чем там появилась Ливия в сопровождении Алешандре и Леонтины. Гуме было невмоготу видеть, как Алешандре галантно ухаживает за дамами, предлагая им самые изысканные и дорогостоящие блюда, обозначенные в меню. Гуме вообще этот ресторан был не по корману, он повёл сюда Эсмералду, только уступив  её настойчивым просьбам, и денег у него хватило на весьма скромный ужин. А этот папенькин сынок запросто швыряется деньгами и – самое ужасное – Ливия принимает это как должное, с нескрываемым удовольствием поглощая предложенные ей деликатесы.
Гума не понимал, что Ливии на самом деле не лез кусок в горло, и она только делала вид, будто наслаждается едой и прекрасными винами. Зато Эсмералда это хорошо понимала и, дождавшись, когда раздражение Гумы достигло максимума, сказала, нежно  погладив его по руке:
- Не расстраивайся, любимый. Пусть жируют! Они пришла сюда объедаться, а мы – целоваться! Не так ли? Те, кому хорошо вдвоём, вообще не обращают внимания на еду, потому что никакие деликатесы не могут сравниться с любовью. Давай покажем этим зажравшимся богачам, что есть вещи поважнее и поприятнее, чем тугой кошелёк и чревоугодие. Обними меня и поцелуй!
Не дав Гуме опомниться, она сама обхватила его за шею и поцеловала в губы. А он не посмел оттолкнуть её в присутствии Ливии и Алешандре.
После этого Ливия и согласилась стать женой Алешандре. Она честно сказала ему, что надеется, таким образом, вырвать из своего сердца любовь к Гуме, и Алешандре это нисколько не смутило.
Они объявили о своей помолвке родственникам Ливии. Августа пришла в восторг от такого поворота событий, Леонтина и Освалду восприняли это сообщение сдержанно, понимая, что Ливия  не будет счастлива в браке.
По дороге из дома невесты Алешандре сообщил о долгожданном событии Эсмералде, а та не замедлила доложить обо всём Гуме, попытавшись извлечь максимальную выгоду из этой ситуации.
- Давай тоже поженимся, в отместку им! – предложила она, однако Гума на сей раз проявил трезвомыслие и не поддался на провокацию, сказав, что он ещё не готов к женитьбе.

К известию о помолвке сына родители Алешандре отнеслись без всегдашнего единодушия. Феликс порадовался за сына, который доказал, что умеет добиваться своей цели. Адма же высказала решительное возражение, заявив, что после связи с рыбаком Ливия не годится ей в невестки.
- А причём тут ты? Я выбираю жену для себя! – резко ответил ей Алешандре. – Заметь, я не спрашивал твоего разрешения на брак, а просто поставил тебя перед фактом. Чтобы жениться на Ливии, мне будет достаточно и отцовского благословления!
Грубость Алешандре послужила толчком для очередного нервного срыва, которые в последнее время случались у Адмы всё чаще из-за того, что она утратила своё всегдашнее влияние на Феликса. Он больше не обсуждал с ней проблемы, возникавшие в ходе избирательной кампании, не спрашивал её совета, не делился своими планами. Он даже не прикасался к Адме в постели! Возвращался из борделя и нагло засыпал, повернувшись к ней спиной! В лучшем случае бормотал что-то об усталости, вызванной перенапряжением на работе.
Адма лютовала в бессильной злобе, и единственным её собеседником в те дни был Эриберту, с которым она могла позволить себе откровенные высказывания, хоть немного облегчавшие ей жизнь. Она возмущалась неблагодарностью Феликса и в порыве гнева желала ему всяческих несчастий, с которыми он не смог бы справиться без её помощи.
- Я иногда жалею, что отправила на тот свет отпрыска Бартоломеу, - сказала она однажды. – Если бы мечта Ондины исполнилась, и этот ублюдок появился здесь, чтобы отобрать у нас дом и половину состояния, вот тогда бы я точно понадобилась Феликсу! Но что об этом говорить, если мы оба знаем, что ты сам утопил того младенца!
Желая подать Адме хоть какую-то надежду, Эриберту решился открыть ей то, о чём умалчивал долгие годы. Он рассказал, как Арлете перед смертью истово молила Еманжу, чтобы та спасла её сына, как потом налетела буря и унесла корзинку с ребёнком в открытое море.
Эриберту полагал, что в изменившихся условиях Адма воспримет это запоздалое признание благосклонно, однако он ошибся. Адма стала проклинать его за все грехи сразу – и за то, что скрыл от неё правду, и за то, что не догнал корзинку с ребёнком.
- Идиот! Мерзавец! Если бы ты признался вовремя, мы бы прочесали всё побережье, нашли бы того ребёнка и сумели бы замести следы. А что теперь? Если кто-то выловил ту проклятую корзинку, то он мог видеть, как ты убил Арлете, и рассказать это подросшему ублюдку! В этом случае отпрыск Бартоломеу придёт к нам не только за наследством – он обвинит нас в убийстве его матери! Всё всплывёт наружу, и тогда Феликс окончательно от меня отвернётся!
Адма так разбушевалась, что её крик стал слышен во всём доме, и Ондина поспешила занять удобную позицию для подслушивания. Но узнать ей удалось немного. Она встала за дверью слишком поздно и даже не услышала, как Эриберту уверил Адму, что в открытом море под палящим солнцем не смог бы выжить даже взрослый, не говоря уже о беспомощном младенце. Зато Ондина отчётливо услышала, как Адма сказала:
- В жизни бывает всякое, и мы не застрахованы от того, что сын Бартоломеу появится здесь в любую минуту. Мне, во всяком случае, теперь не будет покоя!
Эти слова Ондина истолковала по-своему, и передала их Розе в собственной интерпретации:
- Теперь я не сомневаюсь, что эти двое знают, где находится твой племянник. Они всегда это знали! А если сейчас перепугались и забеспокоились, так это может означать только одно: сынишка сеньора Бартоломеу где-то неподалёку! И мы должны выяснить, кто он, пока эта злодейка не приказала Эриберту убить мальчика.
Роза согласилась с ней и приказала Гайде внимательно прислушиваться к пьяным разглагольствованиям Эриберту, а та призналась, что боится его.
- Однажды я застала его у двери твоей спальни в то время, когда ты была там с сеньором Феликсом, - рассказывала Гайде. – Он не стал скрывать, что подслушивал, но пригрозил мне, и я помалкивала. Он страшный человек, Роза! Но теперь, когда ты сказала, что он знает, где находится твой племянник, я буду ловить каждое его слово!
Ондина тоже теперь постоянно вертелась возле Адмы, а та срывала на ней свой гнев, и однажды старухе это надоело. Она пошла на Адму с открытым забралом:
- Ничего, скоро ваша власть в этом доме кончится! Сюда войдёт настоящий хозяин и выгонит вас вон! Да вы сами это знаете, потому и беситесь.
Адма схватила её обеими руками за горло и потребовала:
- Выкладывай всё, мерзавка! Откуда тебе известно, что сын Бартоломеу скоро здесь появится? Он подал тебе знак? Ты знаешь, кто он и как его зовут? Говори, проклятая, не то я тебя задушу!
- Не прикидывайся дурочкой, лживая стерва! – прохрипела в ответ Ондина. Это тебе и твоему псу всё известно, а я, если бы знала, где находится мальчик, давно привела бы его сюда!
- Дрянь! Сволочь! Ты подслушала мой разговор с Эриберту, - догадалась Адма. – Я убью тебя! Выкладывай, что ты ещё слышала!
- К сожалению, я не услышала самого главного: где находится мальчик сеньора Бартоломеу и почему вы вдруг испугались, что он скоро сюда придёт, - ответила Ондина. – Мне надо было встать за той дверью с самого начала, потому что я должна защитить от вас этого бедного ребёнка!
Зная бесхитростность Ондины, Адма поверила ей и, наконец, отпустила старуху, убрав руки с её шеи. Теперь нужно было окончательно развеять подозрения Ондины, и Адма сказала ей:
- Ты идиотка! Старая ведьма, выжившая из ума! Услышала звон, да не знаешь, где он. Я говорила Эриберту, что была бы рада, если бы сын Бартоломеу и вправду оказался жив. Пусть бы он пришёл к Феликсу и потребовал своё наследство. Тогда бы Феликс опять повернулся ко мне. Ты же всё тут видишь и тебе наверняка известно, что Феликс завёл любовницу. Я с ума схожу от этого!.. Я несчастная женщина, которая дошла до того, что вынуждена обсуждать свои личные проблемы с Эриберту и с тобой. Я открыла тебе свою душу, а ты пыталась меня выставить чуть ли не убийцей. Тебе не стыдно?
Ондина продолжала молчать, не желая вновь испытать удушье, оказавшись в цепких лапах своей госпожи.

***

Адма остро чувствовала своё одиночество ещё и потому, что не имела возможности общаться с сестрой. Амапола, воспользовалась наступившими каникулами, увезла сына и дочь в Майами, чтобы они могли, как следует отдохнуть, а Фред ещё и смог бы избавиться от своей любви к Луизе. Амаполе было невдомёк, что Фред перед отъездом оставил Луизе мобильный телефон и звонил ей тайком при каждом удобном случае. Обоим казалось, что их разлука не закончится никогда, но она всё-таки закончилась, и они вновь стали тайно встречаться.
Адма и Амапола тоже встретились. Последняя выразила глубочайшее сочувствие сестре по поводу измены Феликса, а также передала микро-видеокамеру, которую купила по заказу Адмы в США.
Вооружившись инструментами для видеосъёмки, Адма приказала Эриберту незаметно провести её в спальню Розы незадолго до того, как туда войдёт Феликс.
- Я должна заснять их в пастели, - пояснила она, - и потом пустить в ход эту плёнку, но так, чтобы Феликс подумал, будто съёмку подстроила его любовница – ради шантажа! Теперь ты понимаешь, что произойдёт дальше? Феликс возненавидит Розу Палмейрау!
- Я-то понимаю, - ответил Эриберту. – Но вы уверены, что выдержите, увидев эту любовную сцену своими глазами? Боюсь, что такое зрелище будет вам не по силам.
- Ты не рассуждай, а действуй, - одёрнула его Адма. – Я всё выдержу ради того, чтобы вернуть любовь Феликса!
И она действительно выдержала. Эриберту провёл её в спальню Розы через винный погреб. Адма спряталась за шторой и затем мужественно снимала страстную любовную игру, которой предавался её муж вместе с Розой Палмейрау.
Эриберту всё время находился неподалёку, что не укрылось от внимательного взора Гайде. Она предложила ему поразвлечься у себя в комнате и получила отказ. Позже она рассказала об этом Розе, но обе не придали особого значения странному поведению Эриберту, который никогда прежде не отказывался от услуг Гайде.
- Отказался, потому что был на посту, выполняя приказ своей госпожи, - рассудила Роза. – Ну и пусть шпионит! Я поставила в спальню двойную дверь, теперь он ничего не услышит.
Между тем Эриберту беспрепятственно вывел Адму из заведения Розы и уже там, на улице, она едва не потеряла сознание. Потом, отдышавшись, на свежем воздухе, она призналась Эриберту:
- Это было ужасно! Не знаю, как я всё это выдержала. Мне хотелось убить их обоих! Я удержалась только потому, что моя месть будет более жестокой, чем убийство.
Она отдала микроплёнку Эриберту и велела ему ехать в Сальвадор, чтобы там изготовить копию в обычном видеоформате.
Давно задуманную операцию Адма провела в целом успешно и теперь стала готовиться к завершающему этапу, который должен был привести к её полной и окончательной победе над Розой Палмейрау.
А Феликс тоже дождался подходящего момента и осуществил свой план мести посмевшим выступить против него Дулсе и Родригу.
Доктора встретили прямо в церкви, во время свадебной церемонии.
Жених и невеста находились у алтаря и как раз собирались обменяться кольцами, когда в церковь вошёл комиссар и вместо кольца надел на Родригу наручники.
В ответ на возмущение невесты, священника и всех, кто в тот момент присутствовал на церемонии бракосочетания, комиссар сообщил им, что доктор Родригу виновен в гибели своей пациентки, что он скрывался здесь от правосудия и не имел никакого права заниматься врачебной деятельностью.
- Этого не может быть! – раздалось из толпы. – Немедленно освободите доктора!
- Я прошу внимания, - обратилась к собравшимся Дулсе. – Мне известна эта история. Родригу стал жертвой ложного обвинения, и мы докажем, что он невиновен.
- Вы имеете на это право, - сказал комиссар, - но ваш жених сбежал в Порту-дус-Милагрес, не дождавшись суда, и теперь я обязан заключить его под стражу.
- Дулсе, ты уверена, что мы должны пожениться сейчас? – спросил Родригу. – Я ведь не знаю, сколько времени проведу в тюрьме, пока не докажу, что не виновен…
- Абсолютно уверена, - твёрдо ответила она. – Я люблю тебя! А, кроме того, у законной жены всегда больше возможностей бороться за освобождение мужа. Сеньор комиссар, вы можете временно снять наручники с моего жениха?
Комиссар замялся, не зная, как ему поступить, но под давлением падре и Отасилиу согласился на отсрочку ареста.
Церемония венчания продолжилась, Родригу и Дулсе были официально объявлены мужем и женой, и комиссар снова надел наручники, теперь уже на женатого мужчину.
Дулсе и Родригу поцеловались на прощанье, и тут вперёд выступил Гума, преградив дорогу комиссару.
- Жители Порту-дус-Милагрес! – обратился он к землякам. – Мы все прекрасно знаем, кто такой доктор Родригу и сколько добра он нам сделал. Поэтому мы должны защитить его от произвола. Мы будем бороться за его освобождение и докажем, что он невиновен. А пока прошу вас: освободите проход и аплодируйте в честь доктора Родригу – честнейшего и благороднейшего человека!
Гуму поддержали, и комиссар вывел Родригу из церкви под шквал аплодисментов, которыми жители Порту-дус-Милагрес выражали свою поддержку любимому доктору и веру в его честное имя.
После этого в церкви возник стихийный митинг. Сразу несколько человек предложили всем сброситься, чтобы нанять для Родригу хорошего адвоката. Руфину тут же пошёл с кепкой по кругу, отовсюду послышался звон медяков, но эту акцию приостановил Отасилиу.
- Давайте поступим иначе, - сказал он. – Я попрошу сеньора Феликса похлопотать за Родригу. Пусть он обратится в высшие инстанции. Вы же знаете, какие у него влиятельные связи. Он один может с лёгкостью сделать то, что не под силу целой коллегии адвокатов!
- Может, но вряд ли захочет помогать Родригу, - скептически произнёс Гума.
- Но Родригу теперь мой зять, а я много лет верно служу Феликсу, потому вправе рассчитывать на его помощь, - сказал Отасилиу.
- Что ж, попытка не пытка, - согласился с его доводами Гума, и все стали расходиться по домам, так и не отведав свадебного торта.
Отасилиу же, вернувшись от Феликса, оглушил Амаполу невероятной новостью:
- Он выгнал меня к чёртовой матери! Уволил! Я теперь безработный.
Амапола не могла ему поверить. Она предположила, что Феликс брякнул это сгоряча, что завтра он остынет и попросит Отасилиу не держать на него зла. Когда же Отасилиу пересказал ей подробности своего разговора с Феликсом, и стало ясно, что тот действовал не спонтанно, а вполне обдуманно, Амапола бросилась за помощью к Адме.
Они договорились встретиться в церкви завтра утром, а к тому времени выяснилось также, что исчезли все деньги с банковского счёта в Майами, который Отасилиу открыл там по совету Феликса, чтобы не платить высокие налоги, принятые в Бразилии. Кто-то неведомый получил деньги Отасилиу, точно назвав номер счёта и пароль.
- Боже мой! Мы нищие! – в ужасе воскликнула Амапола. – Я ухлопала все деньги на поездку в Майами и на свадьбу Дулсе, которая превратилась для нас в трагедию. Как же мы будем жить? Я слышу шаркающие шаги за дверью, это нищета идёт к нам в дом!
- А за спиной у неё стоит Феликс, - мрачно произнёс Отасилиу. – Я не знаю, как он это сделал, но уверен, что деньги с моего счета уплыли к нему! Он просто дьявол! Не представляю, как можно было провернуть такую операцию, если пароль знали только я и ты.
- А я, кажется, догадываюсь, как он это сделал, - сказала Амапола. – Помнишь, когда мы в прошлый раз были в Майами, у нас украли кредитку? Ты вынужден был пойти в банк, аннулировать карточку и сменить пароль. Феликс тогда пошёл вместе с тобой, я это отчётливо помню. Наверняка он подсмотрел или подслушал…
- Какой мерзавец! – воскликнул Отасилу. – Выходит, он давно задумал пустить нас по миру! И после этого ты ещё надеешься, что первая леди нам поможет?
Амапола уже ни на что не надеялась и, встретившись с Адмой, просто рассказала ей о своём горе и попросила ничего не говорить Феликсу, чтобы не накликать новой беды.
Но Адма её не послушалась. Она потребовала, чтобы Феликс вернул деньги Отасилиу, украденные с его счёта. А Феликс тотчас же перешёл в наступление, сказав, что его не удивляет такая осведомлённость и такое рвение в отстаивании интересов Амаполы.
- Я знаю о ваших тайных встречах, - продолжил он, - и когда-нибудь заставлю тебя рассказать, какая мерзкая история за ними скрывается. Мне вообще надоели твои мрачные тайны, Адма. Но сейчас у меня нет времени, чтобы во всём этом разбираться. Я должен ехать вместе с Алешандре на деловую встречу, где нам предстоит заключить выгодный контракт с нашими партнёрами по бизнесу.
Между тем Алешандре по дороге на фабрику тоже завёл с отцом разговор об Отасилиу. Ему было непонятно, зачем Феликс проявил такую жестокость к своему адвокату, с которым работал много лет.
- Он много знает о моих, скажем так, сомнительных сделках, и мне нужно было избавиться от балласта, потому что скоро я стану губернатором штата, - пояснил Феликс. – Незачем тащить тёмное прошлое в новую светлую жизнь.
- Но ты обошёлся с ним чересчур круто, он теперь от тебя не зависит и может развязать язык, - с тревогой заметил Алешандре. - Ты об этом не подумал?
- Я давно об этом подумал, - весело произнёс Феликс, самодовольно усмехаясь. – Ещё когда я брал Отасилиу на работу, то внёс в его контракт один секретный пункт, согласно которому он теперь не сможет разглашать никаких сведений о моей прошлой деятельности, иначе должен будет выплатить мне колоссальный штраф.
- И он согласился подписать такой грабительский контракт? – удивился Алешандре.
Феликс в ответ громко рассмеялся:
- А он не придал особого значения тому пункту. Думал, это чистая формальность.
- Но теперь ему терять нечего, он может пойти в суд…
- Нет, некуда он не пойдёт, - уверенно заявил Феликс. – Я подстраховался! Путём нехитрой махинации опустошил его банковский счёт. Отасилиу сейчас нищий. У него нет денег не только на выплату штрафа, но и на прокорм семьи. Пусть теперь покрутится вместе со своей Амаполой, которую я давно мечтал пустить по миру и посмотреть, что будет дальше…

Глава 30

Отасилиу всё же сходил ещё раз к Феликсу и попытался с ним договориться. Не обвиняя Феликса в воровстве, он просто попросил его вернуть украденные деньги.
- Мне нужно как-то кормить семью, пока я буду искать работу, - пояснил он.
Феликс тоже не стал утверждать, будто не имеет никакого отношения к исчезновению денег, и сказал, что вернёт их года через два-три, чтобы у Отасилиу был стимул держать язык за зубами и не подставлять своего бывшего шефа ни при каких обстоятельствах.
- Ну что ж, я пришёл сюда не зря, - сказал Отасилиу. - Теперь у меня не осталось никаких иллюзий. Я не стану разоблачать тебя, помня о секретном пункте своего давнего контракта. Но никто ме сможет запретить мне заняться адвокатской практикой и защищать интересы тех людей, которые пострадали по твоей вине. Для начала я займусь Родригу, моего зятя, которого ты упрятал в тюрьму.
- По-твоему, я заставил его совершить преступление, после чего он и оказался в тюрьме? - съязвил Феликс.
- Я не буду выяснять, кто на него донёс, - ответил Отасилиу. - Я всего лишь докажу на суде, что Родригу не совершал преступления!
- Ну, давай, давай, - засмеялся Феликс. - С твоим опытом участия в судебных процессах ты способен только навредить своему зятю!
Отасилиу не стал втягиваться в бессмысленную полемику. Он пришёл домой и сообщил, что объявляет войну Феликсу.
- Как-никак я всё-таки юрист! – подбадривал он сам себя. – Я вспомню всё, чему меня когда-то учили, а опыт со временем придёт. Феликс обидел стольких людей, что работы на мой век хватит.
- Ах, мой дорогой! - обняла его Амапола. – Как я рада видеть этот блеск в твоих глазах! Ты снова стал тем волевым, сильным, энергичным мужчиной, которого я так люблю!
- Да, у меня такое чувство, будто я заново родился, - сказал Отасилиу и сразу перешёл к конкретному делу: - Я завтра же поеду в Рио-де-Жанейро, получу копию приговора, изучу её, как следует и попробую найти зацепку, чтобы изменить Родригу меру пресечения. Надеюсь, я смогу до суда освободить его из-под стражи.
- Я уверена, дорогой брат, что у тебя всё получится, - поддержала его Дулсе. - Никто не сможет защищать Родригу лучше, чем ты. Возьми эти деньги. Их собрали рыбаки для защиты Родригу. Бери, не отказывайся, они тебе ох как понадобятся в Рио-де-Жанейро!
Отасилиу пошёл в тюрьму к Родригу, выяснил все обстоятельства дела и сказал, что побеседует с матерью потерпевшей, а также попытается найти того негодяя, от которого забеременела девушка и который заставил её сделать криминальный аборт, из-за чего она и умерла.
На следующим день он уехал в Рио-де-Жанейро, а тем временем Амапола тоже не стала сидеть, сложа руки и развернула бурную деятельность по борьбе с угрожающей ей нищетой.
- Я решила бросить ей вызов и полностью изменить свой стиль жизни! - объявила она Венансиу. - Такие радикальные обновления всегда бывают полезными для человека. Они вносят в его жизнь энергию молодости и свежести. Я устрою грандиозную распродажу, чтобы избавиться от излишней роскоши! Распродам все мои шикарные платья, кольца, браслеты, кулоны! Помещу объявление в газете о том, что в нашем доме состоится аукцион, и, уверяю тебя, у нас не будет отбоя от желающих приобрести вещи разорившейся доны Амаполы!
Как ни странно, сумасбродная идея Амаполы имела большой успех: богатенькие дамы валом валили на аукцион и, не желая, уступать друг дружке, легко расставались с деньгами.
Однако эта разовая акция не могла существенно изменить финансового положения семьи, и Амапола выступила с очередной идеей.
- У нас осталось только столовое серебро, фарфоровая посуда и множество хрустальных бокалов. Но я не стану это продавать, а буду сдавать напрокат! Те, кто не часто устраивает у себя дома банкеты, охотно воспользуются такой услугой. Я снова дам объявление в газете: «Сдаю напрокат изысканную фарфоровую посуду, хрусталь и столовое серебро, а также предлагаю оригинальные сценарии банкетов, свадеб, юбилеев и прочих семейных торжеств». Над формулировкой я ещё подумаю, потому что мне хотелось бы самой вести эти торжества. Я ведь умею и люблю устраивать всякие праздники!
- А сеньор Отасилиу прославится как адвокат, - радостно добавил Венансиу, но Амапола не разделила его радости – она сразу погрустнела и горестно вздохнула.
- Вы что, не верите в юридические способности сеньора Отасилиу? – изумился Венансиу.
- Верю, - ответила Амапола, - но я тревожусь за него, потому что он вступил в схватку с сеньором Феликсом, а это очень грозный и коварный противник, который напролом движется к своей цели, не щадя никого, даже самых близких друзей.

У Амаполы имелись веские основания для такого суждения. Во время последнего тайного свидания Адма рассказала ей чудовищную историю: оказывается, Феликс заявил жене, что их брак давно изжил себя, но до конца избирательной кампании они будут сохранять видимость супружеских отношений, а потом, когда он станет губернатором штата, не исключён даже официальный развод.
Адма расстроилась бы ещё больше, если бы узнала, что Феликс предложил Розе переехать вместе с ним в Салвадор после избрания его губернатором штата. Роза, правда, пока не ответила согласием, но Феликс не сомневался, что всё будет именно так, как он задумал.
- Мой муж совсем зарвался, - жаловалась Адма Амаполе. – Он уверовал в своё всемогущество и думает, что может легко расправиться со всеми, включая и меня. Но я не позволю ему этого сделать!
Разумеется, она не стала посвящать сестру в свои планы, о которых знал только Эриберту. Видеокассета с записью интимного свидания Феликса и Розы давно была готова, но Адма всё медлила, не решаясь пустить её в ход, поскольку это было слишком мощное и рискованное средство в борьбе за мужа. В случае малейших непредвиденных помех Адма, наоборот, могла навсегда лишиться Феликса, так же как и он мог навсегда распрощаться с мечтами о губернаторском кресле.
И всё же Адма рискнула! Сенатор Викториу Виану получил видеокассету и был счастлив поквитаться с Феликсом на своё давнее унижение.
- Когда-то, этот негодяй тайком записал на плёнку мои нелестные высказывания о ведущих политиках страны, чтобы потом шантажировать меня, но теперь, имея эту бомбу, я камня на камне не оставлю от Феликса Геррейру! - сказал сенатор своему помощнику Аржемиру. - Я заставлю его отказаться от участия в предвыборной гонке и сам стану губернатором штата!
Он пригласил к себе Феликса и включил видеомагнитофон.
Феликс пришёл в ярость. Он решил, что видеозапись была сделана по инициативе сенатора, и тут же принялся избивать его. Сенатору пришлось позвать на помощь Аржемиру, который мгновенно прибежал из соседней комнаты, и Феликс вынужден был остудить свой пыл.
- Эту запись я получил из анонимного источника, но сделала её, несомненно, Роза Палмейрау, - сказал сенатор.
- Нет, только не Роза! - воскликнул Феликс.
- Не будьте так наивны, - усмехнулся Виану. – Кто-то из ваших противников подкупил её, чтобы опорочить и вас, и в целом нашу партию. Это ведь только одна из копий, а другие наверняка уже гуляют по редакциям газет и телевидения. Вы должны немедленно отказаться от участия в выборах, пока не разгорелся страшный скандал!
- Возможно, я так и сделаю, но сначала поговорю с Розой, - ответил на это Феликс.
Их разговор стал тяжелейшим испытанием для Розы, поскольку она впервые увидела звериный оскал своего возлюбленного. Продемонстрировав ей видеозапись, Феликс потребовал от Розы объяснений, а когда она сказала, что сама стала жертвой какой-то чудовищной провокации, разгневался и принялся обвинять её во всех смертных грехах:
- Ты, продажная шлюха, нарочно вскружила мне голову, чтобы скомпрометировать меня в глазах избирателей! Скажи, сколько тебе заплатил твой сообщник Виториу Виану? Ты давно охотилась за мной! Теперь я понимаю, что и нападение на Адму было подстроено твоими дружками! Ты лихо сыграла роль героини, спасительницы моей жены, а я, идиот, заглотнул наживку и щедро с тобой расплатился. На мои денежки ты открыла бордель, чтобы здесь, вот в этой комнате, окончательно смешать меня с грязью и выставить на посмешище перед всем честным народом! Ты надругалась над моими чувствами, вступила в гнусный сговор с оппозицией, и этого я тебе не прощу, я сотру с лица земли этот проклятый отель, а тебя вышвырну вон из города!
Он не давал Розе и слова сказать в свою защиту, выдвигая против неё всё новые и новые обвинения, одно из которых прозвучало так: «Ты только затем и поселилась в нашем городе, чтобы навредить мне!» Роза была так оскорблена и обижена, что ей захотелось выкрикнуть: «Ты и в самом деле идиот! Я ищу здесь нашего с тобой племянника! Но, она всё-таки сдержалась и вместо этого бросила вдогонку уходящему Феликсу:
- Я не боюсь тебя, Феликс Геррейру! Ты объявил мне войну, в которой победителей не будет, потому что в ней погибнет наша любовь, но я к этому готова!
Она позвала своих девушек и кратко объяснила им, в какой ситуации они все оказались и к чему им следует готовиться.
- Мы не дадим тебя в обиду, Роза! - ответила за всех Гайде. – Мы не дрогнем, даже если сюда ворвётся полиция! Правда, девушки?
- Не дрогнем! – громче всех откликнулась Сокорру, окончательно бросившая мужа и ушедшая в бордель буквально накануне этого внезапно разразившегося скандала с видеокассетой. - Лично у меня обратной дороги нет, я буду с вами до конца.
На самом деле у Сокорру были пути к отступлению. Из дома её никто не выгонял. Наоборот, Деодату и Алфеу чуть ли не на коленях упрашивали её остаться дома и не позорить их семью. Алфеу готов был простить ей всё, даже те унижение, которым он подвергся, выследив однажды Сокорру и разоблачив её. Он с самого начала не поверил в байку про компьютерные курсы, поэтому и решил проследить за лгуньей, когда она в очередной раз отправилась в бордель. Сцена разоблачения была ужасной! Алфеу ворвался в комнату, где полуобнажённая Сокорру возлежала на кровати в ожидании клиента, и устроил там погром. Затем он силой увёз жену-развратницу домой, но Сокорру объявила всем членам семьи, что не отступит от своего призвания и вернётся в бордель теперь уже навсегда. Ни слёзные мольбы отца, ни просьбы о прощении Алфеу, ни тем более проклятия Женезии не заставили Сокорру усомниться в правильности принятого решения.
И вот она пришла в бордель навечно поселиться, в тут выяснилось, что его хотят закрыть! Разве это справедливо? Разве можно с этим смириться? Нет, нужно бороться за своё право на труд и за осуществление мечты!
Как бороться и к чему готовиться, Сокорру, однако, не представляла, но была уверена в неотвратимости победы.
В отличие от неё Роза была настроена менее оптимистически, хорошо зная, что Феликс не бросает слов на ветер и наверняка осуществит свою угрозу. В то же время она понимала, что сейчас Феликсу не до неё, он прежде всего должен как-то извернуться, чтобы защитить собственную репутацию.

Именно этим он и занимался. Средств, для защиты в сложившейся ситуации у него было не много, а точнее, всего одно: Адма! И он пошёл на поклон к Адме, не догадываясь, что поступает в строгом соответствии с её же сценарием. Адма всё рассчитала заранее и не ошиблась: Феликс обратился к ней за помощью, повинившись в своих греках. Без утайки рассказал ей о своих отношениях с Розой, которую теперь проклинал, и о видеокассете, способной стать грозным оружием в руках Викториу Виану. Он говорил Адме все те слова, которые ома мечтала услышать:
- Ты единственная женщина, которую я люблю и которой дорожу! Прости меня, я очень виноват перед тобой. Сам не знаю, как этой подлой шлюхе удалось меня опутать. Но я вышвырну её из города, как только одержу победу в схватке с Викториу Виану! Если ты согласна поддержать меня, то мы непременно победим!
Разумеется, Адма была согласна. Она ведь затем и загнала Феликса в ловушку, чтобы снова стать необходимой ему.
Заручившись её поддержкой, Феликс так же откровенно поговорил с Алешандре, и тот отнёсся к нему с пониманием. Таким образом, семья Геррейру сплотилась в единый кулак и средством защиты выбрала нападение. Феликс созвал журналистов для пресс-конференции, собираясь нанести мощный упреждающий удар по сенатору Виану и прочим своим врагам, затеявшим этот скандал с видеозаписью.
Пресс-конференцию он проводил прямо у себя в доме. Адма и Алешандре восседали рядом с ним, демонстрируя монолитность и несокрушимость их семьи.
Феликс сделал краткое заявление для прессы, в котором заклеймил позором оппозицию, не погнушавшуюся использовать против него запрещённый приём и бесцеремонно вторгнувшуюся в его частную жизнь.
Потом слово взяла Адма, и весь пафос её выступления свёлся к тому, что грязные происки оппозиции ие могут и не должны получить поддержку в цивилизованном обществе. Она великолепно исполнила роль мужественной любящей женщины, которая встала на защиту собственной семьи, отбросив ложный стыд и наплевав на предрассудки.
- Эти люди без совести и чести, - говорила она, - устроили грязную провокацию, чтобы скомпрометировать моего мужа – честного, порядочного человека. Для этой цели они наняли опытную шлюху, которой, к несчастью, удалось завлечь его в свои сети. Мой муж совершил ошибку. Поддался искушению, потому что он живой человек, он мужчина в расцвете лет! Подобные ошибки совершают многие, но далеко не каждый способен в этом честно признаться. А Феникс Геррейру нашёл в себе мужество открыто признать свою ошибку перед лицом жены и сына. Он собрал нас задолго до этого скандала с видеокассетой, который готов разразиться по воле оппозиции. Он всё сказал нам, и наша семья от этого стала только дружнее, сплочённее и счастливее. Сегодня вы можете воочию в этом убедиться. И когда в ваших руках окажется та гнусная кассета - знайте, что это всего лишь очередная попытка оппозиции оказать давление на Феликса Геррейру. Но он, честный, мужественный политик, умеет держать удар и не сойдёт с дистанции. Он продолжит свою избирательную кампанию! А всё остальное, господа, это наше семейное дело. Всем спасибо.
Журналисты стали расходиться. Злосчастной видеозаписи никто из них так и не получал, поскольку Викториу Виану не захотел быть причисленным к оппозиции, на которую свалили все грехи Феликс и Адма. Раздувать эту тему теперь было просто опасно для политической репутации сенатора, и он вынужден был признать своё поражение.
А Феликс вновь отправился к Розе и предъявил ей ультиматум:
- Полиция находится вокруг здания и будет выполнять все мои приказы. У тебя и у твоих шлюх есть сорок восемь часов, чтобы убраться из Порту-дус-Милагрес. Раз и навсегда!
Роза ответила, что у него нет такого права, что закрыть заведение и выселить её из города можно только по решению суда, а она не нарушала закона. Феликсу на это было наплевать, он сказал: «Закон – это я!» После этого между ними началась страшная перепалка, способная перерасти в драку. Феликс обвинил Розу в том, что она заманила его в ловушку, действуя по заданию Викториу Виану. Для свободолюбивой Розы этот упрёк был особенно нестерпим, и она выпалила:
- Я никогда не была марионеткой ни в чьих руках! И в Порту-дус-Милагрес меня привели исключительно личные мотивы: я ищу здесь племянника! Моего и твоего племянника! Он сын моей сестры Арлете и твоего брата Бартоломеу.
Феликс был потрясён услышанным, и потребовал дополнительных разъяснений. Роза ему всё рассказала.
Он ушёл от неё в сильном смятении, но снимать полицейское оцепление не стал. Он поспешил к Адме, которая теперь снова стала его единственной советчицей, и с ужасом сообщил ей, что сын Бартоломеу действительно существует. Адму его рассказ тоже сильно встревожил, но она, тем не менее, попыталась успокоить Феликса:
- Ты сам подумай, если этот наследник не объявился до сих пор, то он, либо умер, либо его вообще никогда не было. А Роза Палмейрау просто решила ещё раз одурачить тебя, чтобы ты не выгнал её из города.
- Но, откуда же, она могла узнать то, о чём слышали, только мы: о сыне Бартоломеу?! -  продолжал сомневаться Феликс.
- От чёртовой старухи! - нашлась Адма. – У неё же язык что помело. Она постоянно твердит о мифическом сыне Бартоломеу, а Роза тоже не глухая - услышала и воспользовалась бреднями Ондины. Нам давно следовало укоротить язык этой мерзавке...

По странному стечению обстоятельств именно в это время и супруга Геррейру, и Ондина говорили об одном и том же человеке, сами того не подозревая. И в том и в другом случае речь шла о Гуме.
Давно не видившие друг друга Ондина и Рита, встретившись на рынке, разговорились, обменялись последними новостями. Рита с радостью сообщила о том, что Селминья теперь живёт у неё и пытается найти работу, достойную порядочной девушки. Затем она в порыве откровенности поведала Ондине и другую свою тайну, уже касающуюся не Селмы, а Гумы. Ей нужен был совет старой доброй женщины, повидавшей на своём веку многое и накопившей богатый житейский опыт.
- Гума всегда считал своими родителями Фредерику и Эвлалию, - говорила она, - и я не знаю, стоит ли открывать ему правду. Это, ведь очень горькая правда. Как он будет жить на свете, даже не представляя, кем были его настоящие родители?
- А вдруг они живы и всё это время ищут Гуму? – высказала предположение Ондина. - Ты об этом не подумала? Если Еманжа спасла ребёночка в корзинке, то она могла спасти и его родителей.
- Нет, Фредерику чётко сказал, что этот ребёнок был послан ему и Эвлалии в подарок, - возразила Рита. – Еманжа направила ту корзинку именно им. Значит, она хотела, чтобы Гума стал их сыном.
Ондина призадумалась. Что тут посоветуешь? Рита хочет освободиться от всех своих тайн, это понятно, только не навредить бы Гуме…
- Ты помолись Еманже, - только и смогла посоветовать Ондина. - Кем бы ни были родители Гумы, ясно одно: он сын моря, сын Еманжи. Вот пусть она и подскажет тебе верное решение.
Ондина никак не связала в своём сознании Гуму, приплывшего к берегу в корзинке, и племянника Розы. Но вернувшись домой, она увидела во дворе машину Эриберту и поспешила к комнате Адмы, чтобы послушать беседу этим злодеев.
И на сей раз Ондине повезло услышать очень важную информацию. Адма специально позвала к себе Эриберту, чтобы поговорить о сыне Бартоломеу и, как теперь выяснилось, племянника Розы.
- Постарайся вспомнить всё, до мельчайших подробностей, что произошло в тот день, - попросила она.
Эриберту скрупулезно припомнил давнюю историю от начала до конца, и таким образом, Ондина узнала всё: кто отдал приказ убить Арлете, как она погибла и как исчезла корзинка с младенцем.
- Господи! Это же Гума! – воскликнула Ондина, забыв о предосторожности. – Ну, конечно же, Гума! Вот, кто настоящий наследник сеньора Бартоломеу.
Ошеломлённая своим открытием, она даже не заметила, что произносит это вслух, и причём довольно громко. Настолько громко, что её услышали Адма и Эриберту. Выбежав из комнаты, они вдвоём вцепились ей в горло, гневно требуя объяснить, почему она назвала Гуму наследником Бартоломеу.
- Выкладывай всё, проклятая старуха! – шипела Адма. – Ну же, говори, причём тут Гума! Говори, или я тебя сейчас задушу!
- А мне теперь не страшно умереть, - ответила ей Ондина. – Я, наконец, поняла всё. Вы убили сестру Розы, но Еманжа не позволила вам убить её сына! Он спасся и скоро придёт сюда! Вы можете убить меня, но с ним вам не справиться, потому что его защищает могущественное Еманжа!
Адма и Эриберту не смогли добиться от неё большего, но им и этого было достаточно. Они поняли, что уцелевший сын Бартоломеу - это ни кто иной, как Гума.
- Ты ошибаешься, старая карга! – зловеще произнесла Адма. – Я запросто отправлю на тот свет сначала тебя, а потом и этого проклятого рыбака! Держи её, Эриберту, а я волью яд в её поганую глотку!
Ондина отчаянно сопротивлялась, мотая головой им ешая Адме влить в неё яд. Большая часть жидкости расплескалась, но и внутрь попало достаточно для того, чтобы Ондина лишилась признаков жизни.
Эриберту перенёс бездыханное тело старухи в её комнату, и Адма удовлетворённо отметила:
- Нам сопутствует удача! Эта старая ведьма догадалась, кем является Гума, только сейчас, подслушал наш разговор. И, к счастью для нас, не успела никому проболтаться. Завтра Франсинете придёт на работу, и найдёт старушку умершей. Мы позовём врача, он поставит диагноз: сердечная недостаточность, на вскрытии никто настаивать не будет, и наша скорбящая семья похоронит старую служанку со всеми причитающимися почестями.
После этого Адма и Эриберту снова поднялись на верхний, господский, этаж и стали обсуждать, каким способом им следует убить Гуму.
Об Ондине они даже и не вспоминали, что было неосмотрительно с их стороны, поскольку к отравленной, но ещё живой старухе уже спешили на помощь Роза и дядюшка Бабау.
Очевидно, не зря Ондина в течение всего дня поминала священное имя Еманжи - богиня моря услышала её взяла под свою защиту. А может, тут сработал совсем иной мотив: Еманжа просто не могла допустить, чтобы Ондина, единственная из всех, догадавшаяся, кем является Гума, унесла свою догадку в могилу. Да, это не столь важно, чем руководствовалась Еманжа. Куда важнее то, что она в тот вечер послала дядюшку Бабау к Розе, та перессказала ему свой последний разговор с Феликсом, и Бабау сильно встревожился.
- Феликс наверняка уже всё доложил Адме, и они, я уверен, замышляют против тебя какое-то преступление, - сказал он. - Они сделают всё, чтобы законный наследник никогда не появился в их доме. И мы не можем допустить, чтобы ты однажды исчезла так же, как твоя сестра и дона Коло. Пойдём к Ондине, возможно, она сумела что-нибудь там подслушать.
И они пошли к Ондине. Незаметно, под покровом вечерних сумерек, пробрались в её комнату и обнаружили старушку без сознания.
- Мы опоздали, -  скорбно констатировал Бабау. – Эти убийцы уже сделали своё чёрное дело.
- Почему вы так думаете? Может это обычный сердечный приступ? - сказала Роза. – Дона Ондина ещё жива, у неё прощупывается слабый пульс.
- Тогда мы не должны медлить ни секунды. Тихо вынесем её отсюда и повезём сразу в Серру-Азул, в реанимацию! - принял решение Бабау. - Чутьё подсказывает мне, что это не обычный сердечный приступ. Тут замышлялось убийство!
Они отвезли Ондину в Серру-Азул, устроили её в реанимационное отделение и объяснили доктору, что тут вполне возможно отравление сильнодействующим ядом.
Доктор учёл их предостережение. Ондине промыли желудок, очистили кишечник, и после этого началась отчаянная борьба за её возвращение к жизни. Тем временем лабораторные анализы подтвердили наличие яда в организме Ондины, и доктор смог вовремя назначить ей нужное противоядие.
Дядюшка Бабау попросил доктора никому не рассказывать об отравлении, чтобы убийца не проник в палату и не смог довершить своё чёрное дело.
Оставив Ондину в реанимации, Роза и Бабау вернулись в Порту-дус-Милагрес, никому не сказав о том, где были этой ночью.
А в доме Геррейру наутро все сбились с ног, разыскивая Ондину. Эриберту обыскал всю округу и не нашёл старуху ни живой, ни мёртвой. Алешандре искренне беспокоился о судьбе Ондины, во многом заменившей ему мать, и настаивал, чтобы её поиском занялась полиция, но родители жёстко одёрнули его: им не нужен был очередной публичный скандал, тем более по такому ничтожному поводу, как исчезновение старой служанки.

Глава 32

Чёрные дни настали для Адмы: Феликс предъявил ей копию квитанции, взятой им из видеомагазина в Салвадоре, и в точности рассказал, где и кем была изготовлена та кассета, которая затем оказалась в руках Викториу Виану.
- Ту запись сделал Эриберту, а может быть, и ты сама, - сказан он. - Пользовались вы микровидеокамерой, а затем Эриберту отвёз плёнку в Салвадор, где её перевели в обычный видеоформат. Я нашёл этот магазин, получил квитанцию с подписью Эриберту, а также всю видеозапись, без купюр. Хочешь посмотреть?
Адма, естественно, стала отпираться и всё валить на Эриберту:
- Ты же знаешь, этот негодяй давно в меня влюблён, он мне проходу не давал. Это его месть! Он хотел доказать, что ты недостоин моей любви, поскольку спутался со шлюхой.
- Перестань, Адма! - ударил кулаком по столу Феликс. - Твои отговорки не выдерживают никакой критики. Эриберту мог сделать запись для тебя, но у него не хватило бы ума передать кассету моему злейшему врагу Викториу Виану! Это сделала ты, и теперь я понимаю, в чём заключался твой коварный замысел! Ты выставила мена ка посмешище, поставила на карту мою карьеру для того, чтобы я снова стал жить с тобой, как прежде. Но ты сильно перегнула палку. Ты нанесла мне удар в спину, и этого я тебе никогда не прощу. Убирайся прочь из моего дома! Сейчас же, немедленно!
Адма поняла, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Но сдаваться она не собиралась, и поэтому ей пришлось выложить свой главный козырь.
- Ты думаешь, это твой дом? Как бы, не так! - злобно засмеялась она. - Твоё наследство получено незаконно, в результате убийства. И не одного! Сначала я отравила Бартоломеу, по твоей же просьбе, которую ты высказал не прямо, а косвенно, что не меняет сути. Ты мечтал о его смерти, потому что в этом было наше спасение, и я осуществила твою мечту!
- Боже мой! С кем я жил все эти годы?! - схватился за голову Феликс.
Адма смерила его презрительным взглядом и продолжила:
- Брось изображать из себя ангела, ты не перед избирателями выступаешь! Я всю жизнь делала только то, чего на самом деле хотел ты. Просто я оберегала тебя от грязной работы. Когда здесь появилась Арлете - сестра твоей любовницы - с младенцем на руках, я приказала Эриберто убить их обоих.
- Какой кошмар! – воскликнул Феликс. – Значит, племянник Розы и есть тот самый наследник?! Он… жив?
- К несчастью, да, - ответила Адма. – Эриберту сплаховал, не сумел прикончить ублюдка. А теперь тот живёт здесь в Порту-дус-Милагрес!
- Кто он? Говори! Я сам его прикончу! - невольно вырвалось у Феликса.
- Нет, дорогой, - победоносно усмехнулась Адма. – Я сделаю за тебя и эту грязную работу. Я ещё пригожусь тебе! Мы повязаны с тобой навек и никогда не расстанемся!
- Ты ошибаешься, - грозно произнёс Феликс. – Я вытрясу из тебя это имя! Говори сейчас же, не то я удавлю тебя!
- Удави! - с вызовом ответила Адма. – И я унесу тайну в могилу. А законный наследник однажды придёт к тебе за своим наследством… У тебя нет выбора, Феликс, Даже Эриберту не знает, кто этот парень. Только Ондина догадалась…
- Так ты и её убила?!
- Да! - гордо вскинула голову Адма. – Ондину, Коло, Селесте, Эпифанию – всех, кто пытался встать на нашем пути! Я сделала это ради тебя. Благодаря мне ты далеко пошёл, но ты всегда зависел от меня, и будешь зависеть, Феликс Геррейру! Хочешь или не хочешь, но тебе придётся жить со мной.
- Да, видимо я буду вынужден сохранить наш брак, но вряд ли смогу жить с тобой по-прежнему, - сказал Феликс. - Ты не женщина, Адма, ты чудовище! Уйди с моих глаз. Мне нужно переварить то, что я от тебя услышал.
Адма охотно повиновалась ему. Хорошо зная своего мужа, она предвидела, каким будет его следующий шаг, и, позвонив Эриберту, подсказала ему, как он должен вести себя в предстоящем разговоре с Феликсом.
Её расчет оказался верным: Феликс действительно учинил допрос Эриберту, но тот лишь сознался во всех совершённых им убийствах и покаялся, что не знает имя законного наследника.
- Мне абсолютно всё равно, кто он. Я только жду сигнала от доны Адмы. На кого она укажет, того я и уберу. Воля доны Адмы для меня закон! – изгалялся в своё удовольствие Эриберту, и Феликс ему поверил.
Узнав об этом, Адма окончательно успокоилась и приказала Эриберту:
- Ты должен в ближайшие дни отправить рыбака на тот свет! Ни о каком удобном случае я больше и слышать не хочу. Он вообще может не подвернуться. Нужно идти на риск! Мы ведь до сих пор не знаем, куда подевалась эта проклятая старуха, а тут ещё и Феликс взбунтовался…
Эриберту и сам понимал, в какой сложной ситуации оказалась Адма, поэтому и дерзнул повысить ставку:
- Я могу пойти на риск и подложить мину с часовым механизмом в лодку Гумы, - сказал он, - но только при одном условии: когда рыбак пойдёт ко дну, ты станешь моей!
Адма возмутилась, разгневалась, попыталась поставить на место зарвавшегося нахала, но он прибег к откровенному шантажу:
- Я ведь должен не только утопить Гуму, но ещё и не проболтаться об этом сеньору Феликсу, не так ли? Иначе он поймёт, что у него развязаны руки, и запросто выгонит вас из дома. Я не такой дурак, как вы привыкли обо мне думать, и прекрасно знаю, какую высокую цену можно было бы запросить за моё молчание. И вы знаете не хуже меня, что я прошу не так уж и много: всего одну ночь! Или день - мне всё равно.
Он загнал Адму в тупик, и ей пришлось согласиться на такую жертву.
- Ты получишь своё, мерзавец, - сказала она. Только не тяни, уничтожь этого проклятого Гуму как можно раньше!

Эриберту в форсированном темпе стал готовиться к убийству, а ничего не подозревавший Гума тем временем пытался найти выход из той запутанной ситуации, в которую его поставила Эсмеральда.
Она вернулась из Салвадора беременной и сообщила Гуме, что её беременность протекает нормально. Он отругал её за самовольный отъезд и потребовал справку о результатах обследования.
- Мне нужно знать, что это было за обследование и почему оно продолжалось так долго, - говорил он с тревогой. – Признайся, ты ездила туда на лечение? С нашим ребёнком не всё в порядке?
- А по какому праву ты задаёшь мне такие вопросы? – огрызнулась Эсмеральда. - Ты ведь не передумал жениться на Ливии, так? Значит, этот ребёнок только мой, и больше ничей! Что я захочу, то с ним и сделаю! Если ты выбрал её, а не меня, то я могу уехать отсюда хоть завтра. Или послезавтра. Или через неделю. Меня тут больше ничто не удерживает.
- Не глупи, Эсмеральда, мы должны с тобой найти общий язык… Скажи, куда ты поедешь? Где будешь жить? Где найдёшь работу? Подумай о ребёнке, он ни в чём не виноват!
- А кто подумает обо мне? Я не смогу жить здесь и смотреть на твоё счастье с Ливией. Я готова повеситься!
- Только этого ещё не хватало! - всерьёз испугался Гума. – Выбрось из головы все дурные мысли!
Эсмеральда обрадовалась, нащупав ещё одно слабое место Гумы, и устала бить именно в эту точку:
- Нет, я точно наложу на себя руки, если ты на мне не женишься! Я хотела это сделать в Салвадоре, но у меня ещё оставалась хоть какая-то надежда. А теперь я вижу, что заблуждалась. Тебе не нужны ни я, ни мой ребёнок. Так зачем же мне жить дальше? Никакой отъезд меня не спасёт. Лучше уж сразу умереть!
Она так надавила на Гуму, что он, в конце концов, сказал:
- Ладно, я женюсь на тебе… Но после рождения ребёнка. А пока пообещай, что не будешь впадать в истерику. Это может повредить малышу. Он должен родиться здоровеньким!
- Но и ты пообещай, что сдержишь своё слово!
- Обещаю, - глухо ответил Гума.
После этого он отправился к Ливии, которая сразу всё поняла по его обречённому виду.
- Ты, похоже, принял решение? - спросила она, и Гума сказал ей, какое обещания он дал Эсмеральде.
- Значит, ты уступил вымогательству подзаборной девки, и принёс ей в жертву нашу любовь?!
- Не ей, а сыну, - ответил Гума. – Я должен помнить о своих отцовских обязанностях. Так повелевают мне моя совесть и закон рыбака, который ты считаешь несправедливым.
- Да ты просто глупец и тряпка! – воскликнула в сердцах Ливия. – Тобой манипулируют, а ты не можешь или не хочешь этого понять!
- Я сам загнал себя в ловушку и должен отвечать за свои поступки, - набычился Гума. - Не думай, что мне легко. Ведь я люблю тебя!
- Не смей больше говорить мне о любви! - закричала от бессилия Ливия. – Уходи! Уходи прочь! Уходи навсегда!
Гума вышел, а она собрала свои вещи и снова переехала в дом Августы, где ей пришлось стать свидетелем другой любовные драмы.
Леонтина давно призналась Ливии, что любит освалду и что между ними, наконец, состоялось объяснение. Освалду сказал, что оформить развод, как только фабрика станет приносить прибыль и у него появятся деньги, с помощью которых он сможет откупиться от Августы, а до той поры они будут хранить в тайне свою любовь. Фабрика, однако, набирала обороты очень медленно. Августа вообще потеряла надежду на какую-либо прибыль и завела лёгкий флирт, с представителем английской фирмы, строившей сигарную фабрику на паях с Освалду. Этот представитель – Питагорас Вильямс Маккензи - был англичанином по происхождению, но имел бразильское гражданство, что позволило ему стать депутатом Федерального собрания. Разумеется, Августа не могла не откликнуться на ухаживания такого богатого поклонника. Она с удовольствием получала от него подарки, расхаживала с ним по ресторанам и называла его не иначе, как сэр Пит и Британский Лев. Их роман проходил на виду у всех, и Августу это нисколько не смущало. Если муж не способен обеспечить ей достойную жизнь, то пусть терпит присутствие соперника!
Так рассуждала Августа, но лишь до той поры, пока однажды не подслушала беседу Леонтины и Освалду. Они говорили о любви и о женитьбе. Об их женитьбе!
Августа вихрем ворвалась в ту комнату, где они беседовали, и учинила страшный скандал. Ливия попала на самую кульминацию этого скандала. Ещё на подступах к дому она услышала дикие вопли тётушки Августы, которая неистово кричала:
- Предатели! Убийцы! Вы вонзили мне нож в спину, так добейте меня теперь, чтобы я не мучилась! Зарежьте меня. Вонзайте нож в сердце! Лучше смерть, чем такой позор! Родная сестра и муж обманывали меня под крышей моего дома! Ой, я этого не переживу! Дайте мне нож, я сама тебя зарежу!..
Едва Ливия успела понять, что тут произошло, как в доме появился Питагорас, заехавший за Августой, чтобы отправиться с ней на какой-то светский раут. Его присутствие не остановило Августу. Она продолжала бесноваться до тех пор, пока Питагорас не напомнил ей о предстоящем приёме.
- Да-да, - спохватилась она, - я буду готова через пять минут! А этим предателем я ещё отомщу! Они никогда не будут вместе, потому что, я не дам согласия на развод!
- Зачем тебе это нужно? – спросил её Питагорас, когда они вышли из дома и направились к его лимузину. - Ты ведь уже давно не любишь Освалду.
- Не спорю, я разлюбила своего мужа. Но честь превыше всего! - ответила Августа. – И хотя Освалду полное ничтожество, я не собираюсь делить его ни с кем. Развода он не получит.
- Жаль, - вздохнул Питагорас. - Мы с тобой могли бы составить прекрасную пару.
- Ты делаешь мне предложение? - оживилась Августа. – Я над ним подумаю. В конце концов, это не исключает возможности отомстить подлым предателям, правда?
Леонтине и Освалду тоже было, над чем подумать. В какой-то мере они даже почувствовали облегчение после этого скандала: теперь им не нужно было таиться, скрывать свою любовь.
- Главное - это любовь! – изрекла Леонтина. А остальное как-нибудь устроится.
Ливия могла бы с ней поспорить, но не стала этого делать. До сегодняшнего дня она тоже верила в безграничные возможности людьми, но это оказалось совсем не так. Всё зависит от самих людей, от тех, кто любит. Одних любовь окрыляет, придаёт им силы, как например, Дулсе, которая всё-таки сумела растопить лёд в сердце той несчастной женщины и уговорила её дать очень важные показания в суде. Благодаря Дулсе и её любви Родригу полностью оправдали, он снова получил разрешение на врачебную деятельность. Эти двое оказались достойными своей любви, а вот Гума… Нет, лучше об этом не думать!
Ливия гнала от себя воспоминания о Гуме, но они обступали её со всех сторон, не давая возможности уснуть забыться хоть на минуту.
Всю ночь Лилия правила без сна. А утром пришла с рынка Кирина и принесла ужасную весть:
- Гума погиб! На рассвете вышел в море, и его лодка взорвалась. Об этом уже гудит весь город, все оплакивают Гуму. Я даже не стала покупать продукты, сразу побежала к вам, дона Ливия. Боже мой, какое несчастье!..
Ливия забилась в рыданиях. Потом вдруг рванулась к двери:
- Я должна всё увидеть своими глазами!
- Постой, куда ты? В ночной пижаме… - остановила её Леонтина.
- Мне всё равно. Я не успокоюсь, пока не узнаю, что произошло на лодке! – выкрикнула сквозь слёзы Ливия.
В гостиной показалась заспаная Августа.
- Что здесь происходит? - спросила она недовольным тоном. – Вы разбудили меня. Это безобразие.
- Перестань, Августа! – шикнул на неё Освалду. – Тут такое горе! Пять минут назад Ливия узнала, что взорвалась лодка...
Он не успел договорить, какую лодку имел в виду, потому что, Августа сразу же всё приняла на свой счёт и закричала:
- Не верим им, Ливия! Эти два развратника хотят выжить меня из моего же дома! Они оклеветали меня! Я не хотела убивать Лауру! Лодка взорвалась не по моей вине! Я пыталась помешать полицейским, когда они начали стрелять. Я не приказывала им открывать огонь! Я не виновата в смерти твоей матери…
- Августа, помолчи! - тщетно взывал к ней Освалду. - Ливия плачет, потому что взорвалась лодка Гумы. Он погиб.
- Не путай меня! - отмахнулась от него Августа. - Тебе хорошо известно, что я всю жизнь живу с этим кошмаром, и ты решил окончательно свести меня с ума. Что ты тут наговорил Ливии? Всё, что угодно, только не правду, я в этом уверена! Ты постарался выставить меня убийцей...
Тут, наконец, Ливия очнулась от рыданий и, припомнив несколько фраз, брошенных Августой, потребовала дополнительных разъяснений.
- Ты причастна к гибели моей матери? Отвечай же! - обратила она свой гневный взгляд на Августу.
- Я ни в чём не виновата. Я только хотела избавить её от рыбака, - принялась оправдываться Августа, чем вызвала дополнительный гнев Ливии:
- Значит, ты не отрицаешь, что желала смерти моему отцу?!

- Освалду, пожалей меня, помоги мне! - тоже зарыдала Августа. - Ты же видишь, что я ничего не могу ей объяснить. У меня сердце разрывается и в голове всё путается… Расскажи ей, как всё было на самом деле.
Освалду начал рассказывать, но и ему было непросто это сделать, так как Августа постоянно перебивала его дополнениями и уточнениями.
Когда же, наконец, он завершил свой рассказ, Ливия упала в обморок. Пережить три тяжелейших удара за сутки ей оказалось не по силам.
Освалду уложил её на диван, Кирина принесла нашатырный спирт, Леонтина – валериановые капли.
Лилия пришла в себя, но на неё было больно смотреть: бледная, осунувшаяся, беспомощная. Августа выглядела не лучше, ей тоже пригодились валериановые капли.
- И всё же я должна поехать на причал, - слабым голосом произнесла Ливия. - Ты поедешь со мной, тётя Лео?
- Мы все с тобой поедем, только не сейчас, - сказал Освалду. - Ты ещё не оправилась от шока. Полежи немного, Кирина сварит тебе кофе…
У Ливии не было сил на сопротивление, она послушно выпила кофе и снова легла в постель.
А спустя некоторое время к ней в спальню вбежала взволнованная Кирина с очередным важным сообщением:
- Там Гума… звонит! Он жив! Идите скорее к телефону!
Силы мгновенно вернулись к Ливии. Она бегом помчалась в гостиную и действительно услышала в трубке голос Гумы.
- Я звоню, чтобы успокоить тебя, - говорил он. - Ты сможешь мне помочь?
- Боже мой! Ты ранен? Где ты? Откуда ты звонишь? - засыпала его вопросами Ливия.
- Нет, я не ранен, - отвечал он. - Я далеко. Но мне повезло встретить тут одного туриста с мобильным телефоном. Я не могу долго говорить. Всё, что мне сейчас нужно, это штаны и машина, чтобы вернуться домой. Поезжай к тёте Рите, скажи, что я жив и возьми мою одежду. Сможешь?
-  Да-да, конечно!
- Встретимся в рыбацкой хижине на пустынном берегу. Слушай и запоминай, как туда доехать…
После всех потрясений, обрушившихся на Ливию, Освалду и Леонтина не рискнули отпускать её из дома одну и вместе с ней поехали на такси к Рите. А там им сообщили ещё одну печальную новость: Луиза так болезненно восприняла смерть Гумы, что у неё открылось маточное кровотечение и её ребёнка не удалось спасти.
- Только что Родригу и дона Рита повезли её в Серру-Азул, на операцию, - сказала Дулсе. - Но ничего, у них с Фредом ещё будут дети. Сейчас я позвоню Родригу, пусть он обрадует Луизу и дону Риту. Это же просто какое-то чудо: Гуме удалось спастись!
- Ладно, я побегу, там меня ждёт такси, - сказала Ливия. - Скоро мы привезём Гуму домой!
- Надо всем сообщить, что Гума жив, - спохватилась Селминья. – Пойдём в «Звёздный маяк», Дулсе. Там Эсмералда рвёт на себе волосы. Я сама слышала, как она кричала: «Господи, что я натворила! Что я теперь буду делать с этим проклятым ребёнком? Гума умер и не оставил мне даже сына!» Представляешь? Это похоже на помешательство. Да простится мне такой грех, но я думаю, что было бы лучше, если бы ребёнка потеряла не Луиза, а Эсмералда. Ты заметила, что Гума сразу же позвонил Ливии, а про Эсмералду, наверное, и не вспомнил.

***

По иронии судьбы Гума назначил встречу с Ливией именно в той хижине, которую облюбовал Эриберту для своего долгожданного интимного свидания с Адмой.
Во время взрыва лодки Эриберту находился на причале и мог воочию наблюдать плоды своего злодейства. Рыбаки сразу же поплыли на место взрыва, обнаружили там только обломки лодки, а тела Гумы не нашли. После этого Эриберту позвонил Адме и доложил о выполнении задания:
- Лодка взорвалось у меня на глазах. Я смотрел в бинокль. От Гумы не осталось даже крошева на корм рыбам.
- Ну, наконец-то! – облегчённо вздохнула Адма.
- Да, я выполнил твой приказ, а теперь хочу получить награду, - продолжил Эриберту. - Буду ждать тебя в хижине на берегу. Через сорок минут ты должна быть там!
- Нет, не сейчас! Время неподходящее. И место… - попыталась увернуться Адма, но Эриберту пригрозил, что сам заедет за ней и увезёт в хижину.
Адме пришлось смириться со своей участью.
Она с отвращением переступила порог хижины и сразу же предупредила Эриберту:
- Я сдержу своё слово, но ты должен знать: для меня это большая жертва. Ты не сможешь обладать мной, как видел это в мечтах. Я буду холодной, как кусок мрамора или как труп. Я не стану твоей даже на долю секунды. Поэтому, мой тебе совет, откажись от этой затеи!
- Нет, ни в коем случае! - воскликнул Эриберту. - Ты будешь моей, Адма! Здесь и сейчас! Я заставлю тебя стать моей!
Он обнял её до хруста в суставах, и в этот момент Адма увидела Гуму, появившегося в дверном проёме.
С некоторых пор её стал мучить призрак Эпифании, являвшийся по ночам и предрекавший ей жестокую расплату за все злодеяния. Поэтому, увидев Гуму, она и воскликнула в испуге:
- Нет! Нет! Ещё один призрак?! Едва успел умереть и уже пришёл меня мучить? Сгинь, проклятый! Оставь меня в покое!
Она кричала, а Эриберту, наоборот, при виде Гумы лишился дара речи.
- Вы что, с ума сошли? – спросил Гума с изумлением глядя на Адму. – Я не призрак. И не мертвец.
- Но как тебе это удалось? – выдавил, наконец, из себя Эриберту. – Ты же взорвался вместе с лодкой!
- Я выжил благодаря Еманже. Она вовремя увела меня с лодки. А доплыть до берега было не так уж и сложно, - ответил Гума.
Он не стал подробно рассказывать им, как за несколько минут до взрыва нечаянно уронил свой талисман - материнское кольцо - и прыгнул в воду, чтобы отыскать его на дне морском. Взрыв он услышал, когда уже отыскал кольцо и собирался всплыть на поверхность моря. От страшного грохота он на какое-то время оглох, но спустя несколько минут его слух полностью восстановился.
- Это невероятно! - всё ещё не мог поверить в случившееся Эриберту. - Может ты заговоренный?
- Может быть, - усмехнулся Гума. - Меня хранит Еманжа!
- Я хочу попросить тебя, - обратилась к нему Адма. - Не говори никому, что ты нас здесь видел.
- Не беспокойтесь, дона Адма, мне будет нетрудно выполнить вашу просьбу. Можете считать, что я никого здесь не видел, - сказал Гума и направился к двери, но выйти из хижины не успел, поскольку туда вбежала Ливия.
- Ты жив! Какое счастье! - она обняла Гуму и лишь после этого увидела у него за спиной смущённую парочку. - А вы как здесь оказались, дона Адма? - вырвалось у Ливии.
- Случайное совпадение, - туманно пояснила Адма. – Пойдём, Эриберту, нам здесь больше нечего делать.
Они вышли из хижины и тотчас же столкнулись с Освалду и Леонтиной.
- Гума там? Он не ранен? – спросила на ходу Леонтина.
- Там, - ответил Эриберту. – Он в воде не тонет, в огне не горит!
По дороге домой Адма выплеснула на него весь свой гнев. Она обзывала его ничтожеством, не способным выполнить простое задание.
- Ты дважды пытался утопить его и не сумел это сделать! И дважды обманул меня! Хорошо ещё, что между нами ничего не было. Если бы ты успел получить своё, я бы тебя убила!
- Я ещё получу своё! Я подстрелю этого щенка завтра же!
- Нет уж, теперь нам придётся повременить, - сказала Адма. - Нас могут заподозрить. Вон столько народу набежало в эту хижину! Если покушение на Гуму повторится, никто из них не поверит, что мы здесь оказались случайно. Да и Феликс может догадаться, что Гума – сын Бартоломеу. Ты уже достаточно наломал дров, поэтому ничего не предпринимай без моего приказа!

Глава 34

С некоторых пор в доме Освалду шли ежедневные жестокие бои. Августа не хотела давать ему развода, ни на каких условиях, да ещё и пыталась изгнать из дома Леонтину.
Так продолжалось до тех пор, пока Родолфу не посоветовал матери, всё же отпустить отца на волю, но взамен потребовать сигарную фабрику, которая уже начала приносить ощутимые доходы. Августа последовала совету сына, однако теперь упёрся Освалду.
- Никогда этому не бывать! - сказал он. - Я не предам память отца, который создал эту фабрику и завешал её мне! Да я и сам вложил в неё столько труда не затем, чтобы ты всё пустила на ветер.
- Значит, фабрика тебе дороже, чем Леонтина. Вот и оставайся со своей фабрикой, - подвела итог Августа.
Ситуация снова зашла в тупик, из которого не было никакого выхода.
Освалду, правда, надеялся на Питагораса, который продолжал ухаживать за Августой, но тому тоже хотелось получить фабрику в качестве приданого, и он не торопился с официальным предложением руки и сердца.
Неизвестно, как в итоге разрешилась бы эта коллизия, если бы однажды не произошло настоящее чудо: Леонтина получила наследство от своего давнего поклонника, умершего в Париже. Наследство было фантастически огромным. Августа чуть не умерла от зависти, когда услышала, что некий герцог завещал Леонтине ни много ни мало – пятьсот тысяч долларов!
- Теперь, я надеюсь, ты уберёшься из моего дома? - подступила она к Леонтине. – Освалду я тебе никогда не отдам, хоть он мне и даром не нужен. Из вредности не отдам. Из зависти! Да, я этого не скрываю! Потому что таких больших денег достойна я, а не ты! Убирайся с глаз моих! Не могу тебя видеть.
- Я никуда не уйду отсюда без Освалду! – отрезала Леонтина. - Подпиши бумаги на развод, и больше никогда меня не увидишь, обещаю!
- Нет, не дождёшься, - упёрлась Августа. - Это будет уже чересчур: и богатое наследство, и фабрика, и Освалду в придачу! Хватит с тебя и долларов. На них ты сможешь купить и дом, и целую сотню таких потрёпанных мужичков, как Освалду!
- Любовь не купишь за деньги, - возразила Леонтина.
- Возможно, - согласилась Августа. - Любовь – это не моя стихия, я в этом ничего не понимаю. Но зато я точно знаю, что за хорошие деньги можно купить мужа. И можно… продать его! Да, именно так, продать! Меня сейчас осенила гениальная идея: хочешь, я продам тебе Освалду за пятьсот тысяч долларов?
- Ты совсем спятила, - осуждающе покачала головой Леонтина. - Эти деньги довели тебя до полного безумия.
- Да, тут немудрено, спятить, зная, что эти деньги твои, а не мои! Отдай мне их и забирай Освалду, так и быть!
- Ты что, всерьёз предлагаешь мне купить у тебя Освалду?! – изумилась Леонтина.
- Да, такими вещами не шутят, - подтвердила Августа. – Я назначила цену: пятьсот тысяч долларов, и не центом меньше! Ты можешь возразить, что этот старый тюфяк не стоит так дорого, у него износ более тридцати лет. А я тебе скажу: бери, потому что в комплекте с мужем ты приобретёшь ещё и любовь, и свободу, и покой! Если ты хорошенько подумаешь, то поймёшь, что я, пожалуй, даже продешевила. Эта сделка выгодна, прежде всего, тебе.
- И ты сразу же подпишешь все бумаги? Без проволочек, без хлопот, без судебного разбирательств по разделу имущества?
- Подпишу! Вступай в права наследства, отдавай мне деньги, и я сразу же всё подпишу, - заверила её Августа. - А потом укачу в Париж!
- Хорошо, я согласна, - сказала Леонтина.
Освалду пришёл в ужас, узнав об этой сделке, и долго отговаривал Леонтину от такого безумного решения, но потом сдался:
- А впрочем, поступай, как хочешь, деньги-то твои, ты имеешь полное право распорядиться ими по своему разумению.
Леонтина расцеловала его.
- Значит, ты возражал не потому, что тебе жалко этих денег? Я тебя обожаю! Давай будем считать, что их не было вообще, и развод ты получил бесплатно. Деньги ведь шальные! К тому же мы их даже в руках не держали, поэтому нам будет несложно с ними расстаться.
На том они и порешили.
Освалду быстро оформил развод и стал готовиться к свадьбе с Леонтиной.
Августа получила деньги, часть из которых у неё выманил Родолфу, и укатила в Париж вместе с Питагорасом, сделавшим, ей наконец, официальное предложение, поскольку его вполне устроило приданое в полмиллиона долларов.
Каждый получил то, чего хотел, и все были счастливы, за исключением Ливии. Она была беременна и скрывала это от Гумы, с которым теперь старалась видеться как можно реже.
- Я не хочу уподобляться Эсмералде, которая использовала беременность как оружие в борьбе за Гуму. Я вообще больше не желаю участвовать в этой войне. Пусть он женится на Эсмералде, а то ещё подумает, будто я нарочно забеременела, чтобы не допустить этой женитьбы, - говорила Ливия Леонтине, а та считала, что она не права.
- Ты должна всё рассказать Гуме. Он имеет полное право знать, что ты ждёшь от него ребёнка. Скажи ему, и пусть он сам решает, как быть.
- Нет, я не хочу, чтобы он выбирал кого-то из двух детей. Это и несправедливо, и унизительно, и даже опасно. Представляю, что станет творить Эсмералда, когда обо всём узнает! Она будет проклинать моего ребёнка, а я этого не хочу. Я должна думать, прежде всего, о нём.
- Но скоро у тебе вырастет живот, и это все увидят. Что ты тогда будешь делать? - спрашивала Леонтина.
- Не знаю, - отвечала Ливия. - Может, к тому времени для меня что-то прояснится, а сейчас я не буду ничего предпринимать. Пусть это пока остаётся тайной для Гумы.

Пока Ливия страдала в одиночестве, Гума тем временем пытался разгадать другую тайну, связанную с беременностью Эсмералды.
Поговорить с Родригу ему не удалось ни в тот роковой вечер, ни на следующий день, потому что он вынужден был давать свидетельские показания в связи с покушением на жизнь Алешандре.
Следователь дотошно и придирчиво выяснял, каким образом Гума оказался на месте преступления, не было ли у него пистолета, и не он ли стрелял в Алешандре. К счастью, медсестра подтвердила, что за несколько минут да происшествия он приходил в поликлинику вместе со своими родственницами, и если бы там был Родригу, то они бы какое-то время поговорили, и Гума избежал бы участи подозреваемого. Следователь допросил и Риту с Луизой, и всех горожан, которые сбежались на выстрел, и теперь могли засвидетельствовать, что Гума не пытался скрыться, а наоборот, оказал первую помощь Алешандре. Многие из них предлагали следователю рассмотреть совсем иную версию происшествия. Они полагали, что это было повторное покушение на Гуму, a Геррейру-младший пострадал случайно.
Следователь тоже не исключал такой версии, но Феликс решительно отверг её:
- Я уверен, что покушались именно на Алешандре. С целью ограбления. Мы с сыном договорились встретиться у «Звёздного маяка», но выстрел прозвучал чуть раньше. Очевидно, преступник узнал Алешандре и подумал, почему бы не ограбить богатого человека, если тот идёт по улице один и вокруг никого не видно? Алешандре просто повезло, что поблизости оказался Гума, которого грабитель не заметил в темноте, а то ещё неизвестно, чем бы всё кончилось. Негодяй мог бы сделать и второй выстрел… Даже страшно подумать, что могло быть! А так пуля, к счастью, прошла навылет, не задев жизненно важных органов. Скоро мой сын поправится, а преступника, я надеюсь, вы отыщете.
- Это будет непросто сделать, - вздохнул следователь. - Преступник не оставил никаких следов. У нас есть только пуля, но нет оружия, из которого она была выпущена…
«Этим оружием я воспользуюсь ещё раз, теперь уже наверняка без промаха и наповал!» - мысленно ответил ему Феликс.
Но рыбаки тоже решили принять меры безопасности и приставили к Гуме охрану. Теперь рядом с ним всегда находились двое или трое рыбаков, а Руфину вообще ходил вслед за Гумой как привязаный, и даже ночевал в его доме. Гуме было неловко находиться в обществе телохранителей, но он смиренно подчинился решению кооператива.
К Родригу ему тоже пришлось идти в сопровождении Руфину, который, правда, оставил его наедине с доктором, а сам занял пост наблюдения у входа в поликлинику.
Родригу подтвердил, что Эсмералда беременна.
- Это очевидный факт, ошибки быть не может, - добавил он, ещё больше озадачив Гуму.
- Я не понимаю одного: зачем она показала мне справку Луизы, если и сама была беременной? - недоумевал Гума. - Ты можешь это как-то объяснить?
Родригу подумал несколько секунд и ответил:
- Возможно, весь фокус заключается в том, что ты говоришь «Была беременна», а я говорю: «Беременна сейчас». Улавливаешь разницу?
- Нет… - растерянно произнёс Гума.
- Ладно, попытаюсь объяснить ещё проще, - сказал Родригу. - Девушки часто прибегают к этой уловке, чтобы женить на себе парня. Эсмералда тоже могла обмануть тебя. Справка Луизы понадобилась ей только потому, что в то время она ещё не была беременна. Это случилось позже, когда ты ей поверил и пообещал на ней жениться. Теперь ты всё понял?
- Я понял ход твоих мыслей, - ответил Гума. - Но тут концы с концами не сходятся. Я ведь сказал Эсмералде, что женюсь после рождения ребёнка, но не спал с ней! Ни разу! Она никак не могла забеременеть позже. Это могло случиться только раньше, задолго до того, как я пообещал на ней жениться!
- Ты наивный человек, - усмехнулся Родригу. – Эсмералда вполне могла забеременеть позже! Только не от тебя, а от другого мужчины.
- Неужели она на такое способна?!
- Всё может быть, - сказал Родригу. - Во всяком случае, я не нахожу другого объяснения. Эсмералда предъявила тебе подложную справку в надежде на то, что ты сразу же на ней женишься, и она быстренько забеременеет. А тут вышла досадная осечка: ты больше ни разу с ней не переспал. Сам подумай, что ей оставалось делать, если ты пообещал на ней жениться только после рождения ребёнка? Она решила предъявить тебе этого ребёнка! А чей он – твой или чужой, это уже не столь важно.
- Скажи, а это можно как-то проверить? - спросил Гума. - Сделать какие-нибудь анализы… Ты же врач, подскажи!
- Уговори Эсмералду сделать ультрозвуковое исследование, оно позволяет определить срок беременности с точностью до недели, - посоветовал ему Родригу. – К сожалению, у меня нет такого аппарата, для этого нужно ехать в Серру-Азул.
- Жаль. Эсмералда снова подделает результат, - обречённым тоном произнёс Гума.
- Не подделает! – возразил Родригу. – Ты должен поехать туда вместе с ней. Как отец, ты имеешь полное право присутствовать там во время сеанса УЗИ. Результат вам скажут сразу.
- Спасибо, я так и сделаю, - воспрянул духом Гума. – Увы, мне тоже придётся прибегнуть к хитрости: я скажу Эсмералде, что беспокоюсь о здоровье ребёнка, поэтому и настаиваю на ультрозвуковом исследовании. А там уже выясню у доктора срок беременности.
-  Правильно, так и нужно поступить, - одобрил его план Родригу. - Желаю тебе удачи!
Однако уговорить Эсмералду на поездку в Серру-Азул оказалось не так-то просто. Видимо, чутьё подсказывало ей, что делать этого не стоит, хотя она и не догадывалась, чем вызвана такая настойчивость Гумы. Эсмералда всячески отказывалась от этого исследования, утверждая, что беременность её протекает нормально. Для пущей убедительности она ссылалась на результаты мнимых анализов, якобы привезённых ею из Салвадора, а также на авторитетное мнение Родригу. За эту ниточку Гума и ухватился.
- Так именно Родригу мне и посоветовал свозить тебя на ультразвук! – сказал он, нисколько не погрешив против правды. – Его мнение для меня очень важно, и ты не должна отказываться.
- Ладно, - сдалась Эсмералда. - Я поеду с тобой. На будущей неделе… Сейчас у меня много работы в баре. Ты же знаешь, что Эзекиел от нас ушёл, а новый бармен пока ещё не приноровился к работе, и я вынуждена ему помогать.
- Давай я поговорю с дядюшкой Бабау, чтобы он тебя заменил, - вызвался Гума.
- Нет-нет, я сама с ним договорюсь, - пообещала Эсмералда.
Гума решил не форсировать события и стал терпеливо ждать.
- Я сделал всё, что мог, - сказал он Родригу. – Подожду ещё немного, и, может, через несколько дней моя жизнь круто изменится. Во всяком случае, мне хочется на это надеяться.

Его жизнь, однако, сделала крутой поворот гораздо раньше. Правда, это было связано не с Эсмералдой, а с Ондиной, которая проснулась однажды утром в ясном сознании, позвала к себе Розу и чётко произнесла:
- Я всё вспомнила. Всё-всё! Твой племянник жив. Это Гума. Рита рассказала мне, как Фредерику нашёл в море корзинку с младенцем и сказал Эвлалии, что это их сын. Она родила мёртвого ребёнка, но не знала этого, потому что была без сознания, и Фредерику принёс ей взамен Гуму.
- Но почему вы думаете, что младенец в корзинке был ребёнком моей сестры? - задала резонный вопрос Роза.
- Потому что я подслушала разговор Адмы и Эриберту, из-за чего они меня и пытались отравить. Эта злодейка приказала Эриберту убить твою сестру Арлете и её ребёнка. Он отвёз их к морю, но Арлете с силой оттолкнула от себя корзинку с мальчиком, и волна унесла его. А потом, как говорил Эриберту, налетел страшный вихрь, корзинка исчезла из виду... Твоя сестра погибла, а её сыну удалось спастись. Его подобрал Фредерику…
Так Роза нашла своего племянника, а Гума не только обрёл кровную родню, но и узнал свою родословную, после чего его жизнь уже не могла оставаться прежней.
- Если Еманжа столько раз спасала тебя, значит, ты должен восстановить справедливость, - сказала ему Роза. - Только ты можешь положить конец кровавой власти Феликса Геррейру и Адмы.
- Я это сделаю, - твёрдо произнёс Гума. - Хотя мне придётся и не просто. Теперь я знаю, кто покушался на меня дважды. Феликс Геррейру на этом не остановится, он очень опасный враг.
- Мы будем действовать решительно, но осторожно, - сказала Роза.
Гума показал ей свой талисман:
- Взгляни на это кольцо. Тебе не приходилось видеть его раньше?
- Это кольцо Арлете, которое ей подарил Бартоломеу, - ответила Роза. – Я видела его, когда твоя мама приезжала ко мне в тюрьму. Она говорила, что это не простое кольцо, а фамильная драгоценность рода Геррейру.
- Очевидно, всё так и есть, - сказал Гума. – Феликс тоже узнал это кольцо. Он даже обмолвился, что оно принадлежало его матери. Я тогда ничего не понял и удивился, а теперь мне абсолютно ясно, что стреляли не в Алешандре, а в меня. И стрелял, вероятнее всего, сам Феликс! Увидев кольцо, он убедился, что я, действительно, являюсь, сыном его покойного брата, и в тот же вечер решил убить меня. Но попал в собственного сына.
Обеспокоенная его рассказом, Роза тут же предложила:
- Переезжай жить ко мне! Там ты будешь в безопасности. Я ие хочу потерять тебя снова.
- Нет, я сам смогу за себя постоять, - ответил Гума. - Обещаю, что буду осторожен. Для начала посоветуюсь с адвокатом, сеньором Отасилиу, он подскажет, как мне нужно действовать в этом случае.
- Правильно, - согласилась Роза. - Отасилиу очень хороший адвокат и достойный, порядочный человек. Я сама собиралась обратиться к нему за помощью.
- Вот видишь, мы думаем одинаково, и это только подтверждает наше родство! - улыбнулся Гума.
Отасилиу без колебаний согласился начать дело против Феликса и Адмы.
- Первая часть этого дела будет состоять в признании твоих прав на наследство, - пояснил он. - Суд заслушает показания свидетелей и наверняка назначит генетическую экспертизу для тебя и Феликса, поскольку они с сеньором Бартоломеу были не просто братьями, а близнецами. Феликс, конечно, попытается увильнуть, но ему не выкрутиться, закон на нашей стороне. Суд официально признает тебя сыном Бартоломеу Геррейру, и вот тогда мы приступим ко второй части этого дела - самой главной: обнародуем все имеющиеся у нас доказательства преступлений Адмы и Эриберту. Может, нам и не удастся доказать, что они убили твоих родителей, но мы точно сумеем убедить суд в том, что эти злодеи пытались отравить дону Ондину. Слава Богу, она жива, и у нас есть медицинское заключение о наличии крысиного яда в её крови, который должен был неминуемо привести её к смерти. Дядюшка Бабау, Роза и лечащий врач доны Ондины дадут ценные показания, и суд сможет полностью восстановить картину этого преступления. А дальше всё будет зависеть от поведения Адмы, Феликса и Эриберту. Не исключено, что они запутаются и сами кое о чём проговорятся... Но это будет потом... Должен вас предупредить, что это долгое дело.
- Так начинайте его прямо сейчас, - сказал Гума. – А я пока займусь другим, тоже очень важным, делом.
Он повёз Эсмералду в Серру-Азул, и доктор, производивший  ультразвуковое  исследование, установил срок беременности: четыре недели.
- А вы не могли ошибиться? - спросил его Гума.
- Нет, это исключено, - ответил доктор. - Правда, срок ещё небольшой, и это  увеличивает вероятность погрешности, но и она составляет не больше недели. Я назвал вам среднее значение, а вы, если хотите, можете учитывать погрешность: плюс-минус неделя.
Гума поблагодарил его за исчерпывающий ответ и за руку потащил упиравшуюся Эсмералду из кабинета.
- Ты сама всё слышала, - сказал он ей в коридоре. - Срок твоей беременности - месяц или максимум пять недель. В это время ты была в Салвадоре. Прибавь ещё недели три, в течение которых я к тебе не притрагивался. Из этого следует, что ребёнок, которого ты ждёшь, не мой! Я  не хочу знать, кто его отец, это меня уже не волнует. Но и тебя я не хочу знать.  Прощай!
- Нет, Гума, это твой ребёнок! - закричала Эсмералда. – Я спала только с тобой! Не верь этому гадкому доктору, а верь мне!
- Перестань ломать комедию! - осадил её Гума. – Луиза рассказала мне, как ты использовала её справку. Поэтому я и привёз тебя сюда. А доктор только подтвердил мою догадку: ты забеременела после того, как мы с тобой расстались.
- Нет, это неправда! Ребёнок твой! - продолжала упрямо твердить Эсмералда. - Ты не посмеешь бросить меня! Я никому тебя не отдам!
- Нет, я брошу тебя прямо здесь и сейчас, - ответил Гума. – Ты доедешь до дома одна, потому что я не могу тебя видеть. Ты мне отвратительна!
Он решительно зашагал прочь, а Эсмералда продолжала кричать ему вдогонку:
- Ты ошибаешься, Гума, у нас с тобой ещё ничего не кончено. Я никогда от тебя не отступлюсь. Ты будешь моим или не достанешься никому! Вот увидишь! Мы связаны с тобой навеки!..