Глава 2

– Проклятый Филипп! – повторила Анжелика, выглядывая из кареты и разглядывая изрезанную глубокими колеями дорогу, по которой тащилась ее убогая повозка.
Они все больше углублялись в лес.
– Мы никогда не доберемся туда, – простонала она, повернувшись к Фелониде де Паражон. сидевшей рядом с ней.
Старая дева небрежно подняла веер и поправила парик, съехавший набок от постоянных толчков.
– Не спорьте с судьбой, дорогая, – сказала она весело. – Даже самому длинному путешествию приходит конец.
– Это зависит от того, как вы путешествуете, куда направляетесь и когда хотите туда попасть, – несколько вызывающе сказала Анжелика.
– Если вы хотите попасть на королевскую охоту, на которой вам следовало быть шесть часов назад, то у вас есть причины для недовольства.
– Я бы отправилась туда пешком, если бы надеялась попасть вовремя, – ответила Анжелика. – Если король заметит мое отсутствие, он не простит мне этого оскорбления.
Новый толчок экипажа бросил их друг на друга.
– Чума на эту повозку! – воскликнула Анжелика. – Она похожа на старую бочку из под селедки. Только и годна что на костер.
Де Паражон ответила:
– Я допускаю, что моей маленькой карете недостает великолепия ваших экипажей, но мне кажется, что вы счастливы, что она находится в вашем распоряжении, особенно с тех пор, как ваш милый муж придумал забаву, поместив всех ваших лошадей в некое таинственное место, известное ему одному.
Анжелика только вздохнула.
Где теперь ее хлысты с золотыми рукоятками и кисточками алого цвета?
А она радовалась при мысли, что наконец то получила приглашение на королевскую охоту в лесах вокруг Версаля. Она рисовала себе, как появится среди почетных гостей в упряжке, запряженной черными конями, с тремя лакеями в ливреях голубого и бледно желтого цвета и кучером. Она могла бы услышать завистливые вопросы:
– Чей это экипаж?
– О, это экипаж маркизы дю Плесси де Бельер!
– Эта женщина, которая?..
– Ее редко видно, потому что муж прячет ее от нас. Он ревнив, как тигр. Похоже, сам король пригласил ее!
Анжелика так готовилась к этому дню, полагая, что ничто уже не сможет ей помешать. Только бы просунуть один пальчик в двери королевского дворца, а там она станет на обе ноги так крепко, что Филипп, как ни старайся, ничего не сможет сделать.
Мадемуазель де Паражон зло хихикнула:
– Не нужно много ума, чтобы догадаться, о чем вы думаете. Я вижу в ваших глазах блеск предстоящего сражения. На кого вы хотите совершить нападение: на короля или на мужа?
Анжелика содрогнулась.
– Король? Но он хорошо занят и хорошо защищен. У него есть законная жена
– королева, есть любовница мадемуазель де Лавальер и еще куча других. А что касается моего мужа, то зачем мне пытаться пленить его, он уже и так принадлежит мне. Логично ли, пользуясь вашими же словами, чтобы двое женатых людей интересовались друг другом, когда узел уже затянулся? Оставим это.
– Не могу себе даже представить, как этот ваш очаровательный маркиз интересуется вами! – Она со смехом провела язычком по тонким губам. – Расскажите еще раз обо всем, милочка. Это одна из самых восхитительных историй, которые мне довелось слышать. В самом деле, из ваших конюшен исчезли все лошади и как раз в тот самый момент, когда вы собирались отправиться в Версаль. И половина ваших слуг исчезла, да? Должно быть, месье дю Плесси хорошо заплатил им за это. И подумать только, у вас и подозрений на этот счет никаких не было! Он оказался хитрее вас, моя радость.
Их еще раз тряхнуло. Жавотту, маленькую горничную, сидевшую напротив на узеньком откидном сиденье, подбросило так, что она свалилась на Анжелику и вконец попортила и помяла ее наряды.
Ничуть не расстроившись, Анжелика подхватила девушку и помогла ей усесться на место.
Анжелика едва удержалась от искушения крепко приложить свою ладонь к огрубевшим, отвисшим щекам Фелониды де Паражон, которая, насколько она могла заметить, с нескрываемым удовольствием смотрела на помятое платье Анжелики.
И все же этот «синий чулок» была единственной особой, к кому Анжелика могла обратиться за помощью. К тому же Фелонида была хорошей соседкой и близкой подругой.
Мадам де Совиньи была в провинции. Нинон де Ланкло могла бы ей помочь, но репутация куртизанки сделала ее «персоной нон грата» при дворе, а ее экипаж легко бы узнали. Другие подруги Анжелики были или на охоте, или ненадежны. Де Паражон была единственной, на кого можно было положиться в данном случае.
И даже тогда, когда Анжелика сгорала от нетерпения, ей пришлось долго ждать, пока старая дева с необычным волнением примеряла старомодные наряды. Потом горничная с раздражающей медлительностью расчесывала лучший парик Фелониды. Потом возница очищал грязь со своей ливреи и наводил глянец на эту разбитую колымагу.
И вот они скачут по дороге!
Но что это за дорога!
– Это… это тропинка какая то, а не дорога! – простонала Анжелика.
Она вновь стала вглядываться в глубину тоннеля, образованного стволами деревьев, надеясь увидеть просвет впереди.
– Вы простудитесь, – произнесла мадемуазель де Паражон. – А это испортит ваш внешний вид. А какую же дорогу вы ожидали? Вам следовало бы осуждать только короля за то, что он выдумал эту утомительную прогулку по грязи. Когда то по этой дороге гоняли только скот на рынки. Эта дорога сейчас так и называется – Бычий Путь. Наш прежний король – Луи XIII – порой охотился здесь, но никогда не помышлял о том, чтобы таскать за собой придворный цветник по этим камням. Людовик Целомудренный был тактичным королем, простым, но благоразумным…
Ее прервал еще более страшный толчок и оглушительный треск экипажа. Повозка сильно накренилась, заскребла по булыжнику, и колесо слетело, бросив пассажиров друг на друга.
Анжелика оказалась в самом низу, так как сидела со стороны отломившегося колеса. Первая ее мысль была о состоянии костюма, придавленного теперь тяжестью двух тел – мадемуазель де Паражон и Жавотты. Анжелика боялась даже пошевелиться, а не то что выбраться, потому что окно кареты лопнуло и ей нужно было освободиться от осколков стекла и не порезаться.
Открылась дверца, и Флико, молодой слуга, сунул внутрь свою лисью физиономию.
– Ничего страшного, маркиза, – выпалил он.
Анжелика была не в состоянии даже отчитать его за неуважительный тон.
– Эта старая темница развалилась на куски? – спросила она.
– Нет! – радостно отозвалась Фелонида.
Ей, видимо, пришлось по душе это милое развлечение.
– Дерзкий мальчуган, дай ка мне руку и помоги выбраться отсюда.
С помощью Флико и кучера, который прежде всего освободил лошадей, обе женщины и служанка уже стояли в грязи на самой середине дороги…
Обошлось без увечий, но положение их было более безрадостным, чем прежде.
Анжелика едва удержалась, чтобы не разразиться проклятиями. Но гневом делу не поможешь. Это был конец! Теперь то ей точно не попасть на королевскую охоту и никогда она не будет принята при дворе. Едва ли можно надеяться, что король простит ей этот отказ от его приглашения. Разве попробовать написать ему, или броситься к его ногам, или просить замолвить за нее словечко мадам де Монтеспан или герцогиню де Лозен? Но что она может сказать в свое оправдание? Сказать правду, что поломалась карета? Но это покажется явной отговоркой. Так всегда говорят, когда опаздывают.
Совершенно подавленная мрачными мыслями, она уселась на пень и не заметила небольшого отряда всадников, приближающихся к ним.
– Ого! Вон кто то едет, – шепнул Флико.
В тишине леса раздавался цокот копыт.
– Милостивый боже! – пробормотала де Паражон. – Разбойники! Мы пропали!
Анжелика подняла глаза. Густая тень леса скрывала наружность всадников. Можно было только различить, что это были высокие, худые и смуглые люди. По их темным глазам, черным усам и бородам можно было предположить, что им не приходилось проводить время в Иль де Франс. Галуны на голубой форме потускнели и свободно болтались. Перья на шляпах уныло свисали вниз. Одежда была рваной. Но каждый был при шпаге.
Во главе кавалькады ехали два молодых человека приятной наружности, везущие богато разукрашенные знамена, в которых было большое количество дыр. Все это свидетельствовало о недавних сражениях.
Часть отряда шла пешком, они были вооружены мушкетами и пиками. Первый из всадников, который казался предводителем, остановился около женщин, окруженных слугами, весь остальной отряд прошел мимо опрокинутой повозки, не удостаивая их взглядом.
– Клянусь, друзья мои, что Меркурий – бог путников – покинул вас самым бесстыдным образом.
Непохожий на своих товарищей, он казался упитанным, но свисающие края одежды красноречиво говорили о том, что он тоже немало потерял в весе. Когда он приподнял шляпу, лицо его оказалось веселым. А певучий акцент выдавал в нем гасконца.
Анжелика улыбнулась ему в ответ и, собрав все свое очарование, произнесла:
– Вы, должно быть, гасконец, сударь?
– От вашего взгляда ничто не ускользает, милейшая из лесных нимф. Чем могу служить?
– Сударь! – живо сказала она. – Вы можете оказать нам большую услугу. Мы должны были попасть на королевскую охоту, но произошел этот неприятный инцидент. Не может быть и речи, чтобы починить повозку, но если вы поможете мне и моей подруге добраться до дороги на Ле Беф, мы будем чрезвычайно вам благодарны.
– Дорога на Ле Беф? Мы и сами туда направляемся. Клянусь Юпитером, вам повезло.
И четверть часа спустя всадники, которые посадили женщин на лошадей позади себя, прибыли в назначенное место.
На вершине холма Фосе Репо им открылась поляна, окруженная повозками и лошадьми. Кучера и лакеи играли в бабки, поджидая своих хозяев, или пили пиво в ближайшем трактире.
Анжелика увидела своего лакея и спрыгнула на землю.
– Женеку, приведи мне Цереру!
Юноша помчался к стойлу. И через несколько минут Анжелика была уже в седле. Она вонзила шпоры в бока лошади и помчалась к лесу.
Лошадь сначала сбивалась на толстом ковре из опавших листьев, затем приноровилась и помчалась наверх.
Верхушки деревьев закрывали все, и Анжелика ничего не видела впереди. Она приложила ладонь к уху. Где то вдалеке послышался лай собак, затем звук одного рога, к которому присоединился другой. Она различила сигнал «вода» и улыбнулась.
– Охота еще не закончилась. Вперед, Церера! Быть может, мы еще спасем свою репутацию.
Она гнала лошадь по краю леса под низко склоненными деревьями, по покрытым мхом корням. Эта глухая, отдаленная часть леса годами никем не посещалась, кроме одиноких охотников и бродяг.
Лай собак все приближался. Олень, которого они травили, по видимому, собирался пересечь ручей. Гон приближался к Анжелике. Рога трубили во всю мощь.
Анжелика замедлила скачку, потом остановилась совсем. Цоканье подков слышалось совсем рядом. Она выехала из лесной чащи. Отлогий склон вел вниз, в поросшую травой долину, на дне которой под лучами солнца блестела топь. Вокруг нее на другой стороне поднималась темная стена леса, но теперь ей было видно небо с серыми дождевыми тучами, сквозь которые пробивалось заходящее солнце. Приближающиеся сумерки сгущали мглу летнего леса.
Неожиданно многоголосый лай пронесся рядом. Коричневая тень мелькнула на краю леса. Это был молодой олень самец с едва пробившимися выступами рогов. Камыш на берегу ручья закачался, когда сквозь него промчался олень.
Свора собак понеслась за ним подобно бурному разноцветному потоку.
Затем из подлеска вынырнул всадник, одетый в алый костюм. И почти одновременно на это пространство со всех сторон выехали всадники и помчались вниз по склону. На темном фоне леса сверкающие одежды кавалеров и дам блистали, как облака при заходе солнца, а догорающий закат расцвечивал их украшения, пряжки и плюмажи.
Последним усилием олень метнулся в брешь, которую образовали преследователи, и скрылся в спасительной чаще леса.
Раздались крики разочарования и недовольства. Покрытые грязью собаки сбились в кучу и снова бросились в погоню.
Анжелика пришпорила Цереру и стала спускаться с холма. Ей показалось, что наступил момент, когда ей следует смешаться с толпой.
– Не стоит его преследовать, – раздался голос у нее за спиной. – Животное долго не протянет. А пересечь болото – значит по уши вымазаться в грязи. Поверьте мне, милая незнакомка, вам лучше остаться на этой стороне. Держу пари, что они вернутся на эту прогалину, чтобы собрать собак, а мы, отдохнувшие и посвежевшие, появимся перед королем.
Анжелика обернулась. Она не могла понять, кто скакал с ней рядом. Приятное лицо под напудренным париком улыбалось ей, костюм мужчины был элегантным. Поклонившись ей, он приподнял шляпу со снежно белыми страусовыми перьями.
– Черт меня возьми, если я не имел удовольствия видеть вас раньше, сударыня. Ибо я никогда не забываю таких лиц, как ваше.
– А при дворе?
– При дворе? – он задумался. – Нет, вряд ли. Я там живу, сударыня. Вы не смогли бы пройти мимо меня незамеченной. Нет, сударыня, не пытайтесь дурачить меня. Вы никогда не были при дворе.
– Нет, я была там, сударь, – упрямо сказала Анжелика и после короткой паузы добавила:
– Однажды.
Мужчина рассмеялся.
– Однажды! Как прелестно!
Нахмурив светлые брови, он задумался.
– Когда это было? На прошлом балу? Я вас не помню. И все же… Невероятно, но я готов держать пари, что вас не было сегодня утром в Фосе Репо.
– Вы, похоже, помните каждого человека.
– Каждого? Это верно. Надо помнить людей, если хотите, чтобы они помнили вас. Этого принципа я придерживаюсь с юных лет. А память у меня превосходная.
– Тогда не согласились ли бы вы быть моим наставником в этом обществе, которое я плохо знаю? Назовите мне их имена. Например, кто эта всадница в красном, что была рядом с гончими? Она превосходно скачет. Наверное, мужчина не мог бы мчаться быстрее.
– Вы правы. Это мадемуазель де Лавальер.
– Фаворитка короля?
– Да, фаворитка, – ответил он уверенно.
– Я не знала, что она превосходная охотница.
– Она рождена для лошади. В детстве она скакала без седла на необъезженных лошадях.
– Похоже, вы хорошо знаете мадемуазель де Лавальер.
– Неудивительно, ведь она моя сестра.
– Ах! – выдохнула Анжелика. – Вы…
– Маркиз де Лавальер к вашим услугам, прелестная незнакомка.
Он снял шляпу и комично раскланялся.
Чувствуя себя несколько смущенной, Анжелика двинулась вперед, пришпорив лошадь и направив ее вниз, в долину. Туман здесь был погуще и скрывал лужицы с водой.
Маркиз следовал за ней.
– Погодите! Чем я оскорбил вас? Вы слышите?! Они созывают собак. Маркиз дю Плесси де Бельер сейчас должен вытащить кинжал и всадить его в горло оленю. Вы когда нибудь видели, как превосходно справляется со своими обязанностями главный ловчий? На это стоит посмотреть. Он так красив, так элегантен, так надушен, что просто невозможно себе представить, что он когда либо может воспользоваться кинжалом. Но он пользуется им с ловкостью мясника на бойне.
– Еще мальчиком Филипп славился тем, что охотился на волков с ножом в лесах Нейля, – с гордостью сказала Анжелика. – Местные жители прозвали его «Гроза волков».
– Наступает моя очередь удивляться. Кажется, вы хорошо знаете маркиза дю Плесси?
– Неудивительно, ведь он мой муж.
– Боже мой, как это забавно!
Он разразился каким то необыкновенным смехом, явно деланным и вместе с тем неподдельным. Так, должно быть, смеются хорошие актеры. Затем так же быстро умолк и озабоченно повторил:
– Ваш муж? Так вы – маркиза дю Плесси де Бельер? Я слышал о вас. Но разве вы… Святые угодники, разве вы не оскорбили короля?
Анжелика с ужасом смотрела на него.
– Ах, вот и его величество! – воскликнул он и, бросив ее на произвол судьбы, поскакал к группе людей, появившихся на краю прогалины.
Анжелика тут же узнала короля в сопровождении свиты. Скромный костюм короля контрастировал с роскошью остальных дворян. Луи XIV одевался небрежно, я поговаривали, что он надевал парадные одежды лишь на официальные встречи, снимая их сразу, как только они заканчивались. Когда он выезжал на охоту, то отказывался цеплять на себя кружева и меховые накидки.
Сейчас он был одет в коричневый костюм для верховой езды, скромно отделанный золотыми нитями у петелек пуговиц и клапанов карманов. Ноги короля были заключены в огромные сапоги, доходившие почти до самого паха, он был похож на зажиточного крестьянина. Но если вы заглянете в его лицо, то тут уж ни с кем не спутаете. Надменность его жестов, которые, тем не менее, были изящны, и спокойное выражение лица придавали ему королевскую манеру держаться, не обращая внимания на окружающих.
В руке у него была тонкая тросточка с наконечником из копыта кабана, которая была ему торжественно вручена главным ловчим перед началом охоты и предназначена была главным образом, чтобы отводить веточки, которые препятствовали его величеству при быстрой езде по лесу.
Рядом с королем скакала его фаворитка в алом наряде. Возбужденная охота разрумянила ее тонкое лицо и скрыла его желтоватую бледность, в которой не было и следа красоты. Тем не менее Анжелика ощутила в ней некое скрытое очарование, которое возбудило тайное сожаление. Она не смогла бы объяснить это чувство, однако ей казалось, что мадемуазель де Лавальер, несмотря на свое прочное положение, была не той фигурой, чтобы возвыситься при дворе.
Рядом с ней Анжелика увидела принца Конде, мадам Монтеспан, де Лозена, Бриена… Чуть поодаль она увидела ослепительную красавицу – принцессу Генриетту, а также – брата короля, а рядом с ним его неразлучного фаворита – шевалье де Лоррена.
Она увидела много других малознакомых лиц.
Король с нетерпением вглядывался в направлении маленькой лесной тропинки. Наконец оттуда показались два всадника. Один из них был Филипп дю Плесси, который, подобно королю, носил тросточку с копытом оленя.
Его одежда и парик были почти не испорчены быстрой погоней. При виде его стройной фигуры сердце Анжелики наполнилось гневом и мрачными предчувствиями. Какова будет реакция Филиппа, когда он увидит здесь ту, которую несколько часов назад оставил дрожащей в монастыре?
Она достаточно хорошо знала Филиппа и понимала, что он не посмеет ничего предпринять в присутствии короля, но потом…
Филипп сдерживал белую лошадь, чтобы не обгонять своего неторопливого товарища, пожилого мужчину с загорелым лицом и остроконечной бородкой в стиле предыдущего века. Казалось, он подчеркивал медлительность его движений, которую сохранял, несмотря на нетерпение короля, что делало его появление почти зловещим.
Это был Сально, бывший главный ловчий. В свое время он преподавал нынешнему монарху основы этого искусства. И ему не нравилось смотреть на то, как нарушаются основы его принципов. Для него было невыносимо видеть, что на охоту смотрят как на королевскую забаву. Луи XIII не потерпел бы на охоте эту кучу юбок. И Сально никогда не упускал случая обратить внимание своего ученика на нарушение этого принципа. Даже теперь он не мог до конца понять, осознать тот факт, что Людовик XIV уже не тот розовощекий малыш, которого он на первых порах усаживал в седло.
Без особой любви, но в знак уважения к прошлым заслугам король оставил его в прежнем звании. Но подлинным распорядителем королевской охоты, хотя и не по титулу, был Филипп. Он отчетливо продемонстрировал это, когда подъехал к королю и передал свой знак отличия – жезл с копытом оленя маркизу де Сально. Сально принял его из рук Филиппа и, согласно церемонии, получил из рук короля жезл с копытом кабана, который был вручен королю в начале охоты.
Охота подошла к концу.
Однако король спросил:
– Сально, а что, собаки устали?
Старый маркиз пыхтел от непосильной усталости. И все, кто принимал участие в охоте – придворные, слуги, доезжачие, – все чувствовали себя утомленными.
– Собаки? – передернул плечами Сально. – Конечно. А как же им еще себя чувствовать?
– А как насчет лошадей?
– То же самое.
– И все из за двух молодых оленей, таких молодых, что у них и рогов то нет, – сухо сказал король.
Он окинул взглядом свиту.
Анжелика почувствовала, что, несмотря на непроницаемое выражение его лица, он заметил ее присутствие и узнал ее. Она несколько подалась назад.
– Очень хорошо. Мы продолжим охоту в пятницу. Заявление короля вызвало удивление и беспокойное молчание. Большинство женщин задавало себе один и тот же вопрос: как они смогут усесться в седло послезавтра?
Король повторил немного громче:
– Мы будем охотиться послезавтра, Сально. Ясно? И на сей раз загоним оленя с десятью отростками на рогах.
– Сир, я все понял, – ответил главный ловчий. Он низко поклонился, но, прежде чем удалиться, сказал громко, чтобы было слышно всем:
– Я все понял, надо побеспокоиться о том, не устали ли собаки и лошади, но совершенно не нужно думать о людях.
– Месье де Сально! – крикнул ему в спину Луи.
И когда распорядитель охоты вновь подошел к нему, сказал:
– Поймите, что для меня настоящий охотник никогда не устает. Вот как я понимаю это!
Сально снова низко поклонился.
Король двинулся, возглавив разноцветную процессию придворных, выпрямивших спины и поднявших головы, ибо они уже возвращались домой.
Поравнявшись с Анжеликой, король дал знак остановиться. Его взгляд, выражавший страстное желание, был устремлен на нее. И вместе с тем, казалось, он не видел ее.
Анжелика сидела в седле с высоко поднятой головой, не подавая признаков страха и слабости. Она выдержала пристальный взгляд короля и улыбнулась ему в ответ.
Король поморщился, как от комариного укуса. Его щеки порозовели.
– Так… Вы – мадам дю Плесси де Бельер, насколько я помню, – сказал он надменно.
– Ваше величество, вы очень любезны, что вспомнили меня.
– А по моему, это вы проявили большую любезность, вспомнив о нас, – ответил Людовик. – Надеюсь, вы снова в добром здравии, сударыня?
– Благодарю вас, ваше величество. Мое здоровье всегда было превосходным.
– В таком случае, как же случилось, что вы пренебрегли моим приглашением три раза подряд?
– Прошу прощения, сир, но я не получала ваших приглашений.
– Вы удивляете меня, сударыня. Я самолично передал месье дю Плесси свое желание видеть вас при дворе. На него непохоже, чтобы он оказался таким забывчивым, что не предупредил вас.
– Сир, быть может, мой муж считает, что молодой женщине следует оставаться дома за вышиванием и не отвлекаться от своих скромных дел ради великолепия вашего двора.
Как по команде все шляпы, увенчанные плюмажем, вслед за королевской, повернулись в сторону Филиппа, который, окаменев от ярости, сидел, как статуя, на белой лошади.
Мгновенно оценив ситуацию, король, не найдя лучшего способа разрядить обстановку, разразился хохотом.
– Ох, маркиз, неужели вы настолько ревнивы, что посмели скрыть от наших глаз это милое сокровище, которым вы владеете? Сдается мне, что вы подвержены греху жадности. На этот раз я прощаю вам, но приказываю больше беспокоиться о счастье мадам дю Плесси. Что касается вас, сударыня, я не хочу поощрять ваше женское неповиновение, поздравляя вас за то, что вы отказались повиноваться приказам вашего властелина, которым является ваш муж, но ваше стремление к свободе мне нравится. Прошу вас, не отстраняйте себя от участия в том, что вы так милостиво назвали великолепием двора. Я гарантирую, что маркиз не упрекнет вас за этот поступок.
Филипп снял шляпу и, держа ее на всю длину руки, подал знак повиновения словам короля.
Анжелика заметила затаенные улыбки на лицах придворных, которые лишь несколько мгновений назад были готовы разорвать ее на тысячу кусочков.
– Примите мои поздравления, – сказала мадам де Монтеспан. – Вы подлинный гений, вы ухитряетесь создавать запутанные ситуации, но можете и выкручиваться из них. Вы, как канатоходец с его головокружительными трюками. Вначале мне почудилось, что по одному взгляду короля вся свита кинется на вас. А в следующее мгновение вы уже походите на мужественную пленницу, которая сметает на своем пути все преграды, даже рушит тюремные стены, лишь бы ответить на приглашение короля…
– Если бы вы только знали, как вы правы!..
– О, расскажите мне все!
– Расскажу, только в другой раз.
Анжелика прекратила разговор, пришпорив лошадь и пустив ее в галоп.
Извилистой дорогой охотники и собаки спустились по склону Фосе Репо, где стояли их экипажи. Наступала ночь, и нужно было торопиться осушить бокал освежающего напитка, ибо король спешил в Версаль. Уже зажигались факелы и фонари.
Какая то карета чуть не зацепила Анжелику. Та обернулась.
– Что вы собираетесь делать? – окликнула ее де Монтеспан из окошка кареты. – Где ваш экипаж?
– У меня его нет. Лежит в канаве по дороге сюда…
– Садитесь ко мне.
Немного погодя они подобрали мадемуазель де Паражон и Жавотту, и мысли знатных дам, как впрочем и всех остальных, устремились в Версаль.

Глава 4

Мадам де Монтеспан зевнула и потянулась. Время от времени она возобновляла разговор, сплетничая с Анжеликой, ибо ограниченные размеры помещения не позволяли им вытянуться во весь рост и отдохнуть.
Они услышали, как за пологом кровати заворочались два тела, послышалось позевывание.
– Мне кажется, что пора уже спуститься вниз, – сказала Атенаис, – Королева собралась позвать придворных дам. Я хочу оказаться одной из первых и выразить желание пойти с ней к мессе. Может быть, вы пойдете со мной?
– Может, это не самый удобный случай быть представленной королеве?
– Да, пожалуй, вам лучше дождаться, пока мы вернемся из часовни. Вы будете стоять на проходе. Я покажу вам место, где будет лучше всего видно короля, и где вы можете быть им замечены. Пойдемте, я покажу вам небольшую комнату близ королевских апартаментов, которую придворные дамы используют для личных нужд и как место для встреч. Есть у вас что нибудь, кроме этой амазонки?
– В сундуке. Но не так то просто мне сейчас что либо забрать из комнаты мужа. Пошлю слугу.
– Наденьте что нибудь попроще. После мессы король принимает гостей и посетителей, а затем отправляется на совещание с министрами. Вечером, кажется, будут игры и балет. Тогда то вы и сможете щегольнуть своими драгоценностями. А теперь пора идти.
Воздух был холоден и влажен.
Мадам де Монтеспан спускалась по лестнице, поеживаясь от порывов свежего ветерка, обдувающего ее прелестные обнаженные плечи.
– Вы замерзли? – спросила Анжелика.
Маркиза молча пожала плечами. Она уже давно обрела выносливость истинных придворных, которым часто приходится бывать в самых неблагоприятных условиях: в комнатах, открытых всем ветрам, и в комнатах, где жарко от огромного количества светильников. Она привыкла к многочасовому стоянию на ногах, к бессонным ночам, к грузу парчовых одеяний, отягощенных драгоценностями, в общем, ко всем превратностям дворцовой жизни. Крепкое здоровье, беспрестанные волнения и отчасти бесконечные развлечения – вот что сделало ее такой, какой мы ее знаем.
Но Анжелика даже во время своей жизни на парижском «дне» была очень чувствительна к холоду. Она не могла ходить без плаща. И теперь у нее скопилась целая коллекция богатых и красивых одеяний. Тот, что был сейчас на ней, был сделан из перемежающихся полос атласа и бархата.
Мадам де Монтеспан оставила Анжелику одну перед входом в пиршественный зал.
Казалось, что жизнь во дворце еще не пробудилась, хотя яркий утренний свет уже проник в глубину салонов. Балконы и галереи зияли как пропасти.
– Я оставлю вас здесь, – шепнула Атенаис, как бы благоговея перед тишиной. – Вон там гардеробная, где вы сможете посидеть и подождать. Скоро появятся придворные, которые должны присутствовать при пробуждении короля. Его величество обычно поднимается спозаранку. А я скоро вернусь.
Когда де Монтеспан удалилась, Анжелика открыла дверь, на которую ей указала подруга. Дверь была почти скрыта гобеленом и потому казалась потайной.
– Ох, простите! – воскликнула Анжелика и сразу плотно прикрыла дверь. Она и представить не могла, что это укрытие, где не поместилась бы даже софа, можно использовать для такого рода романтических дел.
«Странно, – подумала Анжелика, – я и не подозревала, что у мадам Субиз такая красивая грудь. Зачем она постоянно прячет такую соблазнительную приманку?»
Тем не менее Анжелика была уверена, что партнером мадам Субиз был вовсе не месье Субиз. В Версале не очень то беспокоятся о сохранении верности, напротив, любое влечение мужа к жене и жены к мужу будет здесь воспринято как выражение плебейства и признак дурного вкуса.
Анжелике ничего не оставалось, кроме как бродить по огромным пустым комнатам.
Первая комната, где она задержалась, была примечательна тем, что ее карнизы поддерживали двенадцать колонн. Освещения хватало для того, чтобы Анжелика могла восхититься белыми колоннами, выступающими из сумерек и отделанными завитками, похожими на рябь на спокойной глади моря. Позолота потолка, разделенная полосами тяжелых эбеновых балок, была еще плохо видна в неясном утреннем свете. Три огромных зеркала на стенах отражали рисунок окон, через которые проникали лучи восходящего солнца.
Прислонившись к мраморному подоконнику, Анжелика вглядывалась в парк, пробуждающийся от ночной дремоты. Терраса, которая тянулась от дворца к непримятой траве обширной лужайки, была гладка, как омытая прибоем отмель. Вдали сквозь туман проступали верхушки аккуратно подрезанных вязов. Их стволы казались башнями прозрачного города.
– О чем вы задумались, маркиза? – прошептал вдруг чей то неведомый голос.
– Поведайте мне о своих мыслях.
Испуганной Анжелике показалось, что заговорила мраморная статуя.
– Кто это?
– Это я; Аполлон, бог красоты, с которым вы милостиво согласились провести эти утренние часы.
Анжелика онемела.
– Прохладно, да? Но ведь на вас плащ, а я совсем раздет. Да и откуда взяться теплу у мраморного тела?
Анжелика уставилась на статую. Она ничего не могла разглядеть, кроме кучи разноцветного тряпья, лежащего у пьедестала. Она наклонилась и дотронулась до нее, и тут же из этой кучи выпрыгнуло, подобно резвому оленю, существо с крошечным личиком, похожее на гнома.
– Баркароль!
– К вашим услугам, «маркиза ангелов».
Королевский карлик низко поклонился ей. Баркароль был не выше семилетнего ребенка, с неуклюже скроенным телом на кривых ножках. Двухцветный, плотно облегающий камзол был сшит из алого и черного атласа. На обшлагах были красные тесемки, а у пояса висел крошечный меч.
Давно уже Анжелика не видела его. Он приобрел манеры аристократа, и она сказала ему об этом.
– Да, это верно, – самодовольно подтвердил Баркароль. – Если бы у меня была еще подходящая фигура, я ничем не уступал бы тем господам, которые расхаживают здесь с важным видом. Ах, если бы только наша милая королева позволила мне обрезать погремушки с моего колпака, как она бы меня этим осчастливила! Но она утверждает, что в Испании все шуты носят колокольчики, и что если она не слышит звона, то испытывает тоску по дому. К счастью, два моих товарища и я нашли неожиданную поддержку у короля. Он нас просто не выносит. Когда он приходит к королеве, то никогда не упустит случая хорошенько отходить нас палкой. Тогда мы показываем такие прыжки, что наши бубенчики звенят, как сумасшедшие. А когда он бывает занят интимным разговором, мы сами начинаем так трясти этими погремушками, что он сам себя не слышит, и это приводит его в дурное настроение. В конце концов это понимает королева, вздыхает и говорит, что у кого то не пришит бубенчик и нам нужно пойти и привести себя в порядок. Но ничего, скоро мы приобретем новые привилегии.
– Какие же?
– Парик, – важно сказал Баркароль, закатив глаза так, что были видны только белки.
Анжелика рассмеялась.
– И вы тут же заважничаете, месье Баркароль.
– Я хочу обрести вес в обществе, преуспевать, – серьезно заметил карлик. Но под маской серьезности Анжелика ясно различала скрытую иронию.
– Я рада видеть вас, Баркароль. Давайте поболтаем.
– А вы не боитесь… за свою репутацию? Про вас будут распускать слухи, а ваш муж вызовет меня на дуэль.
– Но ведь ты вооружен. Такой славный меч!
– Конечно. Нет ничего неожиданного и невозможного для человека с храбрым сердцем. Я пофлиртую с вами, мадам. Но давайте подойдем к окну. Любому, кто будет проходить мимо, покажется, что мы любуемся садом, и ему и в голову не придет, что я изливаю вам свою любовь.
Он подковылял к окну и прижался носом к стеклу, как ребенок.
– Что вы думаете об этом местечке? Оно прелестно, не правда ли? Ах, «маркиза ангелов», вы стали теперь настоящей придворной дамой, но все же не забыли своей дружбы со стариной Баркаролем.
Анжелика смотрела в сад, положив руку на плечо карлика.
– Воспоминания, которые нас связывают, не из тех, что легко забываются, Баркароль.
Солнце уже совсем разогнало туман. День обещал быть по весеннему ясным. Зеленые листья вязов сверкали, как изумруды, в воде фонтанов отражалось голубое небо. Дюжина садовников с граблями и тачками терялась на огромном пространстве сада.
Низким голосом Баркароль продолжал:
– Иногда королева волнуется, когда не видит меня целый день. А в это время ее любимый карлик уходит в Париж, чтобы засвидетельствовать свое почтение другому величеству, чьи подданные не смеют его забывать, – Великому Керзу. У него не так много подданных, подобных нам, маркиза, с кошельками, распухшими до размеров дыни. Я думаю, что Жанин – Деревянный зад все еще любит меня.
– Он любит и меня, – сказала Анжелика. Она представила выразительное лицо Деревянного зада.
– Ничего не бойтесь, маркиза, – пробормотал Баркароль. – Мы умеем хранить тайны. Помните, что вас не оставят в беде даже здесь.
Он обернулся и сделал широкий жест рукой, обведя комнату.
– Здесь, во дворце короля, где люди более одиноки и больше подвержены опасностям, чем где бы то ни было.
Стали появляться первые придворные, пряча зевки в обшлаги кафтанов. Их деревянные каблуки стучали по мраморному полу. Слуги разносили дрова для каминов.
– Скоро появится «старуха». Смотрите, вот и она.
Анжелика увидела женщину неопределенного возраста, одетую в плащ с капюшоном. На голове у нее был чепчик. Встречные дворяне, увидев ее, слегка сгибали колено, но она, казалось, не замечала их и продолжала путь с величественной безмятежностью.
– Куда она направляется?
– К королю. Это мадам Гамелин, его старая нянька. Она до сих пор имеет привилегии входить к королю утром раньше всех. Она раздвигает занавеси, целует его и интересуется, как он спал и как его самочувствие. Обычно они еще немного болтают. А в это время все беспокойно толпятся за закрытыми дверями. Она удаляется, и после этого ее целый день нигде не видно. Никто не знает, куда она исчезает. Это ночная птица. И каждое утро министры, принцы, кардинал – все скрежещут зубами при виде этой скромной личности откуда то с задворок Парижа, которой достается первая утренняя улыбка короля.
По пятам за нянькой следовали три доктора в черных одеяниях, белых париках и высоких шапках, которые подчеркивали их избранность. Один за другим они щупали королевский пульс, расспрашивали о здоровье.
Затем следовал выход принцев крови. Когда они склонялись перед королем, он вставал. Главный камергер подавал ему одежду, которую держал наготове первый спальник.
Затем наступал третий выход. Герцоги и пэры, толкая один другого, с низким поклоном разворачивали парчовый жилет.
Четвертыми шли государственные секретари.
Пятыми – дипломаты.
Шестыми – духовенство в алых одеждах.
Мало помалу королевская опочивальня заполнялась людьми.
Король оглядывал входивших, здоровался с каждым и брал на заметку отсутствующих. Он задавал несколько вопросов, касающихся последних сплетен, и бывал очень доволен, когда получал остроумный ответ.
«Избранники рая», как называли их в Версале, гордились своей привилегией
– находиться в спальне короля в то время, как остальные смертные были осуждены находиться за закрытыми дверями.
Анжелика с интересом наблюдала за этими посвященными, входившими в святая святых.
– Мы – души в чистилище, – засмеялась одна из женщин, стоявшая рядом с ней.
Все были одеты в лучшие наряды и все стремились оказаться в первых рядах, когда король с королевой пойдут из часовни вдоль живого коридора.
Маркиз дю Плесси де Бельер был при втором выходе. Дождавшись, пока он скрылся за дверями в спальню короля, Анжелика со всех ног бросилась к его комнате, боясь затеряться в лабиринте коридоров, которые окуривались фиалковым корнем и в которых была вечная толчея.
Ла Виолетт мурлыкал, начищая оружие хозяина. Он предложил мадам маркизе зашнуровать ее корсет, но Анжелика резко оборвала его. Не дождавшись Жавотту или какую нибудь другую служанку, она оделась сама, как смогла. Затем заторопилась обратно, чтобы поспеть вовремя и увидеть королевскую процессию вблизи.
У королевы был красный нос, несмотря на пудру, которую искусно нанесли ей на лицо. Она проплакала всю ночь, ибо король, как она сообщила своим подругам, не заходил к ней даже на минутку. Это было необычно, потому что король был очень пунктуален в этом вопросе.
Свита королевы слилась с окружением де Лавальер, и обе группы пришли почти одновременно. Мария Тереза высоко держала голову, хотя ее габсбургский подбородок дрожал от рыданий, которые она подавляла.
Фаворитка низко поклонилась. Когда она выпрямилась, Анжелика увидела затаенный страх в ее глазах. Здесь, в залах Версаля, она была сама загнанной оленихой, а не охотницей. Анжелика понимала, что так оно и есть на самом деле: королевская прихоть – дело непостоянное. Марии Терезе нечего было бояться ее. Впереди ей грозили новые, более серьезные соперницы.
Король вернулся из часовни и прошел в сад. Ему доложили, что больные золотухой услышали о его пребывании здесь и собрались за воротами в надежде на исцеление от королевского прикосновения. Король никогда не отказывал в этой милости. Просителей было немного, и церемония быстро закончилась.
Его величество направился в зал Дианы, чтобы принять там прошения от всех желающих.
Молодой вельможа из свиты короля вышел из толпы и поклонился Анжелике.
– Его величество желает напомнить мадам дю Плесси де Бельер, что он хочет видеть ее на завтрашней охоте с самого начала.
– Передайте мою благодарность его величеству. И скажите, что только смерть может помешать мне.
– Его величество не требует так много. Но если все же вы не явитесь на охоту, то он хотел бы знать причину вашего отсутствия.
– Можете уверить его, что он об атом будет знать, месье де Лувуа. Вас ведь так зовут?
– Да, мадам.
– Я бы хотела поговорить с вами. Это возможно?
Лувуа сказал, что если мадам дю Плесси де Бельер задержится в коридоре, то он вскоре присоединится к ней, как только король закончит прием прошений.
– Я подожду. А вы заверьте его величество, что завтра я обязательно буду на охоте.
– Нет! Не будете! – произнес у нее прямо над ухом голос Филиппа. – Мадам, жена должна повиноваться мужу. А я никогда не давал вам позволения появляться при дворе. Вы идете против моей воли, и я приказываю вам немедленно вернуться в Париж!
– Филипп, это же абсурд! – низким голосом сказала Анжелика. – Ведь я нахожусь при дворе для вашей же пользы. Какое вы имеете право так мучить меня?
– Вы больше измучили меня!
– Оставьте меня, Филипп, вы ведете себя, как ребенок.
– Только в том случае, если вы немедленно уедете из Версаля.
– Нет!
– Вы не должны быть завтра на охоте.
– А я буду!
Лувуа уже удалился к королю и не слышал их спора, но стоящие рядом смотрели на них с усмешкой. Домашняя ссора семейства дю Плесси была привлекательной. Рядом с ними, как бы смотря в сторону, стоял маркиз де Лавальер, профиль которого напоминал птичий.
Чтобы оградить себя от насмешек, Анжелика воскликнула:
– Ладно, Филипп, я уезжаю! Давайте не будем больше спорить!
Она прошла по коридору и уединилась в одном из больших залов, где было совсем мало людей.
«Если получу место при дворе, то буду зависеть от милости короля, а не этого дикаря!»
Но как завоевать благосклонность короля – это оставалось для нее загадкой. Об этом то она и хотела поговорить с Лувуа. Ее прямо таки мужская деловитость заставляла искать выход.
Она вспомнила, что еще в Париже ей говорили о Лувуа, как о ловком придворном и большом политике, к тому же он владел привилегией распоряжаться почтовыми перевозками между Лионом и Греноблем. Конечно, это был тот самый Лувуа. Она не сочла его чересчур молодым. Она помнила, что он сын Летелье, государственного секретаря и королевского канцлера в Совете. Она искала поддержки как Лувуа, так и его отца.
Маркиз де Лавальер переходил от одной группы к другой, отыскивая Анжелику. Вначале та хотела скрыться, потом вдруг переменила тактику. Она слышала о маркизе немало лестного, он знал двор лучше, чем кто либо другой. В этом плане она могла бы многому поучиться.
– Я думаю, что король не сильно рассердился на вас за вчерашнее опоздание, – сказал он, найдя ее.
«Поэтому то вы и отваживаетесь завязать со мной небольшую интрижку», – подумала Анжелика. Она разговаривала с ним, но когда коснулась вопроса о месте при дворе, он искренне рассмеялся.
– Бедная моя малышка, да вы с ума сошли. Чтобы попасть на самую незначительную должность, вам придется устранить со своей дороги не менее десяти человек. Разве вы не знаете, что должности в королевской спальне продаются помесячно?
– Что вы имеете в виду?
– Каждый исполняет свою должность в течение трех месяцев. После этого должность пускают с аукциона. Короля это очень раздражает, ибо ему все время приходится видеть новые лица и принимать услуги тех, кто еще крайне неопытен. Поэтому то король и не расстается с Ботманом – своим главным слугой, и вынужден не только покупать ему это место, но и оплачивать право выкупать его вновь. Это, конечно, раздражает остальных!
– Боже, как все это сложно! Да неужели король не может вмешаться и положить конец этой неразберихе?
– Он должен стараться одарить счастьем всех, – ответил маркиз с уверенностью в незыблемости этого обычая, который сродни смене времен года.
– А как же поступаете вы сами? Мне много говорили о вашей предусмотрительности.
– Люди сильно преувеличивают. У меня должность лейтенанта короля, которая, как и плата за нее, одна из самых мизерных… А теперь, дорогая маркиза, я должен покинуть вас, так как мне кажется, что король скоро вернется в сад.
Показался Лувуа. Проходя мимо нее, он слегка поклонился и шепнул, что, к большому сожалению, он должен сопровождать короля во время второй аудиенции, и что только после этого он сможет уделить ей немного времени.
И уже собравшись уйти, Лувуа представил ее молодому человеку, настолько бедно одетому, что казалось, что ему не место в столь пышном собрании. Напудренный парик и кружевное жабо только неприятно контрастировали с одеждой и оттеняли его и без того темное лицо.
– Да, – заявил он, подтверждая представление Лувуа, – я посланник с острова Мадагаскар.
Тяжелая рука опустилась на плечи Анжелики так, что она чуть не подскочила. Обернувшись, она увидела человека во всем черном, чье имя, как она не напрягала память, не могла вспомнить. Низкий хриплый голос, убедительный и непререкаемый, звенел у нее в ушах.
– Сударыня! Уделите мне немного времени, мы должны поговорить с вами о деле.
– О каком деле, сударь?
И тут Анжелика вспомнила его.
Это был месье Кольбер, министр финансов, член Совета.
Кольбер под руку повел Анжелику к углу балкона. По дороге он сделал знак одному из своих служащих, чтобы тот подал ему содержимое большого черного бархатного мешка, в котором лежало несколько гросбухов. Он взял один из них с желтыми завязками.
– Сударыня, я думаю, вам известно, что я не придворный дворянин, а торгаш. Вы же хотя и благородного происхождения, но чрезвычайно деловая женщина. Сказать по правде, как член гильдии купцов, я обращаюсь к вам за советом.
Он пытался придать речи оттенок доверительности, но не преуспел в этом, и Анжелика рассердилась. Когда только люди перестанут напоминать ей это шоколадное дело! Она поджала губы, но, взглянув на Кольбера, увидела, что его лоб покрылся потом, несмотря на прохладное утро. Парик сидел косо, было похоже, что утром он торопил своего парикмахера. Ее неприязнь стала таять.
– Конечно, я занимаюсь делами, но не такими серьезными, как вы. Чем могу быть полезна?
– Этого я еще пока не знаю, сударыня. Может быть, вы сами подскажете мне. Я нашел ваше имя в списках акционеров Ост Индской компании и обратил внимание. Следовательно, вы находитесь в привилегированном положении, и, так как ваши дела процветают, я подумал, что вы можете осветить некоторые детали, которых мне не хватает, чтобы разобраться в делах компании.
– Господин министр, вы не хуже меня знаете, что эта компания торгует с Америкой. И сегодня эти акции не стоят ни гроша.
– Я говорю не о стоимости акций, а о тех выгодах, которые вы приобрели, когда все потеряли на этом деньги.
– Моя подлинная выгода заключается в том, чему меня научила эта авантюра, что нельзя из ничего что то сделать. И я дорого заплатила за этот урок. Эти грабители из Ост Индской компании рассчитывали на огромные доходы, а сами ничего не хотели делать, тогда как любой результат в этих отдаленных землях можно получить лишь после тяжелой работы.
Усталое лицо Кольбера как бы разгладилось, и подобие улыбки появилось скорее в глазах, чем на губах.
– То, что вы сказали, согласуется с моим девизом: ничего не достигнешь без труда.
– «Чем больше затрачено усилий, тем интереснее задача», – процитировала Анжелика, подняв палец. – И трудолюбие играет главную роль.
Улыбка осветила холодное лицо министра.
– Вижу, что вам известны мои слова, сказанные по поводу вышеупомянутой компании. Не думаю, что кто нибудь из других держателей акций был знаком с ними. А как вы думаете, что нужно для того, чтобы это предприятие процветало? – быстро спросил Кольбер.
Затем в своей обычной суховатой манере он принялся перечислять тайные и явные владения мадам дю Плесси де Бельер, она же мадам Марен.
– …полное владение кораблем «Сент Джон Батист» для торговли и доставки какао, перца, специй и ценной древесины с Мартиники и Сан Доминго.
– Правильно, – подтвердила Анжелика, – должна же я продолжать шоколадное дело.
– И вы отдаете командование кораблем пирату Гвинау?
– Конечно, отдаю.
– А вы знали, когда брали его на службу, что он раньше служил у Фуке и угодил в тюрьму? Вы думали о серьезных последствиях этой акции, или же сам Фуке посоветовал вам это?
– Я никогда не разговаривала с Фуке. Фуке был опасным человеком, огромное богатство давало ему власть. Он злоупотреблял ею. Но, надо отдать ему должное, он умел выбирать себе компаньона. Чистая случайность привела ко мне Гвинау. Он превосходный моряк и отличный торговец. Потом он был в бегах, потерял своего покровителя. И я подумала, что он единственный человек, который способен спасти мои инвестиции после разорения Ост Индской компании, в которую я вложила кучу денег. Тогда то я и взяла его к себе на службу. Кроме того, я была вдохновлена примером свыше.
– Что вы имеете в виду?
– Король… Он наказывает тех, кого считает виновными, но никогда не оттолкнет человека, наделенного каким нибудь талантом. И я взяла на службу пирата, но готова отдать его королю, если он потребует его себе.
Анжелика говорила с воодушевлением и закончила с обезоруживающей улыбкой. Но, тем не менее, она была удовлетворена разговором.
Кольбер был заклятым врагом Фуке, и у него был целый набор ловушек, в которые он в свое время и ловил Фуке. Все, что делал прежний министр финансов, теперь выставлялось напоказ.
– А этот корабль, который вы послали с товарами в Америку, почему бы вам не послать его в Индию? – без обиняков спросил Кольбер.
– Я думала об этом. Но в одиночку французский корабль не смог бы совершить такое плавание, а запасных кораблей у меня нет.
– Да, ваш «Сент Джон Батист» сходил в Америку без происшествий. А что вы скажете об английских и датских кораблях, ведь они ходят в Индию регулярно и удачно?
– Они идут целыми флотилиями – от двадцати до тридцати кораблей.
– А почему французы так не поступают?
– Сударь, если этого не знаете вы, то что же вы хотите от меня? Быть может, дело в деньгах. Могу ли я, например, одна собрать флотилию?
– Франции необходимо иметь промежуточную базу на полпути для пополнения запасов продовольствия и воды.
– Мадагаскар, к примеру?
– При условии, что ни военные, ни гражданские власти не будут вмешиваться в торговлю.
– А кто же будет управлять островом?
– Люди, которые научены хозяйничать на новых островах. Я имею в виду купцов.
До этой минуты Анжелика была совершенно серьезна, но тут расхохоталась.
– Сударыня, мы говорим о серьезных вещах! – рассердился Кольбер.
– Простите, не могу отделаться от мысли, что какой ни будь сверхблагородный дворянин, вроде маркиза де Лавальер, будет управлять дикарями.
– Вы сомневаетесь в его храбрости, сударыня? Мне достоверно известно, что он достойно проявил себя на королевской службе.
– Дело не в храбрости, а в том, что бы он стал делать, высадившись на берег и увидев толпу полуголых дикарей. Скорее всего, половину перебил бы, половину сделал рабами.
– Рабы – основной объект торговли. Они хорошо компенсируют вложения.
– Я не отрицаю этого, но это не тот путь, чтобы развивать промышленность в стране. Это как раз те самые методы, которыми пользуется Франция, стремясь задержать развитие прогресса.
Кольбер внимательно взглянул на нее.
– Черт побери…
Он потер щетинистый подбородок.
– М да… за эти десять минут я узнал больше, чем за те бессонные ночи, которые провел над этими проклятыми отчетами.
– Сударь, мой совет – это предостережение. Просто я прислушиваюсь к взаимным обвинениям моряков и купцов, но…
– Вы не могли не обратить внимания на их слова. Благодарю вас, сударыня. Вы оказали бы мне большую честь, если бы подождали меня с полчаса в вестибюле.
Она вернулась в вестибюль, где маркиз де Лавальер со злорадством сообщил, что ее искал Лувуа и, не найдя, отправился завтракать. Анжелика сдержала возглас разочарования. Это была судьба. Она так стремилась поговорить с молодым военным министром, расспросить его о положении дел при дворе, попросить походатайствовать о ней, а теперь, благодаря неожиданной встрече с Кольбером, который лишь поговорил с ней о морской торговле, она упустила удобный случай. Ей нельзя было терять время. Кто знает, какая злодейская мысль может зародиться в голове Филиппа? Если она так открыто сопротивляется ему, он не остановится перед тем, чтобы снова запереть ее. Ей надо постараться поскорее закрепиться при дворе, иначе будет поздно.
Анжелика была рассержена и разочарована. Ее смятение усилилось, когда она услышала, как придворные сказали, что его величество отложил прием на следующий день.
Когда Анжелика была почти у выхода, к ней обратился один из служащих Кольбера:
– Сударыня, не будете ли вы так любезны пройти со мной. Они вас ждут.
Помещение, куда он ее проводил, было достаточно изящным, но не особенно просторным, как большинство других. На двух окнах висели темно голубые портьеры, отделанные золотыми и серебряными лилиями, которые гармонировали с обивкой высоких кресел.
Анжелика окинула взглядом комнату. Несомненно, комната принадлежала мужчине. В дальнем конце помещения, перед столом, состоящим из мраморной плиты, поддерживаемой позолоченными ножками, спиной к ней стоял Кольбер. За противоположным концом стола сидел король.
Анжелика приоткрыла от удивления рот.
– А вот и моя собеседница, – сказал министр, оборачиваясь. – Подойдите сюда, сударыня, и расскажите его величеству о ваших познаниях в качестве представителя Ост Индской компании. Они достаточно хорошо могут светить некоторые аспекты сложившейся ситуации.
С обычной любезностью, которую он проявлял по отношению к женщинам, Людовик поднялся и поклонился ей.
Анжелика, смутившись, поняла, что она даже не оказала ему должного почтения. Она тут же сделала глубокий реверанс, мысленно проклиная Кольбера.
– Я не замечал за вами склонности к шуткам, месье Кольбер, – сказал король, – и не ожидал, что ваш знаток морского и торгового дела явится в образе прелестнейшей дамы моего двора.
– Тем не менее, мадам дю Плесси де Бельер является одним из основных держателей акций этой компании. Она оснастила корабль орудиями и собралась торговать с Индией, но, изучив состояние дел, обратилась все таки к Америке. И она может изложить вам причины своих планов.
– Говоря откровенно, сир, – сказала Анжелика, – мне очень жаль, что вы придаете такое большое значение моему рассказу. Да, действительно, у меня есть некоторые вложения в морскую торговлю. Мой управляющий часто жалуется на трудности работы, но я понимаю во всем этом не больше, чем в сельском хозяйстве, хотя мои арендаторы плетут мне длинные жалостливые рассказы о скудных урожаях.
– Вы закончили свою маленькую комедию? – спросил Кольбер, покрывшись пятнами. – Только что вы разговаривали со мной с полным знанием дела и вдруг стали рядиться в шутовские одежды. Или вы боитесь короля?
Король снова сел. Он доверял министру и решил, что сможет получить кое какую полезную информацию от этого необычайного интервью. Он смотрел на Анжелику ясным проницательным взглядом. Она читала в его глазах понимание, и это качество казалось ей необычным для двадцатисемилетнего монарха.
– Я знаю, что ваше величество не жалует различного рода чудачества. И если какая нибудь женщина при вашем дворе будет вовлечена в коммерцию или кораблевладение… то я боюсь.
– Вам нечего опасаться моего неудовольствия. И не старайтесь доставить мне удовольствие, отклоняясь от истины, – сказал король довольно строгим голосом. – Если месье Кольбер полагает, что ваша информация может помочь нам, то не вам решать, как я к этому отнесусь, хорошо или плохо. Прошу вас учесть, сударыня, что ваш долг – служить нашим интересам.
Он не пригласил ее сесть, давая этим понять, что она ничем не лучше остальных придворных, которые не имели права сидеть в его присутствии, если только не получали на это особого разрешения.
– Итак, ваш капитан отказался от торговли с Индией, несмотря на ваше желание послать его туда и на те выгоды, которые вы надеялись извлечь из этого путешествия. Большинство капитанов, надо признать, сделали то же самое. Но каковы причины этого – до сих пор остается для меня загадкой.
Анжелика рассказала, какому риску подвергаются корабли, плавающие близ Португалии и берегов Африки. Уже не одно столетие пираты промышляли грабежом судов, путешествующих без конвоя.
– А не преувеличиваете ли вы опасность, сударыня? Мне приходилось слышать много рассказов о путешествиях к берегам Индии одиночных французских кораблей, да еще и вооруженных куда более слабо, чем ваш. И они со славой возвращались из этих одиссей, жалуясь лишь на штормы. У меня есть точные данные о времени их отплытия и возвращения. Так почему же, если это доступно другим, ваш корабль не может достичь Индии?
– Потому, что это купеческий корабль, сир. Сравните тоннаж кораблей, о которых вам докладывали, это военные суда, хотя они могут считаться и торговыми. Они превосходят по скорости пиратские суда. Они выходят из портов практически пустыми, да и возвращаются налегке. Все это не подходит для коммерческих целей. Корабль большого тоннажа, да еще и нагруженный товарами, станет хорошей добычей для быстроходных галер. Лишь благодаря мужеству матросов мой корабль дважды избегал гибели. И в обоих случаях была кровавая схватка. Чуть ли не половина матросов была убита и ранена. И я отказалась от этой опасной затеи…
На лице Кольбера светились удовлетворение и восхищение. Редко когда суть дела была выражена так ясно.
Король задумался.
– Так значит, все дело в конвое?
– Совершенно верно. Так поступают датчане и англичане.
– Мне не нравятся эти нации, но было бы глупо не позаимствовать все хорошее из стратегии наших врагов. Слушайте, Кольбер. Отныне, когда наши большие купеческие корабли будут уходить в плавание, их должны сопровождать военные корабли.
Недоверчивый взгляд Анжелики прервал его.
– Вы в чем то сомневаетесь, сударыня?
В его голосе сквозила ирония.
Людовик XIV не мог без усмешки выслушивать советы хорошенькой женщины.
Но Анжелика не собиралась сдаваться.
– Я думаю, что месье Кольбер не рассказал вам о всех трудностях этого предприятия. Французы привыкли плавать в одиночку, каждый идет своим путем. Одни уже готовы выйти в море, а другие еще ищут деньги на покупку оружия. Только крупные владельцы имеют достаточно средств, и если бы они могли договориться друг с другом, то плавание караванов стало бы безопасным.
Луи оперся на стол рукой.
– Теперь они будут делать это по приказу короля.
Кольбер после минутного колебания сказал:
– Мадам, может быть, это и вполне достоверная информация, но два года тому назад, когда экспедиция Монтегю была послана на остров Мадагаскар, ваш корабль мог бы отправиться под ее защитой в Индию.
– Ваша информация верна, но мы не смогли достичь соглашения, да я и не сожалею об этом.
– Почему?
– Я не хотела оказаться втянутой в предприятие, которое было обречено на провал.
Король слегка покраснел, несмотря на самообладание.
– Разве вы не понимаете, что это по моему приказу была отправлена эта экспедиция в помощь Ост Индской компании с целью создать порт на острове Мадагаскар?
– Это была превосходная мысль, сир, и этот порт необходим. Но корабли экспедиции были старыми. Капитаны кораблей мечтали о легких победах, они полагали, что порт на острове будет райским садом. Эти люди были храбрыми, но совершенно непрактичными. Они пребывают теперь в ужасном положении.
Глаза короля сузились. Он хранил долгое молчание, пока говорила Анжелика.
Она почувствовала страх, но все же довела речь до конца.
– Как же это получилось, сударыня, что вы единственная знали о тех трудностях, которые подстерегали Монтегю на острове Мадагаскар? Его второй помощник высадился в Бордо четыре дня тому назад. В Версале он был сегодня утром. Ему было дано строгое указание ни с кем не разговаривать по дороге, пока он не даст отчет мне. Я тоже отложил все дела, чтобы выслушать его. И он только что вышел отсюда.
– Сир, у мореплавателей нет секретов. На протяжении этих двух лет иностранные корабли не раз заходили на Мадагаскар и частенько из чувства сострадания брали на борт больных и раненых моряков и отвозили на родину.
Людовик уставился на Кольбера.
– Так значит, месье Монтегю понадобилось два года, прежде чем он смог отправить мне доклад о состоянии дел на острове, хотя он знал, с каким нетерпением я жду сообщения!
– Стала бы я ждать два года в неведения о судьбе своего корабля! – воскликнула Анжелика.
– Ха! – вырвалось у короля. – Вы хотите сказать, сударыня, что ваша система связи более совершенна чем у короля Франции?
– В некотором смысле – да, сир. Ваше величество признает лишь прямую связь. Два года – не такой уж долгий срок, чтобы корабль добрался до места назначения и вернулся, не считая того времени, которое нужно для ознакомления с островом. Я же заключила договор с датской компанией, и когда любой из их кораблей встречается с моими, они обмениваются информацией.
– Снова датчане! – отшутился король. – И французские предприниматели заключают с ними сделки, не считаясь с тем, что это может закончиться изменой государственным интересам!
– Измена – это слишком сурово, сир. Разве мы находимся в состоянии войны?
– Нет! Но в этом есть что то, что очень раздражает меня, месье Кольбер. Неужели Франция должна уступить первенство на морях каким то рыболовам! Во времена моего деда у французского флота была громадная слава. Его значимость была так велика, что датчане, англичане и даже венецианцы предпочитали плавать по Средиземному морю под французским флагом. Считалось, что это обеспечивает им защиту из за соглашения между Францией и Высокой Портой.
– Но тогда лишь в Средиземном море насчитывалось свыше тысячи кораблей, – сказал Кольбер.
– А теперь?
– Пятьдесят кораблей с числом орудий от двадцати четырех до ста двадцати на борту. И все пять классов судов вооружены на один и тот же манер. Это позор, сир!
Король откинулся в кресле и стал размышлять, устремив взгляд в одну точку. Его густые каштановые волосы красиво выделялись на голубой обивке, на которой была вышита золотая корона.
– Я не собираюсь выяснять у вас причины, которые привели вас сюда, – сказал он после минутного молчания. – Они мне и так хорошо известны. Мы еще не закончили процесс исправления всех тех безобразий, которые в течение многих лет творились в нашем государстве. Я был еще совсем юным, когда впервые стал обращать внимание на то, что творится в разных частях страны, и оказалось, что мне во все надо вмешиваться. Повсюду царит беспорядок. Надо начинать с главного. Сейчас настало время заняться настоящим делом, Кольбер.
– Я полностью к вашим услугам, сир.
Король поднялся.
Министр поклонился и попятился задом, через каждые три шага останавливаясь и вновь кланяясь.
Анжелика, которая внезапно почувствовала себя страшно уставшей и проголодавшейся, пошла вслед за ним.
– Останьтесь, сударыня, – окликнул ее король. – Вы собираетесь быть завтра на охоте?
– Конечно, сир.
– Я скажу маркизу, чтобы он помог вам быть в хорошем расположении духа.
У Анжелики вырвался вздох облегчения.
– О сир, при таких условиях я буду непременно. В это время появился придворный из свиты короля, герцог Шаро.
– Ваше величество будет присутствовать на банкете или вам накрыть отдельно?
– Давайте не будем разочаровывать тех, кто собрался на банкет, чтобы лицезреть короля. Пойдемте к столу.
Анжелика глубоко поклонилась и вновь направилась к выходу.
Король снова остановил ее.
– Мне известно, что у вас есть сыновья. Они уже достаточно зрелые, чтобы взять их на службу?
– Сир, они еще очень молоды – шесть и восемь лет.
– Это возраст дофина, а ему уже пора выходить из под женской опеки. Я бы хотел, чтобы у них появились товарищи для игр и разного рода соревнований.
Анжелика поклонилась в третий раз под завистливыми взглядами собравшихся придворных.

Глава 6

Как только выпал первый снег, а в этом году это случилось рано, весь двор направился в Фонтенбло.
Серые тучи низко нависли над вереницей повозок, экипажей, пеших и конных, двигающихся по полям, укрытым белым покрывалом снега. Казалось, весь двор был на марше. Когда спустились сумерки, зажгли факелы, и вскоре вся процессия подошла к воротам.
Анжелика повсюду искала Филиппа – то ли хотела увидеть его, то ли боялась встретиться с ним – она и сама не могла решить. Она отчетливо понимала, что добра от их встречи ждать не приходится. Он не дарил ей ничего, кроме грубых слов и мрачных взглядов.
Сам он, казалось, забыл о ее существовании, и может быть, это была только дарованная ей передышка. Она знала, что надо быть начеку, ибо, повстречавшись с Филиппом, она была не в состоянии сдерживать чувства: в глубине души она мечтала, что ее детские мечты сбудутся. Перед ним она была той же маленькой девочкой, которая смущалась перед своим кузеном.
В первый день пребывания в Фонтенбло она не встретила Филиппа. Он был целиком занят приготовлениями к охоте.
Придворные передавали друг другу историю о волках, которые терроризировали местных крестьян. Овец волки таскали десятками. По ночам люди слышали рычание и вой прямо под дверями своих домов.
Охота неожиданно приобрела черты освободительной кампании, ибо все горели желанием избавиться от волков. Десятки крестьян вышли на охоту, вооруженные пиками, палками и вилами.
Звук охотничьего рога разбудил эхо в поросших лесом ущельях. Бодрые звуки всколыхнули память Анжелики, ей припомнились старые, давно забытые образы. Она опустила поводья и прислушалась.
Ах, лес! Сколько же времени прошло с тех пор, как она была во власти его очарования! Сырой, пронзительный ветер напомнил ей дни детства.
Спрыгнув с лошади, она привязала Цереру к кусту орешника. Из кучи безделушек, подвешенных к поясу, она выбрала небольшой ножик с искусно отделанной жемчугом ручкой, которым она пользовалась для разрезания фруктов. Она не обратила внимания, что звуки рога и крики охотников удаляются. Она не заметила, как насторожилась Церера, пока кобыла не рванула поводья, которыми была привязана к кусту, и не помчалась прочь.
– Церера! – закричала Анжелика. – Церера!
И только тут она сообразила, что заставило лошадь умчаться: сквозь густые заросли кустарника показались неясные очертания животного.
Волк!
Инстинктивно отступая под защиту кустов, она осознала, что это и была гроза всей округи. Спина волка была высоко выгнута дугой, он ощетинился. Не двигаясь и не мигая, он смотрел прямо в лицо Анжелике, глаза горели дьявольским огнем.
Анжелика пронзительно завизжала.
Зверь подпрыгнул и немного отступил назад, потом стал медленно приближаться к Анжелике. Пасть его открылась, обнажив огромные клыки. В любое мгновение он мог прыгнуть прямо на Анжелику.
Через плечо Анжелика увидела высокий каменный выступ, который нависал над ней. Собрав все свое мужество и ловкость, она ухитрилась вспрыгнуть на нижний край выступа. Но дальше ноги соскользнули по отвесному краю. Ей не за что было уцепиться.
Волк тоже прыгнул, но ухватил только подол ее платья. Затем, припав к земле, он улегся и принялся терпеливо ждать, когда она сорвется со скалы. Его желтые глаза неотрывно следили за ней.
Она вновь закричала изо всех сил. Сердце стучало так сильно, что она ничего не слышала, кроме его барабанного стука. Она торопливо пыталась вспомнить слова молитвы.
Неожиданно рядом с ней раздался топот лошади и так же неожиданно затих, подняв кучу снежной пыли. Всадник спрыгнул на землю.
Как во сне Анжелика узнала в высоком человеке своего мужа. Он в секунду оценил ситуацию.
Волк обернулся навстречу своему новому противнику. Медленно и бесстрашно Филипп пошел ему навстречу. В его руке блестел длинный нож. Когда между ними осталось не более двух ярдов, зверь прыгнул, обнажив острые как ножи клыки. Быстрым как молния движением Филипп выбросил вперед левую руку, зажав как тисками горло зверя. Правой он полоснул ножом по брюху волка. Кровь фонтаном брызнула на снег, зверь скорчился в последних муках. Филипп рывком бросил труп на землю, и на снег вывалились внутренности животного.
Отовсюду стали появляться всадники. Лакеи хлыстами отгоняли беснующуюся свору собак от трупа волка.
– Отличная работа! – похвалил Филиппа король.
В общей суматохе на Анжелику почти не обратили внимания. Она спрыгнула с уступа, отряхнула платье и поправила шляпу. Один из доезжачих подвел к ней лошадь.
– Мы знали, что волк где то поблизости, и когда увидели вашу лошадь без наездницы и услышали ваши крики… Клянусь честью, мадам, впервые в жизни я увидел, как побледнел наш главный ловчий…
Анжелика увидела Филиппа лишь на празднике, который был устроен в честь удачной охоты. Она боялась подойти к нему, так как помнила его окровавленный камзол и тот свирепый взгляд, которым он наградил ее, когда она садилась на лошадь. Несомненно, он испытывал огромное желание вздуть ее как следует. И тем не менее она почувствовала, что благодарная жена за спасение своей жизни собственным мужем должна, по крайней мере, словесно поблагодарить его.
– Филипп, – обратилась она к нему, привлекая его внимание к себе между переменами блюд. – Я очень признательна вам. Страшно подумать, что было бы со мной, если бы не вы.
На какое то мгновение он замешкался, ставя пустой бокал на поднос лакея, проходившего мимо, затем резко повернулся к ней и схватил ее за талию с такой силой, будто хотел переломить ее пополам.
– Если вы не знаете, как вести себя на охоте, – прошипел он сердито, – вам следовало бы сидеть дома за шитьем. Вечно вы ухитряетесь поставить меня в затруднительное положение. Вы просто неграмотная лавочница. Я все равно найду способ удалить вас от королевского двора и избавиться от вас.
– Тогда почему же вы не позволили волку сделать свое дело, ведь он к этому так стремился!
– Я должен был убить волка. А что произошло бы с вами, вовсе не заботило меня. Перестаньте смеяться, у вас настоящая истерика. Вы, как и все женщины, считаете себя неотразимой и воображаете, что любой мужчина с радостью отдаст за вас жизнь. Я же человек иного склада. Вы когда нибудь поймете, если это не дошло до вас, что и сам я – волк!
– Я этому не верю, Филипп!
– Я могу доказать вам это, – произнес он с жесткой усмешкой, которая говорила о том, что скоро наступят худшие времена.
Затем он нежно взял ее руку и поднес к губам.
– Тот барьер, сударыня, который вы воздвигли между нами в день нашей свадьбы, никогда не будет разрушен. И запомните это на всю жизнь.
С этими словами он яростно укусил ее за руку, которая в этот момент находилась прямо у его рта.
Анжелика призвала на помощь все свое самообладание, чтобы не вскрикнуть от боли. Отпрянув от Филиппа, она толкнула принцессу, поднимавшуюся из за стола. Та вскрикнула. Анжелика побледнела и в смущении пробормотала:
– Простите меня, ваше высочество…
– Вы так неуклюжи, моя дорогая!
А стоявший рядом Филипп добавил:
– Вам следует следить за собой, сударыня.
Его глаза злорадно блестели. Он сделал глубокий поклон принцессе, затем покинул женщин и присоединился к королю, который шествовал мимо.
Анжелика перевязала платком отметину, оставшуюся от зубов Филиппа. От боли она чувствовала себя ослабевшей. Вся дрожа, она вышла в вестибюль, где воздух был прохладнее, и присела на софу. Осторожно сняла повязку. Рука посинела, а на месте укуса запеклись темные капельки крови.
Нет, какой все таки негодяй! Теперь сплетня о том, что мадам дю Плесси напилась до того, что толкнула принцессу, разойдется по всему дворцу. Да, у нее еще очень мало опыта пребывания при дворе.
Проходивший мимо маркиз де Лозен заметил Анжелику.
– Я в самом деле очень хочу вас отругать. Опять одна! Всегда одна! Да это еще при дворе и в такой прекрасный день!
Он подсел к ней и принялся распекать ее, как отец непослушное дитя.
– Что вас беспокоит, дорогая? Что за демон меланхолии вселился в вас, что вы решились отвергнуть все наши комплименты и ухаживания, которые мы вам так галантно предлагаем? Или вы забыли о том, что небеса одарили вас чрезвычайной привлекательностью? Ладно, Анжелика, не принимайте мои слова всерьез.
Он притронулся пальцем к ее подбородку в повернул к себе ее лицо.
– Вы плачете? Из за мужчины?
Рыдания сдавили Анжелике горло, и она смогла лишь кивнуть головой.
– Ну ну, – сказал де Лозен, – это настоящее преступление. Вы должны заставлять плакать других, а не наоборот. Моя крошка, на земле нет такого мужчины, который был бы достоин слезинки в ваших глазах. Даже я.
Анжелика попыталась улыбнуться. Она вновь обрела голос.
– Ах, все не так уж и плохо. Просто я разнервничалась, чувствую себя нездоровой.
– Что у вас болит?
Анжелика показала руку.
– Какое чудовище посмело это сделать?! – с возмущением воскликнул де Лозен. – Назовите его имя, и я тут же потребую у него удовлетворения!
– Не принимайте это близко к сердцу, Пегилен. К сожалению, он имеет на меня все права.
– Вы имеете в виду вашего мужа, красавца маркиза?
Анжелика в ответ залилась слезами.
– Что еще можно ожидать от мужа, – с негодованием сказал Пегилен. – Что вас заставило выбрать именно его? И почему вы так настойчиво ищете с ним встреч?
Анжелика зарыдала еще сильнее.
– Ну хватит, – ласково продолжал Пегилен, – не надо. Из за мужчины, да еще из за мужа. Золото мое, это же совсем не в вашем стиле. Уже давно я хотел поговорить с вами о вашей доле. Но сначала осушите глазки.
Он вынул платочек и осторожно промокнул им ее щеки и глаза. Анжелика вздохнула и с благодарностью посмотрела на него. Он улыбнулся ей в ответ.
– Вам лучше?
– Немножко.
– Мы все уладим.
В течение нескольких секунд он молча смотрел на нее. Павильон, в котором они находились, был несколько в стороне от дороги, по которой ходили придворные и сновали вездесущие лакеи. Почти всю ее площадь занимала софа. К тому же павильон закрывали занавеси, скрывающие их от любопытных взглядов. Лучи заходящего солнца осветили окно, но ранние сумерки зимнего вечера быстро надвигались.
– Так это и есть приют Венеры? – спросила Анжелика. Ее голос еще не окреп от пережитых волнений.
– Да, здесь мы укрыты настолько, насколько вообще при дворе можно укрыться от любопытных глаз. Всем известно, что слишком нетерпеливые любовники часто приходят сюда принести свои жертвы на алтарь любимого божества. Анжелика, неужели вы думаете, что вы правы, игнорируя эту богиню?
– Игнорировать богиню любви? Я скорее намерена ее осуждать за то, что она отреклась от меня!
– Я совсем не уверен в этом, – мечтательно произнес маркиз.
– Что вы имеете в виду?
Он тряхнул головой, а потом положил подбородок на пальцы так, как будто глубоко задумался.
– Проклятый Филипп, – вздохнул он. – Кто может знать, что скрывается под шкурой негодяя? Уж не воспользовались ли вы каким то порошком, чтобы специально отвратить его от себя? Говорят, что колдуньи с улицы Фобур Сен Оноре могут готовить снадобья, чтобы умерить пыл горячих любовников, а также для тех, кто слишком холоден.
– Я не сомневаюсь в их существовании, но не прибегаю к их помощи. К тому же у меня нет никакой возможности заполучить стакан с вином для Филиппа.
Глаза Пегилена округлились.
– Вы хотите сказать, что ваш муж настолько безразличен к вашим чарам, что никогда не навещает вас?
– Да, – вздохнула Анжелика, – так оно и есть.
– Но… о чем же думает так называемый ваш муж?
– Этого я не знаю.
– Вот как! Но тогда… ваши… любовники?
Анжелика не ответила.
– Вы хотите сказать, что у вас никого нет?
– Да, это правда.
– Непостижимо!
Лозен был поражен так, как будто ему сообщили новость о какой нибудь катастрофе.
– Анжелика, вас следовало бы высечь за это.
– Почему? – запротестовала она. – Это не моя вина.
– Это целиком и полностью ваша вина. С вашей фигурой, с вашими глазами только вас и можно винить в этом упущении. Вы совершенно ненормальное создание, злое и страшное.
Он приложил палец к ее лбу.
– Что творится в этой прелестной головке? Ничего, кроме расчетов, политики, деловых контактов, которые могут поколебать даже самого Кольбера. А ведь вы похожи на богиню, которую можно видеть лишь в мечтах. И для кого все это?!
Анжелика была смущена его неистовой речью.
– С меня уже достаточно.
– Это происки дьявола. Что еще может делать женщина лучше, чем заниматься любовью? А вы, эгоистка, запятнали сами себя.
Его настойчивость удивляла Анжелику.
– Это верно лишь отчасти, Пегилен. Кто знает, кем я являюсь на самом деле. Вы ведь никогда не были в аду.
Внезапно она почувствовала страшную усталость. Она откинула голову назад и закрыла глаза. Еще несколько минут назад она пылала, а теперь чувствовала, что кровь стынет в ее жилах. Такое бывает лишь в старости. Ей хотелось выплакаться Пегилену и просить помощи, но подсознательно она чувствовала, что это может вовлечь ее в еще большую опасность. И тут же она решила перейти на более спокойную тему. Выпрямившись, она игриво спросила:
– Кстати, Пегилен, вы не сказали мне, получили ли вы новое назначение?
– Нет, – ответил он без всякого выражения.
– А почему?
– Вы пытаетесь отвлечь меня, но на сей раз я не поддамся. Ваша уловка вам не удастся. А вот как вы можете строить свою жизнь, руководствуясь головой, а не этим?
И он положил руку на ее грудь.
– Пегилен! – Анжелика вскочила.
Он подхватил ее правой рукой, левой подбил под колено так, что она потеряла равновесие и упала прямо на софу, и наклонился над ней.
– Нет, нет, нет! Такой риск не по мне. Уколы сердечной боли страшат меня. Не ждите, что я приму участие в ваших любовных играх. Что вы делаете сейчас?
– Успокаиваю вас. А это не одно и то же.
Он водил пальцами по ее шее на уровне жемчужного ожерелья. Она задрожала, и внезапный прилив животной страсти пронзил ее. Изощренное любопытство подстрекало ее воспользоваться случаем и испытать таланты этого Дон Жуана двора.
Вспышки факелов, которые слуги закрепляли на стенах, на мгновение разделили их. Анжелика даже не обратила внимание, что они сидели в полной темноте.
– Вы ужасны, – хихикнула она, все еще оставаясь в его объятиях.
– Анжелика, ангел мой, боюсь, что я забыл все свои добрые пожелания. Я сгораю от желания узнать вас еще больше. Вы придете ко мне сегодня ночью? Я прошу вас…
– А как же быть с мадам де Рокелер?
– К черту ее!
Анжелика приподнялась с его плеча и перебросила шнурок корсажа через грудь. Пегилен не понял, принимает ли она предложение или нет.
Буквально в нескольких шагах, выделяясь на фоне освещенного коридора, неподвижно застыла мужская фигура. Им не пришлось долго гадать, кто это мог быть. Это был Филипп.
Пегилену уже неоднократно приходилось бывать в такого рода положениях. Он быстро привел себя в порядок, поднялся и низко поклонился Филиппу.
– Месье, ваши условия? Я к вашим услугам.
– А моя жена к услугам любого, – медленно произнес Филипп. – Пожалуйста, не беспокойтесь, маркиз.
Он медленно поклонился Лозену и молча удалился.
Маркиз де Лозен застыл как соляной столб.
– Дьявол! – выругался он. – Никогда не встречал таких мужей.
И, схватившись за шпагу, он кинулся догонять главного ловчего. На полном ходу он ворвался в зал Дианы, куда как раз входил король.
– Сударь! – воскликнул Лозен звенящим голосом. – Ваше поведение оскорбительно! Я требую удовлетворения. Пусть ваша шпага ответит мне.
Филипп ледяным взглядом смерил горячего соперника.
– Моя шпага принадлежит королю, сударь. Я никогда не обнажал ее за честь шлюхи!
В возбуждении Лозен перешел на свое родное наречие:
– Я наставил вам рога, сударь! – закричал он. – И я требую от вас удовлетворения!

Глава 8

Когда мадам дю Плесси вернулась домой, она увидела во дворе отеля почтовую карету, из которой как раз выгружали багаж. На ступеньках дома стояли два розовощеких мальчугана, которые протягивали к ней руки.
Анжелика мигом соскочила на землю с криком:
– Флоримон! Кантор!
Она совсем забыла о письме в Пуату, которое написала в такой спешке. И теперь сама не знала, был ли приезд мальчиков ко времени или нет. Но радость от встречи была огромной и искренней, и Анжелика сердечно обняла их. Про себя она отметила, что Кантор подрос. В свои семь лет он был ростом со своего старшего брата, который тоже был не из низеньких.
Барба, служанка, которая приехала с ними, вмешалась в эту радостную встречу. Она сказала, что в деревенском замке у них совсем не было друзей, кругом сорванца, которые бегали, где им вздумается.
– Они теперь будут при дворе, – шепнула ей Анжелика, – и будут играть с самим дофином.
Глаза Барбы широко раскрылись от изумления. Она схватила Анжелику за руку и с нескрываемым удивлением посмотрела на двух мальчуганов.
– Их надо обучать хорошим манерам, – сказала Анжелика.
Необходимое образование двух будущих придворных становилось проблемой. Нужно было спешить.

***

Мадам де Шуази взяла дело в свои руки. На следующий день вместе с ней в отель дю Ботрэн прибыл молоденький монах с острыми глазами, блестящими под напудренным париком. Мадам де Шуази представила его как младшего отпрыска семейства Ледигеров – хорошей, но бедной семьи.
Родители Мориса, так звали аббата, доверили его мадам де Шуази, чтобы она помогла ему найти подходящее место в обществе. Юноша полностью закончил образование и был на службе у архиепископа. Лучшего наставника для своих сыновей мадам дю Плесси нечего было и желать.
Мадам де Шуази считала, что, кроме него, для воспитания детей понадобятся домашний учитель танцев, учитель фехтования и верховой езды И у нее на примете уже были трое юношей, которых она хотела порекомендовать мадам дю Плесси. И еще мадам дю Плесси должна обзавестись свитой, подобающей ее положению, и мадам де Шуази обещала помочь ей в этом. Она советовала маркизе дю Плесси быть достойной и набожной. Слуги должны видеть ее за утренней и вечерней молитвой, ей следует регулярно посещать мессу.
Мадам де Шуази было за сорок, но в ее глазах блестел огонек, а улыбка сохранила очарование молодости. О ней ходили такие слухи, что дружить с ней было страшновато. Досужие сплетницы утверждали, что ее дом похож на тюрьму. Девушки, которые поступали к ней на службу, никогда не возвращались обратно. Они или умирали от тяжелой работы, или их наказывали так сурово, что они умирали насильственной смертью. Привратник никогда и никому не открывал ворота, пока не получал личного приказа мадам де Шуази.
Рассказывали, что она поднимала на своего мужа хлыст, но впоследствии раскаялась и наложила на себя епитимью – просидела целый день в болоте, погрузившись по шею в зловонную жижу.
Анжелика была уверена, что все эти рассказы – выдумки или преувеличения. Тем не менее на этот раз Анжелика не стала искать других слуг и наняла всех, кого рекомендовала мадам де Шуази.

***

Анжелика была настолько занята домашними делами, что только из разговоров узнала об освобождении Филиппа. Он не приходил к ней. И она подумала, что это, может быть, и к лучшему.
Мадам де Монтеспан настаивала, чтобы Анжелика вернулась ко двору, как будто ничего не случилось.
– Король простил вас. Всем известно, что вы долго пробыли с ним с глазу на глаз. Он побранил месье дю Плесси, но в ту же ночь маркиз подавал королю ночную рубашку. Всем известно, что король любит вас обоих.
Свое мнение не замедлила выразить и мадам де Шуази. Поскольку король выразил желание, чтобы сыновья мадам дю Плесси были представлены ему, то Анжелике не следует мешкать. Королевские капризы скоротечны, он может с таким же успехом отказаться от этого намерения. Она виделась с мадам де Монпансье, женой наставника дофина и гувернанткой королевских детей. Анжелике был назначен день для представления своих сыновей.
Мальчики появились в Версале, одетые в голубые платья, белые чулки с золотыми колокольчиками, ботинки на высоких каблуках и с маленькими шпагами в серебряных ножнах. На завитых в локоны волосах сидели круглые фетровые шляпы с красными перьями. Из за холодной погоды на них были накинуты плащи из бархата, отороченные по краям золотой тесемкой.
Аббат де Ледигер заметил, что Флоримон умеет при встрече так грациозно поклониться, как это свойственно людям благородного происхождения. Кантор же был неуклюж. Никому и в голову не приходило беспокоиться за Флоримона, но Кантору стоило постоянно следить за своими манерами.
Дофин был маленьким и толстым мальчиком с полуоткрытым ртом из за вечно заложенного носа. Особой интеллигентностью он не отличался, и трудная задача быть королевским сыном, сыном Людовика XIV, наложила отпечаток на всю его дальнейшую жизнь. Он был единственным ребенком, ибо две его сестры умерли еще в раннем детстве.
Будто бы случайно, но тем не менее, согласно составленному заранее протоколу, появилась королева в сопровождении десяти фрейлин и нескольких молодых дворян из своей свиты.
Кантору предложили спеть для королевы. Мальчик встал на одно колено, пробежал пальцами по струнам и запел:
– Барабаны, гремите, – сказал король, – Пусть девушек всех пригласят сюда. – И сердце пронзила сладчайшая боль, Так прекрасна была она
– Кто это? – король у маркиза спросил, Внезапное чувство в душе затая. – И быстро ответил маркиз – Сир, Робкая эта – невеста моя
– Ты более счастлив, маркиз, чем я.
Нет равных твоей невесте.
И если, вассал мой, ты любишь меня, Оставь меня с нею вместе.
– Мой долг служить вам, не щадя головы И не жалея сил.
Но если бы это были не вы, Жестоко бы я отомстил 
Королеве собрали букет цветов Прекрасные юные девы Маркиз же, вдохнув аромат лепестков, Пал мертвым у ног королевы…
Аббат немедленно склонился над мальчиком, выхватил у него лютню и громко заявил, что она совсем расстроена. Делая вид, что настраивает ее, он шепнул мальчику, чтобы тот запел другую песню.
Едва ли кто нибудь разобрался в происходящем, и уж во всяком случае, не королева, испанка по происхождению, которая была совершенно незнакома с французскими народными песнями.
Анжелика тоже не сразу вспомнила, что прерванная песня относилась к делам чуть ли не столетней давности: в ней рассказывалось о любви и любовных играх Анри IV, но тем не менее Анжелика была благодарна аббату за своевременное вмешательство. Да, мадам де Шуази порекомендовала ей достойных учителей для ее сыновей.
Необыкновенный энтузиазм проявлял месье де Вивонн, рассыпаясь в особо изысканных комплиментах по адресу мадам дю Плесси. Как и почти все придворные, он немного сочинял стихи, немного музицировал и пел. Он даже сочинил несколько балетных постановок для двора, которые имели успех. Он попросил Кантора спеть еще несколько песен.
Королева приказала, чтобы немедленно разыскали Люлли и привели сюда.
Придворный музыкант занимался с хором мальчиков, он находился в дурном настроении, но, услышав песни в исполнении Кантора, немедленно расцвел.
– Такой голос – редкость, – заявил он.
И никак не мог поверить, что перед ним семилетний мальчик. Затем придворный музыкант снова помрачнел и надулся.
– Как же, это чудо продлится еще два три года, не больше. Голос мальчика пропадет, когда ему исполнится 10 11 лет, если его не кастрировать. А такие голоса в большой цене.
Анжелика запротестовала:
– Кастрировать дитя?! Какой ужас! Нет, мой ребенок будет верой и правдой служить королю и оставит после себя многочисленное потомство.
Все сошлись на том, что, когда дофин подрастет, Флоримона и Кантора надо взять в его свиту, чтобы они вместе учились играть в мяч, скакать на лошадях и вообще принимать участие во всех развлечениях дофина.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ФИЛИПП

Глава 10

Анжелика отпустила служанок и стала медленно раздеваться. Ее мысли были заняты победой, которую она одержала, и той суматохой, которая поднялась вокруг нее.
Несколько раньше, в тот же день, ее управляющий отослал тридцать тысяч ливров, с вычетом долга, наличными мадемуазель де Бриен. Анжелика же через агентство Кольбера получила от короля звание консула Франции. Ей пришлось поставить кучу подписей на различных документах и заплатить десять тысяч ливров различных сборов.
Она была бы еще более счастлива, если бы не мысли о Филиппе. Что он скажет, узнав о случившемся? Ведь он грозил, что сделает все, что в его силах, чтобы убрать ее подальше от двора. Но его заключение в Бастилию и отправка в армию дали Анжелике время с блеском завершить дела.
Итак, она победительница, но не без тревоги за будущее. Филипп вернулся из армии неделю назад. Король сам сообщил об этом Анжелике. Она поблагодарила его величество и спросила совета, как вести себя. Каким должно быть отношение женщины к своему мужу, который брошен в тюрьму из за того, что жена изменила ему? Осмеянный, да еще и навлекший на себя королевский гнев, Филипп едва ли будет рад встрече с ней. И так то он не жаловал ее, но тут Анжелика ожидала еще худшего.
Филипп не показывался. Она узнала, что он засвидетельствовал свое почтение королю, и что его величество благосклонно принял маркиза дю Плесси.
Погруженная в думы, Анжелика открепила от платья бант, положила булавки на блюдо из оникса. Затем неторопливо отстегнула три нижние юбки. Сняв браслеты, она направилась к ночному столику, чтобы положить их в ларец. Кружевная ночная рубашка подчеркивала полноту.
«Эти венецианские кружева превосходны. Кольбер прав, что хочет начать их производство во Франции».
Анжелика подняла обнаженные руки, чтобы расстегнуть нитки жемчуга, которые она носила в волосах. Они упали на столик с тихим стуком. Анжелика присела на кровать.
Вдруг она услышала на лестнице тяжелые мужские шаги и звон шпор. Скорее всего это был Мальбран, учитель. Но шаги все ближе и ближе к ее двери. Внезапно Анжелика осознала, кто это может быть. Она вскочила, чтобы закрыть дверь на засов, но уже было поздно.
Маркиз дю Плесси де Бельер стоял в дверном проеме. На нем был серый охотничий плащ, а на ногах тяжелые сапоги, забрызганные грязью. В руке, обтянутой черной перчаткой, он держал хлыст.
– Добрый вечер, Филипп!
Сердце Анжелики колотилось от противоречивых чувств страха и радости. Как он был красив!
– Вы ожидали меня, сударыня?
– Да, конечно… я надеялась…
– Клянусь, вы храбрая женщина. Разве вы не считаете, что вам следует опасаться моего гнева?
– Да. И именно поэтому я считаю, что чем раньше мы встретимся, тем лучше. Ничто не лечит лучше горького лекарства.
Лицо Филиппа исказилось, гримаса безудержного гнева появилась у него на лице.
– Лицемерка! Предательница! Едва ли вы сможете убедить меня в том, что вы все время ждали меня. Ведь вы только тем и занимались, что старались обмануть меня. Вы получили две постоянные должности при дворе!
– Вы очень хорошо осведомлены.
– Конечно, – буркнул Филипп.
– И вам… вам, кажется, это не нравится?
Он резко щелкнул об пол кнутом. Звук показался Анжелике похожим на удар грома. Она в ужасе вскрикнула, забилась в кровать и заплакала.
– Не бейте меня, Филипп! – взмолилась она. – Подумайте о нашем ребенке!
Филипп замер. Глаза его округлились.
– О каком ребенке?
– Которого я понесла. О вашем ребенке.
Повисло тяжелое молчание, прерываемое всхлипываниями Анжелики. Маркиз снял перчатки и положил их вместе с хлыстом на ее ночной столик. Он подошел к жене, пораженно глядя на нее.
– Ну ка, покажитесь, – он задрал ей ночную рубашку, затем откинул назад голову и громко расхохотался. – Боже мой, это правда! Вы брюхаты, как корова.
Он присел на кровать и притянул ее к себе.
– Почему вы не сказали мне раньше, я бы не стал вас так пугать.
Он встал с кровати, подошел к буфету и вытащил два стакана и бутылку вина, которая стояла там на случай прихода гостей.
– Давайте выпьем за него, даже если вы не хотите чокнуться со мной. Нам надо отпраздновать это событие.
Он осушил стакан и разбил его об пол, воскликнув:
– Да здравствует наследник Мирамон дю Плесси де Бельер! Вы не похожи на других женщин. Вы МОЯ жена!
И он широкими шагами вышел, оставив Анжелику с ее мыслями и какой то надеждой.

***

Ранним январским утром, когда бледные лучи солнца, отраженные от снега, пробежали по занавескам ее комнаты, Анжелика почувствовала, что время ее пришло.
Ей порекомендовали мадам Корде – женщину, обладавшую сильным характером и чувством юмора, достаточным, чтобы удовлетворить самую требовательную клиентку.
В камине посильней зажгли огонь, чтобы поднять температуру в комнате. Слуги притащили медные котелки с водой. Мадам Корде заварила травы, и в комнате запахло, как на лугу в летний день.
Томясь от безделья, Анжелика стала расспрашивать свою домоправительницу. Раздали ли бедным праздничные подарки? Да, четыре корзинки были отправлены для калек, по две корзинки были отправлены в приюты.
– Вам нужно думать о более важных делах, – сказала мадам Корде.
Но об этом Анжелика думать не хотела. Она уселась в кресло, положив под спину маленькую подушечку и поставив ноги на скамейку. Одна из девушек, Жиландон, предложила ей прочесть какую нибудь молитву, но Анжелика оборвала ее. Она приказала ей покинуть комнату. Что здесь делать глупой девчонке?
Анжелика приказала, чтобы отыскали аббата де Ледигер, а если и с ним они не найдут о чем поговорить, она отошлет его молиться за себя или поставить свечку в Сен Поле.
Внезапно схватки стали появляться все чаще, и мадам Корде уложила ее на стол, поближе к камину.
Анжелика уже не сдерживала криков. Вдруг сквозь звук собственного голоса ей послышался какой то звон и хлопанье двери.
– О, месье маркиз! – воскликнула Тереза.
Анжелика не поняла смысла слов до тех пор, пока не увидела Филиппа, стоявшего у ее изголовья. Он был в дворцовом камзоле, со шпагой, в парике и со шляпой, украшенной белым плюмажем.
– Филипп, что вы здесь делаете? Что вам надо?
У него был насмешливый вид.
– Сегодня у меня рождается сын. Неужели вы думаете, что это совсем не интересует меня?
И, хотя она не понимала смысла этих слов, они успокаивали ее своим звучанием.
– Спокойно, спокойно, моя дорогая… Все идет хорошо. Смелее, радость моя…
«Впервые он ласкает меня, – думала Анжелика. – Те же слова он, наверное, произносит, когда рожают его любимые суки и кобылы». Меньше всего в эту минуту Анжелика желала помощи именно от него, но все же Филипп не переставал удивлять ее.
Когда наступил критический момент, Анжелика, почти теряя сознание, вновь устремила взгляд на Филиппа.
– Не бойся, – повторил он. – Вот теперь уже совсем ничего не бойся.
– Мальчик! – сказала повитуха.
Анжелика увидела Филиппа, который, вытянув руки, держал красный комочек, завернутый в простыни, и кричал:
– Это мой сын!
Ее перенесли на раздушенные простыни кровати, специально перед этим разогретые. В полудреме она увидела Филиппа, склонившегося над детской колыбелью.
Только тогда, когда Анжелика впервые взяла малыша на руки, она поняла, что означает для нее это живое существо. Она смотрела на ребенка как на плод предательства, смысл которого она не понимала.
– Я больше не твоя жена, Жоффрей, – прошептала она.
А может быть, она сама хотела этого? Она расплакалась.
«Ваша любовь, Жоффрей, уплывает от меня по течению реки. Навсегда! Как тяжело думать об этом… навсегда… Вы стали призраком даже для меня».
Филипп больше не проявлял к ней интереса. Теперь, когда она выполнила свой долг, она ему больше была не нужна. К чему надежды? Она никогда не поймет его. Как это сказала о нем Нино: «Он дворянин до мозга костей. Для него важнее всего вопросы этикета. Он не боится смерти, он боится грязного пятна на шелковом чулке. Он будет умирать одиноко, как волк, но ни у кого не попросит помощи. Он принадлежит королю и самому себе».

Глава 12

После семи лет мира Франция снова вступила в войну. Под проливным дождем повозки, коляски, телеги и верховые лошади и кареты продвигались по дороге, которую пехота, кавалерия и артиллерия, прошедшие здесь ранее, превратили в сплошное болото.
Анжелика ехала в карете вместе с мадемуазель де Монпансье, с которой подружилась после освобождения де Лозена из Бастилии.
На перекрестке они остановились у перевернутой кареты. Им сказали, что она принадлежит одной из дам из свиты королевы. Принцесса высунулась из окна и, увидев мадам де Монтеспан, помахала ей.
– Идите сюда, у нас есть место.
Атенаис, подобрав юбки и перепрыгивая с камня на камень, добралась до кареты. Тут она разразилась смехом.
– Никогда не видела ничего более смешного, чем волосы де Лозена после того, как король заставил его два часа скакать на лошади. Парик его промок насквозь, и пришлось его снять.
– Но это ужасно! – воскликнула принцесса. – Он же простудится!
Анжелика огляделась вокруг. Они находились на небольшом возвышении, с которого открывался вид на долину. Под низко висящими тучами были видны стены небольшого городка, который под проливным дождем, казалось, располагался на дне ручья. Французские земляные укрепления окружали его. Заканчивалось рытье второй линии траншей. Прямо на глазах у Анжелики батареи с шумом изрыгнули из стволов дым и пламя. Звук залпа был оглушителен.
Стоящий на холме король наконец отложил подзорную трубу в сторону и возобновил прерванный разговор с мадемуазель де Монпансье.
– Кузина, – сказал он, взвешивая каждое слово, – вы очень красноречивы, но всегда выбираете самый неблагоприятный момент. Полагаю, что гарнизон крепости готов сдаться.
Он отдал приказ де Лозену прекратить огонь. Лозен мигом ускакал.
– Я вижу белый флаг! – закричала принцесса, захлопав в ладоши. – Всего за три дня! Вы заставили крепость сдаться через три дня, сир. О, как великолепна эта война!

***

Тем же вечером в побежденном городе, в доме, где расположились придворные королевы, Лозен отыскал мадемуазель де Монпансье и стал расспрашивать, зачем она вступилась за него по дороге. В ответ принцесса заулыбалась и покраснела. Затем, извинившись перед королевой, она уступила место за карточным столом Анжелике и отошла с Лозеном к окну. Она вся светилась, разговаривая с ним, и при неясном свете единственной свечи, стоящей на столе близ них, казалась молодой и прекрасной.
«Да она просто помешана на своей любви!» – подумала Анжелика.
У Лозена было выражение Дон Жуана, и он старался подальше быть от принцессы. Чертов Пегилен, чертов гасконец! В какую романтическую ловушку завлек он доверчивое сердце внучки Генриха IV!
В комнате, где стояло четыре карточных стола, столпилось много народу, но было довольно спокойно. И лишь немногочисленные карточные термины да позвякивание денег нарушали тишину комнаты.
На этот раз королева выглядела по настоящему счастливой. Она была довольна тем, что еще один бриллиант добавился в ее ожерелье городов, но еще большую радость доставляло ей отсутствие мадемуазель де Лавальер. Ведь буквально перед самой кампанией король преподнес в подарок де Лавальер герцогство Божу в Турине и Сан Кристоф, оба поместья примерно равные как по числу жителей, так и по сумме годового дохода. Он также признал своим ребенком маленькую Мари Энн, которая отныне стала называться де Блуа. Отсутствие де Лавальер королева расценивала как признание королем своих ошибок. Теперь король стал уделять ей больше внимания и времени. Они бок о бок въезжали в покоренный город. Но как только ей на глаза попалась мадам дю Плесси, сердце ее начало щемить от беспокойства, ибо ей уже рассказали о том внимании, которое король уделяет маркизе.
Несомненно, маркиза была красива как женщина, и королева порой порицала себя за подозрения, ибо ей нравилась Анжелика, и она была не прочь взять ее к себе в наперсницы. Но Солиньяк утверждал, что маркиза аморальная и неблагочестивая женщина. Мадам де Монтеспан говорила, что она больна дурной болезнью, подхваченной в трущобах, которые она часто посещает. Как же можно доверять внешности? Она выглядела такой свежей, пышущей здоровьем, у нее такие красивые дети. Что же будет, если король сделает ее своей любовницей? Где найти успокоение бедному сердцу королевы?
Анжелика сознавала, что ее присутствие доставляет королеве кучу неприятностей, и старалась не попадаться ей на глаза.

***

Дом, предоставленный в распоряжение короля и его свиты, был маленьким, и поэтому большая часть придворных располагалась в домах горожан.
Но Анжелике вместе с мадам де Монтеспан была предоставлена комната направо от королевских апартаментов.
Проходя к своей комнате по коридору среди тюков и чемоданов, в тусклом свете мигающих ночников Анжелика разглядела на своем пути нечто похожее на черную маску, которая смотрела на нее живыми блестящими глазами.
– Сюда нельзя, мадам.
Анжелика узнала маленького негритенка, которого она подарила мадам де Монтеспан.
– Это ты, Нааман. Дай ка мне пройти.
– Нельзя, мадам.
– Как это так?
– Там кто то есть.
– Ну и что? Мне как раз сюда и надо.
Белые зубы негритенка блеснули в усмешке.
– Король, мадам, король… Ш ш ш!
Анжелика повернулась назад и спустилась по лестнице, раздумывая над случившимся. Король и мадам де Монтеспан!

***

На следующий день все отправились в Амен. Одевшись пораньше, Анжелика направилась в комнату королевы, поскольку это входило в ее обязанности.
У входа в комнату мадемуазель де Монпансье кудахтала, как наседка:
– Ах, какая жалость! В каком теперь положении ее величество! Какая жалость!
Королева была в слезах. Мадемуазель де Монпансье утешала ее, а мадам де Монтеспан, повышая голос раз за разом, повторяла, как ей понятна печаль королевы. А все дело было в том, что мадемуазель де Лавальер только что прибыла в распоряжение армии, проскакав всю ночь. И с рассветом она появилась засвидетельствовать свое почтение королеве.
– Какое бесстыдство! – повторяла мадам де Монтеспан. – Сохрани меня господь от такого стыда. Если бы, не дай бог, я стала любовницей короля, я не осмелилась бы появиться перед королевой!
Что же в самом деле означало появление фаворитки? Было ли это желание короля?
Весь двор отправился на мессу. Мария Тереза подошла к местам, отведенным для королевской семьи. Герцогиня де Лавальер была уже там. Королева не смотрела на нее.
Еще раз фаворитка появилась перед глазами королевы, когда та садилась в экипаж. Королева не сказала ей ни слова, хотя все ее иллюзии полностью развеялись. Теперь она уже не могла игнорировать создавшуюся ситуацию, как поступала раньше. И, разъярившись, она отдала слугам приказание, чтобы никто из них не смел кормить фаворитку, а офицеры охраны должны были задержать экипаж де Лавальер на обратном пути, чтобы она не смогла присоединиться к королю раньше, чем сама королева.
Узнав об этом, де Лавальер в отчаяньи приказала своему кучеру на полной скорости пересечь открытое пространство поля и первому достичь короля.
Увидев этот маневр, королева, в свою очередь, послала свою охрану догнать экипаж фаворитки и задержать, но окружавшие ее дамы упросили ее величество успокоиться и отменить этот приказ.
Только появление самого короля разрядило создавшееся положение, которое могло вылиться в грандиозный скандал. Король появился верхом, забрызганный грязью с головы до ног. Спешившись, он подошел к экипажу королевы и извинился перед ней за то, что он очень грязен и поэтому не может сесть к ней в карету.
Разговаривая с супругой, король был весел и добродушен. Молва тут же разнесла повсюду, что фаворитка прибыла самостоятельно, не следуя желанию короля. Это было тем более загадочным, потому что мадемуазель де Лавальер слыла застенчивой и робкой женщиной.
Что же заставило ее решиться на такой шаг? Оставшись одна в Версале, неожиданно одаренная поместьями и званиями, она вдруг поняла, что это означает ее отставку. И тогда, приняв внезапное решение, хотя это означало полное неповиновение с ее стороны, она приказала кучеру гнать экипаж что есть мочи на север, к месту военных действий. Ее убивала мысль о том, что ее любимый, быть может, находится в объятиях другой женщины. Она не появилась на обеде, устроенном на привале в одном маленьком городишке, насчитывающем всего четыре каменных дома и несколько десятков грязных бревенчатых строений.
Сопровождаемая служанками, Анжелика искала какой нибудь более или менее приличный приют и тут столкнулась с мадемуазель де Монпансье, которая тоже была занята поисками жилья.
– Ах, в каком ужасном положении мы оказались! – посетовала она. – Мадам де Монтеспан не смогла найти ничего лучшего, чем ворох соломы, а фрейлины королевы улеглись на снопы пшеницы где то на голубятне. Я была бы рада найти хоть кучу золы.
Наконец то Анжелика разыскала амбар с сеном. Она поднялась по лестнице, приказав своим сопровождающим расположиться в закромах амбара. Фонарь, подвешенный под крышей, тусклым светом освещал помещение, и в этом неверном свете Анжелика увидела белки глаз и алый тюрбан негритенка Наамана.
– Что ты здесь делаешь, исчадие сатаны?
– Жду мадам де Монтеспан. Сторожу ее ложе. Она тоже здесь спит.
В это время на лестнице показалась фигура Атенаис.
– О, как мило, Анжелика, что вы пришли разделить со мной эту «зеленую комнату» – так называют солдаты привал на свежем воздухе. Мы даже сможем поиграть в пике, пока не уснем.
Она бросилась в сено, потянулась и зевнула, как большая довольная кошка.
– Ах, как здесь мягко! Что за чудесная постель! Она напоминает мне детство в деревне.
– И я тоже об этом подумала, – сказала Анжелика.
– Близ нашей голубятни, – продолжала Атенаис, – стоял амбар с сеном. И там я встречалась со своим дружком – пастушком лет десяти. Мы так любили слушать воркование голубей.
Она распустила тугой корсет, и Анжелика последовала ее примеру. Потом они скинули верхние юбки, сняли чулки и зарылись в сено.
– От пастушка до короля, – прошептала Атенаис. – А что вы думаете о моем будущем, дорогая? – она приподнялась на локте и захихикала, как подвыпившая.
– Быть любимой королем – какое наслаждение!
Анжелике стало как то не по себе.
– Просто замечательно, – сказала она иронически. Весь двор сгорает от желания узнать, кто же станет теперь любовницей короля. А мне даже не надо выслушивать все сплетни и намеки, я и так все знаю.
Мадам де Монтеспан резко поднялась.
– О нет, дорогая, только не это! Вы должны молчать.
Темно синие глаза Атенаис блестели из под длинных ресниц.
– Понимаете, вы очень поможете нам. Я в большом затруднении. С одной стороны, я придворная дама королевы, а с другой – близкая подруга мадемуазель де Лавальер. Внимание короля подорвет мою репутацию. В этой ситуации нужно чем то отвлечь двор. Король сам определенно помог этим сплетням, так щедро одарив вас. Королева холодна с вами. Обо мне никто не догадывается, все сбиты со следа.

***

Начинался рассвет, упало несколько капель дождя. С алеющего востока доносились звуки просыпающегося военного лагеря.
Анжелика с трудом пробиралась по грязи к дому, где расположилась королева и где, как она предполагала, должна была остановиться и мадемуазель де Монпансье.
Перед входными воротами на скамейке она вдруг увидела мадемуазель де Лавальер, скорченную и дрожащую от холода. Рядом с ней сидела ее младшая племянница и две служанки, все с красными глазами, воспаленными от бессонницы. Вся эта группа имела такой плачевный вид, что сердце Анжелики сжалось от сочувствия и она остановилась.
– Что вы здесь делаете, сударыня? Вы же простудитесь!
Луиза де Лавальер подняла большие голубые глаза и вздрогнула, как бы выходя из транса.
– Где король? Мне нужно видеть его. Я не могу уехать отсюда, не повидав его. Где он? Ответьте мне!
– Я не знаю, сударыня.
– Нет, вы знаете! Я в этом уверена. Вы то знаете…
Не испытывая ни малейшего сочувствия, Анжелика взяла тонкие, холодные ладони герцогини, которая с мольбой протянула их к ней.
– Клянусь вам, я не знаю. Я не видела короля с тех пор, как… Даже сама не помню, когда это было в последний раз.
Добравшись до дома, где остановилась фаворитка, Анжелика приказала развести огонь в камине и нагреть грелками постель. Затем приготовила настой из ромашки и уложила Луизу в постель.
Под одеялом герцогиня казалась еще более хрупкой.
– Как вы добры, – пробормотала Луиза. – А про вас говорят…
– Зачем обращать внимание на то, что говорят? Смотрите на дела, а не на слова. От злых языков у меня, как и у вас, нет защиты. Тут мы обе в одинаковом положении.
А про себя добавила:
«И я не такая дура, как ты. Меня тоже использовали для прикрытия, как ширму. Но ничего, я найду способ отомстить за себя».
– А теперь – спать, – шепнула она Луизе. – Король любит вас.
Анжелика полагала, что эти слова прольются целительным бальзамом на страдающее сердце фаворитки.
– Он уже не думает обо мне, – печально улыбнулась в ответ Луиза.
– Зачем вы так говорите? А подарки, а титулы, которые он вам преподнес? Не говорят ли они лучше всяких слов о его чувствах? Теперь вы герцогиня Божу, да и вашу дочь никто не упрекнет в безотцовщине.
Фаворитка покачала головой. Слезы брызнули из ее глаз. Она всегда и ото всех пыталась скрыть свои беременности, отдавая детей нянькам, как только они рождались.
Все утешения Анжелики были напрасны. Они были слишком запоздалыми. Анжелика понимала это и молча сидела у кровати, держа руку Луизы в своей, пока та не заснула.

***

Шарлеруа, Арментье, Сен Вину, Дуэ, Куртре – все эти укрепления падали, как карточные домики.
У стен Дуэ под королем убило лошадь. Людовик часто бывал на передовой.
При осаде Лилля он сидел в окопе как простой солдат, доставляя много беспокойства придворным Когда маршал Журень увидел его, забрызганного грязью от разорвавшегося близко снаряда, он поклялся, что снимет осаду, если король будет и дальше таким же безрассудным.
Маркиз дю Плесси сказал монарху:
– Давайте поменяемся шляпами, сир. Пусть лучше испанцы убьют меня вместо вас.
С тех пор король стал более осмотрительным, а Филиппу была пожалована лента ордена Святого Людовика.
Становилось теплее, наступало лето. Мадемуазель де Лавальер осталась в Компьене, а королева следовала за королем вместе с армией. В своем экипаже она возила мадемуазель де Монпансье, принцессу де Бад, мадам де Монтеспан. Следом за ними в большом экипаже ехали другие придворные дамы: де Арманьяк, де Буйлон, де Креке, де Бетюн и дю Плесси. Все они очень устали и страшно хотели пить.
Выйдя из экипажа, дамы сильно удивились, обнаружив повозку, полную льда. От одного только вида искрящегося под солнцем холодного чуда они сразу же почувствовали себя лучше.
Двор и в походных условиях продолжал жить своей жизнью. Поле было усеяно симметрично расположенными палатками. Самая большая, королевская, была установлена в центре, возле нее находились две поменьше – для совещаний.
Однажды за ужином король заметил Анжелику, находившуюся неподалеку от него. Припомнив, что за все время военных действий он ни разу не разговаривал с ней, он обратился к ней в любезном тоне:
– Итак, вы уехали из столицы. А что поговаривают по поводу вашего отъезда?
– Я думаю, что сейчас больше разговаривают с богом на вечерней молитве, сир.
– Я хочу спросить, какие там сейчас новости?
– Поспел зеленый горошек, сир.
Ее ответ мог бы показаться остроумным, если бы не был произнесен ледяным тоном. Пораженный король умолк и, не обладая столь быстрым умом, стал обдумывать ответ, постепенно заливаясь краской.
Вскоре за столом увлеклись новой темой, и ужин в целом прошел очень приятно.
На следующее утро, когда Анжелика совершала утренний туалет, появился маршал дю Плесси де Бельер.
– Я слышал о вас дурные разговоры, сударыня, и считаю своим долгом преподать вам урок хорошего тона и даже наказать вас.
– И что это за разговоры?
– Вы посмеялись над королем, когда он обратился к вам с любезным вопросом.
– И это все? – поинтересовалась Анжелика, вытаскивая ленточку из позолоченного ларца. – Обо мне ходят гораздо более неприятные слухи, которые могли бы вас задеть и сильнее.
Он в возбуждении стал расхаживать взад и вперед, потом, облокотившись на деревянные ясли, уставился на Анжелику.
– Ага, теперь я понимаю, откуда дует ветер. Я ослабил вожжи и предоставил вам некоторую свободу. Мне кажется, что пришло время снова взяться за хлыст. Так какое же наказание придумать вам, чтобы научить вас как вести себя за столом у короля?
Анжелика вызывающе уставилась на Филиппа. Потом повернулась, с треском захлопнула ларец с ленточками и трясущимися от злости руками стала закалывать гребни.
Филипп наблюдал за ней со злорадной улыбкой. Анжелика дала выход гневу в потоке слов:
– Я и забыла, что для вас женщина значит не больше, чем вещь. Она нужна вам лишь для того, чтобы рожать детей.
– Забавная картина, – подхватил Филипп. – Все правильно, я этого и не отрицаю. Должен признаться, что ваши розовые щечки и пышная фигурка возбуждают во мне аппетит.
Он схватил ее за голову, приблизил ее лицо к своему и сжал так, что у нее зашумело в ушах. Она до крови ободрала пальцы о металлические пластины на его груди и стонала от боли. Филипп зло смеялся.
– А теперь, пастушье отродье, мы скрутим вас без лишнего шума.
Он поднял ее на руки и швырнул на кучу соломы в дальнем углу амбара.
– Пустите меня, пустите! – визжала Анжелика. – Я ненавижу вас!
Она боролась из последних сил и даже ухитрилась до крови укусить его за руку.
– Сука! – выругался Филипп.
Анжелика вдруг расслабилась и решила выполнить долг женщины, которая с удовольствием выполняет требования мужчины. Она была его женой, его вещью, и он имел все права использовать ее для удовлетворения своих желаний.
Несмотря на приступ ярости, которая овладела им, Филипп тут же почувствовал перемену в ее поведении. Испугавшись, что причинил ей боль, он несколько умерил пыл и попытался разобраться, что означает ее реакция. Вдруг он ощутил нежное прикосновение ее руки на своей щеке. Внезапная дрожь охватила его, и, ослабевший, он улегся рядом с ней. Он решил сдержаться и уйти, не сознавая, что довел ее почти до экстаза. Искоса посмотрев на нее, он увидел, что она собирается одеваться.
От каждого ее движения веяло теплом, дыханием плоти. У него создалось впечатление, что она вовсе не прочь отдаться ему.
Филиппу показалось, что он испытывает желание улечься в сено с Анжеликой, дружески поболтать, но он поспешно отогнал такое необычное для него желание.
Он вышел из сарая с неприятным чувством того, что и на этот раз последнее слово осталось не за ним.

Глава 14

Этот праздник Анжелика запомнила надолго. На ее долю выпали две романтические прогулки по парковым дорожкам, и огни фейерверка до сих пор блестели в ее глазах. К горькому вкусу беспокойства примешивался привкус этих приятных воспоминаний.
В таком состоянии пребывала Анжелика на следующее утро после ночи, проведенной в Версале. И вот среди этой череды беспорядочных мыслей на первый план выдвинулось милое личико Кантора, которого де Вивонн захотел взять себе в пажи.
«Это дело нужно решить немедленно». Анжелика сразу откинула прочь все пустые мечтания. Она встала с софы, на которой лежала после бессонной ночи.
Проходя по главной зале отеля дю Плесси, она услышала голос Кантора. Анжелика на минуту задержалась перед черными дубовыми дверями. Она никогда еще сюда не заходила, потому что они вели в покои Филиппа. Голосок восьмилетнего мальчугана, воспевавшего любовные подвиги Генриха IV, заставил ее рассмеяться.
Ла Виолетт открыл на ее стук. Филипп стоял перед зеркалом, примеряя голубую тунику, в которой собирался отправиться в Сен Жермен, куда позже должна была приехать и Анжелика. Она была приглашена к ужину и на прием к королеве.
Филипп не высказал удивления, увидев жену в своей комнате. Он любезно пригласил ее присесть, пока не закончит туалет, после чего будет целиком к ее услугам.
Она наблюдала, как тщательно он выбирает драгоценности к туалету, и раздумывала, а чего, собственно, она хочет от него? Совета? Но ведь это же смешно! И, нарушив неловкое молчание, она сказала:
– Месье де Вивонн просил меня отдать ему в пажи Кантора.
Филипп слегка вздохнул и снял все кольца с правой руки. Затем снова принялся рыться в открытом ларце, где хранились украшения. И вдруг, будто внезапно вспомнив, что здесь находится Анжелика, произнес скучающим голосом:
– Ах да! Примите мои поздравления! Месье де Вивонн пользуется расположением при дворе, а его сестра… пользуется успехом у короля и поможет ему продлить это расположение на долгий срок.
– Но Вивонн должен возглавить экспедицию в Средиземное море.
– Это еще одно доказательство расположения к нему короля.
– Но мальчик совсем еще мал…
– Какой мальчик? А, Кантор… он, кажется, и сам не прочь поехать с Вивонном. Что тут удивительного – Вивонн будет баловать его.
– Я боюсь, что он насмотрится вещей, которые испортят его.
Филипп хмыкнул. Он протянул к ней руки, растопырив пальцы.
– Что вы скажете о моих кольцах? Они превосходны, а?
– Да, пожалуй. А вот этот камешек на мизинце особенно нежен.
– Вы правы.
Вдруг он снял все кольца и разложил обратно по ларцам. Затем вызвал лакея и приказал ему позвать сюда Кантора. Когда вошел Кантор, Анжелика и Филипп сидели молча, глядя друг на друга. Кантор только что вернулся с урока верховой езды, и только поэтому с ним не было его неизменной гитары.
– Ну, сударь, – шутливо сказал Филипп, – у вас такой вид, будто вы собрались на войну.
Лицо мальчика засветилось.
– Так месье де Вивонн рассказал вам о наших планах? – воскликнул он.
– Я вижу, эти планы вам нравятся? – заметил Филипп.
– О сударь, сражаться с турками! Это же замечательно!
– Полегче, мой мальчик. Турки – это не свечки, о которых вы распеваете в своих прелестных песенках.
– Я хочу поехать с Вивонном вовсе не для того, чтобы петь. Мне хочется путешествовать. Я долго думал об этом и очень хочу отправиться в море.
Анжелика вздрогнула. Она как бы вновь увидела своего брата Жосслена, его горящие глаза и услышала шепот:
«Я еду за море – решено!» Сколько же прошло времени с тех пор, как они расстались?
В глазах Кантора светилась решимость. Он знал, чего хочет. Филипп положил руку на голову Кантора:
– Нам с твоей матерью предстоит решить твою судьбу. Не многим мальчикам в твоем возрасте выпадает доля услышать гром пушек. Ты должен быть храбрым.
– Я храбрый! Я ничего не боюсь!
– Это мы проверим, а потом сообщим тебе о решении. Мальчик поклонился отчиму и вышел, полный чувства собственного достоинства.
Маркиз взял из рук Ла Виолетта бархатную шляпу и сдунул с нее пылинку.
– Я повидаюсь с месье де Вивонном и выясню его намерения относительно мальчика.
Он поцеловал ей руку.
– Я должен покинуть вас, сударыня. Король зовет меня.

***

После этого разговора Анжелика придирчиво осматривала дом, ибо в отеле дю Плесси должно было собраться высшее парижское общество. Ожидалось прибытие короля.
Она как раз осматривала большую залу, когда вошел Филипп, намеревавшийся взять украшения, которые хранились в одном из многочисленных ящиков бюро.
– Филипп, я очень встревожена. Меня просто угнетает мысль о том, что придется принимать здесь гостей. Я ничего не имею против ваших предков, но, пожалуй, трудно отыскать более старомодный дом, чем ваш.
– Вы недовольны комнатами?
– Нет, они превосходны.
– Их перестройка стоила мне кучу денег. Мне пришлось продать лошадей.
– И это вы сделали для меня?
– Не дразните меня, – сказал Филипп. – Ваше неотразимое очарование уже влечет меня к вам, и я чувствую себя, как кролик перед удавом.
Она рассмеялась и положила голову на плечо Филиппа. Он испытывал неодолимое желание поцеловать ее, но не сделал этого. Он обнял ее за талию, дыхание его стало прерывистым.
– Для вас труднее всего переносить мое безразличное отношение к вам? Не так ли? У меня создалось такое впечатление, что наши встречи вызывали у вас отвращение ко мне, если не ненависть.
Анжелика опять засмеялась. Вдруг она почувствовала, как жадные руки Филиппа потянулись к ее груди. Он выругался, но она снова рассмеялась в ответ. Наклонившись, он впился поцелуем в ее шею.
– Вы прекрасны… самая совершенная женщина, – шептал он. – А я просто грубый солдафон.
– Филипп! – она в изумлении посмотрела на него. – Вы не правы. Злой, жестокий, бесчеловечный – да, но вовсе не грубый. Тут я никогда не соглашусь с вами. К несчастью, вы не дали мне возможности узнать вас хоть немного как любовника, которым вы можете быть.
– Другие женщины осуждали меня за это же. Быть может, я просто дурачил их. Женщинам кажется, что мужчина с внешностью Аполлона способен на сверхъестественное…
Анжелика смеялась все громче. Только что они ссорились, и вот уже пальцы Филиппа ищут застежку ее корсажа.
– Осторожнее, Филипп, ради всего святого. Вы порвете ее, а ее алмазная отделка обошлась мне в двести тысяч экю. Можно подумать, что вам не приходилось раздевать женщин.
– Глупая предосторожность! Ведь все, что нужно, – это просто задрать юбку.
Она прижала палец к его губам.
– Не будьте грубым, Филипп. Вы ничего не понимаете в любви и не знаете, каким бывает наслаждение.
– Так научите меня. Покажите, что делает женщина, когда в любовники ей достается мужчина, прекрасный, как бог!
В его голосе звучала горечь.
Она повисла у него на шее. Ноги ее подкашивались. Он осторожно положил ее прямо на пушистый ворс теплого ковра.
– Филипп… Филипп, – бормотала она, – неужели вы полагаете, что это подходящее место для такого урока?
– А почему бы и нет?
– Прямо на ковре?
– Да, на ковре. Солдатом я был, солдатом и останусь. Если я не могу обладать собственной женой в собственном доме, то на что же я тогда вообще способен?
– А если кто нибудь войдет?
– Ну и что?! Я хочу вас! Я чувствую, что вы готовы принять меня. Ваши глаза блестят, как звезды, ваши губы влажны…
Он видел, как ее лицо осветилось внезапной радостью.
– Теперь, моя маленькая кузина, мы будем играть в более интересную игру, чем в ранней юности.
Анжелика издала стон, отдаваясь на милость победителя. Она была не в состоянии сопротивляться зову плоти. Напротив, она только приветствовала его.
– Не спешите, любовь моя… – шептала она. – Дайте время прийти в себя!
Он страстно обнял ее и как будто впервые осознал, что перед ним находится женщина. Она медленно закрыла глаза, отдаваясь своей любовной мечте. Неповиновение, которое он так часто видел на ее искривленном рте, куда то спряталось. Губы ее полуоткрылись, дыхание участилось. Они уже не были врагами. Он нежно изучал ее, и его охватила дрожь открытия, ибо он понял, что оно ведет к еще непознанным тайнам.
Восхищение и надежда ширились в нем по мере того, как чувственность ее возрастала. Приближался миг их перехода в мир наслаждений.
Его мужское достоинство возрастало и укреплялось в нем по мере того, как он шел к цели, которая и не думала уходить от него. Он думал о том, как она унижала его прежде, и что он никогда и никого не ненавидел больше, чем ее. Но теперь он смотрел на нее, и сердце его билось с новой силой. Где же теперь та молодая женщина, что бросила ему когда то вызов?
Но тут он вдруг почувствовал, что она уходит от него подобно раненому зверю, взывая к его милосердию.
Долгая дрожь пронзила Анжелику, и она поняла, что приближается момент, когда он станет ее властелином.
Каждая секунда этой любовной игры радовала его все больше и больше, подогревая в нем чувство победы, которое он прежде не ощущал. Он победил в сражении с достойным противником и на сей раз получил приз, который ускользал от него раньше. Больше он не будет уступать ей.
Ее тело выгнулось в его объятиях, как тугой лук. Она отдалась ему, и он чувствовал тайный ответ ее плоти, которую сам разбудил и упивался теперь ее великолепием. Он понял, что это то, чего он ждал всю жизнь, – сознание того, что влечение его плоти будет удовлетворено ею.
Она вернула его к жизни страстным стоном:
– Филипп!
Он склонился к ней, спрятав лицо у нее на груди. Реальность возвращалась в суровую меблировку комнаты по мере того, как Анжелика переходила из потустороннего мира любви в действительность. Миг ее отсутствия в реальном мире был краток. Она не смела верить, что пережила восторг и страсть, которые довели ее почти до слез.
– Филипп!
Он поднял голову, на лице у него блуждала загадочная улыбка. Нет, Анжелика не ошиблась – нежность была на его устах. Она провела пальцем по его усам, на которых блестели маленькие капельки пота.
– Мой старший кузен.
И, конечно, произошло то, что и должно было произойти, – вошли неожиданные посетители – Лувуа и его отец, сварливый старец Мишель де Телье. Старик скривился в насмешливой улыбке, Лувуа покраснел. И оба в смущении удалились.

***

А на следующий день Лувуа разнес новость по всему двору:
– Среди бела дня! Со своим собственным мужем!
Как могли поклонники и обожатели прекрасной маркизы вынести такое оскорбление? Муж! Любовь в своем хозяйстве!
А возмущенная до крайности мадам де Шуази повторяла:
– Среди бела дня… среди бела дня…
Эта тема обсуждалась и в присутствии короля.
– Но король совсем не так уж весело смеялся, – говорил Пегилен.
И это было не единственным, что вызывало тайную досаду короля.
– Его задевает все, что связано с вами, – сказала мадам де Совиньи Анжелике. – Ему доставило удовольствие помирить вас с вашим невыносимым мужем, но совсем не обязательно так рьяно доказывать свою верность муженьку.
– Берегитесь Братства Святого Причастия, моя дорогая, – сказала с лукавой усмешкой Атенаис, – они не жалуют такие поступки.
Анжелика защищалась как могла, щеки ее пылали.
– Не понимаю, с чего бы это меня осудило Братство Святого Причастия? Если уж нельзя пользоваться вниманием собственного мужа в собственном доме…
Атенаис хихикнула, закрывшись веером.
– Среди бела дня… на коврике… Это верх распущенности! Такое можно простить только любовникам.
Филипп не обращал ни малейшего внимания на шутки и розыгрыши, надменно расхаживая по залам. Казалось, он не замечал даже холодности короля.
Но странно было другое. Филипп снова стал холоден к Анжелике, а когда во время танцев она заговорила с ним, он ответил ей довольно грубо. И ей показалось, что сладкий миг упоения от любви лишь привиделся ей во сне.
Однажды вечером, когда весь двор смотрел в открытом театре комедию Мольера, она почувствовала приступ ужасной меланхолии. Ей показалось, что она вновь бедная маленькая дикарка, сбежавшая от молодых пажей в дю Плесси Бельер.
«Я ненавижу их всех!» Она тихонько вышла из дворца и села в экипаж. Потом она не раз будет вспоминать этот случай и никак не сможет понять, что заставило ее покинуть Версаль и отправиться на улицу Фобур Сен Антуан, в их отель, где возбужденный Ла Виолетт сообщит ей, что Филипп получил приказ отправиться на фронт. На рассвете он уже отбудет.
Филипп ужинал в одиночестве. Темную столовую освещали лишь два канделябра, стоявшие прямо перед ним на столе. Увидев входящую Анжелику, он грозно нахмурил брови:
– Что вы здесь делаете?
– Разве я не имею права прийти домой, когда захочу?
– Сейчас вы должны находиться в Версале.
– Я чуть с ума не сошла там от скуки и решила ускользнуть от этих невыносимых людей.
– Надеюсь, что вы смогли придумать достаточно вескую причину, чтобы оправдать отъезд? Иначе вы рискуете попасть в немилость короля. Кто сообщил вам о моем отъезде?
– Никто, уверяю вас. Я была очень удивлена, увидев приготовления ваших слуг. И вы хотели уехать, не попрощавшись со мной?
– Король просил меня не объявлять об отъезде и особенно ничего не говорить вам. Он знает, что женщины не умеют хранить секреты.
«Король ревнует!» Анжелика чуть не выкрикнула эти слова. Она села с противоположного конца стола и стянула с рук усыпанные драгоценностями перчатки.
– Как странно, летняя кампания еще не началась, войска на зимних квартирах. Не припомню случая, чтобы король раньше избавлялся от кого то тем, что посылал на войну. Этот приказ больше похож на наказание.
Филипп посмотрел на нее отсутствующим взглядом, будто перед ним никого не было.
– Король – наш повелитель, – сказал он наконец и решительно поднялся. – Уже поздно, мне пора отдыхать. Позаботьтесь о себе сами в мое отсутствие. Я запрещаю вам прощаться.
Анжелика изумленно посмотрела на него.
– И это все, что вы мне скажете?
Казалось, он не понял смысла вопроса. Подойдя к ней, он наклонился, поцеловал ей руку и вышел.
Оставшись одна в комнате, Анжелика горько расплакалась.
«Я никогда не понимала его».
Он уходит на войну. Увидит ли она его снова? Да, он вернется, но время любви ушло.
В окно светила луна, из сада слышались соловьиные трели. Анжелика вытерла заплаканное лицо. Перед ее мысленным взором снова прошли те недолгие минуты, которые она провела с Филиппом, – он сидел с ней рядом, когда она нянчила маленького Шарля Анри… они весело болтали и смеялись, глядя на него… тот день, когда они, охваченные страстью, предавались любви…
Она не могла больше сердиться и сдерживаться, быстро накинула сорочку. Босая, она быстро побежала в комнату Филиппа. Она вошла без стука.
Филипп, абсолютно голый, лежал в постели, и сквозь створки тяжелых занавесей ей была видна его мощная грудь, гладкая и бледная, словно высеченная из мрамора. Лицо его было спокойным.
Стоя на цыпочках у его кровати, Анжелика затаила дыхание. Его красота волновала ее до глубины души. Она замечала те мелочи, на которые не обращала внимания раньше, – детская цепочка с распятием на мощной груди гладиатора, родинка, шрамы, полученные на войне и на дуэлях. Она приложила руку к груди, словно стараясь удержать рвущееся сердце.
Он слегка пошевелился. Сбросив сорочку, она скользнула в его кровать и улеглась рядом. Каким теплым было его тело! Прикосновения возбуждали ее. Она легонько поцеловала его в губы, затем осторожно приподняла его голову и положила себе на грудь.
Он опять зашевелился, пробормотав в полудреме:
– Так прекрасна… – Потянулся губами к ее груди, как малый ребенок. Но вдруг широко раскрыл глаза, и в них вспыхнул гнев.
– Вы?! Вы здесь? Что за наглость! Что за…
– Я пришла с вами попрощаться, Филипп, на свой манер.
– Женщина должна ждать, когда муж сочтет нужным приласкать ее, а не возбуждать его своей похотью! Бросьте это!
Он попытался столкнуть ее с кровати, но она уцепилась за его руку, взывая к нему:
– Филипп! Обними меня… Позволь мне остаться сегодня ночью…
– Нет!
Он высвободил руку, но она цеплялась снова. Она видела, что, несмотря на всю силу, он не может сладить с ней.
– Филипп, я люблю вас! Обнимите меня!
– Чего вы хотите?!
– Вы знаете…
– Что за бесстыдство?! Неужели у вас не хватает любовников, которые удовлетворили бы вас?!
– Нет, Филипп, у меня нет любовников, кроме вас. И вы останетесь для меня единственным любовником на долгие долгие годы.
– Так вот вы какая, маленькая шлюшка?! Сейчас у вас не больше достоинства, чем у суки в период течки!
Он принялся ругать ее отборной бранью, но она ползала вокруг него и принимала оскорбления как проявления нежнейших чувств. Наконец он глубоко вздохнул, схватил ее за волосы и запрокинул ей голову назад. Она улыбнулась, глядя на него, и, казалось, вовсе не испытывала страха. Он поразился этому. Выругавшись еще раз, он притянул ее к себе. Наступило тягостное молчание, ибо Филипп вдруг испытал тайное чувство страха перед импотенцией. Но страстность Анжелики, ее безумная радость, ее искусность в делах любви, когда она становилась рабой страсти, – все это пересилило сомнения Филиппа.
– Уходи, – он грубо оттолкнул ее в то время, как она пыталась накрутить на палец его вьющиеся волосы.
На этот раз она послушалась с такой покорностью, что он не знал, что и делать: то ли ударить ее посильнее, то ли заключить в нежные объятия. Стиснув зубы, он боролся сам с собой. Какая опасная слабость! Чистое сумасшествие! Как он рад, что скоро шум битвы и свист пуль положат конец этому безумству.

***

Вскоре после отъезда маршала дю Плесси де Бельер пришло время отправиться в армию и маленькому Кантору.
Анжелика чувствовала себя предательницей. Она принялась писать бесконечные письма Филиппу, но он не отвечал. Это страшно угнетало ее. Наступит ли время, когда Филипп снова полюбит ее?
Анжелика попыталась заняться сборами Кантора. Но вот уже и Кантору уезжать. Он уселся в экипаж де Вивонна вместе со своим наставником Гаспаром де Роканоном. На Канторе был костюм из зеленого шелка, который очень подходил к цвету его глаз, он был отделан галунами и бантами. Черная бархатная шляпа с белым плюмажем венчала кудрявую голову. Неизменная гитара была с ним, как любимая игрушка у капризного ребенка. Это был прощальный подарок Анжелики.
Инструмент был сделан из лучших сортов дерева, был отделан перламутром и изготовлен лучшими мастерами Парижа.
Барба плакала горькими слезами, а Анжелика старалась не выдавать своих эмоций. Такова жизнь. Дети всегда вырастают и уходят от родителей, и каждый уход ранит материнское сердце.
С возросшим интересом следила теперь Анжелика за событиями на Средиземном море. Турки безуспешно пытались одолеть последние бастионы христианского Средиземноморья. Французский флот был послан туда с секретной миссией.
Анжелика улыбнулась про себя, подумав, что Кантор ее тоже крохотный винтик в этом большом механизме, в этом святом деле. Она представляла его стоящим на палубе корабля, державшим неизменную гитару в руках, ленты которой развевались по ветру под безоблачным небом.
Она старалась быть поласковее с Флоримоном, испугавшись, что ему будет не хватать Кантора или он начнет ревновать к судьбе брата, которому светила удача и слава. Но вскоре она заметила, что хотя Флоримон и был нежным братом, но отъезд Кантора не слишком его расстроил.
Флоримон был очень деятелен. Он и десяти минут не мог просидеть спокойно. На уме у него всегда были тысячи дел: выезд на лошади, натаскивание собак, чистка оружия. Зато он очень не любил уроков латыни аббата де Ледигера. Сколько раз он хвастался своими успехами в фехтовании. Он любил показывать матери только что выученные приемы.
– Смотри, мама, смотри на меня. Я парирую, делаю выпады и колю. Прямо в сердце. Мой противник падает замертво!
Как он был красив! Радость жизни горела в нем, точно пламя. Как быстро возмужало и окрепло детское сердце! А пожалеет ли он ее, если ей случится попасть в беду?

***

Новость о битве при мысе Писсаро пришла в Париж в середине июля, во время последнего праздника, который король давал накануне отъезда в Лоррейн. Флот де Вивонна был атакован у берегов Сицилии турецкими галерами, во главе которых стоял изменник – алжирец по имени Рескатор. Сражение скорее всего напоминало перестрелку. Но два корабля из двадцати все же потонули.
На одном из кораблей находилась вся прислуга месье де Вивонна. Стало известно, что вместе с судном на дно морское пошли три его секретаря, десяток поварят, четверо лакеев, все двадцать мальчиков хористов, исповедник, оруженосец и вместе с ними маленький паж гитарист.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. КОРОЛЬ

Глава 16

Всадник галопом промчался по аллее, образованной двумя рядами старых дубов, обогнул лужу, в которой отражалось золотое великолепие осени, и остановился перед небольшим подъемным мостом.
В маленькое оконце спальни Анжелика разглядела на всаднике ливрею цвета мадам де Совиньи. Должно быть, это она послала его сюда. Набросив бархатный халат, Анжелика сбежала по лестнице, не дожидаясь, пока служанка поднимется с письмом на серебряном подносе.
Анжелика отправила гонца на кухню и распорядилась, чтобы его угостили. Затем проворно поднялась в свою комнату, удобно устроилась у камина и только потом взялась за чтение письма. Это обычное послание представляло сейчас для Анжелики большую ценность.
Заканчивалась осень, вот вот должна была наступить зима. А какими скудными были эти зимы в Плесси! Замок в стиле ренессанса, возведенный как летняя резиденция, был угрюм и холоден теперь, когда листья в лесах Ньелля уже опали. По ночам волки близко подходили к окраинам парка. Лишь весна вносила некоторое облегчение в душу. Анжелика целыми днями скакала на лошади по окрестностям. Ее ближайшим соседом был Молин, далее располагался Монтелу, где мирно доживал последние дни ее отец, и где прошло ее детство. Анжелику никто не посещал, кроме де Круасски – местного помещика, который походил повадками на медведя, стараясь ухаживать за Анжеликой, и от которого она порой не знала, как избавиться.
Итак, Анжелика сорвала печать с письма и начала читать.
Маркиза де Совиньи подробно описывала последние новости и особо отмечала то привилегированное положение, которое стала занимать мадам де Монтеспан.
Закончив чтение, Анжелика задумалась: была ли какая нибудь тайная мысль у мадам де Совиньи, когда она так подробно описывала положение мадам де Монтеспан в зените ее славы? Добрая и расположенная к людям мадам де Совиньи была очень недоверчива к Атенаис. Она восхищалась ею, но не любила ее.
«Берегитесь – говорила она Анжелике, – Атенаис из рода Монтемар, прекрасная, как море, и такая же безжалостная. Она походя может проглотить вас, если не принять мер предосторожности».
В этом была немалая доля правды, и Анжелика уже убедилась в этом на собственном опыте. Так почему же все таки де Совиньи так подробно описывает триумф мадам де Монтеспан? Или она надеется, что Анжелика вихрем примчится в Версаль, чтобы отвоевать позиции, которые, в сущности, ей никогда не принадлежали.
Итак, мадам де Монтеспан – фаворитка. Король не сводит с нее глаз. Что же, все устроилось как нельзя лучше…
В дверь тихонько постучали, и вошла Барба, держа за руку Шарля Анри.
– Наш ангелочек хочет видеть свою мамочку…
– Да да… – рассеянно ответила Анжелика.
Поднявшись, она выглянула в окно. Перед глазами простирался унылый пейзаж.
– Можно ему поиграть здесь немного? – спросила служанка. – Он бы так обрадовался! О, да у вас прохладно. Огонь в камине совсем потух.
– Подложите еще дров, – машинально сказала Анжелика.
– Так можно оставить здесь мальчика?
– Нет, у меня сейчас нет времени. Я должна ответить мадам де Совиньи, пока ее посыльный еще здесь.
Вздохнув, Барба взяла мальчика за руку, и он послушно пошел за ней.
Оставшись одна, Анжелика быстро заточила перо, но не сразу села писать. Ей надо было подумать. Голос, к которому она не хотела прислушиваться, постоянно повторял: «Версаль будет ждать вас».
Было ли это правдой? Версаль, наверное, забыл ее, и это к лучшему. Она этого хотела, к чему же теперь сожалеть?
Вошел лакей и спросил, где маркиза желает обедать: в своей комнате или в столовой? Конечно, в своей комнате! Холодно на лестницах, а потом – у нее не хватает смелости в одиночестве усесться за длинный обеденный стол, уставленный серебром. Ведь она уже дважды вдова!
Анжелика села перед камином за маленький столик. Одна! Нет с ней рядом мужчины, который мог бы посмеяться, глядя, как жадно она набросилась на еду… или высказать свое восхищение ее руками, которые она два часа подряд растирала и мазала кремом… или оценить ее прическу.
Она вскочила, подбежала к зеркалу и долго изучала свое лицо. Она все еще прекрасна. Анжелика несколько раз глубоко вздохнула.

***

На следующий день в Плесси заехали месье и мадам де Рокелер. Они сделали небольшой крюк по пути в свое поместье в Арманьяке, чтобы навестить Анжелику и передать ей послание от Кольбера.
Герцогиня хлюпала носом и жаловалась на простуду, которую подхватила в поездке, но скорее всего это была отговорка, чтобы скрыть слезы, которые она не могла сдержать. Она улучила момент и, оставшись наедине с Анжеликой, пожаловалась ей на своего мужа, который предпринял этот шаг, чтобы убрать ее подальше от искушений двора, сослав в этот отдаленный замок.
– Самое время для его ревности, – жаловалась она, – именно теперь, когда мой роман с Лозеном давно в прошлом. Между нами ничего не было уже в течение нескольких месяцев. И чего хорошего он нашел в мадемуазель де Монпансье?
– Она внучка Генриха IV, – ответила Анжелика, – а уже это одно кое что да значит. Но я не могу поверить, что Лозен пойдет на риск, заигрывая с принцессой королевской крови. У него же никогда не бывает серьезных намерений.
Мадам де Рокелер, напротив, утверждала, что его намерения самые серьезные. Великая Мадемуазель просила у короля за ее свадьбу с герцогом де Лозеном, в которого она была безумно влюблена.
– И что ответил его величество?
– Как обычно – «посмотрим». Он, кажется, был смущен той страстью, которую испытывает принцесса к Лозену, хотя сам очень привязан к Пегилену. А вот королева, герцог Орлеанский и Генриетта Английская были просто оскорблены, узнав об этом. Да и мадам де Монтеспан тоже. Она вслух выразила при дворе свое возмущение.
– Ей то какое дело? Она ведь не королевской крови.
– Но зато она из рода Монтемар. Она знает, кому что причитается. А Пегилен из простых гасконских дворян.
– Бедный Пегилен! Но, надеюсь, что вы то не стали презирать его за это?
– Увы, – и мадам де Рокелер снова залилась слезами.
Письмо Кольбера было иного содержания. Он просил мадам дю Плесси вернуться в столицу и заняться делами, которые под силу лишь ей одной. В скором времени в Париж должен был прибыть посол иранского шаха – Бактериари Бей. И Кольбер выражал надежду, что посредничество Анжелики поможет заключить более выгодные соглашения.
Прочитав письмо, Анжелика решила, что ей не следует откладывать свое возвращение в Париж.

***

Прибыв в столицу, Анжелика сразу же отправилась к королю в Версаль. Она встретилась с ним в парке. Вокруг лежал снег, было холодно. Король со свитой медленно следовал вокруг фонтана. Анжелика приблизилась к монарху и присела в глубоком реверансе.
– Какой приятный сюрприз, – слегка кивнул ей король. – Полагаю, что королева тоже будет рада вас видеть.
– Я уже засвидетельствовала свое почтение ее величеству, и она милостиво выразила мне свое удовольствие.
– Я полностью разделяю ее чувства.
Отвесив Анжелике еще один поклон, король повернулся к принцу Конде и продолжил прерванный разговор. Анжелика присоединилась к королевской свите. Она внимательно осмотрелась и с удивлением обнаружила, что ее одежда кажется здесь старомодной, хотя она отсутствовала всего полгода.
Анжелике не очень то улыбалось встретиться сейчас с мадам де Монтеспан, но та, увидев ее, улыбнулась и помахала рукой, будто радуясь этой встрече. Анжелика отметила, что Атенаис похорошела. Ее раскрасневшееся на морозе лицо выглядывало из мягких мехов.
Муфта короля была из того же меха, что и капюшон мадам де Монтеспан, и висела на золотой цепочке. Эту моду переняли многие придворные дамы.
Анжелика услышала голос герцога Орлеанского, обсуждавшего эту проблему с мадам де Тианж.
– Божественно! Я готов преклоняться перед русскими. Вы слышали, их посланник привез сюда три полных фургона с мехами лисы, медведя, соболя. Просто поразительно! Это значит, что придет конец этим муфточкам размером не больше тыквы, – добавил он, глядя на муфту Анжелики. – Они выглядят такими убогими! Как только раньше мы могли их носить?! У меня сейчас из каракуля. Посмотрите, какие причудливые завитушки.
Вся группа двинулась королевской аллеей по направлению к дворцу, окна которого блестели под лучами зимнего солнца. Все камины во дворце были затоплены, и клубы белого дыма поднимались к небу. Температура в комнатах была терпимой, а в зале Венеры, где был сервирован королевский стол и столпились придворные, было душно.
Смущенная Анжелика постаралась спрятать в углу муфту «размером не больше тыквы». Стоя в толпе придворных, Анжелика смотрела на мадам де Монтеспан, сидящую за королевским столом, весело болтающую и смеющуюся.
Атенаис и в самом деле была дамой высшего света, в самом лучшем смысле этого слова. Ее новые привилегии, казалось, придавали ей необычную элегантность и оживленность. Следует добавить, что к новому году ожидали появления еще одного незаконнорожденного королевского отпрыска.
Двор становился все оживленнее и непринужденнее, хотя дворцовый этикет строго соблюдался. Это был тот день, когда простолюдинов допускали смотреть, как обедает король. Те, кто получил это право, медленно проходили по залу, во все глаза разглядывая своего повелителя.
Не в меньшей степени они восхищались герцогом Анжуйским, прибывшим в Париж в сентябре с младшей Мадемуазель – принцессой Марией Терезой, десяти месяцев от роду, которая также являлась членом королевской семьи.
Они восхищались и мадам де Монтеспан, такой красивой, такой обаятельной и такой шлюхой!
Ремесленники, купцы, лавочники с покрасневшими от холода носами, закутанные в теплые пальто, возвращались в Париж, гордые тем, что им довелось лицезреть своего монарха и его прелестную любовницу.

***

Уже под самый конец трапезы Анжелика перехватила взгляд Флоримона, который с чувством собственного достоинства исполнял свои обязанности. По окончании обеда все направились в залу Мира. И здесь Флоримон подошел к матери.
– Вы видели, мама? Правда, я хорошо справляюсь со своими обязанностями? До этого мне разрешали только держать поднос, а теперь я ношу кувшины и пробую вино.
Но разве это не чудесно?! Если кто нибудь захочет отравить короля, то я отдам за него жизнь!
Анжелика поздравила сына со столь быстрым продвижением. Дюшес сказал, что очень доволен Флоримоном. Хотя Флоримон был самым юным из пажей, но был самым умным, обладал хорошей памятью, врожденным тактом и чувством собственного достоинства. Словом, он был настоящим придворным. К сожалению, столь быстрое продвижение по королевской службе лишило его возможности быть товарищем по играм юного дофина. Монпансье сама сказала об этом королю, и теперь он и главный виночерпий как раз обсуждали эту тему – сможет ли Флоримон справляться с обеими обязанностями.
– Это слишком много для него, – запротестовала Анжелика, – ему еще надо учиться!
– К черту латынь! Разреши, мамочка!
Улыбнувшись, Анжелика покачала головой и сказала, что подумает. Впервые за прошедшие полгода она видела сына так близко. Правда, он дважды заезжал в Пуату.
Он явно похорошел. Может, чересчур худощав, но ведь он, как и все другие, ел на скорую руку, когда придется, и вечно недосыпал. Он все еще был в трауре по брату и отчиму. Обратив внимание на одинаковый черный цвет их одежд, отражавшихся в роскошном зеркале, Анжелика погрустнела, вспомнив, что она – вдова, а он – сирота.
«Версаль будет ждать вас», – вспомнила она слова короля.
Нет, никто не ждет ее здесь. Уже через пару недель после ее отъезда о ней забыли – умы придворных были заняты положением мадам де Монтеспан.
Анжелика огляделась с чувством досады и разочарования. Ей показалось, что сейчас она должна увидеть самого стройного и красивого из всех придворных – маршала Франции Филиппа дю Плесси де Бельер. Но нет, он навеки в земле, и она не увидит его никогда.
Флоримон куда то убежал, разыскивая гадкую собачонку принцессы Генриетты.
Вышла королева и села рядом с королем. А подле них, образуя полукруг, расселись принцы и принцессы крови, а также придворные дамы и кавалеры, имеющие привилегию сидеть. Мадемуазель де Лавальер сидела на одном краю, мадам де Монтеспан – на другом.
Лакеи начали разносить бокалы с ликерами и настойками. И вдруг раздался голос короля:
– Месье де Жествре, – обратился он к главному дворецкому – принесите стул для мадам дю Плесси де Бельер.
Все разговоры в зале смолкли, и головы присутствующих повернулись к Анжелике. Та сделала шаг вперед, низко поклонилась и заняла место рядом с Лавальер. Когда она брала бокал с вишневой настойкой, ее рука заметно дрожала.
– Ну вот, наконец то вы удостоились этой «божественной» чести – сидеть за королевским столом, – такими словами встретила Анжелику мадам де Совиньи. – Ах, это чудесно! Все только и говорят об этом.
Она крепко расцеловала Анжелику. Мадам де Совиньи прибыла в Версаль на представление новой пьесы Мольера.
– Завтра еще одна пьеса, а потом бал. Я не знаю всей программы, но мы останемся в Версале на неделю. Вы знаете, что говорят при дворе? Что на этом настаивает де Монтеспан. Она ненавидит Сен Жермен. Кстати, что она сказала по поводу вашего стула за королевским столом?
– Честное слово, я не знаю.
– Думаю, что она была готова испепелить вас.
– В эту минуту я не смотрела на нее.
– Могу себе представить ваше состояние. Но если бы вы тогда взглянули на нее, то уверена, что испытали бы двойное удовольствие.
– Никогда бы не подумала, что вы такое чудовище, – рассмеялась Анжелика.
– И я тоже, – в тон ей ответила мадам де Совиньи.
Они протиснулись в узкие двери театра и пошли искать себе места.
– Давайте сядем рядом, – попросила Анжелика. – После спектакля я хотела бы поехать в Париж с вами. Мы поболтаем, я так устала от вынужденного шестимесячного молчания.
– Вы с ума сошли! Вам нельзя уезжать из Версаля. Вы должны присутствовать за королевским столом все время, пока его величество здесь.
В дверях возникла какая то суматоха, и вот появилась мадам де Монтеспан.
– Посмотрите ка, кто пришел, – шепнула мадам де Совиньи. – Она просто великолепна. Наконец то Версаль имеет подлинно королевскую любовницу, которую можно поставить в один ряд с Габриэлой д'Эстре – любовницей Генриха IV. Она занималась политикой, покровительствовала искусству, а главное, могла покорять мужчин, даже королей. Во время их правления Франция знала веселые деньки.
– Так почему же вы хотите, чтобы я заняла место мадам де Монтеспан?
– Потому что мне жаль короля, – де Совиньи закрыла веер и вздохнула. – У вас есть все то же, что и у нее, и сверх того то, чего у нее нет. Быть может, это и придает вам силы.
В это время подняли занавес. Но Анжелику мало интересовало происходящее на сцене. Она обдумывала слова мадам де Совиньи. Жаль короля? А было ли это чувство знакомо самому королю. Пожалел ли он в свое время, например, мадемуазель де Лавальер, которая сейчас выглядит еще более худой и печальной, чем обычно.
Король заставлял ее, как всегда, появляться на всех приемах, то есть присутствовать при триумфе соперницы, а это граничило с проявлением жестокости. Атенаис в открытую третировала Лавальер. Анжелика сама слышала, как она обратилась к Луизе:
– Луиза, милочка, помогите мне приколоть бант. Король ждет меня, а я не хочу опаздывать.
Это было жестоко и цинично. Бедная девочка повиновалась ей. Чего ждала она от такого самоунижения? Неужели надеялась каким то способом вернуть человека, которого обожала? Нет, на это было непохоже. Досужие сплетницы утверждали, что она уже не раз просила у короля разрешения удалиться в монастырь, но король был глух к ее просьбам.
Анжелика наклонилась к мадам де Совиньи и шепнула:
– А почему бы королю не разрешить Лавальер покинуть двор?
– Из за маркизы де Монтеспан, – шепнула та в ответ. – Луиза нужна для отвода глаз ее мужу. Пока она здесь, можно утверждать, что все сплетни о мадам де Монтеспан не более чем пустая болтовня.
Анжелика кивнула головой в знак согласия и принялась наблюдать за происходящим на сцене. Мольер, как всегда, остроумен. По окончании спектакля в зале долго гремели аплодисменты.

***

В своих апартаментах Анжелика увидела служанок – Терезу и Жавотту, которые разжигали в камине огонь. Надпись «Оставлено для…» все еще была на двери.
«Следует ли мне пойти поблагодарить короля? – размышляла Анжелика. – Или дождаться, когда он первый заговорит со мной?»
Она воспользовалась услугами девушек, чтобы снять черное платье и надеть светло серое, расшитое серебром. В дверь постучали, и вошла мадемуазель де Приен в состоянии крайнего возбуждения.
– Я так и знала, что старик алхимик поможет вам обзавестись местом за королевским столом. О, прошу вас, научите меня, что пообещать ему, чтобы он помог и мне? Как он все это проделывает? Он дал вам порошок? И каков он на вкус?
Казалось, что она совершенно потеряла голову. Анжелика как могла стала ее успокаивать.
– Успокойтесь, – Анжелика дотронулась до ее плеча. – Ничего он мне не давал.
– Тогда это была старуха ля Вуазин? Про нее тоже говорят, что она могущественная колдунья. Но я не осмеливаюсь пойти к ней. Я очень боюсь ее проклятия. Однако если нет никакого другого способа… Скажите, что она сделала для вас? Неужели правда, что нужно зарезать новорожденного ребенка и напиться его крови?
– Не говорите глупостей, моя милая, вы утомили меня. Повторяю, что я не имела дел с колдуньями, во всяком случае – для получения этого места. Король раздает милости по своей доброй воле тем, кого считает достойным награды без всякой связи с черной магией.
Мадемуазель де Бриен закусила губу, но все же стала дальше развивать теорию.
– Все не так просто. У короля сильная натура, и никто не в состоянии заставить его сделать по своему. Только вмешательство потусторонних сил может подействовать на него. Взгляните только на мадам де Монтеспан, как она этого добилась…
– Мадам де Монтеспан может вскружить голову любому мужчине. И в этом нет ничего волшебного.
– Но она не справилась с персидским послом, – возразила молодая женщина.
– Похоже, что он так и вернется в Персию, не будучи принятым королем. А это будет ужасно.
Анжелика тут же вспомнила о письме Кольбера. Выпроводив мадемуазель де Бриен и узнав, где остановился Бактериари Бей, она решила навестить его. Она подумала, что успеет вернуться к полудню, если поедет пораньше с утра. Король не заметит ее отсутствия, если она вернется ко времени прогулки по саду.
На следующее утро она позвала Мальбрана, двух лакеев, кучера, затем добавила Флико, чтобы увеличить свиту и произвести благоприятное впечатление на персидского посланника. Ее эскорт в бледно желтых и голубых ливреях скакал на черных лошадях. Сама же она отправилась на своей любимой Церере.
– Я слышал, что он подарил королеве ожерелье из ста шести жемчужин, – сказал Флико.
Анжелика подозрительно посмотрела на него.
– Уйми свой зуд и постарайся сидеть на лошади как следует.
Флико никогда не изучал науку верховой езды, поэтому ерзал на лошади, стараясь сохранить равновесие.
– Посмотрите ка, что это впереди? – неожиданно воскликнул Флико.
Они ехали по дороге из Парижа на запад. И вот на перекрестке они увидели толпу и возвышающуюся над ней стражу с пиками.
– Мне кажется, там идет казнь, – продолжал зоркий Флико. – Они собираются распять беднягу на колесе.
Анжелика тоже увидела священника в черном, палача и его помощника в красных плащах, стоявших рядом с деревом, голые ветки которого выделялись на фоне угрюмого свинцового неба.
Казни такого рода частенько производили в окрестностях Парижа, чтобы избежать скопления черни. Но это не спасало от многочисленной толпы крестьян. Колесо, как орудие казни, было завезено из Германии еще в прошлом столетии. Осужденного привязывали к спицам колеса так, что его руки и ноги были растянуты наподобие андреевского креста. Палач крошил их ломом.
– Мы не опоздали, – обрадовался Флико. – Они только начали бить его по ногам.
Но хозяйка разочаровала его. Она приказала галопом мчаться мимо ужасного места, чтобы не видеть страданий несчастного. Но тут они услышали голос:
– Стойте, никто не проедет, пока не рассеется толпа!
Юный офицер подъехал к ним и поклонился. Это был Миримон, которого Анжелика знала по Версалю.
– Разрешите мне проехать, сударь. Я должна увидеть его превосходительство персидского посла.
– В таком случае позвольте мне лично проводить вас, – с поклоном ответил офицер, направляясь к месту казни.
Анжелике пришлось следовать за ним. Офицер повел ее прямо к колесу, откуда раздавались громкие крики и стоны человека, которому дробили кости. Анжелика опустила глаза, чтобы не видеть происходящего. И тут она услышала:
– Ваше превосходительство, позвольте представить вам маркизу дю Плесси де Бельер, которая желает видеть вас.
Маркиза подняла глаза и увидела рядом персидского посла, сидящего верхом на черной лошади. У Мохаммеда Бактериари Бея были огромные черные глаза в красивом обрамлении бархатных ресниц и бровей и желтоватое лицо с курчавой черной бородой. Его одеяние было подбито горностаем с серебряным поясом и длинными рукавами. Распахнутое сверху, оно обнажало кольчугу, украшенную серебряной филигранью. С плеча свисал длинный светло зеленый парчовый плащ, расшитый цветами из жемчуга. На голове его возвышался тюрбан из белого шелка с плюмажем, скрепленным алмазом. Рядом с ним на лошади сидел черный маленький слуга. В свиту посла входили еще три рослых перса верхом на лошадях.
Посол даже не повернул голову на голос офицера, его глаза были устремлены на колесо. Он старался не пропустить ни одного стона осужденного.
Миримон повторил свое представление еще раз, потом объяснил Анжелике, что посол, видимо, не понимает по французски. Тут им на помощь пришел человек, на которого Анжелика раньше не обращала внимания. Это был священник в черной сутане и с большим распятием в руках. Он направил лошадь к Бактериари Бею и обратился к нему по персидски.
Посол обратил к Анжелине пустые, невидящие глаза, но тут же взгляд его потеплел. Он заговорил властным, надменным голосом.
– Сударыня, – переводил священник, – его превосходительство просят вашего позволения осмотреть зубы вашей лошади. Так он узнает о чистоте породы.
Скрывая досаду, Анжелика сказала, что Церера очень нервная и наверняка не захочет, чтобы какой то незнакомец заглядывал ей в рот.
Священник перевел. Перс улыбнулся, встал перед кобылой и что то тихо и ласково сказал ей. Животное вздрогнуло, но тем не менее открыло рот и позволило осмотреть свои зубы без всяких возражений. Она даже лизнула его украшенную драгоценностями руку, а он в ответ ласково погладил ее по шее.
У Анжелики появилось такое ощущение, будто ее предали. Она даже забыла о несчастном, воющем на эшафоте. Она явно нервничала и чувствовала себя пристыженной. Перс же скрестил руки на груди и несколько раз поклонился, что означало знак глубокого почтения.
– Его превосходительство сказали, что это первая лошадь, достойная своего имени, которую он увидел с тех пор, как сошел на берег в Марселе. Он хотел бы знать, имеются ли у короля Франция еще хоть одна или две лошади, подобные этой.
– Даже целая конюшня, – бесстыдно соврала Анжелика.
Бей нахмурил брови и сердито заговорил.
– Тогда его превосходительство удивляются, почему король не счел возможным предоставить ему хотя бы одну приличную лошадь, достойную его ранга посла. Маркиз де Терси, которого ему дали для сопровождения, показался ему каким то неряхой и оборванцем, и его превосходительство предпочли бы путешествовать без него.
Поток персидских слов лился рекой, переводчик с трудом успевал переводить.
– Он говорит, что не видел еще ни одной женщины, достойной его. Что ему не дарят подарков, что за весь месяц пребывания во Франции его никто не посещал. Что те женщины, которых он привез с собой, вовсе не подходят для походов на базар… И он хочет знать, не означает ли ваш приход, что король Франции опомнился и хочет оказать ему достойное уважение?
Анжелика даже приоткрыла рот от изумления.
– Отец, что за странный вопрос слышу я?
Легкая усмешка пробежала по каменному лицу священника.
– Мадам, я понимаю, что мои слова шокируют вас. Но в течение пятнадцати лет я был переводчиком при дворе персидского шаха, и можете мне поверить, что я совершенно правильно перевожу слова посла.
И не без юмора священник добавил:
– И в течение этих долгих лет мне приходилось слышать и переводить вещи похуже этих. Но что вы ответите послу?
– Скажите ему… я в затруднении. Я прибыла сюда не как официальное лицо и вовсе не по приказу короля, который, похоже, не очень заботится о персидском посланнике.
Лицо иезуита снова приняло каменное выражение.
– Это позор! – пробормотал он.
Он явно колебался. Ему не хотелось дословно переводить слова Анжелики. Но тут несчастная жертва издала дикий вопль, и внимание Бея обратилось к осужденному.
За время разговора палач успел раздробить жертве локти, колени, тазовые кости и теперь, связав вместе руки и ноги, пронзил несчастного вертелом, чтобы пригвоздить его к повозке, которая была специально предназначена для этого. В таком положении осужденный должен был закончить свое существование на диком холоде, да еще и атакованный бесчисленными стаями ворон, уже сидевших на деревьях.
– Его превосходительство жалуется, что ему не удалось посмотреть заключительную часть казни, – обратился иезуит к Миримону.
– Мне очень жаль, что его превосходительство разговаривал с мадам.
– Вам следовало бы подождать, пока его превосходительство не закончит разговора и не переключит внимание на казнь.
– Принесите ему мои извинения и объясните, что во Франции так не поступают.
– Плохое оправдание! – вздохнул священник.
Посланник остыл, и его лицо осветилось радостью. Он что то сказал, и священник с явной неохотой перевел:
– Его превосходительство просит вас начать все сначала.
– Что начать сначала?
– Пытки.
– Но это невозможно, отец. У нас больше нет осужденного.
Священник перевел. Бактериари Бей показал на перса, сидевшего на лошади прямо за ним.
– Он сказал, чтобы взяли одного из его стражников. Он настаивает на этом и обещает пожаловаться королю, который прикажет обезглавить вас.
Несмотря на холод, на лбу у Миримона проступили капельки пота.
– Но я же не могу этого сделать, отец. Я не могу отправить невинного на смерть.
– Тогда мы скажем ему, что законы вашей страны запрещают вам касаться даже единого волоска на голове чужестранца, пока он считается гостем вашей страны, даже с его согласия.
– Правильно! Ради бога, объясните ему.
Бактериари Бей слегка улыбнулся, но явно с пониманием отнесся к такому закону.
– А какова цель вашего визита, сударыня?
– Любопытство.
Иезуит скептически усмехнулся.
– Отец, – сказал Миримон, – я надеюсь, вы понимаете, что мы мучаем и убиваем человека не ради того, чтобы доставить удовольствие какому то варвару?
– Конечно. Но я против того недоброжелательства и бестактности, с которыми принимают во Франции персидского посла. Он приехал сюда как друг, а уедет, похоже, как недруг и к тому же враждебно настроит персидского шаха к Франции и к церкви. Если это произойдет, то вы, имеющие сейчас на Востоке двадцать миссий, не только не сможете увеличить их число, но и потеряете даже эти. От этого проигрывает дело веры. Теперь вы понимаете, почему я так терпелив с этим персом?
– Согласен с вами, святой отец, дело это важное, – согласился Миримон каким то скучным голосом. – Но зачем тогда ему эти новые пытки?
– Посол никогда прежде не видел такого рода пытки. И когда сегодня утром он по своему обыкновению прогуливался, то попал на место казни, и теперь он хочет представить шаху точное описание этого способа. Вот почему он так раздосадован, что пропустил большую часть казни.
– Его превосходительство довольно легкомысленный человек, – улыбнулась Анжелика, – но я восхищена его смелостью.
Священник перевел, и воцарилось тягостное молчание. Потом Бей заговорил, и священник стал опять переводить:
– Его превосходительство удивлен, но считает, что иногда женщина более остроумна, чем мужчина, и он хотел бы знать, что она имеет в виду? Пусть она выскажется.
– Не кажется ли его превосходительству, – заговорила Анжелика, – что шах шахов вдруг решит, что этот изысканный вид пыток будет пригоден только для высокой знати? И ему может прийти в голову мысль, что самым достойным объектом для этого нового способа будет его превосходительство, особенно если его миссия окажется не столь успешной.
Как только иезуит перевел, лицо посла озарилось радостью. К великому облегчению присутствующих, он рассмеялся.
– Маленькая колдунья! – воскликнул он и, скрестив руки на груди, несколько раз поклонился Анжелике.
– Он говорит, что отказывается от мысли передать своему повелителю этот вид пытки… в его стране достаточно и старых, испытанных методов. И он просит вас посетить его резиденцию.
Мохаммед Бактериари Бей возглавил кавалькаду. Он мигом изменился, стал до неузнаваемости галантным и все внимание уделял Анжелике, расточая комплименты.
Вскоре они прибыли во временную резиденцию персидского посла, который все еще ожидал официального представления в Париже и Версале. Посол извинился за скромные апартаменты, где уже распорядился построить турецкую баню, чтобы совершать ритуальные омовения. Отсутствие таких бань в Париже страшно удивило его.
На поднятый их приездом шум явились несколько персов слуг с кривыми саблями и кинжалами. За ними появились два француза, один из которых в высоком парике, видимо, компенсирующем его малый рост, ехидно сказал:
– Еще одна потаскуха! Надеюсь, отец Ришар, вы не будете долго задерживать эту шлюху. Месье Дионис не хочет, чтобы порочилось доброе имя этого дома.
– Я вовсе не говорил этого, – запротестовал другой француз. – Я понимаю, что его превосходительству нужно развлекаться. Но уж если ему нужно развлекаться и нужны развлечения такого рода, то ему надо отправиться в Версаль.
Тут иезуиту удалось вставить слово, и он представил Анжелику. На лице маленького человека в высоком парике отразились все цвета радуги.
– Простите, сударыня. Моя фамилия Сент Амен. Я из протокольного отдела и приставлен королем к послу. Пожалуйста, простите мою бестактность!
– Вы прощены, Сент Амен. Я понимаю, что мое появление здесь должно было смутить вас.
Подошедший Бактериари Бей обнял Анжелику за талию. Сопровождаемые слугами, они прошли через вестибюль, украшенный мозаикой, потом еще через одну комнату.
У Флико округлились глаза, когда он увидел богатейшие ковры, красивейшие занавески, роскошные портьеры… Мебель из ценных пород дерева, восточные вазы, кубки из голубого фаянса дополняли декор комнаты.
Посол уселся на ковер, скрестив ноги, и пригласил Анжелику сделать то же самое.
– Неужели в обычаях Франции, – неожиданно спросил он, – ссориться в присутствии слуг?
По французски он говорил медленно, но правильно.
К ним присоединились Сент Амен и священник. Посол вновь перешел на персидский язык и потребовал подавать угощение. Появились слуги с серебряными подносами и разлили по маленьким хрустальным чашечкам какой то темный напиток с дурманящим запахом.
– Что это? – спросила Анжелика, с беспокойством глядя на поднос.
Сент Амен одним глотком выпил содержимое чашки и, сделав страшное лицо, ответил:
– Кофе. Я глотаю эту гадость десять дней подряд, и все для того, чтобы проявить нашу хваленую любезность. И сейчас мне становится нехорошо от одного его вида.
Сознание того, что посол понимает по французски, смутило Анжелику. Но Бактериари Бей не выразил никакого раздражения. Он жестом обратил внимание Анжелики на хрустальные чашечки и фарфоровые кувшины, расписанные ляпис лазурью, потрескавшиеся от времени.
– Эти предметы дошли до нас со времен царя Дария.
– Если его превосходительство так интересуется предметами искусства, то он получил бы большое удовольствие от Версаля. У нашего короля хороший вкус, и он окружил себя чудесными изделиями.
Посла очень заинтересовали слова Анжелики, и он засыпал ее вопросами. Анжелика как могла описала ему все красоты Версаля. Посол был изумлен и через отца Ришара выразил упрек Сент Амену за то, что тот еще не ознакомил его с этим великолепием.
– Да разве в этом дело? Величие короля Франции исчисляется не роскошью его дворцов, а его славой. Красивые безделушки могут занимать лишь детский ум.
– Для дипломата вы, кажется, забыли, что имеете дело с представителем Древнего Востока, – сухо сказал иезуит. – Во всяком случае, маркиза несколькими словами оказала Франции большую услугу, чем вы за десять дней.
– Так так! Уж если вы, человек духовного сана, так носитесь с этим владельцем гарема, то мне, представителю дворянства, не о чем с вами разговаривать. Я удаляюсь.
С этими ядовитыми словами Сент Амен вышел. Вслед за ним удалился и священник.
Мохаммед широко улыбнулся Анжелике, и на его лице сверкнули белоснежные зубы.
– Отец Ришар знает, что мне не нужен переводчик, когда я разговариваю с дамой.
Он поднес ко рту трубку и пустил кольца, не спуская глаз с Анжелики.
– Мой астролог говорил, что среда – мой день. И вот вы пришли… Скажу вам… мне нелегко в этой стране. Ваши обычаи кошмарны и запутаны для меня.
Он приказал слуге принести шербет, фрукты и халву.
Анжелика осторожно заметила, что не понимает, отчего его превосходительству так тяжело во Франции. И что такого необычного во французских обычаях?
– Эти феллахи… или как вы их называете… обрабатывающие землю…
– Крестьяне?
– Да, они. Какая наглость! Ни один не коснулся лбом земли. Наверное, ваш король хочет, чтобы я приехал к нему как преступник… в повозке со стражей по бокам. И этот маленький человек сказал мне: «Торопитесь, мы едем в Версаль!» – будто я ишак, которого нужно подгонять. А я бы в знак уважения к вашему монарху вовсе не стал торопиться. Но почему вы смеетесь… вы, чьи глаза блестят ярче драгоценных камней?
Она попыталась объяснить ему, что во Франции не принято падать ниц ни перед кем, что мужчины кланяются, а женщины делают реверанс. И она тут же продемонстрировала свое искусство к удовольствию перса.
– Понимаю… похоже на танец… неторопливый и ритуальный. Мне очень нравится. Я обязательно научу своих жен таким же поклонам. Все таки король подумал обо мне, раз послал вас. Вы первый человек во Франции, который развлек меня. Французы очень скучные люди.
– Скучные?! – искренне изумилась Анжелика. – Ваше превосходительство ошибается. Французы слывут веселыми и жизнерадостными людьми.
Анжелика собралась прощаться, и разочарование посла было очевидным. Она прибегла ко всякого рода объяснениям и метафорам, дабы он понял, что женщина во Франции занимает определенное положение в обществе, что она не рабыня и не проститутка, и что любовь женщины во Франции нужно заслужить.
– Я буду называть вас «фирюза» – ханум… мадам Бирюза… приятнейший из всех драгоценных камней, эмблема древней Мидии в Персии. А в нашей стране самый любимый цвет голубой.
И, прежде чем она смогла вымолвить слово, он снял с мизинца массивное кольцо и надел его ей на палец.
– Мадам Бирюза… это выражение моего восхищения, которое охватывает меня, когда я смотрю в ваши глаза. Этот камень обладает способностью менять свой цвет, если человек, который его носит, начинает лгать.
Он повернулся к ней с ласковой и немного насмешливой улыбкой, которая очаровала ее. Она не могла отказаться от подарка и только бессвязно бормотала слова благодарности, глядя на сверкающий на своей руке камень.
Шурша шелковыми тканями, Бактериари Бей поднялся. Его движения напоминали кошачьи – ловкие, полные скрытой силы, выдававшие в нем искусного атлета и наездника.
– Вы научитесь персидскому языку очень быстро. Скажите, а много ли при дворе короля Франции таких красавиц, как вы?
– Столько, сколько волн в океане.
Анжелика порывалась уйти.
– Я должен отпустить вас, раз уж в вашей стране существует такой странный обычай – посылать подарки, а потом забирать их обратно. И почему только король Франции так обращается со мной? Шах Персии очень могуществен! Он может изгнать из страны всех французских подданных и закрыть все двадцать миссий. Он может отказаться продавать вам шелк. А где же еще ваш король сможет найти шелк такого качества, как наш? Такие тутовые деревья с белыми ягодами растут лишь в Персии, и только ими выкармливают шелковичных червей, способных вырабатывать тончайший шелк. Расскажите обо всем, что услышали, королю Франции. А сейчас я иду советоваться со своим астрологом. Идемте!

Глава 18

Прибыв в Версаль в полдень, Анжелика направилась в апартаменты королевы, чтобы приступить к своим обязанностям фрейлины. Ей сказали, что королева со свитой отправилась в одну из деревушек под Версалем навестить местного священника. Королеву несли, а свита шла пешком. Далеко они не могли уйти, и Анжелика решила присоединиться к ним.
Когда она достигла северной трассы, на нее обрушился град снежков. Она обернулась, чтобы увидеть шутника, но тут снежок ударил ей прямо в лицо. Она оступилась, поскользнулась и упала, подняв тучу снежной пыли. Из засады показался развеселившийся Пегилен.
Анжелика рассвирепела:
– Когда вы прекратите эти детские шалости?! И не могли бы вы помочь мне подняться?!
– Нет, конечно! – воскликнул Пегилен, набросился на нее и стал катать по снегу, потом расцеловал и начал тереть ей нос муфтой. Так он тормошил ее до тех пор, пока она не рассмеялась.
– Вот так то лучше, – сказал он, помогая ей подняться. – Я увидел вас задумчивой и печальной, а это вовсе не подходит вашему личику. Смейтесь!
– Пегилен, неужели вы забыли, какие несчастья выпали на мою долю совсем недавно?
– Да, забыл! – ответил он весело. – Мы должны забывать все наши горести. И нечего появляться при дворе, если не собираешься их забыть. Перестаньте думать о горестях жизни, малышка, и помогите мне!
Он взял ее за руку и повел по запутанному лабиринту из подстриженных кустарников, припорошенных снегом.
– Король дал разрешение на наш брак, – шепнул он ей, как будто это был невесть какой секрет.
– Какой брак?
– Брак мадемуазель де Монпансье с ничем не примечательным гасконским дворянином. Только не говорите, что ничего не слышали. Она без ума от меня. И она не однажды просила короля согласиться на наш брак. Королева и принцы крови каждый раз поднимали страшный шум, считая это оскорблением всему королевскому роду. Но король справедлив и добр. Он любит меня. Он считает, что никто не имеет права принуждать родственницу оставаться в девах, когда ей сорок три года.
– Вы серьезно, Пегилен?
– Как нельзя более серьезно.
– Мне жаль.
– Не нужно. Я так доволен, как был бы доволен этот покрытый язвами король Португалии, который интриговал, чтобы получить ее руку.
– Я жалею не ее, а вас.
– Я буду герцогом де Монпансье и получу привилегии, полагающиеся этому титулу. По свадебному контракту я получу два миллиона ливров. Его величество оповестил все дворы о свадьбе его кузины. Анжелика, дорогая, временами мне кажется, что все это я вижу во сне. Даже в самых смелых мечтах я не возносился так высоко. Король будет моим кузеном! Даже не верится. Вот почему я испуган и нуждаюсь в совете и вашей помощи.
– Не понимаю вас. Ведь все идет так хорошо.
– Увы, фортуна переменчива. Пока я не стал мужем принцессы, я не могу спать спокойно. У меня куча врагов, начиная с королевской семьи и принцев крови. Конде и его сын злы на меня. Вы могли бы своим очарованием успокоить принца, который очень высокого мнения о вас, а также утвердить в этом решении короля, чтобы он не поддался на их протесты. Мадам де Монтеспан уже обещала мне свою поддержку, но я не слишком доверяю ей. Да и в таких делах две любовницы лучше, чем одна.
– Я не любовница короля, Пегилен.
Он покачал головой и монотонно запел:
– Быть может, это хорошо, быть может, это плохо.
Так разговаривая, они вышли из парка. Чей то мужской голос приветствовал их из кареты.
– Насколько я могу судить, на вас большой спрос, – сказал Пегилен. – И я не хочу становиться у вас на пути. Так могу ли я рассчитывать на вашу помощь?
– Нет.
– Не отказывайте мне. Вы и сами не представляете, какой силой обладаете. Считайте, что вам не удалось одурачить такого опытного придворного, как я. Я полагаю, что вы можете повлиять на короля.
– Не будьте глупцом.
– Вы кое чего не понимаете, я постараюсь втолковать это вам. Вы, как шип, вонзились в сердце короля, и он не знает, как избавиться от этой боли. Сам он осознал это лишь после того, как вы уехали, и теперь ужасно страдает.
– И имя этим страданиям – мадам де Монтеспан.
– Мадам де Монтеспан просто лакомый кусочек, и король удовлетворяет и свои чувства, и свое тщеславие. Она нужна ему, и она принадлежит ему.
– Вы говорите так же красноречиво, как персидский посол. Теперь я понимаю, как вам удалось увлечь бедняжку де Монпансье.
– Неужели вы не пообещаете замолвить за меня словечко перед королем?
– Если представится такая возможность, я помогу вам. А теперь отпустите меня, Пегилен. Я должна присоединиться к королеве.
– Она нуждается в вас меньше, чем я. И, кроме того, есть некто, кто хотел бы использовать вас для служения его величеству.
Из подъехавшего экипажа их окликнул мужской голос. Человек торопливо вышел из экипажа и направился к ним.
– Это Кольбер…
– Я так рад, что быстро нашел вас, – сказал министр. – Я как раз собираюсь к его величеству с докладом. А потом мы пригласим вас на совещание.
– А если его величество не захочет прислушиваться к моим советам?
– Тогда это будет просто каприз. Но будьте уверены, меня он выслушает. Пойдемте, сударыня.
Оптимизм Кольбера, похоже, был преждевременным. Его разговор с королем затянулся. Анжелика ждала на лавочке в зале Мира. И тут она увидела своего брата Раймонда де Сансе, идущего прямо к ней. Черная сутана резко контрастировала с яркими костюмами придворных.
Анжелика не видела его с тех пор, как справила свою Свадьбу с Филиппом. Неужели он приближается к ней с единственной целью – выразить ей свое сочувствие? Он так и поступил, но она почувствовала, что это не все.
– Дорогая сестра, вы, должно быть, удивлены, что я ищу вас при дворе, куда мой министр берет меня так редко.
– Мне казалось, что вы состоите на службе у королевы и ведаете раздачей милостыни.
– Вместо меня назначен отец Джозеф. Мое непосредственное начальство предпочло поставить меня во главе нашего прихода а Мелюне.
– И это значит…
– Отец игумен… или что то в этом роде, – улыбнулся Раймонд – Из нашего ордена берут служителей для восточных миссий.
– А а а, отец Ришар…
– Совершенно верно!
– Бактериари Бей… его отказ ехать в экипаже… промахи Сент Амена… королевские неудачи… и все это результат…
– Анжелика, я всегда восхищался вашим умом.
– Благодарю вас, Раймонд, но в создавшейся ситуации я скорее буду помехой.
– Давайте поговорим без недомолвок. Отец Ришар, с которым я недавно разговаривал, считает, что вы единственный человек, который может нам помочь.
– Мне очень жаль, Раймонд. Но сейчас не время. Меня ждет немилость.
– Но король оказал вам столько знаков внимания. Я слышал, король пожаловал вам стул за своим столом.
– Это правда, но прихоти монархов переменчивы.
– Меня больше беспокоят капризы посла. С тех пор, как они прибыли во Францию, отец Ришар места себе не находит. Первая ошибка состояла в том, что к послу приставили Сент Амена. Он хоть и дипломат, но не имеет ни малейшего представления о Востоке.
Появление Кольбера прервало их разговор.
– Ничего нельзя поделать, – мрачно сказал он, обращаясь к Анжелике. – Король так сердит на вас, что я удивляюсь, почему вы еще при дворе. Он даже слышать не хотел о вас.
– А разве я вас не предупреждала?
Она представила Кольберу своего брата – преподобного отца Раймонда де Сансе. Хотя Кольбер и отрицал деятельность иезуитов при дворе, но втайне доверял им. Когда Кольбер обрисовал сложившуюся ситуацию, Раймонд не воспринял ее как трагическую.
– Мне кажется, что я знаю истинную причину того, почему король недоволен вами. Вы просто отказываетесь сообщить истинную причину вашего визита.
– Я не скажу ее никому.
– Осмелюсь возразить. Я хорошо знаком с вашим упрямством, моя дорогая. Но если вы отказываете королю, как же можно ожидать от него, чтобы он был снисходителен к вам? Почему бы не объяснить ему так: вы отправились по моей просьбе, чтобы установить контакт с отцом Ришаром, ибо его деликатное положение исключает возможность моего личного присутствия среди этих магометан. Что вы скажете об этом, Кольбер?
– Думаю, что пройдет, если хорошо преподнести.
– А вы что скажете, Анжелика?
– Как говорил мой друг – полицейский Дегре, вы, иезуиты, – экстраординарные личности.
Мужчины пошли к выходу по длинному коридору. Анжелика задумчиво смотрела на две отраженные на полированном полу фигуры, одна толстая и низкая – государственного деятеля, другая высокая, статная – священнослужителя.
Анжелика поняла совершенно отчетливо, что осталась совсем одна. Ей вдруг страшно захотелось есть. По видимому, было уже очень поздно, и все придворные наверняка уже на ужине у короля. Но она продолжала сидеть, задумчиво теребя свой восточный веер.
– А я ищу вас, – шепнул у нее над ухом нерешительный женский голосок.
Анжелика не сразу сообразила, что голос принадлежит Великой Мадемуазель, которая склонилась над ней. Что же так изменило властный голос внучки Генриха IV?
«Наверняка, это ее замужество», – подумала Анжелика и поторопилась сделать реверанс.
Мадемуазель де Монпансье усадила ее рядом с собой и в волнении схватила за руку.
– Дорогая, вы слышали новость?
– Да кто же ее не слышал? Позвольте, ваше высочество, искренне пожелать вам огромного счастья!
– Ну разве я сделала плохой выбор? Скажите, есть ли на свете еще хоть один дворянин такой храбрый и такой великолепный? Вы не находите его восхитительным? Вы же его друг, не так ли?
– Конечно, – сказала Анжелика, вспомнив инцидент в Фонтенбло.
Но память мадемуазель де Монпансье была достаточно короткой, и, казалось, она не уловила скрытого смысла ответа.
– Если бы вы знали, в каком волнения я нахожусь с тех пор, как король дал согласие на нашу свадьбу! И как я беспокоюсь!
– Ну что вы! Вы получили разрешение и можете быть счастливой. Король не возьмет назад своего слова.
– Если бы я была уверена так, как вы, – вздохнула мадемуазель де Монпансье.
Она выглядела так же очаровательно, как в те времена, когда Ван Оссель писал ее портрет. Анжелика улыбалась, глядя на нее.
– Как вы прелестно выглядите, ваше высочество!
– Правда? Как это мило с вашей стороны. Я так счастлива, что моя радость написана на моем лице. Но я дрожу от страха при мысли о том, что король может внезапно переменить решение, прежде чем будет подписан брачный контракт. Эта дура Мария Тереза и мой кузен вместе со своей женушкой – все они готовы разрушить мои планы. Если вы меня любите, попытайтесь раскрыть их заговор в глазах короля.
– Увы, я…
– Ведь вы можете повлиять на короля.
– С чего это вы все выдумали, что я могу влиять на короля?! – раздраженно воскликнула Анжелика. – Ведь вы же знаете его. И должны помнить, что он не слушает ничьих советов, кроме собственных. Не король идет на поводу, а наоборот – он ведет всех за собой.
– Значит, вы отказываетесь мне помочь? Я ведь сделала для вас все, что смогла, когда ваш первый муж был обвинен в колдовстве.
Не такая уж короткая память была у Великой Мадемуазель!
Анжелика с треском захлопнула веер и пообещала, что постарается выяснить у короля, что он думает о предстоящей свадьбе. Затем попросила извинения и разрешения удалиться, объяснив, что не ела и даже глотка не выпила после мессы.
– Но это невозможно! – ответила Великая Мадемуазель, беря ее под руку и увлекая за собой. – Король принимает в тронном зале дожа Генуи, а после приема будет лотерея и большой фейерверк. Король выразил желание, чтобы присутствовали все дамы двора. А особенно вы! Ваше отсутствие может вызвать его гнев.

***

И вновь Анжелике приснился сон, который повторялся уже несколько ночей подряд.
Она лежала на лугу в траве и страшно мерзла. Срывая траву и набрасывая ее на себя, она вдруг обнаружила, что лежит совершенно голая. Из за белоснежных облаков выглядывает солнце и медленно катится по ярко голубому небу. Солнечные лучи согревают и нежат ее. Она охвачена каким то радостным возбуждением. Но вот чья то рука касается ее плеча, и она вновь ощущает холод.
Конечно, сейчас зима, поэтому так холодно. Но тогда почему же она голая? И почему вокруг такая зеленая трава?
Так и не разгадав этой загадки, она просыпается и потирает плечо, на котором осталось ощущение прикосновения ладони.
И в эту ночь она проснулась с тем же чувством. Зубы стучали. Она действительно замерзла и теперь лежала, раздумывая, не позвать ли кого нибудь из девиц Жиландон, чтобы растопить камин.
Вдруг залаял Аргус.
– Ш ш ш…
Анжелика встала с кровати на колени и принялась шарить по полу рукой, ища тапочки. Внезапно она услышала легкий щелчок засова на двери и в появившейся полосе света увидела тень мужчины.
– Кто там?
– Бонтан, слуга короля. Не бойтесь, мадам.
– О, теперь я узнала вас. Но что вам нужно?
– Его величество хочет видеть вас.
– В такой час?
– Да, мадам.
Не задавая больше вопросов, Анжелика попросила подождать, пока она оденется.
– Конечно, мадам. Только, пожалуйста, не будите служанок. Его величество просил вас быть крайне осторожной. Я проведу вас потайным ходом, который известен лишь немногим.
– Я буду осторожна.
Она зажгла свечу от свечи Бонтана и вышла в другую комнату.
– Месье Бонтан, помогите мне застегнуть крючки…
Слуга Луи XIV поклонился, доставил на стол канделябр.
Анжелика благосклонно разглядывала невысокого роста мужчину, который, сохраняя чувство собственного достоинства, спокойно справлялся с несколько необычным для него занятием.
На королевской службе Бонтан занимался вопросами провианта и расквартировывания двора. Король ничего не предпринимал без Бонтана, да еще загружал его кучей разнообразных мелких поручений. Чтобы не обращаться по пустякам к своему господину, Бонтану часто приходилось расплачиваться из собственного кармана. Король задолжал слуге около семи тысяч пистолей, которые он занимал у него во время карточной игры и лотереи.
Анжелика слегка подрумянила щеки.
– Я готова, месье Бонтан.
Плотно прижав к себе тяжелые пышные юбки, она проскользнула за слугой в узкий потайной ход, дверь которого бесшумно закрылась за ними, и она очутилась в маленьком коридоре, по которому, пригибаясь, с трудом мог идти один человек.
Бонтан повел ее вверх по небольшой винтовой лестнице, затем они спустились на три ступеньки вниз и вновь оказались в каком то тесном тоннеле.
Проходя по нему, Анжелика заметила множество дверей, которые, по видимому, вели в потайные комнаты. Версаль раскрывался ей своей обратной стороной, которую она раньше плохо себе представляла, – тайные встречи, визиты инкогнито, секретные совещания…
Они пересекли какую то небольшую комнату, убранство которой, состоявшее из скамеечки и небольшого ложа с подушечками, казалось, было специально предназначено для приема таинственных посетителей из подземелий.
Затем, толкнув еще одну дверь, они оказались в значительно большей комнате, роскошная обстановка которой говорила, что они вышли из подземелья.
Оглянувшись, Анжелика поняла, что они находятся в приемной короля. Два канделябра стояли на мраморном столе, за которым, низко склонившись над бумагами, сидел человек.
Бонтан пошевелил в камине кочергой и подбросил пару поленьев. Сделав это, он тут же растаял в стене, подобно тени. Луи, не выпуская из рук пера, поднял голову. Он улыбался.
– Садитесь, сударыня, прошу вас.
Она примостилась на краешке кресла. В комнате повисло тяжелое молчание.
Наконец король встал, подошел к ней и остановился, скрестив руки на груди.
– Итак, вы даже не подняли шума? Не запротестовали? И это тогда, когда вас вытащили из постели?!
– Сир, я всегда к вашим услугам.
– С чего бы это такая покорность? Где ваши вечно ядовитые ответы? Что это за новый каприз?
– Ваше величество представляет меня в виде фурии и начинает стыдить за это. Так какого же мнения вы обо мне?
Король не дал прямого ответа.
– Преподобный отец Джозеф в течение целого часа расхваливал мне ваши способности. Я знаю его как человека справедливого и довольно умного и часто прислушиваюсь к его советам. С моей стороны было бы неблагоразумно не простить вас именно тогда, когда лучшие умы церкви защищают вас. Ну что же я сказал такого, что вы так саркастически улыбаетесь? – неожиданно спросил он, закончив свою тираду.
– Я не ожидала, что меня поднимут среди ночи для того, чтобы я выслушала комплименты из ваших уст.
– Маленькая колдунья!
– Бей назвал меня «фузул ханум».
– Что это значит?
– То же самое. И разве это не доказывает, что король Франции и посол Персии могут думать одинаково?
– Мы и обязаны думать одинаково в этом случае.
Он протянул к ней руки ладонями вверх.
– Куколка моя, принесите клятву своему суверену!
Улыбнувшись, Анжелика вложила свои руки в ладони короля.
– Торжественно клянусь выполнять свои обязанности и служить королю Франции, чьим вассалом являюсь!
– Так то лучше. Теперь подойдите сюда.
Он помог ей подняться и повел к краю стола, где стояло его кресло. На столе была разложена громадная карта почти сплошь голубого цвета, расчерченная линиями долготы и широты. На каждой из четырех сторон были изображены розовощекие ангелочки. По голубому фону бежала золотая вязь: «Маре Нострум – матер Ностра» – имя, данное древними географами Средиземному морю. «Наше море – наша мать».
Король водил пальцем по карте.
– Вот Франция, вот Мальта, а вот Кандия, последний оплот христианства. Здесь у нас вечные столкновения с турками. А вот и Персия…
– Неужели вы, ваше величество, подняли меня в такой поздний час, чтобы поговорить о Персии?
– Вы хотите, чтобы мы поговорили о чем нибудь ином?
Анжелика, не поднимая глаз от карты, молча покачала головой. Потом сказала:
– Давайте поговорим о Персии. Так какой же интерес для нашей страны в этом государстве?
– Этот интерес неотделим от вашего личного, сударыня. Шелк. Надеюсь, вам известно, что три четверти нашего импорта шелка идет оттуда?
– Этого я не знала. Это много. А зачем Франции столько шелка?
Король разразился хохотом.
– И это спрашиваете вы, женщина! Дорогая моя, подумайте, разве вы можете обойтись без парчи, без атласа, без чулок по двадцать пять ливров за пару?! Да скорее мы сможем обойтись без хлеба! Для нас, французов, главным является не зерно, не пряности или какой нибудь другой вульгарный товар, а МОДА! Вот почему для нас так важен договор с шахом. Франции нужен шелк, и надо постараться добыть его как можно дешевле.
– А разве месье Кольбер не смог наладить производство шелка во Франции? Он говорил, что собирается разместить фабрики в Лионе.
– На это уйдет много времени. Нам придется еще овладеть многими восточными тонкостями, прежде чем мы научимся изготовлять парчу и атлас. А тутовые деревья, которые я распорядился высадить на юге, начнут плодоносить только через несколько лет. Но и это будут деревья с красными ягодами…
– А деревья, дающие белые ягоды, растут только на высокогорных плато Персии.
– Откуда вам известны такие подробности?
– Мне говорил об этом Бактериари Бей.
– Так вы разговаривали с ним о делах, о шелке? Значит, ему известны наши трудности и то значение, которое мы придаем нынешним переговорам?
– Он показался мне очень образованным человеком. Он – глаза и уши персидского шаха.
Король вздохнул.
– Похоже, что мне придется прислушаться к мнению Кольбера и отца Джозефа. Вы, кажется, действительно, единственный человек, кто может распутать этот клубок из шелка.
Они посмотрели друг на друга и расхохотались, будто два заговорщика, связанные единым делом.
Глаза короля заблестели.
– Анжелика… – произнес он глухим голосом. Но тут же его голос приобрел естественное звучание. – Кого только я не посылал к этому послу персу, и каждый раз мне потом рассказывали одну чушь. И Терси, и Сент Амен представили мне его как варвара, не способного ни освоить наши обычаи, ни перенять хорошие манеры. В вашем же изображении он представляется мне хитрым, но умным человеком, жестоким и благородным.
– Уверяю вас, ваше величество, если бы вы встретились с ним сами, вместо того, чтобы посылать кого то другого, то многие трудности сразу же отпали бы. Вы обладаете талантом распознавать людей с первого взгляда.
– Увы, короли не все могут делать сами, но они должны подбирать себе в помощники подходящих людей. Это первое и самое главное условие, которое делает монарха великим. Я же допустил ошибку, послав некомпетентных людей.
Он нахмурился и махнул рукой. Потом выражение его лица смягчилось.
– Но вы, сударыня, оказались там вовремя и спасли положение.
– Совсем иначе вы говорили об этом сегодня утром.
– Согласен. Было бы непорядочно с моей стороны говорить, что я был совершенно прав. Вы показали самый верный путь к достижению цели, которую я наметил. Если мы не заключим соглашения с послом персидского шаха, то это будет означать, что иезуиты потеряют свои миссии, а мы лишимся шелка. Судьба этих обоих предприятий в ваших руках.
– И что же мне делать? Какая роль отведена мне?
– Выяснить, о чем думает посланник, и дать мне знать, как вести себя, чтобы не наделать грубых промахов. И, по возможности, разгадать ловушки, которые может подстроить нам перс.
– Короче, соблазнить его в отрезать ему волосы, как Далила?
Король улыбнулся.
– Решайте сами, как вам поступить.
Анжелика закусила губу.
– Это нелегкое задание. Мне потребуется уйма времени.
– Это не так уж важно.
– Мне кажется, что надо постараться заполучить его верительные грамоты.
– Не следует торопиться. Когда мне доложили, что Бактериари Бей не хочет вручать грамоты, я разозлился. Потом пустил дело на самотек. А теперь мне хочется оттянуть время и нашу встречу на как можно большее время. Мне нужно встретиться с русским послом. Если Россия согласится, то у нас будет более безопасный путь для доставки шелка. Нам не придется опасаться турок, генуэзцев и прочих.
– Значит, тогда товары не будут поставляться морем?
– Да, они пойдут сушей. Взгляните сюда.
Они склонились над картой, головы их сблизились. Анжелика почувствовала, что локоны короля касаются ее щек. Она быстро выпрямилась, слегка задрожав. Затем решительно обошла вокруг стола и уселась напротив, отметив про себя, что огонь в камине потух и в комнате стало холодно. Ее пробирала дрожь, и она пожалела, что не захватила плащ.
Не замечая ее состояния, король продолжал говорить о планах Кольбера, который собирался открыть фабрики в Лионе и Марселе. Вдруг он замолчал.
– Вы не слушаете меня. В чем дело?
Анжелика молчала.
– В чем дело? – повторил король. – Я полагаю, что вы не хотите нанести мне оскорбление, отказавшись от возложенного на вас поручения?
– Никоим образом, сир. Если бы я намеревалась отказаться, я бы вовсе не слушала вас. Неужели ваше величество считает, что я способна на такое?
– Я думаю, – спокойно сказал король, – что вы способны на все. Что же вас беспокоит? Почему вы вдруг стали такой безразличной к моим словам?
– Я замерзла.
– Замерзли? – удивился король. – Неужели у вас такая слабая натура? Никто прежде не смел жаловаться на холод в моем присутствии.
– Да, все боялись, что вы будете недовольны.
– А вы?
– Я тоже боюсь. Но еще больше я боюсь заболеть. Как же я тогда смогу выполнить поручение вашего величества?
Король ласково улыбнулся, и Анжелика впервые почувствовала, что в его гордом сердце затеплилась нежность.
– Ладно, – решительно сказал он, – я бы с удовольствием поговорил с вами еще, но не хочу заморозить вас.
Он снял теплый бархатный халат и накинул его на плечи Анжелики. Ее окутало теплым мужским запахом, смешанным с запахом фиалкового корня – любимым запахом короля. Король положил ей руку на плечо, и, почувствовав тепло, она вспомнила сон и закрыла глаза. Но тут же открыла их вновь.
Король на коленях стоял перед камином, энергично орудуя кочергой, а затем принялся раздувать тлеющие угли.
– Бонтан, видимо, разоспался, – оправдывался он, – а мне не хочется больше никого звать, чтобы не разглашать тайну нашей встречи.
Король поднялся с колен. Сейчас он выглядел как разбогатевший ремесленник, которому пришлось пережить трудную жизнь.
Людовик заметил недоумение Анжелики и улыбнулся.
– В такое позднее время можно и забыть о дворцовом этикете. На долю королей выпал тяжкий жребий. Им приходится отчитываться за каждый жест и шаг перед всем миром и даже перед будущим поколением. Это правило распространяется не только на них, но и на всех, кто их окружает. И только ночью я становлюсь самим собой.
Он провел рукой по лицу, как бы снимая маску.
– Ночью я становлюсь обыкновенным человеком. Мне нравится этот кабинет, где я работаю в тишине и покое. Ночью я могу пригласить сюда тех, кого искренне хочу видеть. Да, ночь – лучшая подруга короля!
Анжелика с восхищением смотрела на человека, которому приходилось так много и тяжело работать.
– Мне приятно наблюдать, как вы смотрите на меня, – внезапно сказал король. – Когда женщина смотрит такими глазами на мужчину, то это наполняет его смелостью и гордостью. А если этот мужчина король, то он готов покорить весь мир.
Анжелика рассмеялась.
– Но ваши подданные вовсе не требуют от вас этого. Они лишь хотят, чтобы в их стране был мир. Никто не требует от вас подвигов Александра Македонского.
– О, тут вы не правы. Никогда не думайте, что те королевские обязанности, о которых я вам говорил, так обременительны для меня. Быть королем – это прекрасно! Но я замолкаю, мадам.
– Ну почему же, я слушаю вас очень внимательно.
– Да, я знаю это. Вот почему мне приятно, когда вы рядом, – вы умеете слушать. Вы слушаете всем сердцем, всей душой и с желанием понять говорящего. И мне это очень приятно. Но я не буду больше испытывать ваше терпение.
Бонтан не спал. Он вновь проводил Анжелику тайным ходом.
В тусклом свете свечи Анжелика увидела перепуганное лицо старшей из девиц Жиландон, которая, видимо, уже давно дожидалась свою хозяйку.
– Что вы здесь делаете? Я вас не звала.
– Собака залаяла, и я подумала, что вам что нибудь нужно. А когда я окликнула вас и не получила ответа, то подумала, что вы заболели.
– Но я могла просто крепко спать.
– Простите, мадам. Вам что нибудь нужно?
– Ладно, раз уж вы встали, то разожгите камин и согрейте мне простыни. Я страшно замерзла.
Улегшись в теплую кровать, Анжелика долго не могла заснуть. Голос короля все еще звучал у нее в ушах. Звуками своего голоса он расположил ее к себе больше, чем поцелуями.

Глава 20

– Король сказал «нет», – услышала Анжелика чей то голос, когда только коснулась первой ступеньки лестницы, ведущей в королевские покои.
– Сказал «нет» – чему?
– Свадьбе Пегилена с Великой Мадемуазель. Дело решено. Вчера принц Конде и герцог Ангулемский, его сын, валялись в ногах его величества и умоляли не соглашаться на этот брак, который позорит весь королевский род. Они говорили, что станут посмешищем всех королевских дворов, а король прослывет монархом, который не заботится о чистоте своей родословной. Короля не пришлось долго уговаривать, и он сказал «нет»! Сегодня утром он сам сообщил об этом Великой Мадемуазель. Она расплакалась и в отчаянии укатила в Люксембургский дворец.
– Бедная Мадемуазель!
В прихожей королевы Анжелика увидела мадам де Монтеспан, которая завершала туалет в присутствии служанок. На ней было алое бархатное платье, шитое серебром и золотом и отделанное драгоценными камнями.
Луиза де Лавальер, стоя на коленях, закалывала булавками ленты.
– Ах нет нет, не так! Помогите мне ради бога, Луиза! Вы единственная, кто может так ловко закреплять шелк. Он такой капризный. Но зато как мил, не правда ли?
Анжелика страшно удивилась, увидев, как покорно Луиза отошла на второй план и с каким старанием помогает сопернице примерять наряды перед зеркалом.
– Да, мне тоже кажется, что так лучше, – продолжала Атенаис. – Спасибо, Луиза, вы как всегда правы. Я просто не могу как следует одеться без вас. Король так придирчив! А вы – настоящая волшебница, вы многому научились в обществе мадам де Лоррен.
– А вы как считаете, мадам дю Плесси?
– Превосходно, – пробормотала Анжелика, пытаясь отогнать собачку, которая рычала на нее.
– Ей, очевидно, не нравится ваш черный костюм, – сказала Атенаис, поворачиваясь перед зеркалом. – Как жаль, что вам до сих пор приходится носить траур. Он так не идет вам. А вы как думаете, Луиза?
Мадемуазель де Лавальер, которая все еще стояла на коленях, помогая сопернице, подняла вверх светло голубые глаза.
– Я считаю, что мадам дю Плесси идет даже траур.
– Больше, чем мне красное?
Луиза промолчала.
– Отвечай! – взвизгнула Атенаис. Глаза ее потемнели, как море перед штормом. – Ты, может быть, скажешь, что красное мне не идет?
– Ваш цвет – голубой!
– Почему же ты не сказала мне об этом раньше, идиотка! Дезиле, Паппи, живо помогите мне раздеться! Катрин, неси голубое платье с алмазами!
И в это самое время вошел король в нарядном костюме. На нем не было лишь королевской мантии, расшитой лилиями. Он вышел из апартаментов королевы. Бонтан следовал за ним.
– Вы еще не готовы, мадам? – нахмурился он. – Поторопитесь, польский король должен появиться с минуты на минуту, а я хотел бы, чтобы вы присутствовали на приеме.
Король был явно не в настроении, ибо обида, которую он нанес своей кузине
– Великой Мадемуазель, лежала на его совести. А тут еще замешкалась фаворитка.
– Вам следовало бы пораньше подумать о своем туалете.
– Откуда мне было знать, что вашему величеству не нравится мое голубое платье? Это не честно.
Король повысил голос, стараясь перекричать шум, поднявшийся в комнате.
– Не становитесь в позу! Сейчас не время. Лучше прислушайтесь к моему совету: мы уезжаем в Фонтенбло завтра утром, и, пожалуйста, не опаздывайте!
– Мне тоже готовиться к отъезду в Фонтенбло, сир? – робко спросила Лавальер.
Луи неодобрительно глянул на хрупкую фигуру бывшей возлюбленной.
– Нет! – отрезал он грубо. – Вам незачем ехать туда.
– Но что же мне делать? – застонала она.
– Оставаться в Версале. А еще лучше – поехать в Сен Жермен.
Лавальер опустилась на скамеечку и залилась слезами.
– Одна? И со мной никого не будет?
Король подхватил собачонку и кинул прямо на колени плачущей женщине.
– Вот кто составит вам компанию!
Быстрыми шагами он направился к выходу из комнаты, сделав вид, что не узнал Анжелику, но вдруг, обернувшись, резко спросил:
– Вы отправляетесь завтра к персидскому послу?
– Нет, сир, – в тон ему ответила Анжелика.
– А куда?
– На сен жерменскую ярмарку.
– Зачем?
– За вафлями.
Король до ушей залился краской и прошествовал в соседнюю комнату, в то время как Бонтан придерживал другую дверь, через которую служанки вносили голубое одеяние для мадам де Монтеспан.
Анжелика подошла к Лавальер. Та продолжала рыдать.
– Почему вы позволяете мучить себя? Почему сносите такие унижения? Мадам де Монтеспан играет с вами, как кошка с мышкой, и чем больше вы покорны, тем она становится злее.
Лавальер подняла заплаканные глаза.
– Вы тоже предали меня.
– Я никогда не клялась вам в верности, – печально сказала Анжелика, – и никогда не навязывала вам свою дружбу. Я никогда не предавала вас, и мой искренний совет вам: покиньте двор! Верните себе чувство собственного достоинства. Зачем добровольно обрекать себя на существование предмета насмешек этих бессердечных людей?
Заплаканное лицо Луизы осветилось ореолом мученичества.
– Мой грех был на виду у всех людей. Богу .угодно, чтобы и муки мои были на виду.
– Вы действительно кающаяся грешница. Но неужели вы думаете, что богу угодны такие страдания? Вы лишитесь здоровья и разума.
– Король не разрешает мне уйти в монастырь. Я много раз просила у него разрешения.
Она посмотрела на дверь, в которую только что в гневе вышел монарх.
– Может быть, он еще вернется ко мне…
Анжелика не сдержалась, чтобы не передернуть плечами. В эту минуту вошел паж и склонился перед ней.
– Будьте добры следовать за мной, мадам. Король зовет вас.
Между королевской спальней и залом Совета находилась комната, в которой хранились парики короля. Не часто женщине приходилось видеть, как Луи подбирал себе парик с помощью парикмахера Бине и его помощника.
Тут было множество париков: для мессы, для охоты, для приемов… Бине предлагал королю парик под названием «королевский», который был так высок и пышен, что скорее был пригоден для статуи, чем для живого человека.
– Нет, давайте оставим его для чрезвычайных случаев, например, для приема персидского посла.
Король посмотрел на Анжелику. Та присела в реверансе.
– Подойдите сюда, сударыня. Вы были вчера у посла, это правда?
К нему вернулись его обычная снисходительность и театральность жестов, но даже всего этого было недостаточно, чтобы охладить пыл Анжелики.
– Как вы объясните свое дерзкое поведение? – глухо спросил король. – Я не узнаю одну из самых обходительных женщин Лувра.
– А я не узнаю самого любезного монарха во всем мире.
– Мне нравится смотреть на вас, когда вы в гневе. Ваши глазки сверкают, а носик морщится. Пожалуй, я и в самом деле был грубоват.
– Вы были… невыносимы! Как петух на навозной куче!
– Мадам, вы разговариваете с королем!
– Нет, я разговариваю с мужчиной, который шутя играет женскими сердцами.
– Каких женщин вы имеете в виду?
– Мадемуазель де Лавальер… мадам де Монтеспан… я сама… и вообще все женщины!
– Это слишком тонкая игра для мужчины? У мадемуазель де Лавальер сердце чересчур большое, у мадам де Монтеспан его вовсе нет. А что касается вас… я совсем не уверен, что играю вашим сердцем. Мне кажется, что я еще не овладел этим искусством настолько, чтобы играть вашим сердцем.
Анжелика опустила голову. Он попал в цель. Она ждала последнего завершающего удара, который навсегда должен был отвратить ее от короля. Но какие то грустные нотки в голосе короля доставили ей беспокойство.
– Что то сегодня все идет не так, как надо, – произнес король. – Меня очень растрогало отчаяние мадемуазель де Монпансье, в которое она впала, услышав мое решение. И вот я вновь хочу пересмотреть вопрос о ее замужестве. Она любит вас, так пойдите и успокойте ее.
– А что месье де Лозен?
– Я даже не знаю, какова была реакция бедного Пегилена. Но я знаю, как поднять его дух. Вы видели Бактериари Бея?
– Да, сир.
– И как продвигаются наши дела?
– По моему, очень хорошо.
Дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился Лозен в сдвинутом набок парике. Глаза его сверкали гневом.
– Сир! – выкрикнул он, даже не извинившись за вторжение. – Я пришел спросить ваше величество, чем я заслужил бесчестье, которое творится вашими руками?
– Ну, старина, успокойтесь, – ласково сказал король.
Он чувствовал, что гнев его любимца неподделен.
– Нет, сир, я не вынесу такого унижения! – широким жестом Лозен вытащил шпагу и протянул ее королю. – Вы лишили меня чести, так возьмите же и мою жизнь! Я ненавижу эту жизнь!
– Возьмите себя в руки, сударь!
– Нет, нет! Это конец! Убейте меня, сир!
– Пегилен, я знаю, какую боль причинил вам, но я компенсирую это. Я подниму вас так высоко, что вы перестанете сожалеть об этом несостоявшемся браке.
– Мне не нужны ваши дары, сир. Я ничего не приму от монарха, который не держит своего слова.
– Месье де Лозен! – вскричал король звенящим голосом.
Анжелика вскрикнула от испуга.
Лозен тут же обратил свое внимание на нее.
– А, и вы здесь, дурочка! И вы заодно! Куда же вы запропастились вчера? Наверное, опять отправились торговать своим телом, и именно тогда, когда я вас кое о чем просил?
– Довольно, сударь! – ледяным тоном произнес король. – Уймитесь. Я могу понять ваше состояние, но больше не желаю видеть вас при дворе, если вы не способны покориться судьбе!
– Покориться?! Ха! Как вам нравится это слово, сир? Вы хотите видеть вокруг себя лишь рабов. Время от времени вы позволяете кому нибудь поднять голову, но при условии, что он тут же сунет ее в пыль у ваших ног, как только у вас переменится настроение… Я прошу вашего разрешения удалиться. Я рад был служить вам, но пресмыкаться никогда не буду. – И Лозен гордо удалился, не попрощавшись.
– Мне тоже можно уйти, сир? – спросила Анжелика, которая в сложившейся ситуации чувствовала себя неловко.
Король кивнул.
– Не забудьте пойти утешить мадемуазель де Монпансье, как только появитесь в Париже.
– Хорошо, сир.
Король подошел к зеркалу.
– Вы уже выбрали, Бине?
– Да, сир. Очень приятный парик. Два ряда локонов прямо от центра, и он не выглядит ни высоким, ни низким. Я называю его «посольским».
– Превосходно. Вы всегда выбираете то, что нужно.
– Мадам дю Плесси часто говорила мне то же самое. Будьте добры, наклоните чуть чуть голову, сир, чтобы я мог закрепить парик.
– Да, да. Я помню, ведь именно благодаря мадам дю Плесси вы попали ко мне. Это она рекомендовала мне вас. Мне кажется, что вы давно были знакомы с ней.
– Да, очень давно, сир.
Король, глядя в оправленное золотом зеркало, сказал:
– И как она вам нравится?
– Сир, я думаю, что только она достойна вашего величества.
– Вы не поняли, Бине. Я говорю о прическе.
– И я тоже, сир, – скромно ответил Бине, опустив голову.
Войдя в большой зал, Анжелика принялась расспрашивать, что за церемонию ожидают. Все придворные были одеты в парадные костюмы, но никто толком не знал, в чью же честь.
– Готова поспорить, что это русские, – сказала мадам де Шуази.
– А вам не кажется, что это польский король? Его величество упоминал о нем в разговоре с мадам де Монтеспан, – сказала Анжелика, довольная тем, что может блеснуть сведениями, полученными из надежного источника.
– В любом случае – это посольство. Король всегда поднимает знамена в честь приезда иностранцев. Посмотрите на этих парней с варварскими усами. Один из них уставился прямо на вас. От одного его вида у меня кровь леденеет в жилах!
Анжелика повернула голову в направлении, указанном мадам де Шуази, и встретилась взглядом с венгерским принцем Ракоци, с которым познакомилась в Сен Манде. Он пересек зал, подошел к ним и поклонился. На нем был подходящий к этому случаю Парик, а меч он сменил на кинжал в дорогих ножнах, отделанных голубыми камнями, оправленными в золото.
– Сударыня, уделите мне несколько минут.
Анжелика испугалась, не заведет ли он снова речь о женитьбе, но, сообразив, что в такой толпе придворных ей вряд ли стоит бояться его, она спокойно отошла с ним к нише ближайшего окна. Блеск голубых камней на ножнах принца напомнил ей о других событиях.
Перехватив ее взгляд, принц сказал:
– Это персидская бирюза.
– По персидски ее называют «фирюза».
– Вы говорите по персидски?
Анжелика сделала неопределенный жест рукой.
– Очень красивый кинжал, – сказала она.
– Это все, что осталось у меня от прежнего богатства. – Смущение в его голосе смешивалось с гордостью. – Кинжал и мой конь Господар. Только благодаря ему я удачно пересек границы, а во Франции вынужден держать его в конюшне Версаля. Парижане каждый раз потешаются, когда видят его.
– Почему?
– Вы поймете это, когда сами увидите Господара.
– Так что же вы хотели мне сказать, принц?
– Абсолютно ничего. Просто хотел вытащить вас из толпы, чтобы хоть немного побыть с вами, чтобы хоть на миг иметь возможность посмотреть в ваши глаза.
– Мне кажется, что вы выбрали неподходящее время, принц. Версаль редко бывает так переполнен людьми.
– У вас такие прелестные ямочки на щеках, когда вы улыбаетесь. А ваша улыбка всегда мила, даже тогда, когда у вас вряд ли есть причины для улыбки. Что вы здесь делаете?
Анжелика с интересом смотрела на него. Его речь всегда принимала какой то неожиданный оборот. Может быть, потому, что, зная французский язык, он все же не разбирался в отдельных его тонкостях.
– Ну как же! Я – придворная фрейлина. Я обязана быть здесь.
– Очень глупое занятие.
– Но у него есть и хорошие стороны, месье евангелист. А что же вы хотите? Женщинам вовсе не присущи черты бунтарей. Им больше нравится наблюдать за другими и самим быть на виду, они созданы, чтобы украшать двор великого короля своим присутствием. И жизнь в Версале вовсе не скучна. Здесь каждый день что нибудь новенькое. Вот, например, вы знаете, кого ожидают сегодня?
– Нет, не знаю. Один из швейцаров принес мне приглашение от короля прямо в конюшню, где я был с лошадью. И я рассчитывал на аудиенцию у короля.
– Вы уже имели ее раньше?
– Да, и не раз. Ваш король вовсе не деспот, он уже оказал мне помощь в деле освобождения моей родины.
Анжелика обратила внимание на вновь прибывших и с интересом стала их разглядывать. Но тут же сообразила, что Ракоци продолжает говорить. Она резко оборвала его:
– Все это, конечно, хорошо. Но вы так и не сказали, в честь какого приема вас позвали сюда. Говорят, что прибыл русский посол.
Лицо венгра исказил гнев, его глаза метнули молнии.
– Русские? Тогда и духу моего не будет в этом зале. Это они захватили мою страну.
– А я думала, что виноваты турки или римский император.
– Неужели вам неизвестно, что украинцы захватили Будапешт, столицу моей страны?
Анжелика призналась, что не знала этого. И более того, она не имеет ни малейшего понятия, кто такие украинцы.
– Наверно, я кажусь вам просто глупой. Но готова поспорить на сто пистолей, что большинство французов знает об этом еще меньше, чем я.
Ракоци печально опустил голову.
– Увы, как далек Запад от наших забот, и все же мы идем сюда за помощью. Одного знания языка недостаточно, чтобы преодолеть преграды, стоящие перед народом. Как вы считаете, хорошо я говорю по французски?
– О, просто замечательно.
– И все же недостаточно хорошо, чтобы меня понимали.
– Но я уверена, что король понимает вас. Он хорошо знаком с положением дел в Европе.
– Но он взвешивает их на весах своих стремлений. Будем надеяться, что они не окажутся очень легковесными.
В это время возросшее в зале оживление показало, что важный гость уже прибыл. Они покинули нишу у окна и присоединились к толпе придворных.
Анжелика подняла голову и увидела лицо Ракоци. Оно словно окаменело.
– Русские! – произнес он в гневе.
Затем он стиснул ее запястье с такой силой, что у нее побелела рука. Наклонившись к ней, он прошептал:
– Этот вот, в центре, Дорошенко, гетман Украины. Он первым вошел в Будапешт.
Она почувствовала, что он задрожал крупной дрожью, как перепуганная лошадь.
– Это оскорбление… непростительно!
Он стал пепельно серым.
– Прошу вас, принц, не задерживайте меня и не устраивайте сцен… Не забывайте, что вы при дворе короля Франции.
Ракоци, казалось, не слышал ее. Он неосторожно следил за гетманом. И вдруг, не говоря ни слова, он сделал шаг назад и смешался с толпой придворных.
Анжелика вздохнула с облегчением. Она испугалась, что против своей воли может оказаться втянутой в скандал и этим навлечет на себя гнев короля.
Через каждые три шага, согласно восточным традициям, члены русской делегации кланялись в пояс. Раболепство их поклонов резко контрастировало с их высокомерными взглядами. Смотря на них, Анжелика чувствовала силу, скрытую в гибких спинах этих людей, ныне прирученных, но всегда готовых к прыжку. У нее мурашки пробежали по коже.
Ракоци довел ее до грани истерики. Она испытывала страх перед неизвестностью, перед чем то жутким. Если это что то случится, то она не оставит от Версаля и камня на камне. Но, взглянув на короля, Анжелика пришла в себя. Его неподвижная величественная поза действовала на нее успокаивающе. Его великолепный парик был таким же впечатляющим, как и тяжелые головные уборы русских послов.
Месье де Помпон выступил вперед. Он был послом в Польше, знал русский язык и мог служить переводчиком. После обычного обмена приветствиями послы преподнесли дары: три медвежьи шкуры – черную, белую и бурую; белые и голубые шкурки соболей; бобровые хвосты; громадного размера черную каракулевую полость из пяти шкурок; причудливые брикеты черного и зеленого чая…
Королева сказала, что наслышана о целебных свойствах чая и что он может заменить кучу других лекарств.
Перед королевской четой раскатали ковры из Бухары и Хивы, разноцветные узоры заискрились на глазах у изумленных людей… Тут же расстелили еще один ковер из Туркестана, такой легкий, будто он был соткан из паутины.
Один из членов делегации склонил перед королем колено и вручил монарху самородок чистого золота с озера Байкал.
Через переводчика русские сказали королю, что они наслышаны о его любви к редким животным, и тут же передали ему в дар пару пенджабских козлов, из шерсти которых выделывают тончайшие кашемировые шали в Индии. Король очень тепло поблагодарил их.
Русские сообщили, что чрезвычайно редкий сибирский тигр во внутреннем дворике дожидается своего нового хозяина. Это заявление вызвало новый прилив радости. Слугам пришлось посторониться, чтобы поскорее расчистить дорогу королю. Послы и весь двор поспешили за ним по лестнице.
Вот тут то все и случилось. Маленькая, лохматая, черная лошадка мчалась вверх по лестнице. Всадник, поднявшись на стременах, выкрикивал по французски:
– Да здравствует свобода!
Он вскинул руку. В воздухе просвистел кинжал и вонзился в пол прямо у ног украинского гетмана. Затем, круто повернувшись, всадник поскакал вниз.
– Это не лошадь, это пони! – крикнул кто то. – Лошадь не может скакать по лестницам!
Французы видели во всем этом лишь непревзойденное искусство наездника. Но русские пристально смотрели на кинжал. Король переговаривался с ними через Помпона. Его дворец, сказал он, открыт для всех его подданных, ибо люди имеют право видеть своего короля. Он приветствует при дворе иностранцев. Несмотря на предупредительность стражи, изредка случаются непредвиденные случаи, подобные этому. Но все обошлось благополучно. Этого человека поймают и заключат в тюрьму. Русским не следует принимать все так близко к сердцу.
Русские в ответ заявили, что этот человек кричал по венгерски и они хотят знать его имя.
«Слава богу, они не узнали его», – подумала Анжелика. Ее била дрожь, зубы стучали. И хотя большинство присутствующих расценило это как шутку, кинжал все еще торчал в полу. Но вот какое то существо, разодетое, как тропическая птичка, в розовые и зеленые цвета, скользнуло по полу, схватило кинжал и скрылось. Это был Алиман, слуга Анжелики, который по ее тайному приказу унес оружие.
И вот вся процессия вновь двинулась по широкой лестнице, спустилась во дворик, где в клетке сидел огромный тигр. Клетка стояла на телеге, запряженной четверкой лошадей. Тигра торжественно провезли по королевской аллее к восьмиугольному павильону, каждый загон которого предназначался для какого нибудь редкого животного.
Возвратившись во дворец, король посетил оранжерею.
Анжелику не пригласили в Фонтенбло. Но она не забыла, что король посоветовал ей поехать утешить Великую Мадемуазель, и поэтому вернулась в Париж. В карете она вытащила из складок платья кинжал и стала рассматривать его со смешанным чувством беспокойства и удовлетворения. Он не заслужил того, чтобы попасть в чужие руки, ибо она, пожалуй, была единственным другом венгра во всем королевстве.
Девицы Жиландон, сидящие напротив нее, сообщили, что человек, бросивший кинжал, не был арестован. Его видели скачущим по направлению к лесу после того, как он ловко проскакал по ступенькам лестницы. Стража, которую послали за ним, вернулась ни с чем.
«Значит, он успел скрыться. Это хорошо». Но тут Анжелика упрекнула себя за такие мысли. Нет, за такое поведение необходимо наказывать. Это был впечатляющий поступок, и она втайне гордилась им. Луи XIV любил поиграть в кошки мышки, чтобы испытать покорность своих вассалов. И вот он настроил против себя Ракоци и Лозена.
Арестуют ли Лозена? Куда теперь отправится Ракоци? Ведь его повсюду узнают по мохнатой лошади.
Карета катилась по лесам Медона и Сен Клу. Холодная, темная зимняя ночь так плотно окутывала фонари, что сквозь их мерцание не было видно ничего, кроме окутанных туманом веток.
Где сейчас Ракоци?
Анжелика откинула голову на обитую бархатом спинку. Она предалась размышлениям. Ей вспомнился зеленый ликер, которым ее потчевал Бактериари Бей. Эта мысль заставила Анжелику подумать о любовнике. Ей действительно нужен мужчина. Как глупо с ее стороны было так отчаянно сопротивляться красавцу мужчине. Что ее вынуждало? Для кого она хранила себя? Кому она сейчас нужна? Она не сознавала, что сейчас свободна.
Эти думы все чаще приходили ей в голову в Париже, где одиночество днем и пустая кровать ночью просто угнетали ее. Она предпочла бы остаться в Версале и торопиться с позднего бала к ранней заутрене. Ее ночи были заполнены муками страсти и романтическими видениями.
«Что за несчастная судьба», – думала Анжелика, расхаживая по комнате, как тигрица по клетке. Почему ее не пригласили в Фонтенбло? Неужели король боялся проявления недовольства со стороны мадам де Монтеспан? Чего хотел король от нее самой? Какой удел готовил он ей? Вдруг она замерла прямо посредине комнаты.
– Король! – неожиданно громко произнесла она.
Вошел Роджер и осведомился, будет ли она обедать. Она смотрела на него, как бы не понимая. Нет, она не голодна.
Мари Анн Жиландон пришла спросить, не хочет ли она чаю. Анжелика вдруг почувствовала странное желание ударить ее, как будто она в чем то виновата.
Осушив два бокала вина подряд, Анжелика почувствовала, что ее тоска проходит. Кинжал Ракоци лежал на столе. Анжелика подошла к бюро с бесчисленным количеством ящичков, открыла один из них и положила туда оружие. Голубой камень на ее пальце мягко засветился рядом с драгоценностями, украшающими рукоять кинжала.
«Мой камень – бирюза», – подумала она.
Два смуглых лица возникли перед ней, богатство перса и бедность Ракоци. Ей вдруг страстно захотелось увидеть Ракоци. Его необычный поступок открыл ей глаза на его сущность. Он действовал по вдохновению. Как же случилось, что она раньше не разгадала его? Неужели то празднословие, которое окружало ее со всех сторон, помешало ей разглядеть настоящего мужчину? Бедный Ракоци! Где он теперь?
Она чуть не расплакалась. Надо еще выпить. Может, теперь она сможет наконец выспаться. Как страшно быть одной!
А если она вернется к персу с «да» на устах, прекратятся ли ее страдания? Она мечтала о забытье, которое приносит любовь.
«Ведь в конце концов я только женщина. Зачем бороться с судьбой?» И она крикнула прямо в зеркало:
– Я прекрасна!
И тут же погрустнела. Она позвала слуг и приказала заложить карету.
Вскоре она уже катила по темным улицам в Люксембургский дворец. Она оказалась права: Великая Мадемуазель не спала. После жестокого решения короля ей в утешение оставалась только подушка, орошенная слезами. Немногочисленные, оставшиеся верными ей, друзья да ее компаньонки пытались утешить ее.
– Его место здесь! – рыдала она, указывая на вторую половину кровати. – Этого я не переживу! Я умру!
Увидев Анжелику, мадемуазель де Монпансье бросилась ей на грудь и разразилась более громкими рыданиями. Так они и просидели, обнявшись, до самого утра, говоря о Лозене, жестокости короля и проливая горькие слезы.

Глава 22

Нищие ожидали на кухне.
Пытаясь повязать передник, Анжелика напомнила сама себе, что давно уже не выполняла долг богатой женщины. Она давно уже не раздавала собственноручно милостыню. Бесконечные праздники при дворе, многочисленные разъезды – все это захватило ее целиком. Теперь ей следовало привести в порядок все счета.
Роджер был хорошим управляющим. Барба следила за Шарлем Анри. Аббат де Ледигер и Мальбран занимались с Флоримоном при дворе. Зато ее собственные дела и все то, что было связано с имуществом дю Плесси, пришло в полный беспорядок.
Первым делом она отправилась проведать Давида Шайо, который управлял шоколадными лавками города и справлялся с этим делом довольно хорошо.
Затем она навестила тех, кто занимался ее торговыми операциями с «островами».
Вернувшись после всех этих дел, она увидела, что девицы Жиландон уже приготовили подарки для бедных, так как это был день милостыни в отеле дю Ботрэн.
Наступил вечер. Анжелика вынесла корзину с булочками, а Мари Анн следовала за ней с корзинкой бинтов и медикаментов. Тусклый отблеск заходящего солнца лежал на лицах бедноты, столпившейся у отеля. Одни из них сидели на стульях и скамейках, другие стояли вдоль стены.
Анжелика приступила к раздаче хлеба. Матерям она добавляла ветчины или колбасы, чтобы их семьи могли прокормиться еще некоторое время.
Были и новые лица. Анжелика присела на корточки, чтобы промыть изъеденные язвами ноги женщины, которая держала на руках маленького ребенка. Женщина с мрачной усмешкой смотрела на нее.
– Вы хотите попросить меня о чем то? – спросила Анжелика.
Страх порой может заставить человека выглядеть дерзким и заносчивым. Женщина заколебалась, потом молча протянула ребенка. Анжелика осмотрела его и увидела следы собачьих укусов прямо на шее, причем в некоторых местах ранки загноились.
– Его нужно лечить.
Женщина энергично замотала головой. На помощь ей пришел старый знакомый Анжелики – старик калека но кличке «Черный Хлеб».
– Она хочет, чтобы к нему прикоснулся король. Вы ведь знаете короля. Посоветуйте, что ей делать, чтобы ее желание исполнилось.
Анжелика смотрела на маленький забавный носик ребенка и его перепуганные глаза. Захочет ли король прикоснуться к ребенку? А почему бы и нет?
Ведь с тех пор, как Хлодвиг – первый христианский король – излечил от золотухи своего слугу, этот дар божий передается всем наследникам престола. Все короли Франции почитаются врачевателями, и никто из суверенов не гнушается исполнять этот долг. Так же поступал и Людовик. Почти каждое воскресенье в Версале, а то и в Париже, к нему допускали больных. Как то раз ему пришлось прикоснуться к полутора сотням людей, и говорили, что многие из них исцелились.
Анжелика сказала, что сначала ей необходимо поговорить с королевским врачом или с его помощником, прежде чем показывать ребенка королю. Она посоветовала женщине прийти к ней на следующей неделе. А она тем временем поговорит с нужными людьми.
Нищие, которые слышали слова Анжелики, бросились к ней. Они принялись умолять ее:
– Мадам, я тоже хочу, чтобы король прикоснулся ко мне!.. Мадам, помогите нам!..
Она пообещала, что сделает все, чтобы помочь им.
Тем временем Анжелика промыла ранки ребенка, перевязала их и подошла к старику. Черный Хлеб был здесь постоянным посетителем. В течение ряда лет приходил он в отель дю Ботрэн, где Анжелика собственноручно перевязывала его язвы и мыла ноги. Старик не видел в этом никакой нужды или пользы, но не хотел обижать Анжелику, а она настаивала на этом. Невнятно бормоча в седую бороду, он рассказывал Анжелике о посещении святых мест, ибо он не хотел казаться простым попрошайкой. Он постоянно перебирал четки, а на его одежде пилигрима были нашиты колокольчики. Анжелике нравилось слушать его.
– Что вы расскажете мне сегодня, Черный Хлеб?
– Сегодня утром, – начал калека, – я вернулся пешком из Версаля. Когда я шел по лесу, моя собака неожиданно залаяла и на дорогу вышел человек. «Разбойник!» – подумал я. Но, к моему удивлению, мужчина подошел ко мне и сказал: «Есть ли у вас хоть кусочек хлеба? Я расплачусь золотом». Человек протянул мне два золотых, и я тут же отдал ему весь хлеб, который у меня был. Потом он спросил дорогу на Париж. «Я тоже иду туда», – сказал я. В это время по дороге проезжал виноторговец с пустыми бочками, и он посадил нас в телегу. В дороге мы разговорились, и я сказал ему, что знаю всех дворян в Париже. Тогда он сказал, что хотел бы повидать мадам дю Плесси, она его хорошая знакомая. «Так я как раз направляюсь к ней», – ответил я.
Анжелика перестала перевязывать его.
– Вы что то выдумываете, Черный Хлеб. У меня нет знакомых среди лесных разбойников.
– Я говорю вам то, что слышал. И если вы не верите мне, то спросите у него самого. Он здесь…
– Где?
– Вон в том углу. Он, по моему, чего то боится. Похоже, он не хочет, чтобы кто то видел его лицо.
Человек, на которого показывал старик, действительно старался закрыть лицо.
Анжелика не разглядывала его, когда раздавала хлеб. Его худощавая фигура была закутана в оборванный плащ, краем которого он закрывал лицо. Она встала и направилась к нему. Это был Ракоци.
– Вы! – только и смогла произнести она. Она обхватила его за плечи и через плащ почувствовала его худобу.
– Откуда вы появились?
– Этот старик уже сказал вам – из лесу.
Анжелика вспомнила, что прошел уже месяц с тех пор, как в Версале побывала русская делегация. Боже, как же это! Ведь самая середина зимы!
– Не беспокойтесь, я позабочусь о вас.
Когда нищие разошлись, она отвела венгра в комнату, соседнюю с флорентийской купальней. Ракоци пытался обратить все в шутку. Накинув оборванные лохмотья, словно плащ вельможи, он с поклоном осведомился о ее здоровье. Но, приняв ванну и побрившись, он почувствовал слабость и тут же погрузился в глубокий сон. Анжелика позвала управляющего.
– Роджер, этот человек – мой гость. Я не могу назвать вам его имени, но мы должны обеспечить ему безопасное убежище.
– Вы можете положиться на мое молчание.
– На ваше – да, но у нас многочисленная прислуга. Я хочу, чтобы каждый из наших людей понял, что для них этого человека просто не существует. Они никогда не видели его.
– Понимаю, мадам.
– И еще скажите им, что если он выйдет отсюда живым и невредимым, я щедро одарю всех. Но если что то случится с ним под моей крышей, то я… – Анжелика сжала кулаки, и глаза ее засверкали. – Тогда я рассчитаю всех! Вам ясно?
Роджер поклонился. Он знал, что слово мадам дю Плесси не расходится с делом. Да и к тому же, по его убеждению, хороший слуга должен быть глухим, слепым и немым. Поэтому он заверил Анжелику, что все его люди будут хранить молчание, и что он не позволит запятнать доброе имя хозяйки.
Анжелика почувствовала уверенность. Но укрыть Ракоци – это было еще не все. Надо помочь ему бежать из Франции, пересечь границу. Она не знала, что Людовик XIV издал новые законы, направленные против революционеров.
Так она и просидела в кресле, строя планы спасения Ракоци, пока маленькие каминные часы не пробили одиннадцать вечера. Она поднялась, намереваясь пойти приготовить постель, но тут же испуганно вскрикнула. Перед ней стоял Ракоци.
– Как вы себя чувствуете?
– Превосходно!
Худощавый венгр забавно выглядел в одежде толстого Роджера.
– Вы прекрасны, – сказал он, не переставая жевать. – Все то время, что я скитался по лесу, ваш милый образ был передо мной. Образ самой красивей женщины.
– Почему вы бежали в лес?
– А куда же мне было еще идти? Лес был моим единственным убежищем, когда я убежал из Версаля. На мое счастье, я сразу же попал на болото, где были незамерзающие лужи. И это сбило собак со следа. Я отчетливо слышал их лай и крики стражников…
– Но где же вы там жили?
– Мне посчастливилось найти заброшенный домик дровосеков.
– Я была поражена вашим поступком. Ваш кинжал у ног короля, да еще на глазах у всего двора. А как вы поступили со своей лошадью?
– Я не мог выйти с ней из леса. Она бы выдала меня. И я не мог оставить ее в лесу на съедение волкам. Я собственноручно перерезал ей горло.
– Ох, нет! – воскликнула Анжелика, и на ее глаза навернулись слезы.
– Что значит смерть любимой лошади по сравнению с теми ужасами, которые творятся в моей стране? Не растрачивайте свою жалость по пустякам.
Анжелика встала, вышла из комнаты и прошла в спальню.
Три ночи она спала, прижавшись к длинному и худощавому телу венгра. Три ночи он шептал ей, как она прелестна.
– Я не могу жить без вас! Вы не должны расставаться со мной!
На третью ночь он насторожился, прислушиваясь. Его лицо потемнело.
– Кто здесь? – Ракоци распахнул занавеси.
В дальнем углу комнаты открылась дверь, и на пороге показался Пегилен де Лозен. За его спиной покачивались белые плюмажи королевских мушкетеров. Лозен прошел вперед и отсалютовал Ракоци шпагой.
– Принц, именем короля вы арестованы.
После минутного колебания венгр спрыгнул с кровати и без тени смущения поклонился маркизу.
– Мой плащ на спинке стула, – сказал он холодно. – Не будете ли вы так любезны передать его мне? Как только оденусь, я тут же последую за вами.
Все происходящее казалось Анжелике кошмарным сном. Подобные сцены не раз представлялись ей за прошедшие три ночи. Но сейчас она была так поражена, что не смущалась своей наготы.
Лозен влюбленными глазами смотрел на нее и даже послал ей воздушный поцелуй.
– Сударыня, именем короля вы арестованы!

***

…Кто то постучал в дверь кельи и тихонько вошел.
Анжелика даже не посмотрела на вошедшего, наверное, еще одна монахиня из тех, кто приносит похлебку и ходит, опустив глаза.
Анжелика потерла руки, разгоняя кровь, ибо келья была сырой и холодной, и, взяв иглу, погрузилась в работу.
Взрыв смеха заставил ее вздрогнуть от неожиданности. Молоденькая монахиня, которая только что вошла в Келью, покатывалась со смеху.
– Мари Агнесса!
– Бедная моя Анжелика! Если бы ты знала, как смешно выглядишь в роли затворницы, осужденной сидеть за вышиванием!
– Мне нравится вышивать… но не в таких условиях. А как ты здесь оказалась? Кто разрешил тебе сюда прийти?
– А я не нуждаюсь ни в чьем разрешении. Я здесь живу. Ты находишься в моем монастыре.
– Так это монастырь кармелиток Святой Женевьевы?
– Конечно. Благодари судьбу за то, что она привела тебя сюда. До сегодняшнего дня я не знала имени дамы из высшего света, которую заточили в моем монастыре. Мать настоятельница дала мне разрешение посетить эту даму. И, конечно, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.
– Мне очень жаль, но я не знаю, чем ты сможешь мне помочь, – горестно сказала Анжелика. – За три дня прерывания здесь я поняла, что меня собираются держать строго. Я просила, чтобы прислали мать настоятельницу, но никак не дождусь ее прихода.
– Нам приходится нелегко, исполняя точные приказания его величества, когда он посылает к нам заблудшую овечку, которую надо держать подальше от стыда.
– Благодарю за комплимент.
– Так мы называем друг друга. Мы такие же, но на нас нет греха, нет позорных пятен.
Погруженная в мрачные мысли, Анжелика сделала несколько маленьких стежков.
– На тебя, Анжелика, был донос из Братства Святого Причастия, а я здесь ни при чем.
– Так вот откуда король узнал, что я прячу Ракоци! Мари Агнесса, а не сможешь ли ты узнать, кто предал меня королю?
– Может быть, и смогу. Среди наших сестер есть в благородные дамы, которым известны любые секреты.

***

На следующий день Мари Агнесса пришла с хитрющей улыбкой, и Анжелика сразу поняла, что ей удалось кое что узнать.
– Тебе следует поблагодарить мадам де Шуази за то, что она старается вырвать тебя из лап дьявола.
– Мадам де Шуази?
– Да, именно ее. И она уже давно заботится о твоей душе. Покопайся в памяти и припомни, кого она настойчиво предлагала тебе в прислуги?
– Великий боже! – простонала Анжелика. – Вся прислуга моих детей принята по ее рекомендации.
Мари Агнесса расхохоталась так, что чуть не закашлялась.
– До чего же ты наивная, моя бедная Анжелика!
Монахиня вдруг как то двусмысленно улыбнулась, скромно опустила глаза и серьезно сказала:
– Один бог рассудит нас.
Затем она снова заверила Анжелику, что сделает все возможное, чтобы помочь ей и разузнать ее дальнейшую судьбу.
Шли дни.
И вдруг неожиданный визит Солиньяка. Он долго болтал, а она терпеливо слушала его.
– Вы пришли ко мне от имени короля? – спросила Анжелика, когда он закончил.
– Конечно, сударыня. Только приказ его величества заставил меня предпринять этот шаг. По вашему мнению, вы еще недостаточно времени провели в раздумьях?
– А как король думает поступить со мной?
– Вы свободны, – ответил Солиньяк, покусывая губы. – И давайте поймем друг друга правильно. Конечно, вы можете покинуть монастырь и поселиться в отеле дю Ботрэн. Но в силу определенных обстоятельств вы не будете появляться при дворе, пока не получите специального разрешения.
– Значит, я потеряла все свои привилегии?
– Это уже другой вопрос. Едва ли мне нужно добавлять к сказанному, что ваша жизнь в отеле, пока вы будете ожидать приглашения, должна быть образцом добродетели. Вы должны вести себя так, чтобы вас ни в чем не упрекнули.
– Но кто же будет упрекать меня?
Солиньяк не удостоил ее ответом. Он поднялся.
Анжелика вдела нитку в иголку и принялась за шитье.
– Но, сударыня, – удивился Солиньяк, – разве вы не поняли, что я сказал?
– Что, сударь?
– Вы свободны.
– Благодарю.
– Я могу подвезти вас до двери вашего дома.
– Премного благодарна. Но куда мне спешить? Я не так уж несчастлива здесь. Я выйду на свободу тогда, когда сама пожелаю. Передайте мою благодарность королю. Благодарю и вас!
Сбитый с толку ее учтивостью, Солиньяк поклонился и вышел.

***

Она шла домой без вещей. Ей хотелось вернуться пешком, чтобы полностью осознать, что она свободна.
– Почему Братство Святого Причастия так безжалостно ко мне? – спросила Анжелика у Мари Агнессы, когда пришла попрощаться с ней. – Неужели они меньше грешат, чем я? Теперь, когда ты открыла мне глаза, мне легче будет избегать расставленных ими ловушек. Ведь именно мадам де Шуази передала мне приказ короля об изгнании меня из Фонтенбло. И лишь потом я узнала, что он ей этого не приказывал. Я чуть было не сделала страшную ошибку. Но чего я не могу понять, так это того, почему они так рьяно преследуют тех, кто не доставляет им никакого беспокойства.
– А что посоветовал тебе Солиньяк?
– Отправляться домой и вести примерный образ жизни, подальше от соблазнов двора.
– Так сделай все наоборот, по крайней мере, по первой части наставления. Сейчас же возвращайся в Версаль и постарайся увидеться с королем.
– Но если приказ исходил от него, то я рискую навлечь на себя его гнев.
– Ты можешь позволить себе этот риск, – запальчиво сказала Мари Агнесса.
– Пожалуй, нет ни одного человека, который бы не знал, что король без ума от тебя, а его гнев – это проявление ревности. А мадам де Шуази и месье де Солиньяк стараются при каждом удобном случае распалить его гнев. Займи снова подобающее место. Говорю, что для короля ты – яблоко на верхушке яблони. Твоя добродетельность отвергла все его попытки овладеть тобой. Так неужели ты должна покинуть двор и жить так, как живут отверженные, без гроша в кармане? Тебя одурачили фанатики и король, ты лишилась всего!
– Твои рассуждения, Мари Агнесса, удивляют меня. Ты считаешь меня дурой, и ты права. Если бы ты только была со мной рядом и помогала мне своими советами! Не могу понять, что привело тебя к кармелиткам?!
– Вспомни, Анжелика, у меня был ребенок. Я была матерью, и ты сама спасла меня от смерти. А что стало с моим ребенком? Ведь я оставила его колдунье ля Вуазин. Порой я думаю о его невинном маленьком тельце, моей плоти и крови, принесенном в жертву на алтарь дьявола тайными художниками Парижа. Я знаю, что они делают на своих тайных черных мессах. К ним приходят за помощью в делах любви. Одни хотят умертвить других или возвысить кого нибудь. Я часто думаю о своем ребенке. Они пронзили его сердце длинными иглами, выпустили из него кровь и смешали ее с требухой, издеваясь над святым духом. И когда я вспоминаю об этом, думаю о том, что если бы мне нужно было сделать больше, чем просто уйти в монастырь, я сделала бы это.
Анжелика содрогнулась, припомнив этот разговор. Она шла по дороге, ведущей из монастыря. В Париже уже появились уличные фонари. Она раздумывала о том мире, в котором прожила долгие годы. Что же в конце концов победит: сила тьмы или света? Не падет ли небесный огонь на этот проклятый город, в котором не найдется ни единой чистой души?
Слова сестры, сказанные ею на прощанье, подняли в ее душе волну страха. Она ощущала угрозу со всех сторон.
В отеле дю Ботрэн ее встретила малочисленная прислуга. Большинство слуг разбежалось. По тому беспорядку и разрушению, которые встретили ее в доме, она смогла оценить силу королевского приказа и немилости…
Она спросила о Флоримоне. Барба сказала, что у них нет никаких известий о мальчике. Лишь известно, что в службе в Версале ему отказали и что он уже не паж.
– Ты уверена? – в ужасе спросила Анжелика. «Неужели они осмелились выместить зло и на Флоримоне?»
В отеле не было ни учителя фехтования Мальбрана, ни аббата де Ледигера. Исчезли и девицы Жиландон.
«Как же их много! Теперь я знаю, что именно эти распутницы предали меня!»
…Шарль Анри смотрел на мать большими голубыми глазами. Ей захотелось усадить его на колени и приласкать, ибо теперь он являлся для нее самым ценным, что осталось у нее в этом мире. Но внезапно она почувствовала слабость. Ее собственное дитя стало вдруг причиной ее угнетенного состояния.
Вместо того, чтобы приласкать дитя, она предпочла закрыться у себя в комнате и приложиться к бутылке со сливовой настойкой, которая помогла ей пережить одиночество души и набраться сил для предстоящей борьбы.
Немного спустя, уже полупьяная, она опустилась на колени у кровати:
– О боже, если твой небесный огонь падет на этот город, пожалей меня… Помоги мне. Отнеси меня снова на те зеленые луга, где меня ждет моя любовь…

Глава 24

– Мадам, – клянчили нищие, – когда же мы попадем к королю и он коснется нас?
Они опять заполнили отель дю Ботрэн, надеясь, что с помощью Анжелики вскоре увидят короля. Она пообещала, что в следующее воскресенье они попадут к монарху. Сама Анжелика была слишком занята своими заботами и поэтому отправилась к мадам Скаррон, чтобы попросить ее помочь небольшой группе нищих попасть к королевскому доктору.

***

Анжелика вспомнила, что не видела молодую вдову уже довольно давно. Это было… да, это было во время праздника в Версале в 1668 году. Два года! Что же стало с Франсуазой за это время?
Этими мыслями была занята Анжелика, когда экипаж ее остановился у дверей домика, где мадам Скаррон жила а бедности уже многие годы. Она постучала в дверь, но ответа не было. Но ведь если даже хозяйка отсутствовала, то в доме должна была оставаться прислуга.
Не получив ответа, Анжелика отправилась обратно. Но на ближайшем перекрестке затор из карет заставил ее экипаж остановиться. Анжелика случайно повернула голову и посмотрела вдоль улицы. К своему удивлению, она увидела, как дверь дома Скаррон открылась и оттуда выпорхнула сама Франсуаза, правда, в маске и плаще, но Анжелика легко ее узнала.
– Вот это да! – воскликнула Анжелика, выскочив из экипажа. Она приказала слугам отправляться в отель без нее. Накинув на голову капюшон, она устремилась вслед за Скаррон.
Вдова шла быстро, хотя у нее в руках были две большие корзины. Тут была какая то тайна, и Анжелика хотела узнать ее, оставаясь незамеченной.
Когда они добрались до Сите, мадам Скаррон решила нанять один из экипажей. Анжелика решила, что не отстанет от нее и пешком, так как обычно экипажи движутся не слишком быстро. Но вскоре она пожалела о таком решении. Ей уже казалось, что путешествию не будет конца. Они пересекли Сену и двигались по бесчисленным улочкам. Ей показалось, что они находятся где то недалеко от дороги на Вожирар.
Анжелика замедлила шаги и тут же потеряла экипаж из виду. Через некоторое время она снова увидела экипаж, вынырнувший из какого то переулка, но он был пуст. Анжелика пришла в отчаяние.
Она окликнула хозяина экипажа и сунула ему экю. Без всяких колебаний он указал ей на подъезд, где высадил мадам Скаррон. Это был один из тех новых домов, которые во множестве строились в предместьях.
Анжелика постучалась бронзовым молоточком, висевшим на двери. Ей пришлось ждать довольно долго. Приоткрылся глазок, и девичий голос спросил, что ей нужно.
– Я хотела бы видеть мадам Скаррон.
– Но здесь нет такой. И я вообще не знаю никого с таким именем.
Глазок закрылся.
Анжелику распирало любопытство, ей страшно хотелось разгадать эту тайну. «Ну, моя дорогая, – подумала она, – вы плохо меня знаете, если думаете, что я отступлюсь».
Она знала, как заставить Франсуазу обнаружить свое присутствие, и решила воспользоваться этим способом. Она изо всей силы забарабанила в дверь. Глазок открылся.
– Я же сказала, что мадам Скаррон здесь нет! – крикнула служанка.
– В таком случае скажите ей, что я здесь по поручению короля.
За дверью произошло какое то замешательство, затем загремели запоры, и дверь отворилась. На верхней ступеньке лестницы, прислонясь к перилам, стояла Франсуаза Скаррон. Выражение ее лица было обеспокоенным.
– Анжелика! Что случилось?!
– А разве вы не рады нашей встрече? Я ведь чертовски устала, гоняясь за вами. А вы как себя чувствуете?
Анжелика поднялась по лестнице и поцеловала подругу.
Франсуаза казалась настороженной.
– Так вас послал король? А почему вас? Неужели изменились его последние указания?
– Нет, не думаю. Но вы странно ведете себя Может быть, вы сердитесь на меня за то, что я давно не проведывала вас? Позвольте объяснить… Но давайте присядем.
– Нет, нет! – мадам Скаррон расставила руки, загораживая Анжелике дорогу.
– Сначала расскажите все.
– Но не можем же мы вечно торчать на лестнице. Что с вами? Вы совсем не та женщина, которую я знала. Если вас что то тревожит – расскажите мне, и я постараюсь вам помочь.
Но мадам Скаррон, казалось, вовсе не слушала ее.
– Сначала скажите, что передал вам король?
– Король ничего не передавал… Просто я хотела увидеть вас и воспользовалась его именем. Я знала, что это подействует, как: «Сезам, откройся…»
Мадам Скаррон закрыла лицо руками.
– О боже! Вы пришли сюда! Я погибла!
Заметив, что собравшиеся в прихожей слуги смотрят на них с любопытством, она подтолкнула Анжелику к маленькой комнате.
– Теперь уж входите…
Первое, что заметила Анжелика, была колыбелька у окна, в которой она увидела улыбающегося младенца в возрасте нескольких месяцев.
– Так вот что у вас за секрет, бедная Франсуаза! А он у вас премиленький! Можете на меня положиться, я сохраню вашу тайну.
Франсуаза покачала головой и снисходительно улыбнулась.
– Нет, Анжелика, вы не о том думаете. Посмотрите внимательно на дитя.
У ребенка были голубые, как сапфир, глаза, и они показались Анжелике очень знакомыми. И тут ее осенило:
– Так это же ребенок мадам де Монтеспан и короля!
– Верно, – подтвердила мадам Скаррон. – Видите, в каком положении я оказалась. Если бы не просил сам король, я бы ни за что не решилась. Все делалось в такой строжайшей тайне, что никто ни о чем не подозревает. Вы представляете, какой может быть скандал! Тогда мне не жить…
Она усадила Анжелику на софу рядом с собой. Теперь, когда первое волнение прошло, она хотела поговорить спокойно. Она объяснила, что Лувуа порекомендовал ее королю, когда встал вопрос, кому заботиться о ребенке.
– По закону он должен принадлежать мужу мадам де Монтеспан. Но, зная характер маркиза де Монтеспан, нужно было сохранить осторожность. Дело требовало преданности, ума и находчивости. Выбор пал на меня. Мне приходится прятать ребенка ото всех. К тому же ребенок родился с вывернутой ножкой, и я боялась, что он вырастет хромым. Я говорила с королевским доктором, и он сказал, что ребенка нужно отвезти на воды. Так что летом мне придется ехать с ним туда. А вскоре и второй свалится на мои руки.
– Так слухи о том, что Атенаис снова беременна, верны?
– Увы…
– Но почему «увы»?
– Атенаис в отчаянии, она сама говорила мне об этом. Мадам Скаррон хотела что то добавить, но в это время во дворе послышался стук колес. Кто то нетерпеливо постучал в двери, и вот уже внизу зазвенел голос мадам де Монтеспан.
Мадам Скаррон побледнела. Она предложила Анжелике спрятаться в гардеробе, но та отказалась. Больше в маленькой комнатке спрятаться было негде.
– Не дурите! Чего вы боитесь? Я сама ей все объясню. Мы никогда не были врагами.
Атенаис ворвалась в комнату, как вихрь, на ходу бросив на стол веер, кошелек и перчатки.
– Ну, это уж слишком! Я только что узнала, что он встретился с ней в гроте Тетис!
И тут, обернувшись, она увидела Анжелику. Это было для нее настолько неожиданно, что Атенаис подумала, что это галлюцинация.
Анжелика, воспользовавшись паузой, заговорила первой.
– Прошу у вас прощения, Атенаис. Когда я вошла сюда, то не знала, что врываюсь в ваш дом.
Мадам де Монтеспан медленно заливалась краской. Ее глаза сверкали гневом.
– Могу вас заверить, – продолжала Анжелика, – что мадам Скаррон сделала все возможное, чтобы сохранить секрет, доверенный ей. И он в надежных руках. Во всем виновата я одна!
– О, я верю вам! – воскликнула Атенаис, разражаясь смехом. Она уселась в кресло и вытянула ноги, обутые в розовые туфельки. – Сними их, – сказала она Франсуазе. – Они просто уморили меня.
Мадам Скаррон опустилась на колени и сняла с нее туфли. Затем Атенаис вновь повернулась к Анжелике.
– Я хорошо знаю вас и ваше ханжество. Любопытная, как привратница, вы всегда за всеми шпионите, но вы хуже лакеев, подглядывающих за своими хозяевами. Сводней из шоколадной лавки вы были, ею и остались.
Анжелика круто развернулась и направилась к двери. С Атенаис лучше не связываться. Анжелика не боялась ее, но испытывала непреодолимый ужас перед ссорой с женщинами, которые бросали ей в лицо обвинения, верные или неверные, но которые оставляли незаживающие душевные раны.
– Стойте!
Повелительный голос Атенаис остановил ее. Трудно не подчиниться потомку Мортемаров, когда та в дурном настроении, Анжелика вернулась. Ну что ж, если Атенаис хочет скрестить с ней шпаги, то она готова. Холодно и неприязненно смотрела она зелеными глазами на мадам де Монтеспан.
Пылающие щеки Мадам де Монтеспан начали увядать. Она поняла, что, унижая соперницу, не достигнет ничего хорошего. И она убавила тон.
– Что за несравненное чувство собственного достоинства у нашей мадам дю Плесси де Бельер, – сказала она насмешливо. – Прямо королева. Не говоря уже о тех таинственных качествах, которые выделяют ее из простых смертных. И именно так сказал о вас король. «А вы заметили, – сказал он мне, – как редко она улыбается? И вместе с тем она бывает весела, как ребенок. Ах, наш двор – такое печальное место!» Двор – печальное место! Вот как вы заставили говорить короля! «Ее таинственность, – сказала я ему однажды, – кроется в тех невзгодах, которые она хлебнула, когда торговала своими прелестями в притонах Парижа до своего замужества с дю Плесси». И вы знаете, как он мне ответил? Он ударил меня! – Она разразилась истерическим смехом. – О, он выбрал для этого подходящее время! На следующий день вас застали в постели с этим азиатом с длинными усами. Вот тут уж я посмеялась!
Внезапно заплакал проснувшийся ребенок. Мадам Скаррон взяла его из кроватки и понесла к няньке. Когда она вернулась, мадам де Монтеспан плакала навзрыд. Истерический хохот перешел в плач.
– Слишком поздно! – стонала она. – Я думала, что его любовь не выдержит такого удара. Но она пережила и это. Наказывая вас, он наказывал себя. И он всю злобу вымещал на мне. Мне приходилось верить, что государственные дела без вас не решаются. «Надо бы посоветоваться с мадам дю Плесси…» – говорил он. Этого я не могла вынести. Он же никогда не советовался с женщинами. Но вы… вы… Он спрашивал у вас совета даже по вопросам международной политики! – мадам де Монтеспан выкрикивала последние слова, как будто у нее в горле что то взорвалось. – Он относился к вам как к мужчине!
– Вот это должно было быть для вас отрадно, – вставила Анжелика.
– Нет, вы единственная женщина, с которой он так обращается.
– Не правда! Разве Мадам не доверена дипломатическая миссия в Англии?
– Но Мадам – дочь короля и сестра Карла II. Кроме того, если король и поручил ей это дело, все равно он ненавидит ее. Мадам напрасно надеется, что, выполнив успешно эту миссию, она завоюет его доверие и любовь. Король пользуется ее умом, но и ненавидит ее за этот ум. Он не терпит умных женщин.
Вмешалась мадам Скаррон, пытаясь разрядить обстановку.
– А какому мужчине нравятся умные женщины? – вздохнула она. – Мои дорогие, зря вы спорите по пустякам. Как и все другие мужчины, король ищет разнообразия. С кем то ему нравится болтать, с кем то посидеть в молчании. У вас завидное положение, Атенаис, и будь я на вашем месте, я воспользовалась бы им. Пытаясь удержать все, вы можете всего лишиться и, проснувшись однажды утром, обнаружить, что король забыл вас… ради какой нибудь другой обольстительницы.
– Это верно, – сказала Анжелика. – Не забывайте, Франсуаза, что вы единственная, как предрекала колдунья, выйдете замуж за короля. А мы – я и Атенаис – останемся с носом.
Анжелика накинула плащ, собираясь выйти.
– Когда это случится, не забывайте, что когда то мы были подругами.
Атенаис де Монтеспан вдруг резко, словно подброшенная пружиной, подскочила. Она подбежала к Анжелике и схватила ее за запястье.
– Не подумайте, что то, о чем я сказала, это признание моего поражения. Я не уступлю его вам. Король мой! Он принадлежит мне. И никогда он не будет вашим! Я вырву у него из сердца любовь к вам! А если я не добьюсь этого, то уничтожу вас, а он не тот человек, который любит бесплотных духов.
Она впилась ногтями в руку Анжелики. Внезапная боль разожгла тлеющую ненависть. Анжелика знала, как разрушительны бывают эмоции, они разъедают, как кислота. Но в эту минуту она ненавидела Атенаис так сильно, как никогда в жизни. Вся ругань, которую она когда либо слышала, обрушилась сплошным потоком на голову мадам де Монтеспан.
Ногти взбешенной фурии оставили на коже Анжелики следы, из которых стала сочиться кровь. Она задержалась в прихожей, чтобы вытереть ее. Тут ее догнала мадам Скаррон.
Та была большой дипломаткой и понимала, что не следует терять расположение женщины, которая в один прекрасный день может стать фавориткой.
– Она ненавидит вас, Анжелика, – шепнула Франсуаза. – Вам нужно опасаться ее. Но знайте, я всегда на вашей стороне.
Анжелика чувствовала, как ненависть, зависть окружают ее со всех сторон. А в ветре, который дул с песчаных холмов, ей слышался мелодичный голос маленького пажа:

Королеве собрали букет цветов
Прекрасные юные девы.
Маркиз же, вдохнув аромат лепестков,
Пал мертвым у ног королевы…

Глава 26

На следующий день Анжелика возвращалась из Парижа в Сен Жермен. Вдруг впереди она заметила другую карету, съехавшую в канаву, а приблизившись, увидела, что у куста шиповника сидит девушка в одежде придворных дам де Монтеспан. Это была мадемуазель Дезиль.
Анжелика дружески помахала ей рукой.
– Ох мадам, ну и попала же я в переделку! – воскликнула девушка. – Мадам де Монтеспан послала меня со срочным поручением, и она здорово рассердится на меня за это опоздание. Я ведь торчу здесь уже с полчаса. Этот дурень кучер не заметил огромного камня посреди дороги.
– Вы едете в Париж?
– Да, но это половина дела. Я должна встретить одного человека на перекрестке дороги в Буа Си. Он должен кое что передать для мадам де Монтеспан. Но я опоздаю, и этот человек может уйти, не дождавшись меня. Мадам де Монтеспан будет страшно разгневана.
– Садитесь ко мне. Сейчас я прикажу повернуть лошадей назад.
– Мадам, вы так добры…
– Я не оставлю вас в беде. К тому же мне будет приятно оказать услугу Атенаис.
Мадемуазель Дезиль подобрала юбки и села рядом с Анжеликой на краешек сиденья. Анжелика краем глаза наблюдала за девушкой. Она уже давно хотела войти в контакт с кем нибудь из свиты де Монтеспан. Слабый характер Дезиль был ей известен. Она плутовала за картами, и только Анжелика, знакомая с этими приемами еще по «Двору чудес», могла уследить за ее проделками.
– Вот мы и приехали! – воскликнула девушка, высунув голову из кареты.
Анжелика приказала кучеру остановиться. Из густых зарослей возле дороги вышла девочка лет двенадцати и подошла к карете. Одета она была просто, на голове был белый чепец. Девочка передала Дезиль маленький пакетик. Та, в свою очередь, шепнула ей что то и вынула кошелек. Увидев, какую сумму она отсчитала, Анжелика в изумлении подняла брови.
«Что же в этом пакетике, если он так дорого стоит?» – думала она, глядя на Дезиль, которая укладывала пакет в большую сумку. Анжелике показалось, что она различила в пакете флакон.
– Теперь мы можем вернуться, мадам, – сказала Дезиль, явно успокоившись, что так успешно справилась с поручением.
Когда карета разворачивалась, Анжелика еще раз успела взглянуть на девочку в белом чепце, которая тут же скрылась в зарослях.
«Где же я ее видела?» – с тревогой думала Анжелика.
Карета катила в Сен Жермен, и чем дальше, тем больше Анжелике казалось, что она просто обязана воспользоваться предоставившимся случаем. Неожиданно она вскрикнула.
– Что с вами, мадам?
– Ничего особенного. Просто расстегнулась булавка.
– Разрешите вам помочь?
– О, спасибо, не нужно.
Анжелика вдруг побледнела, потом так же внезапно покраснела, так как вспомнила, где видела девочку. Это была дочка ля Вуазин, та самая, что принесла корзину.
– Давайте я помогу вам, мадам, – настаивала девушка.
– Хорошо, помогите отстегнуть застежку на юбке.
Дезиль выполнила просьбу, и Анжелика поблагодарила ее за помощь.
– Вы так добры. Знаете, я просто восхищаюсь вашим искусством, ведь вы следите за нарядами Атенаис.
Девушка в ответ улыбнулась.
Анжелика подумала: «А знает ли эта девушка об адских замыслах своей хозяйки? Кто знает, может быть, она сейчас везет яд, которым мадам де Монтеспан собирается отравить мадам дю Плесси. Судьба порой шутит очень зло. Да, но что же я попусту трачу время?»
– Но больше всего я восхищаюсь вашим умением играть в карты, – продолжала Анжелика доверительным тоном. – В прошлый понедельник я видела, как вы обчистили герцога де Шолне. Бедняга теперь не скоро оправится. И где вы научились так искусно мошенничать?
Притворно сладкая улыбка мигом исчезла с лица девушки. Она побледнела, а потом покраснела.
– Что вы говорите, мадам?! Мошенничать?! Что вы, я никогда не позволила бы себе такого!
– И я тоже, дорогая моя, – резко сказала Анжелика. Она взяла руку девушки, перевернула ее ладонью вверх и стала рассматривать пальцы. – У вас такая нежная кожа на пальчиках, и вы, несомненно, пользуетесь этим. Я видела, как вы шлифовали пальцы кусочком шкурки, чтобы сделать их более чувствительными и лучше различать наколки на картах во время игры. Эти наколки такие крошечные, что только такие нежные пальчики, как у вас, могут их различить. У герцога де Шолне слишком грубые руки, чтобы он мог что нибудь заподозрить. Но мне кажется, что подозрение у него возникло…
Сразу же весь внешний лоск слетел с девушки. Ей было хорошо известно, что. при дворе самым большим позором считается шулерство при игре в карты. Герцог и так проиграл не менее тысячи ливров девушке незнатного происхождения, а если станет известно, что она плутовала, то и он не перенесет такого позора, и ей несдобровать.
Анжелика еле удержала девушку, которая хотела броситься на колени прямо в карете.
– Мадам, вы можете погубить меня!
– Встаньте. Какая мне от этого польза? Вы очень ловкая и умная мошенница. Только я одна раскусила вас. Я думаю, что вы и дальше будете выигрывать… если не вмешаюсь я…
Лицо Дезиль отражало все цвета радуги.
– Мадам, что я могу сделать для вас?
Девушка расплакалась и сквозь слезы стала рассказывать историю своей жизни. Она была незаконной дочерью какого то дворянина, имени которого не знала. Ее мать была горничной в игорном доме. Отсюда и такие познания у девушки. Атенаис, которая разбиралась в людях, взяла ее в свою свиту. И теперь девушка была при дворе, но это не могло спасти ее от привычек, усвоенных с детства. Такой привычкой была игра в карты.
– Но я ведь мошенничаю не всегда, когда я не жульничаю, то проигрываю. Я сейчас в долгах, и все, что я выиграла, придется отдать другим. А у мадам де Монтеспан я боюсь просить.
Анжелика вытащила увесистый кошелек и бросила его ей в подол. Девушка взяла его дрожащими руками, румянец снова залил ей щеки.
– Мадам, что я могу сделать для вас? – снова спросила она.
Анжелика кивнула на сумочку.
– Покажи мне, что там.
После минутного раздумья девушка вытащила бутылочку с темной жидкостью.
– Знаете ли вы, для кого предназначена эта отрава?
– Что вы имеете в виду, мадам?
– Может быть, вы этого не знаете, но я думаю, что ваша хозяйка уже два раза пыталась отравить меня. Что сможет удержать ее от третьей попытки? Ведь я узнала эту маленькую девочку, которая дала вам флакон. Это дочь ля Вуазин, колдуньи, которую я тоже хорошо знаю.
– Мадам де Монтеспан приказала съездить за снадобьем, приготовленным колдуньей, но мне вовсе не было известно, для кого оно предназначено.
– Я думаю, что скоро мы это узнаем, – резко сказала Анжелика, – ибо я рассчитываю на вас. Думаю, что вы предупредите меня об опасностях, которые будут мне грозить. Держите уши и глаза открытыми и сообщайте мне все, что станет вам известно.
Анжелика крутила флакон в руке. Девушка робко протянула руку, чтобы взять его.
– Нет, – сказала Анжелика, – пусть он лучше будет у меня.
– Мадам! Сначала я почти ничего не могла понять. Но мало помалу моя хозяйка распалилась и повысила голос: и вот тут то я услышала: «Или эта женщина колдунья, или ля Вуазин дурачит нас. Все наши попытки потерпели неудачу. Кто то ее, наверное, предупреждает. Но кто? Этому нужно положить конец. Вы пойдете к ля Вуазин и поговорите с ней. Я и так много ей плачу. Или она сделает то, что надо, или сама поплатится за все. Сейчас я напишу ей». Она села за бюро, написала записку и отдала ее Дюшесу. «Дадите ей прочесть, пусть она поймет, как я зла. Потом тут же сожгите записку. И не уходите оттуда, пока она не даст вам требуемого. Подождите, у меня есть платок, принадлежащий той, о ком мы говорили. Мне отдал его паж, он думал, что это мой. Но у меня нет связи ни с одной девушкой из ее прислуги после того, как она выгнала Терезу. И вообще, она какая то странная женщина. И что только нашел в ней король?» Несомненно, она говорила о вас, мадам.
– Я тоже так думаю. И когда же Дюшес встретится с ля Вуазин?
– Сегодня ночью.
– Где и во сколько?
– В полночь в таверне «Золотой рог».
– Хорошо, вы во многом помогли мне. Теперь я на время позабуду о ваших пальчиках. Ну вот мы и в Сен Жермене. Я бы не хотела, чтобы кто нибудь видел нас вместе. Приведите себя в порядок. Потрудитесь хорошенько, вы выглядите ужасно.
Мадемуазель поспешно привела себя в порядок. Бормоча слова благодарности, она выскочила из кареты и скрылась.
– В Париж! – крикнула Анжелика кучеру, высунувшись из окна кареты.

***

Переодевшись в грубую одежду и, спрятав под черный платок волосы, Анжелика стала похожа на женщину из лавки. Она позвала Мальбрана. Еще раньше она вызвала его из Сен Клу, хотя понимала, что подвергает Флоримона риску, оставляя его только на попечении аббата.
Мальбран, войдя в комнату, удивился, увидев там женщину из простонародья, но еще больше он удивился, узнав в ней мадам дю Плесси.
– Мальбран, я хочу, чтобы вы сопровождали меня.
– Вы и так неузнаваемы, сударыня.
– Там, куда я направляюсь, этого будет недостаточно. Я вижу, вы при шпаге. Возьмите еще и пистолет. Разыщите Флико и ждите меня в аллее за домом. Я выйду через садовую калитку.
– Все будет исполнено, сударыня.
Немного погодя Анжелика, сидя на лошади позади Мальбрана, прибыла на окраину Сен Дени. Флико сопровождал их бегом. Они остановились у затемненной гостиницы «Три товарища».
– Оставьте лошадь здесь и дайте хозяину мелочь, чтобы он присмотрел за ней. Иначе нам не выбраться отсюда. В этой темноте лошадь может легко потеряться.
Мальбран сделал все, что приказала Анжелика, и пошел за ней. Он не задавал вопросов, лишь покусывал кончики усов да ворчал на грязь, которая не высохла даже под летним солнцем.
Было похоже, что этот район был знаком старому вояке. Наверное, в былые годы ему приходилось не раз здесь бывать. Неподалеку от того места, где они находились, стояла выкрашенная в красный цвет статуя Вечного Отца. Флико был в восторге, чувствуя себя здесь как дома.
В необычном дворце из грязи и битого щебня восседал Великий Керэ – Жанин
– Деревянный зад – в своей деревянной чашке, как на троне. Подданных у него было великое множество, и его могли бы доставить в любое место, стоило только пожелать. Но Жанин не любил суетиться. Темнота в его жилище была такой, что даже днем здесь горели масляные светильники. Деревянный зад любил вести именно такой образ жизни.
Добраться до него было нелегко. Раз двадцать посетителей останавливали люди не слишком благообразной наружности и спрашивали, какого черта им здесь надо. Флико говорил пароль, и их пропускали.
Наконец Анжелика добралась до Великого Керза. С собой у нее был увесистый кошелек, который она попыталась тут же всучить ему. Но Деревянный зад только презрительно посмотрел на нее:
– Не спеши!
– Кажется, ты не очень то рад видеть меня, Жанин? Разве я не посылаю тебе то, что должна? Разве твои слуги не приносят тебе под Новый год сочного зажаренного поросенка, индюшку и три бочонка вина на великий пост?
– Слуги, слуги! Нужны мне эти ослы! Ты думаешь, у меня нет другого дела, как хлебать твой суп и пережевывать твое мясо? Да у меня столько денег, что я могу устроить пир тогда, когда захочу. Что я частенько и делаю. А у тебя, красавица, что – мало времени, что ты так редко заходишь сюда?
Повелитель нищих и бродяг был страшно раздражен. Он считал, что Анжелика просто пренебрегает знакомством с ним. Ему вовсе не казалось странным, что придворная дама ползет по полуметровому слою грязи, да еще рискуя жизнью среди бандитов, и все только для того, чтобы повидать его. Что ж, среди монархов такое возможно. Он был королем отверженных и знал своих подданных.
– Мы могли бы договориться с ля Рейни, если бы вы помогли нам. На кой черт он окружил нас полицейскими? Кому понравится быть в окружении полиции? Полиция нужна лишь для богатых дураков. Нам ведь приходится туго. Как нам жить дальше, что нам уготовано? Тюрьма… веревка… галеры? Он хочет нас извести, проклятый ля Рейни!
Жанин искренне горевал. «Двор чудес» доживает свои последние дни с тех пор, как ля Рейни стал лейтенантом полиции и распорядился поставить фонари на всех улицах Парижа.
– А это кто? – вдруг спросил Жанин, указывая черенком курительной трубки на Мальбрана.
– Друг. Ты можешь доверять ему. Его зовут «Точный удар». Ему отведена главная роль в том небольшом спектакле, который я собираюсь разыграть. Но его одного не хватит, нужны еще три четыре человека.
– Те, которые знают, как играть… со шпагой или с дубинкой? Таких можно отыскать.
Анжелика поделилась с ним планом. Человек, который принес письмо колдунье ля Вуазин, встретит ее в кабачке. Они подождут, пока встреча закончится. А затем, когда этот человек выйдет, наши люди схватят его и…
– И р раз! – Деревянный зад схватил себя рукой за горло.
– Нет, нет! Не надо крови. Мне нужно просто допросить его. Мальбран возьмет это на себя.
Проникнуть в дом ля Вуазин для бродяг не составляло труда. Они имели сообщников в ее собственном доме. Пикар был ее лакеем, а ее дочь была любовницей Коссака. С их помощью Жан фонарщик легко может проникнуть к ля Вуазин. Несмотря на то, что колдунья имела доступ в широкое общество, одной ногой она стояла на «дне Парижа». Она понимала, как полезна дружба с Великим Керзом.
– Но ее то не нужно выдавать? – обратил к Анжелике понимающий взгляд Великий Керз. – Мы не доносчики. Предателям – смерть! Власть отверженных вечна! – прорычал он. – И ля Рейни не уничтожит нас! В отбросах всегда остается росток жизни!
Анжелика плотнее запахнула плащ, она ощущала какую то слабость. В тусклом свете масленых светильников лицо Великого Керза под шляпой со страусовыми перьями, казалось, было отмечено печатью Каина. Бородатые красные рожи окружали его со всех сторон, и лишь бледное изнуренное лицо Жана фонарщика выделялось на этом фоне.
Анжелика знала многих бродяг, столпившихся возле Деревянного зада. Пьяница, Крысиная отрава, Испанец и еще несколько, чьи клички она уже позабывала. А вот и новичок по прозвищу «Череп». Свою кличку он получил за обезображенное лицо – монахи из Братства Святого Причастия вырезали ему губы за богохульство, и его зубы торчали наружу.
Но Анжелика дрожала не от страха, так как знала правила игры, да и не впервые уже прибегала к помощи этого отвратительного мира.
Отверженные никогда не прощали измены и никогда не выдавали сообщников. На самом верху или на самом «дне» «братья» всегда могли рассчитывать на бродяг. Если они бедны, то могли получить миску супа, а если богаты, то им помогали шпагой, кинжалом или дубинкой. И эта связь была прочной, примером чему являлся Баркароль, Деревянный зад не распрощался с ним. Анжелика не боялась их. Их волчья жестокость страшила ее гораздо меньше, чем дружба некоторых лиц из высшего общества.
Услышав громоподобный голос Великого Керза, она припоминала ласковые слова, полные тайного смысла и высказанные при различных обстоятельствах. Анжелика чувствовала головокружение, как будто стояла на краю пропасти, куда толкал ее злой рок.

***

Придя домой, Анжелика сразу же уселась за бюро. Ей ничего больше не оставалось, как только ждать и стараться поменьше думать о том, что произойдет в трактире «Три товарища».
Около десяти часов пришел Мальбран. На его лице была серая маска, закутан он был в такой же серый плащ. Анжелика говорила с ним тихо и спокойно, будто кто то мог подслушать в этой милой ей комнате, где она не так давно занималась любовью с Ракоци.
– Так же, как и я, вы хорошо знаете, какие сведения я хочу получить от Дюшеса. Поэтому то я и выбрала вас. Пусть он подробно расскажет о планах той женщины, которая его послала. Пусть назовет имена людей, которые хотят отравить мне жизнь и меня саму, но самое главное – добудьте письмо. Наблюдайте за окном гостиницы. Если Жану не удастся стащить записку, врывайтесь в дом с вашими людьми. Попытайтесь добыть и ту жидкость, которую ля Вуазин приготовила для передачи Дюшесу.
Итак, Анжелике осталось только ждать, и она ждала.

***

Через два часа после полуночи она услышала легкий щелчок и тяжелые шаги в вестибюле. Вошел Мальбран и разложил на столе несколько предметов. Она увидела носовой платок, бутылочку, сумку и записку. Мадам де Монтеспан писала ужасные вещи. Ее слова просто потрясли Анжелику.
«Вы обманули меня. Эта особа жива, а привязанность короля к ней растет с каждым днем. Ваши обещания не стоят тех денег, что я плачу вам, – больше тысячи экю. И это за те снадобья, которые не приносят мне ни любви одного, ни смерти другой. Подумайте, ведь я могу сильно, подорвать вашу репутацию, и весь двор отвернется от вас. И горе вам, если счастье не улыбнется мне и на этот раз!»
– Ха! Чудесно! – воскликнула Анжелика. – На этот раз счастье улыбнется нам… мне!
На краешке записки она заметила красное пятно, которое постепенно бурело. Анжелика коснулась его пальцем и почувствовала, что оно влажное. Она тут же позабыла обо всем и посмотрела на Мальбрана.
– Что с Дюшесом? Что вы сделали с ним? Где он?
Мальбран отвернулся.
– Если течение достаточно сильное, то он уже в море.
– Что вы сделали, Мальбран! Я же говорила, что не хочу крови!
– От трупа лучше избавиться, прежде чем он завоняет… Сударыня, выслушайте меня. То, что я собираюсь сказать, может показаться странным в устах такого непригодного ни к чему старика, как я. Но я очень люблю вашего сына. Всю свою жизнь я только и знал, что делал глупости. Я разбираюсь только в оружии и совсем не умею заботиться о своем кошельке. Я постарел, тело мое одряхлело, и мадам де Шуази однажды сказала мне: «Мальбран, что бы вы сказали, если бы вам поручили двух мальчиков из благородной семьи, чтобы вы научили их владеть оружием?» И я сказал себе: «А почему бы и нет?» Вот так я попал к вам, мадам, и стал воспитывать ваших детей. Может быть, и у меня есть дети, но я об этом никогда не думал. Вот Флоримон – это другое дело. Сомневаюсь, чтобы вы знали его лучше, чем я, хотя вы и родная его мать. Этот мальчик рожден быть со шпагой в руках. И когда такой старик, как я, видит силу и талант, то ему становится приятно. И только теперь я начинаю думать о том, что впустую прожил жизнь, и что я очень одинок. В этом малыше я вижу и своего сына, которого, быть может, у меня никогда не было и которого я так и не смог научить искусству фехтования. Вам этого не понять, мадам. А Дюшес… он ведь хотел убить Флоримона.
Анжелика закрыла глаза, так ей было дурно.
– До сих пор, – продолжал Мальбран, – не было достаточной определенности. Теперь все стало на свои места. Он сознался, когда ему стали поджаривать пятки: «Да, я хотел избавиться от этой маленькой вши, – говорил он, – он скомпрометировал меня в глазах короля! Он разрушил все мои надежды!»
– Так это правда, что он подсыпал порошок в кубок короля?
– Ему приказала это делать любовница короля. Все это чистая правда. И он угрожал убить Флоримона. Это он подсыпал отраву в шербет, который предназначался вам. И Монтеспан ездила к ля Вуазин, чтобы найти способ разделаться с вами. Карапорт, один из слуг короля, был их сообщником. Именно он послал малыша на кухню с поручением и посоветовал бежать по лестнице Дианы, прямо по лесам.
Мальбран замолчал и вытер лицо.
– Я должен был избавиться от этой падали, – продолжал он глухим голосом.
– Мои помощники превосходно справились со своими обязанностями. Жан фонарщик договорился со слугой ля Вуазин, что он будет вместо него нести факел. Он притворился глухонемым, и поэтому она взяла его на встречу с Дюшесом. Все шло по плачу. Мы ждали снаружи. Вскоре я увидел, что у ля Вуазин и Дюшеса что то не ладится. Они не могли найти письма. Затем началась потеха. Ля Вуазин ушла, она даже не потребовала положенной платы. Жан фонарщик ради шутки пошел провожать ее домой. Мы же занялись Дюшесом. И, надо сказать, нам пришлось повозиться. В конце концов мы схватили его, отобрали шпагу, платок, бутылочку, коробочку с порошком и вырвали у него те самые тайны, о которых я уже вам рассказал.
– Превосходно! – Анжелика выдвинула ящичек бюро и вынула кошелек с золотом. – Это вам, Мальбран. Вы славно потрудились.
Мальбран отвел ее руку.
– Я никогда не отказываюсь от денег. Благодарю вас, сударыня. Но поверьте мне, я поклялся, что совершу это бесплатно. Я поклялся отомстить за вас.
– Благодарю вас, Мальбран. Завтра вы отправитесь в Сен Дени, а потом обратно в Сен Клу. Я хочу, чтобы вы и дальше были с Флоримоном. А теперь прощайте! Спокойной ночи!

Глава 28

Анжелика провела в Париже три дня, улаживая кое какие дела с Кольбером. После встречи с ним она возвращалась поздно вечером домой. Прямо перед дверями отеля дю Ботрэн она увидела прихрамывающего нищего. Это был Черный Хлеб.
– Поезжай в Сен Клу! – хрипло прокричал он.
Она попыталась открыть дверь, но он опередил ее.
– Поезжай в Сен Клу! Там кое что происходит. Я только что оттуда. Сегодня ночью там будут развлекаться. Поезжай…
– Но меня никто не приглашал в Сен Клу, Черный Хлеб!
– Там будет еще одна неприглашенная особа… смерть… И именно в ее честь там устраивают вечеринку. Посмотришь сама…
Анжелика немедленно вспомнила о Флоримоне. Кровь застыла у нее в жилах.
– Что тебе известно?
Но старый бродяга уже исчез.
Анжелика приказала кучеру немедленно гнать лошадей в Сен Клу. Кучер у нее был новый, раньше он служил у герцогини де Шеврез и отличался более философским складом ума, чем его предшественник. Поэтому то он и осмелился заметить хозяйке, что путешествие по лесу в такой час небезопасно.
Не выходя из кареты, Анжелика приказала разбудить трех лакеев и управляющего Роджера. Те вооружились, и, сопровождаемая верховыми, карета двинулась к воротам Сен Оноре к выезду из Парижа. Цоканье копыт разносилось по безлюдным дорожкам парка. Нервы Анжелики были напряжены, и каждый звук раздражал ее. Она заткнула уши пальцами.
Вскоре они подкатили к загородному дому герцога Орлеанского. Тут уже стояло множество карет, а ворота были широко открыты. Здесь что то происходило, но это не было похоже на празднество.
Дрожа от волнения, Анжелика выскочила из кареты и почти бегом направилась ко входу. Но ее никто не встретил, не было даже слуг, которые взяли бы у нее плащ.
В фойе было множество людей, прохаживающихся и почему то беседующих шепотом. Здесь Анжелика увидела леди Гордон.
– Что здесь происходит?
Шотландка сделала неопределенный жест рукой:
– Мадам умирает, – и скрылась за занавесью.
Анжелика схватила за руку проходившего мимо лакея.
– Мадам умирает? Но это непостижимо. Еще вчера она чувствовала себя превосходно. Я сама видела, как она танцевала в Версале.
– И сегодня еще в четыре часа ее высочество весело шутила и смеялась. Потом налила себе чашечку кофе и тут же почувствовала себя плохо.
Мадам Деборн, одна из фрейлин принцессы, лежала на софе, сжимая в руках флакончик с нюхательной солью.
– Это уже шестой раз сегодня, бедная женщина, – сказала мадам де Гамаш.
– А в чем дело? – спросила Анжелика. – Она тоже выпила кофе из той чашечки?
– Нет, ее обвиняют в том, что она допустила это.
Постепенно приходя в себя, мадам Деборн вновь принялась кричать.
– Возьмите, себя в руки, – обратилась к ней мадам де Гамаш. – Вы вовсе не виновны в этом. Вспомните, кипятили ли вы воду? Я принесла ее сюда, а мадам Гордон подала ей кофе в ее любимой чашечке…
Но потерявшая над собой контроль фрейлина, ничего не слушая, плакала и кричала:
– Мадам умирает!
– Это мы уже знаем, – сказала Анжелика. – А пригласили ли вы к Мадам доктора?
– Все они там, – вздохнула мадам Деборн. – Даже король своего прислал. Уже все здесь собрались. Мадемуазель де Монпансье…
– Ради бога! – прервала ее мадам де Гамаш.
Похоже, что и она поддалась истерике.
В это время из апартаментов Мадам вышел Филипп Орлеанский вместе с мадемуазель де Монпансье.
– Кузен, – говорила она сурово, – вы же понимаете, что Мадам умирает. Помолитесь богу.
– Ее исповедник еще здесь, – запротестовал Филипп. Он постоянно поправлял складки своего жабо.
– Бедняжка Мадам… – вздохнула Великая Мадемуазель. Тут она заметила Анжелику и кивком подозвала ее к себе. – Если бы вы только знали, что здесь происходит! Все эти люди толпятся вокруг Мадам, болтают и кривляются, будто играют в плохой пьесе.
– Успокойтесь, кузина, – выразительно сказал герцог Орлеанский. – Лучше давайте подумаем, кто бы мог исповедовать ее.
– Я знаю – отец Боссюэ. Мадам любила беседовать с ним, и кроме того, он духовный наставник дофина.
– Но у него чертовски скверный характер, – хмыкнул брат короля. – Зовите его, если хотите, но я удаляюсь отсюда. Я уже попрощался с Мадам.
Он резко повернулся на высоких каблуках и направился к выходу. Его свита последовала за ним.
Флоримон, который тоже был там, увидел Анжелику и подбежал к ней, чтобы поцеловать руку.
– Какое несчастье, правда, мама? Ведь Мадам отравили…
– Ради всего святого, Флоримон, не говори больше об отравлениях.
– Но ее действительно отравили. Я это знаю. Все так говорят, и я сам там был. Монсеньор собирался отправиться в Париж, и мы были с ним во внутреннем дворике. Тут приехала мадам де Мекленбург. Монсеньор приветствовал ее и направился с ней к Мадам. И в это самое время леди Гордон подала ей чашечку кофе, которое она всегда пьет в это время. Как только она его выпила, она тут же схватилась за бок и простонала: «Как больно! Какой ужас, я не могу терпеть!» На ее розовых щеках появилась смертельная бледность. Она закричала: «Помогите! Я больше не могу!» – и вся изогнулась. Я сам это видел.
– Паж говорит правду, – подтвердила одна из молодых фрейлин. – Как только Мадам добралась до постели, она сказала нам, что ее отравили, и попросила достать какое нибудь противоядие. Ей принесли немного змеиного яда, но боль, вместо того, чтобы утихнуть, разгоралась с новой силой. Должно быть, ей подсыпали какую то редкую отраву.
Великая Мадемуазель возмутилась.
– Не говорите глупостей! Кому нужно было отравить такую милую женщину, как Мадам? У нее нет врагов.
Все замолчали, но тем не менее мысль об отравлении не покидала всех собравшихся, включая и мадемуазель де Монпансье.
В комнате принцессы возникла какая то суматоха, и внимание всех собравшихся обратилось туда. Из комнаты вышел король, сопровождаемый докторами. За ним шла королева, поминутно прижимая платочек к глазам. За ними шла графиня де Суассон, затем мадемуазель де Лавальер, мадам де Монтеспан и мадемуазель де Монпансье.
Король, заметив Анжелику, приостановился. Затем под взглядами придворных взял ее под руку и повел к алькову.
– Моя родственница умирает, – сказал он. Его лицо выражало неподдельную скорбь.
– Неужели нет никакой надежды, сир? А что говорят доктора?
– Сначала они говорили, что это временное недомогание. А теперь, кажется, и сами растерялись.
– Но как это могло случиться? У Мадам было прекрасное здоровье. Недавно она вернулась из Англии и была так счастлива…
И тут король так внимательно посмотрел на Анжелику, словно его осенила какая то догадка. Он наклонил голову, не зная, что сказать. Ей захотелось взять его за руку, но она не посмела.
– Я прошу вашей любви, Анжелика, – прошептал он. – Оставайтесь здесь, пока все не кончится, а потом приезжайте в Версаль. Мне нужен ваш совет. Вы ведь приедете ко мне? Вы мне нужны… моя дорогая.
– Я приеду, сир.
Король тяжело вздохнул.
– А теперь я должен уйти. Королям нельзя долго смотреть на смерть. Таковы законы. Когда я сам буду умирать, вся моя семья уйдет из дворца, и я останусь совсем один… Я очень рад, что с Мадам сейчас отец Фейе. А вот и месье Боссюэ. Мадам будет очень рада ему.
Он подошел к епископу и на минуту задержал его разговором. Затем королевская семья удалилась, и Боссюэ прошел к умирающей. Снаружи доносились звуки хлопающих дверей карет и цоканье копыт по мостовой.
Анжелика уселась на лавочку. Флоримон как угорелый носился взад и вперед. Он подошел к матери и рассказал, что монсеньор пошел спать и тут же заснул. Перед самой полночью к Анжелике подошла мадам де Фейе и сказала, что Мадам известно о ее присутствии здесь и она просит ее пройти к ней.
В комнате было полно народу, но присутствие Боссюэ и отца Фейе накладывало на все какой то отпечаток. Все говорили шепотом. Оба священнослужителя отошли от изголовья кровати и уступили место Анжелике.
Вначале ей показалось, что в постели лежит кто то другой, так изменилась Мадам. Ее щеки ввалились, нос заострился. Под глазами были темные круги, а все лицо искажено агонией.
– Мадам, – прошептала Анжелика. – Боже, как вы страдаете! Я не могу без боли видеть ваши мучения.
– Как вы добры. Все говорят, что я преувеличиваю свои страдания. А у меня такие боли, что не будь я доброй христианкой, я бы скорее покончила с собой, чем стала бы терпеть такие муки.
Она задыхалась, но продолжала говорить:
– Мадам дю Плесси, я очень рада, что вы пришли. Я не забываю о своем долге. Я привезла из Англии…
Она слегка кивнула головой Монтегю, королевскому посланнику из Англии, чтобы тот подошел поближе. Принцесса заговорила с ним по английски, но Анжелика разобрала, что она дает распоряжение выплатить три тысячи пистолей, которые задолжала. Посол был подавлен, ибо знал, каким горем явится известие о смерти любимой сестры для его повелителя – Карла II. Он решил спросить умирающую женщину, не подозревает ли она кого нибудь, ибо он совершенно четко слышал слово «яд», которое звучит одинаково и по французски, и по английски. Но тут поспешил вмешаться отец Фейе:
– Мадам, не надо никого обвинять! Все в руках божьих.
Принцесса кивнула головой. Она закрыла глаза и долго молчала. Анжелика уже было двинулась к выходу, но холодная, как лед, рука Генриетты Английской цепко взяла ее за запястье. Мадам открыла глаза, и Анжелика с удивлением заметила, что в них светились спокойствие и мудрость.
– Здесь был король, – сказала Мадам, – с ним были мадам де Суассон, мадемуазель де Лавальер, мадам де Монтеспан…
– Я знаю об этом, – сказала Анжелика.
Мадам замолчала и внимательно посмотрела на нее. Анжелика неожиданно вспомнила, что и Мадам любила короля. Их флирт зашел так далеко, что возбудил подозрение королевы матери, которая была тогда еще жива. И тогда они решили отвести от себя подозрения, воспользовавшись, как ширмой, одной из фрейлин. Ею оказалась Луиза де Лавальер. Так надменная принцесса была свергнута своей скромной фрейлиной.
Гордость Мадам не позволяла ей жаловаться никому, кроме мадам де Монтеспан. И вот та, в свою очередь, заняла это место. Теперь же возле смертного одра собрались все три любовницы – две бывшие и одна настоящая.
– Да… – мягко сказала Анжелика и улыбнулась.
Отставка не сделала Мадам мстительной и злой, напротив, она всегда была доброй, отзывчивой и мудрой. Пожалуй, даже чересчур мудрой. И вот она умирает, окруженная враждебностью или, в лучшем случае, равнодушием.
Глаза Мадам потускнели. Чуть слышным голосом она прошептала:
– Как бы мне хотелось, чтобы он полюбил вас… потому что… – она не смогла закончить фразу. Руки ее безжизненно вытянулись вдоль туловища.
Анжелика вышла и направилась к скамейке. Усевшись, она принялась усердно молиться. Часа в два ночи из комнаты принцессы вышел Боссюэ и сел рядом с Анжеликой. Он был голоден, и лакей принес им по чашке шоколада.
Флоримон, снующий везде, как ласточка, подбежал к матери и прошептал, что Мадам испускает последние вздохи. Боссюэ молча поставил чашку и пошел в комнату принцессы, И тут же оттуда вышла заплаканная леди Гордон.
– Мадам скончалась!

***

Помня о данном королю обещании, Анжелика решила отправиться в Версаль. Она подумывала взять с собой Флоримона, чтобы избавить его от тягостных хлопот, связанных с похоронами. Она нашла его в фойе, сидящим на каком то сундуке и держащим за руку девочку лет девяти.
– Это маленькая Мадемуазель, – объяснил он матери. – Никому нет дела до нее, и я решил составить ей компанию. Она еще не поняла, что ее мать умерла. А когда поймет, то это будет большим ударом для нее, и она будет горько плакать. Я должен побыть с ней и успокоить ее.
Анжелика ласково потрепала его вьющиеся волосы. Со слезами на глазах поцеловала она маленькую принцессу, которая не была расстроена потерей матери. Ведь она очень мало знала ее, а та, в свою очередь, мало уделяла внимания дочери.

***

Экипаж катил в Версаль. Анжелика приказала кучеру гнать, не жалея лошадей. Когда они прибыли во дворец, была еще ночь. Ее провели в комнату, где ее ждал король.
– Ну как?
– Все кончено. Мадам умерла…
Он склонил голову, пытаясь скрыть свои чувства.
– Так вы полагаете, что ее отравили?
Анжелика сделала неопределенный жест рукой.
– Все так говорят.
– У вас светлая голова, – произнес король. – Скажите, что вы об этом думаете?
– Мадам уже давно боялась, что ее отравят. Она говорила мне об этом.
– Значит, она боялась, что ее отравят. Она называла имена?
– Она знала, что шевалье де Лоррен ненавидит ее и никогда не простит ей своей ссылки.
– Кто еще? Говорите! Если не скажете вы, то кто еще посмеет сказать?
– Мадам говорила, что монсеньор не однажды грозил ей, когда приходил в ярость.
Король тяжело вздохнул.
– Если мой брат… – он поднял голову. – Я приказал привести Морелли – главного дворецкого в Сен Клу. И я хочу, чтобы вы послушали этот разговор, но так, чтобы вас не видели. Спрячьтесь за эту занавесь.
Анжелика скрылась.
Дверь открылась, и вошел Морелли в сопровождении Бонтана и лейтенанта дворцовой охраны. Морелли был тучный мужчина, достаточно надменный, хотя его профессии больше бы шла угодливость. Несмотря на арест, он сохранял спокойствие.
Король дал знак лейтенанту удалиться.
– Слушайте меня внимательно, – мрачно сказал он дворецкому. – Вам будет дарована жизнь, если вы будете говорить правду.
– Сир, я буду говорить только правду.
– Не забудьте этого обещания. Если вы солжете, вас будут пытать.
– Сир, – спокойно сказал Морелли, – после ваших слов нужно быть круглым идиотом, чтобы лгать. – Хорошо. Тогда отвечайте: Мадам отравили?
– Да, сир.
– Кто?
– Маркиз де Эфиат и я.
– Кто поручил вам это страшное дело? Кто дал яд?
– Шевалье де Лоррен – главный вдохновитель и организатор заговора. Он прислал нам из Рима составные части ядовитого снадобья, которое я приготовил, а маркиз де Эфиат положил в напиток ее высочества.
Голос короля внезапно ослаб.
– А что мой брат? – спросил он, пытаясь совладать с собой. – Знал ли он о готовящемся преступлении?
– Нет, сир.
– И вы можете поклясться в этом?
– Сир, клянусь всевышним, что виновны только я и маркиз де Эфиат. Монсеньор ничего не знал… мы не могли сказать ему об этом… он бы разоблачил нас…
Людовик облегченно вздохнул.
– Вот и все, что я хотел узнать. А теперь уходите, негодяй! Я обещал вам жизнь, но вы должны покинуть королевство. А если вы когда нибудь решитесь пересечь границу Франции, вас казнят.
Морелли и Бонтан удалились. Король встал из за стола.
– Анжелика! – позвал он. Это был голос раненого, взывающего о помощи.
Анжелика чуть ли не бегом устремилась к нему. Он крепко прижал ее к груди, будто хотел задушить в объятиях. Она почувствовала, как он прижался лбом к ее плечу.
– Анжелика, ангел мой!
– Я с вами, сир…
– Что за страшное дело… – бормотал он. – Что за низкое вероломство. Подлые души!
Он еще не знал всей истины. Но такой день настанет, и он скажет, что жил среди целого моря бесстыдства и преступлений.
– Не оставляйте меня одного…
– Я с вами.
Наконец до него дошел смысл ее слов. Он поднял голову и долго, не отрываясь, смотрел на нее. Затем робко спросил:
– Вы говорите правду, Анжелика? Теперь вы никогда не покинете меня?
– Нет.
– И станете моим верным другом? Вы будете моей?
Она кивнула в ответ. Он осторожно коснулся руками ее лица.
– Вы говорите правду… – повторил он. – О, это… – он тщетно пытался найти нужное слово.
Король крепко стиснул ее в порыве страсти. Анжелика почувствовала, как его сила вливается в нее, и ей показалось, что их связь возвысит их над всем миром.
Бонтан постучал в дверь.
– Сир, уже пора.
Анжелика попыталась освободиться из его объятий, но король крепко держал ее.
– Сир, уже пора, – как эхо, повторила она.
– Да, мне снова пора стать королем. Но я так боюсь, что если выпущу вас, то потеряю снова.
Она покачала головой, на лице ее появилась печальная улыбка. Она очень устала, глаза закрывались сами собой после бессонной ночи.
– Я вас люблю! – воскликнул король. – О, как я вас люблю, ангел мой! Никогда не покидайте меня!